Текст книги "Тьма императора"

Глава пятая

София Тали

Ночь со среды на четверг стала первой для Софии во дворце, когда она с трудом смогла уснуть.

Все прокручивала в голове события вечера, припоминая, что говорил император, его выражение лица, улыбку и голос. Вспоминала, как он внезапно сбился и начал обращаться к ней на «ты» – это оказалось приятно. От желания немедленно вскочить с постели и нарисовать хоть что-нибудь чесались пальцы, но София сдерживалась, понимая: если она это сделает, весь день будет клевать носом, а для аньян такое недопустимо.

Было что-то странное, необычное в поведении его величества сегодня вечером, но София никак не могла понять, что именно ее смущает. Именно так – смущает. Она вспоминала черные глаза Арена – ей показалось или радужка была шире, чем обычно, такая большая, что не осталось места белкам? И голос, как будто напряженный, натянутый, словно струна, – вспоминая его, София смущалась. Вроде ничего особенного не произошло, а она ощущала себя так, будто увидела нечто недозволенное. Запретное.

«Ерунда, – думала она, ворочаясь с одного бока на другой. – Ты просто переживаешь из-за того, что он заметил твои рисунки. И попросил показать свой портрет. Вот и придумываешь».

Рассуждения были вполне логичными, и спать очень хотелось – все-таки она устала. Но сон не приходил. Промучившись так часа полтора, София встала, налила воды в стакан, накапала туда несколько капель слабого снотворного, залпом выпила.

И только после этого смогла уснуть.

Утро четверга было как две капли воды похоже на утро среды: София точно так же оделась, умылась, быстро позавтракала в столовой для слуг, – но на этот раз служанка императрицы к ней не подсаживалась, – а затем побежала к детям.

Наследники, как и накануне, находились в детской с отцом. Его величество кивнул Софии, поцеловал Агату и Александра и сразу шагнул в камин, не сказав ни слова.

«Хотя что он должен был тебе сказать? – подумала София и сама улыбнулась своим мыслям. – Он наверняка уже выбросил из головы случившееся. И рисунки эти – видел ведь гораздо лучше и талантливее, при дворе есть художники! И то, как… как…»

Произнести даже про себя, не вслух, «как сжимал мою талию», София не могла. Она помнила, что в тот момент вспыхнула от неловкости, удовольствия и восторженной нежности и боялась, что император все прекрасно понял. Понял, просто не сказал. И сразу забыл – в конце концов, у него же целая куча дел!

– Агата, – произнесла София, отодвигая в сторону тревожные мысли, – твой папа хочет, чтобы я учила тебя игре на фортепиано.

– Ой! – Девочка улыбнулась и чуть подпрыгнула. – Это здорово! И я хочу. Я видела, как вы играете, я тоже так смогу?

– Сможешь, конечно. Не сразу, придется постараться.

– Это ясно. А…

– А я-а-а? – протянул Александр почти обиженно, надувая губы. София опустилась перед ним на корточки и, взяв в свои руки его маленькие ладошки, сказала:

– Тебе нужно немного подождать. Твои пальчики… – Она начала поочередно загибать пальцы наследника, и он сразу захихикал. – Еще недостаточно подросли. Если они станут играть на фортепиано сейчас, будут болеть. Мы с тобой, Алекс, станем рисовать, пальчики окрепнут, и через пару лет ты сможешь учиться вместе с Агатой.

– Точно?

– Клянусь своими рыжими волосами! – сказала София и дотронулась до макушки под смех обоих наследников.

София немного ошиблась – выбросить из головы случившееся Арен не смог, хотя очень старался. Впрочем, старался не только он – и окружающие его люди, и представители торгового и дипломатического комитетов, пришедшие на совещание, и жена – все старались сделать так, чтобы у него не было времени думать не то что о Софии, даже о погоде за окном и собственном желании выпить чашку чая.

Виктория с утра была не в духе, и от нее к Арену сплошным потоком лилось раздражение. Морщась, он поставил щит, а затем поинтересовался, в чем дело. О своем вопросе он тут же пожалел, услышав ревниво-обиженное:

– Где ты был ночью?

