Текст книги "Besame mucho, клуша!"

«Через семьсот метров поворот налево», – предупредил навигатор.

Через семьсот метров решится ее судьба. Через семьсот метров ее перестанет мутить.

Сначала из-за поворота под колеса джипу выскочила свора собак, потом появились несколько бревенчатых изб на пригорке, ручей и лес.

Недалеко от крайнего дома Лера приметила парковку. Две «Нивы», какой-то джип, микроавтобус и «козлик» – негусто. Не сказать чтобы место пользовалось бешеной популярностью среди охотников. Неудивительно – в такой глуши.

Припарковав Галкин джип рядом с «козликом», Лера выползла из машины с ощущением, что вернулась из кругосветки и ступила на твердую землю.

Где-то в вышине кружили ястребы, высматривая добычу, в воздухе стоял запах нагретой на солнце хвои, а от земли тянуло прохладой.

Проклиная ботинки и Галкино ослиное упрямство, Лера поправила ранец, который болтался где-то под коленом, и направилась к домику, крыша которого виднелась за деревьями. Черт знает что.

Прежняя Лера ни за какие деньги не согласилась бы участвовать в этом балагане. Нынешняя Лера позволила втянуть себя в сомнительное предприятие и терпеливо сносила все находки, если не сказать – выходки, режиссера-постановщика Бочарниковой.

Прежняя Лера была принципиальным противником охоты на зверей и птиц, да и водку не пила. Прежняя Лера сказала бы, что спасать никого не будет и все это бред сивой кобылы – что должно случиться, то обязательно случится.

Нынешняя Лера готова была пойти с голыми руками на медведя и надраться, как матрос в порту приписки, лишь бы это помогло вернуть Леночке – шефа, Бочарниковой – акции, а ей – любимого мужчину.

Ради этого она стерпела тир – одну из первых находок режиссера-постановщика.

Инструктор поставил крест на Ковалевой сразу, как только она нечаянно пальнула в одиночный плафон под низким потолком, посеяв веселую панику среди подростков. Лера так и не поняла, куда нужно смотреть, что с чем должно совместиться и когда задерживать дыхание – до выстрела или после. Лере хотелось после. Так ей казалось логичнее.

Что верно, то верно: от Лериных выстрелов дух захватывало – ни одного попадания за час.

В конце концов сдалась даже Галка.

– Ладно, – мрачно произнесла она, – если дело дойдет до охоты, ты просто не закрывай глаза, и все обойдется.

Отложив духовушку, Лера вздохнула с облегчением, решив, что на этом ее мучения закончились. Рано радовалась.

Тиром дело не ограничилось, режиссер-постановщик потащила Леру в магазин «Медведь» за экипировкой.

Постояв перед витринами, способными за пару секунд превратить в Рэмбо любого завзятого пацифиста, религиозного отказника от службы в армии и волонтера-гринписовца, Бочарникова пошла вразнос.

Невзирая на протесты Леры, были куплены: камуфляжный костюм, кепка «комбат», ботинки на шнуровке, патронташ, ранец и газовый баллончик. Деми Мур могла вешаться.

Неудачи в стрельбе были полностью компенсированы.

Дома перед зеркалом Лера примерила покупки и испытала страх. В этом стильном прикиде со стрижкой каре, в очках-маске Лера чувствовала себя другой, чужой… опасной.

Зато Галка пребывала в полном восторге:

– Слушай, почему ты так никогда не приходила в редакцию? На мой взгляд, не хватает наручников. Вот тогда точно никто не посмел бы пикнуть. А Дворника хватил бы родимчик от внезапного всепожирающего желания. А ты бы ему не дала, – упивалась воображаемой местью Галка.

– И он оказался бы там, где оказался, – в постели у Чижевской, – подсказала Лера, потому что в последнее время именно это она и делала – частенько уклонялась от супружеского долга. – Что должно случиться, то обязательно случится.

– С таким настроением тебе не на охоту отправляться, а на погост.

– Погост от меня не уйдет никуда, так что сначала на охоту, а там видно будет, – оптимистично отказалась от предложения Лера. – Галь, а можно я не буду надевать ботинки? В кроссовках было бы не так жарко.

– Ты что, – уперлась Галка, – а как же образ?

