Текст книги "Помоги себе, и тело откликнется"

Эмоциональный заряд + напряжение

Эмоциональная разрядка + расслабление тела

Если процесс зарядки-разрядки затруднен, энергия остается внутри нас. Она перегружает наши нервные цепи и может перерасти в тревожность, хроническую напряженность, проживаемый длительный стресс, болезненные соматические состояния или любое другое проявление. Нарушения эмоциональной жизни являются отражением или причиной различных расстройств; мы подробно поговорим об этом в следующих главах.

«Меня все бесит!»

Сэм – 16-летний подросток, крепкий, коренастый, хорошо сложенный. Он вполне здоров, но часто жалуется на боли в плечах. Хотя он практически не занимается спортом (предпочитая видеоигры), его мышцы отлично развиты; мышцы челюсти и затылка очень напряжены. Его плечи тоже напряжены. Все его тело словно говорит о том, что он сдерживает эмоции, но какие именно? Стоит его послушать, чтобы это выяснить. «Меня все бесит!» – говорит он и рассказывает о своих ссорах: с учительницей физкультуры («Вечно трындит»), матерью («Она пасет меня…»), старшей сестрой («Такая дура!»). Он несколько раз жестко расставался со своей девушкой, которая тоже его бесит. Конфликты иногда выливаются в приступы ярости, во время которых он кричит, сыплет оскорблениями, пинает двери, стены. Недавно он разбил кулаком оконное стекло, и ему наложили шесть швов; будь рана чуть ниже, у него оказалось бы перерезано сухожилие.

Если его послушать, создается впечатление, что Сэм ищет конфликтов и доводит напряжение до кризиса, что позволяет ему несколько расслабиться. И это действительно так. Это гнев напрягает его тело, ярость сжимает его челюсти; беспомощная ярость ребенка, подчиняющегося жесткой и властной матери. Ее образ он проецирует на других женщин из своего окружения: учителя, сестру, подругу, с которыми он постоянно ищет ссор. Но полученная разрядка мимолетна: как только взрыв проходит, он чувствует себя виноватым. Потом сыплются угрозы и наказания: запреты смотреть телевизор, выходить на улицу, конфискованный ноутбук. Его родители на пределе, семейная атмосфера наэлектризована. Уладить ситуацию не удается, Сэм чувствует себя оскорбленным, неправильно понятым, жертвой несправедливости. Почему он больше не испытывает облегчения? Потому что его гнев и ярость прорываются импульсивно, потому что у него образовался своего рода «запальный» рефлекс, который, словно короткое замыкание, выключает его сознание. И, возможно, еще потому, что гнев, готовый вспыхнуть в любую минуту, скрывает нечто глубоко сокрытое.

За одной эмоцией может скрываться совсем другая

Нередко одна эмоция, часто и легко проявляемая, может скрывать другую. Например, бывают вспышки гнева, которые столь легко прорываются, поскольку маскируют слишком болезненную в своих проявлениях печаль, а печаль особенно безутешна потому, что те, кто ее испытывает, не позволяют себе гневаться.

В самом деле, очень сложно сдерживать гнев, поскольку это естественная биологическая и психологическая реакция на раздражение. Если давать волю гневу запрещено (а во многих семьях это так), разрядки не наступает. Только печаль можно излить в пережитом горе или плаче, но такой плач не поможет сбросить бремя сдерживаемого и затаенного гнева, так как имеет совершенно иную природу. Для того, чтобы от эмоции избавиться, пережив и отработав ее, необходимо ее выразить с помощью соответствующих слов, голоса и жестов. Мы не можем избыть одну эмоцию, проявляя другую. Напротив, если мы согласимся открыто выразить то, что чувствуем в данный момент, возможно, вскоре после этого выявится другая, скрытая прежде эмоциональная подоплека.

