Текст книги "Вкус убийства"

– Вы, Алиса, ждете от интерьера, чтобы он, словно в волшебной машине времени, показал вам настоящее, прошлое и будущее? Вы мечтательница!

– Это плохо? – распахнула прозрачные глаза девушка.

– Это не хорошо и не плохо. Просто быть мечтательницей в наш прагматичный век трудновато.

– Трудно, – согласилась собеседница. – Зато чувствуешь себя живой… – Алиса вздохнула, села в кресло и посмотрела на Лученко с ожиданием.

– У вас в глазах огонек появился, – сказала гостья. – Значит, хорошо работается.

– Ой! Вера Алексеевна! Я вас вспоминаю буквально каждый день, – всплеснула руками Алиса.

– Надеюсь, незлым тихим словом? – улыбнулась гостья.

– Еще спрашиваете! – ответила улыбкой-эхом девушка. – Во-первых: жутко интересно. Я узнаю столько нового! Во-вторых: оказалось, что мы с Дарьей Николаевной знакомы! Я ходила к ней на подготовительные курсы в институте, представляете?

– Представляю.

– В-третьих: замечательная команда. Такие веселые, доброжелательные. Приняли меня очень хорошо, прямо как родную!

– Да что вы? А барышни, неужели не приревновали к своим мужчинам?

– Не без этого, конечно… Немножко рожицы построили. А потом сами стали мне помогать быстрее освоиться!

– Я рада за вас, Алиса. И работа нравится?

– Очень. Я даже не ожидала. Хоть и знала, что хочу работать, но в рекламе – не предполагала… Вот я всегда считала рекламную деятельность полной ерундой. Ведь она чем занимается? Втюхиванием. Кто-то создает ненужное, кто-то это ненужное оценивает, считает бюджеты. Кто-то распространяет информацию об этом ненужном. Кто-то это ненужное продвигает. Кто-то его непосредственно продает… Кто-то обслуживает инфраструктуру всего этого процесса.

– Да-да, понимаю, – кивнула Лученко, – и в конце процесса кто-то абсолютно зашоренный-забитый-переинформированный-запрограммированный это покупает и радуется некоторое время, несколько минут… Что касается рекламы, то не надо принимать жизнь, изображенную в телевизионных роликах и на плакатах, за настоящую. Так ведь? И верить, что реклама продает не товары, а душевное состояние, надежду на вечную молодость, на здоровье и прочие идеалы.

– Да… Знаете, как шутят эти ребята-рекламисты про свою профессию? Шутка со смыслом, вы поймете.

– Интересно!

– «И вот, наконец, у нее зеркально гладкие ноги благодаря современным чудо-эпиляторам, ослепительно белые зубы благодаря новейшим отбеливателям, бархатная кожа благодаря особой косметике, плоский живот благодаря массажным электропоясам, ни грамма целлюлита благодаря волшебным тренажерам, копна шелковистых волос еще большего объема благодаря уникальным шампуням с кондиционерами, идеальное здоровье благодаря заботливой фармацевтической промышленности – а счастья все нет».

Вера рассмеялась, замахала рукой и все никак не могла остановиться.

– Ой!.. Фу, ну и насмешили вы меня, Алиса. А ведь это, если вдуматься, чистая правда.

– Только Дарье Николаевне не рассказывайте, а то… – попросила Алиса.

Вера пообещала. Женщины посерьезнели.

– Ведь я все понимаю. И мне кажется, сейчас я уже не мечтательница. Вы, наверное, думаете, что и затеянное мною расследование – мечта?

– Не совсем. Я думаю, вы в принципе рады, что тот самый укол десять лет назад облегчил мамины мучения. Вам невыносимо было видеть ее и страдать вместе с ней. Но вы просто хотите знать правду. Чтобы никакой путаницы в той давней истории не осталось, никакого страха. Ради памяти отца. Ну и ради мужа вашего, чтобы доказать ему, что он неправ. Так?

– Это удивительно! Вы потрясающе точно высказываете мои желания… Неясные мне самой иногда.

– Ну, работа у меня такая, – улыбнулась Лученко. – Я хочу вас попросить, Алиса, показать мне вещи родителей. У вас же что-то осталось на память о них?

