Текст книги "Новому человеку – новая смерть? Похоронная культура раннего СССР"

Рядовая смерть: советский проект и повседневные практики обращения с мертвыми телами

Предметом моего исследования стали изменения практик обращения с мертвыми телами в довоенном СССР. Хотя я включаю в свой анализ некоторые факты из дореволюционной и послевоенной истории, основным фокусом моего внимания стал период между 1917 и 1940 годами, поскольку именно в это время происходили основные изменения, связанные с формированием нового миропонимания советского человека. Конечно, похоронная культура включает в себя гораздо более широкий круг практик, в том числе похоронные и поминальные обряды, артикулированные представления о смерти и посмертном существовании и т. д. Однако, говоря о роли новых представлений о мортальности в советском проекте, я обращаюсь преимущественно к самым базовым практикам обращения с мертвыми телами и их утилизации, поскольку, на мой взгляд, именно этот круг практик в наибольшей степени испытывал влияние государства и был сформирован большевистскими представлениями о новом человеке и мире будущего. Это связано в первую очередь с тем, что из всего обширного комплекса похоронной культуры именно практики утилизации мертвых тел оказывались самыми доступными для государственного регулирования. Именно поэтому, как я полагаю, эти практики могут многое сказать о советском проекте в целом.

Рассматриваемый исторический период характеризуют сильные общественные и экономические потрясения, распад коллективных связей и быстрая деградация социальных структур. Эксцессы, спровоцированные потерей нормы, скачком социального насилия и сильнейшим социальным стрессом, не обошли и похоронную культуру. Однако целью моей работы является исследование нормативности советского проекта, поэтому я говорю о нормативных практиках обращения с мертвыми телами, оставляя в стороне те подчас экстремальные практики, которые были связаны с Гражданской войной, Второй мировой войной, эпидемиями, голодом и репрессиями. Несомненно, истории миллионов людей, погибших или пропавших без вести на полях сражений и в системе ГУЛАГа, похороненных чужими людьми в братских могилах вдали от дома, серьезно повлияли на советскую и постсоветскую культуру. Однако помимо этих смертей, ставших предметом изучения историков и отобразившихся в художественном творчестве, были и другие смерти – частные смерти обычных людей, умерших у себя дома или в больницах от старости, болезней и эпидемий. Эти смерти – естественный опыт, который переживает каждое поколение, жившее на земле, – не менее (если не более) важны для формирования похоронной культуры. Решение разнообразных вопросов, связанных с погребением близких родственников, которые вставали перед людьми в непростые раннесоветские годы, стало важнейшим опытом, сформировавшим современное российское общество не в меньшей степени, чем миллионы смертей насильственных. Именно вопросы, связанные с повседневными смертями от старости и болезней, становились основным предметом административного регулирования, и именно на этом материале мы можем видеть, какой видел новый режим похоронную культуру.

Советский проект в основе своей был глубоко модернистским и как следствие – урбанным. Преимущественно городская рабочая среда была основной аудиторией РСДРП(б) еще до 1917 года. Невзирая на риторику о «смычке города и деревни», большевики, придя к власти, не сильно изменили это положение. Всё городское и новое в советском дискурсе было прогрессивным, в то время как деревенское, традиционное было отсталым, полным дефектов и пережитков. К области пережитков относилась и вся похоронная культура, в том числе кладбища, как часть прошлого мира с его кривыми улицами, сточными канавами и лаптями. Борьба с пережитками[27]27
  Алымов С. С. Понятие «пережиток» и советские социальные науки в 1950–1960‐е гг. // Антропологический форум. 2012. № 16. С. 261–287.


[Закрыть] традиционной культуры была важнейшей частью работы по созданию нового человека и общества. Именно поэтому в фокусе моего внимания находится не сохранение народных традиций[28]28
  Погребальная обрядность в традиционной культуре – давно исследуемая и хорошо изученная тема. О погребально-поминальных традициях у восточных славян см., например: Байбурин А. К. Ритуал в традиционной культуре: структурно-семантический анализ восточнославянских обрядов. СПб.: Наука, 1993. С. 100–122; Похоронно-поминальные обычаи и обряды / Институт этнологии и антропологии им. Н. Н. Миклухо-Маклая РАН. М.: ИЭА РАН, 1993; Седакова О. А. Поэтика обряда. Погребальная обрядность восточных и южных славян. М.: Индрик, 2004.