– Что мне теперь, умереть от жары ради образа?

– Я думаю, до этого не дойдет. В твоей поездке есть нечто мессианское, – вдохновенно принялась втирать неистощимая на выдумку Галина, – ты спасаешь меня от смерти, а Казимира от нищеты. А ты – кроссовки…

…На стук ответил нестройный хор мужских голосов:

– Открыто!

Преодолевая слабость в ногах, Лера сняла очки, еще раз мысленно прорепетировала свою речь перед Крашенинниковым, открыла дверь и шагнула внутрь.

Собранная из бревен изба представляла собой помещение из одной комнаты, которую при желании можно было считать студией. Пространство между окнами занимали топчаны с матрасами, а у входа устроился небольшой стол, заваленный пакетами с провизией.

Ноздри Лере забила гремучая смесь запахов: приторный и тягучий запах крови, едкий – пороховой гари, костра и тошнотворный – перегара. И пота. Этого Лера уже не вынесла.

Зажав рот, рванула на крыльцо, скатилась по дощатым ступенькам и едва успела долететь до угла избы.

Нет, таких жертв от нее никто не сможет требовать. Сейчас она вернется в машину и отбудет с чистой совестью назад, в город, домой, в постель. И пару дней будет лежать, наслаждаясь воздухом из кондиционера, святым покоем и одиночеством.

Отдышавшись, Лера поняла, что со святым покоем хватила лишку. Да и с одиночеством, по большому счету, ее занесло, а мысль о маши не отозвалась новым позывом в желудке. Неужели придется задержаться в этом рассаднике, специализирующемся на разведении пьяных мужиков? Пьяных и вонючих. Лера чуть не разревелась.

В этот критический момент в кармане брюк зазвонил телефон.

Бочарникова – кто ж еще?

– Доехала?

Лера могла спорить, что Галка беспокоилась не о ней, а о своем джипе.

– Да.

– Ну и как ты?

– Нормально.

– А что с голосом?

– Укачало.

– Несчастье ты мое, – посочувствовала Галина, – я тебе уже говорила, что ты везучая?

– Говорила про несчастье, а про везучую – не говорила.

– Ну вот как раз говорю. Давай, со щитом или на щите, – закруглилась Галка.

– Да, – приободрилась Лера, – со щитом или на щите.

Найдя умывальник, Лера ополоснула лицо. Пока доставала из ранца носовой платок, трое охотников-клонов покинули домик и направились по тропинке в лес. Наспех промокнув щеки, Лера надела очки и кинулась было следом за охотниками, но, увидев, что Крашенинникова среди них нет, отстала и повернула назад.

И обнаружила громилу Костика из разбитого БМВ.

По спине у Леры пробежал холодок: несмотря на шорты и сланцы, выглядел Костик довольно воинственно. Все дело в бицепсах и грудных мышцах, натягивающих футболку, и еще в черных очках-техно с зеркальными линзами на квадратной роже, поняла Лера. Все в комплексе внушало беспокойство.

Вертя на пальце брелок с ключами, Костик расслабленной походкой двигался от домика в сторону парковки. Несмотря на ухищрения Бочарниковой, водила с первого взгляда признал в амазонке Леру:

– Какие люди! Что, в городе машин больше нет?

Желая обойти неугомонного водилу, Лера сошла с тропинки в траву, однако козел Костик не был намерен так легко отпустить жертву и сделал то же самое – шагнул Лере навстречу. Расстояние между ними сократилось.

Стоя по колено в траве, Лера с бьющимся сердцем ждала какой-нибудь гадости от придурка.

Взгляд Костика сместился с лица Леры за ее спину и неуловимо изменился. Козлина напустил на себя полнейшее равнодушие, продефилировал мимо, насвистывая какой-то фривольный мотивчик, но, проходя, обдал такой волной ненависти, что Лере охотничья изба показалась благословенным приютом.

Разминувшись с козлиной Костиком, Лера рысью взбежала на крыльцо избы и предприняла еще одну попытку внедриться.

В избе не оказалось ни души.

Нужно было решать: ждать Крашенинникова или идти на поиски.

Совсем недалеко послышались ухающие звуки выстрелов, и Лера зашагала вдоль бревенчатой стены, решив все же провести небольшую разведку местности. И… чуть не налетела на любовь всей жизни – Василия Крутова.

