Текст книги "Искупление"

Часть II. Колдунья

– При всем уважении, Сильнейший, твой новый план еще безумнее первого.

Сильный Норн, один из четырех оставшихся в живых членов Совета, с подозрением принюхался к содержимому своего кубка. По словам травников, собранные ими лесные травы обостряли восприятие ничуть не хуже веками культивируемых чаев Долины. Увы, запах и вкус своего детища травники благоразумно обошли молчанием.

Слегка нарочитое отвращение Норна заставило Кати насмешливо сощурить глаза и сделать глоток. Не так и плохо – если вспомнить, что они пили несколько лет назад. Отставив кубок, Кати посмотрела на главу Совета.

Амон Сильнейший молчал, давая высказаться остальным. Самый древний и, без сомнения, самый могущественный маг известного мира – согласно убеждениям остатков великого народа, не сохранивших ничего, кроме этой веры, хронической судороги в стиснутых челюстях и гордости, не раз уже губившей их и вскорости грозящей погубить окончательно. У Кати были причины сомневаться в абсолютном превосходстве Амона и причины держать эти сомнения при себе. У других, вероятно – тоже.

Молчание затягивалось, и Амон наконец ответил Норну:

– Это значит, ты против?

– Как ни странно, я – за. Из всех безумных идей, принятых нами в последнее время, эта единственная может в действительности изменить ситуацию.

Кати улыбнулась. Безумная идея, упомянутая Норном, принадлежала ей, и принята была ценой ожесточенных споров, когда четверка Сильных едва не устроила прелестную магическую драку. Тогда еще жива была Тари. Как и Норн, она посчитала кощунством саму мысль увеличить количество магов за счет рассеянных по окраинам Империи полукровок. Но слишком многие пали от рук дикарей. Лэйн неохотно поддержал Кати, и Амон, поразмыслив – тоже. Возможно, он и сам обдумывал нечто подобное, еще с тех пор, как убедился в способностях своего сына. Надо ли говорить, что изгои, не питавшие теплых чувств к Империи дикарей, с готовностью откликались на зов «настоящих колдунов»? Так их ряды пополнились более чем полутысячей ошалевших от радости, отчаянно неграмотных дальних родственников. Некоторые, впрочем, проявили неплохие способности, да и при столкновениях теперь можно было подставить их под удар и тем сберечь более ценные жизни. Так что идея себя оправдала, и возмущался Норн исключительно из упрямства.

– А ты, Лэйн? – спросил Норн.

– Я тоже не в восторге, – отозвался маг, чей вид был чересчур надменным даже для Сильного. – Ворошить это гнездо мы не решались никогда. Не берусь предсказать, к чему это приведет и сомневаюсь, что Кати сможет что-то разглядеть. Но выхода нет. Мы можем позволить себя истребить, и тогда погибнет даже память о нашей Империи – или же пойти на риск и попытаться. Я поддерживаю предложение Сильнейшего. Кати?

Она помолчала – ноги скрещены, спина прямая, пальцы задумчиво поглаживают серебро кубка. Когда глаза мужчин загорелись привычным раздражением, улыбнулась:

– Как неприятно оставаться в меньшинстве. Я против.

Сильнейший кивнул, словно того и ждал. Двое других тоже не выглядели особо удивленными. Никто не ожидал хорошего от Сильной Кати, дочери Амона, с тех самых пор, как вопреки разуму, обычаям и воле Совета она вернула к жизни павшего в поединке с отцом Кария. И тем самым, возможно, обрекла на гибель свой народ – горькая правда, стоившая ей многих часов отчаяния и ненависти к себе. Много раз она мечтала повернуть время и исправить ошибку, и столько же раз понимала – вернись все назад, она снова его воскресит. Безумной этой манере любить врагов и ненавидеть друзей Кати научилась от него.

Но, как бы там ни было, Кати оставалась Сильной, и Совет нуждался в ней. Амон нуждался.

– Объяснись, – сказал он.

