Текст книги "Черная изба"

9

– Ну, вроде бы все логично. – Вика рассеянно наматывала на палец шнурок от капюшона толстовки, поддетой под халат. – Но вообще я никогда не подумала бы, что Леночка…

– Я тоже, – вздохнула Катя. – Но так-то все сходится.

– В класс! – отрывисто приказала Светлана Геннадьевна, проходя мимо них в кабинет.

Уже садясь за парту, Вика внезапно повернулась к Кате и торопливо зашептала:

– Подожди! А помнишь, они какие-то еще фамилии называли? И та толстая баба сказала Лен Лексевне, что больше некому, кроме Леночки? Там у них что, разнарядка в психбольнице? Кать, я…

– Ермоленко! – Светлана Геннадьевна нависла прямо над Викой. – Рот закрыть, глаза на доску!

Вика покраснела и замолчала. Катя опустила голову, чтобы не встретиться взглядом с взбешенной Крысой. А ведь Вика права: что-то здесь нечисто.

Светлана Геннадьевна уже зачитывала фамилии по журналу. Леночка на своем старом месте, рядом с Надей, через проход от них, апатично сложила руки на парте. Ни тетрадь, ни ручку не достала – влетит ей сейчас, когда начнется диктовка.

– Савельева!

– Здесь!

– Чернова!

– Я! – откликнулась Катя, но тут Викина рука взметнулась вверх.

– Светлана Геннадьевна, Хорошилова здесь.

– Хорошилова? – Крыса оторвалась от списка и оглядела класс. – Ну надо же. Выздоровела наконец?

– Я… – неуверенно начала было Леночка. – Да, я…

– Я помню, что вы Хорошилова, – язвительно перебила ее Крыса. – Учтите, что нежничать я с вами не собираюсь. Вы должны мне общий зачет за декабрь, а еще швы, теорию и практику за февраль. Жду вас в течение двух следующих недель, иначе берите академ, отчисляйтесь, заболевайте, мне все равно. Чернова!

– Я, – снова отозвалась Катя с ненавистью в голосе. Вот же Крыса!

Четвертое марта, Катин день рождения, в этом году выпало на четверг. Они с Леночкой возвращались с дежурства по клинике. Днем жарило солнце, с крыш даже не капало, а лило, но к вечеру подморозило – и под ногами образовался настоящий каток. Сегодня, как назло, нужно было чистить коровник, и Катя, помня, что Леночке нельзя напрягаться, выложилась на двести процентов. Спина ныла так, что хотелось плакать, замерзшие пальцы скрючились, как будто до сих пор держали тяжеленную лопату. Господи, а ведь сейчас еще очередной конспект по фармакологии делать…

Леночка шла с отсутствующим видом. В клинике она поначалу пыталась помогать, но скоро отошла и села на скамеечку возле коровника, прислонив лопату к стенке. Так и просидела все полтора часа, не шевелясь. И как только задницу не отсидела? «Нельзя сердиться, – ругала себя Катя. – Она же болеет, скоро ей станет легче…» Хорошая она подруга или нет?

– Лен, – позвала она без особой надежды.

Леночка повернула голову, и Катя опять поразилась спокойному и отстраненному выражению ее лица.

– Лен, ты зачет-то сдавать будешь?

– Зачет? – переспросила Леночка так, будто слышала это слово впервые.

– Да, – терпеливо пояснила Катя, – зачет по хирургии. Ты же слышала, Кры… Светлана Геннадьевна от тебя его ждет. Две недели уже почти прошли.

– Почти прошли… – эхом откликнулась Леночка. – Да… Зачет.

– Возьми мои конспекты, – предложила Катя. Она почему-то чувствовала себя виноватой. Вроде бы они должны помогать Леночке – но как, если она сама ничего не делает? Заставлять? Делать за нее? Не сдаст же она за Леночку зачет по хирургии!

– Это, наверное, таблетки, – внезапно сказала Леночка, и Катя удивленно посмотрела на нее. За эти десять дней Леночка впервые сказала что-то сама, а не просто ответила на вопрос.

– Какие таблетки?

– Ну, мои, – объяснила Леночка. – Елена Алексеевна говорит, что из-за них тяжело думать. Но все равно их нужно было пить. А позавчера я закончила курс – и мне уже скоро должно стать легче. То есть мне от таблеток стало легче, а теперь все станет просто… нормально.