Однако, как мы только что убедились на примере Сэма, это непросто. Для того, чтобы могла быть выражена подлинная эмоция, наши внутренние защитные механизмы должны быть достаточно пластичными или достаточно тренированными в ходе терапии. Вот почему может оказаться необходимым участие психотерапевта: чтобы мы могли осознать, какую эмоцию на самом деле стоит извлечь на поверхность, чтобы не застревать в бесконечном переборе «эмоций-масок».

Дама, которая не умела сердиться

Вера – женщина лет пятидесяти, высокого социального статуса, которая, по ее словам, страдает «хронической» депрессией. Она принимает антидепрессанты и анксиолитики[6]6
  Медицинские препараты, уменьшающие тревожность.


[Закрыть], достаточно сильные, чтобы подорвать возможности любой профессиональной и общественной деятельности. Когда мы встретились с ней, она явилась с опечаленным лицом, изможденная. На первом интервью она плакала, повторяя, что ей хочется плакать постоянно, и что так происходит уже десять лет.

На просьбу рассказать об обстоятельствах, которые привели ее к такой глубокой депрессии, она вспомнила о событии, которое причинило ей сильную боль: разрыв с подругой; разрыв, который она восприняла как предательство. Однако, когда мы попросили ее осознать свою обиду на подругу, она отрицала это чувство: «Нет-нет, – сказала она, – я на нее не сержусь. У меня нет причин на нее злиться». Ей было бесконечно больно из-за этой ссоры, но винила она только себя: она слишком много вложила в эти отношения.

На следующих интервью Вера, шаг за шагом подталкиваемая к признанию своего гнева, наконец начала говорить, что ее подруга была несправедлива. Постепенно к ней вернулись силы, и она согласилась побить подушку, чтобы выразить свой гнев. Гнев, направленный сначала на «предательницу», а затем на образы из детства: мать и бабушку, которые, как она чувствовала, тоже в какой-то момент предали ее. Так, на дне колодца слез, часто можно обнаружить гнев и сильную боязнь его выразить.

С того дня, благодаря выраженному гневу и тщательно обдуманным воспоминаниям, слезы постепенно иссякли. Вера восстанавливает силы, чтобы заниматься тем, что ей больше всего по сердцу. Она одевается в более веселые, светлые тона, делает более тщательный макияж, снижает дозу лекарств. Она планирует вернуться к прежним занятиям, ее снова вдохновляет творческий порыв. Излишне говорить, что связанные с этим соматические расстройства (усталость, бессонница, боли в спине, проблемы с пищеварением) также исчезли.

Богатые и депрессивные

Если судить по постоянно растущему потреблению анксиолитических препаратов и антидепрессантов, а также по тому факту, что консультации специалистов по лечению нервных расстройств чрезвычайно востребованы, становится очевидным, что средний уровень тревожности в экономически развитых странах продолжает расти. Согласно опросу, опубликованному в Соединенных Штатах в 2000 году, в котором сравнивались две группы молодежи 1950-х и 1990-х годов, за последние сорок лет число таких пациентов удвоилось. Разве это не показатель неблагополучия окружающей среды?

Хорошее самочувствие связано не только с материальными условиями жизни; материальное изобилие может опустошать нас, лишая нашу жизнь смысла. В так называемых богатых странах уровень депрессии, самоубийств и заболеваний, связанных со стрессом, растет с каждым годом, что не может не тревожить. Когда накопление товаров и конкурентоспособность ценятся чрезмерно высоко, все, что попадает в реестр потерь и промахов, воспринимается особенно негативно. Эмоции, связанные с утратой, рассматриваются как нежелательные и часто слишком быстро подавляются. Даже в случае потери любимого человека «приличия» требуют от нас быстрого отказа от скорби; окружающим проще пригласить нас в кино, чтобы «обменяться впечатлениями», чем подставить плечо, чтобы мы могли склонить к нему голову, и объятия, чтобы мы могли выплакать свое горе. Именно поэтому многие из нас таскают в своей «эмоциональной котомке» неоплаканные горести, которые поддерживают более или менее постоянный депрессивный фон нашей жизни.

