Текст книги "Амфитрион"
Автор книги: Анна Одина
Жанр: Городское фэнтези, Фэнтези
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)
23. Прощание героя с Героем
Внутри все оказалось вполне в стиле Магистра – каким он виделся Мите с учетом накопленных о нем представлений. Старый замок был почти не тронут – а с каких точно времен, Дикий затруднился бы сказать. По ощущениям этой твердыне было не меньше двух тысяч лет, и ощущения нашего героя почти не лгали. Расположенная на двойной горе Монте Берниса двойная же цитадель стала некогда объектом целого крестового похода.
В конце одиннадцатого века крепость, стоявшая на великой Via Augusta{38}38
Via Augusta – Августова дорога, ведшая через весь Иберийский полуостров в Рим. Альморавиды и Альмохады – конкурирующие арабские династии в валенсийских землях.
[Закрыть], была занята арабами аль-моравидами, которые взбунтовались против господствовавших тогда в Валенсии аль-мохадов. Сарацинский междусобойчик завершился приблизительно через сто лет победой последних, но без разрушительных последствий для Хативы. Каменная крепость по-прежнему безмятежно попирала иберийскую землю, а вот откуда она выросла на двойном холме и кому принадлежала до аль-моравидов и – мохадов, нам неизвестно. (Логично, впрочем, предположить, что укрепление на стратегической дороге, шедшей из Рима через Пиренеи до самого Средиземноморского побережья в Картахену и Кадис, и само было римским.) Спустя же еще какое-то время 22 мая 1244 года король Хайме I Арагонский по завершении пятилетнего крестового похода и полугодовой осады занял героически обороняемую маврами Хативу и даже подписал с сарацинами соответствующий Хативский договор, сохранившийся до сих пор. И уже через два года город, над которым возвышался замок (где Митя, получивший до ужина час свободного времени, с любопытством бродил), заселили каталонцами и арагонцами.
Читатель, наверное, нетерпеливо ждет продолжения и завершения судьбоносного разговора. Но все, что в этот странный день и час вливалось в глаза и уши Мити, все слова и названия, что далекой эоловой арфой звенели на ветру и пробуждали в голове его смутные ассоциации и туманные мысли, – все это было неспроста, ибо нет ни одного звука или цвета в Творении, которые звучали или цвели бы просто так. Тем более в окружении Магистра. Но час прошел, и Митя, послушный непонятной топографической уверенности (никто, кого можно было заподозрить в принадлежности к обслуге, его не провожал), отправился в обеденный зал. Он не очень проголодался, но назначенному ужину был рад: уже какое-то время ему казалось, что за ним наблюдают, и ему хотелось избавиться от этого ощущения.
Мадемуазель Монферран нигде не было видно. Бесконечный дубовый стол, на котором можно было бы, наверное, провести хороший рыцарский турнир, был накрыт на два куверта: один, Митин, был образцовым, а второй состоял из одного лишь хрустального бокала, да и тот незамедлительно перекочевал в руку Митиного гостеприимного хозяина. Неподалеку от него на доске камина лежала какая-то небольшая толстая книжка в бумажной обложке. Повинуясь приглашающему жесту, Митя уселся за стол и – насколько позволяли натянутые нервы – отдал дань угощению, которое мы, с позволения читателя, описывать не будем, заметив лишь, что оно было изысканно, лаконично и не имело ничего общего с испанской национальной кухней.
«Что ж он ничего не ест? – думал Митя, запивая ужин отменным красным вином. – Прямо как Дракула. А я, получается, Джонатан Харкер, только Мину он уже совратил».
Магистр не мешал Мите ни есть, ни думать крамолу, только иногда делал глоток вина, да еще, без труда дотянувшись до paperback[62]62
Paperback – дословно «бумажная спинка», книга в мягкой обложке (англ.).
[Закрыть], с большим интересом его листал.
– Вам понравился Рибера? – внезапно спросил он, застав этим вопросом Митю врасплох.
– Э-ээ… – протянул Митя, для верности ухватившись за бокал, – какой Рибера? Художник?
– Да, – улыбнулся Магистр, – извините, следовало вас предупредить. Вы не заметили, что за вашими перемещениями по замку наблюдают глаза?
