Текст книги "Искупление"

Улица закончилась внезапно. Оглядевшись, Кар понял, что вышел к набережной. Крупная брусчатка доходила до самой воды. Река, в действительности широкая, в темноте выглядела бескрайней, она блестела и дышала зовущей прохладой. В шуме воды, вечно и неизменно оттенявшем людскую суету, чудился покой.

Левее начинались ступени моста, перекинувшегося через реку изящной аркой, что поднималась выше самых высоких башен; центральная часть ее с берега казалась парящей в небесах. Кар знал, что неправдоподобную при такой высоте прочность сооружению обеспечивала магия, древняя, но по-прежнему действенная. Этот мост по праву считался одним из прекраснейших творений колдунов и самой красивой, после дворца и храма, достопримечательностью столицы.

Не думая, что делает, Кар начал подниматься на мост. Резные перила, ограждавшие лестницу с двух сторон, казались легкими, будто кружево. Через каждые десять ступеней от них поднимались, переплетаясь над головой идущего, украшенные листьями каменные побеги. Идти пришлось долго. Оказавшись наконец на самом верху, Кар остановился, посмотрел через перила вниз, где подрагивали водные двойники луны и звезд. Их обманчивый свет не заслонял черной глубины, скорее, подчеркивал ее. Там, под мостом, ждала бездна. Сюда нередко приходили сводить счеты с жизнью. Где они просыпались, шагнув с перил навстречу глубине? Что там, по ту сторону? Если правы жрецы… Но нет. Если жрецы правы, там не будет Кати.

– Кати!!!

Кар не решался, не тратил время на раздумья. Эхо его отчаянного крика еще перекатывалось в ночном воздухе, когда он вспрыгнул на перила и на следующем ударе сердца шагнул вниз.

Воздух ахнул в ушах, звезды ринулись навстречу. В тот же миг твердые когти подхватили Кара, безжалостно вонзились в плечи, разрывая плоть. Вынесли его на берег и швырнули на брусчатку.

Кар поднялся. Одежда на его плечах была разорвана в клочья. По спине текла кровь. Грифон возвышался между ним и рекой – спина выгнута, шерсть и перья дыбом, в глазах бешеное сверкание искр. Молчал.

– Ветер, – сказал Кар. – Ветер, я не хотел. Не знаю, о чем я думал… Кажется, вообще не думал. Прости, Ветер.

Грифон не ответил.

– Ветер, прошу тебя! Брось, ничего бы не случилось. Ты же видишь – во мне все еще слишком много Силы. Я мог бы сутки пролежать на дне и остаться жив!

Не получив ответа во второй раз, Кар шагнул вперед, уткнулся лицом в золотистую шерсть и разрыдался.

«Ты – мой, – прошептал тогда в его мыслях Ветер. – Я не хочу, чтобы ты умирал».

Кар медленно опустился на камни. Ветер – тоже, баюкая его, как ребенка. Ни одной живой души не было поблизости, и мертвые не стали тревожить их, только луна сочувственно глядела сверху. Обычная, человеческая луна. Свет ее был теплым, без призрачного налета. Ночь тихо отсчитывала мгновения, не мешая Кару приходить в себя.

«Прости меня, Ветер. Я помню, в тот раз, когда я умер, ты тоже хотел умереть. Я ни за что не допущу этого снова, клянусь!»

«Теперь бы я не умер».

– Да? – от неожиданности Кар снова заговорил вслух. – Но… Это хорошо, Ветер, я рад. То есть…

«Мне нельзя».

– Нельзя?

Грифон молчал, только в глубине его мыслей что-то светилась. Гордость? Удовольствие?

– Ветер, я ничего не понимаю!

Но Ветер определенно решил дать ему догадаться самому. И Кар наконец понял:

– Вот оно что! Значит… вот чем ты был занят, да? Ветер!

«Да».

– Значит, ты готовишься стать отцом?! Как же я рад за тебя! Но где Мора?

«Она будет ждать нас в горах».

«Верно, птенцы грифонов должны вылупляться в горах. А мы должны успеть обустроиться в Долине до их появления. Мой Ветер, до чего же это прекрасная новость!»

«Ты больше не захочешь умереть?»

«О нет! – Кар улыбнулся, отирая ладонью слезы. – Не раньше, чем какой-нибудь нахальный маг-полукровка покорит твоего первого птенца!»