– Понимаю, вы хотите через предметы воссоздать то время. У меня есть кое-что, но не думаю, что это может хоть как-то помочь… И потом, каждый из нас за прошедшие десять лет осовременился, а вещи остались в прошлом. Сейчас. – Она легкой походкой вышла в спальню и вернулась со шкатулкой в руках и фотографией.

Мужчина и женщина на фотографии в рамке смотрели в объектив. На их лицах одна и та же мысль: как только съемка закончится, они сразу же взглянут друг на друга. Ксения Николаевна Бессонова была необыкновенно привлекательна, хотя цвела не юным первоцветом. Снимок запечатлел ее вторую молодость. Уже подросли дети, устроился быт, рядом любящий муж, и теперь все, что должно расцвести, – расцвело. Даже пышнее, чем в юности. Она лучилась не робкой красотой подснежника, а мощным созреванием благоуханной сирени. Отца девушки нельзя было назвать классическим красавцем, но в его глазах светилось обаяние ума.

– Ваши родители были очень счастливы, это видно, – сказала Вера. – Представляю себе, как эта пара появлялась на людях. На них явно устремлялись многие взгляды. Будто они посылали в пространство и притягивали к себе разнообразно заряженные лучи. И в этих лучах клубились пылинки зависти, восхищения, любопытства. Кто-то просто любовался ими, кто-то не мог им простить, что они так удачно нашли друг друга. Да, они были гармоничной парой.

– Это правда. Даже сейчас, спустя столько лет после их смерти, я не могу вспомнить ни одной их ссоры. Если папа был не на работе, они не расставались! Мама умерла, когда мне было восемнадцать лет, я была еще совсем девчонкой. Но я отлично помню их отношения. С мамой папа мог говорить на любые темы. Абсолютно обо всем! Представляете, ей все было интересно, если об этом говорил папа. Он был такой потрясающий рассказчик! Ну скажите, как можно придумать о стройке что-то интересное? А он описывал такие забавные истории, что мама начинала хохотать! Да и мы тоже! Или сочинял про рыбалку, да еще как! Нам казалось, словно мы там находимся вместе с ним, представляете?

Она открыла небольшую темную шкатулку кипарисового дерева, инкрустированную цветочным узором и приятно пахнущую. И они вдвоем стали разбирать содержимое. Доставая какой-нибудь предмет, девушка с воодушевлением рассказывала, кому из родителей он принадлежал, как появился в доме и как к нему относились отец с матерью. Пересмотрев эти вещи, Лученко отобрала несколько и попросила их на короткое время.

– Ой! Какой может быть разговор! Если эти пустяковины чем-то помогут, я буду очень рада.

Они перешли на кухню и продолжили пить кофе. Алиса задумалась, на нее нахлынули воспоминания. Вера спросила:

– Скажите, Алиса, вы помните какие-то странные случаи из своей юности? Странные или трагические для вашей семьи.

– Вера Алексеевна, удивительно, что вы спросили! Ведь я сама об этом подумала сейчас. Мне теперь кажется, что над моей мамой всегда висел какой-то рок.

– А именно?

– Помню, однажды мы с мамой чуть не утонули, когда катались на лодке. Мне тогда было три или четыре года. Рядом с нашим загородным домом есть широкое родниковое озеро, оно называется Блюдце. Там такие песчаные пляжи по берегам, мелководные, только в середине озера очень глубоко. Мама любила катать нас, детей, на лодке вдоль камышей и кувшинок. Я помню тот случай, даже странно, маленькая – но так отчетливо все вспоминается! Когда мы заплыли на середину озера, лодка стала протекать. Мама плавать не умела, я – тем более… И мы бы утонули, потому что мама растерялась. Но недалеко от нас оказался мужчина на катамаране. Он прыгнул в воду и спас нас. Этим мужчиной был хозяин соседней дачи, Вячеслав Демьянович Голембо. С тех пор он и стал другом нашей семьи. Дядя Слава шутил, что только такие дурехи, как мы, могли утонуть в «блюдце»…

– Вы с мамой были одни на даче?

– Да. В тот день Виктор, мой брат, уехал куда-то с друзьями. Мы с мамой остались вдвоем.

– И что потом?

