Текст книги "Besame mucho, клуша!"

– Ты хочешь сказать, что депутат Крутов – битая карта? – будничным тоном спросил у Леночки шеф. Внутренне он был готов к такому исходу, что само по себе уже проигрыш.

– Не исключено, что через шесть месяцев вы пополните ряды безработных.

Лицо у Василия прояснилось, как небо после дождя, затем подернулось мечтой. Странное дело – он испытал облегчение. А ведь на самом деле, хватит горбатиться в окружении пыльных фикусов и портьер, обвел взглядом кабинет Крутов. И заседать среди пыльных коллег – молодые дышат в затылок.

Без работы он не останется, хотя, пока он изображал законодательную активность, лучшие годы утекли сквозь пальцы – это факт.

Спортивный комплекс – его детище, его гордость и смысл последних лет – нуждался в ежедневной заботе и уходе. И всем этим предстояло заниматься не Васе Пупкину из Задрыщенска, а ему, Василию Крутову, иначе не было смысла вкладывать деньги в спорт.

– Василь Василич, – позвала Леночка, – к вам корреспондент «Губернских ведомостей».

Слова помощницы произвели неожиданный эффект: сердце Крутова сладко сжалось. Вот о чем тоскует его душа – о любви.

Застегнув верхнюю пуговицу на пиджаке, Василий, совсем как в ранней молодости, сорвался с места, поправил галстук, пригладил шевелюру и поинтересовался:

– Как я выгляжу?

– Как Джейсон Стэтхем. – Леночка окинула шефа хозяйским взглядом, заметила непонимание в глазах и пояснила: – Фильм «Перевозчик», я надеюсь, вы смотрели?

– Тогда приглашай. – «Перевозчика» Крутов не смотрел, но сравнение ему польстило. – И приготовь нам кофе.

– Есть приготовить кофе. – В плутоватых глазах помощницы мелькнуло едва уловимое мстительное выражение, но Крутову было не до психоанализа.

Собкор «Ведомостей» Валерия Ковалева – милая и женственная, со скрытым темпераментом, к тому же интересный собеседник – завладела помыслами Василия.

«Немного для приличия поработаем, и повезу ее… Куда бы ее повезти?» Додумать эту ценную мысль Крутов не успел.

В кабинет вплыла членистоногая девица, следом за которой шлейфом тянулось облако феромонов и дофаминов. Бедра девицы были обтянуты в юбку, которая при желании могла сойти за широкий ремень.

Василий в недоумении наблюдал, как девица перемещалась в пространстве – виляя несуществующим задом.

– Добрый день!

– Добрый, – кивнул Крутов, продолжая наблюдать за объектом.

– Мария Чижевская, корреспондент «Губернских ведомостей», – хищно улыбнулась девица. – Мне Казимир Людвигович дал задание встретиться с вами и написать статью о том, о чем вы скажете.

Низкий лоб, выдающийся вперед ротовой аппарат. «Самка богомола», – определился Крутов. И такая же прямолинейная.

Феромоны самки богомола не привлекали Крутова. С некоторых пор Василий стал разборчив, как избалованный кот, хозяйский любимец.

– Прямо-таки о чем скажу. – Взгляд Василия затуманился и скользнул вдоль мосластой фигурки. Сплошные прямые линии, никаких изгибов и округлостей. «Бедненькая», – посочувствовал Крутов.

– Казимир Людвигович сказал… – дернулся объект изучения.

– Я понял, понял, – самым беспардонным образом перебил самку богомола Крутов. – Вы передайте привет Казимиру Людвиговичу и мою настоятельную просьбу не менять коней на переправе.

– Коней? – Трогательная складочка между бровями выдала работу мысли.

– Вы просто передайте, он поймет.

– Может, все-таки…

– Нет-нет, я занят. Извините.

– Но ваша помощница…

– Уже уволена.

Не в характере Крутова было обижать женщин – сказалось разочарование от подмены. С появлением в его кабинете самонадеянной девицы всплыла горькая правда: он хотел Валерию Ковалеву.

– Елена! – рявкнул Крутов, определив по стуку двери в приемной, что самка богомола отправилась в среду обитания.