Митя нахмурился. Так вот чем объяснялось ощущение слежки.
– Это и был Рибера, – провозгласил Магистр и пустил к Мите лист бумаги, спланировавший на дубовую панель так гладко, как будто был заколдован. На листе были глаза, много глаз.
– Хосе де Рибера родился в Хативе – в городе, а не в замке, конечно, в спокойном конце шестнадцатого века, потом (как хочется представлять, прямо по той же самой Via Augusta, по которой ездили отсюда, из замка, римские папы) удалился в Рим и стал, знаете ли, Митя, выдающимся тенебристом. Одним из tenebristi, – похоже, русификация этого направления в живописи Магистру не понравилась, и он счел нужным вернуть ему итальянское название, – знатоком света, тьмы и их взаимоперехода.
Митя с увлечением слушал этот рассказ, с усилием вспоминал Риберу из материнского альбома о музее Прадо и, бросая на Магистра оценивающие взгляды, думал, что вот эту сцену в старом замке с едва освещенной обеденной залой Рибере было бы в самую пору и написать. Магистр недолго постоял возле камина и отошел – так что Митя не успел ни разглядеть его получше в отблесках пламени, ни мысленно примерить на него мантию tenebroso. Странное ощущение посетило Митю: как будто хозяина замка держали на земле только окна, камины и кресла. Что же будет, если их убрать?
Магистр неторопливо приблизился к окну и теперь, по-видимому, озирая из него огни полуспящего города, продолжил:
– Вы не дошли до двух портретов? У меня… у нас, – поправку эту Магистр, вообще не злоупотребляющий любимым всеми личным местоимением, произнес как будто с удовольствием, – ведь тут подлинники, что бы ни утверждали таблички в галереях, где висят копии. Так вот, на одном портрете Хосе де Рибера изобразил святую Агнессу, образцовую девственницу и покровительницу всяческих, как можно понять из ее имени, агнцев, – разговор велся на русском, и каламбур дался Магистру без труда, – в том числе дев, подвергшихся насилию. Она почти полностью укрыта отросшими за одну ночь волосами и изображена в молитвенной позе. А на другом изображена святая Мария Магдалина. Кающаяся. Волос на ней значительно меньше, но поза не менее молитвенная.
Митя молчал, ожидая, что за этим рассказом последует мораль. И она последовала.
– Сходите, мистер Дикий, посмотрите на них. Расскажете потом, что увидели. Увидимся в кабинете, если, конечно, вам не захочется спать сразу после ужина.
Все это – и гостеприимство, и распланированная программа вечера, и дружелюбно-повелительный тон – совершенно не укладывалось в Митино изначальное представление о том, как пройдет визит. Пораженный, он безропотно позволил показать направление к картинам Риберы и, поблагодарив за угощение, вышел. Магистр тоже ушел.
Когда Митя явился в кабинет хозяина замка, тот сидел за письменным столом и что-то быстро набирал на клавиатуре ноутбука. Мите он кивнул приветливо – располагайтесь, мол. Митя устроился в кресле, быстро отфиксировав, что кабинет просторен и, хотя находится все в тех же исторических стенах, совершенно приспособлен для работы. Не было никакого сомнения в том, что ноутбук Магистра связан невидимыми нитями со всей его империей, а дубовые панели, закрывающие холодный камень стен, вмещают в себя дисплеи и прочую неинтересную техническую чепуху.
– Я посмотрел, – сказал Митя.
– М-ммм?.. – протянул Магистр, что-то дописал и захлопнул ноутбук, который с готовностью утонул в столешнице. – И что же?
– У них одно лицо.
Магистр удовлетворенно кивнул.
– Странно, не правда ли?
– Да, загадка… Но мне не привыкать: вокруг меня последние полгода одна огромная загадка, а хотелось бы, наконец, и узнать хоть какую-нибудь жалкую отгадочку! – с неожиданной для него самого горячностью выпалил Митя.
– Так вперед же, мистер Дикий! Папка, что была выдана вам как экипировка в походе против московских хлебоделов, по-прежнему при вас. Это меня… греет.