Раздетый по пояс, Василий держал в руке топор и выглядел по-настоящему неотразимым мачо.

Пряча лицо под козырьком кепки, Ковалева просвистела: «Здрасте».

– И вам не хворать, – буркнул Василий и бросил на гостью хмурый взгляд. – Это вы к Крашенинникову?

– Ага, – вырвался из горла хрип.

Потеряв интерес к гостье, Крутов понес топор куда-то за дом.

Держась на расстоянии, Лера последовала за мачо.

– Присядьте где-нибудь, подождите, – бросил Василий, когда они обогнули избу.

За домом обнаружилось патио а-ля рюс: длинный, грубо сколоченный стол и скамьи вдоль него.

Кроме всего прочего обнаружилось, что домик стоит на возвышенности, с которой открывается потрясающий вид на подошву холма, утыканную редкими елями и изрезанную лентами реки и дороги.

На столе, как на разбойничьем пиру, высились горки разноцветных овощей, зелени и неощипанные тушки птиц. Живописный натюрморт венчали ножи в держателе.

В метре от стола возвышался кирпичный мангал, в котором дымился котелок. Котелок распространял странный, настораживающий запах.

Крутов набросил на шею полотенце, вооружился самым большим ножом и занялся овощами.

С независимым видом Лера устроилась на противоположном краю скамьи, подальше от котелка и ножей, и принялась искоса наблюдать за Василием.

Орудуя тесаком, как победитель профессионального конкурса «Лучший кок Балтийского (Тихоокеанского, Черноморского, Северного – нужное подчеркнуть) флота», Василий крошил салат из огурцов и помидоров. С ножом в руке, заросший двухнедельной щетиной, загорелый до черноты, обнаженный по пояс, Крутов выглядел невероятно сексуально.

Глядя, как супермен играючи расчленил огурец на ровные кружки, Лера пыталась унять сердце. Они не виделись вечность. Как же она соскучилась, господи ты боже мой.

Покончив с огурцами, мачо с тем же сосредоточенным остервенением занялся помидорами, затем в ход пошли сладкий перец, петрушка с укропом, лук и чеснок. Лера уже начала опасаться, что Василий не остановится и покрошит все вокруг, но обошлось.

Тут снова раздались раскаты выстрелов. Лера обернулась на звук и увидела у самой кромки леса Крашенинникова: profondo развлекался тем, что палил по бутылкам.

Разделавшись с последним зубком чеснока, Василий отложил нож, щедро сдобрил овощи черным молотым перцем, посолил, полил растительным маслом и перемешал. После чего сложил ладони рупором, крикнул Борисовичу, что обед готов, и оставил Леру одну.

Лера не представляла, что ей теперь делать и как относиться к тому, что в Демидовке она обнаружила сразу двух зайцев, – удача это или неудача. В ее задачу входило слить Борисовичу информацию, что объединение «Бланк-информ» фактически банкрот и нужно сбрасывать акции. Если Борисович спросит, почему она ему об этом говорит, Лера выложит туз, припрятанный в рукаве, – развод и желание отомстить бывшему мужу. Как теперь быть? Как вести разговор с Крашей? Речи не могло быть, чтобы охмурять Борисовича в присутствии Крутова. Все их с Галкой расчеты летели к чертям собачьим.

Пока Лера металась в поисках разумного решения, нарисовался Крашенинников.

Прислонил двустволку к мангалу и с неприязнью посмотрел на нарушительницу неписаных правил, проникшую в святая святых, практически на корабль.

– Это вы от Бочарниковой? – Очевидно было, что Александр Борисович Леру не узнал.

– Да, – промямлила та.

– Ну и что вы хотели?

Лера только собралась с духом произнести заготовленный текст, как Крутов вернулся, неся в каждой руке по бутылке.

Щеки Борисовича натянулись в улыбке.

– Вась, ты, я вижу, совсем обасурманился здесь. Видели бы тебя твои избиратели.

– Водку пьешь? – пропустив мимо ушей замечание, поинтересовался Василий у непрошеной гостьи и водворил бутылки на стол.

Гостья в страхе энергично замотала низко опущенной головой.

Бросив в тарелку несколько ложек салата, Крутов поставил ее перед Лерой.

