Текст книги "Случайные боги. О людях, невольно ставших божествами"

* * *

Если «Нэшнл Джеографик» восторгался великолепием коронации, то публикации в других изданиях живописали совсем другую картину. Журналистка Эллен Ла Мотт, писавшая для «Харперс», после ночи в переделанном хлеву, где ей без конца досаждали муравьи, явно пребывала в дурном расположении духа (16). Она жаловалась, что в Аддис-Абебе повсюду царит грязь и нет ровным счетом никакой культуры. Не торговали даже местными поделками, не то что чем-то уникально красивым. «Такой первобытный народ, как абиссинцы, лишенный любого гения, так ничего и не создал, – писала она, – лишь время от времени здесь встречаются лачуги, увенчанные пустой бутылкой из-под “Перрье”». Ивлин Во в материале для «Таймс» описывал подготовку к торжеству как бесконечный хаос, «смесь апатии и истерии, величия и фарса». По поводу короны утверждал, что ее бесцеремонно сунули в картонную коробку. А когда никто не пожелал платить за объездку молодых имперских жеребцов, своенравные животные опрокинули карету Вильгельма, убив ливрейного лакея.

Многие газеты сообщали, что император, чтобы оплатить коронацию, разорил страну, учредив все мыслимые налоги и позволив нечистым на руку чиновникам снять сливки. Журналисты утверждали, что несколько сотен стульев, предназначенных для иностранных гостей, так и остались пустовать – эфиопцам, которые несколько недель босиком добирались в столицу, так и не разрешили на них сесть. В одном из самых напыщенных фрагментов для «Нэшнл Джеографик» Саутард рассказывал о ритуале «смотра Его Величеством войск», в ходе которого вождям эфиопских племен вместе с их подчиненными предоставлялась возможность продемонстрировать всю свою выучку в традиционных костюмах.

По сообщению «Харперс», в какой-то момент многим показалось, что потешный бой вот-вот обернется мятежом: воины вдруг ринулись к помосту и стали угрожать Хайле Селассие остро отточенными пиками. От страха и замешательства иностранные гости повскакивали с мест, опрокидывая стулья. В общем и целом, пресса тогда так и не поняла, что произошло. «Нэшнл Джеографик», желая обойти стороной эту неприятную тему, сосредоточился на необузданной красоте торжества: «Сколько слонов, сколько львов, сколько народу!..»

Разнообразие на планете «Нэшнл Джеографик» прославлял – но только до тех пор, пока оно было где-то далеко-далеко и больше напоминало картинку из книжки. В 1940-х годах Национальное географическое общество (17) исключило из числа своих членов чернокожих, запретило им пользоваться библиотекой штаб-квартиры организации в Вашингтоне, округ Колумбия, и претворило в жизнь политику ориентации издания исключительно на белого читателя. По большей части журнал старался не писать о цветном населении самой Америки. И если и питал слабость к экзотике ради трепета открытий, то в основном все равно публиковал статьи в защиту колониальных завоеваний, против иммиграции и в поддержку движения за евгенику. Не осмеливаясь публиковать топлес фотографии белых женщин, он без зазрений совести – и исключительно во имя науки – печатал снимки африканок, позволявшие впервые узреть грудь многим поколениям очарованных ими американских мальчишек. Хайле Селассие собрал полную коллекцию номеров журнала и слыл восторженным членом Географического общества, представляя собой редкое исключение из правил. Вместе с тем он никогда не считал себя «черным», полагая своим предком даже не проклятого Ноем Хама, а Сима, в то время как «Нэшнл Джеографик» решительно именовал его семитом.