– А потом папа научил меня плавать. И я, став постарше, переплывала Блюдце во всех направлениях, вдоль и поперек. Хотите еще кофе? А может, немножко вина? У меня есть хороший мускат! – спохватилась Алиса.

– Ну, если немножко – хочу. И еще хочу, чтобы вы продолжали вспоминать.

– А вы, Вера Алексеевна, думаете – это мог кто-то?..

– Пока я только слушаю. Выводы делать еще рано… Вы, Алиса, наверняка такая же хорошая рассказчица, как ваш отец. Излагаете кратко, толково, только самую суть. Давайте дальше.

Девушка порозовела от Вериного комплимента. Она налила в высокие бокалы карминового муската, вынула из холодильника гроздь крупного винограда, персики и положила их в вазу перед гостьей. Отведав муската и отпив по глотку кофе, женщины продолжили неспешный разговор.

– Второй странный случай произошел во время турпохода. Дома осталась только бабушка, папина мама, а в поход мы отправилась всей нашей семьей и с друзьями. Я была уже школьницей. Ночью, когда все заснули, загорелся мамин спальник. Папа проснулся от запаха едкого дыма и бросился тушить его… Притом сама мама спала как убитая! Помню, все тогда восприняли этот случай как очень смешной. Дядя Слава говорил: «Если б не Паша, шашлык из Ксении получился бы очень нежный».

– Черный юмор у вашего дяди Славы, – подняла бровь Вера.

«Да и вообще он немного странный, честно говоря, – подумала она. – С ним еще предстоит разбираться…»

– Ну, они же молодые были, беззаботные. Наверное, им тогда все вокруг казалось забавным!

– А кто именно из друзей был в походе, помните?

– У меня же есть фотографии! Мы тогда без конца фотографировались. – Девушка быстро метнулась в коридор, сняла с антресоли небольшую плетеную корзинку и вынула из нее бумажный пакет со снимками. – Вот! На этой – все, кроме дяди Славы, потому что он фотографировал. Первый слева Витя, возле него – тетя Ивга, мамина двоюродная сестра. Вот папа, рядом мама, рядом с ней жена дяди Славы, тетя Тамила. Она сейчас живет в Америке. Рядом с ней – я… Забавная, правда? – Алиса рассмеялась, глядя на себя маленькую. – А вот мужчины ставят палатки. Это уже тетя Тамила щелкала. Вон папа с удочкой, Витька с ведром наловленной рыбы, это снимала тетя Ивга…

– Вы помните даже, кто кого снимал?

– Потому что таких фотографий две. Со мной и без меня. На этой фотографии – папа, брат и я. А вот на этой папа с тетей держат вдвоем одну щуку, и Витя с ведром, а я их снимала тетиным фотоаппаратом.

Вера, перебирая в руках фотографии, остановилась.

– Вот на этом снимке ваша мама с забинтованной рукой. Что тогда произошло?

– А, это зимой… Праздновали масленицу на нашей даче. Тетя Ивга отошла с мамой пошептаться о своих женских секретах. В этот миг с крыши сорвалась острая длинная сосулька. Она чудом не пробила кому-то из них голову! Мама потом говорила, что за мгновение лишь увидела какую-то тень и успела отпрыгнуть. Но сильно поранила руку. Из-за удара у нее образовалась трещина в кости. Хорошо, что тетя Ивга врач. Она сразу забинтовала ее и повезла маму в больницу. Там уж ей наложили гипс на травмированную руку.

– Алиса, скажите, вот это все, что вы вспомнили, случалось при большом скоплении народа?

– Как когда. Когда мы с мамой чуть не утонули, то находились за городом одни. Папа был на работе. Бабушка вообще не любит выезжать из городской квартиры. В походе, я уже говорила, собралась большая компания. Когда масленицу праздновали – тоже… А когда чуть в аварию не попали, снова оказались вдвоем.

– Про аварию, пожалуйста, подробнее!

