Текст книги "Besame mucho, клуша!"

Мрачный взгляд Крутова и затвердевшая нижняя челюсть говорили о том, что уровень потрясения составил двенадцать баллов по шкале Рихтера.

– Ты не ошибся? – Оставалось от души надеяться, что, если б хотели убить, уже бы убили и что времена, когда депутатов находили с дыркой во лбу в подъездах собственных домов, прошли безвозвратно.

– Нет, Василь Василич, – крутанул лысой башкой Влад, – не ошибся. Провожают нас по вечерам.

– А днем?

– Не утром, не днем, а именно вечером. Когда с вами Ковалева, – сделал контрольный выстрел Влад.

– Бывший муж Валерии? – Крутов машинально нащупал в столе гостевую пачку сигарет, не глядя вытряхнул одну, прилепил к сухим губам, щелкнул зажигалкой, но так и не прикурил, услышав ответ.

– По-моему, баба за рулем, – дослал водитель.

Мать его так! Приборы зашкалило, показания сбились. Кто-то из отставных любовниц – испуганной тенью метнулась мысль. Но он со всеми своими бывшими остался друзьями, во всяком случае, ему так казалось. Да и немного их, бывших, и все при мужьях.

Жена? Этого не может быть, потому что не может быть никогда. Верочка, как жена Цезаря, вне подозрений. Тогда кто?

Кто-то из коллег компромат собирает? Так непрофессионально?

Быстро отсеивая возможные варианты, Василий на всякий случай переспросил:

– Баба, значит? – В интонации вкралась угроза.

– Ага, – подтвердил Влад.

Частный детектив?

Крутова как кипятком обдало: за Лерой следят? Кто? С какой целью?

Не хватало только оказаться впутанным в какую-нибудь гнилую историю с фотографиями, выложенными в Интернете. Крутов почувствовал, что взмок.

– Номера запомнил?

– Конечно! – Влад сунул руку в карман джинсов и извлек клочок газеты с буквами и цифрами, в нескольких местах насквозь проткнутыми ручкой.

– Н-да, – крякнул Василий.

– На колене записывал, – извинился за писульку Влад.

– Разберемся, – неизвестно кому пообещал Крутов и кивнул Кречету.

Проводив взглядом водителя, Василий несколько мгновений в задумчивости крутил бумажный обрывок с номерными знаками, потом, что-то решив, пролистал список абонентов в памяти мобильного, нажал соединение и стал считать гудки. Ответили на пятом.

– Старик, привет, – произнес Василий Васильевич.

Следующие несколько минут ушли на ничем не выдающийся разговор о здоровье, отпуске и предстоящем дне рождения, после чего Крутов изложил просьбу, продиктовал серию, номер машины-шпиона и простился, предупредив:

– Димыч, я жду.

Через час, получив от делегации торговцев верительные грамоты, Крутов позвал Леночку.

– Елена Дмитриевна, мне нужна вся возможная информация о Ковалеве – муже Валерии Ковалевой, – внимательно изучая мелкие трещинки и царапины на столешнице, изложил просьбу Крутов.

Леночка понимающе кивнула и метнулась в приемную – ответить на звонок телефона – и тут же вернулась:

– Василь Василич, вам звонят, но не желают представиться. Будете говорить?

Брови у Крутова подскочили от веселого любопытства. Почему-то подумал: Лера захотела разыграть его.

– Звонит мужчина, – сбила игривое настроение с шефа Леночка.

– Соедини, – после секундного сомнения согласился Крутов.

Из трубки веяло могильным холодом, его Василий почувствовал сразу, как только услышал незнакомый, какой-то скрипучий голос:

– Ковалевой нужен не ты, а твои акции. И в трубке послышался зуммер отбоя.

Тертого калача Крутова сообщение отправило в нокаут.

Первая мысль: таким способом муж Леры – Ковалев – решил вернуть супругу к остывшему, так сказать, семейному очагу. Простенько и со вкусом – добиться своего, оклеветав жену перед соперником.

Василий испытал настоятельную потребность вымыть руки, как после посещения толчка на автовокзале. Вместо этого положил перед собой чистый лист и записал фразу, услышанную по телефону: «Ковалевой нужен не ты, а твои акции».

