Текст книги "Братство Белых Магов. Роман"

Глава 43 Париж

Через месяц состоялась выставка и в Париже. Фёдор был удовлетворён тем успехом, который его настиг, удовлетворён сверх меры.

Лара больше не появлялась в его жизни. Она не отвечала на звонки, не встречалась ни с кем из его друзей, не приходила в общие компании. В соцсетях Фёдор тоже не отмечал какой-то особой её активности, кроме той – что она в них время от времени заходила, иногда публиковала фотографии сугубо не личного характера, либо посты тоже не личного содержания. Он писал ей сообщения, в которых приглашал в Париж, на свою выставку, но Лара ему не отвечала.

Организатор, художник Шеметов, по совместительству арт-директор этой галереи нахваливал работы Фёдора и в то же время подчёркивал то, что художнику просто повезло и его карта оказалась выигрышной. Так ли это, Фёдор не знал, но с мэтром не спорил и старался как можно меньше высказывать своё мнение.

– Ты просто не представляешь, какую конкуренцию тебе удалось выдержать! Это просто как вытянуть счастливый билет! – уверял его Шеметов, а Фёдор просто молчал, или глупо улыбался, ему казалось, что это единственный верный выход в сложившейся ситуации.

Конечно, этот невероятный успех воодушевлял его, и в какой-то мере он не мог поверить свалившемуся на него счастью. Потому по возможности вёл себя скромно и учтиво.

Так как выставочный зал большую часть времени был наполнен большим количеством людей разных мастей, то Фёдору, чтобы пробраться через эту толпу к стойке организаторов, зачастую приходилось извиняться на французский манер:

– Excusez-moi. Excusez-moi. Excusez-moi!

Так как многие ещё не знали этого гениального русского художника в лицо, то на него и не обращали особого внимания, тем более французский акцент, говор ему вполне удавался.

– Вот скажи – искусство управляет тобой или ты искусством? – спросил Фёдора довольный успешной выставкой арт-директор Шеметов, когда тот подошёл к нему.

Такой вопрос смутил художника, он заметно колебался, прежде чем дать свой ответ.

Шеметов по-дружески похлопал Фёдора по плечу и, улыбаясь, произнёс знаменитую крылатую фразу: «Вопрос „зачем“ повис в воздухе, нет – он не повесился, как могло многим показаться, он просто научился левитировать…»

– Тебя кто-то ведёт по твоему пути или ты сам его выбираешь?

– Раб ли я системы? – немного смущаясь, спросил Фёдор.

– Это как ты сам ставишь вопрос. Впрочем, тебе видней, что это означает… – немного озадаченно произнёс Шеметов.

– Хотя – нет, я бы сказал, что такой метод – это, скорее, называется перекладывание ответственности – ты перекладываешь на меня свою ответственность за собственное болезненное восприятие, – по-доброму улыбнулся в конце фразы Шеметов.

– Взвывая к силе духа, идёт в пути своём, проникнув всем телом в него, обыкновенный человек, – нараспев произнёс Фёдор.

– То есть ты при всём при этом, – Шеметов обвёл рукой пространство выставочного зала, наполненного людьми, – говоришь о том, что ты обычный человек? Лукавишь? Я тебя уверяю, что ещё не организовал ни одной выставки ни одному обычному человеку, – рассмеялся в конце тирады арт-директор.

– Не лукавлю. Даже у обычного человека может быть необычный путь, – серьёзно ответил Фёдор.

– Парадоксальное утверждение, – пожурил Фёдора Шеметов.

– А разве наша жизнь не наполнена парадоксами?

– Ты ещё не то заговоришь, когда поймёшь, какая слава на тебя свалилась! – рассмеялся Шеметов, – Заметь, я никогда не имею дело с пустышками, только игра, игра по-крупному! Никак иначе. У тебя шикарное будущее. Ты просто пока себе это не представляешь. Но это даже хорошо, что ты называешь себя обычным, будучи весьма незаурядным малым, раз тебе удалось всё это изобразить. Для прессы хорошо. Но со мной ты можешь быть открытым, парень! Между нами должно быть доверие.