Под прицелом двух пар глаз она чувствовала себя крайне неуютно.

Оказавшись рядом с гостьей, Крутов обеспокоенно принюхался: ему померещился неясный запах теплой степи. Ну вот, теперь еще и обонятельные галлюцинации начались, поздравил себя Василий.

Крашенинников перебазировался к столу, получил порцию мутного варева из котелка, по цвету напоминавшего лужу после дождя, и салат.

– Девушка мне кого-то напоминает, не могу вспомнить кого, – изрек Борисович, перестав наконец сканировать Леру взглядом.

– Э-э-э, – промычала она, спешно сунув в рот кружок огурца, – видимо, солдата Джейн.

Шутку никто не оценил, в тишине, нарушаемой только птичьими голосами и шумом ветра в листве, застучали ложки.

Наркомовские сто грамм подействовали на мужчин по-разному. Крутов все больше мрачнел, а Крашенинников, напротив, мотыльком перепархивал с одной темы на другую, распугивая басом окрестную фауну.

После второй рюмашки самодовольная физиономия Александра Борисовича приобрела привычный красно-кирпичный оттенок, раздражение на присутствие женщины сменилось легкой досадой, и он пустился в воспоминания про то, как в прошлом году по счастливой случайности не утонул в болоте, из чего Лера заключила, что удачи в бизнесе profondo на охоту не распространялись. Если бы не Васенька (здесь Крутов удостоился теплого, благодарного взгляда и похлопывания по плечу), имярек уже бы кормил червей.

Лера окинула быстрым взглядом объемы бизнесмена, представила картину в натуралистических подробностях и выскочила из-за стола.

К тому моменту, как Лера вернулась, мужчины накатили еще по одной, Василий тяжело поднялся и, нетвердо ступая, скрылся за домом.

Проводив страдальца взглядом, полным невысказанного сочувствия, Крашенинников под сел к Лере.

– Что мы все о делах да о делах? – перешел на интимный шепот Борисович и обнял Леру за плечи, отчего ей моментально захотелось огреть распоясавшегося profondo чем-нибудь тяжелым. А еще лучше – дотянуться до ружья и взять Крашу на мушку.

– Александр Борисович, – Лера стряхнула с себя медвежью лапу Борисовича и пересела через стол, – я здесь по делу.

– Сучье вымя, – заявил Крашенинников, отрыгнув.

– Что? – растерялась Лера.

– Да не ты, есть одна. Такого парня, такого орла уделала.

Лера нахохлилась:

– А что такое? – Говорила она Галке, что с Крашенинниковым дел иметь нельзя.

– Какая-то профура сердце разбила нашему Васеньке. Он, болезный, вторую неделю ружье из рук не выпускает, вошел в штопор, слышать о бабах, пардон – дамах, не хочет, видеть никого не желает. Смерти ищет, – окончательно сбился в трагедию предприниматель.

Такого поворота Лера не ожидала. Это она-то сучье вымя и профура? Это она-то разбила сердце драгоценному Васеньке?

– Ну, этот-то быстро утешится, – с неожиданной злостью ответила Ковалева. Уроки Бочарниковой не пропали даром.

В ответ Крашенинников издал неопределенный звук и переменился в лице:

– Да что ты понимаешь в настоящей любви?

– Ой, господи, – скривилась Лера.

Борисович еще больше покраснел, а голос приобрел особую интонационную выразительность.

– Поверхностные вы существа, бабы, – поделился глубоко научным выводом Крашенинников и даже не подумал сделать исключение для присутствующих, – мелкие душонки.

– Это что-то новенькое, – имея в виду первую часть реплики, заметила Лера.

– Новенькое, говоришь? А разве не вы любите ушами? О чувствах на каждом перекрестке треплетесь, с соседками, с одноклассницами, с подругами, с коллегами подробности мусолите. Так и разбазариваете чувства. А мужик – он все в себе, как торфяник: горит на глубине – фиг потушишь.

– Да вы поэт, я смотрю, – фыркнула Лера.

– Молодая еще, – с осуждением заметил Борисович, вызвав у Леры бурю возмущения.

– Я вас умоляю! В глубине! Этот ваш страдалец напоказ уже, поди, забыл, из-за кого он здесь.

