Текст книги "Во власти обольстителя"

Глава 7

После затяжного старта мисс Ханикоут наконец стала оправдывать работой свое содержание. Подумать только, последний раз его светлость видел ее, когда она не торопясь наслаждалась чаем в компании его сестер. Но уже через три дня Оливия и Роуз начали говорить о потрясающей работоспособности портнихи. Если верить экономке, мисс Ханикоут спала совсем мало и без напоминания не делала перерывов на еду. Оливия восторгалась эскизами нарядов, выполненными портнихой, как будто та была гениальной художницей. Прямо-таки сам Гейнсборо[2]2
  Гейнсборо, Томас (Gainsborough T.) – знаменитый английский живописец, график, портретист и пейзажист (1727–1788).


[Закрыть], только с иголкой в руках. Но главное то, что Роуз, обладавшая поразительной проницательностью по части людских характеров, испытывала к Аннабелл полное душевное расположение.

Надо же, Аннабелл…

У вымогательницы, превратившейся в портниху, оказывается, имелось имя. Оливия даже заявила, что, поскольку они втроем проведут вместе месяцы, им нужно держаться друг с другом менее формально.

Оуэн заворчал про себя. Ему было абсолютно наплевать на то, как ее зовет Оливия. Для него она была мисс Ханикоут. А еще лучше – просто портниха. И навсегда такой останется.

Необычное желание поцеловать ее, когда он увидел ее спящей, было не более чем эксцентричной аберрацией. Любовница бросила герцога два месяца назад, а он устал от нее за три месяца их связи. Ему трудно было объяснить почему. Наверное, потому, что ей все время страшно хотелось угодить ему. Ей не хватало силы духа и… подлинности, что ли. Друзья были уверены, что он сошел с ума.

Может, они и правы.

То, что мисс Ханикоут привлекательна, застало Оуэна врасплох. Это было подобно тому, как ничем не примечательный стебелек в чьем-нибудь саду вдруг расцветает редкостным цветком. Поначалу это очень интересно, но потом чувство новизны притупляется и красивый цветок становится одним из многих. Да, его физически потянуло к портнихе, но совершенно ясно, что это произошло из-за нехватки секса, сна и, возможно, неспособности мыслить трезво.

Оуэн отвернулся от окна и подошел к письменному столу красного дерева. Выдвинув верхний ящик, вынул оттуда небольшой сверток и положил на поверхность стола.

– Деннисон! – крикнул он.

Дворецкий появился тут же, но порога кабинета не переступил.

– Да, ваша светлость?

– Передайте мисс Ханикоут, что я хочу немедленно видеть ее.

– Пригласить ее в гостиную, сэр?

Оуэн смерил дворецкого взглядом. Либо Деннисон пытается избавить мисс Ханикоут от необходимости заходить в кабинет, где случилось то, о чем нельзя упоминать, либо считает, что назначить встречу в гостиной было бы более вежливым по отношению к ней. Судя по всему, весь дом считает ее наивной молоденькой мисс, в то время как она – шантажистка.

– Я не в гостиной, Деннисон. Я здесь!

Брови дворецкого взлетели минимум на дюйм, и он заторопился прочь.

Оуэн получил очки Аннабелл из ремонта, и теперь она сможет рассмотреть все как следует, когда будет подшивать то, что подшивают, кромсать то, что кромсают, или чем там еще занимаются портнихи? Он не позволит одной из своих работниц выполнять обязанности с лопнувшими линзами на носу. Хантфорду было очень неприятно – пусть даже никто не знает, – что это именно он растоптал очки.

Он не нуждался в признательности мисс Ханикоут. Ему просто хотелось, чтобы она могла без помех делать свою работу.

Мисс Ханикоут пришла все в том же проклятом чепце. Просто ужас какой-то!

Однако щеки ее приятно округлились – не то что раньше. Черты лица стали мягче, серые глаза заблестели. Отвратительное коричневое платье сменилось на неприглядное зеленое, которое, впрочем, было немногим лучше предыдущего, но кое-что изменило в положительную сторону. По крайней мере теперь можно было сказать, что у мисс Ханикоут есть фигура. Ее грудь, хоть и небольшого размера, была высокой и прелестно очерченной. Линия бедер, которые угадывались под юбками, заставила кровь его светлости быстрее бежать по жилам.