– Ну… наверное. – Катя не знала, что сказать. – Я рада, что ты выздоравливаешь!

– Да, – добавила Леночка, подумав. – Завтра буду готовиться к зачету.

Их окошко на втором этаже светилось огоньками гирлянды. С чего это вдруг Вика решила снова ее распаковать, по Новому году соскучилась? Катя прохлюпала резиновыми сапогами по коридору и первой открыла дверь в комнату. Пахнуло теплом, свежезаваренным чаем и чем-то сдобным, а потом ее оглушил Викин визг:

– Катюха! С днем рождения!!!

Подружка накинулась на нее с обнимашками прямо на пороге, не давая снять сапоги. Кате сначала показалось, что комната набита народом, но она почти сразу сообразила, что это разноцветные воздушные шарики. Блестящие, шелестящие, надутые гелием, они были привязаны к столбикам кроватей, ножкам столов и даже ручкам тумбочек и шкафа. Не меньше пятнадцати штук! В центре обеденного стола красовался самый настоящий торт с криво выведенной коричневым по белому надписью: «Кате 18».

– Не бойся, – захохотала Вика, – я торт в супермаркете купила, когда в город ездила, так что он без сырого теста и угля! А надпись сами сделали! Шоколад растопили, вылили в пакетик и написали! Нравится?

– А вот и подарки! – Надя указала на два ярких пакета на столбике Катиной кровати. Соседка приоделась: вместо привычных треников и длинной футболки была в трикотажном платье в мелкую полосочку и волосы распустила. – Все-таки совершеннолетие, праздник! Не каждый день бывает.

– Нравится? Нравится? – Вика прыгала вокруг, дергая Катю за рукава. – Давайте, девчонки, раздевайтесь скорее, чай стынет! Что вы там копались столько времени?

– Вот именно что копались – в навозе, – хмыкнула Катя. По лицу неудержимо расползалась смущенная улыбка. – Я сейчас, только умоюсь и одежду сменю!

Праздничное настроение подруг передалось и ей, так что после душа она влезла в летний сарафан, наскоро высушила волосы феном и даже накрасила ресницы. Вернувшись в комнату, она застала там Мишку Великанова и порадовалась, что переоделась заранее.

– С днем рождения, Кать! – Он протянул ей три розочки в шуршащем пластиковом пакете и большую шоколадку с орехами. – Расти большой!

– Ой, спасибо! – Катя покраснела, принимая подарок.

– Да это что! – теребила ее Вика. – Ты наши-то подарки посмотри!

Катя сняла со столбика пакеты и заглянула в них. В одном была какая-то ткань. Зеленое, коричневое, золотые брызги… Катя вытянула из пакета длинный широкий шарф, тут же намотала его на шею и подбежала к зеркалу, прикрученному к дверке шкафа.

– Это от меня, – скромно сказала Надя. – Мне кажется, твои цвета!

– Спасибо огромное! – Раскрасневшаяся от такого внимания Катя взяла в руки второй пакет. Маленький, темно-зеленый с черными буквами. – Ого!!! Это кто…

Она невольно посмотрела на Леночкину кровать. Та еще не вернулась из душа.

– Это я, – быстро сказала Вика. – Помнишь, та тетка из электрички, Марина Васильевна, нас тогда спросила, купила бы я этот крем для рук или нет. А я его уже тогда купила, только признаться постеснялась! Я вообще хотела себе, но себе – это как-то слишком, а вот в подарок… Тебе же восемнадцать, Кать! Можно замуж выходить! И ты же жаловалась, что у тебя руки сохнут, вот я и… Кать, ты же мне дашь попробовать, а? Дашь же?

– Конечно! – Катя благоговейно разглядывала плоскую темно-зеленую баночку с черной крышкой. Надо же! – «Приготовлено по запатентованному рецепту с использованием экстракта трав и ягод, собранных в самом сердце Сибири», – прочитала она на этикетке. Отвинтила крышечку, сорвала фольгу… Комнату моментально наполнил густой лесной запах – сильный, резкий, чуть сладковатый, кружащий голову.

– Ого! – Мишка чихнул. – Вот это жесткая штука! Давай, Кать, мажься скорее, все пчелы будут твои!

– Да какие пчелы, март на дворе! – Вика сердито замахала на него руками. – А запах-то какой классный, Кать! Можно одним запахом только намазаться – сразу и руки не будут сохнуть, и лицо, и еще черт знает что!