– Не смей, – рявкнул Борисович так, что Лера подпрыгнула, – не зная человека, судить о нем и его чувствах!

Незаметно для себя оба распалились. Борисович – потому что был горяч по своей природе, Лера – потому что ее опять сделали козлом отпущения. Ну сколько можно, на самом деле?

– И вообще, может, нет никакой профуры, и ваш друг вовсе не от женщины прячется, а от ответственности!

За эти несколько дней Лера о чем только не передумала.

Покоя не давало одно: почему Василий так легко отказался от нее? Мысль, которую она высказала вслух, поразила Леру. А что, если Крутов на самом деле испугался ответственности?

– Чушь собачья! Это любовь.

За столом становилось жарко, как на ток-шоу, разогретом подсадными утками – актерами.

– Отличный способ вернуть любовь – спрятаться в этой дыре.

– Бывают обстоятельства, – вывернулся Борисович.

Намек на обстоятельства Лера поняла по-своему: значит, Крутов разболтал Борисовичу про звонок анонима?

– Все эти обстоятельства – до первой смазливой мордашки. – Слезы душили Леру, чтобы не расплакаться, она почти кричала, соревнуясь с Крашенинниковым. – Насколько я знаю, на улицах полно утешительниц.

– Вот! – победно громыхнул Борисович. – Я о том и говорю: у любой шлюхи больше сердечности, чем у наших ломак-интеллигенток, которые цены себе не сложат.

И тут Ковалева, чтоб ей пропасть, выдала нечто такое, отчего потом долго не могла прийти в себя:

– А спорим, я излечу вашего друга за пару дней.

– Ну-ну. Так уж и за пару дней? – не поверил profondo, прощупывая горящими глазками Лерин камуфляж.

– Хорошо, – согласилась Лера, – за три дня.

Крутов не повелся:

– Блефуешь.

– А какая вам разница? Ну так как, спорим? – давила Лера.

– А давай! – завелся Борисович.

– Надеюсь, вы понимаете, что я это сделаю не просто так.

– Разумеется, – проявил понимание Крашенинников. – А в обмен на что?

– В обмен на вашу долю акций объединения «Бланк-информ», – выпалила Лера.

Крашенинников стал фиолетовым, как баклажан.

– Так, – прорычал бизнесмен, – ты кто такая?

Неожиданно резво для своей грузной фигуры вскочил, сорвал с Лериной головы «комбат», сдернул с носа очки и разоблачил шпионку:

– Валерия Константиновна, ты, что ли?

Улыбаясь жалкой улыбкой, Лера вернула «комбат» на голову, очки на нос и притихла в ожидании вердикта.

Внезапно необъятная туша Борисовича заколыхалась от хохота. От души насмеявшись, Крашенинников вытер слезу и признался:

– Провела меня, шельма. А мне понравилось твое предложение! Значит, так, – он стал серьезным, – я улетаю по делам на следующей неделе, оставлю на тебя доверенность. Если ты выиграешь – забираешь мою долю. Если проиграешь – отдаешь мне… Что у тебя есть? – Масленые глазки Борисовича вмиг стали колючими. Отечная физиономия теперь напоминала посмертную маску.

Вопрос Крашенинникова поставил Леру в тупик. Действительно, что у нее есть? Спорная доля акций, такая же спорная доля квартиры и… и все. Да и то – в перспективе. Так что в сухом остатке у нее есть только она сама. Такова участь одинокой женщины. Она сама – это голова, две руки, две ноги, два глаза, два уха и две почки… между прочим…

– Я выиграю, – ощетинилась Лера. Господи, что она делает? Куда ее несет? Прощай, почка.

– Нет, так не пойдет. Что ты ставишь на кон? – Пока Лера барахталась в вариантах ответа, глазки превратились в два рентгена.

– Акции Дворяниновича, – вытолкнула из себя Лера и ощутила, что летит в пропасть. От ужаса вибрировали все внутренности.

– Вот так, да? Люблю женщин со скрытым темпераментом, – поплыл profondo и протянул Лере ручищу с квадратной ладонью и пальцами-сосисками – закрепить сделку.

Ничего постыдного в этом пари нет, малодушно пыталась убедить себя Лера. Кому плохо, если Галка сохранит «Ведомости»? Никому.

