Текст книги "Ирония как компонент английского стиля коммуникации"

Ирония тесно связана с философией. Не случайно ирония как жанр зародилась именно в эпоху расцвета древнегреческой мысли, когда она представляла собой способ отношения к внешнему миру и внутреннему миру человека.

В разные периоды истории тот или иной вид иронии занимал главенствующее положение: так, у Гомера преобладала трагическая ирония, у Вольтера – насмешливая, у романтиков – ирония разочарования, у Ницше – ирония нигилизма и пессимизма.

Современные исследователи, вслед за классиками, подчеркивают неразрывную связь иронии, философии, культуры, эстетики и искусства.

Г.Н. Поспелов предлагает различать иронию как философскую категорию романтической эстетики и как троп [Поспелов 1978: 223]. Ю. Борев выдвигает гипотезу, что в некоторые эпохи ирония формирует самостоятельный род искусства (не относящийся ни к эпосу, ни к лирике, ни к драме, но своеобразно объединяющий их особенности), и это надо отличать от случаев, когда словом «ирония» обозначают один из оттенков смеха [Борев 1970:106].

В.М. Пивоев рассматривает иронию в разных философских аспектах – как эстетическую, нравственную категорию, как форму комического – в целом, как феномен культуры. Понимая всю приблизительность и ограниченность кратких дефиниций, автор определяет иронию как «эстетическую и нравственную категорию, служащую для обозначения эмоционально-ценностного отношения, которое будучи видом комического, характеризуется трехплановой структурой при относительной равноценности этих планов, амбивалентностью, возможностью двунаправленности (интровертной и экстравертной) и особым характером выражения» [Пивоев 2000: 44]. Исследователь подчеркивает, что ироническое отношение является связующим звеном между трагическим и комическим, а также противоположностью возвышенного и патетического.

Важное свойство иронии, роднящее ее с философией – рефлективность, то есть деятельность субъекта по оценке объектов (включая самого себя), их значения и удовлетворения социальных потребностей. О значении рефлексии и связи ее с иронией писали А.Ф. Лосев [1969], С.Л. Рубинштейн [1973], Е.В. Золотухина-Аболина [1979].

Ирония является способом воздействия на сознание собеседника и народных масс, а также уникальным инструментом переоценки отживших ценностей, который не столько опирается на доказательства, сколько внушает негативное отношение. Ироник действует заражением и внушением [Пивоев 2000: 6]. Человек, владеющий иронией – потенциальный лидер. «Хотите быть лидером – научитесь быть ироничным и саркастичным», – такова заповедь для всех, кто хочет достичь успеха в жизни, в Школе Острословия и Иронии [Буряков 2009. http:// www.evgbur.ru/witticism/articles/]

Мы полностью разделяем точку зрения о том, что умело использованная ирония является мощным орудием воздействия на аудиторию. Облекая идеи в завуалированную форму, она привлекает внимание к определенной стороне обсуждаемого объекта, влияет на отношение адресата, способствует формированию вкуса.

Категория комического занимает важное место среди прочих логико-философских категорий и давно находится в поле зрения философов (начиная от Сократа), литературоведов и филологов.

Положения теории комического изложены в трудах Ю.Б. Борева [1970], Б. Дземидока [1974], В.Я. Проппа [1997], С. Аттардо [2007], С.И. Походни [1989], В.М. Пивоева [2000] и др.

По мнению В.Я. Проппа, смех осуществляется при наличии двух величин: смешного объекта и смеющегося субъекта – человека. Мыслители XIX–XX вв., как правило, изучали или одну сторону проблемы, или другую. Комический объект изучался в трудах по эстетике, смеющийся субъект – в трудах по психологии. Между тем комизм определяется не тем и не другим в отдельности, а воздействием объективных данных на человека [Пропп 1997. http://librus4.ilive.ro/vladimir_propp_problemi_ lcomizma_i_smeha_23909. html].

Б. Дземидок указывает на расхождение объективных свойств предмета и его нормы, имеющейся в нашем сознании, как на основную предпосылку комического [Дземидок 1974]. Сходную мысль высказывает В.Я. Пропп, отмечая, что в основе комизма лежит противоречие между должным и несоответствующим ему [Пропп 1997].