– Все уже было сказано здесь. Как и Норн, я считаю эту идею безумной; как Лэйн, помню, что даже во дни рассвета Империи маги не решались ворошить это гнездо, предпочитая укрепить так удачно возникший заслон и забыть о нем. Но, Сильный Лэйн, я вижу несколько дальше… Хоть и не могу отчетливо разглядеть обитателей этих странных мест.

– Что ты видишь?

Кати стиснула кубок – на сей раз не наигранно. Картины, встававшие перед мысленным взором, пугали.

– Первое. Мы отправляемся туда и разрушаем заслон. Это нетрудно. Ситуация выходит из-под контроля, орды этих существ вырываются наружу и уничтожают нас вместе с дикарями. Второе. Мы не разрушаем заслон, а пробиваем в нем временные проходы. Это потребует большого количества Силы и лучших мастеров, желательно, нас самих. Выпускаем часть существ и подчиняем их – это потребует еще большей Силы. С их помощью мы уничтожаем большую часть дикарей и возвращаем Империю. Ненадолго, потому что вскоре существа выходят из-под контроля и уничтожают нас.

– И все? – спросил Лэйн.

– Да.

– Мы можем избежать этого, если избавимся от существ, как только в них отпадет надобность.

– Такой возможности я не вижу.

– И, тем не менее, она есть, – сказал Сильнейший.

Кати не ответила. Можно было обойтись без слов, открыв перед собратьями часть своего разума и позволив им увидеть весь ужас грядущей бойни. Но делать этого Кати не собиралась.

Потому что была и третья возможность – неразрывно связанная с нею самой. Возможность, впервые появившаяся год назад, когда Амон еще только обдумывал сегодняшнее предложение, пока не обрела очертаний неизбежности. Но и пропадать не спешила.

– Итак, двое за, один против, – подытожил Лэйн. – Совет одобрил твою идею, Сильнейший.

Амон кивнул. Конечно же, он знал, каким будет решение. За последние три столетия Совет ни разу по-настоящему не воспротивился своему Главе. Спорили, ругались, проклинали – и подчинялись. Так будет, пока Амон не умрет, побежденный врагом или съеденный червем бессилия, что мало-помалу точит его вот уже восемь лет.

– Нам понадобится твоя помощь, Кати, – сказал Амон.

– Конечно, Сильнейший, – улыбнулась она. – Как всегда.

Сердитый взгляд Амона мог бы прожечь камень или убить десяток-другой рабов. Но Кати он не смутил. Она подняла кубок и принялась мелкими глотками допивать горький травяной настой, и впрямь действенный. Мысли стали четче, страшные картины будущего – яснее.

Потрепанный дорожный шатер, с горечью именуемый шатром Совета, заливал белый свет четырех повисших под потолком сгустков магии. Все убранство составлял затертый ковер на полу, низенький столик – оструганные доски, лежащие на двух толстых бревнах, да найденная в одном из дикарских замков серебряная посуда. Жалкая насмешка над роскошью Зала Совета в занятой дикарями Долине.

Собравшиеся маги являли зрелище еще более жалкое. Рубцы от ран – их давно бросили сглаживать, как бросили следить за формой прически и ногтей. Остановить кровь, убедиться, что не задеты важные органы – вот и все, о чем помнишь в бою и после боя, исцеляя смертельно раненых, пересчитывая убитых и не подлежащих воскрешению.

Правую щеку Лэйна пропорол метко брошенный нож, еще немного, и вошедший бы в мозг. Темный шрам растянул губы мага до середины щеки в подобии кривой улыбки, отчего лицо его сделалось еще надменней. Лэйн высокомерно отмахнулся, когда Кати однажды предложила излечить его лицо. Больше она не предлагала.

У самой Кати стрелой было пробито левое плечо и раздроблена ключица. Доза яда, покрывавшая наконечник, могла убить грифона – тем более хрупкого человека. Тари успела вовремя. Кати не смогла отплатить ей тем же.

Драконья кожа, ценнейший материал Долины, превосходил крепостью любой другой, хоть и не мог остановить арбалетную стрелу. Но теперь и он держался из последних сил. Использовать же дикарские тряпки маги избегали, как будто тем окончательно утвердили бы свое одичание.

