Текст книги "Последний Магистр"

Варна потер виски.

– Норл… Я хочу знать, как можно уничтожить Ильверса. Вы можете посодействовать этому?

– Не рассчитывайте на моих куниц, – Старший нахмурился, – я не собираюсь жертвовать ни одним из своих воинов.

– Даже если само существование Ильверса поставит под угрозу существование Дэйлорона?

– Если так случится, я приму меры, – холодно ответил вампир, – но пока ничего подобного не происходит. Ильверс, это несчастнейшее создание, отвергнутое дитя Дэйлорона, сидит у себя в черной башне, и Сила отражений, питающая Народ Зла, стекается к нему отовсюду. Там… я чувствую… есть что-то особенное, он словно… это похоже на песочные часы, мой дорогой Варна…

Маг затряс головой.

– Подождите, подождите… Норл! Я не совсем понимаю, о чем вы! Ваша Сила и невидима, и недоступна мне… Вы не поясните?

Но вампир, казалось, не слышит. Прикрыв глаза, он забормотал:

– Возможно, этот Магистр в какой-то мере и хранит нас всех? Если дух предыдущего магистра подскажет ему выход из ситуации… Но главное, чтобы он додумался до этого! И не оказался тем самым, Последним магистром… А играть им… уже не получится, увы…

Внезапно д’Эвери в упор взглянул на Варну.

– Оставьте в покое Ильверса д’Аштам. Ваш предшественник и без того попортил ему жизнь. Можно сказать, именно он убил его. Так что предоставьте магистру черного города заниматься своими делами – и займитесь своими.

– Это и есть ваш совет? – Варна уже с трудом сдерживал раздражение. Да что, в конце концов, мнит о себе этот n’tahe, непонятно как возглавивший Гнездо, колыбель лучших воинов?!!

– Да.

– А если он нападет?!!

– Если бы он хотел, то уже бы напал. Полагаю, ему не до того.

Варна покачал головой.

– Я не могу спокойно жить, имея под боком дремлющий вулкан.

Норл поднялся из-за стола.

– Дело ваше. Я бы не тревожил Черного Магистра.

– Неужели и убить его нельзя?

– Отчего же… можно. Нет под этими небесами неуязвимых, Варна. Но я не советую. А теперь… прошу меня извинить, – вампир указал пальцем вверх, – занимается рассвет, и мне пора на отдых.

– Благодарю за прием, – Варна поклонился.

И, уже стоя на пороге открывающегося портала, услышал:

– Надеюсь, что происходящее – это еще не исполнение пророчества о Последнем Магистре…

Маг хотел шагнуть назад, расспросить вампира о том, почему того посетила такая мысль – но сияние тоннеля уже охватило его, и Варна провалился сквозь пространство. Прямиком в свою спальню.

* * *

Впервые в жизни у Ильверса было столько книг. Вернее – он тут же одернул себя – не «в жизни», а «после жизни». Потому как он перестал быть просто дэйлор, но благодаря стараниям ополоумевшего магистра Дэйлорона и второго – Черного магистра, превратился в странное и страшное существо.

Коего не должно было быть и вовсе.

Он взял первую подвернувшуюся под руку книгу, попытался разобрать древнюю клинопись дэйлор. С пятой попытки на зов откликнулась память Предков, и, с горем пополам, Ильверс осилил название и первую страницу пухлого фолианта.

Оказалось, это ни что иное, как один из многочисленных томов хроник Закрытого города, а если уж совсем точно – том, означенный триста восьмым. Ильверс отнес его обратно, прошелся вдоль стеллажей; здравый смысл подсказывал, что, если уж мучить себя чтением, то с самого первого тома, где будет изложена сама история сотворения черной цитадели. Быть может, даже самим магистром.

Пробыв среди пыльных книг и старых, хрустящих свитков почти весь день, Ильверс нашел-таки начало хроник; вернувшись в кабинет, где от прежнего владельца сохранились большой стол и стул, новый магистр приступил к чтению, водя пальцем по строкам и с трудом разбирая слова.

«И взойдет на вершину горы последний магистр, страшный ликом.

И будут слезы мира сего ему временем и пищей.

И наступит конец времен для народа дэйлор, благословенного землей».