Ветер вызывающе зашипел. Кар зарылся лицом в его шерсть.

«Мы – вместе».

Его величество император Эриан, вняв просьбам своего племянника и вассала, герцога Тосского, а также ввиду предстоящей свадьбы и обычая выпускать неопасных преступников, подарил свободу вдовствующей герцогине. С приказом об освобождении юный герцог отправился на запад, где на морском побережье в крепости-тюрьме Нишар вот уже восемь лет содержалась в заключении его мать. Путь его пролегал через оскверненные колдовством области, где велика была опасность одинокому путнику стать жертвой разбойников. Посему император предложил юноше эскорт, но герцог отказался. Его колдовские умения, сказал он, помогут избежать нежелательных встреч.

Кар сам подобрал сыну двух надежных лошадей из императорских конюшен, снабдил в дорогу деньгами. Он не ждал благодарности и не огорчился, когда ее не последовало. Держа коня под уздцы, проводил Моурета через торговую площадь до прямой улицы, ведущей к западным городским воротам. Мальчик и сам нашел бы дорогу, Кар лишь старался подольше быть рядом. Ясно было, что впредь случая не представится. Между ними так и не возникло теплоты и уже не возникнет, если только годы заключения не изменили Лаиту совершенно. Кар на это и не надеялся. Скорее небо упадет на землю, чем Лаита раскается в своих делах.

Несмотря на ранний час, площадь уже заполнили палатки торгующих. Слышались еще хриплые со сна голоса зазывал, где-то пробовали струны бродячие музыканты. Кар шел к белеющей вдалеке дворцовой стене, пробираясь меж ароматных лотков с пряностями и фургонов, откуда доносился рвущий слух поросячий визг, обходя копошившихся под ногами детей и собак, когда увидел хорошо знакомую подтянуто-алую фигуру. У блестящих сапог этой фигуры непреодолимым препятствием расположилась обширная лепешка коровьего навоза. Обойти ее не представлялось возможным: с одной стороны путь преграждали колеса повозки, с другой – пестрый бок той самой коровы. Вид жреца являл собой образцовую смесь изящной скуки и отчаянья.

– Атуан! – окликнул его Кар. – Бросай свои придворные замашки. Кто похвалялся, что умеет пасти коров?

Жрец вымученно улыбнулся и пустился вброд. Сапог, впрочем, умудрился почти не испачкать.

– Мне ко многому придется привыкать заново, принц, – признался он, оказавшись рядом. – Что ваше высочество делает здесь в такой час?

– Собирался спросить тебя о том же. Я провожал сына. А ты?

– Я тоже… провожал. В некотором роде. Брат Таний покинул столицу. Я проехал с ним в экипаже до городских ворот. Наверное, больше нам не увидеться.

– Кто этот брат Таний?

Атуан грустно улыбнулся:

– Видишь? Он отдал Империи всю жизнь, а вы даже не знаете его имени. Он был Верховным жрецом, принц.

– Действительно, я не знал, – признался Кар. Теперь они шли рядом, стараясь быстрее выбраться из толпы. – Выходит, он уехал.

– Да. У его семьи небольшое имение в шестидесяти лигах от Лассаля. Храм будет выплачивать ему пожизненное содержание. Можно сказать, его ждет спокойная старость, если только… Теперь тебе ничего не помешает выполнить свою месть, принц. Если ты все еще этого хочешь.

Кар ответил не сразу. Они миновали торговые места, но и здесь, на центральной площади, не было спасу от вездесущих палаток. Народ прибывал на глазах.

– Не беспокойся, Атуан. Не то, чтобы я не желал его смерти… Я ничего не забыл. Но… быть может, пришло время научиться прощать. Потому что иначе как я сам смогу надеяться на прощение? А я… очень в нем нуждаюсь. Я не стану мстить.

– Спасибо тебе, – тихо сказал Атуан.

– Не за что. Император отдал нам Долину.

– Это хорошо.

Кар остановился.

– Ты знал?!

– Догадывался. Нет, принц, я не скрытничал! Просто не был уверен. Ну представь, я сказал бы тебе – и оказался не прав? Пойдем.

Качнув головой, Кар зашагал дальше. Атуан неловко начал:

– Он тебя…

– Не простил.

– Понятно.

– Атуан. Раз ты больше не нужен здесь… Летим со мной. В Долину.

– Что мне там делать, принц?