– Доверие, вы правы, очень существенная вещь. Но хуже всего, когда человек лжёт сам себе, скрывает собственную суть от себя же самого, таким образом, он связывается не с теми людьми, он убеждает себя в привязанности ни к тем людям и вещам, к которым бы ему следовало, он занимается не теми делами, к которым предназначен. Вот это самое печальное. От этой, казалось бы, мелочи – обмана, самообмана всё в этом мире, мироздании перепутано и становится, грубо говоря, с ног на голову. Всё запутывается, встречаются не те люди, происходят не те события, материализуются не те вещи. И все ломают голову, – «Ах, что же это творится!» А заглянуть внутрь себя боятся, не могут и продолжают творить всю ту же лживую реальность. Настолько лживую, что их всех же ею уже тошнит, и они вдвоё сильнее лгут и выворачивают её ещё больше. Чего стоит, вот скажи, не лгать себе и людям? Вот, просто избавиться от такой мелочи, как ложь… Нет, же держатся за неё, как за единственный сук, на который и нанизано их лживое мироздание…

– То есть, всё из-за бабы? Я правильно понял? – спросил, улыбаясь Шеметов.

– Я же сказал, что я обычный человек, то есть такой, каким должен быть обычный человек – не лгу себе. И да – у каждого обычного человека может быть баба.

– Н-да, такую бабу, которая вдохновит на столько шедевров каждому бы художнику. Хотя, ты прав, каждому не надо, только тем, кто не лжёт себе и занимается своим делом. А то ты сам понимаешь, сколько я люду творческого перевидел. Не приведи Господь!

– Таких мало. Очень мало.

– Ну вот, и славно. Собственно как и гениальных художников, – заулыбался Шеметов, – уж я-то это хорошо знаю.

Глава 44 Встреча в Париже с художником Шеметовым в кафе перед отъездом

Они сидели в парижском кафе напротив галереи, выставка закрылась, и они решили вместе выпить по чашечке кофе перед отлётом Фёдора обратно в свою страну, в свою обитель.

– Тимус и душа. Вот постучи легонько себе чуть выше области солнечного сплетения. Чувствуешь? Это биология, говорит с тобой. Чуешь, как всё грустно и вдруг появляется надежда? В тимусе ли душа? Или, как обычно, где-то рядом?.. А кто его знает, но их соседство весьма подозрительно выглядит, даже можно спросить, – «А случайна ли эта случайность?». После чего почесать себе затылок и сравнить ощущения. Правда?! Вот что-то в этом есть! И в тимусе этом что-то есть.

Шеметов немного помолчал и продолжил:

– Биологам только дай в руки шариковую ручку, они тут же, мгновенно всю жизнь лишат её мистики и романтики, а без них какая жизнь? Да, никакой. Потому души в тимусе, либо тимуса без души – уж точно быть не может! Стучи не стучи, а без загадки, увлечения, интереса человек не выживет.

– А если научатся его прямо туда сразу вживлять, вливать и всё?

– Синтетический интерес?

– Да, или флэшка с набором чувств и эмоций – опа, включили как пластинку и всё кружится, игла скрипит по её дорожкам, и ты уже именно То, и поступаешь именно Так, как она играет. И всё. Только вот, а душа? Что с душой тогда?

– А что тебе душа? Запрограммировали, и тебе всё нравится. Вот и всё.

– Но есть же что-то, что после смерти, его точно нельзя запрограммировать. И есть то, для чего эта жизнь и тому, кто её даёт, эту жизнь, для своих целей, не понравится, что умник-человек в неё свою пластинку врубит и тем самым его планам и смыслам помешает?..

– Да, это только если он есть. Всевышний. А вот ежели каждый по отдельности решает – то его завсегда могут захватить те, кому больше всех надо и вуаля! Пляшешь под чужую музыку и под чужую пластинку.

– Да, выражение плясать под чужую дудку приобретает новый смысл, – обречённо протянул Фёдор.