Сделав это странное заявление, Магистр изготовился слушать: устроил локти на подлокотниках, свел кончики пальцев и, положив ногу на ногу, чуть отъехал от стола в преудобном офисном кресле. Тут Митино терпение, наконец, лопнуло.
– Да вы что, – Митя поднялся, подошел, хлопнул папкой о стол перед Заказчиком, подавил в себе желание извиниться, – смеетесь надо мной? Вы же все знаете, какой смысл пересказывать эти игры в казаки-разбойники? Я выполнил оба ваши задания. Восстановился на работе главным редактором. Помирил этих треклятых булочников ценой бесконечных извилистых интриг, беготни между Лондоном, Москвой и Ряжском, сменой лица, ценой перестрелок и… и…
– Все так, и я признателен вам, – Магистр уважительно склонил голову на пару сантиметров. – Теперь насущный хлеб всей великой Руси находится в руках компании «Гнозис», а вернее, в руках ее материнской компании, непоследовательно называемой Niña, то есть «Детка».
– И все?! – Митя со странным удовольствием почувствовал, как отдых, ужин, вино и вполне доброжелательный настрой Магистра наполняют его силой и уверенностью в том, что наконец-то после всех этих загадок, светло-серых и вороных лошадей, юных наложниц, двойных портретов, мавров и крестоносцев он сможет выплеснуть на своего нанимателя хотя бы малую толику той бушующей злости и растерянности, которые поедом ели его душу. – Все?! Все это – заманивание меня в гипнотические сети ненастоящего трудоустройства, демонические шуточки с венецианскими берегами, сны о несуществующих землях и трактате дона Родриго, интернациональная гонка с препятствиями, предательство Алены, – он поперхнулся, но мужественно заставил себя продолжать, – все это ради такой пошлости, ради денег? Вам что, – Митя красноречивым жестом обвел помещение, вобрав в него двойную гору, на которой стоит замок, и подразумевая город под ним, – этого мало? Мало Лондона и бог знает еще каких филиалов вашего «Гнозиса»? Мало власти, которая и так простирается черт-те куда?
Заказчик молчал, не меняя позы, и внимательно слушал. Тогда Митя подошел к столу, эффектным движением раскрыл папочку на странице, отмеченной скромной самоклеющейся закладкой, и ткнул пальцем в какие-то строчки.
– Думаете, я не раскопал истории об Одине? И о… – тут Митя перевернул несколько страниц, и его обвиняющий перст указал в пару строчек на листе, заложенном не менее скромной желтой закладкой, – об отставке английского министра обороны после случая с «Девлет-Гиреем»?
В глазах Заказчика, не сменившего позы и даже не опустившего взгляда на папку, засветилось что-то, что край сознания разошедшегося Мити, подававший безнадежные сигналы опасности, трактовал как удовольствие. Однако театрально аплодировать хозяин замка не стал, а вместо этого сказал:
– Что ж, очень хорошо. Зря вы, мистер Уайльд, оставили научную карьеру. И уж точно зря ушли в гламурную журналистику, когда могли бы отлично продвинуться на поприще журналистики международной или стать успешным политическим стрингером. Надеюсь, вы не ожидаете после этих откровений сакраментальной фразы: «Теперь вы знаете так много, что мне придется вас убить»?
Улыбки за вопросом не последовало. Митя немного остыл и сразу понял, что остывать было поздно. Папка существовала, она лежала на столе Магистра; Митя лично притащил в странный кабинет в недрах древнего замка большую красную ядерную кнопку, чтобы показать Заказчику, что он ею владеет, и чтобы, если понадобится, нажать ее так, чтобы не осталось никого, ни Магистра, ни Мити; и, уж, конечно, Магистру – как бы он ни реагировал – все это не могло понравиться. «Так что ж, – подумал Митя с отчаянным упоением, – если коготок увяз, хоть вдоволь наклююсь!» Он вернулся в кресло и бессознательно отзеркалил позу хозяина замка.