– На самом деле – банальная неисправность. В мамином автомобиле, новенькой «шкоде», почему-то отказали тормоза. Мы возвращалась с дачи в город, а было мне тогда уже… да, пятнадцать лет. В пути я захотела мороженого. Мама стала останавливаться у первого сельского магазинчика, но не смогла. Машина не слушалась. От растерянности мама свернула с дороги в поле, и это оказалось спасением. Машина воткнулась в огромный стог, нам повезло – он послужил амортизатором. Потом папе в авторемонтной мастерской сказали, что была повреждена оплетка тормозного шланга переднего колеса. Мы так и не поняли, как эта неисправность могла возникнуть в новенькой машине…

В эту встречу с Верой Лученко Алиса Старк, в девичестве Бессонова, рассказала доктору очень многое из того, чего не рассказывала никогда и никому. Это было странно и приятно для нее самой, не привыкшей к подобным откровениям. Но перед Верой Алексеевной девушке хотелось буквально вывернуть душу наизнанку. При этом Алиса не испытывала ни малейшего дискомфорта – просто перелистывала страницы детства. Впервые она рассматривала прожитые годы, словно содержимое той самой любимой кипарисовой шкатулки со всякой всячиной. Вместе с гостьей они изучали вещицы из этой коробочки, где хранились обрывки старых бус-воспоминаний. Там было много всякого: полезного, красивого, важного – и хлама. Они тщательно отсеивали драгоценные крупицы прошлого, откладывая ненужное в сторону. Перебирали, чистили Алисину душу. И ей становилось легче. Казалось, что доктор Лученко вот-вот наведет порядок в запутанной истории.

Незаметно, на мягких лапах подкрался вечер. Город лежал в сиреневых сумерках садов и парков, как младенец в колыбели. На него темной прозрачной шалью опустился сентябрьский сумрак, накрыл своим легким покрывалом древний город. Крыши, стены, кроны деревьев, так искусно все нарисовано – кем? – наверное, великим импрессионистом… В домах светились окна, они сияли яркими золотыми точками в темноте неба. От этой картины нельзя было отвести взгляд. Она и успокаивала, и будила в душе неясные тревоги.

6. Любовь как хроническая болезнь

Неожиданно для себя Вера обнаружила, что ездить с Двинятиным на вызовы необычайно интересно. Каждый раз ветеринарная практика подсовывала Андрею новые загадки. Каждый раз от их решения зависели здоровье и часто жизнь животных. И нужно признать, он справлялся с этими трудностями достойно. Так Вера узнавала своего любимого с новой, профессиональной стороны. А в один прекрасный день обнаружилось: не только Андрей понимает животных.

Солнечным сентябрьским утром Двинятин пригласил свою подругу на ипподром. Ему нужно было осмотреть лошадей перед скачками. Вера никогда прежде не бывала на ипподроме и легко согласилась быть сопровождающей.

Они спустились с трибун поближе к полю. Андрей наблюдал прогон лошадей и цепким глазом фиксировал малейшие симптомы конских недомоганий, успевая развлекать любимую рассказом о своей стажировке в Великобритании:

– Для тамошнего жителя прожить лето и не сходить на ипподром – так же невозможно, как для испанца не увидеть ежегодную корриду. Конные состязания в Британии, чтоб ты знала, национальная традиция. На ипподром отправляются в любое время, бросая службу и забывая, между прочим, об исполнении супружеского долга!..

– Ужас какой! – лукаво возмутилась Вера. – Хорошо, что ты не англичанин!

– Ага… День скачек – священный день для каждого британца.

– А что такое дерби? – В ее памяти всплыло слово, каким-то образом связанное с лошадьми.

– Ну, это такие соревнования, основанные лордом Дерби в Викторианскую эпоху. На них стекалась половина Лондона. За век с небольшим былой ажиотаж немного поутих, но и теперь в городок Эпсом съезжаются десятки тысяч англичан. Да и вообще подлинной национальной гордостью считается вовсе не дерби, а проводимый в местечке Эйнтри близ Ливерпуля Большой национальный стипльчез – The National Steeple Chase!

– Ого! Ты, оказывается, еще и английским владеешь, как настоящий подданный ее величества! – не стала скрывать изумления Вера.

– Мы, ветеринары, такие. Так приятно тебя удивлять! – Андрей обнял любимую, но продолжал неотрывно смотреть за лошадьми.

Внезапно он поднялся со скамейки и крикнул конюху: «Этот прихрамывает!» – и направился к животному. Вера пошла за ним.