– Ave, Caesar. – Леночка нарисовалась так неожиданно быстро, что не оставалось сомнений – стояла под дверью.

– Твои фокусы?

Ответ не требовался – он читался на лице помощницы, но Крутов все доводил до логического конца.

– Повторяю вопрос: твои фокусы?

– Если вы имеете в виду собкора Ковалеву, то нет, я не звонила и не требовала замену. Инициатива исходила от этой Чижевской.

Она сама напросилась на интервью. Я посмотрела в расписание и назначила время. А что случилось, дядя Вася? – перепрыгнула с официального на домашний тон Леночка. Этим нехитрым приемом помощница Крутова пользовалась, когда пахло жареным.

– Ты доиграешься, – предостерегающе начал Крутов. – Ты знаешь, что инициатива наказуема?

– Слышала что-то подобное. И что, не врут люди?

– Не уходи от темы. По какому праву ты принимаешь решения за меня?

– Я стараюсь, стараюсь, – завела шарманку Леночка, – а вы все опять не так поняли.

– Отвечай на вопрос. – В голосе Крутова проскользнула усталость.

– Я не принимаю решений, Василь Василич, я только предлагаю вам выбрать из нескольких вариантов один.

Глаза у помощницы покраснели, и Крутов пошел на попятную:

– Несколько вариантов? Это, по-твоему, вариант? Мне сколько лет, по-твоему?

– Сорок шесть.

– Сорок два!

– Почти как папе, – снова напомнила о своей неприкосновенности Леночка.

– Ты бы хотела получить такую мачеху, как эта? – пошел на хитрость Крутов.

– Вас никто не заставляет жениться, дядя Вася, и вообще, считайте, что я проверяла вашу стойкость.

– Проверила?

– Теперь я вижу – вы заслуживаете лучшего, чем эта Чижевская.

Крутов с любопытством воззрился на Леночку:

– И кого, по-твоему, я заслуживаю?

– Ковалеву. К вашему сведению, недавно Валерия Ковалева съехала к маме от мужа, который изменил ей с этой самой Чижевской. – Леночка заглянула в блокнот. – Мама, Нора Максимовна, с ранней весны до глубокой осени обретается на даче, так что, дядя Вася, нечего отсиживаться в стороне, когда в стране демографический кризис.

– И откуда ты только все знаешь? – Способность помощницы добывать сведения лежала в сфере деятельности ее отца, друга Крутова, но неизменно поражала Василия.

– Ответ неверный.

– Назначай встречу.

– Уже назначила. Завтра. Ресторан «Барбара», двадцать ноль-ноль, кабинет на двоих. Кречет будет ждать Ковалеву без пятнадцати восемь у подъезда. Вам я вызову такси.

* * *

Зловредная тетка с пустым ведром пере бежала дорогу умышленно – в этом Лера ни минуты не сомневалась. Лера даже хотела вернуться домой и посмотреться в зеркало, чтобы нейтрализовать действие пустого ведра на судьбу, но взглянула на часы и прибавила шагу – ей теперь опаздывать нельзя, она теперь рядовой сотрудник, а не жена главного.

Примета выстрелила, стоило переступить порог редакции.

Дворянинович предстал перед Лерой в белой двойке, как «в белом облаке из роз», правда один, и начал с места в карьер:

– Ты собираешься возвращаться?

Странный вопрос поставил в тупик. Как будто она вышла на минуточку к соседке и заболталась.

Губы онемели, Лера еле выговорила:

– По моим сведениям, место занято.

– Твое место никто и никогда не займет. – Произнося эту ложь, Казимир без стеснения рассматривал Валерию.

Поймав этот взгляд, Валерия смутилась и покраснела. И чтобы хоть как-то защититься от наглых зрачков, по-хозяйски беспрепятственно проникающих под футболку, отвернулась:

– Я была в суде и написала заявление о разводе. – Это скорее был анонс события: Лера только собиралась нести заявление, но это мало что меняло – других вариантов не существовало в ее сознании.

– Я не дам согласия, – заявил Дворянинович. Заявление ничего общего не имело с раскаянием.

– Твоего согласия закон не требует. Ведь у нас нет детей.

– Хочешь, усыновим, возьмем в доме малютки. – Похоже, Дворянинович основательно подготовился к разговору.

