Текст книги "Черная изба"

– Ну давай, – неуверенно кивнула Вика, – только я ногу натерла, кажется…

– Кажется или натерла?

– Да не знаю я. – Голос Вики был таким же неуверенным, и Кате захотелось схватить ее за лямки и как следует встряхнуть. Ну почему у Вики все всегда не вовремя?

– Может быть, носок сморщился? У тебя же там два сразу надето? – Катя старалась звучать спокойно и ободряюще.

– Может быть… – Вика скинула рюкзак и снова уселась на него. – Сейчас поправлю…

Катя осмотрелась. Лес по разные стороны реки тоже был разным. Они вышли из соснового леса, а впереди был еловый, заснеженный и темный. Косые лучи заходящего за рекой солнца освещали неприступную стену деревьев, а дорога ныряла прямо под них и буквально через несколько метров терялась в темноте.

– Ну как? – повернулась она к Вике.

– Вроде нормально, – сказала Вика, поднимаясь. – Давай, бери рюкзак – и пошли!

В ельнике был уже совсем полумрак. С нависающих над дорогой колючих веток на капюшоны и ботинки то и дело съезжали снежные кучки. Зато под ногами стало не так рыхло. Наверное, елки хорошо удерживали снег, как зонтики, и на дорогу попадало меньше. Катя видела: кое-где у стволов сугробов вообще не было – торчала покрытая хвоей земля. Она вертела головой по сторонам, старалась прислушиваться, не едет ли сзади машина. Надо же, как далеко Леночка забралась!

Интересно, каково это – постоянно жить в такой глуши? Там, поди, и интернета толком нет, а может, и связи вообще, вот почему у нее телефон все время недоступен. Зато, наверное, летом красота: грибы, ягоды, купание, живешь как на даче… и пашешь тоже как на даче. Одной рукой траву пропалываешь, другой комаров отгоняешь.

От летних мыслей о ягодах и комарах Кате стало теплее. А может, это от быстрой ходьбы. Она даже скинула капюшон. Хотела и шапку снять, но подумала и удержалась. Все-таки почти двадцать градусов мороза, так и простудиться недолго. Впереди было все так же темно, никакого намека на деревню, зато справа между стволами вдруг мелькнул просвет. Катя резко затормозила, и Вика, которая топала сзади с рюкзаком, чуть в нее не врезалась:

– Кать, ты чего? Тоже ногу стерла?

– Нет, смотри, там вроде что-то…

Деревья справа и правда поредели. И даже что-то вроде тропинки уходило вбок. Катя протопала к краю дороги и вгляделась в серый сумрак. Да, там точно поляна! И темнеет что-то большое!

– Вика, там, кажется, дом! Неужели дошли?

– Да ладно, – скептически скривилась Вика. – Дымом-то не пахнет, и света нет…

– Ну, может, у них газ. И окон нет в эту сторону. – Кате не хотелось расставаться с мыслью о конце изнурительной прогулки. – Тут совсем недалеко, давай дойдем! Хоть дорогу спросим… – Она протиснулась между веток и решительно двинулась в сторону темнеющего на поляне силуэта. Вика поправила рюкзак и уныло поплелась за ней.

Чем ближе они подходили, тем яснее становилось, что Катя ошиблась. В неверном лесном сумраке она неправильно определила расстояние, и поляна оказалось гораздо ближе, чем она сначала подумала. Это был никакой не дом, а обычный гранитный камень с плоской макушкой, выступающий из небольшого холмика. Широкий, но невысокий – Кате примерно по пояс. Вика уже открыла рот, чтоб высказать подруге все, что о ней думает, но вместо этого лишь осуждающе посмотрела и, махнув рукой, устало присела на камень.