– Быть может, – истинный, с чего оно и начиналось. Давненько, может, есть какие-то методы вживления другой реальности. Опа, ты просто просыпаешься и уже не знаешь, что у тебя всё по-другому было и быть должно иначе всё, и мир не такой перевёрнутый на самом деле, и опыт сладкий. А тебя заставляют пахать на этих варваров и захватчиков. А фишка всего лишь в том, что ты об этом никогда не узнаешь. Захватили тебя макрофаги и всё… Ну надо им так было… Необходимость быть может такая… А ты не узнаешь даже… Ну, может быть, разве что, после смерти самого тела. Ну, это смотря как, там всё это с этой смертью обстоит. Как дело обстоит на самом деле…

– Жутко, – отозвался всей душой Фёдор на слова художника Шеметова.

– Это шутка! – улыбнулся в ответ художник, по совместительству арт-директор парижской галереи «Кронос».

– Всё равно жутко… – отозвался Фёдор.

– Тимус, тимус, где ты был? На Фонтанке водку пил. Тимус, тимус, Кто тебя просил?

Вынь пластинку из меня, дебил! – рассмеялся Шеметов.

– Творчество? – вопросительно взглянув на Шеметова, спросил Фёдор.

– Нет, крик души, – опять засмеялся арт-директор знаменитой галереи.

– Души или тимуса? – уточнил Фёдор.

– Обоих, она помогает, значит всё-таки отдельно где-то витает, как аура вокруг него, или всего тела, в общем, оболочка на другом энергетическом уровне. Это и спасает. От пластинок и флэшек. Если душа сильная, ловкая и уверенная. На этот уровень ещё никто не проник, но уже суют свои мерзкие грязные лапчонки, перепачканные в крови вскрытых и эксгумированных тел.

– Там же нет уже крови? – удивился Фёдор.

– Энерго-информация ещё есть. Вот и охотятся олухи. Скребут.

– Тьфу ты. Что же делать?

– Да, ничего. Жить и наслаждаться. Страх сильнее всего палит. Да и душу никто не тронет, только развивай её и всё. Чтобы защищаться. Чтобы защититься, надо становиться сильней. Это как в игре с прокачкой.

– Ага, и бонусы есть? Круто.

– А то! Держи! Держи свой тимус в чистоте и накачай души указующий перст, чтобы быть здесь самим собой. Энергетику и гармонию поддерживать надо бы. Это да. Надёжность. Сила. Мощь. Лад. Защита, – она всегда права. Держи сеть целой, ладной и всё будет отлично.

Глава 45 Возвращение

Вернувшись домой, Фёдор первым делом зашёл к Сане.

Он застал Саню в каком-то удивительном и странном состоянии. Фёдор, конечно, многое видел за свою жизнь, тем более, за время дружбы с Саней, но эта картина всё равно его смогла поразить. Санчо сидел посреди комнаты с сигаретой в зубах, штаны его были закатаны до колен, а ноги погружены в массажную ванночку, вода в ней бурлила и выплёскивалась на пол, как вода бушующего Ниагарского водопада. Но это было не самым странным – Саня играл на флейте довольно внушительных размеров. Мелодия выходила у него временами жалобная, временами восторженная. Фёдор остановился в дверном проёме и невольно заслушался. Саня не обращал на вошедшего друга никакого внимания и продолжал проникновенно музицировать.

Это мелодия почему-то напомнила Фёдору монолог старца Елисея, прослушанный им в пещере космического благоденствия «Кра-дость».