За тонкими матерчатыми стенами осторожно шумел лагерь – один из многих, затерянных в густых лесах Империи. Связь между лагерями осуществляли маги, обменявшиеся частицами сознаний, как некогда Амон подсадил часть своего разума в Кария, как сама Кати была связана с Зитой. Раздел высшей магии, волей-неволей освоенный младшими по Силе.

Необходимость разделиться Совет признал после того, как дикарские полчища дважды заявлялись в пристанище магов, наведенные Карием и тем же Карием подготовленные к драке. В первый раз была потеряна Долина. Во второй – удобное место на границе южной пустыни, вдали от дикарских поселений. Казалось невероятным, что эти орущие толпы способны выстоять против Силы магов и грифоньих когтей, да еще и причинить вред, но невероятное происходило. Потери среди магов и грифонов измерялись сотнями. Дикари гибли тысячами – но только больше распалялись. Кати видела во сне, как находит Кария и перерезает ему горло, и просыпалась, сжимая кулаки и рыча по-звериному.

На третий раз Амон приказал отступить, как только она увидела в отдаленных возможностях приход новых войск. Теперь небольшие группы магов оставались на одном месте не дольше, чем требовала необходимость. Передохнуть, собрать Силу, чтобы обезвредить еще один вражеский город, деревню, дом, и улететь прежде, чем появятся краснорясые служители дикарского божества, а за ними – гремящие железом солдаты.

Иногда уйти не удавалось. Иногда их находили. В последней стычке погибла Тари, и Кати осталась единственной женщиной в Совете Сильных. Заклятые селения не вымирали, а продолжали вести какую-то странную полужизнь под управлением краснорясых. Порой, для разнообразия, маги попросту подсыпали отраву им в колодцы, но дикари научились разбираться в ядах – тому свидетели убитые отравленными стрелами грифоны. И всегда, сколько бы дикарей ни обезвредили заклятия, их, разъяренных потерями, опьяненных победами, воинственно орущих, по-прежнему было слишком много. На их стороне было время, голод, то и дело гнавший магов из безлюдных мест ближе к селениям, к полям и стадам, долгие зимы, когда лишь все тончающая преграда драконьей кожи отделяла Владеющих Силой от замерзания и смерти.

Магов становилось все меньше, не спасали даже вливания полукровок. Еще страшнее – все меньше оставалось пригодных к серьезному использованию Силы. Вдвое сократился Совет. Амон слабел, хоть ему и удавалось пока это скрывать. Война заканчивалась победой дикарей.

Все это и впрямь делало предложение Амона единственной надеждой для Владеющих Силой, надеждой выжить и более того – победить. Кати охотно поддержала бы его, если бы не ясные картины будущего перед мысленным взором. Порою она ненавидела свой дар.

– Решение принято, – сказал Сильнейший. – Теперь я хотел бы представить вам кое-кого. Тебе должно понравиться, Кати, полукровки – твоя идея.

На мысленный зов Амона раскрылся вход и кто-то из магов подтолкнул в шатер гостя.

Он сделал несколько шагов, остановился. Поклонился – таким знакомым, непринужденно-изящным движением, что Кати прикусила губу.

Мальчик лет тринадцати-четырнадцати, он был взволнован и напуган, но взволнован – больше. Смешанная кровь причудливо отразилась на его чертах: глаза мага смотрели с лица дикаря. Прямые черные волосы доходили до лопаток. Бледная кожа могла принадлежать только дикарю. Телосложением мальчик походил на мага, и ростом был уже со взрослого мужчину. Магические перспективы его были невелики – если сравнивать с другим юным полукровкой, точно так же представленным Совету четырнадцать лет назад, – но заметны.

– Познакомьтесь, Сильные, – сказал Амон. – Это Моурет.

– И чем же привлек внимание Сильнейшего этот Моурет? – осведомился Норн. – Таких, как он, у нас в достатке. В хорошие времена мы пускали их на кровь.

