Текст книги "Искупление"

– Мелкий похотливый кобелишка, – бормотала Тагрия, выволакивая из кровати ненаглядного братца и натягивая на него штаны. – В следующий раз так тебя и оставлю. Может, поумнеешь!

В глазах Бетарана, глядящих куда-то сквозь нее, не было ни стыда, ни удивления, вообще никаких чувств. Он безропотно позволял поднимать и поворачивать себя, шел, когда Тагрия тянула его за руку, и замирал, стоило ей отойти. Поверх смятых простыней забытой игрушкой осталась девица. Одеяло сползло на пол, обнажив ее пышные прелести, что услаждали всю мужскую половину замка, не исключая и самого барона.

Великолепный распутник и пьяница Морий был при всем том человеком честным и благодарным. Потому-то, очнувшись после жестокого приступа лихорадки и сообразив, что спасительница, неведомо как отыскавшая его на дне оврага, куда барон свалился в беспамятстве после падения с лошади – крестьянская девушка-сирота, Морий не стал откупаться горстью золотых монет или быстрой любовью в ближайшем стоге сена. Он возложил на голову Тагрии венец баронессы, сравняв ее этим с первыми дамами Империи. А если и предпочитал худой плоскогрудой жене дам и девиц поотзывчивей, кто посмеет в том барона упрекнуть?

Правда, чего они все стоят теперь? Взять хоть эту – пустой взгляд, бесстыдно раскинутое тело, струйка слюны изо рта. Но ведь и Морий сейчас такой же, значит, каждому свое. А ей, Тагрии, здесь больше делать нечего.

Слегка подталкивая Бетарана в спину, Тагрия повела его к выходу. Заколдованные встречали их пустыми взглядами. На верхней ступеньке лестницы услышала голоса и едва успела затащить брата в тесную, заставленную сундуками каморку.

– Сиди тихо, – прошептала она и осторожно выглянула.

– Вверх. Поднимай ноги, – терпеливо, будто ребенку, говорил кто-то.

– Не хватает трех рыцарей и баронессы, – перебил другой. – Ты уверен, что список гостей точный?

– Откуда мне знать? Тот, кто его писал, в неподходящем виде для расспросов. Еще выше, барон. Скоро придем.

– Первым делом всех напоить, – вмешался третий голос, – без еды пока не помрут. Нажрались вчера, как…

– Брат, – сказал первый укоризненно.

– Молчу…

Чуть приоткрыв дверь каморки, Тагрия увидела жрецов, поддерживающих за локти Мория. Барон выглядел достойней других заколдованных. Он потерял где-то пояс и плащ, но шелковая туника осталась чистой после вчерашнего застолья, густые белые кудри казались расчесанными, а взгляд, хоть и остановившийся, направлен был строго вперед. Взгляд больного, а не безумного.

Таким же он был в первую их встречу, когда юная Тагрия тащила его под дождем по размокшему склону. Сжигаемый лихорадкой, совершенно мокрый, терпящий мучительную боль барон мог потерять сознание, но не достоинство. Таким оставался он и теперь.

С легкой виноватостью Тагрия смотрела, как двое жрецов уводят ее мужа, а третий шествует за ними, уткнувшись в скомканный пергамент и что-то бормоча себе под нос. Когда алый силуэт последнего пропал из глаз, она вытащила на свет Бетарана и поспешила покинуть замок баронов Дилосских – навсегда.

По счастью, жрецы были слишком заняты обитателями замка и не оставили никого охранять ворота. Тагрия осторожно вывела наружу лошадей – на одной из них неустойчиво сидел Бетаран. Закрыла тяжелые створки. Забравшись в седло, подобрала повод смирной лошадки, которую выбрала для брата, и причмокнула, направляя обоих вперед. Но не тут-то было – Бетаран сразу начал заваливаться, так что Тагрия едва успела поймать его за плечо.

– Бетаран, держись, – сказал она, подражая терпеливому голосу жреца.

Не помогло. Тагрия насильно сжала пальцы брата на луке седла, но уже через несколько шагов они разжались, и Бетаран мешком свалился на землю. Свалился, да так и остался лежать, раскинув руки. Тагрия чуть не расплакалась. Убедившись, что он ничего себе не повредил, усадила обратно.