– Поздно, Казик, мы опоздали это сделать ровно на твою Чижевскую.

– Далась тебе эта Чижевская, – Казимир поморщился, как от боли, – у нее уже практика закончилась.

– Надеюсь, на ваших чувствах это не отразится. Так или иначе, мавр сделал свое дело, – закончила Лера.

– Клуша, я тебя умоляю, не драматизируй.

Лера дернулась, как от удара током, и больше не слышала, что говорил Казимир. В ушах гулко стучало сердце, пульсировала кровь: клуша, клуша. Неужели она так и останется навсегда в его памяти клушей? И в душу к Лере закралась крамольная мысль: Бочарникова права, надо проучить этого негодяя.

– Я проникся, прочувствовал, осознал, – донеслось до Леры, – что еще я должен сделать или пообещать?

– Казик, – Лера остановила на муже потемневший взгляд, – зачем я тебе?

– Ты моя жена, – вспомнил оступившийся на самке тарантула супруг, – ты должна меня простить.

– Зачем?

– Затем, что это по-христиански. – Это было что-то новое. Махровый безбожник Дворянинович поклонялся только золотому тельцу и как новообращенный христианин не внушал доверия.

– Я простила тебя, – сказала совершенно искренне Лера.

– Тогда возвращайся.

– Понимаешь, я простила и забыла тебя.

– У тебя кто-то появился, – ухватился за нелепую догадку Казимир.

– Нет. Просто я не клуша, – скорее себе, чем мужу, тихо ответила Лера, но Казимир услышал.

– Ты не клуша, ты – дура, тупица, безмозглая курица, – лицо Казимира исказилось от ярости, – и ты еще пожалеешь о своем решении.

И эффектно, именно так, как никогда не умела Лера, муж вышел, хлопнув дверью.

Несколько минут Валерия не шевелилась.

О чем она может пожалеть? О том, что сидит на скамье запасных? Или о том, что осталась в тридцать пять лет одна? Или, может, о том, что у нее нет работы?

Попытки пристроиться куда-то корреспондентом или редактором ничего не дали. Казимир постарался на совесть или это пресловутая черная полоса в судьбе?

Мужу ничто не мешало придумать и запустить в народ какую-нибудь нелепицу про склочный характер собкора Ковалевой.

Заводские многотиражки или какой-нибудь пигмейский «Вестник университета» уже не казались Лере средством информации второго сорта, но и тут ее ждало разочарование: небольшие профессиональные журналы и газеты почили в бозе, гикнулись, сыграли в ящик, приказали долго жить.

Сетевой ресурс и доска объявлений «Из рук в руки» лишили Леру невинности, а фриланс придал законченность ее падению.

Лерины собеседники рассыпались в комплиментах и предлагали оставить телефоны, что не меняло сути – это были вежливые отказы.

Статьи собкора Ковалевой стали в газете редкостью, и Лерины источники, ее информаторы, с которыми она работала с десяток лет, потихоньку уплывали к действующим журналистам.

В надежде на случайную помощь Лера отыскала кое-кого из бывших однокурсников, с которыми не виделась лет, наверное, пять, и с удивлением узнала, что в профессии почти никто не остался. Получалось, что ее недавнее благополучие – заслуга Казимира. Как и низвержение.

После разговора с Казимиром Лера не плакала – перенесла это удовольствие на вечер.

Вечер обещал распитие спиртных напитков, оплакивание карьеры журналиста, личной жизни, жизни вообще и сломанного ногтя в частности.

С некоторых пор к слезам располагало вообще все. Особенно освещенные окна соседних домов, за которыми Лере представлялись сплошь семейные идиллии: детишки, любящие родители, совместный ужин за приятной беседой о пятерках в школе и успехах на работе. За каждым окном по идиллии.

В экспроприированном халате Казимира Лера только-только устроилась с ногами на широком подоконнике и едва успела глотнуть коньяку прямо из горлышка, и тут – звонок в прихожей.

Из дверного глазка открывался вид на роскошную клумбу.

– Кто там? – осторожно поинтересовалась сбитая с толку Лера и судорожно вздохнула.

– Доставка цветов, – отозвались из-за букета.

