Текст книги "Besame mucho, клуша!"

Во дворе дома Щегольцовых стоял барбекю-гриль, похожий на искусственный спутник, осетрина исходила томным ароматом, и Василий с несчастным видом пытался запить голод пивом.

При взгляде на Дмитрия становилось ясно, чья Леночка дочь. Тот же упрямый крутой лоб, та же короткая шея, те же повороты головы и мимика.

Леночкин сарафан мелькал то тут, то там, она убирала, подавала, словом – исполняла роль любящей дочери и гостеприимной хозяйки дома, стараясь при этом не пропустить ни слова из разговора мужчин.

Как назло, мужчины не спеша потягивали пиво и по-семейному переругивались из-за маринада для шашлыков: один настаивал на вине, другой – на луке и лимоне.

– Как ты?

Страшилки, которые нарассказывала дочь, подтверждались: Василий осунулся, похудел, под глазами залегли тени и седины прибавилось – или только кажется? Друзья не виделись около двух месяцев – и все из-за таинственной незнакомки, оказавшейся на поверку настоящей дешевкой. Аферисткой с садистскими наклонностями – вон что сотворила с красавцем-мужчиной, неунывающим повесой Василием Крутовым.

Своей беспечностью Крутов иногда вызывал зависть у Дмитрия, реже – раздражение, а сегодняшним звонком поставил в тупик, но отчитывать друга в присутствии дочери Дмитрий воздержался из этических соображений: все-таки Василий – Ленкин босс.

– Давай потом, – словно прочитав мысли друга, попросил Крутов – тоже из-за Ленки.

Звонок неизвестного и «опель»-шпион взбаламутили душу, но никак не связывались в сознании. Василию нужен был собеседник, чтобы проанализировать ситуацию и сделать правильные выводы.

– Димыч, я не могу сопоставить слежку и звонок, – признался Василий, когда Леночка упорхнула в дом за посудой. – Чего добивается преследователь и кто звонил? Их двое или это один человек? Это сговор или случайное совпадение?

– А это не важно.

– В каком смысле?

– В том смысле, что аноним все равно ведь добился своего.

– Чего он добился?

– Ну, вот ты уже порвал с журналисткой, считаешь ее виновной.

– Но она же сама сказала – это все Галка. Разве это не подтверждает вину?

– Понимаешь, с акциями ничего нельзя сделать спонтанно. Здесь все должно быть продумано если не до мелочей, то, по крайней мере, в основных деталях.

– Ну, тогда звонил кто-то из ее врагов. Не представляю, какие у Леры, – при имени Ковалевой по лицу Василия прошла судорога, – могут быть враги.

– А ты все о ней знаешь? – В Дмитрии никогда не дремала профессиональная подозрительность.

Крутов мрачно произнес:

– Ты ее не видел, поэтому спрашиваешь.

– Что ты намерен делать? – Перевернув шампуры, Дмитрий перешел к столу и принялся срывать листья базилика с веточек.

– А что тут сделаешь?

– С моей точки зрения, это ты поддался порыву, а не она.

– Думаешь?

– Я не о звонке. Надо было присмотреться к девушке, а не кидаться сломя голову в отношения, – упрекнул друга Дмитрий. Иногда, пользуясь разницей в возрасте и опытом отца единственной дочери, Дмитрий читал Крутову необременительные нотации, оттачивал на нем педагогическое мастерство.

– И что бы это дало? – усмехнулся Василий.

– Мой тебе совет на будущее: понаблюдай сначала, как твоя подруга выбирает в магазине вещи, а потом тащи ее в постель.

– Ну и при чем здесь магазины?

– Еще как при чем! Если женщина хватает вещи не глядя, поддавшись порыву, – держись от нее подальше. Она такая же и в чувствах. А если вдумчиво, не торопясь, осторожно выбирает – на такую женщину можно положиться. Эта не станет прыгать в объятия первому встречному и на спонтанные поступки не способна.

Чтобы не огорчать друга, Крутов не стал говорить, что ему импонируют как раз порывистые женщины. Он не имел понятия, как Лера выбирает одежду, но живо представил, как она перебирает на стойках вещи, останавливается на одних, отвергает другие, идет вдоль ряда, откладывает что-то и несет в примерочную. Крутов мысленно проник с Лерой за шторку и почувствовал огонь внутри.