Катя нерешительно обмакнула палец в густую желтоватую массу. Вика тоже сунула палец в баночку.

– Ах, какой гладенький! – с восторгом пискнула она, размазывая крем по рукам. – Миш, дай я тебе тоже намажу!

– Вик, ты кому купила-то? – засмеялась Надя. – Кать, прячь банку, она сейчас ее по всей общаге размажет, а нет – так снюхает!

Катя внезапно услышала, как дверь за спиной открылась и тут же захлопнулась. Она повернулась, ожидая увидеть на пороге комнаты Леночку, но там было пусто. Показалось, наверное…

– А теперь давайте пить чай! – весело позвала Вика. – И правда, Кать, убирай банку, а то я не удержусь! Кстати, про чай. У нас тут кое-что еще есть, поинтереснее! Тебе ведь уже восемнадцать, можно уже! И мне можно, у меня на каникулах день рождения был! А остальным уже и так давно по восемнадцать.

– Погодите, а как же Лена? – Мишка в недоумении покосился на дверь. – Она же еще не вернулась!

– Ой, – раздраженно отмахнулась Вика. – Она может вообще не вернуться. Или придет через два часа, а потом сразу спать уляжется. Толку ее ждать? Давайте все к столу! Придет – положим ей кусочек, какие проблемы-то?

Они усадили Катю за стол, зажгли на торте большую свечку-фонтан, погасили свет и хором спели «С днем рожденья тебя!». Вика самолично отрезала Кате огромный кусок.

– Только попробуй не съесть весь! – поддразнивала она. – Этот торт заряжен на счастье и удачу!

Катя старательно ковыряла ложкой остатки десерта, когда зазвонил ее телефон, заряжавшийся на письменном столе.

– Мама! – провозгласила Вика, метнувшаяся за телефоном. – Сейчас поздравлять будет!

– Алло, привет, мам! – Катя быстро прожевала бисквит и запила большим глотком чая. – Не, я не плачу, я торт ем!

Чтобы не мешать остальным, она накинула на плечи новый шарф и вышла в коридор.

– С днем рождения, Катюшка! – Мамин голос показался каким-то надтреснутым. – Как отмечаешь?

– Я в общаге тортик ем, – радостно объяснила Катя. – Мне девчонки купили! Представляешь, я даже не ожидала, прихожу с дежурства, а тут…

– Ну хорошо, молодец. – Мама как будто не слушала ее. – А у нас тут с Максюшей новые проблемы. Представляешь, оказывается, он всю третью четверть в школу не ходил! Вот так. Вообрази себе только! Я ему с утра сосисочки варю, яички, бутербродики собираю. А он позавтракает, скотина, и уходит куда-то! На уроках не бывает! Сказал классной, что я заболела и ему надо за мной ухаживать. Она сегодня мне позвонила, говорит: «Алена Викторовна, я все понимаю, но как он будет ОГЭ сдавать, когда на нем весь дом? И готовить ему надо, и убираться, и кур кормить!» Каких кур, Катюш? Ну вот каких кур? Мы живем в многоэтажке! Она у них новая, классная-то, вот он ей и навешал лапши. «Синяки у него под глазами, пожалейте вы ребенка», – говорит. А я его не жалею? Он возвращается – и сразу за эти свои онлайн-бои! Куры у него! Господи, Катька…

Катя стояла в коридоре, прислонившись к своему любимому подоконнику, и думала совсем не о том, что говорила ей мама. Ей вдруг стало скучно и тоскливо, как будто и впрямь нужно сейчас идти в эту ветреную темень за окном, где-то готовить что-то кому-то чужому, убираться у него в доме, кормить кур… Неужели она, Катя, не заслужила от мамы хотя бы десятой части того внимания, которое вечно достается Максу? Она тут же пристыдила себя за эти мысли и постаралась сосредоточиться на маминых словах.

– …Не знаю, говорить ли ему, Кать. Он же злой такой стал, ему слова поперек не скажи! И взгляд у него… Я аж боюсь. Ударит ведь, ударит, Кать! Я уже и бабушку твою помочь просила, а она отказала мне. Представляешь? Отказала! И голова у нее не болит про нас. Вот кому мы нужны? Говорит, с сердцем у нее плохо. А как у нее может быть с сердцем плохо, если ее месяц как из больницы уже выписали? Все у нее хорошо с сердцем, Кать, просто не хочет она в наши проблемы влазить. Макс ведь ей неродной. Тебя она любит, а Максюшу нашего…

– Мам, она ведь и так много с Максом помогала, – запротестовала Катя. Ей не нравилось, когда мама начинала упрекать бабушку.