Страх – союзник или враг?

Страх, который, делая нас более осмотрительными, может спасти нам жизнь, легко охватывает нас целиком; он может коварно просочиться в наше тело и поступки. Так он становится постоянным источником неврозов и психосоматических расстройств.

Песня без слов

 
Небо над городом плачет,
Плачет и сердце мое.
Что оно, что оно значит,
Это унынье мое?
И по земле, и по крышам
Ласковый лепет дождя.
Сердцу печальному слышен
Ласковый лепет дождя.
Что ты лепечешь, ненастье?
Сердца печаль без причин…
Да! ни измены, ни счастья —
Сердца печаль без причин.
Как-то особенно больно
Плакать в тиши ни о чем.
Плачу, но плачу невольно,
Плачу, не зная о чем.
 

Поль Верлен

(Пер. В. Я. Брюсова)

По мнению Селье, интуитивный страх напрямую связан с реакцией удивления и тревоги, типичной для стресса. Сознательно или бессознательно, называем мы это страхом, тревогой или беспокойством, это явление вызывает каскад телесных реакций, среди них – выброс адреналина, влияющий на функционирование наших органов и часто способствующий возникновению различных расстройств. И если его порой так трудно контролировать без посторонней помощи, то это потому, что многие факторы, вызывающие страх или тревогу, не распознаются сознанием; тем не менее они вызывают такие же физиологические реакции. В каждый момент наш мозг получает, осмысливает и фильтрует огромное количество информации, которая остается незамеченной для наших органов чувств. «Таможенники» нашего сознания часто отвлекаются или дремлют.

Маленькая девочка, которая боялась своей тени

Полине 50 лет. Это одинокая женщина, которая живет уединенно и страдает от неизбывной тоски. Если ее вызывает к себе начальник, сердце ее начинает колотиться как бешеное, руки потеют, в голове пустота, а тело сотрясает дрожь. Ожидая в приемной, она беспокоится о том, что от нее потребуется. В голове крутится единственная мысль: «Я не смогу. Я не справлюсь. Я никогда этого не сделаю!» Если испытывающий стресс говорит себе: «Я должен это сделать!», – то тревожный думает: «Боюсь, у меня ничего не получится. Я никогда этого не сделаю», а депрессивный: «Не стоит даже думать об этом!»

Тем не менее Полина работает, прилагает усилия. Но она постоянно беспокоится, как в детстве, когда боялась взгляда отца, его замечаний. По правде говоря, он делал их редко, поскольку ему достаточно было одного взгляда, чтобы все держать под контролем. Вспоминая детство, Полина припоминает и свои страхи: боязнь призраков, ночные кошмары, боязнь учителей. Она признается: «Я даже боялась своей тени. Мне казалось, что кто-то за мной следит».

Страх, тревога, рано проявившиеся в ее жизни, укоренились в теле; ее вегетативный баланс давно нарушен: у нее болит живот, она с трудом дышит, краснеет, заикается, дрожит, у нее потеют руки. «Когда я испытываю эмоцию, – говорит Полина, – она охватывает меня целиком. Особенно сильно это проявляется, если предстоит присутствовать на собрании, на котором меня могут попросить выступить. Я боюсь, что не буду знать, что сказать. Как будто отвечаю у доски на уроке».

Полина понимает, что с ней происходит, но пока это понимание едва ли помогало ей почувствовать себя лучше. Вот почему мы собираемся предложить ей другой способ решения ее проблем. Метод, сочетающий глубокое расслабление, работу с ментальными образами, активную мобилизацию напряжения и эмоций. В частности, мы будем поощрять ее к тому, чтобы она самоутверждалась в проявлении эмоций и потребностей.