[Закрыть], а процесс отхода от них. Я говорю о том, что происходит с похоронной культурой в городской среде, когда в результате растущей урбанизации смешивается городское и вчерашнее сельское население, а также о том, как изменяется похоронная культура в ситуации высокой социальной волатильности, когда люди оказываются за рамками привычной общинной и сословной жизни.

Советский проект по сути своей был интернационалистским и в некотором смысле наднациональным, не нацеленным на ту или иную конкретную национальную или этническую группу. Для людей, разрабатывавших и проводивших в жизнь похоронные реформы 1920‐х годов, этническая специфика похоронной культуры не имела никакой ценности, а вводимые инновации должны были разрушить имеющиеся различия. Однако, несмотря на наличие среди чиновников Наркоматов здравоохранения, просвещения, коммунального хозяйства, Моссовета и Петросовета (Ленсовета), публицистов, пропагандистов и т. д., людей самой разной этнической и конфессиональной принадлежности, общая риторика при обсуждении похоронных реформ отсылала к обобщенному образу «русских похорон». В то же время бóльшая часть имеющегося у меня материала касается Москвы и Петрограда (Ленинграда), подавляющее большинство населения которых к 1917 году состояло из русских православного вероисповедания. Несмотря на ограниченность материала, отдельные сведения по регионам с доминированием других этнических и конфессиональных групп говорят о том, что ситуация там не отличалась принципиальным образом от ситуации в Москве или Петрограде (Ленинграде). Поэтому, признавая всю условность и ограниченность такого подхода, я буду говорить в основном о русском населении, традиционно исповедовавшем православие. В контексте, подразумевающем отношения государства с религиозными конфессиями, я обычно использую слово «Церковь», как правило имея в виду не конкретно православную церковь, а в первую очередь церковь как социальный институт.

Похоронная реформа 1918 года

Изменения различных практик обращения с мертвыми телами происходили постепенно и неравномерно на протяжении всего советского периода. Однако, какими бы ни были эти изменения, все они имели общую точку отсчета. Триггером этих изменений стала похоронная реформа 1917–1918 годов, в основу которой легли несколько декретов, которые так или иначе были направлены не столько на изменение похоронных практик, сколько на секуляризацию семейной жизни.

Похоронный обряд, как и другие обряды жизненного цикла, в России до революции находился всецело в руках религиозных организаций. Как отмечает А. К. Байбурин, вероисповедание в Российской империи вообще было одной из важнейших социальных характеристик и уж точно имело большее значение, чем этничность[29]29
  Как отмечает А. К. Байбурин, именно информация о вероисповедании, наряду с указанием родного языка, заносилась в паспортные данные до революции, что существенно отличалось от советской системы, в которой важнейшей социальной характеристикой стала национальность, а соответствующая графа в паспорте – «пятый пункт» – стала метафорой обозначения национальности. См.: Байбурин А. К. Советский паспорт: история – структура – практики. СПб.: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2017. С. 55–56, 216–219.


[Закрыть]. Каждый человек должен был быть погребен в соответствии с правилами той конфессии, к которой он был формально приписан. Влияние религиозных общин распространялось не только на само погребение, но и на администрирование похорон, управление кладбищами, и, конечно же, сами общины распоряжались доходами от погребений. Помимо того, что Церковь осуществляла непосредственно отпевание, захоронение и надзор за кладбищами, она также ведала регистрацией смертей. Таким образом, похоронить человека (равно как и зарегистрировать новорожденного или жениться) без участия религиозного института было невозможно. В этом смысле быть «практикующим» атеистом, в буквальном смысле «внерелигиозным» человеком, в дореволюционной России было формально невозможно. Подробнее об этом будет сказано ниже.