А если это правда? Правда, что Лере нужен не Василий Крутов, а его акции? Третий по прибыльности полиграфический бизнес хирел, ручеек дивидендов таял, и Крутов уже давно не отслеживал сумму, к тому же отчислялись дивиденды на Верочкин банковский счет.

Всего одна восьмая часть акций (если считать с администрацией) – Крутов о них и вспоминал-то от случая к случаю, от собрания акционеров к собранию акционеров. Всего… Кому «всего», а кому… У кого, как говорится, щи пусты, а кому жемчуг мелок.

Главное – понять, какую цель аноним преследует. Хочет сохранить состав правления или, наоборот, развалить? Чтобы акционеры, предупрежденные о войне между учредителями, сбрасывали акции?

Звонил мужчина. Мужской голос сейчас каждый умелец сымитирует. Если это так, то еще один вопрос: аноним и преследователь в «опеле» – одно и то же лицо?

Что там у них происходит в «Ведомостях» и в типографии, разозлился Крутов, чтоб им пусто было. Нечего гадать на кофейной гуще, сказал он себе, надо встретиться с Казимиром лично и все узнать. А еще лучше – потребовать собрания акционеров.

Черт, черт, черт. Именно сегодня у них с Лерой запланирована прогулка на теплоходе. Крутов зафрахтовал пароходик, чтобы побыть наедине с Валерией. Только он и она. Ну еще судовая команда – на всякий случай.

Сидя на верхней палубе, они собирались пить шампанское и смотреть на проплывающие мимо огни города.

И все-таки – Дворяниновича перенести на завтра или Ковалеву?

Сердце выбирало женщину, а голова – мужчину. Сердце шептало, что Лера несколькими пассами избавит его от ни на чем не основанных подозрений. А голова радовала шкурными мыслями о дивидендах: их можно не замечать, когда они есть. Сначала не станет этих, потом следующих, потянется цепочка, которая приведет к тому, что и Леры не станет – женщины не выносят неудачников.

Сомнения Крутова развеяла Леночка – она влетела в кабинет с таким лицом, будто проиграла Кречету щелбан.

– Василь Василич! – Помощница выдержала трагическую паузу.

– Ну? – подстегнул Крутов.

– Никакого Ковалева не существует в природе. То есть существующие в природе Ковалевы не имеют отношения к Валерии Константиновне. Валерия состоит в браке с Дворяниновичем. Состояла в браке, – подсластила пилюлю Леночка.

У Крутова моментально обручем сдавило голову.

– Что? – Конструкция из приоритетов, которую только что выстроил Василий, оказалась карточным домиком. – Как же так?

– И на старуху бывает проруха, – умыла руки Леночка, – мой информатор думал, что это ни для кого не новость.

Эх, Валерия Константиновна, Валерия Константиновна… Что происходит, елки зеленые?

Обруч сместился к ребрам и застрял – ни туда ни сюда. С самым несчастным видом Василий взялся за сердце.

– Вам плохо, Василь Василич? – пискнула Леночка.

– Есть валидол? – голосом умирающего спросил Крутов.

Леночка выскочила в приемную. Как петух крыльями, захлопали дверцы шкафов, злобно зашипели выдвигаемые ящики.

– Есть! – Воспользовавшись правом дочери лучшего друга, Леночка сунула под язык присмиревшему Крутову таблетку.

– Иди к себе, – отослал помощницу моментально осунувшийся Василий, – и позови Влада.

Вот это любовь, вот это ревность, восхитилась Леночка. Кто бы из-за нее так убивался.

Оставшись в одиночестве, Василий перетащил себя на диван и принял позу роденовского «Мыслителя»: где только была его хваленая интуиция? Крышу снесло на старости лет («Чур меня, чур!») от хорошенькой мордашки и ножек.

Бессмысленное самобичевание было остановлено стуком, дверь приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунулась лысая голова.

Прошло не меньше минуты, пока водитель решился переступить порог. Леночка напутствовала, догадался Крутов, расписала в красках состояние шефа.

Вид у Влада был несколько потрепанный, видимо, чересчур старательная и фанатично преданная шефу помощница не удержалась и применила пытки, запрещенные Гаагской конвенцией.

– У меня к тебе щекотливое поручение, – не стал ходить вокруг да около Крутов.