«Ну хотя бы сейчас ты можешь не думать об этом?» – с раздражением спросил он себя.

– Ну так ты поедешь со мной в Демидовку? – Эта перемена темы означала, что больше Дмитрий ничего не добьется.

– Нет, Василий, у меня проверка, я сейчас никак не могу. В другой раз. Ты поговори с ней, – посоветовал Дмитрий, – сам знаешь, милые бранятся…

Оба замолчали.

Дмитрий покрошил на осетрину базилик, над столом поплыл дразнящий пряный дух, от которого не спасало даже пиво.

– Ну, долго вы еще будете секретничать? – поинтересовалась, вынося тарелки, Леночка. – Есть хочется.

– Разве от тебя что-то скроешь? – с любовью глядя на чадо, улыбнулся Дмитрий. – Ты же хуже всех разведок мира.

– Слабому мужчине любая женщина кажется угрозой, – с достоинством парировала Ленка.

– Не пугай меня, дочь. – Дмитрий погрозил пальцем. – Если в подоле принесешь, позора не переживу.

– Ты бы радовался, если кто-то позарится на твое сокровище, – вступился за крестницу Василий, – у нее же на уме одна работа.

– Всех отпугивает наличие отца – полковника спецслужб, – пожаловалась Леночка.

– А ты засекреть эту информацию, – посоветовал Дмитрий, – нельзя же каждому объявлять: у меня отец – полковник спецслужб.

Леночка не удержалась и сунула за щеку кусок шашлыка.

– Шила в мешке не утаишь.

– Руки! – прорычал Дмитрий. – Матери на тебя нет.

– Есть у меня мать – дядя Вася.

– Какая мать, такое и дитя, – ворчал Щегольцов, снизывая куски мяса с шампура на блюдо, – ты, Вась, все-таки поговори с девушкой.

– Да, – тут же влезла Ленка, – поговорите. На романтическом ужине поговорите. Свечи, шампанское, комплименты. Очень освежает чувства.

– Тебе-то откуда знать?

– Так из книжек, дядя Вася. Вот и проверим теорию.

– Я и так целыми днями чувствую себя подопытной морской свинкой, – пожаловался другу Василий, – а теперь еще и это.

– Тяжелый крест достался ей на долю: страдай, молчи, притворствуй и не плачь. Кому и страсть, и молодость, и волю – все отдала, – тот стал ее палач! – хорошо поставленным голосом трагический актрисы продекламировала Леночка.

– Талант, – с обожанием глядя на дочь, протянул Дмитрий, а Василий вспомнил Леру и их первую встречу. Валерия декламировала Ломоносова.

Что он наделал?

Лучший друг и его единственная дочь, шашлыки по пятницам и открытие сезона охоты на водоплавающих или кабана – это все, что у него есть. Они пускают его в свой мир. Валерия Ковалева – это его собственный мир, в который он пускал бы Димыча с Ленкой. Он отказался от своего мира – вот что он наделал.

* * *

Лера проснулась не оттого, что выспалась, а скорее от удивления, что спит.

Несмотря на все случившееся, проспала царство небесное и еще бы спала.

С чего бы это? Дел по горло, а она валяется.

Чем скорее она смотается на дачу, тем скорее приедет назад, чем скорее приедет назад, тем скорее поговорит с Бочарниковой, чем скорее поговорит с Бочарниковой, тем скорее вернет Василия.

Все это хорошо в том случае, если… если только… если только Василий не использовал анонимный звонок как оправдание для разрыва… Лера ужаснулась собственному цинизму.

Так недолго заподозрить Василия в том, что и позвонил он себе тоже сам. Звонок в студию: «Говорите, вы в эфире». Что-то вроде письма в редакцию – бородатый прием для поднятия рейтинга, когда в газете печатаются письма, написанные самими журналистами, на радио и телевидении нужный вопрос задает какой-нибудь звукооператор или звукорежиссер, кто-то из техслужб, кого телезрители не знают в лицо.

Чудовищное подозрение заставило Леру сесть в постели. Неужели это возможно?