– Не ожидаю, – продолжил он ровно, – но я ведь пока и не закончил. Ваша китайская инсулиновая интрига привела меня в еще больший восторг, хотя подозреваю, что с поправкой на населенность Срединной империи ее жертвой стало гораздо больше людей, чем один униженный и раздавленный русский журналист, одна обесчещенная московская студентка и несколько боевиков, попавших под горячую руку каким-то потусторонним лучникам. Это же надо! – тут Митя даже всплеснул руками. – Пустить под откос половину лекарственной промышленности такого монстра, как Китай, устроить им инсулиновое эмбарго, поставить на уши всех китайских эндокринологов и чуть не погубить всех тамошних диабетиков, включая, заметим, и генсека… ради чего? Ответьте?
Магистр слегка пожал плечами, ничуть не меняя безмятежного выражения лица (впрочем, на протяжении всего разговора наблюдал он за Митей довольно внимательно).
– Ну как ради чего, Митя? А ради чего, по-вашему, мы взяли в кулак, – тут он расцепил руки и, протянув к Мите левую ладонь, сжал ее, а Митя неконтролируемо содрогнулся, как будто эта холодная злая длань сжала его собственную голову, – хлеб России? Ответ простой: чтобы контролировать.
– Китай-то вам чем не угодил?! – вскричал Митя, вспомнив, как он пару дней назад собирался ехать с Аленой и Петлом в Поднебесную как в страну, где ничто бы не напоминало ему о Заказчике.
– Ничем.
Магистр опустил руку, и у Мити стало немного легче в голове.
– Он не угодил мне ничем. Я просто люблю контролировать ситуацию – все ситуации – без каких-либо специальных причин. И всем всегда приходится с этим мириться.
Он любит контролировать ситуации. Причем искренне не видит разницы между контролем над промышленностью какой-нибудь некстати подвернувшейся страны и над судьбой кстати подвернувшегося человека. Митя почувствовал: диалог зашел в тупик, будто он дошел до цели по глухому коридору, но оказалось, что уперся лбом в стену. Только стена была непрозрачная, без путеводной камелии. Тогда он мысленно вернулся на перекресток и решил попробовать другой коридор. Получилось сбивчиво.
– Кстати… вы, наверное, хотели сказать, что Агнесса – непорочная, а Магдалина – распутная, но обе… обе они тем не менее святые? – Митю вдруг осенило. Он даже слегка подался вперед в кресле, упершись руками в подлокотники.
– Что? – спросил Магистр с искренним удивлением. – Вы думаете, я вначале продемонстрировал вам звездное небо над головою, а потом посредством этих портретов накинул на шею и затянул изысканную рифму о моральном законе внутри нас? Да еще вы, похоже, невероятным образом примерили эту мораль на любимую девушку? God forbid[63]63
Здесь: Господь с вами (англ.).
[Закрыть]. Идея была куда проще: художники, Митя, всегда делают не так, как лучше, а так, как проще. Прикрываясь при этом глубокомысленными сентенциями, одну из которых вы только что озвучили.
– И не только художники, – с горечью вставил Митя.
– Не только, – легко согласился Магистр. – Все, кто ценит эффективность в противовес тупой трудозатратности, поступают так же. Некоторых интересует еще и эффектность, и тогда, милый Митя, бывает так, как даже не буду пытаться вам объяснять.
– Почему же? – вскричал Митя, подскочив. – Почему же не попытаться объяснить милому Мите, или, вы думаете, у него образования и воображения не хватит? Вы расскажите, расскажите об эффектности. И об эффективности кто лучше вас изложит – это ведь вы поставили на колени Китай, показали им жупел инсулиновой блокады, объяснили, что существует предел экономической экспансии, убрали с рынков, вернули на позиции десятилетней давности. Это вы пересадили L. в новое тело – черт знает как вам это удалось! – чтобы Москва оставалась удобным для вас городом для работы. Пелузин, как же, – pelouse-то по-французски – «лужайка»! Это наверняка вы устроили так, что у нас в президентах профессор с именем северного бога, а не милиционер или независимый эзотерик; прямых доказательств нет, но есть косвенные! Это вы зачем-то спасли подводную лодку англичан, а после этого свалили их дохлого министра обороны – уж не для того ли, чтоб посадить кое в каком здании своего человека и мало-помалу сшить обратно Британскую империю? Может быть, и не вы, конечно, но парочка фотографий Фардаррига в компании малозаметного второго помощника министра иностранных дел наводит на мысли… Не удивлюсь, если это вы же предварительно и велели отвинтить в этой подлодке какой-нибудь важный винт или подсунули им фальшивые погодные карты! Что вы еще сделали?