– Хорошие времена остались в прошлом, а Моурет отличается от других. У себя дома он не был изгоем и не прятался от жрецов. Моурет носит титул герцога, Сильные. Один из высочайших титулов у дикарей.

– Трудно поверить, – согласился Лэйн. – Почему?

– Действительно, почему? Первая просьба, с которой обратился к нам Моурет – помочь ему освободить его мать. За ее свободу он готов продать и душу, и кровь. Его мать содержат в заключении, как преступницу, а отца Моурет никогда не знал. Но воспитатель рассказал ему одну историю…

Лэйн наконец-то удостоил мальчишку магического взгляда. Норн, скривившись, – тоже. Кати сделала это сразу, как мальчик вошел, и объяснения Амона были для нее излишни. Воспользовавшись паузой, она подарила Моурету самую обаятельную из своих улыбок:

– Поздравляю, Сильнейший. Ты обзавелся внуком.

Мальчик освоился быстро. Ко дню, когда маги, до краев наполненные Силой крови, отправились на восток, Моурет уже кое-как изъяснялся, путая слова двух языков, но мысль свою до собеседника неизменно доводя, и умел ненадолго открывать магические чувства. Обучение полукровок мало походило на полноценный курс, преподанный Карию. Магия в пределах, необходимых для войны, прочие науки лишь в областях, где они пересекаются с магией – и через полгода очередной расходный материал готов перерабатывать кровь дикарей в смертельные заклятия, пока не падет однажды от рук тех же самых дикарей. Но к мальчику Амон приставил личного учителя, не такого мастера, как Оун, и все же способного вырастить настоящего мага.

Это тревожило Сильную Кати. Никаких родственных чувств великий Амон не испытывал и испытывать не мог, его забота объяснялась иными соображениями. Одержимость личной местью, немыслимая для прежнего Амона, чей каждый шаг был тщательно обдуман и подчинен великой цели возрождения Империи магов, проявлялась все ярче по мере того, как таяли его силы. Карий, первая ошибка и первое поражение Сильнейшего, владел его мыслями – извращенное подобие отцовской любви, которую надеялся когда-то заслужить. А Кати, как и любой маг, отлично знала, к чему приводит потеря сосредоточенности при занятиях магией.

Смущало ее и другое. Как мальчик вообще мог очутиться здесь? Карий, болезненно преданный, буквально помешанный на родстве, настоящем и мнимом, Карий, годами добивавшийся отцовского признания, отверг собственного сына, откупившись богатством и высоким титулом – слишком странно, слишком на него не похоже. Впору было заподозрить коварную шутку в духе Сильнейшего, но нет. Кати исследовала мальчишку вдоль и поперек, то же делали и другие. Никаких признаков следящего заклятия, никакого присутствия. Все было настоящим: обида, ненависть к отцу-принцу, насильно овладевшему матерью и не признавшему сына, тщательно взращенная жажда мести. Достойный подарок слабеющему Амону.

Решение использовать существ из закрытых восточных земель было принято вопреки предостережениям Кати, но только глупец стал бы действительно ими пренебрегать. Проживший одиннадцать веков Амон глупцом не был. Кроме членов Совета на восток отправились тридцать пять лучших мастеров в области пространства и подчинения – из тех, разумеется, что остались в живых. А с ними несколько десятков помощников, чьим грифонам выпало нести груз припасов и спальных принадлежностей, магических инструментов и подчиненных магией рабов – живых вместилищ необходимой для сильных заклятий крови.

Подобно рабам, Сильная Кати летела на чужом грифоне. Черно-золотой самец уже привык носить двойную тяжесть; увы, его партнер-человек не мог похвастаться тем же. Когда резкий воздушный поток или слишком сильный рывок грифоньих крыльев вжимал друг в друга тела всадников, у Кати сводило зубы от бешеной похоти молодого мага. Страх перед гневом Сильной едва удерживал его руки уцепившимися за черную грифонью гриву, а губы – плотно сжатыми. Подобные страсти пристали животным или дикарям. Маг, не способный владеть собой, никогда не овладеет достаточной Силой, чтобы оказаться сколько-нибудь полезным. Кати не размышляя казнила бы глупца, подай он хоть малейший повод, но пока юный воздыхатель крепился – и оставался жив.