Чей-то иезуитский голос, до безобразия похожий на Галкин, нашептывал, что в этой жизни возможно все. В этой жизни мужья с легкостью предают жен, любовники – любовниц, и наоборот.

Теперь оставалось решить для себя: станет она разбираться, выяснять, копаться в этом дерьме со звонком или не станет? Нужно ей это или нет?

Дело было не в Василии – к сожалению, не в Василии. А в том, что с сегодняшнего дня времени у нее было предостаточно. Пока она не найдет новую работу. Ходить в редакцию только затем, чтобы подставляться, – больше она бывшему мужу такой радости не доставит.

Впрочем, заявление она отнесет и трудовую книжку (с единственной записью) заберет. Не сегодня – сегодня некогда.

Лера встала и подошла к зеркалу. Слегка взлохмаченные волосы опускались на плечи, глаза потемнели от невыплаканных слез. Может, подстричься в знак протеста?

Значит, план такой: позавтракать, отвезти маме продукты, забежать в салон, встретиться с Галкой.

Но вся решительность рассыпалась в прах, стоило взять в руки телефон. Фотоальбом – вот чего она не учла. Фотоальбом был до отказа забит снимками Крутова.

Рекламный Крутов за рулем, Крутов на фоне заката, Крутов на пляже, в лодке, у костра, с бокалом вина, у собора Святой Екатерины.

Крутов в костюме, в ковбойской шляпе, в бандане, в шортах и в плавках.

Насмотревшись на свое потерянное счастье, свою несбывшуюся мечту, развенчанную сказку, Лера погрузилась в черную меланхолию.

Besame mucho. Только не сейчас.

Чтобы не сойти с ума окончательно, буквально вытолкала себя из дома, потому что среди прочих мелькнула мысль открыть горелки на газовой плите, выпить снотворного и разом покончить со всем этим кошмаром.

В положении безработной было свое преимущество – возможность избежать часа пик. В электричке было полно свободных мест, Лера заняла место у окна и бездумно провожала глазами убегающие летние пейзажи и жанровые сценки на перронах.

Когда глаза устали от мельтешащих деревьев и столбов, Лера перешла к самоанализу и спросила себя, чем будет заниматься, уволившись из «Ведомостей». Вопрос вызвал к жизни какие-то образы, обрывки разговоров и рекламные статьи. Неожиданно из хаоса выплыла похабная рожа затейника-тамады, и Лера почувствовала волнение.

Может, открыть праздничное агентство? Незнакомое чувство взросления поразило Валерию. Впервые за свои тридцать пять она поняла, что получает шанс стать самостоятельной. И главное – хочет ею стать.

Проводить детские утренники, юбилеи, корпоративные вечеринки, свадьбы?

«Не с твоим потенциалом», – осадила она себя. Стоп. Можно же нанять ведущего, а самой писать сценарии – это-то она умеет. Напишет несколько праздничных и юбилейных сценариев для дня рождения, для Нового года, потом подаст объявление в газету и проведет конкурс ведущих. И с тем ведущим, кого выберет, обсудит сценарии. Сценарий проведения Дня строителя, например. Или Дня спецназовца. Нарядить зверского вида парней гусарами – пусть изображают летучий отряд записного спецназовца Дениса Давыдова…

Блестящий план.

…Избегая коллег, Лера заняла дальний столик и села спиной к залу.

И по неясной причине испытала неловкость, будто это она кому-то напакостила, кого-то предала, изменяла, шантажировала и теперь скрывается, прогуливает работу. И даже подстриглась и перекрасилась, чтобы не быть узнанной.

Сделав заказ, Лера позвонила Бочарниковой и вернулась к душившим ее мыслям. Откуда в ней это чувство вины за то, что делали другие? Неужели она на самом деле провоцирует окружающих на пакости? Искушает слабых? Кто же она в таком случае?

Испугаться по-настоящему Лере помешал низкий голос над ухом. Галка уложилась в рекордное время – пять минут. Не иначе как на метле.

– Привет, подруга! О, тебя не узнать. Мне нравится.

Лера поздравила себя с открытием: в каждом слове заместителя редактора ей теперь мерещилось двойное дно.

– Привет, – вяло отозвалась она. – Говорят, смена имиджа спасает от убийственных мыслей. Может, начинает действовать не сразу?