Магистр положил руки на стол ладонями вниз и слушал, прикрыв глаза и ничуть не поддаваясь на возбужденный Митин тон. Помолчав, он все-таки ответил, только на сей раз говорил медленно:
– О, многое, Митя. Многое. Зачем вам знать? Думаете, это для других придумали, что во многом знании многая печаль? Или хотите побороться со мной за судьбы мироздания? Даже не беритесь.
Он открыл глаза и посмотрел на Митю как будто откуда-то снаружи, и тот, окунувшись в пугающий гипнотический взор, вдруг понял, протрезвев, что заветная красная кнопка в черной папочке была для Магистра ничем: обтрепанной колодой карт, решенным кроссвордом. Использованной губкой, которую выбрасывают не глядя. Такой была вся российская афера… все российские аферы, включая его, личную.
– А, – каркнул Митя, лизнув губы неожиданно высохшим языком, – значит, э-э-э… кажется, я понял. То есть вы действительно один из тех, кто играет судьбами мироздания.
– «Один из»? – с любопытством повторил Магистр и тут же поморщился, как будто вспомнив что-то. – Ну, пускай так, хотя никакого мирового правительства не существует, и не верьте, если вас станут убеждать в обратном. А я – так, барахтаюсь понемногу, насколько хватает небольших, все убывающих сил.
– Вы что, скромничаете?
– Нет, – Магистр поднялся характерным текучим движением и подошел к Митиному креслу. Он сложил руки за спиной и смотрел теперь на Дикого сверху, чуть склонив голову набок, как на ребенка, которому решил что-то объяснить. – Не скромничаю. Просто человек – любой человек – не бессмертен, как бы ни отрицал эту элементарную аксиому в течение многих, многих десятков лет. Мои силы иссякают, и, увы, мне некому их передать. Да я и не собираюсь. Так что задавайте свои вопросы, пока я еще… жив.
– Я вам не верю, – нахмурился Митя. Почему-то вопреки всем переживаниям, злости и вполне обоснованному негодованию ему совершенно не хотелось, чтоб Магистр умирал. – Такие, как вы, переживают всех, вот и мадам Луковая сказала. Ничего у вас не иссякает, и… простите… вы не могли бы от меня отойти?
Магистр коротко рассмеялся и отступил куда-то в угол, где обнаружилась дотоле не замеченная Митей портьера. Отведя тяжелую ткань в сторону, гостеприимный хозяин замка промолвил в открывшийся проем слово, которое должно было прозвучать давно: «Кофе». «Вот четвертое, что его держит на земле, – кофе. Он же никогда не спит». Знание это пришло к Мите естественным и уверенным продолжением всей столь кропотливо собранной информации по «Гнозису». Человек, который крутил с миром роман такой интенсивности, не имел времени – да и желания – отдаваться грезам на перинах.
– Ладно, с вашего позволения, оставим пока мироздание, – сказал Митя, не глядя на Магистра. Теперь он сложил руки на коленях, как школьник, и изучал странный ковер на холодных камнях пола. Еле различимый тонкий узор сплетался какими-то травами, которые еще чуть-чуть, и начнут шевелиться. – Расскажите, пожалуйста, обо мне.
– Наконец-то, – обрадовался Магистр. Он забрал у кого-то за портьерой серебряный поднос с кофейником и сам налил кофе в чашки. От разлившегося аромата Мите сразу захотелось забыть, что мироздание в опасности. Магистр передал одну чашку Мите (а со своей устроился у окна), и тот, отпив, не удивился, что кофе и сахар находились в ней в идеальной для него пропорции.
– Наконец-то важные вопросы. Что именно вам рассказать? – поинтересовался Магистр, делая глоток и заметно приободряясь. Похоже, сейчас он бы уже и сам не стал так убедительно утверждать, что его силы «иссякают».
– Почему вам понадобился Дмитрий Дикий? Для аферы? Что, эта хлебная афера иллюстрирует суть вашей деятельности в принципе? Я не верю.