Но чепец! Это было форменное оскорбление для всех остальных чепцов, но Хантфорд решил, что не станет возмущаться и оставит все как есть. До определенного момента.

– Вы звали меня, ваша светлость?

– Заходите.

Аннабелл медленно подошла и остановилась перед письменным столом. Взяв сверток в руки, Оуэн обогнул стол и вручил его ей.

– Вот. Это для вас.

Радость и любопытство отразились на ее лице.

– Сестра прислала?

– Нет.

– Тогда кто?

– Никто.

Девушка с сомнением посмотрела на него.

– «Никто» прислал мне пакет?

Только у нее обычный пакет мог вызвать такую подозрительность.

– Просто вскройте его, и все поймете.

Аннабелл, развязав бечевку, развернула бумагу.

– Очки, – сказала она и принялась хмуро разглядывать их, словно русалка, которой вдруг подарили домашние туфли.

– Я рассчитывал, что вы обрадуетесь, получив свои очки назад.

Аннабелл недоверчиво покачала головой:

– Это не мои очки. Мои были больше, в круглой оправе, а эти в овальной. Не знаю, чьи они, но только не мои. – Она протянула очки герцогу и направилась к двери.

– Подождите.

Резко остановившись, Аннабелл развернулась к нему лицом.

Оуэн запустил пятерню в волосы.

– Я взял ваши старые очки и отдал их в починку, но ювелир сказал, что починить их не сможет.

– Взяли? Вы не имели права! – Она уперла кулаки в бока. – Я хочу, чтобы вы их мне вернули.

Вот дьявол! Все обернулось катастрофой. Древний и безотказный мужской инстинкт подсказал ему, что сейчас разразится сцена, поэтому, подойдя к двери, Оуэн захлопнул ее и вернулся назад.

– Ваши старые очки не подлежали ремонту. Их больше нет. Все! – Неожиданно он снова ощутил себя великаном-людоедом. Ему пришло в голову, что такое происходит всегда с теми, кто пытается сделать что-нибудь доброе для криминальной личности с непомерно раздутым чувством гордости.

– Что значит «больше нет»? – Ее голос зазвенел на пределе. – Мне сделал их отец!

Оуэн вспомнил, что ее отец умер. Ювелир предлагал герцогу забрать с собой старую оправу, но он отказался и приказал выбросить ее. У него и в мыслях не было, что об этом придется скоро пожалеть.

– Вы всерьез полагаете, что ваш отец был бы вне себя от радости, увидев вас в поломанных очках?

– Дело не в этом, – отрезала она.

Конечно, не в этом. И что теперь?

– Ювелир сказал, что эти очки будут легче и удобнее. Линзы абсолютно новые. Мне непонятно, как можно было пользоваться старыми, лопнувшими, в трещинах. Я воспользовался случаем и попросил подобрать линзы посильнее. Попробуйте надеть. – Оуэн протянул очки Аннабелл, но та сложила руки на груди.

Упрямая маленькая ведьма!

– Отлично! Тогда стойте спокойно.

Он почти не сомневался, что портниха сейчас взовьется, но в кои-то веки она его послушалась. Оуэн стал осторожно приближаться к ней, словно перед ним была необъезженная лошадь, – сбоку, растопырив руки. Два небольших шажка, и ему удалось сократить расстояние между ними.

– Примерьте их.

Аннабелл не двинулась с места, чтобы принять подношение.

– Взгляните. Видите, какие у них тонкие дужки? А какой у дужек изящный изгиб! Это чтобы удобнее было цеплять очки за уши. – Оуэн повертел очками, чтобы Аннабелл как следует рассмотрела их. – У этих линзы меньше размером, они будут вам к лицу. – Какая прелесть! Он ведет себя как приказчик в лавке.

Взгляд портнихи скользнул по очкам, выдавая любопытство.

Медленно, с опаской, Оуэн поднес их к ее лицу.

– Не шевелитесь. Мне совсем не хочется выколоть вам глаз. Это будет малоприятно.