– Ой, помогала, – отмахнулась мать. – Вот с тобой да, с тобой помогала. Ты и выросла у меня другая – ответственная, досмотренная. Досмотрели за тобой. А за Максюшей недосмотрели – вот и мучается он теперь…

– Это не он мучается! – выпалила Катя, не сдержавшись. Ладони вспотели и дрожали – не выронить бы телефон. – Это мы мучаемся! У меня сегодня день рождения, а ты мне опять про Макса! Весь Новый год, все Рождество про Макса! Мам, я же тоже живая!

На другом конце воцарилось молчание.

Потом мама медленно проговорила:

– Не ожидала от тебя, дочь. Матери поддержка нужна. У кого мне еще ее просить? Андрей мой давно умер, Ванька бросил нас, Зоя твоя Михайловна, вон, тоже отвернулась. Теперь и ты мать предаешь.

– Мам, я никого не предаю, – слабо возразила Катя, холодея от нарастающего ужаса.

– Предательница ты, – горько подытожила мама. – Уехала от нас, а могла бы сейчас семье помогать. Тогда, может… Да что теперь говорить. С днем рождения, Екатерина. Будь счастлива.

– Мам, я…

В трубке послышались короткие гудки. Катя положила телефон на подоконник и прислонилась лбом к стенке. Пальцы рук противно кололо мелкими иголочками, лицо горело, сердце стучало так, будто она только что пробежала стометровку. «С днем рождения, Екатерина».

Катя впервые сильно, по-настоящему поссорилась с мамой. Они ругались и раньше, конечно, но предательницей ее назвали впервые. Больше всего ей сейчас хотелось лечь на кровать и разрыдаться. Но ведь в комнате гости, праздник – ее праздник… Нужно успокоиться, она позже подумает о маме, нельзя в таком состоянии к людям…

Какой-то неожиданный звук выдернул Катю из ее мыслей. Она резко обернулась. Из туалета вышла Леночка. Мокрые пряди волос прилипли ко лбу, по футболке расплывались капли воды.

– Лен, – Катя постаралась, чтобы ее голос звучал ровно и приветливо, – ты умывалась? Пошли в комнату, там уже тортик порезали.

– Я… потом, – уклончиво сказала Леночка, и Катя с удивлением узнала тот напряженный тонкий голос, которого ни разу слышала за эти две недели. – Там запах такой… голова болит…

– Ой, Лен, прости, – встрепенулась Катя, – это мне Вика крем для рук подарила. Мы сейчас все проветрим! Я не думала, что он такой вонючий и что тебе от него плохо станет.

Леночка не ответила. Ее взгляд был направлен куда-то вниз и вбок. Она нервно мяла в руках край футболки, и Катя заметила, что бледно-розовый лак на ногтях некрасиво облез. Похоже, Леночка не собиралась поддерживать новый модный образ, придуманный для нее Еленой Алексеевной, да и просто ухаживать за собой тоже. Волосы в беспорядке свисали на глаза, та же черная футболка, что и две недели назад, теперь была заляпана зубной пастой, джинсы вытянулись на коленках и пропахли навозом. «Она вообще не переодевалась с тех пор, как приехала», – запоздало сообразила Катя. А ведь точно же: она за это время с ними даже ни разу в прачку не сходила!

– Ты подожди здесь, – сказала Катя, забирая с подоконника телефон. – Я сейчас проветрю и тебя позову!

Она зашла в комнату. Вика радостно подскочила ей навстречу.

– Вик, тут Леночке плохо. – Катя придержала дверь ногой, чтобы та не закрылась. – Надо, наверное, сворачиваться. Ей от запаха нехорошо стало, она сейчас ляжет.

Вика закатила глаза.