– Жить, – пожал плечами Кар. – Неужели не найдется занятия? Пусть и у нас будет свой жрец.

– Я… благодарен, ваше высочество. Искренне благодарен. Но я служитель Божий и навсегда им останусь. Я отправлюсь, куда пошлет меня храм. Не обижайся.

– Не на что обижаться.

– И помни, ты обещал навещать меня.

– Обязательно. Не прогонишь от своего порога колдуна, служитель Божий?

– И не подумаю, – улыбнулся жрец. – Я должен сказать тебе еще кое-что, принц. Ты знаешь, в заколдованных местах жрецы трудятся посменно. Вчера вечером приехала группа из Дилосса.

– И что? – спросил Кар. Он вдруг перестал слышать городской шум.

– Морий мертв. Несчастный случай, упал с лестницы и свернул шею. Я подумал, тебе нужно об этом знать.

– Да. Да, Атуан, спасибо тебе. Спасибо!

– Не за что, принц. Ну, мне пора. Увидимся еще?

– Да!

Атуан легко поклонился и свернул к храмовым вратам. Кар глубоко втянул воздух.

«Ветер!»

«Ты опять будешь долго думать?»

«Нет! Летим, Ветер!»

И золотистый ужас обрушился с неба, распугав людей и животных. Кар вскочил ему на спину. Через мгновение небеса распахнулись им навстречу, а смятенная площадь осталась далеко внизу.

Они прилетели к Дилоссу в полдень, когда празднично-яркий свет ласкал черепицы крыш, обтекал башенки и шпили, отчего городок выглядел игрушечным – если только не знать о правящем внизу заклятии. Светло-серая лента дороги, изгибаясь, тянулась в обход леса и взбегала на холм, к баронскому замку. В нем тоже царило заклятие. Хоть магии давно не осталось ни в земле, ни в воздухе, жители города и замка лишены разума и воли. Исцеление займет годы, и нельзя сказать наверняка, будет ли оно окончательным. Магией можно освободить их мгновенно. Потратить всю Силу, надорваться, выхватывая у серости еще десяток, еще сотню человеческих душ… Восемь лет назад Кар мучился виной, отказываясь это сделать. Сегодня – нет.

Замок баронов Дилосских строился в смутные годы междоусобных войн. Он и теперь казался неприступным в окружении надежных зубчатых стен, под защитой оскаленных бойницами сторожевых башен. Но грифоньим взглядом Кар видел на всем отпечаток небрежения, старости – и виной тому было не только заклятие.

Когда-то славный род баронов Дилосских давно обмельчал. Такова судьба многих благородных семейств. Ратные подвиги ушли в прошлое, оставшись только поводом для пьяной похвальбы, и запустение мало-помалу разрушает прежде переполненные замки, кроме немногих жилых помещений, где без особых волнений протекает размеренная жизнь хозяев и слуг. Война и заклятие могут лишь ускорить их конец – или, напротив, посеять свежие семена жизни. Кар сомневался, что в Дилоссе возможно второе.

Ветер опустился на старые плиты замкового двора. Кар спрыгнул с его спины, встав так, чтобы из окон был ясно виден его плащ с вышитым золотым узором. Не хватало только сойти за нападающего колдуна и получить выстрел из арбалета. В окнах возникло движение, кто-то – Кар чувствовал незнакомый рисунок сознания – помчался по лестницам вниз, к выходу.

«Это не Тагрия, Ветер. Ты чувствуешь ее?»

«Нет, – ответил грифон через мгновение. – Ее здесь нет».

Ее не было – Кар мог убедиться в этом и сам. Кроме нескольких десятков полуспящих под заклятием сознаний, в замке были только жрецы.

«Мы опоздали», – сказал грифон.

«Тише, Ветер. Мы найдем ее, клянусь».

Встревоженный жрец появился из дверей. Узнав Кара, низко поклонился, подошел, опасливо поглядывая на грифона.

– Ваше высочество… большая честь приветствовать вас в Дилоссе.

– Благодарю, жрец, я не задержусь надолго. Где баронесса?

– Наследник барона Мория с супругой еще не прибыли, ваше высочество. Вдовствующая баронесса…

– Да, именно о ней я и спрашиваю.

– Вдовствующая баронесса покинула Дилосс. Она не сказала нам, куда направляется.

– Когда она уехала?