Поначалу Арен не понял, почему вдруг возник такой вопрос – он приходил к Виктории далеко не каждый вечер, а два-три раза в неделю, когда оставались силы. В остальные дни спал у себя. И это был порядок, не изменявшийся с момента заключения их брака.

Но Виктория продолжала говорить:

– Когда я укладывала вчера детей спать, Агата сказала, что ты еще должен зайти к Софии, потому что обещал. Ты остался там?

По тому, как загудел эмпатический щит, Арен понял, что Викторию сейчас заливает злостью и раздражением. Ему и самому было несладко.

Защитник, а ведь он сглупил. Надо было сказать Агате и Александру… нет, не надо было вообще разговаривать с Софией о вечернем визите, находясь рядом с наследниками. Но, демоны его раздери, он привык так делать, когда работал с Вирджинией! И в этом же нет ничего особенного. Ну когда он еще может разговаривать с аньян собственных детей, если не вечером, перед сном, после того как все дела уже закончены?

– Вик, не глупи, я прошу тебя. Я говорил с Софией две минуты, а потом отправился к себе.

Жена, поджав губы, отвела взгляд. Арен вздохнул, пытаясь унять собственное раздражение, а заодно придумать, что еще сказать. Так, чтобы не причинить Софии вреда своими словами. Менять ее на другую аньян не хотелось совершенно.

– Послушай… Детям нравится София. И ты сама наверняка понимаешь, что она очень хороший специалист, нам с ней повезло. Я не собираюсь совершать поступки, из-за которых пришлось бы ее увольнять.

Увы – жена услышала в этих рассуждениях что-то свое.

– Это единственная причина, да? А не будь она аньян – ты бы ее…

– Вик! – От злости – его злости – щит зазвенел, почти разрываясь на куски, но в последнюю секунду Арен сдержался. – Перестань! Что за глупые фантазии?!

– Тебе она нравится. Нравится же?! – почти закричала Виктория, поворачиваясь к нему лицом. Сейчас оно совсем не было красивым – алые пятна на щеках, тонкая нить вместо губ и прищуренные раздраженные глаза. – Нравится?!

– Мало ли кто мне нравится. – Арен поднялся и посмотрел на супругу со всей возможной холодностью. – Красивых и хороших девушек вокруг много. Но моя жена – ты. И я ничего не сделал, из-за чего должен перед тобой оправдываться. Перестань придумывать.

Он развернулся и пошел прочь из комнаты Виктории, страшно жалея о том, что вообще заглянул к ней пожелать доброго утра.

Эта утренняя сцена выбила Арена из колеи намного сильнее, чем случившееся накануне вечером. Хотя оба события были неразрывно связаны между собой.

София… До того момента, когда он прикоснулся к ней, Арен чувствовал ее симпатию. Искреннюю, звенящую и очень светлую. Но почему-то ему и в голову не приходило, что это уже не симпатия, а нечто большее.

Хотя императору было не с чем сравнивать. Так уж получилось, что Виктория никогда не испытывала к нему подобных эмоций. Поначалу, до свадьбы, ей было с ним приятно и интересно, иногда еще и весело, а Арена она просто не раздражала. О большем он и не мечтал. Ему вполне доставало того, что он мог разговаривать с Викторией о чем угодно, и она его не боялась. Не скандалила, не требовала каких-то глупостей и положительно относилась к его желанию поскорее обзавестись детьми.

Проблемы начались позже, после свадьбы, когда Виктория забеременела. Вместо спокойной и уравновешенной девушки рядом с Ареном вдруг оказалась нервная и безумно ревнивая особа, с которой стало совершенно невозможно общаться.

– Это гормоны, ваше величество, – разводил руками Тадеуш Родери, личный врач его семьи. – Подождите немного, я думаю, месяца через три ситуация наладится.

Тадеуш оказался прав – через три месяца Виктории полегчало, и она прекратила скандалить по любому поводу. Однако прежней так и не стала. К удивлению Арена, жена вдруг начала проявлять нетерпимость к нетитулованным магам, в том числе к Тадеушу, да и вообще к простым людям. Она словно делила всех на достойных и недостойных своего величия – аристократы были достойны, остальные – нет.