В этот момент Василий услышал виброзвонок и, по-стариковски шаркая ногами, вернулся за стол.

Звонил отец Леночки, Дмитрий Щегольцов.

Информация, которой располагал верный друг, гармонично вписывалась в ряд сегодняшних новостей: таинственный опелек числился за газетой «Губернские ведомости».

Задание состояло из двух пунктов.

Пункт номер один предписывал познакомиться с водителем опелька и узнать, где оставляет он мини-вэн на ночь.

Пункт номер 2 вытекал из пункта номер один: если водитель оставляет авто на стоянке или в гараже редакции, то узнать у охранника, кто и зачем забирал машину по вечерам в течение последней недели, – вот и все, что требовалось от Влада.

К счастью, водитель «опеля», Денис Иванович Федулов – сухощавый дедок, тяжело переносил молчание, что сильно облегчало задачу Влада Кречета.

– Я ее, ласточку, своими руками всю, до винтика, разобрал и собрал. У этих буржуев не допросишься денег на ремонт или на запчасти. Все под себя гребут, личные-то машины чуть не каждый год меняют.

Влад технично свел разговор к охраняемой стоянке или гаражу, куда загоняет верного коня Федулов.

Стоянка? Стоянка у газеты – пятак под окнами первого этажа, потому-то владельцы авто, кто приезжает в редакцию или в типографию, прихватывают соседние парковки и, само собой, тротуар. А гараж – гараж есть, как не быть. Хоть это догадались построить богатенькие буратинки, паразиты на теле пролетариата. Только пользы от гаража как от козла молока: ворота не открываются – просели, по асфальту скребут, из-за этого проезд узкий, того и гляди поцарапаешь ласточку. Себе-то уже небось, паскуды, не один…

– А где гараж? – изобразил интерес Влад, утомленный классовой ненавистью Федулова.

– Во дворе.

– Близко, – с легкой завистью отметил Кречет. Ему самому часто приходилось оставлять машину вообще под окном, а потом всю ночь подскакивать от воя чужих охранных систем.

Денис Иванович охотно подтвердил:

– В двух шагах. Хочешь, можешь сам убедиться.

О чем речь! Влад Кречет затем и притащился сюда, затем и терпит весь этот парад-алле, чтобы убедиться.

Мужики промаршировали по узкой асфальтовой полосе вдоль стены здания, дважды свернули и через несколько метров уперлись в гараж.

– Везет же некоторым, – снова позавидовал Влад, – в офисе охрана, закрытый гараж – теплое место.

Иваныч похлопал Кречета по плечу:

– На пенсию выйду, порекомендую тебя.

«Такие, как ты, на кладбище попадают, минуя пенсию», – подумал Влад и заметил здоровенного бугая-охранника, с непропорционально маленькой головой, заспанной рожей и вмятиной на щеке, повторяющей фигурный рисунок замка-молнии на форменной куртке. Охранник возник из неприметной двери черного хода.

– Иваныч, а где твоя машина? – Секьюрити неодобрительно поглядывал на Федулова.

– Привет пожарным! – радостно скалясь, откликнулся Иваныч. – У тебя из-под носа можно слона вывести. Спал небось?

– Ага, поспишь с вами, – огрызнулся секьюрити, – таскаются кому не лень, ни днем ни ночью покоя нет.

– Витек, а ты чё злой такой? – миролюбиво спросил Иваныч, глядя снизу вверх на Витька.

– Так не бесплатно, наверное, – влез Кречет.

Витек как-то неожиданно легко завелся:

– В самое яблочко. Пару дней назад на докладную нарвался и премии лишился, – охранник виртуозно сплюнул, зыркнув на Иваныча, – из-за тебя, между прочим.

– А я-то каким боком? – изумился Иваныч.

– Эта вобла сушеная приехала утром и давай с ходу орать: где был вечером «опель»? Ворами обзывала и паразитами. Орала, орала… Я ей, мол, все претензии к Иванычу, а она мне: ты не только за посетителями должен следить, но и за прилегающей территорией. Так что, Иваныч, чтоб корыто твое мне глаза больше не мозолило. Ставь под замок.