– Кать, ей все время плохо, – скучающим тоном возразила она, разглядывая лампочку под потолком. – Ну давайте тогда вообще ничего не делать. Давайте все ляжем жопой кверху и будем страдать. Не надо тортиков, шариков. Мыться, кстати, тоже не надо, а то вдруг ей от запаха мыла поплохеет? Ей вот пофиг на то, что нам неприятно, между прочим. Она зубы не чистит, одежду не меняет и в душе, кажется, не была с тех пор, как приехала. Не учится, не прибирается – только ест да спит. А тут, видите ли, кремом запахло – и у нее сердечный приступ. А Надя, между прочим, с ней за одной партой сидит и ароматами наслаждается…

– Вик, – предостерегающе сказала Катя, открывая форточку, – она может услышать.

– А мне пофиг, что она там услышит! – выкрикнула Вика, и лицо у нее стало совсем детским, обиженным и разозленным. – Вот и пусть слышит! Есть правила общежития! Если не хочет их соблюдать – пусть валит обратно в свой свинарник! А если Лен Лексевне все окей, то пусть забирает ее к себе в квартиру! Больная она, не больная… Я не подписывалась жить в каком-то лазарете! Я просто хотела… хотела праздник устроить, а теперь, оказывается, опять все не так сделала! Леночке не угодила!

– Вика, – примиряюще произнес Мишка, поднимая обе руки. – Вика, послушай. Мы можем забрать тортик и пойти на кухню. Или лучше ко мне. У меня только один сосед, двоих отчислили после сессии. А Лена пусть ложится, раз ей плохо. Зачем насиловать человека?

Как ни странно, Вика от этих слов почти сразу успокоилась.

Шмыгнув носом, она сказала:

– Давай, Миш. Все берем свои кружки и идем к Великанову. А то на кухне еще набегут, придется торт на сто частей резать. Миш, захвати там вино из холодильника!

Катя задержалась в комнате, вытирая со стола. Когда шаги Мишки, Вики и Нади затихли на лестнице, она выглянула в коридор и поискала взглядом Леночку. Та все еще стояла возле Катиного подоконника и смотрела в окно. «Что она там видит, кроме своего отражения? – удивилась Катя. – На улице-то совсем стемнело».

– Лен, – позвала она, – заходи уже, ничем не пахнет!

Леночка отлипла от подоконника и неуверенной, шаткой походкой зашла в комнату.

– Мы тебе тортик оставили. – Кате вдруг стало неудержимо стыдно за то, что они бросают Леночку одну. – А сами пойдем, чтобы не мешать.

– Спасибо, – сказала Леночка еле слышно. – Ты иди, я прилягу.

– Свет погасить? – спросила Катя, задержавшись на пороге.

– Нет, не надо, – неожиданно запротестовала Леночка. – Я… я не спать, я так, со светом полежу.

– Ну хорошо, – немного растерявшись, согласилась Катя. – Тогда до встречи.

Леночка не ответила. Катя сгребла со стола свою чашку и блюдце с ложкой, накинула толстовку на голые плечи и потихоньку пошла к двери.

Уже на лестнице в кармане зажужжал телефон. Она с надеждой взглянула на экран, ожидая, что звонит мама, но это была баба Зоя.

– Бабушка, привет! – Если сейчас и бабушка начнет укорять за маму, она не выдержит и разревется прямо здесь.

– Привет, привет, моя хорошая, – ласково сказала бабушка, и Кате остро захотелось прямо сейчас оказаться у нее, в кресле напротив телевизора, с очередной коробкой конфет на коленях. – С днем рождения, авантюристка ты моя! Как празднуешь?

Стоя на лестничной площадке под жидким желтым светом лампочки, Катя проболтала с бабушкой минут десять, пока с первого этажа за ней не поднялась Надя, уже румяная и со стаканом вина в руке. И все это время ей казалось, будто баба Зоя рядом и гладит ее по волосам своей сухой теплой ладонью. Праздника в душе не слишком прибавилось, но и плакать перехотелось.

В Мишкиной комнате не было ни шариков, ни гирлянды и вообще было довольно грязно, зато весело. На оттертый Викой стол поставили тортик, вино, хлеб и две банки шпрот. Сосед Дима достал еще пару бутылок портвейна и гитару, девчонки запели. У Нади оказался приятный хрипловатый голос. Большинство песен были Кате не знакомы, но она подтягивала припевы, а потом даже расхрабрилась и спела кое-что из своего прежнего репертуара. От вина в голове приятно шумело. Разошлись они уже глубокой ночью, когда вахтерша баба Таня строго постучала в дверь.

Леночкин кусок торта так и остался нетронутым. Свет все еще горел, но соседка лежала, отвернувшись лицом к стене, и, кажется, спала.