– Вы ошиблись дверью! – крикнула Лера.

– Нет, я не ошибся, Валерия Константиновна.

Лера высунулась в подъезд.

– Это вам, – обезоруживающе улыбнулся парень и протянул через порог букет.

Скользнув по физиономии рассеянным взглядом, Лера уставилась на цветы: желтые розочки вперемежку с карликовыми сине-фиолетовыми ирисами – цветком Богородицы, упакованные в желтый фетр, отбивали всякое желание выяснять, кому и от кого эта красота предназначается.

Пауза затягивалась, а Ковалева потрясенно шевелила губами.

– Девятнадцать, – закончила считать розы Лера.

– Вы меня не помните? Я водитель Василия Васильевича, – еще шире улыбнулся парень-добряк.

– Ну почему же, я вас помню, – солгала Лера и в ту же секунду на самом деле вспомнила – Влад.

И какое-то неприятное чувство заворочалось под ребрами – она что-то кому-то обещала и не сдержала обещание…

– У вас через двадцать минут встреча с шефом, – озадаченно разглядывая Лерин непрезентабельный вид, доложил парень, – я специально пораньше приехал, знаю, девушки всегда опаздывают.

Странная логика уже не способна была удивить Ковалеву. Она стояла на пороге в халате и домашних шлепанцах, не в состоянии сдвинуться с места. Вот что она забыла – ресторан «Барбара»! Ужин с Крутовым!

– Вас Ленка не предупредила, что ли? – усомнился Владик, наблюдая, как журналистка меняется в лице.

– Мне звонила референт Крутова, предупреждала, – прошептала Лера и поднесла ладонь к губам.

– А вы запамятовали? – С таким аналитическим мышлением парень явно отказался от карьеры следователя по особо важным делам.

– Запамятовала, – подтвердила Лера.

Странно было бы…

Казимир вытеснил светлый образ депутата.

Кроме того, никаких нарядов, не считая брючного костюма и любимой рубашки мужского покроя, Лера с собой из дома не забрала – только самое необходимое на первое время.

Первое время… Понятие оказалось растяжимым.

После разговора с Казимиром Лера не могла определиться с желаниями: вернуться домой и жить как раньше? Подставить другую щеку, простить и забыть? Разве не это главное назначение женщины – прощать? Из груди вырвался тяжелый вздох: мир бы сказочно похорошел, если бы никто не путал свое предназначение с чужим. Если бы все виновные каялись, женщины рожали, мужчины были кормильцами, одаренные творили, рожденные для трудовых подвигов не стеснялись своих мозолей. Но мир устроен иначе, и Казик даже не подумал покаяться…

– Скоро восемь, – вывел Леру из транса симпатяга и добряк водитель.

– Влад, – Лера смотрела умоляюще, – скажите Крутову, что вы меня не застали.

– Да вы что! Смерти моей хотите? Нет, я не могу. Давайте, пожалуйста, собирайтесь, – заметался между просьбой и командой Влад, ввинтился в прихожую и закрыл за собой дверь, не оставляя Лере выбора.

Пятясь под напором добряка, Ковалева выложила последний аргумент:

– Вы же видите, мне совершенно не до ресторанов.

– Ничего такого я не вижу.

«И этот тоже не церемонится, – с тоской думала Лера, глядя в лицо водилы, оказавшегося на поверку не таким уж добряком, – и этот тоже не отстанет».

«И чего шеф бисер мечет, – спрашивал себя Влад, украдкой рассматривая лицо журналистки с хронической обидой на жизнь, – никуда эта рохля, эта клуша не денется, доставлю в целости и сохранности. Да она и так никуда не денется. Наш-то шеф – орел, хоть и старый уже, но еще не такую «зачикерит», как в фильме «Девчата» лесорубы говорили. Там Тоська Кислицына – вот это девушка бы ла, огонь, не то что корреспондентка… Эх. Почему так получается? Редко кто по себе дерево рубит».

– Просто нужно умыться холодной водой, – с наивным простодушием посоветовал Владик.

– Холодная вода вряд ли поможет, – выразила сомнения Лера.

– Всем помогает и вам поможет, – заверил Влад. В голосе водилы появились командирские нотки: в отсутствие шефа он тянул одеяло на себя, из-за чего неоднократно случались стычки с приближенной к шефу Леночкой.