По мнению социолога Тони Уолтера, конкретная форма, которую принимает похоронная культура в той или иной стране, определяется именно архитектурой управления погребением (или тем, кто контролирует и утилизирует мертвые тела)[30]30
  Walter T. Three ways to arrange a funeral: mortuary variation in the modern West // Mortality. 2005. № 10 (3). P. 173–192; Idem. Why different countries manage death differently: a comparative analysis of modern urban societies // The British Journal of Sociology. 2012. № 63 (1). P. 123–145.


[Закрыть]. В дореволюционной России мертвые тела в этом смысле полностью принадлежали Церкви, и именно этот факт определял структуру похоронной культуры и обусловливал конкретный набор практик обращения с мертвыми телами. Именно на преодоление этого «поповского диктата» и была направлена атеистическая работа, связанная с похоронами. Так, в марте 1917 года В. Д. Бонч-Бруевич писал:

Само собой понятно, что из этой основной реформы (государственной реформы отделения церкви от государства и школы от церкви. – А. С.) должны вытекать давножданные свободомыслящими людьми гражданский брак[31]31
  Под гражданским браком здесь Бонч-Бруевич понимает отношения, зарегистрированные не в Церкви (церковный брак), а в гражданском институте, таком как ЗАГС.


[Закрыть] и гражданские похороны. ‹…› Хоронить наших покойников мы также можем гражданским порядком на любом из кладбищ без участия духовенства. Желающие же могут хоронить по-старому, с духовенством, но обязательность таких похорон должна быть отменена совершенно[32]32
  Бонч-Бруевич В. Д. Отделение церкви от государства // Деятели Октября о религии и церкви (Статьи. Речи. Беседы. Воспоминания). М.: Мысль, 1968. С. 13.


[Закрыть].

Первым из декретов, косвенно касавшихся практик обращения с мертвыми телами, стал Декрет о гражданском браке, о детях и о ведении книг актов состояния от 12 декабря 1917 года, который провозглашал создание в Советской Республике новой системы регистрации «актов гражданского состояния», т. е. браков, рождений и смертей. Главным и самым важным отличием новой системы от старой стало то, что факт смены семейного статуса теперь должны были регистрировать не церковные, а светские власти – «отделы записей браков и рождений при городской (районной, уездной или волостной земской) управе». Наряду с созданием системы гражданской (т. е. нецерковной) регистрации браков и рождений декрет предписывал передачу регистрации смертей «органам ЗАГС». Акты о смерти должны были регистрироваться в специальных книгах. Ранее эта функция входила в число обязанностей религиозных организаций. После издания декрета они обязаны были передать старые регистрационные книги в соответствующие городские, уездные, волостные и земские управы.

В первой строке декрета, предварявшей основные статьи, декларировалось: «Российская Республика впредь признает лишь гражданские браки». Декрет не просто создавал возможность для совершения любых семейных обрядов вне какой бы то ни было религиозной организации, но делал светскую их форму – регистрацию – единственной легальной. Естественным образом это делало бессмысленным деление кладбищ в соответствии с конфессиональной принадлежностью погребенных на них. Ни отметка о совершенном отпевании, ни принадлежность к конкретной конфессии или приходу более не имела значения – «учреждениям, ведающим кладбищами, отныне запрещается препятствовать погребению в черте кладбищ по обряду гражданских похорон»[33]33
  Декрет СНК о гражданском браке, о детях и о ведении книг актов состояния // Декреты Советской власти. М.: Государственное издательство политической литературы, 1957. Т. 1: 25 октября 1917 г. – 16 марта 1918 г. / Подгот. к печати д-р ист. наук проф. С. Н. Валк и др. С. 249.


[Закрыть].