Королевство страха…

Древняя легенда гласит, что жил некогда воинственный король, который держал своих пленников в огромном подземном зале, в окружении вооруженных воинов. Перед ними была большая железная дверь, украшенная окровавленными головами мертвецов.

Собрав их вместе, король обращался к ним со следующими словами: «Теперь вы в моей власти, но я и не думаю держать вас в плену, поэтому предоставляю вам выбор: умереть прямо сейчас под стрелами моих гвардейцев или рискнуть открыть железные ворота, которые вы видите перед собой». Испытывая ужас перед таинственной дверью, все они предпочли умереть под стрелами. Много лет спустя, когда король перестал воевать, старый солдат, всегда верно ему служивший, осмелился обратиться к государю.

– О мой король, – сказал ему солдат, – я всегда верно служил вашему величеству. Теперь, когда смерть уже близко, я хотел бы успокоить душу ответом на вопрос, который ее мучает…

– Говори, храбрый солдат.

– О мой король, прежде чем я умру, я хотел бы узнать, что находится за таинственной дверью.

– Иди и взгляни сам!

Ободренный разрешением короля, старый солдат спустился в подземный зал и, несмотря на темноту, несмотря на свой страх, несмотря на головы убитых, несмотря на кровь, которую все еще было видно, толкнул железную дверь. Та скрипнула на петлях и приоткрылась. В помещение проник солнечный луч, а когда ему удалось открыть дверь полностью, солдат, к своему великому изумлению, обнаружил, что она выходит на тропинку. Тропинку, которая вела к свету и свободе.

Солдат побежал к королю. Тот, поглаживая бороду, с безграничной грустью в глазах, сказал:

– Как видишь, я всегда давал им выбор, но все они предпочли умереть, чем рискнуть открыть дверь, которая так их пугала.

Ну а мы, сколько дверей мы не решаемся открыть из страха рискнуть? Как часто предпочитаем духовную смерть, не осмелясь стать свободными? Не осмелясь открыть дверь в наши мечты.

Когда страх подпитывает гнев

Каролин обеспокоена, ужасно обеспокоена, потому что Прюн, ее шестнадцатилетняя дочь, еще не вернулась домой. Сейчас 23:15, а она разрешила ей отсутствовать до 22. Не случилось ли с ней чего-нибудь? Каролин воображает худшее: она уже видит, как на ее девочку-подростка напали бандиты, до крови избили, изнасиловали или сделали нечто еще худшее. Когда через час, показавшийся вечностью, она слышит, как в замке поворачивается ключ, Каролин бросается к дочери и, не давая ей времени объясниться, осыпает упреками. У нее чешутся руки, и в приступе ярости она едва сдерживает себя, чтобы не дать ей пощечину.

Что же происходит с этой мамой? Каролин не смогла сказать дочери о тревоге, сковавшей желудок, когда она представляла себе худшее. Она даже не успела это осознать, как весь заряд страха трансформировался в гнев и агрессию. Хуже того, этот страх, который она не сумела выразить, останется затаенным в глубине ее сердца, и отныне, при каждом ожидании дочери, Каролин рискует пережить такое же беспокойство и испытать тот же неудержимый гнев, если та не уложится в оговоренное время.

Что хорошего в том, что она делает? Она, конечно, разговаривает с дочерью. Но не всегда и не по каждому поводу; однако лучше всего было бы, если бы она нашла время и, оставшись одна, осознала природу своих эмоций и чувств. И в свете этого осознания оценила интенсивность своих страхов и поискала бы в собственной жизни, не произошло ли ранее что-то такое, что подпитывает их. На втором этапе ей следует выбрать момент покоя и доверительности, открыть свое сердце и искренне рассказать дочери о своих страхах, опасениях, о том, что ее беспокоит. Искренний разговор необходим для поддержания здоровой коммуникации.