– Вчера утром, ваше высочество. Если пожелаете отдохнуть с дороги, я…

– Благодарю, жрец, – сказал Кар, садясь на спину грифону.

«Лети, Ветер! Мы ее найдем!»

«Куда?» – печально спросил грифон, поднимаясь над замком.

«Куда угодно. Если понадобится, обыщем всю Империю. Нет, подожди. Деревня! Куда мы отвозили ее, помнишь? Думаю, она отправилась туда».

Ветер стрелой помчался вперед.

Им не пришлось обыскивать всю Империю. Лошади не под силу тягаться с грифоном, Ветер нагнал ее еще до заката. Расседланная кобыла мирно жевала траву. От дороги ее отделял ряд широких сосен. Под соснами лежала сбруя, рядом две седельные сумки, свернутая попона. На попоне – короткий меч в ножнах, принадлежавший, наверное, какому-нибудь невысокому юноше из рода баронов Дилосских.

Тагрия сидела в траве, склонив голову. Сверху Кар увидел ее черный вдовий наряд, простой чепец, из-под которого выглядывала светлая коса, ловкие пальцы, перебиравшие собранные в подол алые ягоды. Большего он разглядеть не успел – Ветер кинулся вниз так поспешно, словно мог опоздать снова. Кар запрокинул от неожиданности голову. Кобыла испуганно всхрапнула и бросилась наутек. Ветер повел плечами, так что Кар почти упал на землю. И услышал гневное:

– Ты напугал мою лошадь!

Ветер затанцевал с извиняющимся видом – можно было подумать, он и впрямь чувствует себя виноватым. Кар шагнул к Тагрии за миг до того, как грифон догадался подтолкнуть его клювом.

– Прости за лошадь, малышка.

Она вскочила, когда увидела Ветра – да так и осталась стоять, бледная, с пылающими щеками. Ягоды из подола высыпались в траву. Под мешковатым платьем угадывался небольшой, но уже заметный живот.

– Тагрия. Куда ты едешь?

– Домой. Куда еще?

– В деревню? Что ты собралась делать там одна?

Тагрия с вызовом вскинула голову:

– Ты думаешь, я не справлюсь?!

– Я думаю, нет ничего, с чем бы ты не справилась, малышка, – искренне сказал Кар. – Но деревня неподходящее место для тебя, к тому же с ребенком…

– Ребенок родится только зимой, – перебила она. – У меня хватит денег нанять рабочих починить дом, а потом я уж как-нибудь проживу. И не думай, будто бы что-то там мне должен! Я взрослая, я…

Говоря, она взмахнула руками, будто защищалась, и Кар увидел его – золотой перстень с крупным зеленым камнем в форме звезды, подаренный когда-то матерью. Простое серебряное колечко удерживало его, не давая соскользнуть с тонкого пальца баронессы Дилосской.

Почему-то все стало ясным только теперь, как будто блеск изумруда проделал дыру в мрачном занавесе, и сквозь нее наконец-то пробился свет. Кар так и не смог потом вспомнить, что говорил, стоя коленями на раздавленных ягодах и прижимая к мокрому лицу ее руку с перстнем. Помнил лишь, как Тагрия заплакала, по-детски, навзрыд, а в следующую минуту Кар уже нес ее на руках к напружиненному перед прыжком Ветру. Золотые крылья умчали их прочь от пыльной дороги, от Дилосса, от сбежавшей кобылы и забытых под соснами сумок.

Остатки заката растянулись вдоль края неба желтой полосой. Серый полусвет, замерший над Империей, не спешил уступать дорогу ночи, и та не спорила, не требовала своих прав. Ей некуда было торопиться. Так же, как некуда было торопится летящему над вершинами леса грифону. Могучие крылья, способные обогнать ветер, чье имя грифон с честью носил, взмахивали размеренно и неспешно. Неспешно текли мысли огромного зверя. Мир, охвативший его сердце, был отражением спокойствия всадников.

Тагрия молча прижималась к груди Кара. Глаза ее были закрыты, но Кар знал, что она не спит. Что ей хорошо. Что ей нет сейчас дела до прошлого и до будущего – тоже. Она хочет лететь так вечно, чтобы вечно ее обнимали его руки, а встречные потоки трепали волосы, с которых давно сполз глупый вдовий чепец.

Соблюдая обещание, Кар не пытался заглянуть в ее мысли. Но чувства Тагрии были открыты и ему, и Ветру, и оба, не заговаривая об остановке, длили и длили полет – просто чтобы доставить ей удовольствие.