Вполне возможно, что здесь налицо парадокс, сопутствующий рождению каждого божества, но, пытаясь вглядеться в глубокие воды далекого прошлого, мы далеко не всегда располагаем надлежащими источниками света, дабы что-то там увидеть. Журнал, проповедовавший расистскую политику и выступавший в защиту империализма, сам того не желая, выступил в роли священного писания в теогонии чернокожего божества. «Бог – суть не что иное, как бедствие иронии» (18), – написал как-то философ Эмиль Чоран, потому что Он возвышается над противоречиями и язвительными насмешками, сопровождающими Его появление на свет. И тот факт, что на небесный трон власти чернокожих пришлось взойти человеку, совсем не считавшему себя таковым, может показаться парадоксом еще более высокого порядка. Новая религия, сформировавшаяся вокруг его особы, получила название «растафарианства», хотя Во и отмечал, что после коронации императора, получившего небесный титул Хайле Селассие, «каждому, кто посмел бы назвать его Тафари, грозил огромный штраф».

В пику его моральному «я» божественная природа императора была выше любой личности, имени или цвета кожи. Она включала в себя все, что бросало вызов белой мировой гегемонии и той несправедливости, которую белый мир выковывал с того памятного дня, 5 мая 1494 года, когда Колумб оглядывал побережье. «Вот она, Хамайка, возвышается на фоне вечернего неба девственно чистым, темно-зеленым силуэтом», – сообщал адмирал, глядя как племя таино готовится занять оборону на берегу. В материалах, посвященных его походам, «Нэшнл Джеографик» сохранил стиль, которым автор описывал свои открытия. Ямайку он открыл во время второго похода, а на обратном пути в Европу прихватил с собой пару тысяч пленников, чтобы продать на невольничьем рынке, что ознаменовало первый эпизод трансатлантической работорговли.

Сам Эддисон Саутард тоже вряд ли подходил на роль летописца откровений чернокожего могущества. Если учесть, что на эту должность в Америке можно было выбрать квалифицированного чернокожего политика, благо недостатка в таковых не наблюдалось, назначение этого белого чиновника, уроженца Кентукки, несло в себе целый ряд противоречий. Когда он сидел в своем кабинете за столом, его вдруг посетила религиозно-поэтическая муза. Свой восторженный отчет о коронации он завершил подробностями собственных поездок по Эфиопии с ее живописными долинами и крутыми каньонами, с богатыми рынками, где вовсю торговали леопардовыми шкурами и медом. Ему очень хотелось сотворить образ обетованной земли и прославить ее несравненную красоту. Горделивые верблюды несли гофрированное железо для современной кровли, согнутое аркой и привязанное к их горбам. Если «Харперс» писал о выгребных ямах и паразитах, то «Нэшнл Джеографик» рассказывал о похожем на херувима абиссинце, играющем на арфе, словно стараясь доказать справедливость слов царя Давида, сказавшего в своих псалмах, что «Эфиопия – край, где любит обитать Бог». Читателям, барахтавшимся на самом дне Великой депрессии, журнал предлагал элегантный образ эфиопского повара, державшего в руках поднос с одним-единственным страусиным яйцом, которым можно было накормить двадцать четыре персоны.

Ближе к 1950-м годам один антрополог (19) обратил внимание на новоявленных проповедников, вещавших на улицах Кингстона с Библией в одной руке и потрепанным экземпляром «Нэшнл Джеографик» в другой. Обычно они зачитывали выдержки из подготовленного Саутардом материала, задерживались на том или ином предложении, дабы его объяснить, и обсуждали со слушателями возможные толкования написанного. Но чаще всего делали долгую паузу на словах дипломата о том, как принцы со всех сторон света «преклоняли в знак покорности перед императором колени». Брат Йендис, на тот момент еще подросток, хорошо запомнил момент, когда ему стало ясно, что Рас Тафари Бог. «Один человек, приехавший с Кубы, подарил мне книгу. В книге этой говорилось о покорении морских глубин (20), о географии… На ее страницах я обнаружил подробное описание коронации Его Величества. И когда обо всем этом прочел, ощутил в себе такое могущество…» Экземплярам этого «священного писания» не было цены, найти их было очень и очень трудно.