– Что-то ты грустная, девочка моя, – заметила Галина, усаживаясь напротив.

Лера вздохнула: на Галке был льняной костюмчик с юбкой до колен и ядовито-розовый топ под ним. Тощая Галкина фигура, на которой, по твердому убеждению Леры, вещи сидели идеально, была предметом непреходящей Лериной зависти.

– А ты не видишь повода для грусти?

– Не вижу. Мы с тобой молодые, здоровые, полные свежих идей дамы, готовые на многое, судя по выражению твоего лица.

– Относительно молодые, относительно здоровые, – промямлила Лера, впервые с завистью к этим молодым и здоровым.

– Конструктивной критике буду рада, а все остальное можешь оставить при себе, – предупредила Галина.

Она сделала заказ и отпила сок из Лериного стакана.

– Все остальное – это что? – Ковалева без энтузиазма ковыряла вилкой салат из помидоров и собиралась с силами объявить о том, что она узнала и о чем догадывалась. Аппетит отсутствовал, силы тоже.

– Ну? – Галина каким-то образом просекла Лерино состояние. – У тебя такой вид, будто ты собираешься мне сообщить нечто важное. Ты говорила с Крутовым?

– Говорила, только не о том, о чем ты хотела.

– И о чем же?

В отличие от подруги Бочарникова все делала быстро – думала быстро, принимала решения мгновенно, ела тоже со страшной скоростью. Вот и сейчас у нее уже почти опустела тарелка, а Лера еще даже не приступила к еде.

– Аноним – это ведь ты?

– Девочка моя, ты говоришь загадками, – проглотив остатки порции, сообщила Галина.

– Анонимный звонок Крутову – его сделала ты?

Бочарникова с интересом посмотрела на Леру:

– Крутову звонил аноним?

– Да, звонил, – с досадой повторила Лера, – не прикидывайся, что не знаешь.

– Отстань, – отмахнулась Галка, принимаясь за мороженое, – я действительно не понимаю, что ты мне пытаешься инкриминировать.

– Галя, – строго одернула Лера, – никто, кроме тебя, позвонить не мог, потому что про акции мы говорили только с тобой.

– Так. Мне надоело. – Галка с ожесточением воткнула ложку в подтаявший десерт, – объясни по-человечески, кто, кому, для чего звонил.

– Ты позвонила Крутову и сказала, что я охочусь за акциями «Ведомостей».

– Да ты что! Откуда знаешь?

– Крутов сказал. – На мгновение, на долю секунды у Леры возникло необъяснимое желание рассказать Бочарниковой все как есть. Желание было таким сильным, что Лера даже прикусила язык.

Галка изощренно выругалась:

– Какая-то скотина пытается спутать мне все карты.

– Елки-палки, – пробормотала Лера, – если это не ты, то кто?

Бочарникова тут же сдала одноклассника с потрохами:

– У Крутова масса доброжелателей и доброжелательниц. Бывших и настоящих. Да и у тебя в последнее время их есть. Разве не так? Да-а, – протянула Галина, не рассчитывая на сколько-нибудь вразумительный ответ, – похоже, не мы одни ломаем голову над проблемой. Нет, что за люди, а? Никому верить нельзя. Теперь все зависит от удачи. Как думаешь, на чьей она стороне – удача, я имею в виду.

– На стороне удачливых, – мрачно предположила Лера.

Сама мысль, что аноним и Галина – одно лицо, показалась теперь сущей глупостью: Галка ничего не знала об их с Крутовым непродолжительном романе. Если бы Лера была в состоянии соображать, она давно бы это поняла и не тратила время попусту, подозревая невиновного.

Звонил тот, кто в курсе дела. Кто еще знает о ней и Крутове? Если она никому не говорила, остается окружение Крутова.

– Не хандри, – попросила Бочарникова, – я что-нибудь придумаю. Ты сейчас на работу?

– Я увольняюсь. – Произнеся это вслух, Лера ждала, что небеса обрушатся. Небеса не обрушились, все осталось как было: посетители, кафе, девушка-официантка с подносом, лето за витражным окном и рыжий кот, скрывающийся в траве от голубей.