Ильверс покачал головой. А ведь, как ни крути, хорошо сказано! Особенно вторая строчка, которая изумительно точно отражала его нынешнюю суть… Только вот не совсем ясно с последней; любопытно – а как он может стать причиной гибели Дэйлорона?

Магистр запасся терпением. Сперва читать было тяжко, строки своенравно прыгали перед глазами, но чем дальше, тем легче разбирал взгляд грациозные значки… Потом, одолев часть, написанную лично хозяином Закрытого города, Ильверс потянулся щупальцем силы к архивариусу Алларена, выхватил у него из рук чернильницу, перо и новенький кусок пергамента. Стоило записать хотя бы самое главное из прочитанного, чтобы не запутаться самому.

Неуклюже выводя знак за знаком и сажая кляксы, Ильверс вывел первое, что уяснил из прочтенного:

«Я, черный магистр, выбрасываю прочь из этого мира Силу Отражений, и тем самым продлеваю жизнь тем, кто уже мог бы захлебнуться в собственном порожденном зле».

Усмехнулся. Еще раз пробежал взглядом по древним страницам книги, и продолжил:

«Моя власть велика. Я могу преобразовывать Силу Отражений, как и всякую любую, но могу просто выбрасывать ее из себя. Я не буду стариться, и никогда не соединюсь с Предками. Сила питает меня, мои мысли. Но я не могу не видеть того, что ее рождает. Если я пожелаю жить среди собственных иллюзий, Сила хлынет из меня, что плохо для всех ныне живущих».

Тут Ильверс задумался – и внес небольшую поправку в свой первый конспект.

«Оказывается, я – как привратник, выпускаю Силу за небесный купол, там она частью рассеивается, частью скапливается. Если со мной что-нибудь случится, весь многовековой запас этой Силы хлынет обратно в мир».

– Так что не поздоровится тем, кто меня уничтожит, – констатировал магистр. Рука устала с непривычки; он размял пальцы, потряс кистью в воздухе и продолжил писать.

«Если я пойму, что разум мой не выдержит более, что я невольно замкнусь в собственном иллюзорном мирке, то я должен в соответствии с указанным ритуалом закрыть собой врата Силы, организовать приток противодействующей Силы и тем самым предотвратить затопление этих земель Силой Отражений. Этого можно избежать и уйти к предкам в случае, если будет преемник…»

Ильверс отложил перо. Во что же он превратился? Живой – опасен в безумии своем, мертвый – всеобщей погибелью…

«Магистр отражений может стать предсказанным когда-то последним магистром».

– А почему бы и нет?.. Все зависит от того, насколько меня хватит, – процедил он. И шумно захлопнул книгу; прочитанного оказалось достаточно, чтобы осознать всю вечную безнадежность положения…

«И я должен нести в себе то, что рождают в злобе другие», – Ильверс принялся мерить шагами кабинет, – «опять, опять несправедливость! Великие предки, отчего не стал на мое место тот, кто был бы действительно готов жертвовать собой многие столетия? Отчего судьба распорядилась так, да и отчего моей судьбой распорядился выживший из ума, будь он трижды проклят, старик? Который всего-то и хотел, что сотворить пугало для людей?.. И которому было наплевать, а что, собственно, будет чувствовать это самое пугало?»

Когда он оторвался от книг, за черными стенами день клонился к закату. И Ильверс решил немного поспать. Не потому, что спать хотелось – а потому, что сон оставался хорошим воспоминанием о той, настоящей жизни.

Он выдернул из чьего-то дома через портал кушетку и растянулся на ней.

«Ты ведь можешь пожелать – и жить в мире собственных иллюзий», – пищал противненький голосок, – «ну, разве это не мило?»

Ильверс раздавил в себе это гаденькое и столь соблазнительное желание. И поэтому, пока спал, река отражений укачивала его на волнах кошмаров и травила разум мутными видениями всех оттенков красного.

* * *

…Проснулся среди ночи. Долго лежал, стуча зубами, затем, черпнув Силы, разжег огонь в камине. Стало немного теплее, но озноб не отпускал. И тогда Ильверс, почти забывший уже о том, что значит чувствовать, заплакал от страха и бессилия перед собственной судьбой.