Тревога и беспокойство

Тревога – это эмоция, которая всем нам знакома. Ее вызывают самые разные события: экзамен, спортивные соревнования, сверхурочная работа, собеседование, ожидание рождения ребенка, любовь, потеря или разлука и многое другое. Иногда она заряжает нас энергией, иногда парализует, – все зависит от ее интенсивности.

Беспокойство, тревога и подавленность – три степени одного и того же эмоционального состояния. Все три эмоции сопровождаются тревожной реакцией организма и связаны с одной основной эмоцией – страхом. Уточним:

—› беспокойство – это состояние внутреннего напряжения, волнение, вызванное страхом, неуверенностью, опасениями, нерешительностью, которое порой сопровождается двигательным возбуждением;

–› тревога – это сложная эмоция, вызывающая чувство неотвратимости некоей неопределенной угрозы. Это ослабленная форма беспокойства, без соматических проявлений;

–› подавленность также выражается в предчувствии надвигающейся опасности, но сопровождается болезненными физическими ощущениями, которые проявляются стеснением в груди, в дыхании, в сердце. Когда она становится более интенсивной, это может привести к череде вегетативных проявлений (вызванных перегрузкой вегетативной нервной системы): холодные потные руки, общая потливость, озноб, головокружение, дрожь, ощущение комка в горле, ком в желудке, покраснение или бледность, позывы к мочеиспусканию, диарея…

Разница в понятиях, как будто отчетливая, становится более размытой, когда мы все это проживаем. Реальность показывает, что на самом деле то, что их различает, зависит от интенсивности переживания. Впрочем, эти различия не имеют большого практического значения, поскольку механизмы, задействованные организмом, одинаковы во всех случаях, и в первую очередь важны переживания, ощущения субъекта.

Добавим к сказанному, что некоторая путаница связана с особенностями их обозначения на английском, немецком и французском языках. Вот почему в повседневном обиходе и даже в психологических и медицинских кругах часто происходит смешение этих терминов.

Тревога во всех ее формах

Если страх – это эмоция, вызываемая осознанным объектом, то к тревоге это не относится. Это не означает, что она лишена объекта, но чаще всего объект остается, по крайней мере на начальном этапе, неосознанным. Философы-экзистенциалисты, в частности Сартр, говорят об экзистенциальной тревоге, определяя дискомфорт, который мы порой испытываем перед лицом жизни и смерти и который заставляет нас подвергать сомнению наше положение как человеческих существ. Такое беспокойство – наша общая участь, и непосредственная тревога, возникающая из-за существующих трудностей или вызванная ими, подпитывается еще и историей нашей жизни через анахроничные и болезненные воспоминания.

Время от времени возникающее чувство тревоги или беспокойства естественно, потому что тревога, как и стресс, является неотъемлемой частью человеческой натуры; без него нет прогресса, исследований и изобретений. Но если оно становится слишком интенсивным или захватывает нас на длительное время, это может значительно ухудшить наше самочувствие и продуктивность нашей деятельности. Поэтому, когда тревога достигает таких масштабов, что парализует нас и заставляет бояться внезапной смерти, она переходит в панику. Когда при этом мы сосредотачиваемся на некоторых предметах (ножах, лезвиях, булавках, насекомых, змеях, микробах, замкнутом пространстве…), она превращается в фобию. А если из-за нее у нас вырабатываются навязчивые привычки (сто раз мыть руки, избегать подобных мыслей, не произносить определенных слов), это уже одержимость.