– Бет, сиди хорошо, пожалуйста! – взмолилась она. – Нас сейчас увидят с башни, и тогда все!

Он не слышал, не понимал. «Ну, ладно же», – со злостью подумала Тагрия. Зажмурилась и впервые с тех пор, как Морий надел ей на палец свое кольцо, отчетливо представила высокого человека в блестящей одежде, какие носят маги, черноволосого, с хмурым внимательным взглядом черных глаз. И сказала, как сказал бы он:

– Бет, сожми лошадь коленями и держись. Крепко. Не отпускайся, пока я не разрешу.

Бетаран не повернул головы и никак не показал, что услышал, но его ноги крепко сдавили бока лошади, а руки вцепились в луку седла.

– Вот так-то, – одобрила Тагрия, вскакивая в седло и пуская лошадей легкой рысью.

Бетаран сидел, как влитой. Кругом царило безмолвие, нарушаемое лишь цоканьем копыт да негромким звяканьем сбруи. Весна лишь начала одевать мелкой листвой редкие деревца на склоне холма, и со стен замка легко могли увидеть двух всадников на полпути к городу. Вот только смотреть было некому. Через час узкие улицы и красная черепица Дилосса осталась в стороне – Тагрия специально забрала вправо, и негустая полоса лесных угодий наконец-то скрыла от глаз замок.

Дорога, не столь ровная, как древние дороги колдунов, но содержавшаяся в полном порядке, извивалась, огибая лес и за следующим холмом утыкалась в развилку. В число вассальных повинностей баронов Дилосских входила забота о находившейся здесь почтовой станции. Бревенчатый домик, примечательный лишь императорским гербом – золотая львиная голова на фоне черно-красных клеток, в обрамлении золотых же дубовых листьев, – что красовался над дверью, выглядел пустым, только из конюшни нет-нет да раздавалось лошадиное всхрапывание. Серый туман побывал и здесь. Он растекся дальше и быстрее, чем можно было ожидать по рассказам, и наверняка захватил ближайшую деревню, а может быть, и не одну. Наследнику Мория нечего будет наследовать.

– Куда направимся, Бет? – спросила Тагрия, хоть и не ждала ответа. Было так тяжело ехать рядом с братом и молчать, как будто везешь покойника. – Может быть, ты по дому скучаешь?

Он не ответил, да Тагрия по правде и не думала сворачивать к северу. Милая деревушка, где прошла ее юность, где похоронены отец и дед, достаточно далеко, чтобы серый туман до нее не добрался, во всяком случае, Тагрии очень хотелось в это верить. Но ехать и проверять она не собиралась. Там ей нечего делать. Ей в другую сторону, к Ферру. В таком крупном городе много жрецов, маги побоятся с ними связываться. Они уже несколько лет не смеют появляться в центре страны. А значит, если хочешь сбежать от заклятия – езжай ближе к столице. Вот только далеко ли уедешь на пустой желудок?

Тагрия с сомнением оглядела мирную картину, так непохожую на ту, что открывалась магическому взгляду. В доме точно кто-то есть, и этот кто-то заколдован так же, как Бетаран. А еще там есть еда, питье и все, что необходимо для отдыха в пути. Можно ли просто так пойти туда и взять чужое? Ведь она уже начала – забрала драгоценности Мория. Украла, если по правде.

«Ну, вообще-то не так уж и украла, – возразила Тагрия неведомо кому. – Я ведь его жена, да? А если украла, то и он… много раз крал меня, а я ведь совсем не ему принадлежу!»

И, будто испугавшись, что невидимый спорщик пустится в расспросы, твердо закончила: «А самой себе!»

В конце концов, она успокоила совесть, которая, по словам жрецов, есть не что иное, как голос Божий, напоив и накормив пятерых оказавшихся на станции мужчин в обмен на добрый обед для себя и Бетарана, а также запас еды, воды, вина и овса для лошадей, который приторочила к седлам. Можно было бы заодно еще разжиться сменными лошадьми и экипажем, но тут опять вмешалась совесть. Тагрия не стала тратить время на споры. Время шло, Бетаран оставался все так же молчалив и равнодушен, и нетерпение, словно прожорливый жук-короед, все больнее грызлось внутри.