– Трансформация, преобразования идут по пятам за нами или это мы мчимся в надежде их нагнать, застать, ухватить за хвост или заглянуть им в глаза? Кто знает? – задумался Фёдор, слушая друга. – И вообще как понять, вот, почувствовать, что оно пробило, пробилось на новый уровень, что ли… Вот раз, и пробило, и ты уже как бы совсем не здесь, не в том кувшине, в котором ты всё измолотил так, что взбил масло, а летишь уже куда-то, в полёте, летишь, летишь и где ты окажешься вновь, никто не знает. И ты сам не знаешь. И вот, если же этот полёт не прочувствовать, не насладиться им, не проникнуться им, этим воздухом, который несётся тебе навстречу, не упиться им, с упоением его не испить, то можно же и не узнать, не запомнить, не впитать в себя это высшее ощущение для любой твари – ощущение полёта, а лишь вновь плюхнуться в какое-нибудь болото, или же в нечто похожее на тот кувшин, или в ещё что… А вот как бы вырваться навсегда и более ни во что не вляпываться… Никогда… А только лететь, лететь и наслаждаться полётом, осознавая, что ты выдержал, выдюжил, вытащил себя за волосы и теперь можешь парить и кайфовать… Всегда… Эх… Блять, во что я вляпался! – за малым чуть не сплюнул Фёдор в доме у Сани, настолько глубоко мелодия погрузила его в интенсивные размышления.

– Ты чего? – обратился он, наконец, к Сане.

Но тот по-прежнему не обращал на него своё внимание. Тогда Фёдор проследовал к нему и взял его за плечо:

– Сань, ты чего?

В мгновение, в одно единственное мгновение, Фёдора как будто ошпарило – он увидел, что это вовсе не Саня, а белый маг, который засмеялся ему прямо в глаза всей своей мерзкой пустотой лица, а необыкновенный жар от этого лица бросился Фёдору прямо в глаза. Вода бурлила, хохот белого мага эхом раскатывался в голове у художника.

От этой внезапной перемены Фёдор так испугался, что просто отскочил от мага, быстро оглянулся по сторонам, поняв, что Сани нигде рядом нет, он быстро выскочил на улицу и побежал к себе домой. Там, не помня себя и не отдавая своим действиям какого-либо отчёта, он заперся на все замки и залез сначала под одеяло, а потом вместе с ним спустился под кровать и продолжал там лежать почти неподвижно, пока его не сморил сон.

Он больше ни о чём не думал, совсем ни о чём, только картины белых магов, над которыми работал в последнее время, мелькали у него в голове, и их раскатистый, какой-то потусторонний хохот раздавался медным гулом в его мозгах:

– Гух, гух, гух…

Белые маги – макрофаги ирреальности стоят на страже твоей уникальности…

Глава 46 Сила

Фёдор проснулся рано утром, он не помнил, как вчера уснул и как он оказался тут, под кроватью, потому, чертыхаясь, он вылез наружу и сел на диван.

– Может, мне всё это приснилось? – спросил он сам себя, тщательно оглядывая своё лицо в зеркале. А хорошо, зараза, играл на флейте то, душевно так… В самую душу эту мелодию вложил и заставил душу трепетать на её волнах, на волнах этой задушевной мелодии… Видно, потому и говорят это – задушевный, на какой-то глубокий уровень такая мелодия укладывается и на новый уровень чувствования или прочувствования бытия энтого выводит… Волны, волны, мелодии, эх, красота… Чудо. Чудеса.

– Или я схожу с ума. Просто, всё так просто, – сам себе ответил Фёдор.

Он пошёл на кухню, налил себе полный стакан воды и осушил его до дна. Посмотрев на старые часы, что висели на кухне, и кукушка в которых уже давно не кукукала, Фёдор внезапно вспомнил старую сказку, которую ему читала в детстве мать. Это была сказка про белых гномов. Он сейчас же отчётливо вспомнил голос матери, которая повторяет странную считалочку из этой сказки:

 
белый – чёрный,
 
 
мой – не мой, сотворенный
пой!..
 
 
а творить, кто не захочет,
белый гном его щекочет
 

После чего мать его щекочет, а он отчаянно хохочет. Да, тогда она ему не казалась странной, она была смешной, но сегодня воспоминания о ней почему-то совсем не развеселили Фёдора. Он сел на пол и глубоко задумался, почему-то пристально глядя на кукушку, которая давно забыла про дело своей жизни и молчала, молчала, молчала… Фёдор, еле шевеля губами, ещё раз повторил детскую считалочку:

 
белый – чёрный,
мой – не мой,
сотворенный
пой!..
 