Когда вечерние тени принесли прохладу, Кар закутал Тагрию в свой плащ. Обнял снова, прижался губами к ее виску. Не увидел, а почувствовал ее улыбку. Он сказал бы, что не достоин ее любви, что не смеет рассчитывать на прощение, что лучше нее нет никого в целом свете. Но Тагрия не ждала слов, не сейчас. И Кар молчал, только время от времени целовал непослушные прядки ее волос.

Пришло время, и все трое поняли – теперь можно устроить привал. Ветер сделал круг над лесом, выбирая место. Кар с опозданием подумал, что не захватил в дорогу ничего. И тут же услышал шепот:

– Мои вещи все там остались…

– У меня тоже ничего нет, – ответил он. Усмехнулся: – В прошлый раз я был умней. Я хотя бы взял одеяло!

Невесть почему это показалось им забавным. Кар и забыл, как легко смеется с нею вдвоем. Ветер довольно проклекотал, заставив их рассмеяться еще громче, до слез. Смеясь, ступили они на мягкую траву лесной прогалины, как в уютную комнату в окружении зеленых стен. Совсем рядом, невидимая за деревьями, журчала речка.

– Вода у нас будет, – сказал Кар. – Но ты голодна, Тагрия.

– Нет! То есть не очень. Я могу потерпеть.

– Я мог бы приманить кого-нибудь, развести костер…

– Нет, не уходи! – Тагрия испуганно прижалась к нему, но тут же воскликнула: – А костер давай сделаем! Смотри, сколько дров!

Поваленных стволов и впрямь было в избытке. Ломая толстые ветви и складывая костер, Кар видел сквозь полутьму, как Тагрия шептала что-то Ветру, наглаживая обеими руками его перья. Волны грифоньего удовольствия были, как теплый прибой.

– Подожди! – воскликнула она, увидев, что Кар собирается призвать огонь. – Я… вот!

Тагрия упала на колени возле сложенных кучкой дров. Протянула раскрытые ладони. Ее обращение к Силе было неловким, как трепыхания новорожденного грифончика, но огонек вспыхнул сразу, угас, ожил снова… И затрещал, охватывая сухие ветки. Тагрия подняла довольное лицо.

– Как? – только и спросил Кар.

– Я просто очень хотела.

– Это… невероятно, малышка. Ты и впрямь всегда добиваешься своего!

– Не всегда, – возразила Тагрия, погрустнев. – То есть… я думала, что…

– Тагрия. Что мне сделать, чтобы…

– Куда мы летим? – перебила она.

Кар ответил, шевеля ветки, чтобы огонь распространился быстрей:

– Я должен вернуться на восток. Там остались маги, они ждут императорского решения. Они даже не надеются на такие добрые вести. Император отдал нам Долину, Тагрия. Мы возвращаемся домой.

– А… я?

– Долина – дом магов, – улыбнулся Кар. – Ты маг. Твое место в Долине.

– Я ненастоящий маг.

– Самый настоящий.

– А ты будешь теперь с ними? Ты…

– Сильнейший. Знаешь, что это такое?

– Я помню, – сказала Тагрия. – Я все помню, что ты рассказывал.

Высокие, черные в темноте ели окружали их, целились в небо исполинскими стрелами.

Огонь разгорелся, освещая алым лица, золотую шерсть Ветра. Грифон улегся неподалеку, спокойный, удовлетворенный. Закрыл глаза, но не спал. Слушал.

– Значит, все будет как раньше?

– Как раньше – нет. Не будет больше рабства. Не будет убийств и крови. Долина теперь часть Империи, ее обитатели такие же подданные императора, как и все, только власть храма на нас не распространяется.

– А ты возьмешь туда всех, ну… ненастоящих, как я? Как Исара?

– Да, – ответил Кар и понял, что дает обет, который ему придется исполнить. – Всех, кто захочет. Обещаю.

– И все будут учиться магии?

– Да.

– Как она и мечтала, – прошептала Тагрия. В свете пламени Кар видел огоньки в ее глазах. – Школа колдунов…

– Да.

– А если не будет крови, что это значит? Что магия будет только слабой? Познанием?

– Познание – это не слабая магия, Тагрия. Это ее начало, только и всего. Что касается крови, научимся обходиться без нее. Когда-то маги это умели. Значит, есть пути и значит, мы будем их искать. Мой учитель, оказывается, начал эту работу. Нам предстоит ее продолжить.