– Митя, Митя, Митя, – трижды повторил Магистр (на это способны только люди, имя которых собеседнику неизвестно). – Суть… нашей деятельности – тема слишком обширная. Так что давайте вычленим только то, о чем вы спросили в самом начале: зачем мне понадобился Дмитрий Дикий. Вас так устроит?
– Устроит, – вздохнул Митя. Будем двигаться шаг за шагом.
– Вас, Митя, мне нашел компьютер.
Сказав это, Магистр сделал неопределенное лицо и перевел взгляд в окно, как будто мысленно был готов к какой-то сцене и не хотел наблюдать ее. Но Митя воспринимал информацию уже с некоторым замедлением, так что он тоже посмотрел в неширокое отверстие в стене (настоящую бойницу), еще раз поразился толщине стен и увидел, что стекло почти затянуто туманом. Тут ему стало беспокойно. Магистр уточнил:
– Мне нужен был средний русский юноша – не недоросль, но и не гений, порядочный, со знанием английского языка, более-менее устроенный, умеющий водить машину… ну, что там еще обычно пишут в резюме?
– В нашем веке в резюме обычно не пишут про недорослей, гениев и порядочность, – сказал Митя сквозь зубы. Тут его все-таки догнало. Как унизительно и смертельно досадно было оказаться средним юношей из базы данных!
– Ну, кое-что и наши HR-службы умеют, – заверил Магистр. – А там уж… Знаете, анкета – вещь почти магическая: тот, кто умеет читать, многое может в ней вычитать.
– Ах, вот это лестно. То есть вычитывали лично вы?
– Конечно. Зачем мне лгать?
– Я не предполагал, что вы лгали, но раз уж вы спрашиваете… из любви к искусству?
– Искусство лжи меня интересует меньше всего. Это наиболее легкое из искусств.
– Чего же вы тогда Магистр? Юриспруденции? Психологии? Медицины? Или, на худой конец, экономики?
Магистр оторвался взглядом от окна. Оно очистилось: туман куда-то делся.
– Не угадали.
– Скажите же, почему вы меня выбрали. Почему сами… вычитывали.
– Да право же, – Магистр, кажется, немножко раздражился, – что вы, Митя, привязались? Я и так сказал вам все, что требовалось.
– Вы обязаны.
– Это почему же?
– Потому что вы забрали у меня все, что было, и вывернули мою душу наизнанку.
Магистр слегка поморщился, помолчал, вернулся в свое кресло и вдруг заявил:
– Я рад.
– Рады?.. – Митя поднялся с мрачной решимостью. Вот теперь хорошо бы кинуться на него с навахой, сладко всадить в сухую плоть, провернуть где-нибудь под ребром и смотреть в глаза – смотреть, как уходит из них это безразличное выражение, лишь изредка сменяемое легкой заинтересованностью.
Не получилось бы. Магистр легко махнул рукой, и Митю как будто отнесло назад в кресло. Спустя пару секунд молчания хозяин замка разомкнул губы.
– Вы все почувствовали, но ничего не поняли.
– Так объясните же мне хоть что-нибудь!
Магистр долил кофе и взялся за сигарету.
– Вы знаете, как действует центрифуга?
– П-представляю, – пробормотал Митя, встречавшийся с этим понятием только опосредованно, через стиральную машину.
– То, чему вы подверглись во время работы в «Гнозисе», – с моей подачи, признаю, – и было таким центрифугированием.
– Вам просто надо было выжать из меня все счастье?
– Хм… – Магистр ненадолго задумался. – Это странная формулировка. Но можно, наверное, сказать и так.
– Но зачем же? И куда вы его дели – хозяйственно слили в пузырек? Оно теперь никогда, никогда не вернется ко мне?