При восприятии словесных форм комизма важен фактор неожиданности. Исследователи говорят о переходе с привычного, автоматического режима использования элементов языка на процесс их креативной актуализации [Хайрутдинова 2003. http://www/lcsu.ru]. Пониманию комизма во многом способствуют ожидания, особый эмоциональный настрой, интеллектуальная готовность на мгновенное изменение фокуса внимания.

Таким образом, комизм – это сочетание причины (смешной объект) и следствия (восприятие этого объекта рецепиентом с юмористической точки зрения, которое обусловлено посредством включения определенных механизмов понимания).

Ирония может быть выделена в самостоятельную форму комического наряду с юмором и сатирой. Данную точку зрения разделяют многие исследователи: О.Я. Палкевич рассматривает иронию как один из модусов комического, наряду с юмором, сатирой и сарказмом [Палкевич 2001]. Ю.Н. Варзонин отмечает, что бытовое сознание относит иронию и шутку (анекдот) к комическому, к юмору [Варзонин 2004: 37]. Попытку разделить данные формы комического предпринимает К.А. Воробьева, по мнению которой ирония более индивидуальна и интеллектуальна, чем юмор, менее активна и менее социально окрашена, чем сатира, и все эти явления можно считать категориями комического [Воробьева 2008].

Категория комического неоднородна. Во многих случаях для различия между эстетической («высшей») категорией комического и внеэстетической («низшей») используется разная терминология. В одних случаях говорят о «комическом», в других – о «смешном». Вслед за В.Я. Проппом мы не будем различать эти понятия. «Комическое» и «смешное» мы объединяем под одним термином и понятием – «комизм». Это не значит, что «комизм» есть нечто совершенно единообразное. Разные виды комизма ведут к разным видам смеха, и наше исследование подтверждает эту идею (о разных типах смешного см. пункт 1.3.1.)-

В структуре комического необходимо различать виды комического (юмор, ирония, сатира) и формы комического (шарж, карикатура, пародия, гротеск) [Пивоев 2000: 38]. Традиционно считается, что среди видов комического ирония занимает промежуточное положение между сатирой и юмором. Большинство исследователей сходятся в том, что ирония является полноправной формой комического. Введение понятия «иронический смысл» и его исследование «на всех ступенях языковой системы помогает иронии занять принадлежащее ей по праву положение, равноправное с другими формами комического, такими как юмор и сатира» [Походня 1989:23].

Однако неверно было бы видеть в иронии лишь категорию комического, упуская из виду содержательную сторону. Необходимо принимать во внимание специфику эмоционально-ценностного отношения, переживания иронии. Некоторые исследователи указывают на то, что ирония не всегда является видом комического, так же как не всегда является насмешкой. Такого мнения придерживается О.П. Ермакова. В качестве примера она приводит высказывание, которое при явной иронии не содержит ни мнимой похвалы, ни насмешки, ни элементов комического: Я потерял деньги. – Много? – Много. – Весело! [Ермакова 2005: 8–9].

Действительно, ирония может рассматриваться шире, чем просто комическое. В философском плане это феномен культуры.

Поскольку ирония – продукт речевой деятельности человека и предназначена для человека, ее невозможно рассматривать в отрыве от личности, производящей ее, и личности, ее воспринимающей.

Многие исследователи отмечают неразрывную связь иронии как текстовой категории, которая реализуется лингвистическими средствами, с экстралингвистическими моментами (социальной позицией автора, его биографией, положением в обществе, этическими нормами, философско-политическими течениями эпохи), а также замечают, что ирония вписывается в круг проблем, ориентированных на характеристику внутреннего мира человека [Петрова 2010, Палкевич, 2001].