– Ну ты даешь, Кать… Господи, да есть ли это Лебяжье вообще? Может, Леночка его выдумала, а мы тут по лесу шаримся, как дуры! Я точно завтра с температурой слягу! Если мы вообще отсюда выберемся, конечно! Темнеет, холодает, и я снега в ботинки набрала. Кать, ну зачем мы это все придумали, Кать…

Катя молчала. Она вдруг почувствовала, как сильно устала. Как болят плечи и спина, как горит обветренный лоб, как гудят натруженные ноги…

– Вик, я немножко полежу, – сказала она и тоже села на камень. Подтянула ноги, забралась на плоскую верхушку и легла, свернувшись калачиком.

Через плоскую верхушку, прямо посередине, змеилась широкая трещина, заполненная снегом. «Странно, что сам камень не засыпан», – отрешенно подумала Катя. Хотя на самом деле ничего странного: вот трещина делит его пополам, и обе половинки немного наклонные – снег и сваливается. Надо же, какая ровная, как будто ее тут нарочно сделали. Катя села, стянула зубами варежку и провела пальцами от одного края до другого. Снег оказался неожиданно рыхлым, ощущение холода было даже приятно. Она зарылась пальцами глубже.

– Кать, почки застудишь, – жалобно сказала Вика, скидывая рюкзак и громоздя его на камень. – Слезай давай!

Катя повернулась к ней и вдруг почувствовала, что палец кольнуло. Она отдернула руку, по ладони проехались какие-то упругие щетинки. Что это? Катя сжала пальцы и поднесла руку к глазам. На ладони лежало большое перо, жесткое и широкое, с толстым стержнем. Края немного загибались кверху. Перо было черным – таким черным, будто Катя сжимала в руке кусочек подступающей зимней ночи.

– Вика, глянь! Глянь, что я нашла!

Вика разглядела находку и скривилась.

– Фу! Я не буду это трогать. И ты брось! Перья подбирать – к несчастью, ты что, не знаешь?

– Да ну прям! – скептически фыркнула Катя. – Ты как бабка деревенская, в приметы веришь! Посмотри, какая красота! Я из него лучше закладку сделаю для анатомии. Интересно, что это за птица такая большая в лесу может быть? Не ворона точно, оно же само как целая ворона…

– Не знаю! – Вика наконец разозлилась. – Кать, хватит фигней страдать! Нам уже не просто идти, а бежать нужно! Ясно уже, что никакая машина здесь сегодня не поедет! Смотри, как стемнело!

Вика была права. Катя уже с трудом могла различить между деревьев дорогу, с которой они свернули к камню. Если бы не их следы у подножия, то она бы даже затруднилась сказать, в какую сторону идти. Она дотянулась до рюкзака и затолкала перо в карман на клапане. Авось не сломается.

– Сейчас солнце окончательно сядет – и что? Будем на камне спать? Кать, вставай, ну че ты расселась? Сама же знаешь, нам еще как минимум час идти! И я почему-то уверена, что на самом деле намного больше! Кать, а если здесь волки водятся?

– Да какие волки?

В сгущающейся лесной темноте это предположение уже не казалось таким нелепым и странным, как недавно в общаге. Катя невольно огляделась, ожидая увидеть за елками светящиеся красные глаза. Или зеленые… Красные – это у лесной нечисти в сказках. Господи, ну зачем она еще и про такое вспомнила?

– Еще какие! – плаксиво бубнила Вика. – Мне папа рассказывал, что, когда он был маленьким…

В голове было пусто и звонко, мысли приходили словно откуда-то со стороны. Да, может быть, они заблудились и им придется ночевать в лесу. Может быть, нужно поворачивать назад… Или к Лебяжьему они уже ближе, чем к Сергеево? Наверное, да, если, конечно, они выбрали нужную дорогу. Осталось четыре апельсина, полшоколадки и неполная коробка сока. Но, даже возьми они термос и бутерброды, это никак не спасло бы от холода и голодных волков, если они тут водятся. Господи, какая же она дура! Авантюристка, и правда. Понесло же их в это Лебяжье. Чем они хотели помочь Леночке? Вот замерзнут насмерть, и никто их до весны не найдет. А может, и потом не найдут. Они же никому не сказали, куда собираются ехать…

Странно, но Катя больше не чувствовала холода. Наоборот, даже согрелась. Даже попе через пуховик было тепло. Она снова стащила варежку и положила руку на камень.