– Экий вы, Митя, юный Вертер, – сурово заметил Магистр, изящно обойдя вопрос о пузырьке. – Сразу уж никогда… Вы вот сегодня полной грудью вдыхали привольный воздух вокруг Хативы. Любовались чудесными цветами, прекрасной юной женщиной. В настоящий момент интересно беседуете, смотрите на великие произведения искусства, пьете лучший кофе на Иберийском полуострове. То, что опорожняется, всегда наполняется вновь. Я забрал у вас немного вашего «счастья», – тут Магистр сделал видимое усилие, чтоб не подавиться ядом, – хорошо, пусть не немного, а полностью, до последней капли… Но буквально на следующий день оно начало снова подрастать, как растет срезанная на газоне трава. И никуда вы, Mr Wilde, от него не денетесь. Даже если…
– Даже если что?!
– Даже если не простите госпожу Ордынцеву. Алену.
Митя застонал. В прямом смысле схватился за живот и застонал. Ему было физически больно, и он не мог говорить. Предательские слезы начали жечь глаза изнутри, но Митя, собрав все силы, приказал им отхлынуть. «Ну вот и добрались, – сказал он себе, – это уж конец, а там будь что будет».
– Зачем, – пробормотал он слабым и злым голосом, справившись с собой и по-прежнему глядя в ковер, как будто боясь, что сейчас из его лишенных любви и высохших, как такыр пустыни, внутренностей на мягкие серебристые травы горлом пойдет черная кровь, – зачем вам понадобилась Алена? Она-то… зачем? У вас же есть эти Монферран… да мало ли еще кто? Что она добавила к этому… центрифугированию?
– Как что? – ответ у Магистра был готов. – Последнюю каплю. Разве можно сделать с любящим мужчиной что-нибудь более ужасное, чем забрать у него женщину? В точности не знаю, конечно, но мне казалось, – по описаниям в литературе, в первую очередь, – что нельзя.
– Я вас убью, – простонал Митя. А сам понимал, что не убьет, потому что дело не в этом. Да и сил уже не было.
Магистр промолчал, отпил еще кофе, докурил сигарету. За это время Митя в очередной раз справился с собой.
– Скажите мне еще… еще то, чего я не знаю. Скажите важное. Должно быть важное. Должен быть смысл, а не просто интересный сюжет.
Магистр вздохнул и посмотрел на часы. Было три часа ночи.
– Ну что ж, скажу, пожалуй, то, что вам действительно важно знать.
Митя обессиленно покивал.
– Вы неправильно сосчитали задания, Митя. Восстановление на работе и казус булочников – это было так, разминка.
Митя с усилием перевел взгляд на Магистра и, совершив титаническое усилие, разомкнул руки и перестал зажимать распоротый живот, как самурай.
– У меня нет сил догадываться. Что за задания вы еще приготовили? Я больше ничего не могу, да и не буду делать. Могу вернуть вам ваши деньги.
– Непременно, – кивнул Магистр, – прямо при выходе есть касса, оставьте там все, потом сведу баланс на счетах. Эх, Митя! Чистый вы ребенок, прости Господи!
Магистр поднялся и легким шагом подошел к своему незадачливому гостю. Тот поднял голову и посмотрел ему в лицо снизу, как собака. Вопреки ожиданию лицо нанимателя выглядело почти добрым.
– Вы молодец, Митя, что деретесь до последнего. Только вы ничего не сможете изменить, потому что делать все станете для себя, а не для меня. Тем более что мне от вас больше ничего и не нужно. Вашим третьим заданием был ребенок по имени Петр. Ваше четвертое и последнее задание – Алена.
Митя усмехнулся.
– И как же вы меня принудите к этому? Я не работаю больше на ваш человеконенавистнический «Гнозис». Алена мне не нужна – мало ли на свете Ален! Она ушла и не вернется, и вы об этом прекрасно знаете.
Магистр терпеливо дослушал, но ничего не сказал.
Митя, поспешно истолковав это молчание самым выгодным образом (так поступают все очень испуганные люди, даже в самых малозначительных знаках способные увидеть признаки благоприятного исхода), все-таки подошел к окну и уперся взглядом в стекло, словно пытаясь охладить лоб. Не оборачиваясь, попросил:
– Сегодняшняя ваша ночь борьбы с мирозданием принадлежит мне, правда?
Магистр по-прежнему молчал, и Митя, приняв молчание за согласие, продолжил:
– Тогда, если можно, если ваши силы еще не совсем иссякли, пойдемте куда-нибудь еще. Обещаю, что утром от меня здесь ничего не останется.