Последовавшая реакция Иваныча оказалась еще более неожиданной: водитель «опеля» позеленел и длинно выругался:

– Вот сука. Сама же пела мне: лето, чего ты, Иваныч, с гаражом мучаешься, говорит, я позвонила в одну дорожно-строительную фирму, на днях приедут, снимут асфальт, забетонируют въезд, чтоб по-человечески все было. Ты пока оставляй машину во дворе. Охране дам указание, чтоб присматривали. А сама, мышь облезлая, меня же и слила.

– И кто у нас вобла сушеная, сука и мышь облезлая? – проявил интерес Влад.

– Зам генерального, Бочарникова. Мес-с-салина, – сквозь зубы процедил Федулов, нахватавшийся от паскуд-буржуев непотребств.

Миссию можно было считать завершенной. Наконец-то Влад Кречет обойдет Железную Ленку на повороте.

Взяв хороший темп, Влад Кречет припустил к машине.

– Мессалина, Мессалина, Мессалина, – по падая в ритм, заучивал на ходу непривычное, чужое для слуха, но такое благозвучное имя. Иностранное, козе понятно.

Устроившись на сиденье, первым делом Влад жирно вывел на корешке журнала «За рулем», болтавшегося в бардачке с незапамятных времен: «Мессалина».

Везет же некоторым с именем. Не то что его предки – никакой фантазии.

Вот тут и выяснилось, что, пока Влад старался удержать в памяти редкое имя, фамилия напрочь выскочила из головы. То ли Бочкина, то ли Черникова, а может, Ночкина или Печкина – шут ее знает какая, но точно не такая благозвучная, как имечко.

Влад приуныл. А ведь как блестяще была проведена операция по сбору информации в тылу противника!

Что теперь делать? Хоть плач, хоть возвращайся и начинай все заново.

Промучившись еще несколько минут, но так и не вспомнив растреклятую фамилию растреклятой начальницы с редким именем – наверняка редкой суки, иначе фамилия бы запомнилась, – Влад выбрался из машины и направился назад в редакцию газеты.

Буквально перед носом у Кречета дверь распахнулась, и Влада чуть не сбила с ног высоченная и тощая, как измерительная линейка, дамочка. Влад Кречет посторонился, пропуская дамочку, и та уже почти прошла мимо, оставив позади себя сладкое цветочное облако, от которого у Влада защекотало в носу, и все бы, глядишь, обошлось, но тут по выбритому затылку Кречета пробежал легкий сквозняк, и уши заложило от внутреннего голоса: «Спроси у Линейки фамилию Мессалины».

– Простите, – обратился Влад к удаляющейся прямой спине, – а вы, случайно, не знаете, какая фамилия у Мессалины?

– Что-что? – Бочарникова – а это было именно она – медленно обернулась.

– Фамилию Мессалины, – уже не так уверенно повторил Влад, столкнувшись с бешеным взглядом.

– Ах, фамилию, – пропела Галка, отлично понимая, о ком идет речь. Именно ей молва приписывала сходство с женой императора Клавдия. Молва была к Галке несправедлива:

бордели она не посещала, лесбийских наклонностей не имела и не так уж была властолюбива, если терпела над собой такого идиота, как Казимир, черт возьми!

– Сейчас ты у меня узнаешь фамилию, наглая рожа!

Для начала Бочарникова с ходу заехала лысому придурку сумкой по дебильной роже. Затем удары посыпались на бывшего сержанта спецназа Влада Кречета со всех сторон.

Спасаясь от побоев, Кречет петлял по прилегающей территории и прикрывал голову локтями, прятался от атакующей валькирии за сиреневые кусты и несколько раз чуть не упал. Галка размахивала сумкой, как пращой, и метелила парня, не обращая внимания на его полузадушенный хрип:

– За что?

Все кончилось так же внезапно, как началось:

спарринг-партнер выдохся и опустил сумку.

Надо отдать должное – сумка оказалась качественной, в бою не пострадала, целехонек остался и фотоаппарат «Сони», болтавшийся на дне с юбилея газеты, и Бочарникова пришла в отличное расположение духа.

– Барбат – вот какая фамилия, – под занавес сообщила она лысому.

Тут Галина почувствовала, что на них смотрят, подняла глаза на третий этаж, где размещалась редакция, и обнаружила коллектив почти в полном сборе у распахнутых настежь окон.