– Надо же, – презрительно фыркнула Вика, – диету блюдет. Давно пора, а то в джинсы не влезет, вон, растолстела, как корова дойная.

Катя подавила желание съязвить: «Уж кто бы говорил» – и убрала блюдце в холодильник.

– Встанет – доест, – сказала она. – У нее как раз курс таблеток закончился, она говорила, должно теперь лучше стать.

– Да уж хоть бы. – Вика поджала губы. – Ладно, давайте уже свет гасить, пока баба Таня не прибежала орать, что электричество тратим.

Наутро голова болела, глаза слезились. Катя пропустила несколько будильников подряд и поесть уже не успевала. Стоя перед зеркалом, она раздирала щеткой колтун на голове и шепотом ругала день рождения, вино, портвейн и Крысу, на чьи занятия лучше не опаздывать. Кое-как закончив с прической, намотала вокруг шеи новый шарф, напялила халат прямо под пуховик и выскочила из комнаты догонять Вику с Надей. Те решили сначала пойти к мусорным бакам, потихоньку выбросить бутылки, пока баба Таня их не поймала.

– А Леночка-то проснулась? – Надя зевала в кулак. На ней последствия вчерашнего праздника были еще заметнее, но и управилась она с ними профессиональнее. Синяки под глазами замазала тональным кремом, запах изо рта приглушила жевательной резинкой.

– Проснулась, – ответила Катя. – Уже выходит, наверное.

На пары Леночка не опоздала. «Интересно, почему она не моется и не переодевается…» – подумала Катя, заметив, что Надя немного отодвинулась, когда Леночка села на свое обычное место рядом с ней. Надо ли сообщить об этом Елене Алексеевне? Или та рассердится? Назовет их плохими подругами? А вдруг это какое-то проявление ее болезни?

Дойдя по списку до Хорошиловой, Светлана Геннадьевна отложила в сторону ручку. Катя знала, что это плохой знак.

– Хорошилова, – ласково сказала она, – вы готовы сдать зачет?

– Я? – Леночка подняла всклокоченную голову и растерянно посмотрела на Крысу.

– Ну не я же. – Крыса скривила губы. – Выходите-ка сюда, ко мне. Ну!

Леночка встала, уронив с парты тетрадь и учебник. Кто-то засмеялся, кто-то дернулся поднять упавшее, но Крыса рявкнула:

– Сидеть! Хорошилова, вы долго будете копаться? Чем вы там опять заболели, параличом?

Леночка боком выбралась из-за парты и вышла к доске. Светлана Геннадьевна брезгливо оглядела ее.

– Замеча-а-ательно, – протянула она. – Хорошилова, вы когда в последний раз расческу видели?

Леночка молчала, чуть более бледная, чем обычно.

– Сразу снижаю вам балл за внешний вид, – бесцветным голосом сообщила Светлана Геннадьевна. – Я предупреждала, что на моих занятиях нужно выглядеть опрятно. И это не только к халату относится. А теперь для начала расскажите, какие инструменты выложены у меня здесь на столе. Слева направо.

Леночка повернулась к столу. Ее тонкие обветренные губы еле заметно шевелились.

– Хорошилова, вы там что, молитву читаете? – резко окликнула ее Крыса. – Громче!

Леночка молчала.

– Не знаете, – резюмировала Светлана Геннадьевна спустя полминуты. – Как же замечательно. А виды швов вы мне перечислите? Какой самый простой? Как он выглядит?

«Она даже не дала Леночке подушку со швами, – подумала Катя. – Она знает, что Леночка ничего не сдаст, а этот „зачет“ – только повод поглумиться. За что она ее так ненавидит?»

Молчание Леночки затягивалось. Никто из группы не шевелился – кажется, все боялись даже дышать.

– Ясно. – Голос Крысы был все таким же бесцветным. – Вы надеялись, что Елена Алексеевна потихоньку подпишет вам зачетку, и вы будете продолжать попусту занимать место за партой. Зря. Собирайте вещи, и вон из кабинета. Я вас на своих занятиях больше не жду.

Леночка стояла у доски, все еще разглядывая инструменты, будто пыталась вспомнить хотя бы одно название.

– Вы меня слышали? – повысила голос Крыса. – Выйдите из кабинета.