Декрет о свободе совести, церковных и религиозных обществах от 20 января (2 февраля) 1918 года подтверждал, что акты гражданского состояния ведутся исключительно гражданской властью. Уточнялось, что «действия государственных и иных публично-правовых общественных установлений не сопровождаются никакими религиозными обрядами или церемониями», а «свободное исполнение религиозных обрядов обеспечивается постольку, поскольку они не нарушают общественного порядка и не сопровождаются посягательствами на права граждан Советской Республики»[34]34
  Декрет СНК о свободе совести, церковных и религиозных обществах // Декреты Советской власти. Т. 1: 25 октября 1917 г. – 16 марта 1918 г. / Подгот. к печати д-р ист. наук проф. С. Н. Валк и др. М.: Государственное издательство политической литературы, 1957. С. 372. Интересно, что в оригинале декрета, подписанном членами СНК, в статье 8 органы, регистрирующие гражданское состояние, обозначены как «отделы записи рождений, браков и смерти», но последнее слово вычеркнуто. Опубликован документ был с учетом данного исправления – без слова «смерти». Впрочем, на практику применения декрета это не оказало влияния, и регистрацией смертей занимались соответствующие гражданские органы. См. факсимильную копию декрета: Декрет о свободе совести, церковных и религиозных обществах // 100(0) ключевых документов по российской и советской истории. URL: http://www.1000dokumente.de/index.html?c=dokument_ru&dokument=0010_kir&object=facsimile&st=&l=ru.


[Закрыть].

Наиболее значимой частью похоронной реформы стал декрет Совета народных комиссаров РСФСР «О кладбищах и похоронах» от 7 декабря 1918 года. Декрет отменял разряды мест погребения, передавал все кладбища, крематории[35]35
  В этот момент на территории РСФСР не было ни одного крематория.


[Закрыть] и морги, а также саму организацию похорон в ведение местных Советов, отменял оплату мест на кладбищах, устанавливал одинаковые похороны для всех граждан. При этом отмечалось, что религиозные обряды могут совершаться по желанию родственников и за их счет. Декрет еще раз подтверждал необходимость регистрации факта смерти в органах ЗАГС и делал невозможным погребение без выписки о регистрации. Не менее важным было и то, что с момента публикации декрета все частные похоронные предприятия, не прекращая своей деятельности, со всем их аппаратом, переходили в ведение местных Советов депутатов. Таким образом, всё похоронное дело в стране муниципализировалось. Декрет вводил похороны в систему социального страхования, перекладывая таким образом расходы на погребение трудящихся на плечи государства, которое должно было выплачивать пособия на погребения[36]36
  Декрет СНК о кладбищах и похоронах // Декреты Советской власти. М.: Государственное издательство политической литературы, 1968. Т. 4: 10 ноября 1918 г. – 31 марта 1919 г. С. 163–164.


[Закрыть].

Таким образом, похоронная реформа имела сразу несколько целей. Во-первых, она предполагала лишение Церкви и других «буржуазных» институтов юридического и фактического контроля над мертвыми телами. Созданная система отделов ЗАГС переводила регистрацию смертей в вéдение местных Советов, а в результате муниципализации похоронных бюро, кладбищ, моргов и иных инфраструктурных объектов к ним переходил контроль за практическими аспектами погребения. Вследствие такого решения не только появлялась юридическая возможность для безрелигиозных похорон, но и существенно перераспределялись финансовые потоки, и Церковь лишалась важного источника дохода от совершения треб. Во-вторых, реформа имела целью сделать похороны единообразными и доступными для всех, поскольку не только уничтожала деление погребений на разряды, но и вводила пособия на погребение. Вместе с другими социальными услугами, такими как обеспечение рабочими местами, жильем, медицинским обслуживанием, похороны оказывались в числе «благ по умолчанию» для всех трудящихся страны[37]37
  Об уравнительном характере декрета см. также: Паперный В. Культура Два / Предисл. Вяч. Вс. Иванова. М.: Новое литературное обозрение, 1996. С. 116.


[Закрыть]. Третьим следствием реформы была легализация и введение кремации, проект, который систематически блокировался Синодом до революции[38]38
  Белякова Е. В. Церковный суд и проблемы церковной жизни. М.: Культурный центр «Духовная библиотека», 2004. С. 537.


[Закрыть].