* * *

Не только коронация Хайле Селассие была сбывшимся пророчеством Атли Роджерса, который писал, что эфиопский бог послал на землю апостола, дабы тот указывал другим путь. Апостолом этим был профсоюзный деятель с гордо выпяченной грудью по имени Маркус Мосиа Гарви. Поначалу Атли испытывал к нему двойственные чувства.

В 1921 году Гарви вещал: «Мне некогда преподавать другим религию». Из-за этих слов Атли чуть было не взял ручку и не написал, что никакой он не апостол XX века. Но так уж получилось, что в этот самый момент Атли явился Бог и сказал: «Не вини человека сего ни в чем, потому как это я, Господь Бог, послал его готовить умы поколений эфиопцев, и займет он важное положение, аминь».

Этот чернокожий активист, родившийся на Ямайке, но впоследствии живший в Гарлеме, мечтал о будущих «Соединенных Штатах Африки», способных бросить вызов американскому могуществу.

В 1914 году Гарви основал Всемирную ассоциацию по улучшению положения негров (ВАУПН), посвященную продвижению черного единства, свободы и прогресса. Наблюдая за миром вокруг, он всегда спрашивал: а почему нет чернокожих королей и премьер-министров, чернокожих инженеров, бизнесменов и ученых? Чтобы добиться независимости черных от структурного расизма, въевшегося в белую экономику, Гарви основал судоходную компанию «Блэк стар», что в переводе означало «Черная звезда», зарабатывавшую на грузоперевозках и способную обеспечить бесплатный проезд всем чернокожим, желавшим возвратиться в Африку. После Первой мировой войны число членов созданной им ассоциации росло как на дрожжах, она привлекала в свои ряды таких активистов, как Леонард Хауэлл. «Пока не наступит эпоха правления негров, – заявил Гарви в 1919 году, – никакой демократии не будет».

По его убеждению, эта варварская война недвусмысленно продемонстрировала неспособность белых править на земле. Эта «война белых», в ходе которой отдавали свои жизни чернокожие солдаты, разрушила последние иллюзии об изначальном превосходстве европейской цивилизации, которое на деле оказалось мнимым. Система мироустройства, миропорядка и продвигаемых ценностей требовала радикальных перемен – включая и концепцию Бога, служившую фундаментом, на котором базировалась вся гегемония христиан. Если Библия предлагала образы и мифы, служившие опорой империалистам, то двигаться вперед можно было только отбросив их, придав сакральный характер политике чернокожих. «Если белые видят своего Бога через белую призму, то нам пришло время смотреть на нашего через свою собственную, пусть даже с большим опозданием, – писал он. – И поклоняться ему мы будем, глядя через призму Эфиопии».

В 1927 году, отсидев два года в тюрьме по ложному обвинению в ограблении почты, Маркус Гарви был депортирован из Соединенных Штатов на Ямайку. «Черная звезда» тоже не смогла остаться на плаву – когда у него затонуло несколько судов, он все это дело попросту забросил. Но по возвращении многие на Ямайке все равно встретили его как героя. Не желая опять оказаться за решеткой, он решил отказаться от низкопоклонства и лести, в особенности от пророчеств «Библии чернокожего человека» и гимна, в котором говорилось, как Гарви закрепил на шесте змея. Один сотрудник штаб-квартиры ВАУПН в Кингстоне прислал в известную на Ямайке ежедневную газету «Глинер» письмо, отмежевавшись в нем от подстрекательских идей Атли и осудив как «мошенников тех, кто возвысил Маркуса Гарви до ранга пророка, а Всемогущего выкрасил черной краской». Гарви не хотел, чтобы его ассоциировали с каким-либо новым эфиопским культом, и со своей стороны принял всерьез притязания Хайле Селассие на родство с израильским царем Соломоном; считая эфиопского царя иудеем, он не видел в нем чернокожего союзника.