После полудня дорога привела к деревне, маленькой и уютной в окружении вспаханных полей. Тагрия миновала ее, не останавливаясь. Когда последние крыши пропали из виду, устроила привал – задать корм лошадям и Бетарану. Его пришлось кормить почти насильно. Сама Тагрия с трудом проглотила немного хлеба и воды. Отдохнув, поехали дальше и до вечера миновали еще одну деревню, похожую на первую, как родная сестра. Ни в той, ни в другой не осталась никого в здравом уме, только жрецы – вездесущие жрецы, они уничтожали заклятие, отчего серый туман уже почти развеялся, но не могли помочь заколдованным людям. Так же, как Тагрия не могла помочь Бетарану.

Он был все таким же – спокойным и послушным. Пустыми глазами смотрел на дорогу и молчал. Тагрия только стискивала зубы и запрещала себе думать о плохом.

По всему, что слышала она раньше о заклятиях, это выходило каким-то особенно пространным. Обычно заклятия охватывали деревню или реже – город, но не тянулись на многие мили во все стороны, да еще так быстро. Обычно. А теперь? Как далеко разошлось это? Разве император Эриан не ослабил магов настолько, что они уже почти не решаются высунуть голову из дальних уголков Империи, где попрятались? Разве Нашествие не подошло к концу? Сейчас Тагрия сожалела, что плохо слушала застольные разговоры мужчин.

Ночью она долго не могла заснуть. Лежала вместе с братом на расстеленных попонах и слушала негромкое хрумканье лошадей. Ночь выдалась неожиданно теплой, как будто лето подумало-подумало да и решило все-таки наступить. А может быть, добрая судьба нарочно хранила Тагрию от мелких неудобств, оставляя взамен лишь самые отборные, вроде отшибающих ум заклятий и ранних смертей всех, кого она любила.

Безлунное небо висело над холмами, как черное решето, где звезды были дырками, пропускавшими далекий солнечный свет. Вот дырки вздрогнули, на миг заслоненные крылатой тенью. Птица. Всего лишь птица. Тагрия закрыла глаза. Рядом негромко дышал Бетаран – то ли спал, то ли просто лежал, как младенец, ни о чем не думая.

Ночь, запах лошадей и мокрой земли, прохладный воздух на щеках, зовущие звуки леса. Она мечтала об этом. Когда-то. Собиралась после смерти дедушки уйти бродяжничать, может, даже пристать к разбойникам – говорили, среди них бывают женщины. Променять тоскливую крестьянскую жизнь на свободу и опасности и, может быть, смерть, но Тагрия не боялась смерти, только скуки. А потом, однажды, где-нибудь встретить его. В то время ей твердо верилось, что так и будет. И сказать… Правда, что именно она скажет, Тагрия никак не могла решить. Все, что воображала ночью, поутру казалось ужасно глупым, а к вечеру уже придумывалось новое, еще глупее.

А потом погиб, забитый до смерти своими пьяными дружками, отец, всего через месяц умер дедушка, и смертельная лихорадка чуть не забрала Бетарана, а Тагрия встретила Мория. Не встретила – нашла. Стала баронессой и приказала себе не думать больше о том человеке.

Теперешнее же путешествие случилось без ее воли. И, само собой, она не собиралась никого искать. Если только… если не окажется, что Бетарана иначе никак не излечить. «Тогда я тебя найду, – пообещала Тагрия зло. – И ты его расколдуешь. Только попробуй отказаться, ваше высочество!»

Через два дня холмы измельчали, стали чаще попадаться речки с перекинутыми мостами из толстых бревен, рощи и лиственные леса, уже одетые кружевным зеленым убором. Тогда же стало ясно, что Дилосс не первым попал под заклятие. Оно прошло, как гигантская волна, смывая селение за селением и оставляя мертвенный след погубленных жизней. Ничего подобного прежде не случалось, теперь Тагрия была уверена – это не обычное нападение. И надеялась только, что поражена не вся Империя.