Конюх подвел к Двинятину стройную вороную лошадку. Лошадей Вера видела только по телевизору в программах о животных, да еще девочкой, когда гостила в деревне у дальних родственников. Теперь она смотрела во все глаза, словно заново открывая для себя красоту, грацию и благородство лошади.

Вороной красавец, весь черный с серебристым отливом, спокойно стоял рядом с людьми. Он не проявлял ни малейшей нервозности. Его голова, туловище, стройные ноги, грива и хвост – все было черным-черно. Два блестящих, словно каштаны-великаны, глаза смотрели на Веру. Прямая и длинная шея гордо поднималась вверх, неся легкую выразительную голову. Прямой, узкий и длинный круп говорил об идеальном сложении беговой лошади.

– Как его зовут? – спросила Вера у конюха.

– Дельфин.

– Дельфин… – повторила Вера. Тот, услышав свое имя, повернул голову и стал чуть подергивать ушами.

– Заинтересовался вами, – прокомментировал поведение скакуна сотрудник ипподрома.

– Можно мне его погладить? – обмирая от детской забытой страсти к лошадям, спросила Вера.

– Осторожнее, Верочка! – встревоженно предупредил Двинятин.

– Ничего, Андрей Владимирович. Пусть погладит. Гладьте, он у нас смирный! – разрешил конюх.

Вера скользнула прохладной ладонью по шее Дельфина. Прикоснулась к морде. Веко опустилось на глаз, и женщина провела пальцем по ресницам. Потом приникла лицом к лошадиной шее и стала говорить ласковые слова:

– Ты настоящий красавец! Кожа у тебя шелковая, мордочка умная, глаза словно звезды…

– Ишь ты, прям замер от ваших комплиментов! – удивился конюх.

– Вера! – вскинулся Андрей. – Отойди, я же его осматриваю! Не ровен час, лягнет тебя!..

– Хорошо. – Вера послушно отошла на несколько шагов. Дельфин направился за ней, явно желая продолжения ласк.

– Похоже, он… – Конюх не успел закончить фразу.

Вороной шагал за Верой. Она остановилась и потянулась к нему носом, словно хотела обнюхаться, как иногда делала, играя с Паем. Ей показалась увлекательной эта игра. Конь ее принял. Он вдыхал чуткими ноздрями Верины духи, и по всему было видно, что запах ему нравится. Дельфин потерся мордой о Верину ладонь. Она достала из сумки пресное галетное печенье, которое всегда таскала с собой для Пая, – когда он слишком заигрывался, нужно было привлечь его внимание. Конь деликатно взял печенье одними губами. Вера снова погладила его черную узкую морду, приговаривая: «Дельфин, хороший мальчик!»

Наблюдая эти лошадиные нежности, ветеринар в шутку предложил:

– Попроси его поднять правую переднюю ногу.

– Дельфин, хороший! Подними ножку! – попросила Лученко, при этом мягко похлопав коня по мускулистой лопатке правой ноги.

Конь поднял ногу. У конюха и Двинятина округлились глаза. Теперь уже конюх спросил у странной женщины:

– А левую?

– Дельфин, мой послушный, хороший! Подними эту ногу! – Вера легко потрепала вороного по левому предплечью.

Левая нога была поднята, и большой глаз воззрился на Веру, словно говоря: «Вот какой я послушный! Дай еще печенья!» Пошуровав в сумке, любительница лошадей достала галету и скормила ее умному животному.

Наблюдавший эту сцену конюх почесал буйную шевелюру, не привыкшую к расческе, и высказал предположение:

– Вы, девушка, умеете заговаривать лошадей! – При этих словах парень покосился на ветеринара и добавил: – Хорошо иметь рядом такую помощницу… Так что там, с Дельфином-то?

На эти речи Двинятин усмехнулся. Практик, он не очень доверял всем этим суевериям про «заговор» лошадей.

– Небольшой ушиб. Сам себя стукнул. Лед или хлористый этил есть?

– Есть, – кивнул работник.

– Тогда пойдем, я наложу повязку. – Двинятин повернулся и зашагал в сторону конюшен. За ним направился и конюх.

Вера и Дельфин остались на месте. Она слишком увлеклась прекрасным животным и не заметила, как Андрей пошел в другую сторону. Оглянувшись на своего питомца, работник крякнул и, вернувшись, ухватил коня за повод. Но не тут-то было! Дельфин не трогался с места. Он не желал уходить без своей новой приятельницы.