 
а творить, кто не захочет,
белый гном его щекочет
 

После того как он произнёс эти слова в третий раз, умиротворённый воздух на его кухне прервал резкий звук: «Ку-ку». Фёдор вздрогнул и до конца не поверил в то, что только что услышал. Но кукушка прокуковала ещё шесть раз, так как часы показывали ровно семь утра.

– Что это – магия, волшебство, сумасшествие? – спокойно размышлял Фёдор нелепо, сидя на полу, наблюдая за выверенными движениями часовой кукушки.

– Ку-ку, – повторил он за ней, когда она, наконец, замолчала.

Фёдор остался сидеть на полу и вдруг к его внешнему недоумению добавилось и внутреннее. Ему внезапно стало казаться, что он стал настолько маленьким, меньше табуретки, что стояла рядом с ним. Его осознание собственных размеров стремительно менялось, то он становился, то есть ощущал себя мышью, забившейся в уголок кухни, то рос прям у себя на глазах до своих обычных размеров. То ему казалось, что он как Алиса из сказки заполнял собственным телом всё пространство кухни. Не в силах совладать за странно изменяющимися ощущениями, со своим взаимодействием с окружающей средой и самим собой, он закрыл глаза и стал считать:

0 (ноль) – петля;

1 – перекладина;

2 – крючок;

3 – перевернуть, получится табуретка;

4 – стул;

5 – снова крюк;

6 – петля затягивается;

7 – гильотина;

8 – две петли, скрученные между собой;

9 – единственная петля затягивается вновь;

10 – снова петля с перекладиной или гильотиной…

Так Фёдор просидел на кухне довольно долго. Проходя в голове круг за кругом эти цифры, и вновь возвращаясь к началу, через какое-то время Фёдору удалось успокоить своё остро-меняющееся воспалённое восприятие внешнего мира и синхронизировать свои внутренние ощущения с внешней явью.

Произошедшее сильно напугало Фёдора. Он снова вспомнила о матери. «Мама» – это магическое слово, которое даёт силу и спасение. Магия этого слова до конца не изучена, но оно непременно напитано магией и волшебством, как его ни крути, это то самое, казалось бы простое, но очень сильное слово, в котором заключены энергетические звуки, способные вывести любого из самого ужасного страха и неверия в собственные силы и в возможное добро, совершаемых им поступков. «Ма-ма», – потяните мягко это слово и энергия добра и силы потянется вместе с ним к вам. Оно выведет вас из мрака и тяжёлых заблуждений, из пещер тьмы на свет, из прогорклых раздумий в сладость бытия. «Мама», и жизнь твоя! Больше никто не в силах претендовать на её благость и радость, ибо в этом слове «мама» заключена энергия жизни, данная тебе, и ты пронесёшь её над своей высоко поднятой головой в ярком свете добра и чуда в новый шикарный мир свершений и открытий. Пронесёшь энергию жизни вместе с огромными силами волшебства, счастия и покоя, заключёнными в этом магическом слове. «Мама» – проводник в мир высшего благоденствия. «Мама» – молитва и «мама» заговор от всех треволнений и несчастий, «мама» спасёт любого, кто поддержит сей энергетический посыл.

Вот и Фёдора спасло это слово, которое он стал повторять как заговорённый и страх отступил, отпустил его, и энергия добра вернула ему прежнее ощущения мира, себя и собственного духа. «Вот, где заключена сила духа», – подумал он и с магическим словом на устах вернулся в комнату, где стоял его мольберт. Он принялся рисовать. Что за картина это будет, он ещё не знал, но точно знал, что он заключит в неё всю магию и волшебство этого чудесного слова «мама».

Мама всё понимает.

Сила любви – высшая сила, способная вытащить из любого, даже самого дремучего дна вас в эру благоденствия и процветания. Ею нельзя пренебрегать, либо пользоваться в недостойных желаниях, только всему искреннему и настоящему она помогает.

Только тогда она вам поможет, ежели вы обратитесь к ней с открытым сердцем, не затуманенным измышлениями разума или не всегда ясного, чистого рассудка, на который могут влиять чуждые чёрные, потусторонние злые замыслы.

