Текст книги "Искупление"

Не раз и не два звучали предложения использовать для Силы кровь добровольцев; находились и желающие пожертвовать всей или частью своей крови. Карий сказал «Нет». Тагрия не спрашивала – почему. Однажды она сама предложила ему свою кровь, могла бы сделать это и снова. Но ей, единственной из всех, доводилось видеть, как белеют его плотно сжатые губы, как подолгу он замирает и смотрит в пустоту, как со стоном утыкается лбом в каменные стены. Как просыпается с криком, всегда одним и тем же: «Кати!» А потом хватает ее, Тагрию, как будто она одна способна защитить его от кошмаров, и засыпает снова, прижавшись лицом к ее груди.

Но приходило утро, и он опять становился Сильнейшим – твердым и холодным, будто каменное изваяние. Правителем, чье слово закон для подданных. Тагрия любила его и таким. И жестоким, и ласковым, шепчущим в темноте ее имя, и несчастным, зовущим во сне другую. Он был Карий. Ему Тагрия прощала все.

Лишь вчера золотой Ветер принес их обратно домой. Столица еще продолжала праздновать императорскую свадьбу; Карий оставался там ровно столько, чтобы не вызвать скандала. В памяти жил блеск венчальной церемонии: алые жреческие сутаны, пурпур и золото императорских одежд, белое с золотом платье юной императрицы. Великолепие разукрашенного двора. Музыка, цветы, драгоценности. Хор льстивых поздравлений. Вино, танцы. Бесчисленные яства. Еще вино, еще музыка, еще поздравления. Несчастные глаза невесты, догадавшейся уже, какая жизнь ее ждет. Холод, исходивший от императора. Отчаянная, до крика, до смерти, боль Кария. Их ничего не значащие улыбки, разговоры, когда оба смотрели куда угодно, лишь бы не друг на друга. Под роскошными одеждами, под светским весельем, и принц, и его брат император были едва живы. Тагрия видела все, все чувствовала и к концу дня сама себе казалась сплошной кровоточащей раной.

Она хотела бы забыть, не думать. Но если забыть о злополучной свадьбе, на память сразу приходил разговор с Бетараном. И тогда Тагрия не могла удержаться от слез.

Когда послышались негромкие шаги, она не стала оборачиваться: Тагрия узнала бы их даже в полной темноте с завязанными глазами. Конечно, это Ветер заметил ее тоскующей у озера и отправил на помощь Сильнейшего. И Сильнейший пришел – как будто бы не у него выше головы других, важных дел! «Ох, дождешься ты у меня, Ветер…»

– Не ругай его, – сказал Карий. Остановился у Тагрии за спиной, обнял. Поцеловал в макушку. – Я сам спросил, где ты. Почему ты плачешь?

– Я не плачу.

– Тагрия. Почему?

Прижавшись, Тагрия потерлась затылком о его плечо. Руки Кария скользнули по ее груди и сцепились на животе, большом и круглом. Оттуда, из живота, им отозвалось довольное шевеление.

– Он всегда от тебя дергается, – сказала Тагрия.

– Знает, как я его люблю. О чем ты плакала?

– Из-за Бетарана.

– Не сердись на него, милая. Он еще очень молод и глуп.

– Он сказал, что больше всего на свете ненавидит колдунов! – Тагрия не удержалась и всхлипнула. – Что раз я выбрала колдуна, я ему теперь никто! Он не хочет меня больше видеть!

– Тагрия, – Карий развернул ее к себе, заставил посмотреть в лицо. – Послушай меня. В твоем брате говорят обида и ревность. На самом деле он любит тебя. Ты маг, Тагрия! Неужели ты сама не видишь его чувства?

– Но почему он так?!

– Он молод, – повторил Карий. – А еще он очень упрям. Как и ты, моя Тагрия. Вы оба не умеете признавать поражений.

– Ну вот еще, – фыркнула Тагрия сквозь слезы.

– Об этом я и говорю, – улыбнулся он.

