Текст книги "Государство – это ты!"

Человеку не так много нужно, чтобы возгордиться. И я гордо взирал на своих розовеньких деток, окруженных позеленевшими земляками. Меня морская болезнь тоже не коснулась, и я даже задумался, что, быть может, наша семья создана для покорения морских просторов, а не для пресной сухопутной жизни. Что ж, до опровержения этого дурацкого предположения оставалось не более двух часов.

Вечерело. Детки засиделись на корме. Рядом с ними сидел бледный, но твердый Алексеев. Матвеев страдал, сидя в камбузе, Матюхин и Мэтью – лежа в кубрике. Надо же, три Матфея на корабле! Пол уединился в каюте, нас вел автопилот. Я тоже попробовал уснуть на топчанчике в носовом отсеке. Это оказалось непросто. Через какое-то время я невольно начал перекатываться от борта к борту. Поначалу меня это даже забавляло. Но появился новый звук, это «заиграл» стеклопластик борта. «Наверное, так и надо», – думал я сквозь полудрему.

И тут мы как врезались! Меня всего окатило ледяной, как мне показалось, морской водой. «Вот тебе и стеклопластик», – подумал я, убегая от волны. К сожалению, я так энергично покинул носовой отсек, что одна из створок двери слетела с петель и упала на несчастного, распростертого в проходе. По-моему, мне все-таки удалось через него перепрыгнуть или… почти удалось.

Я распахнул дверцу капитанской каюты и прямо в заспанную рожу прокричал Полу: «Вотер, вотер!». Затем я выскочил на палубу и полетел на своих детей, вцепившихся в скамейку на корме. Стемнело, я не заметил, что палуба залита водой, и поскользнулся. Дуракам везет, и мой пируэт не закончился в океане. Дети меня поймали. «Вы знаете, где здесь спасательный плот?», – как бы невзначай поинтересовался я. И только тут заметил, что Толя Алексеев привязал себя к сиденью корабельным канатом.

Следом за мной на палубу вылезли Пол и Мэтью и стали спускать парус. Вообще-то, «Южный Крест» – дизельная яхта, но соляра стоит денег. Да и два движителя – парус и двигатель – позволяют судну развить гораздо большую скорость, чем один. Просто пока команда спала, а автопилот направлял нас кратчайшим путем к атоллу Суворова, переменчивый Тихий океан перестал быть тихим. Ветер резко усилился и погнал нашу лодочку во всю прыть. К сожалению, он же поднял волны, из-за которых я так резво кувыркался на топчанчике, а Толя привязался к скамейке. Закончилось все закономерно: волны начали перехлестывать через палубу, и наконец, нос «зарылся» в особо высокую волну. Бабах! Это я и принял за столкновение, точнее, это и было столкновение яхты с многотонным валом воды.

Корпус из стеклопластика выдюжил, в отличие от плохо задраенных иллюминаторов, которые открылись и окатили меня двумя струями морской воды. Ну, уж такой корабль. Он недалеко ушел от безалаберного неухоженного мотеля, в котором мы ночевали на Аитутаки. Очевидно, дело в том, что капитана Грина привезли в Океанию из Лондона, когда ему не было еще и двух лет. И он сумел полностью усвоить пофигизм тропиков, до которого хваленому русскому пофигизму, как до Луны, уж поверьте моему опыту.

Чего только не происходило с его задрипанной лоханью в нашем плавании. Трижды ломался дизель, порвалась тяга между автопилотом и рулем, и корабль закрутился на месте (Мэтью даже пришлось держать самый настоящий штурвал, пока Пол занимался починкой). Далеко неполный перечень наших ЧП, о других я напишу чуть ниже. А пока корабль без паруса замедляет ход, скачки на волнах становятся мягче.

Я поворачиваюсь к моим мокрым и замерзшим детям, вспоминаю бешеное родео яхты по волнам и скользкую палубу, и спрашиваю: «А если один упадет за борт, что будет делать второй?» «Прыгнет спасать его», – без тени сомнения выпаливает Стася. «Глупая, лучше потерять одного ребенка, чем двоих. Подумай, легко ли будет найти пловца в кромешной темноте среди таких волн».

Мы спускаемся вниз. И тут выясняется, кто на корабле самый невезучий. Оказывается, это Андрей Матвеев устал сидеть на стуле в камбузе и решил прилечь на диванчик. Буквально через пять минут столкновение с волной швырнуло его на пол в проход, бедняга так шабаркнулся, что даже не заметил, как на него упала дверь, а потом по нему пробежал я. Андрей жалобно постанывает, но капитан-кок-доктор Пол ставит ему диагноз: ушиб. Починив, хотя бы морально, Андрея, кэп берется за ремонт двери.