Он снова принялся мерить шагами комнату. Черный камень неприятно холодил босые ступни, но это, казалось бы, неудобство, несколько отвлекло его от мрачных мыслей. Потом – совсем некстати – он вспомнил, как позапрошлой ночью едва не задушил Тиннат. В самом деле, если бы не ее последний, хриплый крик – и не оглянулся бы! Как и говорил когда-то: пройду мимо, не заметив…

Ильверс вновь ощутил ее пальцы на собственном локте; хватка у Тиннат была просто железной, но это все-таки было по-настоящему, и было живым…

Он зябко обхватил себя за плечи, остановился у пылающего камина. Безнадежность подступающего безумия притаилась где-то рядом. Стоит только уступить – и все. Он лишится и собственного разума.

Ильверс стиснул зубы. Он должен был удержаться, зацепиться за соломинку… Но как?

– Тиннат.

Она беспокойно заворочалась во сне, короткие пряди разметались по подушке. Ильверс не видел того, что ей снилось, да ему и не хотелось подглядывать в чужие сны.

– Помоги мне, – прошептал он, – помоги… Больше некому. И прости.

Черные щупальца коснулись обнаженного плеча спящей женщины, она вздрогнула, провела по коже рукой, словно стряхивая надоедливое насекомое.

Ильверс зажмурился – и шагнул в стремительно раскрывающуюся черную кишку. Чтобы мгновением позже очутиться рядом с Тиннат.

Она что-то сердито пробормотала во сне и перевернулась на другой бок. Ильверс негромко позвал ее – раз, другой…

Тиннат резко села на постели и уставилась на него так, словно увидела выходца из садов Хаттара. Впрочем, разве так не было, на самом деле?..

– Ильв?

– Да. Прости, что разбудил. Но мне нужно было…

Она с силой провела рукой по лицу, прогоняя остатки сна.

– Вот так сюрприз! Ты меня напугал. Чуть-чуть.

И, улыбнувшись, добавила:

– Но… что бы там ни было, я рада. Не буду скрывать.

Тиннат легко встала с кровати и шагнула к Ильверсу, протягивая руку. Он осторожно сжал пальцами эту теплую, жесткую ладонь. А затем, сам не ожидая, осторожно коснулся губами ее тыльной стороны.

– Что с тобой? – Тиннат выглядела встревоженной. Странно – ее почти не испугало его появление, но взволновал столь незамысловатый жест.

– Я прошу тебя о помощи, – осторожно сказал Ильверс, – кроме тебя, мне не у кого ее просить.

Она хмыкнула, но руку не забрала.

– Зачем тебе помощь, Ильв? Ты же маг, твоя сила велика… В конце концов, ты чуть не задушил меня – и это не прилагая никаких усилий! Неужто есть кто-то более могущественный, кто угрожает тебе?

Ильверс пожал плечами.

– Мои собственные страхи, Лисичка. То, во что я превратился… Я теперь как паразит на теле Силы, но слышу и ощущаю каждое ее движение, и это… сводит с ума. Вот видишь, тебе даже слышать об этом неприятно… я хотел… просто увидеть тебя, чтобы забыть… то, что вижу и чувствую постоянно…

Тиннат, удивленно приподняв брови, молча взирала на него, и магистр понял, что это была дурная затея – пытаться поделиться с кем-то тем, что могло принадлежать только ему. Ему стало противно от собственной слабости; отпустив руку Тиннат, Ильверс развернулся. Черный тоннель уже начал раскрываться, готовясь принять своего хозяина.

– Подожди, – голос Тиннат звучал глухо, – не уходи. Я всегда готова тебя выслушать, и ты это знаешь. И я все еще жду тебя. И всегда буду ждать.

Ученик чародейки

Ульмах дунул на свечку, и спальня погрузилась во мрак. Только квадратики оконных стекол, затуманенные дыханием морозца, блекло светились в темноте; ночь была ясной и лунной. Золий натянул до самого носа одеяло и приготовился слушать: все-таки Ульмах, сын тетушки, был лет на пять старше – а потому знал много такого, о чем Золий не имел ни малейшего представления. И, кроме всего прочего, он любил поболтать перед сном и посвятить младшего братика в последние сплетни Алларена.