В ответ – слабая усмешка. Хантфорд приободрился и осторожно поместил очки на переносицу вздернутого носика Аннабелл, а потом завел дужки за уши. Когда его пальцы коснулись розоватых ушных раковин Аннабелл, она отстранилась. Положив ей руки на плечи, он заставил ее остаться на месте. Свежий запах льна, чистого сукна и мыла коснулся его ноздрей. Ему не хотелось отпускать ее, но Оуэн все-таки сделал это.

– Ну и как? – спросил он.

Ее глаза поморгали за кристально чистыми линзами и потом широко открылись.

– Поразительно!

– То есть?

– Я еще никогда не видела мир с такой четкостью. Даже в моих старых очках. – Ее взгляд метнулся к окну. – На небе сплошь облака. Серые, легкие. Значит, целый день будет моросить. Это… прекрасно.

– А у меня от моросящего дождя портится настроение.

Не обращая на него внимания, она с интересом оглядела комнату.

– Ваш письменный стол просто роскошный. Я даже вижу отдельные волокна древесины. А вы знаете, что тут остались три капли голубого воска для печатей?

Он нагнулся через ее плечо, чтобы убедиться в наличии воска. Провалиться ему, если она окажется неправа!

– Впечатляюще.

Аннабелл обернулась и едва заметно вздрогнула, сообразив, что оказалась зажатой между ним и столом. Герцог и портниха смотрели друг на друга в упор. Черные зрачки глаз Аннабелл манили Оуэна, как огоньки в темной морозной ночи. Он боялся пошевелиться.

За новыми очками взгляд Аннабелл светился умом, одновременно выражая удивление. Мускулы на нежном горле пришли в движение, когда она сглотнула, а грудь подымалась и опускалась в такт дыханию. Девушка быстро опустила глаза.

Оуэн отодвинулся бы и дал бы ей больше простора – истинная правда, так бы и сделал! – если бы она не наклонилась к его груди и не принялась ее изучать.

– У вас умопомрачительный жилет. Еще бы, это ведь флёр де лис[3]3
  Ткань с геральдическими королевскими лилиями.


[Закрыть]! – Кончик ее пальца погладил парчовый узор, заставив сердце Оуэна бешено заколотиться. – Я даже различаю отдельные нити!

Он подавил в себе желание переплести их пальцы и притянуть ее к себе. Этот интерес к его жилету был чисто академическим. Портнихам свойственно обращать внимание на такие вещи.

– Вы уже видите отдельные нити? Это внушает тревогу, – усмехнулся он. – Потом вы скажете, что видите сквозь мой жилет.

Аннабелл приподняла брови.

– Они очень заметны.

Оуэн рассмеялся, в первый раз, наверное, за целый месяц.

– Теперь моя очередь. – Мисс Ханикоут широко открыла глаза, опустив руки по бокам. – Думаете, вы одна-разъединственная, кто может играть в такие игры? – Он откашлялся. – Ваша кожа нежная как… – Черт, как что? – Шелк. Да, как шелк. – Конечно, это избитая фраза, но он все равно мысленно себя поздравил. – А волосы… – Коротким движением сдернув с нее чепец, его светлость запустил его на полки позади письменного стола. Тот приземлился точнехонько на старинные часы и лихо набекрень повис на них.

Ахнув, мисс Ханикоут уставилась на Оуэна, как будто с нее сдернули корсет, а не проклятый чепец. Поскольку дороги назад не было, Хантфорд двинулся вперед напролом.

– Ваши волосы все никак не решат, какого цвета им быть, – каштановыми, рыжими или золотыми. Непостоянные, но… восхитительные.

Он вел себя глупо. Мисс Ханикоут озадаченно смотрела на его светлость, вероятно, ей в голову пришла такая же мысль. Однако на лице ее появилась смущенная улыбка, которая превратила неловкость момента в нечто, имеющее смысл.

– О, спасибо. За очки.

Оуэн заворчал. Она даже не удосужилась как следует рассмотреть злосчастную вещь. Так и не выпуская плечи мисс Ханикоут из рук, он подвел ее к зеркалу, водруженному на каминную полку.

– Ну, что скажете?

Аннабелл поморщилась.

– Они крепко сидят на носу, не то что старые. Не будут, наверное, постоянно съезжать.

Это все было не о том, черт побери!

– Они вам нравятся?

– Мне кажется, к ним надо привыкнуть. Все-таки они какие-то странные, я не права?