Похоронные реформы в Европе в XVIII–XIX веках

Идея полностью реформировать устоявшиеся практики обращения с мертвыми телами может показаться несколько экстравагантной, хотя и отражающей общий революционный пафос большевистского движения. В действительности ни сама по себе похоронная реформа, ни попытка секуляризации похоронной сферы не были уникальными ни в российской, ни в мировой истории.

Постепенное реформирование похоронной культуры происходит во всех странах Западной Европы начиная с XVIII века. Хотя этот процесс был крайне неоднородным, в целом во всех странах он имел общее направление и сходные источники.

Вплоть до XVI века во всех христианских странах местом погребения служило прежде всего приходское кладбище[39]39
  Laqueur T. W. The work of the dead. P. 151.


[Закрыть]. Однако уже в раннее новое время ситуация постепенно меняется. Кладбища начинают медленно переноситься за пределы церковной ограды. Размышляя над изменением похоронной культуры этого периода, Сергей Мохов отмечает, что в западноевропейской культуре эти процессы были инициированы новым миропониманием, которое принесла Реформация: «Это становится возможным потому, что в протестантизме происходит пересмотр самого понятия святости (ее источника) и сакрального пространства. В протестантизме храмом является, по сути, любое физическое пространство, где собираются люди для того, чтобы прочитать Слово Божие: протестантизм переносит акцент на человека вместо предметов и мест отправления культа. Таким образом, церковная ограда утрачивает свой сакральный статус: отныне покойника можно хоронить не только в границах освященного храмового пространства»[40]40
  Мохов C. Рождение и смерть похоронной индустрии. От средневековых погостов до цифрового бессмертия. М.: Common place, 2018. С. 45.


[Закрыть]. Тогда же под влиянием усиления роли нуклеарной семьи в противовес общине изменяется и внешний облик кладбищ. Захоронения становятся более ухоженными и регулярными.

Хотя определенные изменения появляются еще в XVI–XVII веках, до середины XVIII века большинство кладбищ оставалось под надзором церковных институтов и физически находилось всё еще внутри городов[41]41
  Там же. С. 81.


[Закрыть]. Постепенный или резкий выход похоронного дела из-под церковного контроля, так же как и перенос кладбищ за городскую черту, был связан с целым рядом причин, наиболее существенной из которых стало новое отношение к человеческой телесности. Тело человека перестает восприниматься как временное вместилище бессмертной души, как особый объект, имеющий Божественную природу, в отличие от тел животных. Человек начинает осмысляться и изучаться в одном ряду с другими живыми существами. И если тело человека не является уникальным, то и смерть человека больше ничем не отличается от смерти любого другого существа. Само тело начинает осмысляться преимущественно в терминах медицины, а не богословия, как это было на протяжении предыдущих столетий. Медикализация смерти, осознание ее в первую очередь как медицинского факта достигает апогея в эпоху Просвещения, когда мертвое тело начинает устойчиво восприниматься прежде всего как источник заразы и эпидемий. Растущее гигиеническое недоверие к мертвому телу становится важнейшим триггером переноса кладбищ за городскую черту[42]42
  Там же. С. 50.


[Закрыть].

Урбанизация и начало промышленного переворота также внесли свою лепту в изменение общественных практик обращения с мертвыми телами. Растущая плотность населения в городах приводила к эпидемиям, росту смертности и всё большей перегруженности старых некрополей. Когда-то расположенные на городских окраинах, они постепенно были поглощены новыми городскими районами и не имели возможности расширяться. Церковные погосты, которые даже в городах носили общинный характер, перестали справляться со своими функциями.

Повсеместно в Европе кладбища начинают переноситься за городскую черту со второй половины XVIII века. В то же время появляются муниципальные кладбища, управление которыми осуществляет город, а не Церковь. С 1745 года парламент Парижа предписывает открывать новые кладбища только за городской чертой, в 1784 году муниципальное кладбище появляется в Вене. Иногда эти изменения отражаются даже в языке. Например, в английском языке старые кладбища, расположенные внутри церковных оград, обозначаются как churchyard, а новые, расположенные за городом или просто вне церковной территории, – cemeteries[43]43
  Laqueur T. W. The work of the dead. P. 153, 234.