Арен пытался понять, в чем дело, но не преуспел – при малейшей попытке поговорить на тему титулованности Виктория начинала так истерить, что император решил не тратить на это ни силы, ни время.

То же самое касалось и ее патологической ревности – Арен совершенно не понимал, откуда она взялась, ведь он не давал ни малейшего повода. Но Виктория словно не слышала его доводов. Она поджимала губы, отворачивалась, делала вид, что все в порядке, – но, если рядом с императором вдруг оказывалась какая-нибудь симпатичная молодая девушка, ревность в жене вспыхивала молниеносно. Что ж, Арену в целом было безразлично, сколько лет окружающим слугам и какого они пола – поэтому он, чтобы не раздражать супругу, нанимал себе только женщин в возрасте или мужчин.

Он давно привык к ревности Виктории, как привыкают ко всему, что нельзя поменять, как ты ни старайся. Привык к ее нетерпимости по отношению к нетитулованным. Привык к скачкам настроения, которыми Виктория особенно страдала во время беременности.

Арен привык к ее нелюбви. Да и не только к ее. Агата – его погибшая невеста – своего жениха тоже не любила. Ей даже не слишком-то льстило, что он Альго, она просто уступила уговорам отца и матери и согласилась стать женой Арена. А потом и вовсе влюбилась в другого человека.

– Я так жалею, что дала слово выйти за тебя замуж! – говорила она, качая головой, и Арен ощущал – не врет. Было больно, но он надеялся, что сумеет растопить ее сердце.

Кто знает, может, и сумел бы, если бы Агату не убили.

Никогда в жизни Арен не ощущал по отношению к себе таких ярких и пылких чувств, как накануне, когда он коснулся Софии. Девушка вспыхнула ласковым пламенем, на секунду опалившим его сознание, и это оказалось очень приятно. Безумно приятно.

Он легко мог представить себе, как она будет вспыхивать дальше, если он позволит себе больше. И это хотелось не только представлять, а ощущать на самом деле. На самом деле сделать своим этот маленький огонек.

Но Арен слишком хорошо понимал, что будет после. Слезы, сопли и увольнение. Нет уж, София нужна ему в качестве аньян, ее приняли наследники – значит, аньян она и останется.

А влюбленность у нее со временем пройдет, в этом Арен ни капли не сомневался. Пока София видела императора исключительно в выгодном и добром свете, но в дальнейшем, как только она узнает его чуть лучше, поймет: уважать можно, но любить не за что.

Слишком много в нем тьмы.

Погода с утра была прекрасная, и София предложила детям сначала немного погулять, а потом поучиться игре на фортепиано и рисованию.

– Погулять в оранжерее? – спросили наследники хором.

– Нет, я думаю, не стоит, – ответила она мягко. – Ваша мама все-таки работает, она не может отвлекаться каждый день. Давайте сегодня просто погуляем. Покажете мне парк? Он большой, а я совсем ничего не видела.

Уговаривать детей долго не пришлось – они и сами хотели на улицу, к солнышку и начинающим пробиваться листочкам.

– А в плятки поиглаем? – спросил Александр, и София на миг растерялась. Защитница, она совсем забыла обсудить с императором возможные игры! Что же это такое? Никогда раньше не забывала! А прятки – игра для аньян сомнительная, очень многие родители не хотят, чтобы их детей теряли из виду, а во время пряток это неизбежно.

– Лучше в классики поиграть. Сначала их надо будет нарисовать, а сегодня, смотрите, какое солнышко – дорожки наверняка все сухие. Нарисуем с вами волшебные классики.

– Волшебные-э-э? – протянули дети, тут же забыв про прятки.

– Да. Увидите сами. Пойдем!