– Вера! Ты и вправду его заговорила? – Андрей вернулся и, все еще не веря своим глазам, предложил: – Пойдем к конюшням, а он пусть останется.

Женщина вместе с Двинятиным пошла к выходу с поля. Лошадь тут же двинулась следом за ними. Андрей несколько раз оглядывался, не переставая удивляться тому, как послушно ступает Дельфин за Верой.

В конюшне ветеринар быстро наложил на ушибленное место охлаждающую повязку. Сказал конюху, что Дельфин должен не меньше двух недель находиться в полном покое. Все время, пока длилось бинтование, Вера поглаживала коня и нашептывала ему ласковые слова. Собрались уходить. Женщина вполне серьезно сказала коню: «До свиданья, Дельфин! Я ухожу. Но мы скоро увидимся, не скучай!»

Черный как смоль жеребец встряхнул гривой, и по могучим мышцам шеи и туловища словно прошла мощная волна. Он заржал, отвечая, и проводил взглядом фигуру уходящей женщины. Оба существа, человек и лошадь, точно знали – они встретятся.

В машине Двинятин взглянул на свою подругу с улыбкой.

– Что ж ты не говорила, что можешь гипнотизировать не только людей, но и лошадей?!

– До сегодняшнего дня я сама этого не знала, Андрюша.

– Честно?

– Честное психическое!

– Раз такое дело, я теперь всегда буду брать тебя с собой на ипподром, – подытожил ветеринар. – Ты – лучшая помощница!

– Я, конечно, рада оказанному мне высокому доверию…

– Ух! Идея! – Глаза Андрея засверкали озорными искорками. – Я буду брать тебя на бега, и мы дико разбогатеем!

– Это как? – не поняла Вера.

– А так. Ты садишься в конюшне возле какой-нибудь обычной лошадки и внушаешь ей, что она станет фаворитом скачек. И она под гипнозом приходит первая! Мы на нее поставим и огребем кучу денег. – Хитрый взгляд любимого доказывал, что он устраивает «проверки на дорогах».

– Хм… – Вера притворилась, будто приняла идею всерьез. – Андрюша! Если ты намерен сделать из меня «лошадиную гипнотизершу», то у меня одно условие.

– Какое, радость моя?

– На того коня, который придет первым, сядешь ты, и тогда я на все согласна!

– Значит, тебе кентавра подавай!

– А ты как думал?

– Ну, я тебе сейчас покажу! – Андрей свернул с дороги в расстилавшийся напротив ипподрома Голосеевский лес.

– Похоже, ты собираешься утащить меня в дремучую чащу, – радостно улыбнулась возлюбленная.

– Мало того. Я собираюсь продемонстрировать тебе свои жуткие животные инстинкты! – Двинятин зарычал и скорчил ужасную разбойничью рожу.

– Что ж мы так медленно едем?! – удивилась его непредсказуемая возлюбленная.

…Давно был выключен мотор. Голосеевский лес шелестящей тишиной окружил маленький «пежо» с мужчиной и женщиной внутри. Остановил время, охватил бархатной зеленью с прожилками желтого, заманивал бесстыдно, подмигивал солнечными бликами сквозь кроны дубов и сосен: ну?

Андрей вопросительно погладил Веру по маленькой руке. Она тонким пальчиком нарисовала ответ на его джинсовом бедре. И запульсировал в нем жар, он прикоснулся губами к ее губам вначале осторожно, затем смелее. В жаре поцелуя, как сахар в кипятке, быстро растворилась осторожность, остатки приличий соскользнули в пропасть бесстыдства. Поцелуй длился, длился и дошел уже до края, за которым…

Вдруг Вера резко отстранилась от Андрея.

– Что случилось? Что?..

Молчание. Она оглянулась вокруг. Потом торопливо заговорила:

– Надо уезжать, скорее!.. Я чувствую опасность.

– То самое? Тринадцатое чувство?

– Да.