– Какой-то жрец услышал, как мы кричали. Отругал его. Сказал, жрецы борются против колдунов из любви к Богу и к Империи, а не из ненависти, что ненависти в сердце жреца быть не должно, а если Бетаран этого не понимает, то и в храме ему делать нечего.

– Что же ответил Бетаран?

– А ничего. Он ничего не понял!

– Дай ему время повзрослеть, и он, может быть, поймет. Почему ты сразу мне всего не рассказала, Тагрия?

Без бороды и с короткими, как принято у магов, волосами, Карий снова казался очень молодым. Тагрия знала, что дело здесь не только в гладко выбритом подбородке. Его Сила, та самая, проклятая, полученная из крови Сильной Кати, спасшая недавно целый мир, все еще не иссякала. Карий ненавидел эту Силу и ненавидел себя за то, что использует ее. Тагрия ничем не могла его утешить.

Его глаза смотрели с тревожной заботой, проникали в самое сердце. Тагрия больше не закрывалась от его взгляда – зачем? Но Карий нечасто заглядывал в ее мысли, разве только в самые нежные минуты вдвоем. Вот и сейчас он ждал ответа, хотя мог увидеть его и сам.

– Потому что, – Тагрия снова отвернулась и прижалась к нему спиной. Сказала тихо, глядя в воду: – Ты тоже поссорился с братом.

– Да.

– Он знает… про то, что знаю я? Что было… ночью?

– Нет, – ответил Карий. – Довольно и того, что знает он.

Тагрия почти глазами видела темноту у него внутри. Он был принцем Империи и Сильнейшим народа магов и, конечно, не нуждался в защите, но так хотелось закрыть его собой, заслонить от мрака и боли! Карий почувствовал, обнял ее крепче. Так они долго стояли, обнявшись, и смотрели на озеро, на грифонов, что садились и взлетали со скал. Тени удлинились, обещая скорое наступление ночи. На берег выходили окончившие дневные дела маги, сбрасывали одежду, смуглые тела мелькали в голубой воде. Грифоны присоединялись к своим купающимся друзьям. Звучал смех. Кое-кто направлялся было приветствовать Сильнейшего, но, видя его погруженным в задумчивость и Тагрию в его объятиях, останавливались. Близко никто не подходил.

– Жрецы вернулись от Злых Земель вдохновленными, – заговорил наконец Карий. – По их молитвам был восстановлен заслон, и наш мир спасен от угрозы звероподобных. Некоторые настолько уверовали в свои силы, что принялись молиться и просить о разрушении заклятия подчинения. Кое-где…

– Получилось? – спросила Тагрия, потому что он замолчал.

– Не у всех. Пока достоверно известно об одной деревне в приморье. Все жители вернулись к нормальной жизни. И еще одна дворянская семья, с них все и началось. Я узнал только перед отлетом. Тогда же узнал и Верховный жрец. Через час храм уже кипел…

– Представляю, что теперь начнется!

– Хорошо, если будет разрушено заклятие. Мы сами должны бы исправить зло, да где взять столько Силы? Но власть храма снова укрепится, и сможет ли Эриан их обуздать… не знаю.

– Жрецы будут всем заправлять, да? Им того и надо!

– Да, – сказал Карий. – С тех пор, как император Атуан не позволил им убить нас с матерью и сделал меня братом-принцем, уважение к храмовым законам пошатнулось. Потом Эриан объявил магов своими подданными – можно сказать, отменил главный храмовый закон. А жрецов за годы Нашествия стало вдесятеро больше. Теперь их власть усилится…

– Что же нам делать? – спросила Тагрия. – Что останется нам?

Карий ответил не сразу. Но когда он заговорил, голос его звучал твердо:

– Надежда, моя Тагрия. Нам остается надежда. Родятся дети, – его руки погладили ее живот, – вылупятся грифоны. Мы выжили, это самое главное. Когда-нибудь мы научимся этому радоваться.

– А наши братья… они когда-нибудь будут снова с нами?

– Я надеюсь, – прошептал над ее ухом Сильнейший. – Надеюсь всем сердцем!