Секрет «волшебных классиков» состоял в том, что каждая клетка во время рисования зачаровывалась особенным образом, и, пока ты на нее не попадал, нельзя было угадать, что тебя ждет. Если клетка вспыхивала пламенем, значит, ты сгорел и возвращаешься в начало. Если из нарисованных линий вдруг вырастали растения, словно опутывающие ноги, – пропуск хода. Если клетка начинала петь – нужно было что-нибудь станцевать. Если над головой загоралась радуга – ура, двигайся на две клетки вперед! А если с неба начинал капать дождь – придется возвращаться на две клетки назад.

Агата и Александр восторженно хихикали, прыгая вместе с Софией. Кто быстрее доберется до числа пятьдесят? Обоим хотелось выиграть, и София старательно поддавалась – зная, как зачарованы клетки, специально прыгала только туда, где ей «не везло».

Иллюзорная магия всегда получалась у нее очень хорошо, да и в институте ею особенно много занимались – надо же как-то отвлекать детей.

За этим прыганьем в классики наблюдали двое охранников – вновь другие, не те, что были в предыдущие дни, и каждый раз улыбались, когда София прыгала в «несчастливую» клетку.

– Софи, вы поддаетесь! – возмутилась Агата со смехом, когда девушка в третий раз отправилась на клетку с цифрой «один».

– Да что ты! – София развела руками. – Я просто невезучая.

Сначала она увидела, как посуровели и подобрались охранники, глядя куда-то ей за спину. И уже потом услышала веселый голос:

– Конечно, она не поддается, Агата. Всем хочется победить. Примете меня в игру?

Адриан Альго

София обернулась. По дорожке, перпендикулярной той, которую они разрисовали волшебными клеточками, широко улыбаясь, шел Адриан, племянник императора.

София чуть прищурилась, изучая его улыбку. Удивительная, но в плохом смысле слова. Зубы – есть, ямочки на щеках – тоже, но вот выражение глаз – как у хищной птицы, которая собирается схватить добычу.

– Конечно, дядя Адриан! – воскликнула Агата радостно, а Александр, стоявший на две клетки сзади сестры, закивал. – Присоединяйся к нам! А что, у тебя сегодня выходной?

– Он самый, – ответил его высочество, вставая рядом с Софией на цифру «один». В клетке сразу стало тесновато, и девушка сделала шаг назад. – Что ты, Софи? Тут нам обоим места хватит.

– Я после вас встану, – сказала София спокойно. – Сейчас ваша очередь, раз вы вновь прибывший. Знаете правила?

– Ну… – Адриан опять широко улыбнулся, и ее кольнуло каким-то неприятным чувством. – Теоретически знаю. Но лучше ты мне объясни.

– Хорошо. Всего пятьдесят клеток. Можете идти по порядку или прыгать как можно дальше с клетки на клетку. Каждая клетка зачарована, поэтому никогда не знаешь, стоит ли делать шаг к ближайшей или прыгать подальше. Если увидите радугу над головой – двигаетесь на две клетки вперед, если…

Адриан слушал с внимательным интересом и благосклонностью, и все вроде было в порядке, но Софии почему-то не хотелось, чтобы он с ними играл. Странно, удивительно – если бы пришли император или императрица, она была бы рада. А вот Адриан ее чем-то настораживал.

И не ее одну – София заметила, что с момента его появления оба охранника ни разу не улыбнулись, хотя до этого улыбки с их лиц вообще не сползали.

– Все ясно. Будем прыгать. Э-э-э-эх! – Длинноногий высокий Адриан чуть присел, помахал руками, резко выпрямился и прыгнул. На клетку номер семь.

Белый контур вспыхнул пламенем.

– Сголел! Сголел! – запрыгал Александр. – Возвлащайся в начало!

– А я и не против, – сказал Адриан с очень довольным видом. – Мне нравится стоять рядом с Софи. Сейчас твой ход?

– Нет, ваше высочество. Сейчас очередь Агаты.

– Ага! Дядя Адриан, смотри, как я умею прыгать!

Агата прыгала действительно хорошо – на целых четыре клетки вперед. И счастливо завизжала, увидев радугу над головой.

– Ура! Я побеждаю! – воскликнула она, шагая вперед еще на две клетки.