Галка отвесила шутовской поклон и услышала, как под ноги со звоном упала монета.

Джинсы ремонту не подлежали – Влад распорол брючину от колена и даже не мог вспомнить, обо что и как. Левый глаз, в который заехала сумкой бешеная дылда, слезился. Иностранное имя, записанное на корешке журнала «За рулем», отдавалось болью во всем теле – таков был скорбный итог партизанского рейда.

Но самым унизительным было то, что фамилия Барбат застряла в голове будто гвоздь, вбитый сумкой-пращой.

Был рабочий полдень, и Владу надлежало явиться на работу. Но при подъезде к офису депутата ослабевшая от побоев воля водителя дрогнула: появиться в таком виде на глаза Железной Ленке – все что угодно, только не это. В конце концов Влад убедил себя, что просто не имеет на это права. Как сержант запаса, как мужчина и как человек, наконец.

Железная Ленка – она же ядовитая, как кобра. Укус смертелен, если нет антидота.

Антидота у Влада с собой не было, и сержант струхнул. И припарковался недалеко от офиса, чтобы позвонить боссу и выпросить отсрочку своей погибели.

– Василь Василич, я заеду домой, мне переодеться надо.

Босс – нормальный мужик, дай Бог ему здоровья, не возразил, и Влад поехал переодеваться.

Оказавшись дома, Влад Кречет первым делом бросился к зеркалу – рассмотреть подбитый глаз. За то время, что Влад ехал, пострадавший глаз заплыл еще сильнее, причем не один, а прихватив за компанию парный орган и даже нос.

Кречет предпринял отчаянный шаг остановить разрушительный процесс, для чего приложил к веку баночку пива из холодильника.

Терпеливо выждав двадцать минут, Влад снова посмотрелся в зеркало и понял: если он хочет сберечь репутацию, на работе ему делать нечего. Хотя бы несколько дней.

Как порядочный человек, Влад снова позвонил шефу и сказал правду:

– Василь Василич, тут дело такое. Мне одна дура заехала сумкой в глаз.

Крутов прокашлялся.

– Как это?

– Понимаете, я был в редакции, все узнал. Эту тетку, которая за вами следит, звать Мессалина, фамилия Барбат.

– Как-как? – насторожился депутат Крутов.

Только иностранцев ему не хватало. МИ-6? МОССАД? ЦРУ? Федеральная разведслужба Германии? Кому он перешел кривую дорожку?

– Мессалина Барбат. Василь Василич, я пару дней хочу дома побыть, а то чё-то глаз заплыл совсем.

– Пару дней? – без энтузиазма переспросил Крутов.

– Да. Если можно.

– Ну, валяй, – дрогнувшим голосом разрешил Василий. Неизвестно, во что он влип, так что водителя и помощницу лучше отправить в краткосрочный отпуск.

Василий был напряжен, а она даже не насторожилась.

Куда там, лето, вечер, луна, река, столик на двоих, накрытый белоснежной скатеркой, которая в ночном свете флюоресцировала голубым, шампанское, иллюминация вдоль набережной – и Лера поддалась обаянию момента, поверила…

Вопрос сам слетел с языка:

– Васенька, ты любишь меня?

Свет на верхней палубе по их просьбе убрали, остался один фонарик над камбузом, и Лера плохо видела лицо, освещенное отраженной в воде луной, но Крутов как-то странно, подозрительно долго молчал, и в душу ужом вполз страх.

– Лера, мне звонил какой-то человек. – Василий извлек из нагрудного кармана листок. Нет, не листок – гранату с выдернутой чекой, ядерную боеголовку с поврежденной капсулой. – И сообщил некую информацию. Думаю, тебе будет интересно. Вот.

Складка между соболиными бровями Василия стала заметнее, и только тогда до Леры дошло: случилось что-то непоправимое.

– Что это? – Она еще цеплялась за летний вечер, за огни на пирсе и пузырьки шампанского.

– Прочти, – коротко велел Василий, поднося зажигалку к свече.

Буквы запрыгали в неровном пламени, все красоты померкли, как только Валерия добежала глазами до конца строчки: «Ковалевой нужен не ты, а твои акции…»

Надвигающаяся тошнота довершила начатое.