Каждый день, ухаживая за братом, заставляя его принять пищу или справить вовремя нужду, Тагрия пыталась дозваться его. То шутила и смеялась, то напускала сердитость, то пробовала «магический» голос, приказывая проснуться… Бетаран молчал. Преодолевая отчаяние, Тагрия снова и снова говорила с ним и очень скоро поняла: брат слышит каждое слово, слышит, хоть и не в силах ответить. Теперь его не приходилось насильно кормить, как в первый день, достаточно было сказать «Ешь», и Бетаран послушно принимался за еду. Предоставленный сам себе, он все так же замирал, глядя перед собой. Тагрия то молилась, то призывала проклятия на головы магов и упрямо продолжала его звать.

Несколько раз им встречались жрецы – настоящие и вольные, они быстро проезжали отрядами в несколько десятков человек. Такие патрули ездили теперь во множестве по дорогам Империи, следя за порядком, разыскивая следы присутствия колдунов и приходя на помощь попавшим под заклятие. Тагрия все еще не решалась показаться им на глаза. Она так и не придумала, как объяснить, почему брат заколдован, а она – нет, поэтому всякий раз, почувствовав их еще издалека, съезжала с дороги и принималась искать укрытие. А однажды вечером она нашла жрецов у дороги – мертвыми.

Неизвестно, почему они ехали такой маленькой группкой, куда спешили так, что не побоялись вшестером отправиться в путь через заколдованные места. В легендах говорилось, что грифон одним ударом разрывает коня и всадника. Тагрия и раньше знала, что в легендах не все правда, вот и здесь – грифонам точно пришлось ударить не один раз. Может быть, два или даже три.

Когда сумела, наконец, оторвать глаза от страшного зрелища, Тагрия посмотрела вверх. Но ни грифонов, ни даже стервятников не увидела, только легкие перистые облака кружили над мертвецами.

– Знаешь, Бет, – дрожащим голосом сказала Тагрия, – мне тут не нравится. Поехали-ка дальше. И вообще, давай сегодня попозже остановимся, а?

Бетаран спорить не стал. В последнее время он взял привычку во всем соглашаться с сестрой. Не то, что раньше – но как же она скучала по прежнему, языкастому, упрямому, как мул, Бетарану! И пусть бы он во всем подражал Морию, пусть бы вечно спорил с ней, насмехался и грубил, лишь бы не это мертвое равнодушие!

Солнце село, но Тагрия упорно подгоняла лошадей, пока не стало совсем темно. Тогда она устроила привал как можно дальше от дороги, в буковой роще. Быстро накормила Бетарана овсяной лепешкой и связкой сушеных слив, найденных в крайнем доме одной из встречных деревень. Хозяев там не оказалась – то ли их увели жрецы, то ли забрали для своих нужд маги. Тагрия не стала выяснять.

А ночью, когда она лежала, слушая дыхание брата и боясь заснуть, над верхушками буков пронеслась крылатая тень – никакая птица не может быть такой огромной. Тагрия не вскрикнула, только открыла рот и зажала его ладонями. Тень на мгновение закрыла небо и улетела дальше, туда, где остались мертвые жрецы. Вскочив, Тагрия в ужасе смотрела ей вслед. Но колдовской зверь, похожий сразу на льва и на орла, не вернулся за двумя человеческими жизнями. Не в этот раз.

В ту ночь Тагрия впервые заплакала, обняв молчащего Бетарана и дрожа, как мышонок перед кошкой. Одна, с глупой своей детской магией, когда вокруг все отмечено заклятием, а над головой летают грифоны – куда она вообще едет? Что ей искать, если везде то же самое, везде серый туман и маги, и жрецы, которых маги убивают?!

Но пришло утро, с белесым рассветом, с легкой весенней прохладой, и Тагрия упрямо оседлала лошадей и продолжила путь. Серо-коричневая полоса дороги с местами проросшей травой давала если не надежду, то хоть занятие. Остановишься – не будет и этого. Тогда проще было остаться в Дилоссе и ждать милосердия от жрецов.

Теперь ее пугало все: безлюдье и тишина, и глухой стук копыт, и пустая дорога через бесконечные дубравы, час за часом, так что непонятно уже, едешь или топчешься на месте. В любом звуке чудилось хлопанье крыльев. Тагрия так напрягалась, пытаясь почувствовать магов, что заболела голова. Но ни грифонов в небе, ни жреческих отрядов на дороге ей не встретилось, ни в тот день, ни на следующий. Встретились другие, о ком она забыла и думать. Оказалось – зря.