В то же время первоначальный миф новой религии неразрывно связывал Гарви с приписываемым ему пророчеством: «Когда на голову чернокожего короля возложат корону, взгляните на Африку (22), ведь день избавления уже близок», хотя никаких доказательств, что произнес его именно он, а не кто-то другой, в природе не существует. По случаю коронации Хайле Селассие он написал в передовице своей газеты «Чернокожий» такие слова: «Давид в своих псалмах предрекал, что из Египта и Эфиопии придут принцы, дабы простереть руки к Богу. И мы ничуть не сомневаемся, что этот час настал». Но если сам Гарви тем самым хотел лишь обозначить геополитическую ситуацию, его слова приобрели гораздо более широкое звучание, выйдя за рамки первоначальных намерений. Всего за несколько месяцев до этого он поставил в Кингстоне провидческую пьесу под названием «Коронация короля и королевы Африки», тем самым лишь еще больше усугубив свое положение. В растафарианстве Маркуса Гарви неизбежно считали Иоанном Крестителем (21), независимо от того, нравилось это ему или нет. Он стал тем самым глашатаем, чье пришествие Янг предвидел в своем «Эфиопском манифесте»; посланцем, идеям которого предстояло проложить путь вперед, и следующей головой на заклание. Каждый раз, когда Гарви что-то пророчил, его слова неизменно сбывались, как у хорошей гадалки. В 1923 году он выдал цветистый риторический оборот: «Маркус Гарви – всего лишь Иоанн Креститель в дикой пустыне». А потом предупредил, что вскоре придет в другой, более могущественной ипостаси, чтобы нагнать еще больше страху на врагов, творящих несправедливость.

В 1926 году Маркус Гарви самым загадочным образом появился в роли «Кормчего» в священном тексте «Королевский пергаментный свиток черного превосходства», взлелеянном ямайским священником Фитцем Балинтином Петтерсбургом. Эта работа перекликалась с призрачной идеей, не меньше века кочевавшей по страницам печатных изданий. Если верить Оксфордскому словарю английского языка, термин «белое превосходство» (23) впервые появился в брошюрке под трусливым названием «Освобождение: практические советы британским рабовладельцам». Ссылаясь на Гаитянскую революцию, ее автор, Т. С. Уинн, писал, что освобождение рабов в полной мере соответствует экономическим интересам рабовладельцев, утверждая, что вся система находится на грани коллапса. Он не рекомендовал ждать, когда невольники неизбежно восстанут и устроят бунт, потому что потом «будет слишком поздно предпринимать даже самые мудрые и искренние попытки призвать их к повиновению и порядку, опираясь на белое превосходство». После первого же тиража это самое «белое превосходство» сразу же испугалось собственного исчезновения. Как концепцию его можно сравнить с обескровленным, бледным лицом, перед которым будто только что мелькнуло видение грядущей смерти.

К 1920 году, когда гарвардский ученый Лотроп Стоддард опубликовал свою работу «Нарастающая борьба цветных с мировым белым превосходством», разошедшуюся огромными тиражами, выражение окончательно вошло в обиход. «Белый человек может великолепно думать, созидать и сражаться», – излагал свои теории Стоддард, указывая, что этот архетип прошел суровое горнило европейского Средневековья, невероятно в нем закалившись. «Неудивительно, что краснокожие и негры боялись и почитали его как бога, в то время как сонные народы Дальнего Востока, пораженные его появлением с океана, по которому нельзя проложить дорог, по сути, не оказали ему сколь-нибудь эффективного сопротивления». Но после кровопролитной Первой мировой войны, вызвавшей падение рождаемости белого населения и наплыв мигрантов, с ходу заклейменных «цветной угрозой», власть белых стала постепенно угасать. Перед угрозой собственного исчезновения проповедники превосходства белой расы прибегли к последнему средству, заявив, что все, отличающиеся от них цветом кожи, вовсе даже и не люди. «У чернокожих нет исторического прошлого», – заявлял Стоддард в одной из своих работ, настолько символичной для своего времени, что цитата из нее даже попала в роман «Великий Гэтсби». «Никогда не развивая собственных цивилизаций, они практически лишены накопленной массы мыслей, верований и жизненного опыта», – писал он, перечисляя то, что составляет собой коллективное человечество.