Андрей сразу вспомнил, как недавно в Крыму его любимая внезапно почувствовала себя плохо и уехала вместе с ним из гостей – быстро, не раздумывая, как с пожара. Потом объяснила, что у нее, как у животных, чующих грозу, землетрясение и прочие катаклизмы, обострено ощущение опасности. Она чует и неприятности, и болезни. К тому же многократно убеждалась в том, что тринадцатое чувство ее никогда не обманывает. Вот и тогда выяснилось, что они были в гостях у убийцы…

А почему тринадцатое? Да потому что Вера родилась тринадцатого числа. Если неприятности грозили кому-то из ближнего круга родных и знакомых, чаще всего толчком начинала болеть голова. Иногда предчувствие холодило спину, создавало дискомфортное замораживающее ощущение.

Вера обычно объясняла это так. Многие могут предчувствовать те или иные события. Один человек чует катастрофы, как животные. Другой предчувствует, что его вызовут на ковер к начальству. Третий обладает особым нюхом на веселые компании, четвертому стоит что-нибудь взять в руки в магазине, как эту вещь тут же раскупают. Может быть, каждый из нас – какой-то эксперимент природы? Так, на всякий случай. Всеобщей красоты и массовой гармонии она, видимо, не планировала, но позаботилась о самом существенном – неисчислимом количестве вариантов для выживания. Вот эти варианты и проявляются загадочно. А может быть, у человека не пять чувств, а десять? Или пятьдесят? Только он не знает о них. Потому что они замкнуты на подсознании, а сознанию доступны лишь пять. Отсюда всякие фокусы с телепатией, сны, во время которых делаются открытия, предсказания и прочее. Есть еще и разная степень чувствительности на эти слабые сигналы из подсознания в сознание: у кого-то эта степень высока, у кого-то отсутствует вовсе…

– Ну, что же ты! – испуганно торопила Вера. – Заводи!

– Поздно, – сказал Андрей. – Не успеем, вот они… Да и не нужно бежать. Успокойся, пожалуйста, все будет хорошо.

Снизу, со стороны оврага, на поляну вышла группа мужчин. Молодые парни, лет по двадцать, и несколько подростков. Итого шестеро. Два парня – крупные, мордатые, с уверенной походкой, наверняка заводилы. Остальные серенькие, один вообще мальчик. С бутылками, пакетами какими-то. Все это Андрей увидел и зафиксировал мгновенно. Если бы не Верино чутье на опасность, он бы на этих парней и внимания не обратил, мало ли таких по улицам шатается. Правда, здесь была не улица, а лес. Хоть до проспекта не больше километра, но безлюдно. Вот они и чувствуют себя хозяевами. Может, попугать хотят? Такие любят, когда их боятся.

Парни окружили автомобиль, загоготали, начали нагло раскачивать «пежо» на рессорах. Андрей заблокировал дверь с Вериной стороны и собрался выходить.

– Андрюша!.. – Вера не могла сдержать своего женского страха.

Если б не Двинятин, она, не раздумывая, начала бы что-нибудь делать, чтобы не дать страху парализовать волю. Кричать или изображать из себя полоумную, врываться в разговор нападающих потоком своих фраз – словом, срывать сценарий нападения как угодно. Иногда в сложных случаях удавалось поймать агрессоров на гипноз.

Но мужчина взял ситуацию в свои руки.

– Сиди тихо, – сказал он. В голосе его прозвучала такая сила, что Вера послушалась. – Если я не выйду, они разобьют стекла.

Он открыл дверь и так быстро выпрыгнул, что стоявшие снаружи невольно отпрянули.

– Какая компания! – проговорил один из мордатых, открывая щербатый рот в улыбке.

– Мы тоже к вам хотим, – сказал второй.

Андрей Двинятин не производил грозного впечатления. Обычный мужчина, не накачанный, никакой тебе бычьей шеи и крутых плеч. Легкая жертва.

– Это самое, слышь. Давай сюда мобилу, ключи от тачки и кошелек, – прогнусавил кто-то. Они все окружили Андрея, отошедшего на три шага от машины. – И бабу свою оставь. А сам можешь тикать отсюда, ладно. Мы добрые.

Они загоготали – громко и нагло, распространяя волну перегара.

– Ну? – спросил мордатый. – Или устроить тут вам могилку без крестика?