Далеко внизу мелькали восточные области Империи. Переполненные дикарями города и огромные лесные пространства оставались для Кати смутными пятнами, скачущими под крылом в такт рывкам летящего зверя. Много лет лишенная возможности видеть грифоньим зрением, она чувствовала себя слепой. Похоронив третьего своего грифона, Кати не решилась взять нового птенца: слишком больно рвать связь, когда выходит срок его жизни. Семьдесят-восемьдесят лет – ничто для Сильного мага, но грифонам большего не дано. Тот птенец достался Зите, а потом пришли дикари. Из всех обитателей Долины Кати, пожалуй, одна понимала, чем обернется их приход. Ее не послушали.

Выносливые звери мчались к востоку почти без отдыха. Звенящее нетерпение подгоняло магов, надежда бодрила и придавала сил, с каждым часом, с каждой оставленной позади милей таяли сомнения. Призрак долгожданной победы маячил рядом, неотступный, как тень. Вот и последние селения Империи. Дальше, в широкой лесостепной полосе, обитали полукочевые дикарские племена. Их образ жизни почти не изменился с тех пор, как тысячелетия тому назад потрепанные орды явились сюда, пригнанные тем самым ужасом, что намеревался теперь выпустить на них Амон.

Те, первые дикари стали для Владеющих Силой гибельным соблазном. Полуживотные – так называли их маги, отказывая даже в подобии человеческого достоинства. На них охотились – для забавы и ради тренировки грифонов. Их убивали. Их дрессировали, как домашних животных, поначалу из любопытства, потом города Империи наполнились белокожими рабами, и маги забыли, как обходились раньше без них. И кровь – о, кровь… С тех пор, как алая кровь дикаря впервые обернулась алым паром Силы, у двух племен не осталось иного будущего, кроме вечной ненависти, потому что не родился еще маг, способный отказаться от этой Силы, как не родился дикарь, способный такое простить.

Кроме Кария, разумеется. Кария и его названного брата, императора дикарей, которому хватило ума принять обратно раскаявшегося мага-полукровку. Эти двое, похоже, задались целью разрушить известный мир путем отрицания здравого смысла – успешно, надо признать. Кати вздрогнула, когда на память пришло видение будущего, то самое, о котором так и не узнал Совет. Ее спутник отозвался новым приступом похоти.

– Смотри вперед, Сэт, – сказала ему Кати. – Не играй с огнем.

Похоть заслонил страх, и Кати вернулась к своим мыслям. Еще несколько дней, и пробужденная от зимней спячки лесостепь приведет к сухой, безжизненной полосе, предваряющей заслон. Откуда он взялся и что скрывает – об этом владеющие Силой знают немногим больше сохранивших смутные легенды дикарей. А книги, величайшие сокровища магов, хранящие знания многих тысячелетий, остались в Долине и, вероятно, уничтожены. Едва ли дикари способны осознать их ценность. Разве что Карий…

Лагерь разбили у самой границы. Пока младшие маги с помощью рабов занимались обустройством, мастера Силы в молчании разглядывали невидимый обычному глазу заслон. Лица их делались все мрачнее.

– Кати? – позвал Сильнейший.

Она качнула головой:

– Не вижу. Все, что по эту сторону – ясно, а там как в темноте. Ничего не разобрать. А ты?

– Ничего полезного. Этот рубеж почти непроницаем для Силы. Однако он истончается.

– Тысячи лет прошли… Удивительно, как он еще держится.

– Его надо будет укрепить, Сильные, – на лице подошедшего мага лежала хмурая тень озабоченности. – Если только мы не хотим, чтобы оно вырвалось все разом.

– Ты понимаешь, сколько это потребует Силы? – спросил его Амон.

– Значит, придется ее изыскать. Иначе заслону конец.

Кати поежилась – страшные возможности горели в сознании.

– Не лучше ли укрепить его прежде, чем приниматься за проходы?