С какой стороны подойти к этому утверждению, чтобы с ним бороться? Преподобный Балинтин вернулся с ним обратно в Эдем, размахивая мечом нового священного писания. В своем «Королевском пергаментном свитке черного превосходства» он писал, что белый цвет кожи стал проклятием, берущим начало от Евы и яблока-искусителя на дереве. «В ваших глазах это выглядит почтительно и красиво, не так ли?» – шутил он. А потом добавлял, что «мы приносим в жертву наши кровь, тела, душу и дух, чтобы белокожий англосаксонский Адам-Авраам мог ИСКУПИТЬ свое УЖАСНОЕ падение и исцелиться от проказы». И не только рассказывал, как африканцы жертвовали на алтарь белого человека свои земли, тела и тяжкий труд, но и перечислял связанные с ними места, упомянутые в Библии, равно как и конкретных персонажей. «Мы предоставили им доступ к Древу Жизни, отдали Эдемский сад, отдали Египет и Палестину… Отдали Жизнь, Душу и Тело Иисуса Христа… И тело Чернокожей Богородицы… Они забрали себе и Иосифа. Мы отдали им себя, чтобы сотни лет быть их рабами… Но теперь они нам ПРОСТО ОТВРАТИТЕЛЬНЫ», – заявлял Балинтин (24). – Мы до конца дней своих отказываемся нести за них ответственность». Свой новый миропорядок этот человек назвал «черным превосходством», хотя Оксфордский словарь английского языка этот термин до сих пор не признал.

Наблюдая за обществом Ямайки и вспоминая проведенные в Нью-Йорке годы, Балинтин знал, что ловушки бюрократической власти являются бесценным инструментом, позволяющим белым учреждать и скрывать свою власть. К ним относились требования без конца проходить регистрацию, предъявлять документы, подтверждающие личность, другие бумажки и данные – причем в общинах, где у многих не было даже возможности научиться читать. Учитывая, что в сотворении белого превосходства ключевую роль играет бюрократизм, Балинтин в своем новом священном писании тоже говорил о переписи, показаниях под присягой, свидетельствах о браке, дипломах, патентах и платежных ведомостях, ниспровергая их до уровня документов, узаконивающих новый режим. «Любые правительства и “ПРОФЕССИИ” подлежат обязательной регистрации в Королевском ДЕПАРТАМЕНТЕ черного превосходства», – говорилось в «Свитке». Листовое железо превратилось в священное писание, а околоюридический бред – в литургию, прославляющую черный цвет кожи. «Если хотите знать, чем мы занимаемся, то мы Творцы всего Сущего, Династий и Королевств, Священной Генеалогии и Священной Теократии, мы Небесные и Земные примирители, подобные Иисусу Христу», – объявлялось в новом священном писании. «Черное превосходство взяло на себя заботу о превосходстве белых, К. А. К. О.», – добавлял он, пользуясь загадочной, по-видимому, официальной аббревиатурой.

В недрах «Свитка» таилось пророчество о королевской чете, которая в утро своей коронации была «очень занята» приготовлениями. О Короле Альфа и Королеве Омега, том самом загадочном К. А. К. О. Там говорилось о «Льве и его львице», о «Монаршей Голове и Монаршей Подушке» на божественном брачном ложе. Балинтин даже привел их «Свидетельство о браке» и заявил, что они обладают «Правом Священных Времен». Если до этого Альфой и Омегой Балинтин больше считал себя и свою жену Лулу Мей, то в 1930 году читатели могли распознать в «Свитке» намек на куда более интригующие фигуры Хайле Селассие и императрицы Менен.