Ульмах не был единственным ребенком Тамы; но младшая Иза четырех годков от роду еще спала в кроватке, в спальне родителей – а потому мальчишки могли не опасаться того, что их чудесное общество будет испорчено присутствием визгливой и вечно хнычущей девчонки.

Поворочавшись на скрипучей кровати, Ульмах оперся подбородком на ладони и громким шепотом спросил:

– Золька, ты не спишь?

– Нет, а что?

– Слыхал новость? В черном городе поселился нелюдь какой-то, черный и страшный. Ходит по ночам, и кто его встретит – тому уже не суждено до утра дожить!

– Слыхал, – неохотно отозвался Золий, – наверняка это чей-то заблудший дух…

– Да нелюдь это, самый настоящий! – свистящий шепот Ульмаха был слышен так хорошо, словно тот говорил в полный голос. И тут же, мечтательно, мальчишка добавил, – вот бы забраться в Черный город, и посмотреть, чем он там занимается!

– Лучше не надо, – осторожно заметил Золий, – ежели и вправду все, кто его встретит, не доживают до утра…

– Эх, ты, трусишка, – Ульмах покровительственно вздохнул, – мал еще. Совсем малявочка.

После этого он еще немного поскрипел кроватью, ворочаясь, укрываясь получше, и затих.

А Золий так и остался лежать, таращась в темноте на серебристые квадратики стекол.

Он думал о том, что Ульмах, хоть и старший, – да и не только он, а весь Алларен – ничегошеньки не знают о новом жильце Черного города. Все эти люди понятия не имели, кто он таков и откуда взялся. А он, Золий, знал. О том, что страшный нелюдь, разгуливающий по городу – никто иной, как дэйлор Ильверс, с которым стряслась беда.

Золий подозревал о том, что Ильверс обязательно вляпается в какую-нибудь скверную историю, с того самого вечера, когда дэйлор ушел из тетиного дома. И, как ни хотелось увидеть друга, с которым прошагали бок о бок столько лиг, Золий даже представить себе не мог, где Ильверс… Пока не увидел его той, последней ночью.

Мальчишка так и не уяснил себе, был ли это сон, или явь. Ссадины на коленках говорили в пользу яви, а невозможность происшедшего – в пользу сна. Ведь все началось так мирно: Золий, наработавшись в пекарне, лег в теплую постель и уснул мертвым сном. А когда проснулся от холода, то обнаружил себя стоящим посреди темного проулка, в котором никогда раньше не бывал. Впереди, меж застывших в молчании домов, глянцево поблескивала черная зубчатая стена и блики лунного света стекали по округлому, холеному телу башни.

Страх сковал тело, но он, Золий, уже давно не Золюшка, все-таки пошел вперед, преодолевая слабость и дрожь во всем теле. Он даже несколько раз ущипнул себя за руку, чтобы проснуться, но ничего не изменилось. Вокруг была липкая, промозглая темень – и ни души вокруг.

Золий посмотрел на небо, туда, где светились две звездочки, о которых ему говорил Ильверс.

– Мама, папа… Помогите. Где я? Почему?

Но звезды только перемигнулись между собой – мол, решай сам. Мы далеко и все равно ничем помочь не сможем. Мальчишка, дрожа от холода, пошел дальше в надежде выйти в знакомые места.

А потом… Он услышал за спиной низкое, зловещее урчание, от которого леденела кровь в жилах. Оглянулся – никого.

И снова урчание, уже переходящее в рык. Затем – клац, клац, клац… Когти о камень.

Тут Золий не выдержал – и побежал. Нечто, засевшее в темноте, тоже метнулось за ним – бесформенной черной массой. В какой-то миг он оглянулся, и увидел огромного волка с горящими глазами.

– Мама! – завопил мальчишка, и понесся изо всех сил, уже не разбирая дороги, и не соображая, что можно попробовать забраться на дерево.

Порыкивание зверя приближалось. В боку нещадно закололо, дыхание сбилось, но Золий все еще продолжал упруго отталкиваться босыми пятками от мостовой, до тех пор, пока…

Что-то тяжело ударило в спину. Еще миг – и гладенькие, одетые корочкой льда булыжники больно ударили в лицо. Золий дернулся, попытался подняться – но не тут-то было: мощные лапы крепко придавили к земле. На шею капнуло что-то вязкое, горячее…

В те бесконечные мгновения Золий заплакал, задыхаясь. Единственное, что ему хотелось более всего – это проснуться, и обнаружить себя в теплой постели, а рядом – посапывающего Ульмаха… Он скосил глаза.