В этот момент Лера на секунду представила себя в обществе блистательного депутата и пришла в ужас от перспективы.

– Вы не понимаете. У меня муж – он же мой начальник, – сделала Лера последнюю попытку отвертеться от встречи, – они оба мне изменили. Я их не простила и ушла из дома. Теперь у меня неприятности и дома, и на работе. Но из дома я уже ушла, осталось уйти с работы, а я не знаю куда, да и надеть мне абсолютно нечего.

Получилось сумбурно, но Влад схватывал на лету.

– Ну так самое время развеяться, отвлечься от неприятностей, – уверенно заявил он.

Предложение вызвало у Леры кислую улыбку. Отчего-то Галка тоже свято верила в целительную силу злачных заведений. Лера помотала головой:

– Нет-нет, я никуда не хочу.

– Валерия Константиновна, меня уволят.

– Это шантаж.

– Вы не оставляете мне выбора. У меня семья, жена не работает, сидит с ребенком. Если меня уволят – это будет на вашей совести…

Ради шефа Влад готов был на невинную ложь.

– Влад, Влад, не надо, это запрещенный прием, – попыталась остановить водителя Лера.

– …Крутов, конечно, мужик хороший, – не обращая внимания на возражение, продолжил Влад, – но под горячую руку ему лучше не попадаться. Он меня турнет. Вы же знаете, как плохо сейчас с работой, вы и сами вот…

– Хорошо, я поеду, – сдалась Лера, – пройдите на кухню, посидите там, пока я соберусь.

В конце концов, разве не она купила коньяк? В конце концов, в компании Крутова лозунг «Напиться и забыться» она реализует еще быстрее, учитывая их напряженные отношения.

В конце концов, сказала себя Лера, она одинокая свободная женщина и, как королева на шахматной доске, вольна ходить куда хочет и с кем хочет.

Для клуши утверждение было слишком смелым и, вместо того чтобы поднять боевой дух, убило и тот, что был.

Открыв воду, Лера села на край ванной. «Ну и куда ты собралась? Мало тебе Казимира?»

– Время, Валерия Константиновна! – раздался голос Влада за дверью.

В эту минуту Леру посетила простая мысль: может, этот ужин с Крутовым судьба дарит в знак примирения?

– Ну, клуша, давай, покажи, на что ты способна, – обратилась к отражению Лера.

«Что ты делаешь? – метался голос внутри. – Что ты хочешь себе доказать?»

Ничего страшного, это всего лишь деловая встреча, убеждал двойник из зеркала.

Откуда это безрассудство, почти испуганно думала Валерия, глядя на себя расширенными зрачками – глаза заблестели, заострившиеся скулы покрыл легкий румянец, губы вспухли от возбуждения.

– Это просто ужин, – уговаривало отражение, но обман открылся сразу, как только Лера распахнула шкаф.

Точнее всего деловой встрече соответствовал брючный костюм.

«Брось, – тут же сказала себе Валерия, – никогда перед деловой встречей ты не вертелась столько времени перед зеркалом. Не ври хотя бы себе: тебе хочется, тебе просто необходимо, чтобы это было свидание!»

Акции газеты? Чушь собачья! Дело совсем не в акциях и не в дебильной Галкиной просьбе. Дело в ней самой.

Ей нужно поднять самооценку, и никто лучше Крутова с этим не справится – вот в чем дело! Если не для этого, то зачем еще существуют роскошные мужчины, супергерои?

Торг не уместен. Сегодня Крутов перевешивает любые ценные бумаги. Сегодня вечером его котировки непомерно высоки. Но только потому, что ее раздавили, размазали по стенке эти двое, эта сладкая парочка, бывший муж и практикантка-охотница, самка тарантула, не знающая покоя.

А завтра – завтра будет завтра. В конце концов, разве можно воспринимать всерьез их разговор?

Всерьез нужно воспринимать новое эротическое белье, чулки и туалетную воду – вот что станет камертоном сегодняшнего вечера, альтер эго Валерии Ковалевой.