– А если их не найдется, этих других путей?

– Будем обходиться собственной Силой, – ответил Кар, отправляясь за новой порцией дров. Вернувшись, спросил: – Это лучше, чем остаться вовсе без магии, согласна?

– Да! А… почему ты так улыбаешься?

Кар подложил веток в костер. Сел рядом, притянул ее к себе за плечи.

– Я соскучился по твоим вопросам, малышка. Значат ли они, что я прощен?

И впервые заметил в ней лукавство, когда Тагрия с улыбкой отстранилась:

– Не знаю, я пока не решила. Я еще поспрашиваю, можно?

– Сколько угодно.

Но Тагрия не спешила задавать следующий вопрос. Веселость ее исчезла, голос прозвучал тихо и печально:

– Когда я была там… Ну, у магов…

– Ты ждала меня. А я не пришел.

– Нет! – Тагрия даже замотала головой. – Я же знала, чего они хотят, чтобы ты пришел и достался им! Меня же нарочно для этого не убили, даже когда я чуть не сбежала. Я надеялась, что ты не придешь!

Кар не нашел слов, достойных ее преданности. Молча поцеловал ей руку. Тагрия смотрела без улыбки.

– Там был один мальчик, – сказала она. – Он сказал, что ты… Что он твой сын.

– Это правда.

– Он еще сказал, что ты… изнасиловал его мать. И бросил. Это тоже правда?

– Нет! Поверь мне, пожалуйста. Я не насиловал Лаиту, скорее, она меня. Правда, она сделала это, защищая свою жизнь, так что вряд ли можно ее винить…

– От чего защищая?

Кар вздохнул. Тагрия смотрела с тревожным вопросом. Как и прежде, казалось невозможным утаить от нее хоть что-то.

– От меня. Я хотел ее убить.

– Почему?

– Лаита, герцогиня Тосская – та самая женщина, которая помогла в убийстве императора Атуана и рассказала всем, что это сделал я. Из-за нее я бежал, из-за нее потерял все. И угрожал тебе смертью.

Тагрия молча смотрела. Глаза ее на бледном лице казались огромными.

– Мне было тогда девятнадцать лет, Тагрия. Я верил, что мечом можно исправить несправедливость.

– А потом у нее родился ребенок, и ты…

– Поначалу я не знал. Когда узнал, Моурет уже был герцогом Тосским, а его мать содержалась в заключении. Я не стал ничего менять.

– А теперь что с ними будет?

– Император помиловал Лаиту. Моурет отправился за ней. Едва ли мы еще встретимся.

– Он мечтал тебя убить.

– Я сам – отцеубийца, Тагрия. Мне ли осуждать моего сына, даже если однажды он и впрямь придет за мной?

– Но я не хочу! – воскликнула она. – Почему всегда все получается плохо?

– Не знаю, милая.

Костер трещал, рассыпая искры, что поднимались и улетали вверх, к звездам. Тагрия отвернулась к огню. Кар видел, совсем близко, ее профиль с золотящимися веснушками, торчащие прядки волос. Тонкие пальцы, переплетенные на колене, и на одном из них – свой перстень. Протянулся обнять ее, но, после всех признаний, не решился. Незаметно убрал руку. Тагрия сказала задумчиво:

– Не бывает все просто, да? И не будет.

– Наверное.

– Скажи… мы ведь сейчас не на восток летим.

– Нет, – Кар старался говорить спокойно. Не получалось. Подобное волнение он испытывал впервые. – Мы должны прежде побывать еще в одном месте. Это очень красивый замок неподалеку от столицы. Там на озере водятся удивительные лебеди… Мы охотились на них с императором в детстве.

– Что мы там будем делать?

– Там я представлю тебя хозяйке замка. Надеюсь, ты ей понравишься… Надеюсь, она будет счастлива…

– Да кто это – она?!

Кар переломил подобранную с земли еловую ветку. Бросил в костер. Посмотрел, как вспыхивают сухие иголки.

– Моя мать, Тагрия. Знаешь, даже у негодяев бывают матери.

Он ошибался, считая себя почти мертвым. Только живой способен волноваться, думая, как приведет к матери молодую невесту. И бояться, что невеста может еще передумать. И неметь, не решаясь задать вопрос. Ветер поддержал его волной теплоты. Кар повернул голову – у Тагрии в глазах блестели слезы.