– Возможно, Сильная… возможно, – мастер пространства почесал затылок и задумчиво побрел вдоль границы.

Невидимая, она была вполне осязаема – не только для магов. В двух шагах от Кати зеленовато-бурые перья травы уступали место сухой, покрытой серым налетом земле. Ни травинки, ни деревца, ни следа присутствия живого на протяжении полумили, а дальше – снова трава, и деревья, кривые и низкие, и смутное движение между ними. Зыбкая, подобно отражению в плохом зеркале, картина для человеческого глаза, и полная темнота для глаза магического. Бросив попытки разобрать в ней хоть что-нибудь, Кати сосредоточилась на границе.

Она вся состояла из движения. Потоки энергии, похожей и непохожей на известную магам Силу, текли, переплетались, отталкивались с огромной скоростью. В них было отрицание – отрицание чуждого мира по другую сторону, отрицание привычного по эту. Действительно, граница, водораздел, которого не перейти. Однако…

– Смотрите, – сказал Амон.

Во многих местах стремительный танец был нарушен. Пустоты, большие и малые, не сложились еще в полноценные проходы, но близились к тому с почти разумным упорством. Чуждость медленно просачивалась наружу.

– Вот и причина здешнего бесплодия, – сказал Лэйн. – Как считаешь, Сильнейший, можем мы их использовать? Это сберегло бы немалую Силу.

– На это я и рассчитывал. Но не забывай о видениях Кати.

– Временные проходы в тонких местах и укрепление заслона в целом, – Лэйн обернулся к вернувшемуся мастеру пространства. – Что скажешь, Ибел?

Хмурый маг передернул плечами.

– Не мне тебя учить, Сильный. Если сможем верно все рассчитать…

– Так давай с тобой займемся этим прямо сейчас.

Расчеты заняли целую ночь, и день, и следующую ночь. Множество исписанных листов приносили Амону, и тот, переглянувшись с Кати, возвращал их с коротким «Нет». Сам он тоже непрестанно что-то чертил; Кати только надеялась, что в просчитанных им линиях возможностей не было той, сокрытой ею от Совета. Близость чуждого мира вызывала тревогу и раздражение. Хотелось чаю.

Когда идеальная последовательность заклятий была наконец найдена, усталые маги заснули там же, где работали – на брошенных среди жухлой травы одеялах, заменявших и стулья, и постели. Самые теплолюбивые забрались под крылья грифонов. У Кати грифона не было, и она, пренебрегая душным уединением палатки, устроилась под боком у Сильнейшего – ни дать ни взять послушная дочь. Подернутое легкой дымкой утреннее солнце удивленно глядело на спящих магов. Над ними тучей кружилась мошкара, но приблизиться к Сильным не смела. В стороне белокожие рабы трудились над скудным обедом, а рядом ждали своего часа серебряные чаши для крови и длинные жертвенные ножи.

Таинственный заслон тянулся на многие тысячи миль и почти весь нуждался в укреплении. Однако – и это не могло не тревожить, – большинство прорех приходилась на часть, наиболее близкую к Империи.

Участок, над которым трудилась Кати, пролегал в местности чуть менее засушливой: здесь старательно цеплялись за жизнь жидкие леса, в ветвях кричали птицы, а на берегу мелкой речушки виднелись следы копыт и волчьих лап. Рядом снова оказался Сэт. Его делом было вовремя подавать чаши с кровью и как можно быстрее доставить ее бесчувственное тело другим Сильным – в случае, если неверное заклятие рикошетом обернется против своей создательницы.

Багровый пар послушно добавил Силы ее и без того переполненному разуму. Сила – сегодня ее не будет слишком много. Руки Кати взметнулись в подобии приветствия. Заклятия потекли, расширяясь, вскипая над землей. Выше, выше, за пределы доступного человеку, туда, где ни тепла, ни воздуха, лишь немигающий звездный свет, и вниз, прорезая воздушные слои, меняя ткань пространства. Другие были здесь – собратья-маги, Сильные, отделенные сотнями миль по краю заслона, слитые в едином экстазе магического порыва. Подобного они не делали никогда и не знали даже, что могут. Малейшая ошибка стала бы роковой. Но расчет был верен, красноватые струи Силы сплетались с прозрачной энергией заслона. Кати протянула руку, и новая чаша была рядом, новый пар поднимался к ладони, тут же становясь Силой – и славой, и величием, достойным сравняться с памятью древних магов. Ветер поднялся за спиной, закружил песок и сухие листья, завыл, нарастая. Пространство и время склонились, приветствуя возвращение своих владык.