– Вика! Камень теплый, потрогай!

Вика посмотрела на нее с недоверием. Как мама еще в школьные времена, когда подозревала температуру. Помолчала, а потом вцепилась в Катину ногу – и стянула подругу на землю.

– Кать, ты это, по-моему, уже глюки ловишь от усталости, надо идти скорей. Мне папа рассказывал, когда замерзать начинаешь, всегда кажется, что тепло. Давай знаешь что? Будем идти и песню петь, с песней легче. – Она уже тащила Катю за руку в сторону елок, другой рукой волоча по снегу рюкзак. – Давай папину любимую: «А ну-ка песню нам пропой, веселый ветер!..»

– Вика, подожди, да какой ветер? – На Катю вдруг напал беспричинный смех. Она хихикала, спотыкаясь и загребая снег носками ботинок. – Нам только ветра тут не хватало. Вик, мы вообще в ту сторону идем?

Шум мотора они услышали одновременно. Ровное гудение приближалось с той стороны, где был мост, иногда взрыкивая: наверное, машина пробуксовывала в снегу. Подруги выскочили на дорогу и увидели под еловыми сводами огни фар. Спустя мгновение в паре метров от них затормозил большой оранжевый джип. Его широкие бока почти касались веток по обе стороны дороги. Стекло слева опустилось, и из окна высунулась голова в вязаной шапке.

– Девчата, вечер добрый! – прогудела голова. – Вы чьих будете? Не признаю что-то…

– Свои, – прохихикала Катя, чувствуя, что мужик странно на нее смотрит. – Свои, лесные!

– Мы к Леночке… к Лене Хорошиловой, – торопливо объяснила Вика, незаметно пихая Катю локтем. – Знаете такую? Мы ее одногруппницы из колледжа! Она очень много пропустила, и мы везем ей конспекты и учебники…

– И подарок для ее сестры, – все еще задыхаясь от смеха, выдавила Катя. – Мы просто не думали, что она так далеко живет! Еще у нас с собой были апельсины, но мы их съели! Но не все, только половину! Четыре штучки еще остались…

Мужик смотрел на них с недоверием. Потом дверь открылась – за головой показался он весь, здоровенный, как медведь. Кате сразу перестало быть смешно. Такой их одной левой прихлопнет и как звать не спросит.

– Ну вот что, гостьюшки, – произнес мужик, внимательно изучив их взглядом, – полезайте-ка в машину. Кто ж вас надоумил сюда тащиться? Ленка сама, што ль?

– Н-нет… – пробормотала Вика. – Она просто трубку не берет… Ну, директор сказала, она болеет, мы беспокоились…

– Болеет, да, – кивнул мужик. – Не до болтовни ей, ясно? И гостей не принимает. Выздоровеет – приедет учиться, никуда не денется. Давайте, говорю, в машину. Так и быть, подвезу вас до станции.

– Как – до станции? – заикнулась было Катя, но Вика снова пихнула ее локтем под ребра.

– Хорошо, спасибо, – вежливо сказала она, подходя к машине.

Катя последовала за ней. При мысли о том, что они весь день мучились зря, к глазам подступали слезы. Зато мужик явно расслабился, когда они обосновались на пассажирском сиденье.

До самого моста ехали задним ходом. Это было непривычно и даже смешно, но подругам было не до веселья: странное поведение водителя все-таки тревожило. У моста, на открытом месте, джип развернулся и покатил через заснеженный сосняк в сто раз быстрее, чем Вика с Катей ковыляли по нему в ту сторону. Каких-то пятнадцать минут – и машина выкатила на шоссе, оставив позади светящееся окошками Сергеево.