Отталкиваясь от человека как автора и адресата иронического высказывания, некоторые исследователи предлагают поэтические определения этого явления. Нам показалось интересным описание иронии как странничества, предложенное И.А. Осиповской. Она утверждает, что ирония и странничество не просто описываются друг через друга, но и оказываются своеобразными синонимами. Таким образом, иронизирующий человек подобен страннику, не имеющему стабильности в жизни, постоянно ищущему и довольствующемуся лишь временным приютом. Он странствует в трех сферах:

1) в области морали: не выбирая, а перебирая возможности, ироник демонстрирует у себя отсутствие моральных ориентиров, он чужд какой бы то ни было морали;

2) в области собственного «я»: иронизирующий примеряет различные маски и образы, не смея быть кем-то одним, и путешествует от одного «я» к другому;

3) в области бытия и действительности: находясь в любой действительности, ироник несет с собой «небытие», отрицание этой действительности [Осиповская 2007: 85].

Тот, кто в работе И.А. Осиповской называется «ироником», в более раннем труде Ю.Н. Варзонина именуется «ироническая личность», под которой понимается тот, для кого ирония – привычный вербальный способ самоактуализации. По утверждению исследователя, ироническая личность характеризуется высокой степенью конфликтности, скрытой агрессивностью [Варзонин 1994: 113]. Заметим, что данная точка зрения носит односторонний характер, так как функции иронии, как уже отмечалось, заключаются не только в том, чтобы выразить насмешку и негативное отношение к обсуждаемому, но и в том, чтобы сгладить конфликт, разрядить обстановку, наладить контакт. На наш взгляд, неправомерно определять агрессивность как постоянное качество иронической личности, так как ирония выполняет различные функции, и одной из главных является оптимизация межличностного общения.

Мы хотели бы предложить термин «иронизирующая личность», обозначающий личность, широко использующую иронию в коммуникации для достижения различных целей, в том числе для достижения максимально эффективного общения.

Кроме того, ирония используется для обеспечения самовыражения личности. Несмотря на великодушие замыслов иронии, она дает самоудовлетворение [Киршбаум 2005. http://www/ elitarium.ru].

Одна из составляющих иронии – это индивидуализм, стремление всё поставить под сомнение, разрушить устоявшиеся правила и нормы, проявление гибкости в оценке авторитетов, самовозвышение. Поэтому она в большей степени характерна для западных культур, что находит своё подтверждение в огромном количестве иронических художественных произведений и произведений искусства, а также широком распространении иронии в разговорной речи европейцев. Для восточного сознания с его морально-примиренческим отношением к миру, ориентацией на обычаи, почитанием авторитетов, ирония характерна в меньшей степени. В традиционных восточных типах культур (конфуцианско-даосистский, индо-буддийский) нет такого разнообразия языковых форм и средств реализации иронии, как в западных культурах (см. [Воробьева 2008]).

Важным продуктом акустической деятельности человека является просодия. При анализе просодической организации звучащей речи (что актуально для нашего материала – интервью), особое внимание уделяется отражению социальных характеристик говорящего. Исследователи замечают, что особенности звучащей речи дают информацию о месте жительства, социальном положении и происхождении говорящего [Френкель 2000]. Ирония также находит свое отражение в просодическом оформлении высказывания – в виде интонационного контура, многозначительных пауз, варьирования громкости и высоты тона.

Таким образом:

– ирония – способ выражения отношения человека к миру и к себе самому;

– иронизирующая личность – это определенный тип личности, самоактуализирующейся через иронию;

– ирония – феномен культуры, она может иметь этнокультурные особенности;

– для понимания иронии большое значение имеет просодическое оформление.

Обобщая все вышесказанное, предлагаем следующее определение иронии: ирония — речевой жанр, имеющий в основе языковую манипуляцию, которая заключается в употреблении слова, выражения или высказывания в отличном от буквального смысле, выполняющий функцию, соответствующую коммуникативной интенции говорящего. Ирония является отражением менталитета народа и имеет этнокультурные особенности.

1.2. Теории порождения и интерпретации иронии

Ирония – явление прагматического уровня. Существуют разные взгляды на механизмы порождения, восприятия и понимания иронического высказывания. Поскольку иронический речевой акт является сложной коммуникативной единицей, его производство и восприятие заслуживают особого внимания (если речевой акт рассматривается совместно с ответной репликой, правомерно говорить об ироническом речевом жанре). Сложность заключается прежде всего в том, что ирония является нарушением контекстуального соответствия, нарушением искренности, культурных норм и не соответствует ожиданиям собеседника [Attardo 2007].