Когда все прошло, Кати скошенной травинкой упала на землю. Ни Силы, ни мыслей, ни памяти – пустота. Конечности холодели. Если так приходит смерть, Сильная Кати не стала бы отвергать ее приход. Обновленный заслон высился рядом, он был совершенен, весь, кроме одной-единственной оставленной магами прорехи. Проживи Кати еще тысячелетие, ничего более великого совершить она не сможет.

Сэт бережно поднял ее на руки и понес к грифону. Молодой маг больше не излучал похоти – только благоговение. С таким чувством он мог бы нести богиню. Кати уронила голову ему на плечо и решилась наконец потерять сознание.

– Теперь ты мне веришь?

Кати подняла голову и взглянула на Амона. Он сидел рядом на одеяле и был так же измучен и встрепан, как и она. Пережитое не добавило ей иллюзий, как не принесло любви к убийце матери, но в глазах Сильнейшего застыл тот же восторг Силы, что в ее собственных, и Кати ответила:

– Я верю тебе, отец.

Ибо сейчас она была дочерью Амона, не по крови – по духу. Тот несчастный раб не оставил ничего, кроме страха. Амон дал ей величие.

– Мы отплатим за все, – сказал он. – Мы снова будем собой.

– Верю.

Пыль серебрила его волосы подобно седине. Усталость ли приоткрыла завесу, или сказалось наконец действие того заклятия – только Кати впервые увидела, до чего же он стар. Последний из подданных Империи магов, он должен был умереть тысячу лет назад. Но даже смерть не смела перечить Амону.

– Ты долго ждал этого, отец.

– Да. Теперь мне ничто не помешает. Отдыхай, Кати, и восстанавливай силы. Ты скоро мне понадобишься.

Кати откинулась на одеяло. Сквозь светлую ткань палатки мутно алел гигантский шар заходящего солнца. В открытый проем можно было видеть далекий огонь – там, с подветренной стороны, горели обескровленные тела рабов. Сила… Стоило закрыть глаза, и опять вскипали, бились ее струи.

– Да, Сильнейший, – прошептала Кати. – Мы снова будем собой.

Проход открылся легко. Теперь, испытав настоящую власть, ни одно деяние они не сочли бы трудным. Единое желание Сильных разомкнуло прореху, ни на йоту не отступив от намеченного контура. Напряженные минуты, пока нечто приближалось, медлило, словно принюхивалось – чтобы ринуться вдруг, быстрее, быстрее, с бешеной яростью оголодавшего зверя. По знаку Сильнейшего маги закрыли проход.

Существо, что вырвалось наружу, больше всего походило на медведя. Могучее тело размерами могло бы поспорить с грифоньим. Широкие лапы скачками несли его вперед; в их сложении, в их манере двигаться чудилось нечто противоестественное, как будто изначально они принадлежали существу иной породы. Тем удивительнее была их быстрота. Длинная шерсть, коричневато-бурая на лапах и почти желтая на животе, свалялась клочками. Но отшатнуться видавших виды магов заставило другое: звериное тело венчала вполне человеческая голова, дополненная, правда, выступающими вперед клыками. В голубых глазах сверкали злоба и голод. Прыжок, слишком быстрый, чтобы кто-то успел среагировать, и косматое тело обрушилось на ближайшего мага.