– Автобус-то давно ушел, – не оборачиваясь, пояснил мужик. – Так я до Тогучина вас доброшу, а дальше уж извиняйте. Меня хозяйка к ужину ждет. Не тогучинские вы?

– Нет, – уныло ответила Вика. – Мы с Новосибирска, с общежития.

– Ну, так на вокзале высажу. Авось электричка еще пойдет, должна бы. А вам урок: нечего ехать в такую даль, когда не звали.

Кате очень хотелось надерзить в ответ, но она сдержалась. Еще рассердится, высадит их прямо тут – и топай пешком до Тогучина. А в машине хоть тепло. Да и ноги гудят так, что она, кажется, и десяти метров пройти не сможет.

– А все-таки почему нам нельзя к Леноч… к Лене? – немного погодя спросила Вика. – Мы же ничего плохого не хотели, это же нормально – навестить больную подругу. И тетрадки… Она же сессию не сдала…

– Нельзя – значит нельзя, – буркнул водитель. – Болезнь у нее… того… шибко заразная. Эта, как ее там, ветровка? Не, ветрянка вроде.

– Ветрянка? Так мы ей болели, нам не страшно! Вика, ты же болела? – Катя уставилась на подругу круглыми глазами. Надо же, неужели Леночка так долго болеет какой-то дурацкой детской болезнью?

– Вроде да, ну я маленькая еще была…

– Во! А теперь говорят, взрослый может по новой заразиться, ясно? Даже мрут, говорят, от нее взрослые, слыхали?

– Вообще-то… – начала было Катя, но мужик ее перебил:

– А не слыхали, так в интернете своем почитайте, раз образованные! Вот он, вокзал-то. Давайте высаживайтесь. Отогрелись хоть?

– Да, спасибо, – поблагодарила опять Вика.

Катя молча открыла дверь со своей стороны и выбралась наружу, на пустую привокзальную парковку, слабо освещенную фонарями. После теплого салона щеки горели, кончики пальцев на руках и ногах жгло, в пустом животе кишки водили голодные хороводы. Джип газанул, сдал назад и уехал.

– Ну и морж, – сердито буркнула Катя. – Ты с ним еще так вежливенько: спасибо, пожалуйста – еще бы поцеловала!

– А ты хотела, чтобы я его обматерила? – внезапно вызверилась до того тихая Вика. – Кать, хоть немного башкой поработай, раз уж всю неделю этого не делала! Мы с ним были одни в машине, никто не знает, где мы, телефоны отрубились, место глухое… Если бы он нас выкинул где-нибудь в поле и уехал, мы бы до утра не дотянули. Есть за что благодарить! Тем более мы ему сразу не понравились. Наплел еще какую-то чушь про ветрянку…

– Ну да, спасибо, что не убил. – Катя тоже повысила голос. Проходившая мимо женщина ускорила шаг, нервно оглянувшись, но Катя уже завелась: – Между прочим, это долг любого нормального человека – помочь другому в беде!

– Ну и что, что долг? Если бы он этот твой долг не выполнил, никто бы даже не узнал! Ты нас затащила в эту жопу, а теперь меня виноватой выставляешь!

– Я затащила?! Ты сама согласилась, никто тебя за штаны не тянул!

Резкий гудок электрички прервал их спор. Послышался нарастающий грохот колес. Подруги замолчали и повернулись в сторону железнодорожных путей.

– Надеюсь, это не то, что я думаю, – медленно проговорила Катя.

Вика молча бросилась к дверям вокзала.

– А вы куда, девочки? – На крыльцо вышел старенький седой охранник в форменной куртке и с сигаретой. – Последняя электричка только что ушла, теперь уже завтра приходите!

Вика резко остановилась, как будто налетела на невидимую стену.

Охранник докурил, выбросил окурок в урну и ушел обратно в здание вокзала. Послышался скрежет запираемого замка.