И увидел…

В темном воздухе, как раз над зубцами стены, повисли две полупрозрачные фигуры. Ильверс и незнакомый старик, тощий, прямой, как жердь, с белоснежными волосами и длинной бородой. Золий хотел позвать Ильверса, но язык прилип к небу. Было видно, что старик ждет чего-то от дэйлор, и что тот колеблется. А потом – бах! И тело чудовища разлетелось кровавыми ошметками. Сознание Золия мутилось, стремительно наползала серая мгла. Он только и успел увидеть, как захохотал старик, как схватился за голову Ильверс… Очнулся у себя в кровати, поутру. Словно ничего и не было…

По Алларену, начиная с той памятной ночи, поползли слухи о нелюди, поселившейся в Черном городе. А Золий… знал, просто знал – то, что это Ильверс, которого держит в плену тот самый старик, и что именно дэйлор спас его – ценой своей свободы.

От этой мысли ему становилось горько и обидно; он шептал в темноту – почему ты не остался с нами, Ильверс? Мы бы заботились о тебе, как могли, и ты бы жил долго и счастливо, как и все люди…

* * *

Ближе к концу зимы судьба Золия резко вильнула в сторону от налаженной уже колеи.

Он подметал пекарню; снаружи в это время проезжал крытый возок, запряженный серым в яблоках конем. Вдруг раздался треск, хруст, лошадиное ржание. Золий выглянул из приоткрытой двери и пришел к выводу, что возок тронется нескоро: одно колесо валялось в десяти шагах, и ось была сломана. Кучер, кланяясь и извиваясь, как угорь, помогал выбраться на дорогу женщине, задрапированной в темно-синий бесформенный балахон.

– Ох, беда-то какая! – оказалось, Тама тоже все видела, – не стой столбом, Золюшка, пригласи госпожу отдохнуть, да поживее!

Он не заставил себя ждать: подскочил к госпоже, которая нерешительно топталась на месте, поклонился.

– Госпожа, благородная госпожа! Не соизволите ли отдохнуть в нашей пекарне?

Он хотел сказать еще что-то, но, подняв глаза и взглянув в лицо госпоже, осекся на полуслове.

Из всего лица он видел только глаза – темные, проницательные. Остальное было скрыто под густой вуалью.

– Ты из пекарни? – поинтересовалась она, – тебя хозяйка прислала?

Золий еще раз поклонился.

– Да, благородная госпожа. Прошу вас… Вы сможете отдохнуть, и попробовать свежих булочек…

– Хорошо, я зайду. Только отдам распоряжения моему остолопу-кучеру.

… Она и вправду зашла. Тама уже поставила в самом теплом углу единственный стул, а на прилавке красовались румяными боками горячие плюшки.

– Присаживайтесь, сделайте одолжение, – засуетилась она вокруг госпожи, – не взыщите, скромно тут у нас… О, прошу вас… угощайтесь! Только из печи…

Невольная гостья поблагодарила коротким кивком, уселась на стул, но откалывать вуаль, а тем более, лакомиться выпечкой не торопилась. Ее пронизывающий взгляд снова остановился на Золии, словно она увидела в нем что-то любопытное.

Мальчишка, не зная, как убраться подальше от этого взгляда, схватил метлу, чтобы закончить уборку, но Тама только шикнула – мол, не смей поднимать пыль, когда госпожа отдыхает. Пришлось поставить метлу в дальний угол и отправляться за прилавок.

– За вами приедет экипаж? – позволила себе поинтересоваться Тама. Госпожа только покачала головой.

– Нет. Мы починим этот, но чуть позже.

Тетушка недоуменно приподняла брови, но ничего не сказала. И, погрозив племяннику пальцем, унеслась проверить, как там хлеб. А взгляд странной женщины был по-прежнему прикован к Золию.

Внезапно она поманила его к себе.

– Ну-ка, поди сюда.