Вот и нашлось применение подарку Казимира – эксклюзивной майке-топу и трусикам. Лифчик в комплекте отсутствует, но, когда стоит выбор между прошлым и будущим, лифчик становится абсолютно ненужной деталью туалета.

Теперь волосы. Ничего сложного – небрежный низкий узел будет в самый раз.

Закрепив прическу, Лера несколькими карандашными штрихами сделала чуть заметнее линию бровей – взгляд сразу приобрел глубину.

От горячего дыхания зеркальная поверхность затуманилась, скрывая что-то сакральное, как на святочном гадании.

Четырнадцать лет Лера числилась клушей. Пришла пора сменить амплуа. Оказалось, сделать этот шаг не так уж трудно, если тебя ждет такой мужчина, как Крутов.

Или все четырнадцать лет были притворством?

– Валерия Константиновна, – раздался встревоженный голос Влада за дверью, и Лера в испуге прикрылась мужниным халатом, – бигбосс спрашивает, когда вы будете готовы?

– Дайте мне десять минут, – отозвалась Лера, с опаской поглядывая на дверь – на ней не было замка.

Голос Влада удалился, и Валерия вернулась к зеркалу. Кисточкой нанесла помаду, и простоватая тридцатипятилетняя тетеха с четырнадцатилетним стажем клуши растаяла в зазеркалье. Туда ей и дорога. Besame Mucho.

Еще минуту Лера изучающе рассматривала себя в зеркале.

Элегантная, склонная к авантюрам искательница приключений с горящим взором – вот кто она теперь. Чтобы почувствовать себя истинной женщиной, иногда недостаточно четырнадцати лет замужества, но может хватить двадцати минут свободы.

Итак, брючный костюм остается дома.

Был у мамы один шерстяной светло-серый костюмчик с горжеткой из голубой норки… К нему еще прилагалась мягкая фетровая шляпа с узкими полями в стиле 60-х. Прокатит за винтаж.

Зауженная юбка села на округлые бедра и подчеркнула их сексуальность – одобрение сквозило во взгляде симпатяги Влада, да Лера и сама не была слепой.

Под приталенным пиджаком обнаружился вполне стройный силуэт.

Еще десять минут ушло на поиски нужной коробки в антресолях, в которой хранились рубиновые, как помада на Лериных губах, полуботиночки в стиле ретро на шнуровке. С помощью Влада ботиночки были найдены, оставался последний штрих – шляпа. Шляпа при дала образу таинственности и чудесным образом избавила от разъедающих не хуже серной кислоты мыслей о муже и его любовнице.

И снова Лера со страхом подумала: что с ней?

Двадцать пять минут опоздания – Крутов уже не понимал, почему он до сих пор не ушел. От злости даже закурил, совершив вопиющее надругательство над личным вкладом в геронтологию.

Не выдержав, набрал номер водителя и устроил ему разнос. Досталось и сердобольной референтке, по чьей милости он торчал в ресторане и травил организм табаком.

На тридцать второй минуте Василий смирился и принял козни судьбы за испытание, а на тридцать седьмой заказал пятьдесят граммов водочки и взглянул на происходящее с философской точки зрения, чему немало способствовала всплывшая в памяти популярная в его студенческой молодости песенка: «Диалектика гуляет по планете, сколько душ невинных загубила. Полюби, Маруся, ты электрика, пока его током не убило».

В конце концов, сказал себе Василий, это вина не Влада и не Леночки-провокаторши, что шеф – дурак. Был бы умным, не запал бы на чужую жену.

Еще неизвестно, может, она вернулась к своему Ковалеву. Эта мысль родилась неожиданно и очень не понравилась Крутову. Что, если он опоздал пригласить Валерию на свидание? Что, если…

А вот сейчас все и станет ясно: если Валерия приедет в деловом костюме, значит, продолжения не будет, загадал Василий. Значит, она воспринимает его, Василия Крутова, как часть работы и на ней можно поставить жирную точку – в его возрасте безответной любви только не хватает.

Шеф звонил трижды. Сначала был просто злой, потом очень злой, а в последний раз какой-то непривычно добренький. Не иначе как клюкнул.