Я искренне восхищен золотыми руками Пола, он может починить все что угодно. Правда, эта вещь скоро опять сломается, но он будет чинить ее снова и снова. Это не имеет отношения к финансам, это состояние души. Я это понял, когда, вернувшись на Раротонгу, проехал на поломобиле. Я думаю, что на всемирном конкурсе самых развалившихся автомобилей машина Пола заняла бы весьма достойное место. Да и яхта бы неплохо выступила в своем классе.

Намаявшись, мы сгоняем болезного Матвеева на угловой диванчик в камбузе, где он пытается заснуть, свернувшись в колечко, а сами устраиваем втроем кучу-малу на диване в кубрике. Матюхин героически уступает нижний ярус койки Алексееву, и устраивается в коридорчике, ведущем в носовой отсек. Спать на носу больше желающих нет. И это правильно, потому что погода продолжает ухудшаться.

Утром я осторожно выползаю из-под детей и выглядываю в иллюминатор. За окном тропический ливень стеной, люк на палубу задраен, внутри жуткая духота и запах немолодых мужчин. Качка больше, чем вчера, океан штормит, и наша 18-метровая скорлупка, как Ванька-встанька, переваливается с боку на бок.

Через пару часов просыпается Пол и готовит на завтрак макароны с томатным соусом и цыпленком. У измученных морской болезнью нет аппетита, Стася на голодовке. Мы с Мишей и капитаном садимся завтракать. К нам робко присоединяется Мэтью, но не успевает он прикоснуться к еде, как очередной вал накреняет нашу посудину. Яхта практически ложится на бок. Мы сами, наш стол и Мэтью, на прикрепленном к борту табурете, подымаемся вверх и нависаем над противоположной стенкой камбуза, где мойка и плита. В этот момент табурет, любовно приколоченный золотыми руками мистера Грина, отрывается от борта и летит вместе с Мэтью вниз. Матрос ловко бьется макушкой о борт и каким-то невероятным образом умудряется надеть тарелку себе на лицо. Когда он поворачивается к нам, все невольно ахают. К счастью, это не кровь, а просто кетчуп.

Откушав, я интересуюсь нашим местонахождением. Наш автопилот – это обычная программа в капитанском ноутбуке, не считая, конечно, механизма, двигающего руль. По ноутбуку видно, что за ночь нас вынесло к коралловому атоллу Палмерстон. Этот остров состоит из 35 песчаных островков, находящихся в пределах кораллового рифа, окружающего лагуну. Общая площадь суши – 2,1 км². Площадь лагуны – 14,57 км², а ее длина – 11 км. На всех островах атолла растут кокосовые пальмы, панданусы и другие деревья. Рек нет, жители собирают дождевую воду.

Палмерстон был открыт капитаном Джеймсом Куком 16 июня 1774 года. Однако на острове он высадился только 13 апреля 1777 года. Остров был назван Куком в честь Генри Пальмерстона, бывшего тогда одним из лордов Адмиралтейства. Но прославил этот атолл совсем другой человек.

В 1863 году выходец из английской глубинки, корабельный плотник и бондарь Уильям Мастерс прибыл на Палмерстон с двумя полинезийскими женами. Впоследствии он взял еще третью. Он оставался единоличным правителем острова до своей смерти в 1899 году. После себя Мастерс оставил большую семью с 17 выжившими детьми, а общая численность жителей колонии к тому времени составила около 100 человек. Все они являлись потомками Мастерса и его трех жен.

В 1901 году британский представитель на Раротонге полковник Гуджеон назначил старшего сына Уильяма Мастерса – Джоэла – британским представителем и судьей на острове. В 1923 году ураган уничтожил все пальмы на Палмерстоне, а также все дома островитян. Жители были эвакуированы на Раротонгу. Позднее островитяне еще несколько раз покидали остров после разрушительных штормов, но часть из них возвращалась на остров.

Со временем потомки Мастерса образовали отдельный народ – палмерстонцев. Все они, как и жители его родной деревни, говорят на английском с глостерширским акцентом. Ко времени смерти самой младшей дочери Уильяма Мастерса, Титана Танги, в 1973 году, более тысячи палмерстонцев жило на Островах Кука и в Новой Зеландии. Кстати, жена Томаса Нили, от которой он сбежал на атолл Суворова, также принадлежала к этому плодовитому племени.