– Ого! Что-то ты сегодня развоевалась, Валерия Константиновна. – Галка с изумлением смотрела на Ковалеву: к стрижке и блондинистому цвету волос добавилась отчаянная решимость во взгляде. – Если так пойдет и дальше, ты меня переплюнешь. Второе решение за десять минут.

– Казимир приходил, просил вернуться, я отказалась, так что теперь у него руки развязаны. – Лера по привычке искала оправдание своим действиям.

Желание оправдаться смело можно было от нести к остаточным явлениям. Тем более что оно – оправдание – не замедлило отыскаться: «Ну в конце концов, почему все время ты должна платить по чужим счетам? Уступи это право им – тем, кто виноват перед тобой. Выступи в дуэте с падшим ангелом Бочарниковой. Поучись у Галки взыскивать с виновных».

– А как же любимая работа?

Именно этот вопрос боялась задавать себе Лера.

– Придумаю что-нибудь, – в стиле Бочарниковой ответила Валерия и снова поразилась простоте решения. Вот как следует относиться к жизни.

– Помощь потребуется – обращайся.

– Конечно.

– Так ты со мной? – перешла в наступление Галина.

«Сейчас или никогда, – пронеслось в голове, – сейчас или никогда ты избавишься от комплекса бескрылой курицы, тряпки, рохли, размазни. И может быть, не обязательно для этого предавать и отрекаться? Хочешь не хочешь, а придется, – сказала себе Лера. – В первую очередь придется отречься от себя. Ну и что такого ценного в курице, тряпке, рохле, размазне, что ты над нею так трясешься?»

– Я с тобой. – Лера зажмурилась, будто перед ней разверзлась бездна.

И по-прежнему небеса не обрушились, она не провалилась в преисподнюю, и трубный глас не раздался. И Лера неожиданно подумала, что так и совершаются грехопадения – прозаично и буднично, почти походя.

– Что надо делать? – Пустоту, образовавшуюся в душе, нужно было срочно заполнять.

От перевоплощения, случившегося с Ковале вой, Галину охватило некоторое беспокойство – всем известно, кто водится в тихом омуте.

– Не передумаешь?

– Нет.

Голосу не хватало твердости, но решительный блеск в серо-голубых, обычно меланхоличных глазах Ковалевой и ненатуральная бледность убедили Бочарникову, она удовлетворенно кивнула и полезла за мобильником.

В ожидании ответа на звонок Галка вертела в пальцах зубочистку и обеспокоенно поглядывала на небо. Лера проследила за взглядом подруги. Кажется, собирался дождь – ничего удивительного: природа готовится оплакать еще одну падшую душу.

Галке ответил механический голос, сообщивший, что «абонент временно недоступен или…».

Вот так и устроена жизнь, продолжила свои размышления у парадного подъезда Лера. Все на земле связано между собой, как неосторожно сказанное слово какого-нибудь неумного президента – и скачок цен на нефть. Хорошо, если ее вероотступничество не повлечет за собой очередную смену власти в Сомали, например, или Руанде. И снова чувство, что она стоит на краю и может упасть или взлететь, охватило Леру. Упасть или взлететь, упасть или взлететь – Лера как бы со стороны наблюдала за собой.

Голос Бочарниковой выдернул Валерию из мистической созерцательности:

– А где его найти? Ну понятно. – Галка со злостью швырнула трубку в сумку, и без того узкие губы вытянулись в нитку.

– Что? – Лере передалось Галкино нервное возбуждение, и любое промедление казалось остановкой во времени.

– Позвони ты, – выдала идею Галина, – набери референтку Крутова. Эта маленькая дрянь вежливо послала меня.

– Что сказать? – Лера держала мобильный с видом человека, поставившего на карту все.

– Спроси, где найти Крутова.

Валерия опустила глаза:

– У меня есть номер его мобильного.

– А толку? Только что набирала – вне зоны.

Удивительно, но референтка отнеслась к Лере весьма доброжелательно, даже с намеком на радость.

– Валерия Константиновна? Конечно, помню. Да, Василь Василич уехал, когда вернется, пока не знаю. У него отпуск. У вас что-то срочное?

– Н-нет, но мне очень нужно поговорить с Василием Васильевичем.

– Придется подождать. – В голосе слышалось сочувствие.

Лера простилась и с унылым видом посмотрела на Бочарникову:

– Облом.