– Значит, это по правде? Насовсем?

– Да, – выдохнул он. – Тагрия… Я преклонил бы колени и просил бы тебя принять мое кольцо…

– У меня оно уже есть.

– Да. Оно связало нас крепче всех клятв. Прости, что я этого не понимал. И еще… То, что было тогда ночью между мной и Кати, произошло потому, что она собиралась умереть. Понимаешь? Это была ее воля, ее право – требовать чего угодно. Пожалуйста, пойми и не держи зла…

– Она спасла Бетарана и меня, – перебила Тагрия. – А потом спасла нас всех. Как я могу на нее держать зло?

– А на меня? Я знаю, какую боль тебе причинил. Но, клянусь, если ты простишь мне этот единственный случай, тебе никогда больше не придется ревновать. Клянусь. Нет, только не плачь, Тагрия!

– Я не плачу. Это само плачется!

Тогда Кар обнял ее, притянул к себе на колени. Он не думал, не планировал большего. Он подарил бы ей церемонию пышней императорской свадьбы, он заставил бы новоявленного Верховного жреца исходить гневным бессилием, торжественно сочетая колдуна с женщиной из истинных людей. Но все это оказалось неважным. Тагрия прижалась к нему всем телом, Кар ощутил ее страсть, а Ветер вскочил и устремился в небо.

«Вы опять сговорились!» – успел подумать ему вслед Кар.

«Радуйся», – посоветовал, улетая, грифон.

И Кар возрадовался – расстелив, за неимением лучшей постели, свой щегольской придворный плащ. Он был очень осторожен, боясь навредить малышу, а Тагрия улыбалась, отзываясь на его прикосновения, и не боялась ничего на свете. Трещали, сгорая, сучья. Блестели радостью ее глаза. Когда стали едины их тела, Кар вошел наконец и в ее мысли. Увидел – себя в ее девичьих мечтах, отраву разочарования, долгие супружеские ночи. Увидел ее тоску и отвращение, упорство, с каким Тагрия запрещала себе представлять вместо мужа другого. Представлять его, Кара. Всегда только его.

– Я тебя ждала, – прошептала Тагрия. – Всегда ждала…

– Знаю, милая. Прости, что так долго шел.

Когда вернулся Ветер и накрыл их развернутым крылом, смущение и тайны остались в прошлом. Тагрия счастливо дышала ему в плечо, Кар обнимал ее и следил, замирая от нежности, как сон заволакивает ее сознание. Темнота и смерть бежали, не в силах тягаться с ней, чья любовь была преданностью, а преданность – силой, не знающей поражения.

Тагрия, дочь разорившегося трактирщика, могла бы запутаться в собственных званиях. В Империи ее называли вдовствующей баронессой Дилосской и нареченной невестой его высочества брата-принца. Ей довелось стать невольной свидетельницей спора – какой титул должно присвоить супруге брата-принца, учитывая, что за всю историю в Империи не бывало такой дамы? Спор вышел довольно жарким; все сходились на том, что лучше всего его высочеству не создавать затруднений и остаться неженатым. Карий, выслушав ее смущенный пересказ, лишь рассмеялся. Когда бы не положенный траур по Морию, он взял бы Тагрию в жены еще до отбытия на восток, где побежденный народ магов дожидался своего Сильнейшего.

Саму Тагрию это не заботило вовсе. Она принадлежала своему мужчине душой и телом с тех пор, как легла с ним на расстеленный в траве у лесного костра плащ. А если по правде – с тех пор, как тяжелый золотой перстень с изумрудом впервые лег в ее детскую ладошку. И какая ей разница, что говорят люди?

Здесь, в Долине, где не в чести имперские брачные обычаи, ученица восстановленного магического курса Тагрия звалась подругой Сильнейшего – не титул, всего лишь обозначение, но сколько почета оно принесло! И сколько тайного гнева, сколько отвращения к дикарке, поставленной вровень с магами!

Карий называл ее «Моя Тагрия». Только это было по правде важно.

По мягкой траве спустилась она к озеру, прошла по песку – на нем, белоснежном, виднелись отпечатки грифоньих когтей и босых человеческих ног. Остановилась у воды. Поверхность ее казалась спокойной только на первый взгляд. Озеро Долины было глубоко и опасно для ныряльщика. Там, в голубой дали, ледяная вода горного потока смешивалась с другой, горячей от подземного огня. Их вечное противоборство вырывалось наружу фонтанчиками брызг. По утрам озеро затягивал пар.