Осталось обсудить детали.

– А как вы узнаете, что я излечила вашего друга?

Ответил Крашенинников уже знакомой фразой:

– Любовь и кашель не скроешь.

Идиот, с неприязнью подумала Лера и поглубже натянула кепку.

– Только, чур, Александр Борисович, не говорите Крутову, кто я. – Это было последнее, что следовало обсудить на берегу.

– О’кей.

На Леру навалилась дикая усталость. Для виду можно еще поклевать салат – и домой, в спокойной обстановке обдумать случившееся.

Это был тот самый салат, который она никогда не жаловала. Лера вообще не жаловала салаты, предпочитала продукты не смешивать. Но салат, который готовил Василий собственными руками, заслуживал того, чтобы его попробовать.

Все эти помидоры, огурцы, перец, лук – все они познали Василия, как познала Василия она сама. От одной этой мысли глаза набрякли слезами, и нос потек.

Сморкаясь, Лера не заметила, как Крутов вернулся, да еще и с гитарой.

Услышав вступление, Лера узнала мелодию романса из репертуара Б. Штоколова, Д. Хворостовского и вот, оказывается, еще и А. Крашенинникова: «Я вас любил… Любовь еще, быть может…» Очень актуально. Впрочем, Пушкин всегда актуален.

Борисович настроился, продул нос, попробовал голос на квинте и взял первую ноту.

Выждав, пока последний звук растает над лесом, Лера с чувством произнесла:

– Браво, Александр Борисович!

Не веря ушам, Василий повернулся на звук знакомого голоса. В то же мгновение в голове у Леры что-то щелкнуло: если Крутов узнает ее, то сделке с Крашенинниковым крышка. Она пропала!

Хитрая бестия Крашенинников уже что-то учуял, и пронзительные глазки-рентгены уже переползали с лица Крутова на Леру и обратно.

Чуть пониже спины Лера почувствовала дискомфорт: Краша наедет на нее, потребует акции, Казик акции не отдаст – и прощай, почка! Пожалуй, почка ее не спасет. Теперь одна дорога – в рабство к какому-нибудь нечистоплотному владельцу гостиничного бизнеса на Средиземноморье. Утешать восточных любителей толстушек не первой молодости.

Продолжая сморкаться, Валерия стянула с головы кепку и тряхнула головой. Стрижка и цвет волос должны были смутить Крутова и посеять сомнения насчет того, кто перед ним.

Василий помрачнел: «Отлично! Теперь к обонятельным галлюцинациям присоединились слуховые. Верной дорогой идете, товарищ Крутов». Струны под рукой издали протяжный стон.

Для новообращенной аферистки это был удар гонга. Этот раунд она выиграла. Крашенинников поскучнел и засобирался.

– Пойду проверю капканы, – бросил он Крутову, прихватил ружьишко и направился к лесу.

Совершенно некстати в Лере проснулась защитница природы:

– Капканы?

Слава богу! Помощь психиатра не понадобится. Во всяком случае, не сейчас.

– Как ты меня нашла?

Понадобилась минута, чтобы до Леры дошло: Крутов ее узнал.

– Я тебя не искала. – Глупо было запираться.

– А-а, – Василий оставил наконец струны в покое, – конечно, как я сразу не догадался. Акции – все дело в них. И Крашенинникова ты окучиваешь с той же целью.

Жалящие слова легко слетали с языка Василия – он получал садистское наслаждение, говоря гадости. Хотелось сделать Лере больно, хотелось уязвить, отомстить, заставить страдать. Одновременно росла мучительная жажда обладания, желание припасть истосковавшимися губами к ее рту, впиться в плоть, овладеть, проникнуть, подчинить своей власти.

– Зачем ты так? – прошептала она. Сил спорить, что-то объяснять, доказывать, возражать не было.

– А как? – вскрикнул, как от боли, Крутов. – Как? Что я должен был думать?

Внезапно Леру скрутило от жалости к любимому: конечно, он страдал, мучился догадками… И все из-за мерзавца, оставшегося неизвестным.

– Василий, скажи, ты выяснил, кто звонил?

– А зачем? Какое это имеет значение? Я даже рад, что так вышло: звонок раскрыл мне глаза на некоторые вещи. – Василий снова перебирал струны и не смотрел на Леру.