– Погоди! – Адриан погрозил девочке пальцем, и она засмеялась. – Я тебя скоро догоню!

Следующим ходил Александр. К удивлению Софии, мальчик нисколько не расстраивался из-за того, что выигрывала Агата, – а она готовилась менять иллюзии местами, чтобы брат и сестра шли примерно наравне. Алекс ведь не мог так далеко прыгать. Но мальчик радовался за сестру точно так же, как за себя, и София расслабилась. А сейчас наследнику и вовсе повезло – он тоже оказался на клетке с радугой.

– Теперь ты, Софи, – проговорил Адриан довольным голосом, и она поняла, почему голос был таким, как только сделала шаг вперед, на клетку номер один, где стоял сам принц. Он тут же положил ладонь ей на талию – не крепко, а легко и дразняще, чуть пошевелил пальцами, поглаживая…

– Ваше высочество-о-о… – негромко протянул один из охранников, и Адриан, страдальчески вздохнув, убрал руку.

– Кошмар. И как в таких условиях за девушкой ухаживать?

Охранники промолчали, София тоже. Вместо ответа она прыгнула на цифру три, к растениям, и объявила пропуск хода под разочарованные вздохи Агаты и Александра.

Как она и думала, Адриан старался в дальнейшем прыгать следом за ней и попадать на те же клетки. Несколько раз он легко дотрагивался до ее запястья, зарабатывая предупреждение от охранников, а один раз и вовсе погладил по плечу. После чего пробормотал в пространство:

– Да ладно вам. Ну не испепелит же он меня, в конце концов?

«Плохая шутка», – подумала София, покачав головой. К концу игры она полностью разобралась в том, что ее так настораживало.

Если императрица была вполне искренней в своей неприязни к ней, то Адриан казался неискренним в своих дружелюбии и симпатии.

И такое поведение настораживало гораздо больше, чем ревность ее величества.

Охрана доложила о поведении Адриана, и этот доклад не добавил Арену добродушия.

Племянник в принципе обожал ухлестывать за женщинами, и ему было безразлично, кто они – аристократки или нет, замужем или свободны. Никаких моральных принципов. И никакого смущения по этому поводу.

– Да ладно тебе, – фыркал он, когда Ванесса, его мать, пыталась что-то сказать насчет нравственности. – Я за детьми не ухаживаю, а у взрослых девушек своя голова на плечах есть, должны понимать, что к чему. Кто я, а кто они. И я не виноват, что в этих самых головах фантазий больше, чем мозгов.

Адриан всегда был не виноват. Ни в чем. И не важно, что случилось. У него на все находился ответ, причем такой, от которого Ванесса расстраивалась, ее муж и отец Адриана приходил в ярость, а Арен просто недоумевал.

Ему было сложно понять, как можно делать что-то безо всякой на то причины. Точнее, причина имелась.

– Мне просто захотелось, – отвечал племянник, пожимая плечами.

Император с трудом осознавал это. Точнее, он не осознавал совсем, потому что никогда и ничего не делал только из-за того, что ему этого хотелось. Если только жениться на Агате он собирался именно поэтому, но то была любовь, тогда как у Адриана – исключительно похоть и желание развлечься.

Во дворце среди служанок ловить ему давно было нечего – от него все шарахались, дорожа работой намного больше, чем перспективой интрижки с принцем. И вот теперь он решил направить свои сомнительные чары на Софию.

Арену так сильно захотелось немедленно покинуть зал для совещаний и пойти треснуть племянника по наглой физиономии, что это, видимо, отразилось на его лице – докладчик вдруг замолчал, резко побледнел и сглотнул слюну. От него отчетливо плеснуло страхом. А еще – недоумением.

– Продолжайте, – произнес император холодно, выпрямляясь в кресле и стараясь успокоиться. – Вы рассказывали о том, что Корго желает торговать с нами некоторыми видами редких деревьев в обмен на наши товары. Я слушаю.

Докладчик продолжил, а Арен, опустив голову, понял, отчего мужчина так перепугался.

Карандаш, который император держал в руке, был переломан пополам.