Странные?

– Нет! – Хантфорд подошел к Аннабелл вплотную и коснулся грудью ее спины. Их взгляды встретились в зеркале.

– Взгляните еще раз.

Мисс Ханикоут вздохнула так, словно ей было совершенно не интересно, как она выглядит. «Насколько все-таки она отличалась от других женщин! – подумал Оуэн. – Естественная, настоящая… и слишком практичная. Вплоть до вымогательства!»

– Хотите знать мое мнение?

Их взгляды снова встретились в зеркале.

– Я в любом случае его услышу.

– Вы прятались за своими старыми очками.

– Чушь! – Она развернулась и попыталась обойти его светлость, но, забыв обо всем, он опять схватил ее за плечи.

– Что вы делаете?

Хороший вопрос!

– Вот это.

И он поцеловал ее.

Теплые губы решительно нашли ее рот. Это вдруг вызвало у Аннабелл прилив внутренней дрожи. В голове стало светло и пусто. Хантфорд запустил пальцы ей в волосы, и Аннабелл услышала, как по полу застучали шпильки. Значит, развалился узел у нее на макушке.

Она стояла не дыша, или если все-таки дышала, то воздуху ей не хватало. Все было так странно! И так чудесно…

Аннабелл всегда надеялась, что дождется своего главного поцелуя. Они с Дафной подробно обсуждали данную тему и пришли к выводу, что предпочитают, чтобы это был поцелуй джентльмена доброго, ласкового и не очень настойчивого.

Сколько раз ей снилось, что ее целует вот этот нечестивый красавец герцог, у которого она только в начале этой недели попыталась выманить сорок золотых!

Ее даже взяло сомнение – вдруг она мечтает о чем-то недостижимом? Вдруг кропотливая работа над шитьем, которой она не переставая предавалась часами, затуманила ей голову? Аннабелл открыла глаза, и первое, что она увидела, был завиток черных волос, упавший его светлости на лоб.

Это был не сон.

Трудно поверить, но это был тот самый проклятый герцог, который поймал ее под мостом. Даже элегантная одежда не могла скрыть гибкую силу и бьющую через край энергию его тела. И в данный момент эта сила и энергия были сконцентрированы на единственном объекте – на ней!

Щетина на подбородке герцога колола и царапала ей щеку. Он ртом прижимался к ее рту самым интимным образом, их губы слились. У него был вкус пряного чая – слегка вяжущий и очень мужественный. Аннабелл смаковала каждое свое ощущение, как путешественник в незнакомой стране, полной новых экзотических вкусов и ароматов.

Он провел рукой по ее спине, остановился на пояснице, которую погладил круговыми движениями. Ноги у нее ослабли и как будто превратились в желе. Потом герцог снова поцеловал ее. Этот поцелуй был более настойчивым. Он заставил ее приоткрыть губы и провел по ним кончиком языка. От теплого, влажного прикосновения у Аннабелл отчаянно заколотилось сердце, и…

Аннабелл вдруг поняла, почему так много женщин, посещавших магазин миссис Смолвуд, были готовы рискнуть своей репутацией ради одного поцелуя.

И тут герцог ткнулся лбом в ее новые очки.

Аннабелл заморгала и на миг растерялась от неожиданно возникшей пелены на линзах. Какая еще метафора ее замутненного сознания могла быть более красноречивой? Господь посылает ей знак. Божественная пощечина!

– Дай-ка я их сниму, – тихо сказал герцог, берясь за дужки.

– Нет. – Почему-то Аннабелл показалось, что если она позволит ему это сделать, он попросит ее снять и другие вещи. Лучше не подвергать себя такому суровому испытанию.

– Мне кажется, – Аннабелл отступила на шаг назад, – мне пора. – Сняла очки, осторожно протерла их передником и снова надела. Сердце по-прежнему отчаянно колотилось, но когда она водрузила очки на нос, простое движение помогло ей собраться.

О Господи! Благодаря этой сцене его мнение о ней станет еще хуже. Вероятно, в глазах его светлости она из вымогательницы превратится в вымогательницу, лишенную морали. А это уже чересчур!

Хантфорд потянулся к ней, но вдруг резко остановился.

– Аннабелл, э… мисс Ханикоут, я должен извиниться за свой поступок.