[Закрыть].

Изменения, происходившие в разных странах неодновременно и в разной форме, были связаны преимущественно с появлением государственного регулирования похоронного дела. Во всех странах проведение похоронных реформ наталкивалось на жесткое сопротивление Церкви, которая на протяжении столетий выполняла функцию утилизации мертвых тел. Но в изменившемся обществе простое механическое воспроизведение старых похоронных традиций оказывалось невозможным. Чаще всего причиной этого становились социальные потрясения и различные драматические события, в ходе которых Церковь переставала справляться с этой функцией так же хорошо, как раньше. Речь в первую очередь идет о резком изменении территориальной и временнóй динамики смертности в Европе, иными словами – о таких изменениях, в результате которых в определенные временны´е отрезки в одном и том же месте вдруг начинало умирать существенно больше людей. Причиной этого могли быть войны, социальные конфликты, эпидемии, а также интенсивная урбанизация, сопровождавшая индустриальную революцию. В новых условиях имеющаяся инфраструктура не справлялась с утилизацией мертвых тел и требовалось срочное реформирование похоронного дела, однако Церковь была не в состоянии его произвести. Правительства разных стран постепенно принимали законы, которые должны были упорядочить похоронное дело, вывести кладбища за пределы городов и ввести санитарный надзор за погребением. Все эти законы ограничивали, хотя и в разной мере, контроль Церкви над похоронами. Во Франции толчком к проведению реформ становится Великая французская революция, в Англии – эпидемии и резкая урбанизация, в Германии – Реформация и Первая мировая война[44]44
  Trompette P. The politics of value in French funeral arrangements. Three types of moral calculation // Journal of Cultural Economy. 2013. Vol. 6 (4). P. 373–374; Ozouf M. Festivals and the French Revolution / Transl. by A. Sheridan. Cambridge, Massachusetts; London: Harvard University Press, 1988; Jupp P. C. From dust to ashes: cremation and the British way of death. Houndmills, Basingstoke, Hampshire, UK; New York: Palgrave Macmillan, 2005. P. 19–45; Блэк М. Смерть в Берлине. От Веймарской республики до разделенной Германии / Пер. с англ. В. А. Третьякова. М.: Новое литературное обозрение, 2015. С. 37.


[Закрыть].

Результатом этих изменений стала, с одной стороны, постепенная секуляризация практик обращения с мертвым телом, а с другой – возникновение похоронного дела как отдельного института и его профессионализация. В то же самое время возрастает интерес к кремации, которая в течение второй половины XIX века легализуется в большинстве европейских стран.

Этот процесс продолжался во всем западном мире на протяжении XVIII–XX веков и способствовал созданию нового социального порядка. Как отмечает Томас Лакер, «те, кто в XVIII, XIX и XX веках изменил то, как хоронили и именовали мертвых, или кто выступал за сжигание их в высокотехнологичных печах, ощущали себя вовлеченными в процесс разрушения мира, который они унаследовали от Средневековья и сражений Реформации, и строительства нового мира». Этот процесс носил дуальный характер. «С одной стороны, они воплощали в жизнь разрушительный проект, стремясь уничтожить единство обширной некрогеографии и сокрушить поддерживающие ее институты, которые Церковь навязала, в частности, Европе. Ощущая мертвых основой Церкви и ее могущества, они полагали, что лишение клерикального контроля над мертвыми ослабило бы институциональную власть религиозных организаций и расчистило бы почву для чего-то нового. С другой стороны, было множество созидательных программ: мертвых можно было задействовать при образовании новых мемориальных общин, при установлении нового гражданского порядка или при выдвижении определенных политических или социальных требований. Всё это стало возможно – христианская революция, частичная отмена ее результатов и создание чего-то нового – именно благодаря тому, что долгое время удавалось задействовать мертвых. Мертвые обладают влиянием в современную эпоху, потому что они влияли на реализацию других проектов в другие эпохи в течение длительного времени (longue durée)»[45]45
  Laqueur T. W. The work of the dead. P. 93.


[Закрыть].