– Надеюсь, – промолвил хозяин замка. – Если, уехав, вы оставите здесь руку или ногу, вряд ли удастся найти им применение. Но что же вам предложить? Библиотеку?
– Да! – обрадовался Митя. – Библиотеку!
Они прошли длинным коридором (или чередой коридоров, Митя не запомнил) и вышли в середину библиотеки. Митя, довольно начитанный молодой человек, всегда мечтал о личном книжном царстве, но здесь было страшно (даже несмотря на то, что немного страшно было в крепости Хатива повсюду). Они стояли на винтовой галерее и смотрели вниз. За спиной у них находилась книжная стена, под ними вились к основанию башни галереи, состоявшие из книжных стен, а галереи над ними уходили куда-то в небо.
– У вас здесь, что, все книги в мире? – спросил Митя, понизив голос, чтобы не нарушить священной библиотечной тишины, не вызвать какого-нибудь обвала.
– Надеюсь, что нет, – ответил Магистр и ловким движением всадил в стеллаж, как нож кому-нибудь в бок, давешнюю книжку в мягкой обложке. Митя успел увидеть на обложке фамилию Brown.
Хозяин библиотеки проследил его взгляд и небрежно махнул рукой:
– Эта книга совсем забыта, а некогда была популярна. Автор недавно писал мне с просьбой о кое-какой информации. Я и решил познакомиться с его основным творением.
– И что?
– Ничего особенного… Помогу – это несложно. Смотрите, пожалуста, под ноги.
Они спускались по винтовой галерее, и Мите, помнившему о глазах Риберы, казалось, что книги провожают их взглядами, особо не скрываясь.
– Я хотел бы ненадолго отойти от четвертого задания… хотя, кажется, мне и самому стало интересно посмотреть, что из этого получится, – сказал он, помолчав. – Пожалуйста, расскажите о своем поиске. Ответьте… зачем?
Магистр протянул руку в сторону и взял откуда-то (Мите показалось, из воздуха) тонкую трость с серебряным набалдашником-цилинем. Пробормотал что-то о загадке Эдипа{39}39
Загадка сфинкса звучала так: «Какое существо ходит утром на четырех ногах, днем на двух и вечером на трех?» Царь Эдип понял, что речь идет о человеке – в младенчестве он ползает на четвереньках, взрослым ходит на двух ногах, в старости опирается на палку.
[Закрыть], и они прошли два витка спирали между книжной стеной слева и колодцем башни справа в молчании.
– Люди стали черствее, – нарушил Магистр тишину, прерывавшуюся только легким стуком трости по камням. – Век от века, год от года они все дальше уходят от уничтожительных войн, голода и экономических кризисов, но при этом теряют такую странную неосязаемую вещь, как человечность. Стало меньше глубоких встрясок, но потому и меньше необходимости сопереживать и сострадать. Стало ровно.
Митя слушал и пытался понять.
– Но вы ошиблись бы, подумав, что я вознамерился забрать эссенцию человеческого, essentia humana, у счастливых обладателей этой человечности… сострадательности, способности к эмпатии, как было популярно выражаться лет десять назад, дабы сделать ее прививки остальным людям. Эссенция, которую мы, Митя, путем несложного эмоционального вытряхивания добыли из вас, нужна мне в качестве пропуска в иные места. Подозреваю, они неоднократно виделись вам во сне.
Митя остановился.
– Так это не сон? Эти двусердые эфесты, подземные чертоги гиптов – реальность? Это существует? И отмель Масок, и…
– …и больше вы ничего не видели. Да, Митя, вы не сошли с ума, и у вас не было белой горячки. Существа оттуда вас действительно осматривали, а один из них, кажется, даже с волшебной прямотой назвал вас «материалом», раньше меня объяснив суть происходящего. Вы выступили донором. Это благородно, и я благодарен вам.
Магистр ушел вперед, его голос доносился до Мити все тише и тише. Мите стало не по себе, и он пустился догонять хозяина библиотеки.
– И что? – спросил он, поравнявшись с Магистром.
– Мне нужно туда вернуться. Без эссенции это невозможно.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.