Сила любви спасёт всех, кто готов к ней повернуться чистотой своей души и открытым любящим сердцем. Она даст энергию и силу, чтобы вылезти из любой злостной передряги, ибо нет силы и энергии более мощной, нежели любовь.

Любите чисто, искренне и будьте любимыми и за это вам воздастся непременно благом, гармонией и силой. Дух окрепнет, а вместе с ним и вы.

Сила любви способна изменить мир и материю, перевести её в новое качество, во благо и в успех, который ранее казался чем-то невероятным и совсем неправдоподобным.

Эта сила меняет всё, она способна изменить мир.

Глава 47 Багровые боги

– Искусство и магия есть в этом что-то… Ещё старец Елисей, когда говорил о силе любви, о сердечном чувствовании, о душевной линии или душевном пространстве что-то такое говорил… И эта некая сфера существования душ, мало кому доступная, она ж тоже есть вроде как, там всё иначе воспринимается же ж… И про багровых богов говорил что-то… Странно почему багровые?.. Кровь что ли,.. Или не кровь… Багор… Или багровый мир? Может это об инфракрасном излучении вообще речь?.. Багровые боги действуют на этом уровне? А вдруг?! Вдруг я просто не всё понял тогда. Да, человек всегда не всё понимает, идёт, идёт, вроде бы всё понял, осознал, признал, опять идёт, идёт – опа, и опять понял, но уже лучше, глубже… Так и движется куда-то этот человек… Движется, движется и нет ему покоя, остановки, кроме небольшого отдыха, передышки в виде непродолжительного сна… Кровь, кровяное русло несётся и несётся…

 
Багровые боги ищут для вас дороги.
Прокладывают новый вам путь,
Чтобы лучше вы поняли суть,
Которой коснуться не в силах никто,
Только приблизиться и почуять её тепло…
 

Фёдор решил найти ту детскую книгу, которую он так любил в детстве. Тогда он был ещё так мал, что её ему читала мама. Художник спустился в подвал, искал книгу там, но не нашёл. Вернулся в дом, немного поразмыслив, он вспомнил, что она может быть на чердаке, потому полез туда. На чердаке он уже давно не был, там всё так запылилось, что он с трудом, но всё же обнаружил коробку со старыми детскими книжками.

Среди всех стопок, Федя быстро выудил нужный корешок. Он сразу его узнал, и обложка в серо-бело-коричневых тонах сразу напомнила ему о далёком детстве, так, что где-то в районе сердца у художника что-то защемило. Так – то ли ностальгия, то ли тоска по навсегда минувшему отразилась в глубинах его души или проявилась в его сердце.

Фёдор, торопясь раскрыл книгу, и стал жадно вчитываться в каждую её строчку.

Прочитав полностью, он захлопнул её и в воздух поднялись клубы пыли. Стряхнув с книги хотя бы часть пыли, Фёдор спустился с чердака вместе с книгой.

Когда он спускался вниз, в его голове мелькнула странная мысль:

– Что за херь?! То ли яма, то ли дверь?!

И действительно, куда он сейчас спускался? Проникся метафизическим смыслом происходящего с ним Фёдор. Дело в том, что в книге он прочитал, про странный обряд, который нужно выполнить малышу, чтобы его больше не щекотал белый гном. С одной стороны – это казалось полной глупостью, а с другой – Фёдор уже не знал, что ему делать, потому был готов на любые дурацкие поступки. И если что-то внутри его толкало на связь его жутких странных белых магов с его детской книжонкой – он был готов принять эту подсказку своей внутренней сути. Фёдор был готов надеяться, что это не глупость, а реальный выход из этой невероятной ситуации, которая каким-то образом смогла проникнуть в его жизнь. Конечно же, он хватался за любую соломинку, которая смогла бы вывести его в какой-то другой, понятный и спокойный для него мир.

Детство, детство – в нём столько этих странных, даже пугающих дверей и ты не знаешь, где окажешься, открой ты одну их них. Страшно. Открыл и вот ты уже в добром, волшебном мире. Открыл – и ты провалился в чудовищный, ужасающий мир.