В соответствии с зарегистрированными полицией жалобами, в октябре 1933 года Леонард Хауэлл проповедовал вместе с Балинтином на улицах, опираясь, по выражению «Сборщика колосков», на «весьма причудливую доктрину», состоящую из фрагментов «Свитка» и «Библии чернокожего человека». Эту идею как концепцию, которая мерцала и набирала силу, чтобы потом засиять во всей красе, уже нельзя было погасить. Объявить Хайле Селассие Богом означало настойчиво заявить – в пику представлениям о белом превосходстве, – что чернокожие мало того что люди, но еще и сотворены из той же субстанции, что и божества. «Он сказал нам, что на землю вернулся Христос, однако я ничего так и не понял, – вспоминал впоследствии Джефет Уилсон, одним из первых влившийся в ряды сторонников Хауэлла, – но когда он повторил мне это несколько раз и дал почитать Священное Писание, я обнаружил, что так оно и есть… Потом он стал проповедовать, пользуясь Библией и этой самой книгой о черном превосходстве, которую я взял домой. А ночью меня посетило видение» (25).

Вот о чем повествовал «Свиток»:

С вашего позволения, Альфа и Омега, Чернокожий и его жена жили на земле еще до Адама, Евы, Авраама и Англосаксов.

С вашего позволения, мы – Наборщики Типографии Вечности и Времени.

С вашего позволения, на эту должность мы назначены НАВЕЧНО.

С вашего позволения, мы для Них – Департамент записи актов гражданского состояния Черного Превосходства.

* * *

В 1934 году колониальные власти арестовали почти всех первых проповедников растафарианства, в том числе Хауэлла, Хибберта и Хайндса. В середине марта, представ перед судом по обвинению в подстрекательстве к мятежу, Леонард Хауэлл впервые в истории предпринял попытку отстоять перед британской короной божественную натуру Хайле Селассие. Его обвиняли в том, что он презрительно и с ненавистью отзывался о британском правительстве, называл шлюхой недавно скончавшуюся королеву Викторию, а подданных британских колоний убеждал, что в действительности они эфиопы. «На скамью подсудимых он взял с собой целую кипу документов и несколько книг весьма необычных размеров», – сообщал своим читателям «Глинер». В зал заседаний еще не успели набиться его сторонники, разъяренные крикуны и зеваки, таскающиеся в суд чисто из любопытства, а Хауэлл уже твердо отстаивал свои позиции.

ПЕРЕКРЕСТНЫЙ ДОПРОС (26):

– В своих проповедях вы утверждали, что Рас Тафари – явившийся на землю мессия?

– Да, ваша честь.

– Вы когда-либо общались с Расом Тафари тем или иным образом?

– Нет.

– Ни разу?

– Ни разу.

Свою защиту апостол построил на картине коронации. Разве ведущие мировые державы не послали на нее своих дипломатов, снабдив золотом, ладаном и миррой? Разве Георг V не отправил туда своего собственного сына? «Всем земным правителям пришлось склониться перед ним в поклоне», – заявлял Хауэлл. Роберт Хайндс засвидетельствовал, что о вознесении Хайле Селассие впервые узнал из журнала. Читать он не умел, но увидел фотографии и насчитал в короне Раса Тафари двенадцать звезд, в точности как в двенадцатой главе Откровения Иоанна Богослова. Хайндс говорил о падении Персидской, Греческой, Римской империй, предупреждая, что та же участь уготована и Британской, – причем перед судьей, который весьма специфичным образом отличился в прошлом. В 1915 году Роберт Уильям Лайол-Грант председательствовал на суде, который вынес приговор приверженцам Джона Чилембве, возглавившего мессианское восстание против британского правления. За безжалостную «справедливость» Лайол-Грант был произведен в рыцари, а революционеров в массовом порядке казнили.