У субъектов с тяжелыми психическими расстройствами (психозами) тревожность принимает более деструктивную форму, меняет их восприятие мира и самих себя, что приводит к чувству нереальности происходящего, деперсонализации и раздробленности. Менее сильная тревога делает нас уязвимыми и заставляет терять объективность; наш внутренний ландшафт темнеет, жизнь нам представляется непереносимой, а вещи – в худшем свете. Так, одни живут, снедаемые тоской и страхом смерти, другие распространяют тревогу на внутренние органы, превращая ее, при участии вегетативной нервной системы и бессознательного, в различные функциональные расстройства: гастрит, колит, спазмы, тахикардию, сексуальные дисфункции, боли при мочеиспускании…

Что касается верно или неверно названного тревожного невроза, то он проявляется как состояние, при котором тревога становится постоянным, навязчивым спутником человека. Это состояние, перемежающееся острыми приступами и сопровождающееся различными психическими и соматическими расстройствами. Наконец, как мы увидим в главе 7, различные проявления тревожности обычно сопровождают депрессивные состояния и даже порой маскируют их, что затрудняет диагностику.

Каков уровень вашей тревожности?

Считаете ли вы себя тревожным? Осознаете ли вы это?

Вот несколько вопросов, которые помогут вам подвести итоги. Мы приглашаем вас отвечать на вопросы, уточняя: никогда, иногда, всегда.

–› Чувствуете ли вы болезненное, смутное и необъяснимое напряжение?

–› Чувствуете ли вы себя подавленным, раздраженным без видимой причины?

–› Вам не терпится закончить то, за что вы взялись?

–› Вам трудно сосредоточиться на чтении, проблеме, задаче?

–› Испытываете ли вы необъяснимое чувство страха?

Если в ваших ответах много «всегда» или «часто», вам, видимо, неплохо бы подумать о том, что следует поискать способ расслабиться и попробовать понять, что вызывает у вас тревожное напряжение.

Является ли тревожность наследственной?

Беспокойство – естественное состояние человека, порой оно бывает чрезмерным, и нет такого возраста, в котором бы человек не беспокоился. Однако следует ли считать, что это чувство врожденное?

В 1996 году американский еженедельник «Science» шумно объявил об открытии «гена тревожности» – гена SLC 6A4, расположенного на хромосоме 17: сообщалось, что он является аномально коротким у тех, кто склонен видеть жизнь в черном свете.

Это наблюдение, кажется, на самом деле не подтвердилось, однако сегодня многие специалисты сходятся во мнении, что все мы обладаем более-менее выраженной склонностью к беспокойству. Склонностью, которая, как и многие другие особенности человека, обусловлена несколькими генами (а не одним) и связана как с нашим темпераментом, так и с нашей вегетативной чувствительностью, и при этом усиливается или ослабляется опытом раннего детства. Таким образом, тревожность является как врожденным, так и приобретенным свойством; с этим согласны все. Полезно помнить, что, как мы говорили в главе 2, генетическая детерминация подвергается в своих проявлениях колебаниям, в свою очередь зависящим от внешней среды, от условий жизни, и не столь уж независимым, как мы думаем, от нашей ментальной вселенной.

Что касается основного биохимического механизма тревожности, то сегодня он в значительной степени изучен. Он включает в себя нейромедиатор серотонин, который, как считается, секретируется в недостаточном количестве либо улавливается ограниченным числом нервных рецепторов. Вот почему в состоянии сильной тревоги, особенно при приступах паники, в аллопатической медицине принято назначать антидепрессанты, которые помогают концентрировать серотонин, и анксиолитики, уменьшающие чувство тревоги.

[Упражнение]

Как обуздать нарастающее чувство тревоги?

Ощущение неизбежности катастрофы (которая на самом деле может никогда не наступить) вызывает тревогу; неспособность действовать может вызвать болезнь. Вот почему полезно быстро все брать в свои руки.

Если мы чувствуем, что нас охватывает беспокойство, действуя быстро, мы можем избежать ощущения чрезмерной дезорганизованности.

–› Первое, что следует сделать, это как можно скорее преградить путь мыслям и ощущениям, которые нас переполняют. Для этого можно использовать энергично произнесенное слово «Стоп!» или любое другое собственное слово («Баста!», «Нет!», «Довольно», «Стираю»…). Главное – отразить атаку. И поскорее!