Она покачала головой. Если его светлость и сделал что-то выходящее за рамки приличий, то она – тоже. От его извинения ей не станет легче.

Герцог подошел вплотную к Аннабелл, приложил ладонь к ее щеке, заставив тем самым посмотреть себе в глаза.

– Я прошу прощения за то, что поставил вас в неловкое положение. Но не за то, что поцеловал вас.

О! Такие заявления были для нее непривычны, поэтому Аннабелл попыталась вспомнить, что обычно говорила Дафна своим поклонникам в такой ситуации.

– Я… Мне льстит ваше внимание. На самом деле. Однако я должна идти. И пусть это останется между нами, – сказала она решительно. – Уверена, что очки обошлись вам недешево. Я пока не знаю, как и когда сумею расплатиться за них, но сделаю это обязательно. – Единственное, что она умела делать, это шить платья. – Может, у вас есть еще родственницы, которым нужен новый гардероб?

– У меня имеется четырнадцать чудесных тетушек в возрасте от пятидесяти девяти до восьмидесяти двух лет.

Она поморгала, удивляясь тому, как дорого стоили очки.

– Вы шутите?

Герцог усмехнулся в ответ. Конечно, он дразнил ее. Аннабелл вздохнула с облегчением.

Усмешка пропала, он нахмурился, и его черные брови сошлись на переносице.

– Вы ничего не должны мне за очки. Ведь старые сломал я.

Аннабелл приподняла брови, чтобы дать ему понять, что заметила ошибку в его логических построениях. А именно: он никогда бы не наступил на ее очки, если бы она не написала то гадкое письмо.

Резко выдохнув, Аннабелл попыталась восстановить видимость респектабельности – оглядела юбки, заправила пряди волос за уши, при этом стараясь не замечать изумленного взгляда герцога.

– Доброго вам вечера, ваша светлость, – сказала она и со всем достоинством, на которое только была способна, двинулась к двери. Преградив ей путь, герцог схватил ее руку и спрятал в своих ладонях. Потом по-мальчишески улыбнулся.

– Вам тоже доброго вечера, мисс Ханикоут. – И приложился губами к ее руке.

Аннабелл изо всех сил постаралась показать, что ей все нипочем, но на выходе из комнаты ноги у нее задрожали. До нее неожиданно дошел смысл того, что она сделала. Она целовалась со своим работодателем. Мало того, целовалась с человеком, у которого вымогала деньги. Это абсолютное, ничем не прикрытое нарушение собственных правил поведения. Торопливо шагая по коридору в направлении лестницы, она вдруг резко остановилась.

Боже милостивый, ей придется вернуться!

В ужасе Аннабелл пошла назад, туда, где разыгралась сцена с поцелуем, – в кабинет. Когда она показалась в дверях, герцог в раздумье стоял и глядел в окно. Непонятно, что она ожидала тут увидеть, но у нее стало легче на душе от того, что он, например, не бьется головой о стол, не казнит себя и не глушит джин.

Услышав покашливание, герцог обернулся и удивленно посмотрел на Аннабелл. Пожалуй, даже с выражением надежды.

– Я вернулась забрать кое-что, что принадлежит мне. – Не дожидаясь разрешения, она пересекла комнату, сдернула с часов чепец и нахлобучила его на голову.

Ей вдруг стало понятно, что ее список необходимо дополнить пунктом, который будет контролировать необычные отношения с герцогом. В первую очередь там необходимо упомянуть, что «нельзя снимать головной убор – или позволять его снять – в присутствии герцога, так как это может спровоцировать непристойное поведение обеих сторон». Да, примерно так! Она еще подумает над формулировкой.

Принципиально не глядя в сторону его светлости, она вылетела из комнаты. В очередной раз. Ей было совершенно ясно, что герцог насмехается над ней. Насмехается с первого момента их встречи.

Проблема заключалась в том, что ее это затрагивало больше, чем хотелось бы.

Глава 8

На следующий день Оуэн с грохотом катил по городу в коляске, направляясь на запланированную встречу. Он все пытался мысленно примириться с тем, что сделал. Сначала сказал себе, что поцеловал Аннабелл только потому, что испытывал к ней жалость. Но это было смехотворно. Аннабелл не принадлежала к женщинам, которых жалеют. Да и она сама никому не позволила бы этого.