Разбойники всегда водились на дорогах Империи. Прежде, в смутные времена междоусобных войн, когда озабоченным вечными раздорами властителям недосуг было следить за порядком на своих землях, разбойничьи банды держали в страхе целые области, нередко состоя при этом на службе у кого-нибудь из соседних сеньоров. Конец их раздолью наступил в славное правление Ведия, неспроста прозванного Решительным. В те дни, как повествуют хроники, виселицы стояли на каждом перекрестке дорог, у каждой деревни и под каждым холмом, и не было города, у чьих стен не возвышался бы целый лес этих удивительно полезных столбов; и редко хоть один из них оставался незанятым. Потому-то, как утверждают те же самые хроники, ко дню восшествия на престол императора Атуана от северных гор до южной пустыни, от приморских областей на западе и до восточных, занятых еретиками земель, в Империи царили спокойствие и порядок, так что кроме тех самых еретиков юному императору было решительно не о чем беспокоиться. Говорили, что тем и объяснялся необычно мягкий нрав Атуана – императора, желавшего положить конец вражде с еретиками и принявшего в свою семью ребенка, рожденного от колдуна. Еще говорили, что эта мягкость, которую вполне унаследовал его величество император Эриан, и стала, в конце концов, причиной возвращения колдунов. А с их возвращением, когда злое колдовство накрыло многие города и селения Империи, на дорогах опять во множестве развелись бродяги и разбойники – ведь они, как известно, колдовства боятся не больше, чем виселицы.

Все это пронеслось в голове у баронессы Дилосской быстрее молнии, когда всего в каких-нибудь тридцати шагах от ее укрытия на перекресток, с дороги, ведущей с востока, от Салианы, выехал конный отряд.

Их одежда и снаряжение были разношерстны до смешного. Из-под потертых плащей одних проглядывали кольчуги, а головы, несмотря на жаркое солнце, вместо шляп венчали начищенные шлемы; другие блистали яркими, хоть и не слишком чистыми шелками и бархатом, третьи будто одевались в темноте и вдобавок спьяну – затертые рабочие штаны с изящным господским камзолом, к примеру. Но оружие у всех было доброе, и было его много. Лошади, если Тагрия хоть что-нибудь в них понимала, казались не хуже тех, что стояли в конюшнях барона Мория.

Опасные путники, слишком похожие на разбойников, остановились у развилки. Тагрия видела их сквозь завесу спутанных ветвей. И ругала себя последними словами, что не спряталась получше. Незнакомцы переговаривались о чем-то, поначалу спокойно, затем, видно, не пришли к согласию – голоса зазвучали громче, кое-кто принялся размахивать руками, указывая то на одну, то на другую сторону дороги. Тагрия наклонилась, обеими руками погладила лошадей. Если не хрустнет под копытами ветка, если ни одна не заржет, все обойдется. Может обойтись. Никогда еще она не испытывала свою магию так, но сейчас мысленно потянулась к незнакомцам: «Хватит спорить… езжайте дальше…»

Лучше бы ей не пробовать! Тот, что был ближе всех, вскинул голову будто гончая, почуявшая дичь. Оттеснив кого-то, подъехал другой – женщина, видно, единственная в отряде. Солнечный свет упал на их лица, до сих пор скрытые полями шляп. Очень смуглые лица, и где их угораздило так загореть весной? Если это вообще загар, а не… Мужчина повернул голову, и Тагрия все поняла прежде, чем встретила удивленный взгляд его темных глаз. Так вот почему разбойники не боятся заклятий!

Одно слово, брошенное резким голосом, и Тагрия с Бетараном оказались в шумном кольце всадников. Мечи со свистом вылетели из ножен и растерянно вернулись обратно, когда их хозяева разглядели, на кого так храбро нападают. Смуглокожий мужчина подъехал ближе. Тагрия постаралась закрыть собою брата. Попросила – от страха ее голос сорвался и получился жалобный писк:

– Пожалуйста, не трогайте нас! Пожалуйста, дайте нам проехать! Мы просто путники!