–› Затем, чтобы сделать паузу, выпейте стакан воды, медленно и глубоко вдохните, сделайте несколько шагов. Если вы находитесь в офисе, на собрании, выйдите на минутку, пойдите в туалет, вымойте руки, только не умывайте лицо прохладной водой. Приведение тела в движение предотвратит проявление тревоги в мышцах и дыхании.

–› Теперь мы можем уделить некоторое время размышлениям. Мысль о том, что тревога возникает в результате столкновения различных эмоций, которые, мешая друг другу, не могут быть ясно выражены, поможет найти конец нити и распутать клубок. Всегда полезно искать то, что волнует, беспокоит, принимать истинное положение вещей. Но лучше всего сначала расслабиться…

–› Медленное и глубокое дыхание, желательно брюшное (диафрагмальное), и расслабление мышц помогут нам в этом. Но внимание: дыхание должно быть очень, очень медленным, поскольку, когда мы тревожимся, оно учащается и становится поверхностным, что повышает уровень кислорода в крови и может вызвать судороги и спазмы – симптомы, которые, в свою очередь, усиливают чувство дискомфорта и тревоги.

Вот почему необходимо уделить время тому, чтобы полностью сосредоточиться на дыхании, сделать его более глубоким и, прежде всего, более медленным. В дополнение к физиологическим преимуществам, которые это приносит, сосредоточение внимания на дыхании укрепляет разум и помогает ему избавиться от тревожных мыслей. Однако давайте не будем слишком нетерпеливыми, это может занять несколько минут.

–› Если у вас есть кто-то, кому вы доверяете, без колебаний поговорите с этим человеком. Разделенную тревогу легче переносить.

–› Если приступы повторяются, не стесняйтесь обращаться за консультацией к врачу. Сегодня существует много способов улучшить самочувствие, так зачем же страдать?

Я тревожусь, куда ушла моя тревога

Ги 42 года; уже добрый десяток лет он страдает от тревожности, но больше всего – от мучительного стеснения в груди, которое порой длится целую неделю. Анксиолитик в сочетании с антидепрессантом, назначенные врачом, который поставил диагноз «панические атаки», ничего не дали. Краткая терапия с женщиной-психологом, за которой некоторое время спустя последовала еще одна с другой женщиной-психологом, немного облегчила его состояние.

Ги – биолог в частной лаборатории, но вообще-то хотел стать пилотом авиалайнера. Ему не хватает уверенности в себе, он постоянно сомневается в принимаемых решениях. «Все началось, когда я окончил университет, – говорит он, – но уже во время учебы я брал на себя болезни других людей. Если у товарища болела голова, у меня тоже начинала болеть голова. Если я узнавал, что у кого-то из близких болит живот, у меня начинал болеть живот. С тех пор как я узнал, что у моей сестры гипертония, меня стало беспокоить сердце». В начале учебы он женился на девушке, которую знал с подросткового возраста, и у них сразу родился ребенок. Его жена – преподаватель математики. «Все дело в характере! – говорит он. – Я довольно сдержан, но, когда выхожу из себя, я взрываюсь».

С тех пор как, он начал лечение, сопровождаемое гомеопатическими и фитотерапевтическими препаратами, он чувствует себя лучше, а временами даже перестает испытывать беспокойство. Тогда он удивляется, начинает беспокоиться, думая: «Это невозможно, это не может длиться долго». Подсознательно он стремится вернуться в состояние, которое ему хорошо знакомо. Мы объясняем ему, что он похож на человека, который, страдая от зубной боли, удивляется, когда больше ее не испытывает, трогая зуб кончиком языка, и испытывает своего рода облегчение от сознания, что боль еще может вернуться.

Испытывает ли Ги дефицит серотонина или он является кандидатом в члены «клуба любителей адреналина», который, похоже, с каждым днем набирает все больше последователей? Возможно, мы узнаем об этом позже. В данный момент мы предлагаем ему «оставить свой зуб в покое», не будить спящего волка и практиковаться в технике, которую мы только что привели. Технике, которая, по его же словам, дает результат.