Долина Владеющих Силой лежала вокруг тенистой красотой плодовых деревьев, ароматом густых трав, белым руном пасущихся овец и отблесками солнца на шкурах немногочисленного теперь драконьего стада. Высокие скалы с острыми, словно заточенными вершинами окружали ее; на склонах, между редких пятен травы и серо-зеленых мхов дремали грифоны. С первых дней возвращения они стали разбиваться на пары, и многие самки теперь ожидали появления птенцов; довольные собой самцы днем и ночью оглашали Долину гордым клекотом.

Люди медленнее привыкали к мирной жизни, но у них каждодневные хлопоты мало-помалу вытесняли собою ужасы долгой войны. Восемь лет в Долине хозяйничали жрецы, и надо отдать им должное: порядок царил образцовый. Лишь темные пятна гари на стенах да высокие курганы общих могил вдали от пещер напоминали о разыгравшемся здесь сражении. К немалому удивлению и радости магов, бережно сохранена библиотека, прибраны и оставлены нетронутыми учебные помещения. Только жертвенные комнаты на нижнем ярусе города оказались пусты: столы и сосуды для крови вынесли оттуда и уничтожили.

Но все же трудиться вернувшимся пришлось немало. Собирать тяжелые плоды хлебных деревьев и кормить грифонов, готовить пищу для себя и выделывать драконьи шкуры, превращая их в тонкий блестящий материал одежд и занавесей – теперь маги все делали сами. Это раздражало их, привыкших к услугам рабов, но это же и не оставляло им времени на перечисление потерь и обид. И к лучшему, как говорил Карий.

Вновь заседали Сильные в Зале Совета; два лучших мастера Силы заняли места в нем вместе с Лэйном и Сильнейшим. Снова наполнился учениками Зал Познания. На его каменных скамьях теперь сидели маги-полукровки и с ними рядом истинные люди: Зарамик, преданный оруженосец Кария и Сабрил, бывший воин храма. И Тагрия.

Не больше месяца оставалось до появления на свет ее ребенка – единственного напоминания о несчастливом браке с Морием. Но Сильнейший, кладя руку на ее живот, говорил уверенно «Мой сын», и Тагрия растворялась в теплоте его глаз, а прошлое стиралось из памяти, как неловкий предутренний сон.

Задумчиво посмотрела она в воду, на свое зыбкое отражение. Изысканно-печальный наряд, пошитый специально к императорской свадьбе, немного странно выглядел в Долине. Но лучший столичный портной потратил столько сил, стараясь совместить приличествующий вдове траур с ее новым положением и новой фигурой, что Тагрии жаль было выкинуть платье, надев всего раз. К тому же сегодня оно пришлось вполне под стать настроению.

Далекие вершины покрывал снег. В мире по другую сторону этих вершин наступила зима. Холодные ветра заносили снегом почерневшие леса, заставляя людей жаться ближе к затопленным печам и каминам, ледяные корки стягивали реки. Казалось почти невозможным поверить в это, здесь, в Долине. Здесь было тепло. Теплый песок лежал под ногами, теплый воздух поднимался от земли, ласково обтекал плечи, и теплые солнечные лучи гладили их сверху. Пахло свежестью, фруктами и грифоньей шерстью.

Древние маги, создатели Долины, задумали ее местом познания и размышления, далеким от обычных людских забот, таких, как смена времен года, жатвы и посевы, рождение и смерть. Нынче их потомки вернулись, чтобы остаться здесь навсегда. С собою они принесли заботы телесные и душевные, каких не знали праотцы. Многие беды остались за спиной, многим еще предстояло случиться. Болезни и скорая старость поджидали тех, кто веками пользовался чужой Силой, расплачиваясь за свою молодость загубленными жизнями, не считая их сколько-нибудь значимой ценой. Теперь все было иначе. Тагрия видела их каждый день – пока еще молодых, пока еще красивых. Прилежно посещая занятия, она с жадностью ловила каждое слово, потому что знала, как торопятся они передать свои умения, как не ждут уже ничего для себя и хотят одного – не дать исчезнуть магии. Не допустить, чтобы история Владеющих Силой закончилась навсегда. Сердце плакало от вида их суровых лиц.