Взгляд незнакомца оценивающе скользнул по ее одежде, задержался на седле с выдавленным в коже рисунком, украшенной изящными бляшками сбруе. Тагрия пожалела, что недостаточно покрылась дорожной пылью.

– Простые путники? Здесь? – спросил он насмешливо. – Разве благородная госпожа не знает, что это заколдованное место?

– Но вы-то не заколдованы! – возразила Тагрия.

Кто-то из разбойников засмеялся. Смуглокожий ответил все с такой же усмешкой:

– Разве благородная госпожа не видит, что я колдун?

Дочь разорившегося трактирщика госпожа Тагрия прищурила глаза. Ей приходилось воочию видеть настоящих магов. В этом без сомнения текла их кровь, но очень, очень разбавленная. Глаза его вблизи отливали скорее коричневым, нежели черным, а цвет кожи был чуть темнее густого загара. Продолговатое лицо с округлым подбородком, небольшим аккуратным носом и прямым лбом подошло бы любому из истинных людей.

«Тоже мне, колдун. Это, если хочешь знать, обидное слово! Надо говорить – маг!»

И Тагрия сказала, сама не зная, зачем:

– Я тоже.

Разбойники дружно расхохотались. Потом женщина подъехала ближе, положила руку на плечо горе-колдуна, как будто прося его подождать. Блестящие черные глаза пронзили Тагрию, как нож масло.

Ну уж нет! Живя в кишащем жрецами замке, Тагрия давно научилась защищаться от слишком внимательных глаз. Толстая каменная стена послушно выросла в ее мыслях – попробуй-ка пробей! Женщина удивленно нахмурилась. Тагрия улыбнулась, в свою очередь заглядывая в душу незнакомки. До чего же, оказывается, приятно быть сильнее кого-то в магии!

– Она не врет, Тинкал, – сказала женщина. – Она такая же, как мы.

И кивнула Тагрии – с интересом и уважением. Тагрия ответила тем же. Она уже почти не боялась.

Горе-колдуну Тинкалу такой оборот вовсе не понравился. Он стряхнул с плеча руку своей спутницы и огрызнулся:

– Ослепла, что ли? Она совсем белая!

«А ты недостаточно темный» – подумала Тагрия.

– Ты никогда не встречал чистокровных колдунов и боишься, что они тебя не примут за своего, – сказала она. – Ты злишься, что плохо понимаешь чужие мысли. У тебя мозоли от сапог, которые ты снял позавчера с покойника. И чешется – сказать, где?

Женщина засмеялась:

– Видишь? Возьмем ее с собой.

– Хватит и нас двоих.

– Дерьмо! Не дури, Тинкал! Знаешь ведь, что она пригодится!

Тинкал сплюнул сквозь зубы. Окинул Тагрию злобным взглядом, потом вспомнил про Бетарана.

– А это что за безголосый прыщ за тобой?

– Он не безголосый, он заколдованный, – ответила за Тагрию женщина. Тронула коленями лошадь, подъехала ближе. – Зачем ты его с собой таскаешь?

– Хочу расколдовать, – просто сказала Тагрия.

– Ты умеешь? – сразу же спросил Тинкал.

– Нет.

Женщина с интересом разглядывала Бетарана.

– Твой любовник? – наконец спросила она.

– Мой брат, – Тагрия потянула повод, чтобы лошадь Бетарана подошла ближе. – Не трогайте его!

Пустые глаза ее брата смотрели куда-то сквозь разбойников. Плащ был распахнут, алый бархат камзола, того самого, в котором Бетаран был на пиру, покрыт пятнами от еды и вина. В короткой светлой бороде запутались крошки. Молодой разбойник прямо перед ними сделал тайком знак от колдовства.

– Отпустите нас, – попросила Тагрия. – У меня есть деньги. Драгоценности. Возьмите все, только оставьте нас!

Почему-то от ее слов все засмеялись. Все, кроме женщины. Она послала Тагрии тот же пронизывающий взгляд.

– Они все возьмут, будь спокойна! А тебя не тронут, пока я не разрешу. Ты поедешь с нами.

– А мой брат?

– Оставишь его здесь, и даже не думай… – начал Тинкал, но женщина снова его перебила:

– Если обещаешь делать, что тебе скажут, можешь взять его с собой. Правда же, Тинкал?