Для тревожности нет возрастных ограничений

Эти болезненные состояния знакомы детям, младенцам и, возможно, эмбрионам, определенные реакции которых сегодня можно наблюдать с помощью трехмерных ультразвуковых исследований. Дети особенно чувствительны к страху и тревоге и чаще, чем взрослые, переживают их в виде физического дискомфорта. Дело в том, что чем меньше у ребенка доступ к языковому общению, тем больше он использует психосоматические механизмы. Эмоциональные переживания оказывают более глубокое воздействие на его мозг, который пребывает в стадии развития, и, если не находят выхода, имеют тенденцию инкапсулироваться в его организме, пока не образуют своего рода броню, о которой мы поговорим в следующей главе. Если эти эмоции, ощущаемые как тревожные, продолжаются или повторяются с определенной частотой, организм говорит себе: «Я нахожусь во враждебном мире, мне нужно более эффективно себя защищать». И вырабатывает более мощные защитные механизмы. Генетическая предрасположенность, определяющая наш темперамент, делает одних детей менее уязвимыми, чем другие.

Чувствительность или уязвимость?

В отделении, где помогают тяжелобольным, умирает пациент. Молодая сиделка, которая заботилась о нем, не может сдержать слез. Если она быстро не возьмет себя в руки, то, скорее всего, услышит в свой адрес: «Деточка, если вы такая чувствительная, вам нечего делать в этой профессии!»

Сколько раз каждому из нас приходилось подавлять слезы, изображать спокойствие, сдерживать себя, скрывать горе, бороться с комом в горле, который мешал вымолвить хотя бы слово (не рискуя при этом разрыдаться)? Посыл общества звучит примерно так: «Главное – не сорваться!» Но что это значит? Не сорваться в чем? В заученной твердости? Или откуда – с защитных дамб? Не испортить фасад, который должен выглядеть безупречно? Однако, если я никогда не сорвусь, во мне сохранится этот эмоциональный накал. Чтобы удержать все в себе, я напрягаюсь так, что от этого хрустят мои суставы.

В каких же иллюзиях живут те, кто отказывает мне в свободе выразить свое горе? Боятся ли они, что я буду плакать и не смогу остановиться, что взорвусь от ярости, что мои эмоции заразительны? Почему и чего они боятся? Ведь на самом деле речь всего лишь о том, чтобы позволить мне как-то выразить свои эмоции, выплакаться, выразить страх, гнев или горе. После этого мне стало бы легче, и кто-то мог бы оказать мне поддержку, вместо того чтобы оставлять меня наедине с моими переживаниями.

Неужели в нашем цивилизованном обществе у хорошо воспитанных (или постоянно подавленных) людей единственная альтернатива стостоит в том, чтобы спрятаться за броню – или сломаться? В самом деле, экранирование представляет собой форму защиты, однако если оно сплошное или его приходится слишком часто применять, это не обходится без последствий. Если я не позволяю себе волноваться, я защищаю себя от чувства, которое может быть болезненным; если я подавляю всплеск эмоций, я избавляю себя от столкновения с таящимися в глубине нашего естества старыми эмоциональными травмами. Но разве это не ложная защита? В любом случае речь идет о плохо подобранной защите, если к ней приходится прибегать слишком часто, поскольку такая защита делает меня жестче, способствует ригидности мышц, «заковывает» организм в броню. Обособившись таким образом, я больше не прислушиваюсь ни к другому человеку, ни к себе, отгораживаясь отуязвимой, но на редкость чувствительной части себя. Мало того: носить эти доспехи тяжело, не очень удобно и не очень полезно для здоровья, не так ли? Чувствительность, несомненно, часто ведет к тому, что мы больше страдаем, но также и позволяет больше и полнее наслаждаться жизнью.