– Это вообще законно? – спросила Катя в пустоту. – Я слышала, что на вокзале можно переночевать…

Вика внезапно расплакалась.

– Что? Что, Вик? – Катя, забыв о незаконченной ссоре, подбежала к подруге и обхватила ее обеими руками. – Вика, ну не плачь, ну ты чего, ну мы сейчас что-нибудь придумаем!

– Нога… – выдавила, всхлипывая, Вика. – Я ее совсем стерла! Больше не могу терпеть! Мне от каждого шага так больно, так больно, как будто гвоздь втыкают! Я больше никуда не пойду, Кать, буду здесь сидеть до утра!

– Где? – Катя обвела рукой заснеженные скамейки на привокзальной площади. Под ними вольготно расположилась собачья стая. И как им не холодно на снегу?

– Да, здесь! – снова громко всхлипнула Вика. – Я все равно не могу больше идти! А такси отсюда наверняка стоит столько, сколько у нас нет, да и не поедет никто ночью…

– Вик, собаки! – обрадованно воскликнула Катя.

– Что – собаки? Вместе с ними под скамейкой ляжем или поедем на них в общагу? – Вика даже перестала плакать и подняла глаза на Катю. – С тобой все в порядке вообще? То камень горячий, то…

– Да нет же! – Язык заплетался от усталости, мысли путались. Катя постаралась собрать их в кучу. – Помнишь ту тетку с собакой? Она мне дала бумажку с адресом! Значит, идем к ней! Это уж точно лучше, чем под скамейкой спать! Давай-ка сюда. – Она стащила с обмякшей Вики рюкзак и влезла в лямки. – А теперь обопрись на меня с той стороны, где нога болит, и постарайся на нее поменьше наступать.

Катя выудила из кармана записку и развернула:

– Улица Вокзальная, дом семьдесят, квартира сорок первая. Тут еще номер телефона, но он нас не спасет, звонить-то не с чего. Давай, Вик, пошли! Мы уже на Вокзальной – значит, идти недалеко.

Когда они наконец дотащились до старого двухэтажного дома, Вика уже даже не плакала, только изредка вскрикивала от боли. Дверь нужного подъезда была открыта, никаких домофонов не наблюдалось. Поднявшись по лестнице, Катя нажала на кнопку звонка слева от железной двери с тусклыми золотыми цифрами 41. Из глубины квартиры послышались собачий лай и шаги.

– Кто там? – спросил женский голос.

– Марина Васильевна, это мы, девочки из электрички, – выпалила Катя заранее приготовленную фразу. – Вы нам дали адрес, и мы…

Дверь с лязгом открылась. Хозяйка Дюши сменила защитную куртку на широкий домашний халат в пестрый цветочек. Дюшина тяжелая голова торчала возле ее коленок и активно принюхивалась.

– Ага, – констатировала Марина Васильевна, разглядывая подруг в тусклом свете подъездной лампочки. – Я вас, собственно, ждала. Проходите, разувайтесь у порога, джинсы тоже сразу снимайте, вон, все мокрые. И бегом в ванну! Потом на кухню проходите, туда, по коридору, я чайник поставлю.

Отогревшись под горячим душем и наевшись магазинных пельменей, Катя с Викой сидели на диване в зале и клевали носами. Хозяйка выдала им полотенца и две длинные футболки. Она без суеты ходила взад-вперед по комнате, доставала из шкафа постельное белье, развешивала по батареям их постиранные джинсы и носки. Собака сначала ходила за ней, потом, шумно вздохнув, улеглась под диваном и положила морду на Катин тапок.

– Завтра мне на работу не нужно, так что выспитесь, спокойно позавтракаете да пойдете на электричку. Ну-ка, встаньте ненадолго, я диван разложу. Это как вы обратно-то добрались? На последнем автобусе?