Это выход. Надо будет самому принять на душу и подкатить к Ленке, чтоб не на трезвую голову. На трезвую не выходит у него ничего – и так не оратор, а как Ленку видит – глухонемым становится. А Ленка еще подкалывает: златоуст ты наш, говорит. Влад Кречет примет для храбрости и все ей скажет. Скажет, что у нее пальцы веером, что не доросла еще его, Влада Кречета, сержанта спецназа, строить.

«Точно, – Влад покосился в зеркало, – так и сделаю. И скажу ей все…»

В зеркале заднего вида плавали блестящие глаза журналистки.

Они катастрофически опаздывали, и Влад превысил скорость: шеф терпеть ненавидит, когда кто-то не держит обещание. Правда, Ленка за это прикольное выражение – «терпеть ненавидит» – Влада презирает, но это ее дело, а Влад Кречет как умеет, так и разговаривает. Пока что его все понимали, кроме Ленки. Ну, не понимает – ее дело. Еще не родилась та девчонка, под которую Влад Кречет прогнется.

«Фольксваген» замер на залитой неоновым светом стоянке у «Барбары», и метрдотель повел Леру по коридорчику, в который выходило несколько дверей.

Напротив одной из них, привалившись задом к подоконнику, курил Василий.

– Добрый вечер. – Лера извинялась всем своим видом и даже походкой.

Депутат задержал взгляд на Лере…

Нет, бабником Крутов не был, скорее – эстетом.

Узкое колено натягивало ткань юбки, ножки, обутые в красные ботиночки с закругленными мысами, неуверенно переступали, взгляд прятался в тени шляпки, но рубиновый рот ввергал в пучину греха…

– Валерия Константиновна? Вы? – проблеял Крутов и воровато сунул сигарету в пепельницу. Контроль над ситуацией был безнадежно упущен.

– Простите за опоздание, Василий Васильевич. – Губы незнакомки приоткрылись в виноватой полуулыбке, за ними влажно блеснули зубы.

Под взглядом Крутова в душе у Леры пышным цветом расцвело женское тщеславие, впрочем тут же сменившееся замешательством: оказывается, она себя совсем не знала. Оказывается, видеть растерянность на лице у мужчины чертовски приятно, если не сказать больше – она испытывала удовлетворение!

– Валерия… Можно без отчества?

– Обяжете.

Прислушиваясь к бешеному стуку сердца, Василий придержал свою гостью под локоток, провел в ВИП-кабинет, выдвинул тяжелый стул.

Лера опустилась на кожаную обивку, и Крутов оказался в опасной близости к разогретой под солнцем степи.

В букете преобладал тимьян. Бергамот и свежая зелень переплетались со степными теплыми ароматами, но не подавляли их.

Не имея сил оторваться от тимьяна, Василий на несколько секунд завис над совсем оробевшей журналисткой. Было отчего застыть.

Было отчего оробеть!

Крутов дышал в затылок, обнюхивал ее, как фокстерьер, взявший след, и был так близко, что теплые волны ударили Лере в ямку на затылке, юркнули между лопаток и скатились по позвоночнику вниз. Тепло усиливалось, ли шало воли, закручивалось спиралью и сжималось, и неведомая сила засасывала Леру в вакуум, как скумбрию пряного посола в упаковку.

Наконец Василий оторвался от стула и попятился. Притяжение отпустило, к Лере вернулась способность двигаться и соображать.

Пятясь к своему месту, Крутов едва не сел мимо стула. Возникла заминка, которая усугубилась невнятно произнесенным:

– Валерия… – Крутов сбился с мысли и замолчал.

Слова – его стихия, его второе «я», слова, с которыми он был на короткой ноге, которые подчинялись ему без всякого принуждения, устроили торос и не шли с губ.

«Берегись», – громко сказал внутренний голос.

Крутова охватила тревога: за всю свою половозрелую жизнь он слышал внутренний голос только дважды – оба раза в переломные моменты жизни. Но, очевидно, что-то у него с интуицией было не в порядке, потому что оба раза до конца понять ее Василий так и не сумел.

В первый раз Василий, несмотря на сжигающее внутреннее беспокойство, перед самым дефолтом успокаивал родителей, называл их паникерами. В результате у отца с матушкой сгорели все сбережения.

А во второй раз точно так же успокаивал Верочку, горячо заверял, что все обойдется, а ничего не обошлось – врачи настояли на прерывании беременности.