В 1954 году семья Мастерсов безвозмездно получила Палмерстон в полную собственность. В настоящее время на острове живут 63 представителя трех ветвей семейства, произошедших от трех жен патриарха. Браки внутри каждой из групп запрещены. Атолл Палмерстон не намного больше атолла Суворова, но Мастерс выбрал свою стратегию, отличную от стратегии Нили, и оставил после себя не книгу, а целый народ.

Матюхин слабым голосом просит ссадить его на берег. Я смотрю на мое потрепанное воинство и понимаю, что еще 10 таких ночей выйдут нам боком. Пока не поздно, пора поворачивать на юг, на Раротонгу. Черт с ним, с атоллом Суворова, провозгласить возрождение Российской империи можно и в международных водах. Против возвращения в цивилизацию возражает только Миша, он считает это неспортивным. Стася не принимает участия в обсуждении, уткнувшись в какую-то книжку.

Итак, решено: поворачиваем!

Переход до Раротонги займет двое суток, и значит, пора снимать фильм. Увы, дождь льет как из ведра, кораблик ложится с одного бока на другой, и даже дети не лезут на палубу. Придется обойтись павильонными, точнее камбузными, съемками. Дикая жара, духота, пот заливает мое лицо. Я надеваю штормовку на голое тело и сажусь под карту вещать о территориальных претензиях возрожденной империи. Железный Толя, бледный, но решительный, запечатлевает для истории этот момент. Лучшие съемки в моей жизни, даже круче, чем то интервью, которое мы отсняли с Олей Чебыкиной в бассейне с крокодилами. Тогда все-таки была некая нарочитость. Но эпизод в камбузе, болтающемся на безумных качелях волн посередь Великого океана, – брутальный глоток реальности.

К вечеру дождь кончается, и океанское буйство начинает спадать. У наших коллег постепенно проходит морская болезнь. Поистине человек ко всему привыкает! После ужина мы привычно расползаемся по спальным местам. Посреди ночи гаснет свет, и вновь встает главный дизель. Нет электричества! Пол ставит диагноз: кончилась солярка в дизель-генераторе, расположенном на палубе над кубриком. Пять минут, и тяжелые шаги гремят над нашими головами. Капитан на мокрой раскачивающейся палубе отправляет Мэтью, привязанного на канате, чтобы залить топливо в горловину бака. Ура! Да будет Свет! И генератор вновь заработал.

Утром я просыпаюсь потому, что какая-то жидкость капает мне на лицо. У Пола опять отлетел очередной лючок, на этот раз на потолке кубрика. Весь пол залит водой, в ней плавают рюкзаки моих спутников. Я радуюсь, что убрал на нос наши чемоданы, и решаю вытащить шмотки мужиков из воды. Черт! Рюкзак Матвеева чуть не выскакивает у меня из рук. Он скользкий! Это смесь воды и соляры! Придурок Мэтью, заправляя генератор, из-за качки пролил полканистры дизтоплива на мокрую палубу! Теперь эта чудесная смесь повсюду в кубрике.

Впрочем, жизнь все-таки наладилась. До возвращения в порт оставались еще целые сутки. И даже Посейдон сжалился над нами. Видимо, насмеявшись над нашими мытарствами, океан решил, что мы уже прошли некий обряд инициации и достойны вкусить его благ и красот.

И вот. Волны расступаются пред нами. Тучи волшебным образом рассеиваются. И всесильное солнце тропиков мгновенно окрашивает серое небо и свинцовые воды в цвета рекламного глянца. Далее, дабы не переходить на не свойственный мне возвышенный слог, я лучше процитирую нашего профессионального летописца Андрея Матвеева, описавшего съемки на пленэре в «Черном петухе Раротонги».

«Андреевский флаг, не промокший, к счастью, в адской смеси дизельного топлива и морской воды, лежал на столе, готовый к тому моменту, когда его поднимут над яхтой…

– Что делать-то? – спросил капитан, увлеченный нашим безумием.

– Я сейчас речь произнесу, – сказал Антон, – а потом вот этот флаг поднимем!

– А тот? – поинтересовался мистер Пол Грин, имея в виду флаг Островов Кука, развевающийся над кормой.

– А тот надо будет снять! – сказал Баков.

– Может, это и к лучшему! – ответил капитан и послал Мэтью опять на палубу, снимать кукляндский флаг.