– Нет, нас какой-то мужик на джипе в лесу встретил, – пробормотала Катя, зевая. – Выслушал и отвез назад. Сказал, что у Леночки ветрянка, ну что за бред…

– Ветрянка, – хмыкнула Марина Васильевна, расправляя простыню. – Я ж вам говорила, эти лебяжьевские – больные люди. И не ветрянкой больные. Я сама сергеевская, ну, там родилась. Так нам, сколько помню, родители запрещали с тамошними детьми якшаться. И выдрать могли, если не послушаешься, только охотников не слушаться было мало. Слухи про них всякие ходили. Взрослые тоже туда не совались и гостей оттуда не принимали. У них и школа своя, и фельдшерский пункт, хотя вроде они и недалеко от Сергеева… Подайте-ка мне, девочки, подушки, я вам наволочки заправлю. Нет-нет, давайте, я сама заправлю, тут сложно, пуговки мелкие.

– Какие слухи? – спросила Вика. Она даже открыла слипающиеся глаза и с интересом уставилась на рассказчицу.

– Всякие, – туманно ответила та. – Знаешь, это, конечно, несовременно звучит, но что с деревенских-то взять. Я и сама тогда… Теперь-то думаю, что они просто свои секреты хранили, за то и не любили их. Вот Сибирь. – Она положила подушку на диван и махнула рукой в сторону окна. – Сама знаешь, какое здесь садоводство и огородничество. То заморозки в июне, то дожди льют, то жара под тридцать градусов, а то мороз под сорок. У наших-то и в теплицах мало что вызревало, и в лесу от случая к случаю… А у этих – ягодка к ягодке, грибочек к грибочку, да крупные, да не червивый ни один. Мед самый сладкий, цветами пахнет. Если травяной сбор делают – тоже всегда отличишь от аптечного, запах – как будто на лугу лежишь. Покупала у них как-то раз, когда бронхит лечила… Так я тебе скажу, что аптечный пьешь чисто для успокоения, а этот лечит не хуже аспирина. А земля-то у них та же, что и в Сергеево! И лес, и климат тот же. И бабушка моя говорила: лет пятнадцать назад там никаких достижений не было, так, помирающая деревенька, три двора с алкашами. А потом приехали эти, с севера…

Она опять неопределенно махнула рукой.

– С какого севера? – удивилась Катя. С нее сон тоже слетел.

– Да не знаю я, – ответила Марина Васильевна, ожесточенно взбивая подушку. – Так говорили у нас про них – с севера. А с какого севера – это я не знаю уже, я тогда маленькая была.

– И что случилось-то? – допытывалась Вика.

– А вот это и случилось, – раздраженно сказала хозяйка, засовывая одеяло в пододеяльник. – Еще несколько лет все по-старому шло, а потом вот началось. Это же еще нулевые были, все деревни умирали, а эти, наоборот, только круче в гору пошли. Сначала пасеки по лужайкам вокруг разбили, ягодами и медом торговали, потом добавилась косметика эта… Машины у них дорогие, дома, говорят, шикарные, за границей отдыхают. Вот что это, как думаешь? – спросила она у Вики.

– Не знаю, – растерянно поморгала та.

– И я не знаю, – вздохнула Марина Васильевна. – А старики говорили… – Она осеклась, затем, фыркнув, продолжила: – …Что с чертом они знаются, вот и вся их удача оттудова. Но черта, девочки, не бывает. И бога не бывает. И справедливости в жизни тоже не бывает. Мы вот пасеку держали – разорились, а у них банка меда… Да что там. Ладно, прыгайте в кроватку. Я свет выключаю.

– Кать, – шепотом позвала Вика, когда Марина Васильевна вышла из комнаты и ее шаги, сопровождаемые цокотом Дюшиных когтей по линолеуму, затихли на кухне. – Кать, как думаешь, бывают черти?

– Не знаю, – тоже шепотом ответила Катя. Она и сама сейчас задавалась этим вопросом.