Теперь Крутов готов был выполнить все инструкции в точности. Как скажет внутренний голос – так и будет. Скажет уносить ноги, значит, так тому и быть. Скажет: это твоя женщина, разведись и женись, – Крутов разведется и женится.

До сих пор Василий не расторгал брак, потому что, во-первых, не было необходимости, а во-вторых, потому что штамп в паспорте оказался полезным приобретением, не менее полезным, чем депутатская корочка, и так же играл роль оберега. Показал – и не отвечаешь за содеянное.

– Я виноват перед вами. – Приготовленный заранее текст сначала не шел с языка, а потом и вовсе выскочил из головы. Слова предавали Крутова, не успев родиться.

– Я тоже, – не осталась в долгу Лера.

– За все отвечает мужчина.

– Давайте не будем меряться виной. Лучше налейте мне шампанского, Василь Василич.

– Да, действительно, что это я…

С готовностью подхватив бутылку, Василий наполнил фужеры, пузырьки полезли за край, Лера поторопилась отпить.

– Минутку! – остановил ее Крутов. – У меня тост.

– Простите. – Голова кружилась не то от шампанского, не то от Крутова.

Им принесли заказ: теплый салат из морского гребешка с имбирем, холодную говядину и к ней грибной соус. Суета у стола и призывные запахи еды несколько отвлекли обоих и дали минутную передышку от шквала чувств.

– Лерочка! – продолжил Крутов, когда официант оставил их одних. – Давайте выпьем за женщин, которые не стремятся переплюнуть мужчин, не демонстрируют этот, – Крутов пощелкал пальцами, – слово забываю… Ленка, помощница, говорила недавно… Вспомнил, мускулинный тип поведения… А напротив – радуют мужчин женственностью и мягкостью. Вы обольстительны. За вас, Валерия.

Сдержанность во взгляде Крутова испарилась, открыв самое дно карих глаз, по которому ползало, перебирая щупальцами осьминога, влечение. Осьминог готовился к атаке.

Жаркая волна окатила Леру, будто она подсмотрела в замочную скважину что-то запретное.

Вопреки рассудку, воспитанию и элементарному приличию, Лера вдруг представила, что скрывается под строгим костюмом Крутова.

Воображение в мельчайших подробностях рисовало сильное мужское тело, загорелую накачанную грудь с коричневыми окружностями сосков, с островком вьющихся волос посередине и бегущую от пупка темную дорожку в пах…

Лера даже заподозрила, что им подали галлюциногенные грибы или с шампанским что-то не так… Всего несколько глотков, и в крови занялся пожар повышенной категории сложности.

Квартира стареющего мачо, мамина хрущоба, подсобные помещения заведения – для удовлетворения страсти годилось все. Исключение составляли разве что кабинки в мужском туалете. И на том спасибо.

– Спасибо, – протолкнула сквозь слипшиеся губы Лера.

Волевым усилием ей удалось стряхнуть наваждение и загнать в стойло разгулявшееся воображение.

– Валерия, по-моему, я сегодня не в форме. Говорю что-то совсем не то. Это вы меня взволновали, и я счастлив, что это случилось, и поднимаю за это бокал. – Взгляд Крутова лишал остатков сил и, как сургуч, запечатывал рот.

Лера нервно рассмеялась:

– Думаете, за это стоит пить?

– Конечно. Не представляете, как я скучал по этому ощущению. Думал, уже все в прошлом и пора кропать мемуары: «Путь к мужскому одиночеству», или «Откуда берутся холостяки», или что-нибудь в этом роде.

– Может, в этом и есть ваше призвание.

– Н-да, – крякнул Василий, на долю секунды оторвав взгляд от накрашенного рта. Он уже чуть было не ляпнул: «Ну его, этот ужин, махнем ко мне?» – Ну как я мог забыть, с кем имею дело. Райтер, кажется, так сейчас принято говорить? – продемонстрировал осведомленность Крутов.

– Принято. – Лера глупо хихикнула и посмотрела на Крутова.

Кажется, пронесло. Осьминог на дне карих глаз затаился в ожидании, в показном смирении сложил щупальца. Не в этот раз, не в этот.