– Черт с ним, давай пока займемся Крашей, – моментально произвела рокировку Галка.

К их общей радости, Крашенинников был на связи, и Бочарникова попросила о встрече.

– Я не в городе, – сообщил бас.

Галка отвела трубку от уха:

– Он за городом. Договариваемся?

Испытывая внутреннюю дрожь, Лера кивнула.

– Александр Борисович, – деловито продолжила Галка, – говорите, куда подъехать.

– Ну если срочно, приезжайте в Демидов-ку. – Бас звучал недовольно.

– Куда?

– В Демидовку. Это охотничья база. Найдете?

– Найдем. – Энергия била из Бочарниковой фонтаном.

С жадным любопытством вытянув шею, Лера слушала разговор и в конце его спросила:

– Ты сама поедешь?

Галка обиделась:

– Хочешь, чтобы я все дело провалила? Борисыч не выносит костлявых баб. – Она подмигнула Лере. – Обаять Крашу поедешь ты.

* * *

В деле явно фигурировала женщина, и Леночка сделала неприятное открытие: ее это задевало. Непонятно почему.

Не может же ей, окончившей школу и два института экстерном, нравиться недоразвитый водила с единственной извилиной, и той – прямой.

Просто у нее задание от шефа выяснить, откуда возникла эта Мессалина Барбат наших дней. Просто ей безумно любопытно, кто и за что съездил водителю по физиономии, – только поэтому она тащится с черешней и пиццей по жаре через весь город на кудыкину гору, только поэтому. Неудобно же с пустыми руками к пострадавшему при исполнении.

Пострадавший при исполнении не разочаровал, выглядел весьма живописно.

Визит был неожиданным для самой Леночки, не говоря уже о водиле, и к размытому багрово-зеленому фонарю под левым глазом и припухлостью под правым прибавилась оторопь, а потом отчаянное смущение, и физиономия Влада окрасилась в любимый цвет Шагала – красно-синий, будто Железная Ленка душила его в объятиях и пережала артерию.

Душить водителя в объятиях Леночка не торопилась.

Деловито сбросила сабо, осталась босиком, явив миру пухлые пальчики с педикюром, при взгляде на которые у Влада Кречета отчетливо дернулся кадык, и прошлепала на кухню.

Кухня являла собой нечто среднее между походным бивуаком и «приютом убогого чухонца» – без всякой иронии, в том смысле, какой вкладывал в это выражение А.С. Пушкин.

– Фу, – вымолвила Леночка, оглядевшись.

В качестве разминки прочитала Владу краткую лекцию о паразитологии, которая заканчивалась словами:

– Свинья ты, Кречет, впрочем, я так и думала. Где у тебя тряпка и ведро? – За разминкой последовало упражнение с бревном – мытье полов.

Пока Леночка отмывала кухню, сжигаемый сложными, противоречивыми и порой взаимоисключающими чувствами Влад убирал комнату: смахивал паутину, размазывал ороговевшую пыль на окнах и с неясной целью создавал озерцо с запрудой между ножками дивана и тумбой под телевизором.

«Мать моя женщина, – возя тряпкой по линолеуму, сокрушался Влад, – она еще и аккуратистка. Вылитый наш ротный Гвоздь. Того и гляди, лезвием заставит скоблить унитаз».

Эта чертова Железная Ленка оказалась вместилищем всех женских пороков, начиная с двух дипломов (не считая школьного аттестата и водительских прав), подразумевающих как минимум образованность, как максимум – нехилый умище, и заканчивая тягой к гигиене и санитарии. С точки зрения Влада Кречета, качества абсолютно непригодные для семейной жизни, если не сказать – губительные.

Влад навел порядок быстрее, чем Ленка, и закрылся в душе – пот прошиб не столько от мытья полов, сколько от присутствия референтки.

Съемная квартира Кречета отличалась аскетизмом и более чем сдержанным отношением к прогрессу: в наличии имелись только телевизор и телефон – этот атехнократичный выбор был навязан Владу хозяином.

Разогревать пиццу пришлось на сковороде.

Облаченный в свежую футболку, шорты и носки с дыркой на большом пальце, Влад вошел на кухню и не узнал ее.