– Это все Галка, – процедила сквозь сжатые зубы Лера и рванула к бортику. Проклятущий кинетоз!

– Значит, правда, – услышала она убитый голос Крутова.

Все последующее Лера помнила плохо: голова кружилась с дьявольской скоростью, огни города то уплывали, то приближались, бор та пароходика раскачивались, как будто они из речки-гнилушки, судоходной только по фарватеру и только летом, выскочили прямиком в открытый океан.

Но даже в этом критическом состоянии Лера поняла: Бочарникова со своими захватническими планами сломала ей жизнь. В том, что звонила Бочарникова, Лера ни секунды не сомневалась.

С приближением к берегу тошнота усилилась. Лера по-собачьи, открыв рот, часто и коротко дышала, чтобы обхитрить организм, а заодно, возможно, и судьбу.

Пароходик пришвартовался, и Лера поняла, что если она сейчас хоть как-то не оправдается, то Василия больше не увидит. Но тут на Леру накатил очередной приступ тошно ты, и все посторонние мысли утонули в вязкой слюне, наполнившей рот.

Да и что она могла сказать? Что недооценила Галку? Ложь – она знала, что Бочарникова ни перед чем не остановится.

Сказать, что она отказалась участвовать в Галкиной афере? Тоже неправда – она не отказалась, хоть и не обещала ничего определенного.

– Я вызову тебе такси, – донесся голос Крутова. Прозвучало как «Я вызову тебе катафалк». Или «Я вызову тебе мусоровозку» – так даже вернее. Катафалк – слишком шикарно для клуши.

Словами уже было не спасти положение. На до было что-то предпринять. Что-то экстраординарное. Но что?! Повиснуть на шее у Василия, броситься на грудь, в ноги, в воду, чтобы спасал, – что? Что нужно сделать, чтобы остановить неумолимо надвигающийся разрыв?

– Василий, я не хотела. – Жалкая попытка жалкой клуши. Лучше бы она вообще промолчала, тогда у нее был бы шанс.

– Я все понимаю. – Василий оглянулся на звук таксомотора. – Ну, вот и машина.

– Васенька, – пролепетала Лера, – может, ты поедешь со мной, и я тебе все объясню?

Сдвинув брови, Василий смотрел куда угодно и на что угодно, только не на Леру, и мгновенно отдалился на расстояние в один световой год. Если не считать несостоявшегося материнства, так плохо Лере еще никогда не было.

– Нет, мне надо поработать. До свидания, Валерия, – спокойным и вежливым тоном попрощался Крутов.

Лучше бы ударил.

* * *

Господи! Почему она такая тряпка?

Почему она всегда сдается без боя, стоит только кому-то притопнуть на нее? Почему? Почему всякий раз, когда надо защищаться, она превращается в соляной столп, вместо того чтобы превратиться в танк? Или хотя бы в ручную гранату? Почему она, как Бабель, скандалит только за письменным столом, а на людях заикается?

Мысленные диалоги – вот ее конек, вот где ей нет равных. О! В мысленных диалогах Лера поднаторела. В мысленных диалогах она была иронична, язвительна, блистала умом и злым остроумием, как Фаина Раневская, Александра Коллонтай и Татьяна Лазарева, вместе взятые, и выходила победительницей из любых словесных баталий, на любых рингах.

«Besame Mucho. Прощаться с любовью надо с заломленной шляпой? Что ж, попробуй…»

В такси Леру снова атаковала вязкая тошнота. Не доехав до дома, она отпустила машину и побрела пешком.

От пустой улицы, ночи, от полной безнадеги на Леру накатила волна жалости к себе, случился эффект снежного кома, и все события последних недель всплыли в масштабе один к одному.

Горе побежденным!

Все неправильно. Неправильно, что Галка заставляет ее страдать. Вот пусть теперь все исправляет, неожиданно осенило Леру, и она даже ускорила шаг.

Пусть Галка все объяснит Крутову. И про акции, и про то, что склоняла, но так и не склонила Леру к преступному участию в преступной афере.

Полет фантазии прервала простая и до боли трезвая мысль: зачем Галка поссорила их с Крутовым? Чего она добилась? Решила поторопить события? Или выбрала рейдерский захват? Тогда что делать ей, Лере? Предупредить Крутова?