Леночка не отреагировала. Губы у нее совсем побледнели, и Катя даже хотела крикнуть: «Прекратите, зачем вы ее мучаете?» – но промолчала. Трусливо промолчала.

– Вы срываете урок! – Крыса сверлила Леночку взглядом. – Сию же минуту…

Леночка неуклюже сорвалась с места и выбежала за дверь, ударившись бедром об угол первой парты.

– Кто-нибудь, сложите ее вещи в сумку и выставите в коридор. – Светлана Геннадьевна ни на кого не смотрела, но Надя поняла намек и аккуратно сложила тетрадки и учебник. Поднялась, вынесла сумку за дверь – наверное, оставила на скамейке возле кабинета.

– Продолжаем занятие. – Крыса что-то почиркала в своей тетрадке, а затем подняла глаза и обвела взглядом студентов. – Раны и их виды. Лечение ран. Записывайте.

Весь оставшийся день Катя не могла перестать думать о Леночке. Как она там? Собирает чемодан, чтобы ехать домой? Пошла все-таки к Елене Алексеевне?

– Вот ведь Крыса, – ругалась она по дороге в общагу. – За что она так с Леночкой?

– Ну а что? – Вика пожала плечами. – Она, в сущности, права.

– Как права? – Катя даже остановилась и выпучила на Вику глаза. – В смысле – права?

– Ну, – Вика смутилась, но выдержала Катин взгляд, – Леночка же не хочет учиться! Сама не видишь?

– Не может! – разозлилась Катя. – «Не хочет» и «не может» – это две большие разницы!

– Да нет никакой разницы. – Вика повернулась к ней и уперла руки в бока. – Вот ты мне скажи, как она будет сдавать экзамены, если она даже зимнюю сессию не сдала? Она на парах только сидит зевает, а в общаге все время спит или лежит носом к стенке. Если она такая больная, может, нужно все-таки взять академ? Его как раз для таких случаев придумали!

– Елена Алексеевна сказала, что она и так слишком долго сидела дома, – напомнила Катя. Она еще никогда не видела Вику такой рассерженной.

– Мало ли что Елена Алексеевна сказала! – Вика не сдавалась. – Не сидеть дома можно по-разному. Можно пойти в кружок вышивания крестиком, можно с подружками по улице гулять. Но если приехала учиться – надо учиться. Я ей свои конспекты дала, ты тоже вон пыталась, а она их даже не открывала! Так, пролистает пару страниц и отложит. Я ее вообще не видела с учебником! По-твоему, если она заболела, так знания ей должны сами в голову влететь? Мы здесь на ветеринаров учимся, а не в хосписе работаем!

– По-моему, это жестоко – так говорить про Леночку, – тихо сказала Катя.

– А по-моему, жестоко – это тащить больную девчонку в общагу и выставлять ее на посмешище на зачетах и экзаменах. Если у нее с мозгами не в порядке, ей место в больнице, а не в колледже. Хотя бы пока они там ремиссии не добьются.

Вика отвернулась и быстро пошла вперед, давая понять, что разговор окончен. Катя нагнала ее у самого входа в общежитие.

– И все-таки, – сказала она, открывая дверь, – ты хоть при Леночке не болтай такого.

– Не буду, – буркнула Вика. – Но она сама должна понимать, тебе не кажется?

– Ты же только что говорила, что она больна, – рассудила Катя. – Понимать должны те, кто за нее отвечает.

Когда они зашли в комнату, Надя как раз выходила.

– Я домой, к детям, – помахала она им. – Думаю, успею на электричку в шесть.

– Пока! – попрощались девочки.

Катя посмотрела на Леночкину кровать. Леночка лежала, отвернувшись к стене, по самую макушку укрытая одеялом.

Вика пожала плечами и полезла в холодильник. Достала два куска вчерашнего торта, щелкнула кнопочкой чайника.

– Кать, я вот что подумала, – начала она, выуживая с верхней полки шкафчика чайные пакетики. – Может, нам с тобой поехать в город, прогуляться? Ну, завтра. Погоду обещают солнечную…

– А давай! – радостно откликнулась Катя. По правде говоря, ей уже надоело торчать в четырех стенах с молчаливой и замкнутой Леночкой. На попытки ее растормошить она почти не реагировала, и к концу второй недели Кате уже стало казаться, что скоро она и сама ляжет носом к стенке.