Потом подумал, не соблазнила ли она его показной скромностью и тщательно замаскированным приглашением к действию. Но это тоже было нелепо. Какое может быть приглашение при таком дурацком чепце?

Можно было бы возразить, что, не имея в настоящее время любовницы, он резко снизил обычно очень высокие требования к женскому обществу. Но… нет!

Правда заключалась в том, что он воспылал к мисс Ханикоут страстью с того утра, когда они встретились. Он желал ее с того самого вечера, когда она споткнулась и упала ему на руки. Аннабелл была умной, гордой, красивой и надежной.

Дьявольски возбуждающее сочетание!

Сегодня утром его светлость вдруг обнаружил, что изобретает предлог для того, чтобы пройти мимо мастерской, в которой – он был уверен! – она сейчас находилась. Тогда-то до него дошло, что нужно выйти из дому, прогуляться. Надо срочно переключиться на занятия насущными делами – контрактами, хозяйством и состоянием финансов. Придя к такому решению, Хантфорд откинулся на бархатные подушки и провел рукой по лицу.

Может, во время встречи с Джеймсом Эверилом – своим поверенным и ближайшим другом – ему удастся уговорить его отправиться на Бонд-стрит побоксировать.

Оуэн был очень приличным бойцом. Не раз и не два дрался в тавернах, и, хотя ему редко удавалось выйти из схватки невредимым, его противники выглядели намного хуже него. Однако в боксе Оуэну трудно было сравняться с Эверилом. Что, если пара хороших ударов в голову помогут забыть Аннабелл? Или по крайней мере приведут в чувство. Эта мысль развеселила его светлость.

Коляска остановилась перед конторой Эверила на Чансери-лейн. Он поднялся по каменным ступеням, на вид старинным, и вошел в контору, в беспорядке заставленную экзотической мебелью, которую хозяин притащил с собой из путешествий в разные концы света. Поверенный сидел, склонившись над стопкой документов, и выглядел сбитым с толку, как какой-нибудь археолог, страдающий от невозможности расшифровать иероглифы.

Бросив взгляд на вошедшего, Эверил заговорил без предисловий:

– Содержание, которое ты назначил своим теткам, излишне щедрое, Хантфорд. Ты уверен, что не приписал лишний ноль или даже пару? – Он перевернул страницу так, чтобы друг смог ознакомиться с колонкой цифр.

Оуэн проверил и хмыкнул:

– Они очаровательные пожилые дамы. И знают меня с пеленок.

– Даже в этом случае содержание не может быть таким большим. – Эверил усмехнулся. – Увидев эти суммы, я подумал, что должен поднять свое жалованье.

Взяв в руки ничем не примечательную на вид вазу, Оуэн внимательно осмотрел трещину на ободке.

– Чтобы ты мог покупать еще больше дряхлой мебели и расколотых ваз?

Эверил вскочил, выхватил у него вазу и прижал к себе, как долгожданного первенца.

– Это настоящая реликвия времен Древней Греции! Я заплатил за нее почти столько же, сколько ты выложил за мерина прошлой весной.

– Ну, если у тебя такой подход к инвестициям, – сказал Оуэн, – тогда я, должно быть, душевнобольной, раз доверяю тебе ведение моих дел.

– Не то чтобы душевнобольной. Может, слегка наивен, – усмехнулся Эверил. Водрузив вазу на стопку пыльных фолиантов позади себя, он вернулся на свое место.

Оуэн хмыкнул, потом снял с предназначенного ему кресла статуэтку из белого мрамора, изображавшую божество, сидевшее в позе лотоса.

– Извините, – сказал он Будде и поставил его на пол, потом обратился к Эверилу: – Как тебе вчерашняя опера?

– Ужас! Однако моя сестра смотрела представление как загипнотизированная. Объявила себя твоей вечной должницей. Спасибо, что уступил нам свою ложу.

Оуэн поднял руку, останавливая его и радуясь, что не пошел в театр.

– Правда, мисс Старлинг была страшно недовольна, увидев нас в ложе… А тебя – нет. – Эверил насмешливо приподнял бровь. Ничего, немного позже Оуэн с удовольствием отвесит ему пару хороших оплеух. – Ее приданое прекрасным образом пополнит твои сундуки.