Многие исследователи характеризуют иронию как притворство, неискренность. Некоторые говорят о переворачивании смысла, либо о его отрицании, на которое накладывается в зависимости от контекста дополнительный смысловой компонент [Шаронов 2008]. Ирония определяется как намеренная передача неискренности по отношению к иллокутивному акту, что ставит на центральное место понятия намерения говорящего, или авторской интенции [Прокофьев 1988: 92].

Если в процессе коммуникации присутствует ирония, можно говорить об иронической игре, процедуру которой составляют действия коммуникантов по порождению, передаче и восприятию иронического смысла. Условия успешности иронической игры определяют успешность иронии на интеракциональном уровне. Эти правила охватывают требования иронической подготовленности коммуникантов, пригодности обстоятельств для проведения иронической игры [Прокофьев 1988: 131–132]. Заметим, что в ситуации, неподходящей для иронической игры, возникают различные типы неудач: адресат может отказаться от участия в ироническом общении, говорящий может игнорировать ограничения, налагаемые на использование иронии обществом, коммуниканты могут не принимать во внимание стилевые и жанровые ограничения. В результате препятствиями для успешного хода иронической игры являются невнимательность или волнение адресата, неожиданность иронии в данных обстоятельствах. Все это в конечном итоге ведет к сбою в коммуникации. В самой сути иронического общения заложена необходимость активного интеллектуального контакта его участников, отмечает Е. Третьякова [Третьякова, 2001. http://www.relga.ru/]. Следует добавить также важность психологического контакта.

Среди разнообразных подходов к порождению и интерпретации иронического значения исследователи выделяют следующие противоположные друг другу теории:

– теории «двухступенчатой интерпретации значения» и теории «одноступенчатой интерпретации значения»,

– теории «с позиции говорящего» и теории «с позиции адресата»,

– теории «готового инструмента» и теории «иронии как дискурсивного эффекта» [Шилихина 2008:24–32].

Остановимся на них подробнее.

К теориям двуступенчатой интерпретации значения могут быть отнесены прагматические концепции, предложенные в работах П. Грайса [Grice 1975] и Дж. Серля [Searle 1979], а также теории, в которых ирония рассматривается как скрытое отрицание. В рамках стандартной прагматической модели коммуникации считается, что в нормальных условиях общения (т. е. при соблюдении принципа кооперации) понимание ограничивается прямым, буквальным значением, но, если это значение вступает в конфликт с контекстом, то адресат отказывается от него и ищет в сказанном скрытый, переносный смысл – импликатуру [Грайс 1985]. Важно, что понимание прямого и непрямого значения представляется как последовательные стадии процесса обработки значения высказывания.

С. Аттардо, вслед за Дж. Серлем, рассматривает иронию как скрытое отрицание. В его концепции значение иронического высказывания двупланово: оно одновременно несет в себе и прямое, буквальное значение, и значение непрямое, и именно соотношение этих двух планов значения порождает скрытое отрицание [Attardo 2007]. Исследователь утверждает, что для понимания иронии адресат должен сначала понять прямое значение высказывания, затем соотнести его с контекстом, и, обнаружив несоответствия на прагматическом уровне, перейти к следующему шагу: поиску скрытого смысла. Однако затем, по мнению С. Аттардо, значение сказанного не отвергается полностью: оно дополняется переносным значением.

Р. Джиора придерживается несколько иного подхода, предполагая, что адресат понимает значение любого высказывания, в том числе и содержащего иронию, в зависимости от его важности (Graded Salience Hypothesis) [Giora 2003]. Важным может быть как прямое, так и непрямое значение. Ироническое значение не является ожидаемым, поэтому его понимание требует больше усилий и времени. Она также подчеркивает, что буквальное значение высказывания не может быть отброшено: адресат делает вывод о наличии иронического значения, основываясь на несовпадении буквального значения высказывания с реальной ситуацией.

Сторонники теорий одноступенчатой интерпретации иронического высказывания не считают обязательной последовательную обработку прямого и непрямого значений. По их мнению, человек способен сразу воспринимать высказывание как косвенное, искать скрытый смысл и не тратить время на буквальное значение сказанного.