Тот бросил ей злобный взгляд:

– Будь я проклят, если стану нянчиться с полудохликом!

– Забудь, она сама с ним нянчится. А не будет слушаться, перережешь мальчишке горло. Идет?

Их спутники молча слушали, глядя то на застывшую в седле Тагрию, то на своих предводителей. Все они были обычными людьми, без примеси колдовской крови. Истинными людьми. Что побудило их поставить над собой проклятых колдунов?

Молчание затянулось. Беспокойно переступали лошади. Тагрия через силу распрямила сжатые в кулаки ладони. Будь она по правде магом…

Тинкал снова сплюнул.

– Идет. Ты все поняла?

Тагрия быстро кивнула. Что угодно, только бы они не тронули Бетарана.

– Едем, – приказал Тинкал.

Тагрия снова ехала по той же дороге к Ферру. Ее руки не связали, и повод лошади Бетарана все еще был у нее. Даже кинжал на поясе остался при ней – Тинкал небрежно взвесил клинок на ладони и, скривившись, вернул. Кошель, впрочем, забрал. Впереди и сзади ехали разбойники, так что убежать Тагрия не смогла бы, а помня угрозу Тинкала, не хотела и пытаться.

Грозные, похожие на великанов из детских сказок, дубы и вязы подступали теперь к самой дороге. Тянули ветви, словно хотели сомкнуть их над головами путников, шелестели молодой листвой. Под копытами шевелились их причудливые тени. Корявые корни торчали из земли, вгрызались в края древних каменных плит, но разрушить их не могли.

Женщина с дружелюбным видом пристроилась рядом. Она куда больше, чем ее спутник, походила на мага. Тагрия с непонятным чувством рассматривала ее, высокую, молодую – чуть старше двадцати лет, очень красивую необычной красотой магического племени. Примесь крови истинных людей смягчила ее лицо, оно не казалось таким угрожающим, как у женщин Долины. И все же от ее вида першило в горле.

Богатый, хоть и покрытый пылью дорожный костюм – узкое платье с разрезом, небрежно подобранное вверх, так что можно было видеть нижние штаны из плотной шерсти, короткий, украшенный бахромой плащ – отлично на ней смотрелся, но что-то подсказало Тагрии, что наряд с чужого плеча. Короткий изогнутый меч на левом бедре не походил на украшение знатной дамы, зато внушал почтение. Тагрия решила как-нибудь тоже обзавестись такой деталью туалета.

– Я Исара, – сказала женщина. – Я не вижу тебя изнутри. Это так странно. Как тебя зовут?

– Тагрия.

– Тагрия… А ты меня видишь? Там, изнутри?

Синеватый оттенок ревности, ненастоящая веселость. Злость и глубоко запрятанная боль.

– Да, вижу.

– Странно, – повторила Исара. – А по виду не скажешь, что в тебе наша кровь.

Тагрия улыбнулась одними губами.

– Ее и нет.

– Как?!

Исара с резким вдохом повернулась к ней. Она казалась и сердитой, и растерянной одновременно.

– Ты сказала, ты колдунья!

– Ты же тоже так сказала, – чуть смутившись, ответила Тагрия. – Я не лгу.

– Но если в тебе нет нашей крови, ты не можешь… Нет?

– Ну… Я училась немного у настоящего мага.

«Правда, он не знал, что я у него учусь».

– Настоящего – кого?

– Так себя называют колдуны. Я думала, ты знаешь.

Исара с завистью покачала головой.

– Я не видела настоящих. И он… тебя не убил?

В горле опять заскребло. Тагрия прикрыла глаза. Голос ее показался странно спокойным:

– Нет, не убил.

Разбойница недолго выбирала между гордостью и любопытством.

– Расскажи, Тагрия. Где ты его взяла?

Звон подков на камнях, бряцанье сбруи. Грубый смех за спиной – кто-то отпустил смачную шутку. Ехавший впереди Тинкал обернулся, сердито велел не отставать. Разбойники подстегнули коней, Тагрия последовала их примеру.

Восемь лет молчала, чтобы теперь рассказать все разбойнице? Да. Ну и что? Какая разница, кому? Слова жгли горло, но стоило им выйти наружу, становилось легче. И как Тагрия не лопнула, держа их в себе?