Золий приблизился, смирно остановился в двух шагах. Знал, что с благородными госпожами лучше не спорить.

– Ты здесь работаешь, я так понимаю?

– Да, госпожа.

– И давно?

– Нет.

– Дай-ка мне ватрушку, – негромко сказала она.

Золий потянулся к корзинке, осторожно взял самую красивую и, обернувшись, протянул госпоже. Она уже избавилась от вуали, и мальчишка наконец увидел ее лицо. Оно было очень худым и, казалось, состояло из одних косточек. Впалую щеку искорежил некрасивый, рваный шрам. Золий подумал, что, наверное, именно из-за шрама женщина скрывает свое лицо; ведь даже маленькая Иза уже гляделась в зеркальце… Тут его взгляд скользнул ниже, к шее женщины – и Золий невольно попятился. Потому что увидел странную штуку: переливающийся всеми цветами радуги шнур, заменивший собой бусы.

– Что это с тобой? – усмехнулась женщина, – увидел чего?

Казалось, она была ничуть не удивлена странным поведением Золия.

– Нет, госпожа.

И он на всякий случай потер глаза – вдруг примерещилось? Но нет, странный шнур по-прежнему украшал тонкую шею. Золий изо всех сил щипнул себя за руку, вздохнул с облегчением: видение пропало. Теперь он видел самое обычное ожерелье: цветные блестящие камешки, вперемешку с птичьими перьями… Самое обычное ожерелье?!!

– Подойди ко мне, – жестко сказала госпожа и прикоснулась пальцем к своему украшению, – это тебя так смутило, верно?

Не зная, что и думать, Золий кивнул. Но предпочел остаться там, где стоял. Она покачала головой.

– Я тебе не сделаю ничего плохого, малыш. Скажи, ты видел радугу?

– Да, – выдавил мальчишка. Отчего-то ему стало страшно – будто надвигалось что-то неотвратимое, способное перевернуть, сломать его судьбу…

В этот миг появилась Тама.

– А, Золий, ты угостил госпожу? Приятного вам аппетита…

Женщина резко поднялась.

– Я весьма благодарна вам за теплый прием.

В ее пальцах, будто бы ниоткуда, сверкнул золотой и бесшумно лег на прилавок.

Затем, улыбнувшись Золию, госпожа направилась к выходу, на ходу поправляя вуаль. Надкушенную ватрушку она несла в руке.

Тама покачала головой.

– Ты не нагрубил ей, Золюшка? Как-то она внезапно… подскочила – и ушла… С чего бы?

Он не ответил. Затаив дыхание, смотрел в окно, как странная женщина подошла к своей повозке; кучер уже поставил на место колесо, но ось по-прежнему была переломлена посередине, и сложно было предположить, как они будут действовать дальше. Женщина, однако, не стала медлить: присела над осью, положила на нее пальцы… Золий увидел, как сломанное место окуталось радужным сиянием, и ось срослась. Не веря своим глазам, он отошел от окна, а возок прогрохотал дальше.

… Поздно вечером, когда Золий уже лежал в кровати и слушал свежие сплетни из уст Ульмаха, в дверь заглянула Иза.

– Золька, тебя зовут папа и мама! А еще к нам пришла некрасивая тетя…

Он вскочил, как ужаленный; трясущимися руками натянул штаны, пригладил торчащие во все стороны вихры – и, не обращая внимания на возмущенные вопли Ульмаха, метнулся в столовую. Сердце трепетало где-то в горле, так и норовя выскочить; коленки, руки – все тряслось в предчувствии того неотвратимого, что он ощутил еще днем. Золий остановился перед закрытой дверью, попробовал успокоиться, но не мог. И тогда он постучался.

– Входи, Золий.

Это был голос Таминого мужа.

– Да, да, входи, милый.

А это уже Тама.

Он толкнул дверь и, боясь поднять глаза, перешагнул через порог. Зубы выбивали мелкую дробь, и пальцы предательски дрожали; потому Золий спрятал руки за спину.

– Я не ошиблась, уважаемые.

А этот голос принадлежал странной госпоже, которая умела сращивать поломанные оси… На самом деле, Золий знал, что живет немало людей, подобных ей, просто… За исключением Ильверса, он еще ни разу не встречал мага. И, уж конечно, не видел ничего подобного тому радужному ожерелью…

– Поклонись госпоже Уломаре, – промурлыкала тетушка, – она пришла к нам и просит, чтобы мы отдали тебя ей в ученики.