– Мои сундуки и так в полном порядке.

– Это, конечно, правда. Только если ты и дальше будешь платить своим теткам такое содержание…

– К дьяволу, Эверил! Просто дай мне бумаги на подпись.

Час спустя, после пары бокалов, с делами было покончено. Хантфорд ослабил узел галстука, а Эверил еще долил бренди в стаканы.

– Все, чего тебе удалось добиться за каких-то два года, – задумчиво сказал Эверил, – иначе как чудом не назовешь. Хотелось бы, чтобы другие мои клиенты относились к своим обязательствам хотя бы наполовину так же серьезно, как ты.

Оуэн мрачно глядел в свой стакан. Чтобы не иметь дел с жестокой реальностью в виде неверной жены и промотанного состояния, отец Оуэна приставил пистолет к правому виску и спустил курок. Жест самый трусливый и эгоистичный из всех возможных. Ребенком Оуэну больше всего хотелось быть таким, как отец, – разъезжать на отменных лошадях, устраивать роскошные приемы, пить дорогое бренди.

Но Оуэн стал другим. Он никогда не позволит, чтобы его семья мыкалась в нужде, никогда не будет увиливать от ответственности, которую налагает его положение.

О, как он возмущался, когда неожиданно ему на плечи свалился титул со всеми прилагающимися к нему заботами! Но уладив, в конце концов, проблемы с имуществом, он испытал удовлетворение, какого не мог себе представить. Это потребовало массы времени и энергии, но оно того стоило. Прежде всего ради сестер!

Встреча с Эверилом оказалась продуктивной, но Хантфорду все равно не удавалось выкинуть Аннабелл из головы.

Ему пришло на ум, что ее очарование – следствие таинственности, которая окружает девушку. Вот, например, мисс Старлинг – несомненная красавица, но его не тянуло к ней. На прошлой неделе Оуэну выпало несчастье сидеть рядом с этой особой на музыкальном представлении, во время которого он выяснил, что целый день она провела за вышиванием птичек на носовом платке да ходила по магазинам, выбирая новую шляпку. Мисс Старлинг ждала от него комплимента по поводу последней и дождалась. Хотя, на его взгляд, шляпка не представляла собой ничего особенного. Мисс Старлинг была такой же, как и все другие молодые мисс на рынке невест, нацеленные на то, чтобы окрутить титулованного джентльмена любыми доступными средствами.

А вот в Аннабелл присутствовала загадка, и в этом заключался ее шарм. Если он узнает о ней больше, тогда наверняка ее очарование исчезнет.

Даже ему самому эта теория показалась шаткой. Хантфорд покрутил напиток в стакане, изучая волны, которые вызвал. Аннабелл пыталась выманить из него деньги. Можно было бы поверить ее истории про стесненные семейные обстоятельства. А какие доказательства тому у него есть? Может, она элементарно солгала о состоянии своей матери, чтобы добиться его сочувствия. Небольшое расследование не повредит.

– Ты когда-нибудь слышал про доктора Конвела? – спросил он Эверила.

На лице друга появилась озабоченность.

– Твои сестры хорошо себя чувствуют? Надеюсь, они здоровы?

– С Оливией все в порядке, и с Роуз… тоже. Я спросил, потому что мать одной из служанок больна. Ее лечит доктор Конвел, поэтому мне любопытно. Э… Хочется узнать, насколько серьезно ее состояние.

Эверил подозрительно разглядывал его. И черт с ним!

– Служанка слишком часто отпрашивается, манкирует обязанностями и прочее в том же роде?

– Ничего подобного. Мне просто интересно, настолько ли сильно женщина больна, как это утверждает мисс Ханикоут?

– Мисс Ханикоут, случайно, не только молоденькая, но и хорошенькая?

Врать Эверилу не имело смысла.

– Да. Но к тому же упряма и вероломна.

Друг глубокомысленно покивал головой и соединил пальцы домиком.

– Ты собираешься завести любовницу или семью?

– Бог с тобой! Она портниха. Одевается как старая дева, которая пролежала в пыли на полке лет двадцать. Из таких не получаются герцогини.

– Значит, любовницу.