К теориям одноступенчатой интерпретации иронии относится популярная точка зрения на иронию как эхо-упоминание, авторы которой, Д. Уилсон и Д. Шпербер [Wilson, Sperber 2007], считают, что говорящий упоминает то, что было сказано кем-то ранее, и одновременно выражает своё ироническое отношение к сказанному, с тем, чтобы высмеять данную точку зрения, показать её несостоятельность. В данной теории не делается принципиального различия между прямым и непрямым значением иронического высказывания; любое высказывание может быть понято либо в своем буквальном значении, либо как эхо-упоминание того, что было сказано ранее. Следовательно, понимание иронии не должно принципиально отличаться от понимания высказывания, иронию не содержащего.

Создание и понимание иронии обеспечивается как говорящим, так и слушающим, точнее их взаимодействием.

Существует мнение, что характер иронии находится в прямой зависимости от личности автора, уровня его образованности, социального статуса, политических убеждений, эстетических взглядов [Петрова 2010: 3]. Добавим: при производстве и восприятии иронического высказывания не менее важно учитывать и характер, уровень развития, настроение рецепиента, тип отношений между собеседниками, степень их близости.

Адресатом иронии может быть не отдельный слушающий, а целая аудитория. В таком случае специфика создания средств комического эффекта обусловлена авторской установкой, учитывающей особенности восприятия комического целевой аудиторией [Цикушева 2010. http://www.dissercat.com/content/]. Целевая аудитория, как адресат иронии, должна быть подготовлена к принятию и обработке иронического высказывания. Для того чтобы ироническое общение состоялось, должны быть выбраны адекватные языковые средства и иронические механизмы.

В.Я. Пропп утверждает, что связь между комическим объектом и смеющимся человеком не обязательна и не закономерна. Там, где один смеется, другой смеяться не будет [Пропп, 1997. http://librus4. ilive.ro/vladimir_propp_problemi_komizma_i_ smeha_23909. html]. То же можно сказать и об иронии: то, что кажется ироничным одному рецепиенту, совсем не обязательно будет воспринято таким же образом другим.

Причина этого может крыться в условиях исторического, социального, национального и личного характера. Каждая эпоха, каждый народ и каждый человек обладает особым, специфическим для них чувством юмора и способностью воспринимать и интерпретировать иронию.

Таким образом, ирония – это сложное явление, которое опирается на всю когнитивную базу человека, владеющего определённой языковой картиной мира. Восприятие иронии зависит и от культурно-исторических, и от индивидуально-психологических условий, включая черты личности, её опыт и ценностные ориентации, а также от структурно-коммуникативных особенностей конкретного иронического высказывания и ситуации его употребления.

Исследователи отмечают, что прагматический потенциал вербальной иронии может анализироваться с позиции говорящего (и тогда в центре внимания оказывается вопрос, какую коммуникативную выгоду может получить иронизирующий), либо с позиции адресата (здесь исследователи объясняют, какую роль играет адресат в создании иронических отношений между участниками дискурса) [Шилихина 2008]. Заметим, однако, что анализ прагматических свойств иронии с позиции говорящего встречается гораздо чаще, что, с нашей точки зрения, сужает взгляд на это явление.

Для теорий «с позиции говорящего» характерен инструментальный подход к иронии: её использование в дискурсе диктуется стремлением к достижению определённых целей. Данные теории не объясняют тех случаев, когда адресат не справляется с интерпретацией иронии и говорящий не достигает желаемого эффекта. Остается открытым вопрос о том, можно ли считать высказывание ироническим, если тот, кому оно адресовано, не разгадал настоящего коммуникативного намерения партнера по коммуникации. Кроме того, оказываются вне зоны внимания случаи так называемой ненамеренной иронии, когда иронический эффект возникает помимо воли говорящего. Очевидно, что в последнем случае интерпретация высказывания как иронического зависит в большей степени от адресата. Поэтому наряду с теориями «с позиции говорящего» существуют и теории, трактующие иронию «с позиции адресата», которые основываются на том, что ирония характеризуется высокой степенью языкового творчества не только со стороны говорящего, но и со стороны того, для кого было создано ироническое высказывание [Hutcheon 2005]. Ирония не может полноценно функционировать, цели говорящего не будут достигнуты, если по каким-то причинам собеседник не сумеет распознать и правильно интерпретировать адресованное ему высказывание.