Андрей не отвечал, только вздохнул с легким оттенком досады. Вера, сидя в машине, слышала приглушенно все слова, но не вслушивалась, понимая: они не имеют никакого значения. Она видела, что Андрей совершенно не испуган, она знала, что он может за себя постоять, но все же ей было немного страшно – не за себя, а за своего мужчину.

На лице Андрея застыло непонятное выражение: взгляд обращен не к окружившим его хулиганам, а как будто между ними – то ли вдаль, то ли внутрь себя. Мордатый сделал резкий угрожающий выпад в сторону Андрея, но тот не шелохнулся. Странно… Парализовало его, что ли? Наверное, у парней мелькнула та же мысль, потому что они все разом ринулись к нему.

Это было совсем не так красиво, как в голливудских бое виках с красочной постановкой драк, когда плохие парни нападают на хорошего по очереди. И он справляется с одним, затем переходит к другому и так далее. Противники напали одновременно. Ничего толком, в общем-то, Вера и не увидела. Мелькнули занесенные руки, Андрей как-то мягко крутанулся на месте и вроде бы исчез из поля зрения. При этом первых из нападавших центробежной силой выбросило из точки схватки, они проехались всем телом по опавшим листьям и траве, откатились в сторону. Двое других внезапно остановились и протянули к Андрею руки, он словно бы слегка прикоснулся к запястью одного и ноге другого, но первый закричал и резко опустился на землю, а второй рухнул как подкошенный.

Снова подскочили те, кого отбросил ветеринар, и вновь Андрей будто исчез… Нет, не исчез, а просто быстро двигался, отталкивая протянутые к нему руки, проходя сквозь строй противников легко, словно сквозь тюлевые занавески, а они почему-то падали.

Вера мимолетно удивилась: Андрей на каждое движение нападавших начинал отвечать встречным движением вроде бы даже на долю мгновения раньше. Упреждая. Он опять стал виден – застыл, будто высвеченный фотовспышкой. Вера успела заметить его сосредоточенное лицо, он смотрел перед собой, а руки жили отдельно и что-то делали.

Отскочил назад с вытаращенными глазами самый младший, секунду постоял и рванул обратно в овраг. Остальные лежали на траве: трое неподалеку, двое – у Андрея под ногами, очень удивленные, что никак не могут встать. Слишком быстро все произошло, они будто попали в огромный вентилятор, который их отбросил назад, а боль еще не включилась – просто не успела.

Все было кончено. Андрей постоял с опущенными руками еще несколько секунд в ожидании, но парни продолжали лежать. Тогда он перешагнул через них, подошел к машине, открыл ключом дверь и сел. Теперь лицо его ничего не выражало, кроме облегчения от того, что неприятная работа наконец выполнена.

Вере хотелось одновременно и колотить его по груди, и кричать, чтобы он не смел… Чего? Она не знала… И сказать: «Я тебя люблю» – обнять, прижать, закрыть своим телом. Но дыхание куда-то пропало.

С пол-оборота завелся двигатель, Андрей вывел машину на лесную дорогу, двинулся в сторону проспекта, прочь из леса.

– Ну просто невезение какое-то! – хмыкнул он. – Негде, понимаешь, полюбить самую желанную на свете женщину!

Веру уже отпустило.

– Это то самое, да? – спросила она. – Ты рассказывал, помнишь? Айкидо.

– Почти, – сказал Андрей и нахмурился.

Вера тут же заметила:

– Что? Болит что-нибудь?!

– Да ничего не болит. Просто… Я потерял контроль. У одного был в руке кастет, у другого нож. Я не удержался и сломал им, кажется, то ли пальцы, то ли запястье. А этого нельзя.

– Господи!.. Да ну тебя, Двинятин, с твоим рыцарством! Заживет. Не будут больше беззащитных прохожих трогать.

– Я понимаю, они уроды. Но дело не в них, а во мне. В основе айкидо лежит… Как тебе сказать… Доброта, что ли. Непричинение травм и увечий. Понимаешь, техники, составляющие искусство айкидо, – щадящие в том смысле, что никто ничего не ломает. Наоборот. Все действия противника дополняются так, чтобы изменить направление атаки и вывести его из равновесия. Вращаться, если толкают. Ускользать, если тянут. Не реагировать на ложные выпады, только на настоящие.