Из сумбура, который творился у Леры в голове, родилась вполне разумная идея – надо поговорить с Бочарниковой.

Решение не самое гениальное, но это был повод дожить до утра.

Леночка принюхалась – Антонио Бандерас был разжалован, ошельмован и отправлен в отставку, а мрачное настроение шефа затягивало в приемную сквозняком вместе с прежним Хьюго Боссом.

– Что-то случилось, Василь Василич? – проявила дочернюю заботу Леночка. На заботу шеф обычно отзывался благодарностью, недаром носил имя Василий.

Не отвечая на вопрос, Крутов приложил палец к губам, выбрался из кресла, в котором полулежал в полной прострации, и потащил помощницу к выходу.

Леночка в немом изумлении проследовала за шефом на улицу, а там – до ближайшего штендера: «Корпоративные завтраки и обеды».

Устроившись за столиком, Крутов осмотрел заведение и углом рта произнес фразу, от которой у Леночки затрепетало сердечко и обострились все чувства:

– Не исключено, что офис прослушивают.

Короткая Леночкина шейка неуловимо удлинилась, а высоко прилепленные ушки преобразовались в два зарифленных паруса.

– Супер!

Василий вынул вдвое сложенный листок.

Леночка как завороженная следила за листком. Уведомление о внебрачном ребенке? Об алиментах? Шантаж? Судя по угрюмому виду шефа, шантаж с внебрачным ребенком и алиментами.

– Два кофе, – бросил Василий официанту, хотя ему смертельно хотелось чего-нибудь позабористее.

Под пристальным взглядом шефа Леночка быстро ознакомилась с нехитрым текстом и пожала недоразвитыми плечиками.

– Оригинальный наклон букв свидетельствует о бескорыстии, – отложив листок, защебетала она, – довесок к букве «щ» говорит о необыкновенной работоспособности, а завиток, сопровождающий букву «в», – о воле к победе.

У Крутова глаза полезли на лоб.

– Постой, постой, откуда там «щ»? – догадался спросить он.

– Это Ильф и Петров, Василь Василич, это не я, – успокоила Леночка, – только не говорите, что вы поверили этой анонимке.

– Смешно, – с обидой буркнул Крутов, – я записал текст сообщения, телефонограмму, так сказать, принял. Помнишь, мне звонил какой-то хрен моржовый и не назвал себя?

Леночка заерзала. Наконец-то! Наконец-то ее звездный час пробил.

– Конечно, помню. И вы поверили в эту ахинею?

– Не верил, пока не получил признание главной подозреваемой.

– Под пытками, что ли? – Леночка с легким испугом посмотрела на шефа.

Крутов живо припомнил Валерию, беспомощной тушкой свесившуюся через поручни:

– Почти.

– Ну а если серьезно?

– А если серьезно, это еще не все.

– Что вы говорите! – Глаза у Леночки засверкали от возбуждения, на щеки взошел лихорадочный румянец. Все-таки Ленка – дочь своего отца, мимоходом отметил Крутов.

– За мной хвост, – процедил Василий, стараясь держать под контролем зал, – в том смысле, что меня водит потертый «опель».

– ?..

– Дима выяснил, кому принадлежит машина – редакции газеты «Губернские ведомости». Что-то в последнее время очень много этих «Ведомостей» вокруг меня, тебе не кажется? – усталым голосом поинтересовался Крутов.

– Может, это совпадение?

– Какое к черту совпадение! – взорвался Василий Васильевич и снова обшарил взглядом зал. – Нет, к сожалению. Поэтому с завтрашнего дня мы все – ты, я и Влад – уходим в отпуск. Влад, кстати, уже ушел.

Леночка была заинтригована:

– Что, все так серьезно?

– Серьезнее некуда. Ему глаз подбили в редакции – можешь представить?

Вообразив Кречета с бланшем, Леночка непочтительно хихикнула.

– Пока все не выяснится, посидите дома, – продолжал с похоронным видом шеф. Вот уж кто нуждается в отпуске, так это он. От Мессалин, от «Ведомостей», от анонимных звонков и… хотелось бы думать, что и от Валерии Ковалевой. Это был первый в жизни Василия случай, когда ему предпочли… ценные бумаги.