Мы разделяем мнение К.М. Шилихиной, которая считает, что ирония не является готовым продуктом и не может быть использована повторно [Шилихина 2008]. Она создается в дискурсе усилиями двух сторон: говорящего и адресата. Таким образом, адресату отводится самая активная роль в создании иронии.

Существуют инструментальный и дискурсивный подходы к изучению иронии. Суть инструментального подхода в том, что исследователь в большей степени ориентирован на форму иронического высказывания, в результате чего ирония воспринимается как готовый инструмент, которым говорящий/пишущий пользуется для достижения определённых коммуникативных целей. Инструментальное понимание иронии берет своё начало в риторическом подходе к иронии как тропу. Как правило, в этом случае рассматриваются стандартные способы использования речевых формул, за которыми в дискурсе закреплена роль сигналов иронического отношения [Походня 1989].

Иронический дискурс трактуется как частотная речеактовая реализация иронии, коррелирующая со специфическими свойствами личности говорящего. Способность продуцировать и воспринимать иронические высказывания является присущей каждому человеку [Варзонин 1994: 51], однако эта способность во многом зависит от образования, интеллектуального и культурного уровня.

Дискурс часто протекает по заданным образцам, что облегчает его участникам выбор определённых стратегий коммуникативного поведения. Отклонения от «типичных» дискурсивных действий становятся значимыми; они возможны постольку, поскольку нарушающий коммуникативные стереотипы понимает, что адресат воспримет их как значимые, несущие дополнительную смысловую нагрузку. Вместе с тем даже, казалось бы, стандартизированные формы могут приобретать новые значения и выполнять новые функции в дискурсе.

Инструментальный подход предполагает, что ирония является свойством конкретного текста или высказывания, и в этом смысле, как и любой инструмент, существует самодостаточно и независимо от участников дискурса.

Другой взгляд на природу иронии предлагают теории, где возникновение иронического смысла, как уже отмечалось, становится результатом взаимодействия коммуникантов. Ирония становится возможной благодаря тому, что между выраженным и скрытым значениями высказывания есть определённые отношения, так же как есть отношения и между людьми, различными высказываниями, интенциями и их интерпретациями. Здесь соблюдается принцип кооперации Г. Грайса [1985] – вклад на каждом шаге диалога должен соответствовать совместно принятой цели. Ирония представляет собой результат активных дискурсивных действии как со стороны говорящего, так и со стороны адресата, поскольку появление иронии в равной степени зависит и от интенции говорящего, и от интерпретации высказывания адресатом.

Как уже отмечалось, иронические высказывания могут оказаться таковыми намеренно или ненамеренно, когда автор не имел намерения передать иронию, но его высказывание было интерпретировано слушателями как ироническое, оно может считаться ненамеренно ироническим. Намеренная ирония требует больше времени для распознавания, чем ненамеренная: «Ап utterance is considered an unintended irony in case it is unintended literally but is perceived as ironic by overhearers. Intended ironies take longer to read than their unintended equivalents» [Giora, 2001: 176]. R. Giora приводит пример одного и того же высказывания, которое, в зависимости от контекста, может быть расценено как намеренно и ненамеренно ироническое: «I would never be involved in any cheating» («Я бы никогда не стал жульничать на экзамене»), говорит студент-отличник, обвиненный в том, что давал списывать на экзамене своему товарищу, который благодаря этому получил незаслуженно хорошую отметку. Это высказывание воспринимается как ирония вне зависимости от того, сознавал ли студент, что его товарищ списывает или это произошло случайно, незаметно для него. В любом случае, учитывая очевидность плохой подготовки товарища и его неспособность сдать экзамен собственными силами, заявление отличника, вольно или невольно оказавшего помощь, звучит комично.

О том, что комический (в частности, иронический) эффект является совместным продуктом деятельности автора и адресата в процессе языковой игры, говорит В.И. Шаховский, отмечая, что языковые игры осуществляются внутри эмоциональной рамки высказывания, стартовой границей которой является эмоциональный мотив говорящего, а финальной – эмоциональный коммуникативный эффект: гедонистический для говорящего и, как правило, комический для рецепиента» [Шаховский 2008: 354]. Здесь мы можем говорить о том, что ирония является также перлокутивным актом, поскольку вызывает изменения в сознании (мыслях и чувствах) адресата.