– Отлично! – Вика так энергично мешала сахар в стакане, что брызги летели на и без того пятнистую скатерть. – А то твой день рождения мы неплохо отметили, но как-то размаху не хватило. Посидим в кафе, может, в киношку сходим. Там какая-то новая комедия – наверняка дурацкая, но тем веселее!

– Точно, – хихикнула Катя, прихлебывая горячий чай. – Возьмем попкорна, как раз стипендия пришла. Чипсов там… Лен, – позвала она, избегая осуждающего взгляда Вики, – поедешь с нами?

Ответа не последовало.

– Спит, наверное. – Вика положила в рот кусочек торта и принялась старательно жевать. – Фатем ты фаще ее аз-вала?

– Ну как не позвать? – шепотом возразила Катя. – Мы же обещали…

Вика в очередной раз закатила глаза, но ничего больше не сказала.

Утром Катя проснулась в приятном предвкушении. Сходила в душ, тщательно расчесалась и накрасилась, надела самые обтягивающие джинсы и футболку с самым глубоким вырезом. Она спросила Вику, все еще возившуюся с маникюром:

– Ну как тебе?

– Красота! – одобрила Вика. – Но ты в курсе, конечно, что на улице зима и под пуховиком все это будет не очень заметно?

– Ну, технически на улице уже весна, – заметила Катя, – март на дворе. К тому же в кафе и в кино мы будем без курток.

– Если тебя по дороге украдет какой-нибудь принц на белом коне, мне что, одной в кино идти? – Вика изобразила озадаченность.

– Может, их будет сразу два! – беспечно откликнулась Катя, повязывая новый шарф.

– Ага, принц и конь! – Вика гоготнула. – Ну вот, шарфом всю красоту закрыла! Зачем только наряжалась?

Уже выходя из комнаты, Катя мельком посмотрела на Леночкину кровать.

– Лежит, – проследила за ее взглядом Вика. – Интересно, она вообще поняла, что ее выгнали из колледжа?

– Может, еще и не выгнали. – Катя обеспокоенно уставилась на холмик под одеялом. – Елена Алексеевна…

– Ой! – отмахнулась Вика. – Опять ты со своей… Ах, точно же! Лен Лексевна!

– Что? – Катя наконец оторвала взгляд от неподвижно лежащей Леночки.

– Да студенческий я потеряла. – Вика всплеснула руками. – Надо было вчера пойти и новый забрать, а я забыла обо всем на свете с Крысой этой… И что теперь? Получается, мой проездной не работает?

– Ну, вообще Елена Алексеевна по субботам часто в колледже, – поразмыслив, сказала Катя. – Давай сходим к ней, она тебе быстро подпишет и отдаст, раз уже вчера готово было.

– Можно попробовать, – неуверенно согласилась Вика. – По студенческому еще и скидка в кино… Тогда точно идем!

– А потом сразу на автобус! – подхватила Катя.

Елена Алексеевна была на месте. Увидев Катю и Вику, заглядывающих в дверь кабинета, она улыбнулась.

– Что вам, девочки?

– Лен Лексевна, – заторопилась Вика, – помните, я тут студенческий потеряла…

– Прямо тут потеряла? – усмехнулась директриса. – Да, помню, сделала я вам новый. Этот не теряйте, уж будьте любезны, нехорошо как-то. Но придется немного подождать, я ключи от шкафа дома оставила. Игорь Николаевич уже пошел за ними, скоро вернется.

– Хорошо! – разулыбалась Вика. – Я подожду!

Катя удивилась и даже хотела спросить, как это так Игорь Николаевич пойдет за ключами домой к Елене Алексеевне. А потом до нее дошло, и щеки залил румянец. Как она до сих пор не догадалась, что преподаватели… э-э-э… встречаются?

Они с Викой сели на стулья в приемной. Катя машинально полезла в карман за телефоном и поняла, что оставила его в комнате, на зарядке.

– Вик, – смущенно шепнула Катя, – извини, я за телефоном сбегаю. Забыла в общаге.

– Ну беги, только давай быстро! По скидке сеанс в двенадцать ноль-ноль, потом уже за полную стоимость придется билеты покупать.

День и правда выдался теплым и светлым. Стараясь не наступать в слишком уж глубокие лужи, Катя пробралась к общаге и на входе сразу вступила в перепалку с бабой Таней, которая считала, что каждый студент имеет право только раз в день покинуть общежитие и вернуться – не более того.