В ученики?!!

Золий непонимающе взглянул на магессу, а она, все в той же вуали, улыбнулась в ответ. Вернее, он не мог видеть ее улыбки, но понял это по искрящимся весельем глазам.

– Мальчик чувствует магию вещей, – сказала Уломара, – я это поняла еще днем, в пекарне. Послушайте, я клянусь вам, что не обижу его! Ну, подумайте, разве вы не хотите, чтобы у вашего сына было блестящее и обеспеченное будущее? Маги сейчас в цене, а лет через десять, когда нелюди расплодится еще больше, магические навыки станут залогом достатка.

– Он – мой приемный сын, – чуть запоздало поправила Тама, – его матушку убили на севере… А что ты скажешь, Золюшка?

И, улыбаясь, посмотрела на него.

А Золий ощутил острое желание сделаться маленькой мышкой и ускользнуть прочь из этой комнаты.

– Подумай хорошенько, – голос Уломары был мягким, как пух, – и не торопись отказываться. Этого не нужно бояться, этим нужно гордиться. Ты сможешь приходить к родным в гости, я не буду препятствовать.

«Но я не хочу этого!» – едва не сказал Золий, – «я в самом деле не хочу…»

И вовремя прикусил язык, вспомнив Ильверса. А что, если, став магом, он сможет помочь своему другу?

– Ну, что ты решил? – Тама выбралась из-за стола, подошла и взъерошила волосы на макушке, – мне кажется, госпожа Уломара предлагает тебе хорошее дело. Вырастешь, станешь ученым… И все у тебя будет, малыш.

Золий упрямо тряхнул головой.

– Я… я готов учиться.

И посмотрел прямо в темные глаза магессы. Они больше не пугали; Золий увидел в них что-то далекое, но знакомое, словно Уломара была ему такой же родственницей, как и Тама.

Утром следующего дня за ним прибыла повозка и без лишней кутерьмы и прощаний увезла из тетушкиного дома.

* * *

Сад Великого Магистра медленно просыпался, нежась в первых лучах весеннего солнца. Казалось, еще не уползла зима в подземные чертоги, но уже весело трещали пташки, а из черной, мокрой земли несмело проглядывали первые травинки.

В это раннее время Варна уже был на ногах; этикет настоятельно рекомендовал утренние прогулки, и маг решил четко следовать предписаниям. Потому он ежедневно встречал восход солнца в саду, бродя по аккуратным дорожкам и любуясь на черные, еще дремлющие кусты альпийских роз. Ведь пройдет совсем немного времени – и они оденутся шелковистыми листочками, а потом и порадуют взор крупными белоснежными цветками…

Прогуливаясь, Великий Магистр Дэйлорона вовсе не проводил время праздно, как могло бы показаться непосвященному. Этот час тишины и покоя Варна посвящал размышлениям, как правило, мрачным – ибо Магистр уже давно переступил ту черту прожитого, когда что-то радует и изумляет. Остались только заботы о Дэйлороне, от которых случалась только головная боль.

Варна шагал по хрустким дорожкам и размышлял. К слову, предмет его тяжких размышлений не менялся вот уже на протяжении двух лунных кругов…

«Что бы мне предпринять?» – мысли ворочались тяжело, словно еще не проснулись, – «Что? Сейчас от Ильверса нет большого вреда. Можно даже сказать, вовсе никакого вреда – но кто может предугадать, какое озарение на него найдет? А, может, он и вовсе лишится рассудка? Что тогда?»

Варна качал головой. Все было слишком сложно – даже для него, лучшего ученика Великого Магистра. Особенно учитывая то обстоятельство, что даже в личной библиотеке своего предшественника маг не нашел ни одного толкового описания Закрытого города и того, что именно представлял собой черный магистр. Все хронисты, словно сговорившись, ограничились смутными упоминаниями о том, что-де был такой город Избранных и что правил им несколько столетий один и тот же переродившийся дэйлор, вернувшийся из долины Предков. Пару раз встретились намеки на то, что и все желающие получить в распоряжение запретную силу, должны были проделать путь магистра. То есть сперва умереть. И – все. Маги Закрытого города слишком хорошо хранили свои тайны… Разве только Ильверс сболтнул, что по-прежнему не видит той силы, что порождается взаимодействием вещей. Но, Великие Предки, как же было этого мало, чтобы понять и докопаться до истины!