– Однажды моя семья оказала услугу… брату-принцу. Когда жрецы его обвинили, что он убил старого императора, и он сбежал. Мои родители помогли ему выехать из столицы.

– И не побоялись жрецов? – усомнилась Исара. – Он что, так хорошо заплатил?

Губы сами скривились в усмешку:

– Они очень боялись жрецов. А заплатил да, хорошо.

Брат-принц, приемный сын императора Атуана и его мнимый убийца, недолго уговаривал родителей двухлетней Тагрии. Он просто-напросто приставил нож к ее горлу и пообещал убить, если ему не помогут. Но этого она Исаре не расскажет.

– Ты знаешь, что колдуны воровали детей перед Нашествием?

Исара пожала плечами:

– Про них чего только не говорят.

– Это правда. Меня украли, когда мне было двенадцать. Притащили в свою Долину и заколдовали, – у Тагрии заныли плечи, там, где их поранили когти грифона. – Не знаю, может, сделали бы рабыней или убили бы, чтобы получить кровь.

Говорят, детская память ненадежна. Врут. Тагрия продолжила очень тихо – Исара наклонилась к ней, чтобы не упустить ни слова:

– Карий тогда еще не вернулся к императору. Он меня узнал. Расколдовал и увез домой. На своем грифоне. Вот и все.

И правда – все. Впервые за много лет назвала его по имени, и ничего не случилось, только внутри стало пусто. Зачем, зачем она выкинула перстень?! Исара молчала, то ли удивленно, то ли с недоверием, Тагрии не хотелось присматриваться.

– А потом?

Тагрия пожала плечами.

– Больше ничего.

– Но ты сказала, он тебя учил.

– Он не учил. Я расспрашивала, а он отвечал. Тогда, по дороге. И я запоминала. А потом…

– Стала тренироваться?

– Да.

– И получилось?

Тагрия кивнула. Исара задумчиво протянула:

– Я бы сказала, что ты врешь… Но ты не врешь. Странно.

Солнце теперь припекало совсем по-летнему. Дорога вынырнула из леса, и сразу стало жарко. Тагрия сняла плащи с себя и Бетарана, свернув, засунула в одну из седельных сумок. Впереди показались вспаханные поля.

– Я слышала, – заговорила Исара, – что брат-принц не такой сильный колдун, как остальные. Он же полукровка, вроде нас.

– Его отец настоящий маг, а мать… ну, ты знаешь.

Разбойница задумчиво кивнула. Мало кто в Империи не слышал, что дама Истрия была шлюхой, прежде чем стала императорской кормилицей.

– Еще мне говорили, что он не может по-настоящему колдовать, потому что не пьет кровь истинных людей, как другие колдуны.

– Не знаю, кто тебе такое сказал. Маги не пьют кровь, а… Что-то такое с ней делают, отчего из нее в них переходит Сила.

– А брат-принц?

– Когда я его знала, он тоже так делал.

– Сейчас, наверно, нет, раз он служит императору, – повернув голову, Исара глянула с интересом: – А ты в него влюблена?

– Я? Нет!

Сильно щипало в горле. Подковы били как будто по голове. Тагрия выкрикнула:

– Не знаю!

– Влюблена, – довольно улыбнулась Исара. – Думаешь, он расколдует твоего брата?

– Где я его найду? И вообще, я его восемь лет не видела. Какое ему до меня дело?! – и, не в силах продолжать мучительный этот разговор, Тагрия спросила: – Куда мы едем?

Исара пожала плечами.

– Пока в Ферр, посмотрим, что там. Мы, видишь ли, еще не решили. Тинкал ищет… кое-что, а я еще не знаю. Хочу подальше отсюда. Всю неделю одни полудохлики кругом, тошнит прямо, не могу!

Тагрия кивнула. Она и сама уже почти радовалась разбойникам, их живым лицам и голосам, смеху, даже запаху мужских тел и конского пота. Все лучше одиночества и мертвенной пустоты вокруг.

Как будто услышав свое имя, Тинкал обернулся и позвал Исару. Та пришпорила коня, и Тагрия осталась одна со своей разбуженной памятью, заколдованным братом и разбойниками за спиной.