Лера, наоборот, не могла оторвать глаз от Василия, смотрела как в последний раз и отчетливо понимала, что потеряла его. Она потеряла этого мужчину. Ей больше не пробовать на вкус его губы, не целовать глаза, не касаться горячей кожи. Она не имеет никакого права уткнуться лбом ему в грудь или хотя бы взять за руку – она ни на что не имеет права. «Потеряла, потеряла, потеряла!» – кричало все внутри.

Впервые Лера усомнилась: неужели у них что-то было с этим чужим, отстраненным человеком?

«Не фантазируй, – остановила себя Лера, – Крутов никогда не говорил тебе о любви. Да, вам было хорошо вместе, вы дарили друг другу удовольствие и радость, но о любви речи не было».

Может быть, все-таки… Нет, не может быть. Опять она осталась в дураках. Что они себе позволяют – мужчины, которым она верит? Боль пронзила грудь навылет. Лере хотелось биться о бревенчатую стену избы головой до крови, до потери сознания.

Пересиливая себя, она поднялась со скамьи:

– Крутов, ты можешь не говорить Борисовичу, что мы знакомы?

Василий обратил на Леру недоумевающий взгляд, который быстро сменился всезнающим.

– Боишься, что я тебя скомпрометирую?

Леру уже подташнивало от бесполезного препирательства – ей никогда не давалась позиционная война, как и партизанская. Война – не ее призвание, совсем не ее.

– Просто мне так нужно. Пообещай, что ты не сболтнешь о нас.

– Я все понял. – Василий устало прикрыл веки.

«Да что ты можешь понять?» – хотелось крикнуть Лере, но даже такого права у нее не было.

– Когда ты будешь в городе? Мне нужно обсудить кое-что с тобой.

– Я даже знаю что. – И опять это скучающее выражение мудреца, которому подвластны тайны Вселенной. Доморощенный Гарун ар-Рашид.

– Отлично, – Лера еле сдерживала закипающие слезы, – значит, много времени это не займет. Так что, до завтра?

Василий молчал, но в глазах наконец появилось что-то живое – укор и сожаление.

– Хорошо, я приеду.

– Где встретимся?

– Все равно, хоть в «Утке».

– Во сколько?

– Мне все равно – у меня отпуск.

– Мне тоже все равно – я безработная, – зачем-то сказала Лера.

– Бывает, – утешил отпускник. – Давай в два часа, заодно пообедаем.

– Тогда пока. – Лера закусила губу, чтобы не разреветься.

– Давай, – вяло отозвался Крутов.

Размазывая слезы, Лера отъехала на несколько километров от Демидовки, остановила джип и, как в плохом кино, упала головой на руль.

Так нельзя. Надо успокоиться, уговаривала она себя, но чем больше уговаривала, тем хуже получалось. От слез уже пощипывало щеки, а они никак не кончались. Только когда всхлипы перешли в икоту, Лере полегчало.

Солнце спускалось, над дорогой висела дымка.

Все кончено? Одна часть души отвечала «да», другая вопила «нет».

Неизвестно, сколько бы она так просидела, если бы не услышала, как рядом тормозит машина.

– Ну вот ты и попалась, птичка, – прохрипел над ухом голос, от которого у Леры снова в желудке заворочалась какая-то глыба, поднимая все на поверхность.

Козел Костик уже открыл дверь со стороны водителя.

– Выходи по-хорошему, – предложил он, мерзко улыбаясь.

– Что тебе от меня нужно? – Лера изо всех сил вцепилась в руль.

– У меня таких сучек гладких никогда не было. Оттянемся, детка.

Жесткая рука держала выше локтя и тянула Леру из машины.

– Отпусти.

– Будешь сопротивляться – вырублю, – как-то слишком спокойно сказал Костик, и Лера сразу поверила: этот вырубит.

Мерзкий хорек наклонился так близко, что Лера услышала его запах: кисловатый – ржавчины и горьковатый – сигарет. Чужая ладонь заскользила по бедру и замерла между ног. Не спуская с жертвы холодных глаз, ублюдок вынул ключ из замка зажигания.

Пусть лучше вырубит, пронеслось в голове у Леры.

От нервной дрожи пальцы ослабели.