Заклятия подчинения были готовы, но такой скорости не ожидал никто. Дана, мастер пространства, даже не вскрикнула. Ее тело еще не успело коснуться земли, когда острые, как жертвенные ножи, клыки распороли горло. Кусок плоти исчез во рту существа. Огненные молнии вылетели из рук Амона, Лэйна, еще четырех магов, в то время как Норн и мастера подчинения хлестали полузверя кнутами приказов. Оно сопротивлялось целый миг. Шерсть уже горела, а челюсти еще раз клацнули на горле Даны, прежде чем молнии пробились в сердце, и существо издохло – непокоренным.

– Кати! – закричал Амон.

Но Кати уже стояла на коленях, отрывая от Даны вгрызшиеся клыки. Кровь и слюна текли по рукам. Перекушенные артерии ускользали от пальцев. Кто-то пришел на помощь, кто-то оттащил дымящуюся тушу, чьи-то руки легли на плечи Кати, готовясь разделить усилие воскрешения. После невероятного чуда с заслоном, после открытия прохода?

– Не могу, не могу! – прошептала она.

– Давай, Сильная, – сказал над ухом голос Лэйна, – мы сделаем это вместе.

Рядом опустился Норн, за плечи его взял Сильнейший. Неужели, дойдя до края, они стали наконец едины? Сила вошла в мертвое тело, полыхнула огнем. Артерии стянулись. Пальцы Кати задвигались, наращивая, формируя плоть. Под нею уже проснулось биение пульса.

– Хорошо, – прошептал Лэйн.

Оставив Дану приходить в себя на руках младших магов, Сильные собрались над существом. Мертвое, оно больше походило на человека. Лицо дикаря подтверждало истории о родстве, в неловко раскинутых конечностях угадывалось человеческое строение. Голубые глаза выпучились, но взгляд их, искаженный агонией, не позволял судить о наличии разума. На губах застыл оскал.

Оун, лучший из мастеров подчинения, стоял на коленях у головы существа и тщательно изучал его при помощи магии. Сильные морщились от запаха паленой шерсти, у Кати стояла в горле тошнота. Оун же словно и не замечал ничего.

– Твое мнение? – спросил его Амон, когда маг открыл глаза.

– Трудно сказать… Не человек и не зверь. Строение мозга исключительное, отсюда и двойная устойчивость. Нужна еще попытка, Сильные.

– Может быть, их вообще нельзя подчинить? – спросила Кати. – Я могла и ошибиться в возможностях, мы еще не сталкивались ни с чем подобным!

– Не думаю, Сильная. В любом случае мы не узнаем, если не попробуем снова.

– Тогда за работу, – сказал Амон.

Второе существо оказалось самкой – лохматый торс украшало отвратительное подобие женской груди. Оно выскочило так же стремительно и так же бросилось к стоявшим в отдалении магам. Но в этот раз они были готовы, путы заклятий сковали движения твари, пока воля Сильных искала путь к ее сознанию. И нашла. На мгновение воздух потемнел от заклятий. Бешеная злоба в глазах существа погасла. Лицо, похожее на лицо женщины-дикарки, из яростного стало настороженным, затем – спокойным.

Оун медленно приблизился. Напряжение борьбы отдавалось в сознании громким гулом. С протестующим рычанием существо подалось вперед и наконец село на землю у ног мага. Кати хорошо знала то ни с чем не сравнимое упоение власти, с каким Оун положил руку на голову чудовища. Над головами магов пронесся облегченный вздох.

– Отлично сработано, – сказал Сильнейший.

Они возвращались, и торжество летело быстрей грифонов. Амон приказал собраться всем, кто мог применять Силу. Лагерь разбили в стороне от дорог, в обширной лесистой местности к северо-востоку от столицы. Густой лес не был препятствием для грифонов, дикарей же, с их неуклюжими доспехами и медлительными лошадьми, мог задержать – ненадолго, но большего и не требовалось. Заклятия подчинения щедро накрыли целую область. В эти радостные дни маги не жалели ни Силы, ни крови, ни времени на сборы. Вместо кучки отчаявшихся изгнанников членов Совета встретила армия. Тень победы заново вдохнула в них жизнь. Над лагерем поднимался разноцветный пар заклятий, летали нагруженные грифоны. Суетились рабы. Поход обещал быть долгим.