На этот раз получилось вырваться на обед, и это оказалось весьма кстати. Стоило только проследить за тем, чтобы Адриан тоже явился, а то ведь наверняка струсит. Так что Арен попросил передать племяннику, что ждет его к обеду. И попросил не кого-нибудь, а начальника дворцовой охраны – что автоматически означало «доставят к месту требования в любом случае».

Когда император вышел из камина в столовой, все уже были в сборе. Он почувствовал, как похолодела и напряглась Виктория, и едва удержался от того, чтобы не поморщиться. Эта проблема была гораздо сложнее выходок Адриана.

Оградив себя от эмоций жены, Арен прислушался к чувствам Софии. Аньян ощущала легкое беспокойство. Интересно, отчего?

– Всем добрый день. – Он кивнул, обводя глазами столовую, и, остановившись на детях, улыбнулся. – Агата, Александр, как вы?

– Отлично! – сказали оба хором, а Агата добавила: – Мы играли с Софией и дядей Адрианом в классики, и я выиграла!

Прекрасно. Даже спрашивать не пришлось.

– С дядей Адрианом? – Арен посмотрел на племянника. Тот сидел, выпрямившись на стуле так, будто проглотил длинную палку, и криво усмехался. Глаза его лихорадочно блестели. – И как тебе классики, Адриан? Понравились?

– Очень, – ответил племянник со злым весельем в голосе. – Увлекательная игра.

– Я рад. – Император опустился в кресло и продолжил: – Очень рад за тебя. Но будь осторожнее. Если много играть, можно и доиграться.

За столом повисла звенящая тишина. И только Агата и Александр не обращали на нее никакого внимания, продолжая спокойно есть. Они, конечно, ничего не поняли, в отличие от остальных.

– София, – Арен перевел взгляд на девушку, – а откуда вы знаете правила этих «волшебных классиков»? Вирджиния не играла в такое ни разу.

– «Волшебные классики»? – тут же поинтересовалась Виктория и тоже посмотрела на Софию.

А императору захотелось улыбнуться – от того чувства облегчения, которое испытывала в этот момент аньян. А еще – от нежности. Конечно, от ее нежности.

Которая предназначалась только ему одному.

За обедом, рассказывая о том, как придумала «волшебные классики» в институте, выполняя задание «улучшить существующую игру», София мысленно рассуждала о том, как бы обсудить с императором, во что еще можно играть с наследниками. Он не говорил, что зайдет вечером – значит, наверное, не зайдет. Тогда как? Связаться по браслету?

И вроде ничего особенного, а Софии почему-то было не по себе. Она никогда не стеснялась связываться по браслету с родителями детей, а тут вдруг смутилась. Император все-таки. И ведь имеет право, у нее даже на браслете номер его величества отдельно вынесен, и все равно неловко.

Неловко было и из-за того, что произошло за обедом. София слишком хорошо понимала, на что намекал император, говоря Адриану, что тот может доиграться. Он защищал ее честь и ставил на место зарвавшегося племянника. Хочешь играть – играй, но не заигрывайся.

Софии было приятно, что его величество заступился за нее. Мог ведь просто оставить без внимания, Адриан же не делал ничего предосудительного, не принуждал Софию к близости, не оскорблял. Да и прикосновения его нельзя было назвать неприличными – так, легкий флирт, ерунда, институтские ребята ухаживали за ней настойчивее. Однако у тех ребят фамилия была не Альго. И София понимала – даже если бы она нравилась принцу на самом деле, ему следовало бы оставить свою симпатию при себе, потому что ничего хорошего у них все равно не получится. Кроме того, она могла потерять работу, а этого София хотела меньше всего на свете.

В общем, хорошо, что император заступился, – теперь, возможно, Адриан побоится и не станет более настойчивым. По крайней мере, София на его месте поостереглась бы. И не только из-за того, что три месяца назад его величество сжег заживо собственного брата на глазах у множества людей, но и просто – зачем нарываться на неприятности?

Вот только София прекрасно знала, что некоторые люди очень любят нарываться на неприятности, и ей казалось, что принц Адриан как раз из их числа.