Особенно поражала газовая плита: еще час назад своя в доску в связи с лавинообразными тектоническими наслоениями потеков, теперь она стала устрашающе неприступной, прямо как Ленка.

– Пиво будешь? – буркнул Влад, всеми силами стараясь не пялиться на абрис Ленкиного тела, обозначившийся под сарафаном в предательских лучах закатного солнца.

Увидев запотевшую баночку пива, Леночка проглотила слюну:

– Я за рулем. – Собиралась ответить резко, а получилось жалобно. Пива хотелось до потери сознания.

Влад вскрыл банку и с жадностью присосался к отверстию. Леночка с завистью считала глотки: один, два, три.

– Оставь мне, – не выдержала она.

Кречет оторвался от банки и потянулся к полке за стаканом, но Ленка отняла хрустнувшую тару и неумело поднесла к губам.

Ни один мужчина (кроме импотентов и гомосексуалистов, но они не в счет) не останется равнодушным, глядя, как округлая женская рука, поднимаясь, приоткрывает подмышку, на беззащитное и нежное, как брюшко у ежика, горло, на скромную девичью грудь под тонкой тканью. Слава Создателю, Влад не был ни импотентом, ни гомосексуалистом, и кровь прилила, минуя другие органы, в пах.

Ленка высосала последнюю каплю, полуприкрыла веки и блаженно простонала:

– М-м-м, класс.

Не справляясь с собой, Влад погладил Ленкину руку чуть выше локтя и ощутил огрубевшими, привыкшими к инструментам, механизмам, заправочным маслам, бензину и аккумуляторной жидкости пальцами шелк и бархат. Неотвязное желание парализовало мозг Влада, и он буквально набросился на Ленку, покрывая неистовыми поцелуями уступчивую плоть, прикрытую батистовым сарафаном.

Застигнутая врасплох, Леночка не успела взбрыкнуть, поднять Влада на смех, не успела остудить ледяной улыбкой или ядовитым словцом – не успела применить ничего из богатого арсенала стерильной девственницы, а губы коварного водилы уже были на ее губах. Коротко вздохнув, Ленка выронила пустую банку, осела у Кречета на руках и затихла.

Оказалось, что они одного роста.

Оказалось, что целуется Влад как водит «фольксваген» – нежно и чутко.

Оказалось, что он не только целуется нежно и чутко…

Выяснилось, что Влад Кречет у Железной Ленки – первый.

Козе понятно, с таким характером только врагов хорошо наживать, а не парней.

– Ну ни фига себе, – изрек Кречет, когда все было позади, а он остался цел и невредим, если не считать незначительной потери в весе.

Леночка без смущения позволила собой любоваться.

– Отчаянный ты парень, Кречет.

– В смысле? – по обыкновению тупил Влад.

– В смысле – не побоялся.

– Лен, да я и сейчас боюсь, – чистосердечно признался отчаянный парень. Из окна лился сине-фиолетовой свет, маскируя синяк под глазом, и Влад перестал стесняться. И разглядывал Ленкину небольшую, восхитительно упругую на ощупь грудь с неведомым чувством – чувством хозяина.

– Боишься – значит, уважаешь.

– Точно, – хмыкнул Влад.

В синие сумерки кто-то безостановочно подливал чернила, у Ленки от пережитого стресса слипались глаза. Прижавшись к горячему, на совесть сработанному плечу Влада, она стала засыпать, но в самый последний момент, уже наполовину во сне, вспомнила, зачем приехала: Мессалина!

– Мессалина! – вскрикнула Леночка.

– А? Что?! – как-то не авантажно всполошился ее первый мужчина.

– Я же приехала спросить у тебя, кто такая Мессалина.

Воспоминание было не самое приятное, синяк под глазом отозвался ноющей болью.

– Знал бы – убил, – с глухой обидой буркнул Кречет.

– То есть, – осторожно прощупывала почву Леночка, – ты не видел эту даму.

– Нет.

– Уже хорошо. – Леночка вздохнула с облегчением. Все-таки чертовски приятно, что твой первый мужчина не шиза и не клинический идиот. – А кто тебя так отделал? – все так же осторожно продолжила Леночка.

– Тетка какая-то. – Влад покраснел и порадовался, что подкравшаяся темнота скрывает его состояние.