Собравшаяся у здания суда толпа наблюдала, как каждый раз, когда Хауэллу давали слово, по ступеням все выше поднимался петух, то и дело кукарекая. Прошел слух, что это призрак, демонический дух баптистского священника Пола Богля, явившийся на заседание, дабы правильно расставить акценты. В 1865 году сотни обездоленных жителей Ямайки восстали против несправедливости и подожгли здание суда. Губернатор объявил военное положение, больше четырехсот жителей острова британские войска убили, а Богля повесили над входом, еще дымившимся после пожара. «Люди, – говорил я, – вы бедны, но в то же время богаты, ведь Бог сотворил золотые и алмазные копи в Африке, которая ваш дом». Эти слова Хауэлл произнес, когда его попросили передать содержание его проповедей. А когда упомянул о миллиардах фунтов стерлингов, украденных британцами у африканцев, вновь закукарекал петух. Но Хауэлл продолжал, настаивая на том, что «христианство – лишь поклонение идолу». Если Бог живет на земле прямо сейчас, любая религия, изгоняющая его на далекое небо и отстраняющая от человеческих дел, в обязательном порядке представляет собой поклонение мнимому божеству. По его словам, британцы, может, и распространили свою веру, где только могли, но христианские храмы повсюду закрывались, превращаясь лишь в «пустые оболочки». Что касается истинного бога Раса Тафари, то он жил совсем в другом месте, в то время как на Британию, добавлял Хауэлл, несся огромный метеор. «Я сказал им: как было в начале, так будет и в конце».

Всего через пятнадцать минут слушаний жюри присяжных признало Хауэлла виновным, и судья определил ему два года лишения свободы. «Когда его спросили, не хочется ли ему что-нибудь сказать, он пообещал обжаловать приговор, однако председательствующий заявил, что апелляция по такому делу не предусмотрена. – писал «Глинер». – Тогда Хауэлл немного помолчал и добавил, что его освободит Рас Тафари, причем очень и очень скоро».

* * *

Должен заметить, мой дорогой читатель, что Эфиопия представляет собой страну невообразимых контрастов, по большому счету очень мало исследованную и населенную чернокожими племенами, отношение которых к так называемой западной цивилизации за последние шесть тысяч лет не претерпело никаких изменений…

Леонарда Хауэлла посадили за решетку с колючей проволокой, но в его камере был нарисован пейзаж настоящей Аддис-Абебы – он творил фундаментальное для растафарианства сочинение под названием «Обетованный ключ». Начиналось оно обывательским тоном, больше подходящим для какого-нибудь журнала путешествий, но потом повествование нарушало все законы, преследуя совсем другие цели. «В большинстве случаев приготовлениями к приему тысяч гостей император занимался лично, – писал автор о коронации, – и день ото дня приезжал в своем пурпурном экипаже проверить, как белые рабочие строят по его приказу дорогу». Туда же собирались съехаться представители всех земных держав. Наряду с подробностями из «Нэшнл Джеографик» и британских ежедневных газет Хауэлл воспользовался строками из «Свитка» и «Библии чернокожего человека», соткав из всего этого цельное полотно.

Он буквально очаровывал сокамерников рассказами о том, как сын короля Георга преклонил колено в знак повиновения Расу Тафари. «Повелитель, повелитель, отец прислал меня представлять его, сэр, – повествовал он, – сам приехать не смог, но передал, что будет до конца служить вам, повелитель». Стороннему наблюдателю могло бы показаться, что Хауэлл заперт в холодной клетке в Спаниш-Тауне, административном центре округа Сент-Кэтрин, который сначала был построен как невольничий рынок, а потом постепенно превратился в колониальную тюрьму. Но в действительности сей теоретик пребывал в тронном зале, озаренном золотисто-красным светом. От короля к королю переходил скипетр. «На голове Его Величества Раса Тафари множество диадем, а на одеждах Его начертано имя Короля Королей и Владыки Владык, – молился он, – так давайте же преклоним пред ним колени» (27).

И писал такие слова:

Воздух, которым вы в эту минуту дышите, предназначен королю Расу Тафари.

Бесконечность колючей проволоки – тоже Его.

Сера – Его.

И я хочу, чтоб вы знали – небосвод тоже Его.

Отныне вместо слова «цивилизация» мы будем говорить «черное превосходство».

Чернокожие, чернокожие! Восстаньте и сияйте, и да приидет свет.