– Нет! – вскипел Оуэн. С каким наслаждением он врезал бы сейчас Эверилу, чтобы сбить с его лица самодовольное выражение. Но вместо этого встал и сказал: – Все, инквизиторский допрос закончен. Хочу съездить к моему доктору и разузнать про Конвела. Почему бы тебе не составить мне компанию? Потом побоксировали бы несколько раундов.

Эверил тоже поднялся, размял руки и посмотрел на Оуэна как на сумасшедшего.

– Ты уверен?

Оуэн кивнул на дверь.

– Так ты идешь или нет?

Аннабелл почти закончила бальное платье Оливии. Оно было из белой тафты, лиф и рукава – из бледно-голубого атласа, который подчеркивал цвет светло-зеленых глаз девушки. На рукавах спереди имелись разрезы, которые скреплялись золотыми застежками и по стилю подходили к греческой кайме. Аннабелл потом обошьет кайму золотой нитью, но сначала Оливия должна примерить платье еще раз.

Старшей из сестер как раз не было дома. Она ушла по магазинам и вернется не раньше, чем через полчаса, поэтому Аннабелл решила сходить вниз и узнать у мистера Деннисона, пришла ли почта. Два дня от Дафны не было никаких известий. Раньше Аннабелл не расставалась с родными так надолго и теперь скучала по ним. У нее вошло в привычку, приходя домой после работы, садиться возле матери и рассказывать им с Дафной о причудах клиентов магазина. Одна графиня, например, потребовала нацепить пять страусовых перьев на шляпу, или как какой-то дебютантке захотелось, чтобы к ее корсету на уровне груди изнутри пришили накладку.

Так как Аннабелл прожила в доме герцога уже пять дней, она много чего увидела и много чего узнала. Мамочке будет интересно услышать про хрустальные канделябры в холле, а Дафне – про поцелуй в герцогском кабинете. Описать канделябры, конечно, можно, но такой поцелуй… Вряд ли.

Из-за отсутствия писем Аннабелл воображала все трагедии, которые могли случиться дома. Дафна свалилась больной, или мамочке стало еще хуже, или они истратили до конца деньги, которые отправил им герцог, и теперь умрут с голоду, но не будут тревожить Аннабелл. Она отчаянно надеялась получить хоть строчку от них.

Дворецкий находился на своем обычном месте в буфетной. При виде Аннабелл седые брови поднялись, лоб собрался в гармошку.

– Мисс Ханикоут, – вежливо поприветствовал он ее. – Могу ли я вам чем-нибудь помочь?

– Добрый день, мистер Деннисон. Не могли бы вы сказать, почта уже пришла?

– Пришла. – Поднявшись со стула, он кивком головы поманил ее за собой в холл, порылся в пачке корреспонденции, сложенной на столике, и протянул ей конверт. – Мы получили это несколько минут назад.

Она посмотрела на конверт и испытала облегчение, увидев адрес, написанный почерком сестры.

– Благодарю вас. – Зажав письмо в руке, Аннабелл заторопилась к себе, чтобы наедине прочитать письмо. В спальне она скинула домашние туфли, забралась на кровать и, поджав под себя ноги, вскрыла конверт.

Моя любимая Белл,

Извини, что не писала тебе эти дни. Понимаю, как ты тревожишься о здоровье мамочки. Очень хотелось бы обрадовать тебя и сказать, что она поправляется, но, к сожалению, это не так. Ей даже стало хуже. Постоянный кашель, ест она совсем мало. И это не из-за нехватки еды. Благодаря огромной сумме, что ты передала нам, я пирую, как королева, но мамочку не удается соблазнить даже малюсеньким кусочком мяса.

Она очень слаба и все время хочет спать. Я не мешаю ей, потому что вид у нее изможденный. По крайней мере частая дремота избавляет ее от кашля. Вчера приходил доктор Конвел и прописал еще лекарств. Пообещал, что навестит мамочку в начале следующей недели.

Между тем я стараюсь делать все, чтобы она чувствовала себя комфортно. Миссис Боумен вчера присмотрела за ней, пока я выходила в город. Я зашла в библиотеку и взяла несколько книг. Дома начала читать мамочке один из романов миссис Радклиф. По-моему, ей понравилось, потом она заснула. Вот так мы и проводим время.