– Как выглядела тетка? Опиши.

– Тощая и длинная, я еще подумал, на линейку похожа. Больше ничего не помню.

– Чем она тебя? – сочувственно поинтересовалась Леночка.

Влад неосознанно потрогал глаз:

– Сумкой. Не знаю, что у нее там было. Камней наложила, что ли? У меня сразу искры из глаз посыпались, я вообще больше ничего не видел. Нет, правда, – услышав сдавленный Ленкин смешок, окончательно смутился и стал оправдываться Аника-воин, – чё мне, с теткой воевать, что ли? Она мне в матери годится.

– Дай, я тебя пожалею, маленький ты мой.

Маленький хрюкнул что-то нечленораздельное, а Ленка придвинулась и прижалась мягкими, как у лошади, губами к глазу. Влад обнял за талию свое нечаянное счастье:

– Давай поженимся, Лен. Завтра заявление отнесем.

– Да? – Леночка не ожидала, что Кречет окажется таким… старорежимным.

– Ага. А чё, ты против?

– Нет-нет. Приезжай ко мне домой, сделаешь официальное предложение руки и сердца. Папе это понравится.

– Завтра? – с сомнением трогая синяк, уточнил Влад.

– А зачем откладывать? Ссадины, синяки и шрамы украшают мужчину.

– Только не этот.

– Соври что-нибудь. Скажи, самолет на посадку шел.

– Вот сейчас не понял – это ты шутишь так?

– Владичка, все будет хорошо. Папа оценит твою решимость и отвагу.

– Опять шутишь, да?

– Привыкай.

Влад накрыл Ленку своим телом:

– Тогда ты тоже привыкай.

* * *

Хмель не брал. То есть брал, но не отключал.

Руки и ноги не слушались, а голова работала и с беспощадностью автомата выдавала чек: итого к оплате…

Он-то был уверен, что осчастливил собой девушку, а его ограбили – в фигуральном смысле, не в прямом.

Типичное поведение тихони-потребительницы: ты мне очаг, безопасность и тепло, а я тебе – неземное наслаждение в постели и заботу.

Нет, Крутов был не против обменяться удовольствиями в постели – это нормально, это правильно и полезно, но в их случае обмен был не равноценный, потому что Василий по неосмотрительности вложил в секс душу и теперь думал о Лере постоянно, везде. Острая форма помешательства, сказал бы его лечащий врач.

Только за это грабительницу стоило сжечь на костре. Или бросить в клетку с этими… как их… пираньями. Или это рыбы? Тогда в аквариум с пираньями.

Впрочем, подходила также публичная казнь через повешение, оглашение списка богопротивных деяний – это только справедливая плата за награбленное. Все равно больше вреда, чем пользы от этой Леры-холеры. Или нет?

Мысленно разделив лист пополам, Крутов решил провести инвентаризацию последних событий и их последствий.

Нужно быть честным: он почти прекратил занятия в спортзале – раз в неделю вместо трех.

Закурил.

Пропустил плановый визит к врачу.

Пропустил визит к Верочке.

Пьет уже две недели, вместо того чтобы с пользой для организма плескаться в каких-нибудь морях-океанах.

А нервные клетки? Да что там говорить – жизнь пущена под откос.

В неубедительных плюсах маячило не внушающее доверия чувство неизведанного удовлетворения, которое он испытывал от соития с Ковалевой. Ну, может, еще острота влечения – весьма, кстати, обременительная вещь… Вот, опять…

В оглушенном алкоголем сознании всплывали образы, от которых хотелось лезть на стенку: податливые губы, бархатные мочки ушей, грудь с маленькими сосками, подмышки со слабым женским запахом и поросший волосками низ живота… Верные средства – охота, водка и друзья – оказались бессильны. Никаким количеством водки видения не запивались, туды их в качель.

Какого черта он сидит в Демидовке, если все это осталось в городе на пятом этаже хрущевки?

«Пора разобраться, наконец, с самим собой, Крутов. Ты использовал этот звонок как предлог, чтобы порвать с Лерой? Придурок. За каким чертом, спрашивается? На что надеялся? Решил подождать, пока любовь пройдет сама собой? Тогда ты еще глупей, чем твой электорат».