Таким образом, роль лица, воспринимающего и оценивающего сказанное, важна так же, как и роль лица, это высказывание породившее. Необходимо отметить случаи невозможности обращения к собеседнику с иронией. Е.Н. Зарецкая выделяет следующие:

1) если перед вами человек без чувства юмора;

2) если человек находится в удрученном состоянии души;

3) если человек вам незнаком;

4) в ситуациях, когда ирония неуместна (похороны, свадьба, венчание);

5) если рядом находится третье лицо, от которого зависит тот, над кем вы подшучиваете [Зарецкая 2002. http:// www.i-u.ru/biblio/archive/ritorika/default.aspx].

Мы согласны, что в ряде случаев ирония может быть неуместна. Однако данный список представляется весьма приблизительным и чрезмерно категоричным. Возможность употребления иронии и выбор языковых средств для ее выражения необходимо определять в каждой конкретной ситуации с учетом многих факторов.

Ирония как категория дискурса представляет для нас особый интерес, поскольку, на наш взгляд, именно в дискурсе раскрывается все богатство и многообразие этого явления. Реакция собеседника непредсказуема, но с помощью иронии можно управлять течением беседы и влиять на создание определенной атмосферы общения.

Ирония как категория дискурса реализуется только на фоне контекста. Исследователи иронии С.И. Походня и А.И. Усманова различают следующие виды контекста: микроконтекст, макроконтекст и мегаконтекст [Походня 1989]:

1. Микроконтекст реализует иронию в одном предложении, например: She turned round with a pretty smile of an alligator. («Она обернулась с милой улыбкой аллигатора»). Столкновение в одном предложении несовместимых понятий – «милая улыбка» и «улыбка аллигатора» (животное, ассоциирующееся с жестокостью и агрессивностью) сигнализирует о применении иронии.

2. Речь идет о макроконтексте, когда для того, чтобы понять смысл иронического высказывания, необходим текст большего объема, в печатном тексте – по меньшей мере абзац: She sketched a short autobiography, enough to show me that she wasn't as bright or pretty or stylish or interesting as she had seemed sitting at the bar. But then, no one ever is, which is why it's always worth having shares in whisky and cosmetics. (Steven Fry «The Hippopotamus») [Fry, 2004: 15]. («Она набросала краткую автобиографию, вполне достаточную для того, чтобы убедиться, что она не была ни особенно умной, ни красивой, ни стильной, как могло показаться с первого взгляда, когда она сидела в баре. Да впрочем, никто не обладает такими качествами, поэтому так прибыльно вкладывать деньги в алкогольный и косметический бизнес».

Ирония здесь, на наш взгляд, заключается в том, что, говоря о бизнесе, рассказчик имеет в виду нечто другое, а именно обыгрывает хорошо известную шутку о том, что любая женщина может казаться красавицей при наличии косметики в ее распоряжении и алкогольных напитков в распоряжении ее партнера. Не повторяя этой шутки, автор лишь намекает на нее, используя некоторые ключевые слова, которые являются сигналом для посвященных. Таким образом, ирония выполняет в данном тексте функцию сближения, объединяя тех, кто знаком с этим анекдотом.

Иногда для понимания смысла иронии недостаточно информации, полученной в беседе, необходимо обладать дополнительными знаниями. В литературном произведении иногда необходимо прочитать весь текст, чтобы осознать идею автора. Так, название рассказа В.С. Моэма «Падение Эдварда Барнарда» («The Fall of Edward Barnard») [Моэм 2003] воспринимается как ироническое только после прочтения всего рассказа, когда становится понятно, что говоря о «падении», писатель имел в виду нечто противоположное. На самом деле речь идет о выборе своего пути в жизни, стремлении главного героя к счастью и покою, что воспринимается чопорным светским обществом как глупость и безрассудство. Автор рассказа, разделяя взгляды своего персонажа, стремится показать читателю, что в результате так называемого «падения» человек обретает то, чего ему не хватало.