Само существование Черного Магистра ставило под угрозу спокойствие Дэйлорона; и в самом деле – Варне казалось, что он каждую ночь ложится спать на тонкой корочке застывшей вулканической лавы. Если бы от Ильверса можно было избавиться! Но снова возникал вопрос – а как это сделать? Магию Дэйлорона он чувствовал и видел, ибо сам был дэйлор. Потому нападение лучших магов на древнюю цитадель скорее всего обернулось бы полным провалом. Старший дал понять, что не собирается принимать участие в склоках магов – и, ах, как жаль! Варна хмыкнул. Ведь как бы пришлись к месту его куницы, да и сам Норл д’Эвери, с его нынешней вампирской сущностью! Но – чего нет, того нет. Придется выкручиваться самому, и при этом умудриться выйти сухим из воды, ежели что пойдет наперекосяк.

Маг подышал на пальцы, чтобы их согреть. Нет, он просто должен был что-то предпринять, но что?

Ему вдруг захотелось отломить веточку альпийской розы, но стоило только неловко взяться – и на пальце выступила алая капля. Варна быстро слизнул ее и вспомнил старого Магистра.

«А что бы ты делал на моем месте, а, Учитель?»

В памяти всплыла их последняя игра в хат-мо, магистр, парламентер… Маг усмехнулся.

«Просчитался ты, Учитель. Не всякий магистр будет слушать парламентера, ох, не всякий… Твоя тактика сработала только на игровой доске, а не в жизни…»

И тут же перед глазами всплыла еще одна картина: алые подушки, алые покрывала, и среди них – истощенный, умирающий старик.

Знаешь, почему говорят, что меня никто не обыгрывал в хат-мо?

– Ты был старым, хитрющим лисом, – проворчал Варна. И вдруг, осененный любопытнейшей мыслью, остановился.

То, что пришло ему в голову вместе с воспоминаниями о старом Учителе, казалось занятным и многообещающим. И Варна ухватился за эту идею.

Он почти бегом вернулся в дом, уселся в кабинете и стал думать, думать… Собственно, почему он собирался самолично избавиться от Ильверса?!! Ведь это куда как с большим успехом могут сделать и другие, да так, что никто и ничего не поймет, не распутает… Хвала Предкам, Черный Магистр пока не умеет читать мысли – вот и славненько. А если план потерпит крах, то, уж конечно, должны будут пострадать исполнители, что тоже наруку. И не только ему, Варне, но и всему Дэйлорону!

Лихорадочно похрустывая пальцами, маг вскочил и принялся мерить шагами кабинет. Мысли, поутру только лениво ворочавшиеся в голове, теперь крутились, подпрыгивали, почти ощутимо распирая черепную коробку. И, наконец, в полном восторге от самого себя, Варна затряс шнур звонка.

Через считанные мгновения в дверях появился раб, согнулся пополам в глубочайшем поклоне Великому Магистру.

– Ну-ка, беги к Эльмеру, да пусть спешит ко мне. Передай, что у Великого Магистра есть для него поручение.

* * *

Норлу д’Эвери, в отличие от Черного Магистра, не нужно было уметь читать мысли для того, чтобы понять – Варна не будет спать по ночам до тех пор, пока угроза благополучию Дэйлорона не упокоится в долине вечной тишины.

Благородный Норл д’Эвери мало что знал о магистре Черного города; он родился много позже, чем тот воссоединился с предками. Но вот уже на протяжении двухсот с лишним лет n’tahe полагался на собственное восприятие происходящего в слоях Сущего – и оно еще ни разу его не подводило.

Так и на сей раз: вампир просто слушал возмущения сил, а в особенности – силы Отражений, но когда, наконец, последние кусочки мозаики легли по местам, Норл пришел к выводу, что ситуация складывается прямо-таки пугающая. В памяти, само собой, всплыло старое, и почти забытое предсказание о Последнем магистре.