Мерзавец с силой оторвал Леру от руля, выдернул наружу, подтолкнул назад и потянулся открыть заднюю дверцу. Еще минута – и она окажется один на один с насильником…

Если эта мразь ее убьет, тело пролежит в зарослях до зимы… На этой отчетливой мысли ухо уловило шум двигателя, и Лера с последней надеждой взглянула на дорогу – по встречной полосе летела иномарка.

Лера плохо соображала и почти ничего не чувствовала, но в тот момент, когда до финала оставались считаные секунды, вывернулась из жестких рук навстречу машине.

– Твою мать! – Влад вдавил педаль до упора, колодки завизжали, машину занесло, но Кречет мог гордиться собой – он удержал руль и не улетел в кювет. Правда, перепугался насмерть: только что дорога была свободна, ни души вокруг, и вдруг прямо под колеса летит человек.

Матерясь, Влад выскочил на бетонку.

– Какого… – угрожающе начал он и в этот самый момент узнал в бледной, как простыня, самоубийце журналистку Ковалеву и захлопнул рот.

Журналистка налетела, обняла как родного и уткнулась носом в грудь.

Седьмым чувством и боковым зрением Влад уловил какое-то движение.

В десятке метров от них стояло два джипа, и рядом с одним (впечатляющих размеров «инфинити») отирался какой-то чувак.

Под любопытным взглядом Влада чувак вразвалочку приблизился на расстояние вытянутой руки и занял стойку. Опасность исходила от литых мышц, походки, не говоря о стволе за ремнем, – чувачок был непростой.

Влад инстинктивно спрятал Ковалеву за спиной – еле оторвал кулачки от футболки.

– Эй, браток, тебе чего? – В минуту опасности Влад обыкновенно прикидывался рубахой-парнем, своим в доску братишкой.

– Мы можем вдвоем ее отыметь, – внес предложение чувачок.

Владу показалось, даже лес замер. В неестественной, оглушительной тишине было слышно, как выбивают дробь зубы журналистки Ковалевой.

Простецкая физиономия Влада стала почти дебильной.

– Может, побакланим? – Разворачивалось протокольное представление: «У кого крыша круче».

– Ну валяй, – лениво разрешил противник и переступил с ноги на ногу.

Последовал короткий список авторитетных фамилий из ментов, властей предержащих и бандитов, чьи визитки полагается предъявлять в подобных ситуациях.

– Ты на номера посмотри и на пропуск. – Влад кивнул на лобовое стекло, в правом нижнем углу которого красовался спецпропуск с российской символикой – предмет зависти рекламных агентов, курьеров и риелторов.

– «Вездеход», что ли? – Голос качка был ровным, никакого заискивания в нем в помине не было.

– «Вездеход», – со спокойным достоинством подтвердил Влад.

– Не липовый?

– Нет, не липовый. Прикинь, что будет, если твой и мой хозяин знают друг друга?

– Знают, знают, – подала голос Лера.

– Давай, браток, разойдемся краями.

В ответ отморозок в последний раз сфотографировал Кречета взглядом, с оттяжкой сплюнул под ноги, бросил Владу в лицо ключи от джипа и неторопливой походкой вернулся к машине. «Инфинити» сорвался с места и пронесся мимо, накрыв Леру с Владом едким облаком выхлопов.

Едва тачка растаяла в дымке, Лера разразилась слезами.

– Он тебе что-то сделал? – забеспокоился Влад, осматривая журналистку.

В ответ она только помотала головой.

«Все выпендривается, – подумал Влад, с неодобрением оглядывая Ковалеву, – то она манекенщица в шляпе, то она охотница в «комбате». Козе понятно, у них с шефом ничего не выйдет – феминистка, или как их там. Хуже феминисток – это всякий знает – только проститутки. Запаришься мозги вправлять».

Узнав, что Лера возвращается из Демидовки, Влад проникся короткой симпатией к охотнице – любит, наверное, шефа, раз притащилась на базу.

По щекам журналистки катились слезы.

– Испугалась? – догадался Кречет. – Ну, ну, все позади. – Влад приобнял Леру за плечи. Рука наткнулась на что-то твердое. – А это что? – В нарукавном кармане прощупывался какой-то цилиндрический предмет.