После обеда, проведя с Агатой первый урок игры на фортепиано – Александр рисовать отказался, просто сидел рядом и смотрел на их занятия, – София все же решила доложить императору, что необходимо поговорить. Для этого она использовала не проекцию, а текстовое сообщение[4]4
  По браслету можно связываться при помощи проекций – когда собеседник видит тебя (лицо без окружающей обстановки), а ты его. Можно набирать (или наговаривать) сообщение. Оно появляется либо на экране браслета, либо проецируется перед тобой.


[Закрыть].

«Ваше величество, мне нужно посоветоваться с вами насчет игр с наследниками».

Ответ пришел через минуту. Прочитав с проекции текст, София ощутила одновременно радость, смущение и недоумение.

«Я зайду к вам вечером. Не говорите об этом детям».

Не говорить детям? Почему? Ничего же особенного…

И тут смущение усилилось, потому что София поняла – особенное все-таки есть. Не для детей – для императрицы. Если Агата или Александр случайно скажут ее величеству, что папа ходит по вечерам к аньян, Виктория точно с ума сойдет от ревности.

«Может, предложить императору встретиться где-нибудь не в моей комнате, а там, где есть другие люди?» – подумала София с отчаянием, но почти сразу, вздохнув, поняла – не поможет.

Виктория все равно в курсе того, что ее муж прекрасно умеет передвигаться по замку через камины.

Около шести часов вечера ее величество освободила Софию, придя в детскую, и девушка, немного подумав, попросила у императора разрешения сходить в город, к маме и сестрам. Разрешение она получила, сообщила, как полагалось, дворцовому управляющему и службе безопасности дворца, и примерно в половине седьмого уже выходила на улицу.

День прошел тревожно и суматошно, но теперь София могла вздохнуть полной грудью. Императорский парк, по которому она шагала к задним воротам для слуг, заливало закатное солнце – небо было ярко-малиновым, с желтым отливом к горизонту, и в воздухе так отчетливо и свежо пахло весной, что София невольно заулыбалась. Красота, какая красота! Придет обратно во дворец – и нарисует эту красоту. Чем бы только?..

– Акварелью, – сказала она, подпрыгивая от нетерпения и ловя себя на мысли, что делает это точь-в-точь как Агата с Александром. – Да! Весну надо рисовать акварелью.

А потом София и вовсе развеселилась – так обрадовались ее приходу мама и сестры. Сжимали в объятиях, целовали, расспрашивали про работу во дворце и даже немного плакали.

– Все хорошо, Софи? – спрашивала Синтия Тали, с тревогой вглядываясь в лицо дочери. Глаза ее были влажными. – Все правда хорошо?

– Конечно, мам! Не волнуйся, – отвечала София, радуясь, что сейчас не приходится врать. – Во дворце, как оказалось, работают неплохие люди. И мои подопечные – очень милые детишки. Все отлично!

– А ты видела императора-а-а? – в который раз хором спросили сестры. Мама покачала головой, смеясь, но София поняла, что ей тоже любопытно.

Врать не хотелось, да и зачем? Нет ничего особенного в том, чтобы видеть императора, когда работаешь во дворце.

– Видела!

– Да-а-а? – Глаза у Элизы и Рози округлились, и старшая тут же поинтересовалась: – Где?!

– А на портретах! Там их знаешь сколько? По всему дворцу портретов – ух! Целая картинная галерея. И этот император есть, и предыдущий. И все его предки! – закончила София под смех мамы и сестер.

Через пару часов, наговорившись с родными и напившись чаю так, что он плескался где-то возле горла, девушка поспешила назад, захватив с собой три коробки маминых шоколадных конфет.

К вечеру Арен настолько устал, что и ужинать не хотелось. Хотелось быстро расцеловать детей, а потом отправиться к себе в покои, раздеться и спать до утра.

Но дела еще оставались. Пообщавшись с детьми и поужинав, он предупредил Викторию, что зайдет, и отправился к Софии. О том, что она вернулась, Арену сообщили полчаса назад, указав в отчете, что с собой у аньян были три коробки конфет. И зачем ей столько?