Крутов издал тяжелый вздох. Отпуск от Валерии Ковалевой приравнивался к насильственной депортации, к отлучению от матери-церкви, от груди, от кислородной подушки, от депутатского кресла – от жизни, одним словом, а это было несправедливо.

– Василь Василич, – не поверила Леночка, – вы шутите? Вы, значит, будете следственные действия проводить, а я дома сидеть? Нет, так мы не договаривались.

– Значит, передоговоримся, – оборвал помощницу Крутов.

– Скажите хотя бы, кто следит за вами, – заныла Леночка, для которой неизвестность была хуже острого ножа в сердце.

– Мессалина Барбат, – прошептал Крутов, предварительно оглядевшись и не заметив ничего подозрительного.

– Что?! – Леночка подумала, что ослышалась.

– Тише ты! – Крутов опасливо оглянулся. Кроме них двоих, в это время дня корпоративные завтраки и обеды никого не привлекали. – Влад выяснил, что за рулем «опеля», который нас преследовал, находилась эта самая Мессалина Барбат.

– Это псевдоним агента под прикрытием? – Расширенные глаза помощницы и вибрирующие ноздри нагоняли на Крутова еще большую тоску.

– Не похоже, – с осуждением сказал он, – вряд ли агент станет работать в редакции «Ведомостей» заместителем Дворяниновича.

Последние слова Крутов произносил, уже уверенный в обратном: самое место для агента под прикрытием – редакция.

– Но это же невозможно, – пролепетала сбитая с толку Леночка, – Мессалина умерла в первом веке.

– Ты уверена? – Крутов смотрел на помощницу с надеждой.

– В общем и целом уверена, хотя надо справиться в энциклопедии на всякий случай – могу ошибаться годом.

Несколько долгих секунд депутат с помощницей смотрели друг на друга.

– Откуда Кречет взял эту Мессалину? – в унисон прозвучали два голоса.

Губы Леночки презрительно скривились.

– Придумать Влад такое просто не способен.

– Не так уж это важно. Есть проблемы поважней. Что ты думаешь по поводу звонка? – вернулся к началу разговора Василий и отхлебнул остывший кофе.

Томление, которое испытывала Леночка в связи с системой записи звонков, испарилось – неужели шеф в чем-то ее подозревает? Она же только в целях безопасности…

– Сердцу доверять надо, а не ушам, Василь Василич.

Проницательность помощницы граничила с жестокостью. Крутов почувствовал, что сейчас надорвется от переживаний.

Он нащупал пульс и посчитал удары. Дыхание поверхностное, и сердце трепыхается, как заячий хвост. Налицо все признаки стресса. Вообще-то признаков гораздо больше. Имеют место повторяющиеся сновидения такого характера, что, узнай о них лечащий врач, не отвертеться Крутову от сексолога. И это еще не все: у пациента наблюдается чувство вины и утрата вкуса к жизни.

При упоминании имени журналистки ко всем имеющимся признакам стресса добавился еще один – острое, почти неконтролируемое желание ощутить в руке тяжесть охотничьего карабина.

Крутов обхватил голову ладонями и несколько секунд сидел, не подавая признаков жизни. Леночка диагностировала невротический синдром – валидол в таких случаях бессилен.

Крутов шевельнулся:

– В общем, ты решай сама, чем будешь заниматься, а мы с отцом поедем на охоту.

– На охоту, значит. – Леночка скептически относилась к мужским инстинктам, ничего общего не имеющим с материнским.

В понедельник День независимости, и в общей сложности гулять народ будет три дня. За эти три дня отец с дядей Васей насквозь провоняют бодрящими брутальными запахами: приторным запахом крови, пороховой гари, костра и перегара. И привезут это удушающее амбре домой.

Они, значит, будут отрываться там, а она сиди и жди, когда они явятся.

Впрочем, она знает, чем займется в выходные. Ни в какой отпуск она не уйдет, а как раз наоборот. Прямо сейчас отправится в офис, прослушает запись звонка и установит абонента. Все-таки как правильно она сделала, что отключила голосовое оповещение о записи. И как ей повезло, что дядя Вася далек от компьютерных технологий.