Обожествлять человека означает повсюду пытаться отыскать его присутствие. Это означает изучать все источники, выглядывать знаки и с серьезностью перелопачивать потоки информации и событий, уходя в этот процесс с головой. Возложив на себя миссию Короля Королей, Роберт Хайндс повелел всем своим последователям выписывать «Питтсбургский курьер», популярный еженедельник для чернокожих представителей среднего класса, дабы впоследствии трактовать его страницы пророчествами грядущей войны. Когда в апреле 1936 года сотни тысяч итальянских солдат и наемников начали свой зловещий поход на Аддис-Абебу, богу пришлось бежать из своего царства, опасаясь за собственную жизнь. «Он, казалось, не знал (28), куда теперь ступит его нога», – сообщал корреспондент издания «Таймс». Вместе с семьей перепуганный император, по слухам, прихвативший в виде багажа тридцать тысяч фунтов стерлингов, сел в поезд до французского Сомалиленда, затем отправился в Джибути, потом наконец поднялся на борт британского военного корабля и сошел на берег в мирном английском городе Бате.

Хотя эфиопские воины мужественно сражались с захватчиками, вдвое превосходящими их силой, итальянцы прибегли к химическому оружию. С кружащих в воздухе самолетов вражеское командование распыляло ядовитый газ, душивший солдат и мирных жителей, умиравших мучительной смертью, которая разила их с небес. За пять последующих лет оккупации страны итальянцы убили почти полмиллиона эфиопов. Укрепляя систему апартеида, подразумевавшую расовую изоляцию чернокожих и всяческие преференции белым поселенцам, по улицам в поисках добычи рыскали карабинеры. Тысячи священников, укрывшихся в монастырях и церквях, нашли мученическую смерть от рук захватчиков, по малейшему капризу которых сжигались дотла деревня за деревней. «Нэшнл Джеографик» тем временем опубликовал пылкий панегирик Муссолини, провозглашая возрождение Римской империи: «Когда мы с дуче обедали в непринужденной обстановке на побережье, я узнал, каким мясом питается наш современный Цезарь».

В представлении Маркуса Гарви Хайле Селассие самым роковым образом оказался не готов выступить в защиту Эфиопии, не смог мобилизовать ресурсы и, по его едкому замечанию, оказался «трусливым львом», который «позволил себя победить, заигрывая с белыми». Но, несмотря на свой провальный характер, эта война лишь укрепила и отточила веру легионов растафарианцев с Ямайки, без конца прираставших новыми членами. «Все, что вы рассказывали нам об Иисусе, – писал в выходящем на острове издании «Понятный разговор» недавно обращенный в новую веру Л. Ф. К. Мэнтл, – прямо сейчас происходит на эфиопской земле с участием все тех же римлян (29) – народа, две тысячи лет назад распявшего Христа». Новая религия быстренько определила собственного Сатану, причем не абы какого, а в сутане – папу римского Пия XI.

Растафарианцы по всему острову постились и устраивали акции протеста, молились, учреждали фонды, набирали батальоны и предпринимали безуспешные попытки отменить британский закон, запрещающий жителям Ямайки служить в вооруженных подразделениях других государств. И если не могли сами записаться в армию Хайле Селассие, отправляли войска призраков, чтобы те сражались наряду с живыми. Поскольку их ряды составляли воинственные духи давно умерших предков, такие легионы обладали еще большим могуществом в борьбе с силами империализма. Тем, кто считал войну окончательно проигранной, растафарианцы говорили об огромном флоте Хайле Селассие, спрятанном на затерянном среди скал озере, о заводах, выпускавших в горных пещерах боеприпасы, и о Его новобранцах – львах и леопардах, выслеживавших глубокой ночью итальянских захватчиков, дабы попробовать их на зуб. В одном рапорте утверждалось, что «для военных нужд были мобилизованы змеи, гусеницы, скорпионы (30) и прочие ядовитые рептилии вкупе с насекомыми».