«Может, есть?» – предположил он и улыбнулся впервые за день. Хотя улыбаться на самом деле причин не было. Но он ничего не мог с собой поделать – да, при мысли о Софии у него улучшалось настроение, тогда как от мыслей о жене оно явно делалось хуже. Идти к Виктории после посещения аньян не хотелось совершенно. Но надо. Иначе ее ревность достигнет паталогических размеров.

Когда Арен перешагнул через каминную решетку, ему почудилось, что он вернулся во вчерашний день. София точно так же сидела у окна к нему спиной. Окно не было зашторено, и небо за ним казалось куском темного бархата, по которому кто-то рассыпал крошечные бриллианты.

Как и накануне, София не обратила внимания на появление императора – она увлеченно рисовала. Хотя Арену сложно было представить, что кто-то может настолько увлечься рисованием, чтобы не заметить ярко вспыхнувшее в камине пламя и не услышать ни его треск, ни звук шагов за спиной. Но маленькая аньян ничего не замечала, ее переполнял творческий восторг, звеневший в душе, словно музыка.

Он подошел ближе, глядя на рыжие волосы Софии. Крупные, красивые кудри, и волосы блестящие, а не тусклые – настоящее сокровище. Если не считать Вано Вагариуса, Арен еще не встречал настолько рыжих людей.

Он посмотрел Софии за плечо и улыбнулся, узнав сегодняшний закат, на который любовался несколькими часами раньше вместе с детьми. Виктория стояла рядом с ними и тоже смотрела на небо, но он чувствовал, что на самом деле ей все равно. В другие дни жена была способна наслаждаться природой, но не сегодня.

– Софи, – произнес император тихо, но девушка все равно вздрогнула. Творческое наваждение уходило из нее, сменяясь отчетливым волнением.

– Добрый вечер, ваше величество. – Она положила кисточку, обернулась и встала со стула, глядя на Арена блестящими от недавнего возбуждения глазами. – Я хотела…

– Софи, это потрясающе, – прервал он ее, подходя к столу и склоняясь над рисунком. Бумага еще была мокрой – София рисовала акварелью, – поэтому император не стал ничего трогать. – Меня учили рисовать давно и быстро бросили это безнадежное дело, но я помню, как трудно дается акварель, как тяжело ее контролировать. Краска растекается, хочешь сделать одно, а получается другое.

– Да-а-а, – протянула София, и на него вновь полился чистейший восторг. – Это сложно, но так замечательно! Краска в сочетании с водой ведет себя как живое существо, понимаете? Она оживает на бумаге! И задача художника – понять эту жизнь, поймать ее и прожить. Это как музыкант и певец! Краска, вода и кисть играют музыку, а я ее пою.

Арен выпрямился и посмотрел на девушку. София радостно улыбалась, и эмоции от нее шли такие, что у него кружилась голова. Щит бы поставить, но… нет. Императору было слишком приятно, он не хотел от этого закрываться.

– А ты, как я понимаю, еще и поешь. – Он тоже улыбнулся, ощущая смущение собеседницы.

– Пою. – София кивнула, чуть покраснев. – Этому же учат всех аньян, ваше величество. Разве вы… не знаете?

Он развел руками, стараясь не рассмеяться.

– Откуда мне знать? Я же не аньян.

– Но Вирджиния…

– О, если бы я спросил ее об учебе, то услышал бы в ответ: «Ваше величество, зачем вы напоминаете мне о моем возрасте?»

София фыркнула, сильнее заливаясь краской.

– Ну, в общем, нас, то есть аньян, учат всему этому в институте. Что-то получается лучше, что-то хуже. Я хорошо рисую, но вышиваю и шью так себе.

– Я тоже, – кивнул Арен, и София зазвенела от радости и удовольствия, засмеявшись так искренне, что он с трудом удержал себя, чтобы не шагнуть вперед, к ней. Вновь захотелось сделать не то, что следует, а просто взять то, что хочется. Как берет Адриан – не задумываясь о последствиях.