Антон же, собрав нас всех и дождавшись, когда будет включена камера, начал произносить речь.

– Сегодня, 20 июля 2011 года, на 19 градусах 23 минутах 43 секундах южной широты и 160 градусах 27 минутах 18 секундах западной долготы шестеро русских людей, Антон Баков, это я, Сергей Матюхин, Андрей Матвеев, Анатолий Алексеев, а также мои дети – Михаил Баков и Анастасия Бакова, приняли решение воссоздать Российскую империю. Сегодня мы приняли конституцию этого государства, которая позволит нам претендовать от имени русского народа на те великие открытия, которые были сделаны нашими капитанами в XIX веке в Тихом океане и в Антарктическом поясе. Это десятки островов, это коралловый рай, это пальмы, это возможность сделать жизнь в России чуточку южнее, красивее, а самое главное – отстоять свои права! Потому что невозможно только отдавать – надо все-таки что-то и свое считать!

– Сегодня мы находимся в южной части нашего земного шара, в Южном полушарии. Здесь нет владений Российской Федерации, но есть владения, на которые претендует Российская империя. И лучше русскому народу иметь два государства, которые бы дополняли друг друга, а впоследствии, возможно, каким-то образом объединились, нежели потерять то, что добыто трудами и, между прочим, смертями наших моряков! – продолжал Антон.

А я вдруг проникся торжественностью момента и подумал, что это все уже не похоже на пусть и хорошо спланированный, но хепенинг, нет, происходит действительно что-то такое, что, вполне возможно, окажет в дальнейшем влияние не только на наши судьбы, но и на судьбы других людей, а вот как, и каким образом»…

Тогда-то в 2011-м я об империи и знать еще ничего не знал. Точнее знал, как и все отличники еще советской школы, что Петр Первый выиграл Северную войну со шведами и провозгласил себя в 1721 году императором, а Россию империей. И просуществовала эта империя то ли до февраля, который был в марте, то ли до Октября, который наступил 7 ноября 1917 года, итого 196 лет. Потому что империя – это очень плохо, а империализм – это вообще самый злобный капитализм и тюрьма народов по совместительству, на полставки.

Изучали мы этот бред на уроках по истории СССР, которая начиналась еще при первобытнообщинном строе. Затем Советский Союз основывал свою первую столицу Киев, но, настрадавшись от монголо-татарского ига, переезжал в Москву, чтобы порадоваться за Ивана Грозного и вновь вернуться на Украину с Тарасом Бульбой и Богданом Хмельницким. Тут как раз и наступало утро стрелецкой казни, после которого молодому Петру разрешили бриться, курить и носить немецкий кафтан. Потом мы снова всех-всех побеждали, впрочем, Мамай, Наполеон и Гитлер были удостоены поименного упоминания. Ленин привозил нам светлое будущее на бгоневичке, а Гагарин лично летал в космос, чтобы рассказать нам, детям, про отсутствие там бога. Ну а дальше уже оставались мелочи: борьба мирного атома за мир во всем мире и изучение трилогии дорогого Леонида Ильича.

Поэтому до всего, включая понятие «империя», пришлось доходить своим умом. В конце концов, я выяснил, что слово «империя» используется в нескольких значениях, вплоть до иронического (империя сумок, суши, стиля, страсти…). Но нас интересуют лишь два из них: во-первых, государство во главе с императором, во-вторых, сложное по форме устройства государство, подчиненное центральной власти.

Легко заметить, что первое определение часто противоречит второму. Например, современная Япония не является империей, хотя имеет императора, а Советский Союз (империя зла) и США (добавьте любое ругательство) – империи и без всяких императоров. Ну и насчет подчинения центральной власти тоже не совсем верно, вспомним 30-летнюю и другие войны в Священной Римской империи, Мухаммеда Али-Пашу Египетского в империи Османов, и прочая.

Поэтому я лично предлагаю следующее определение: империя – исторически сложившийся конгломерат государственных образований, обладающих либо политической, либо культурной, либо религиозной, либо языковой, либо идеологической общностью, необязательно находящихся между собой в союзнических отношениях. Полагаю, что в разные периоды времени у империи могут меняться границы и доминировать разные критерии общности.

Вот всего несколько примеров того, как менялись идеология и идентификация нашей империи. В начале правления немочки Екатерины Великой в 1764 году немецкий ученый Шлёцер получил августейшее указание легитимизировать территориальные приобретения на Украине и немецкую колонизацию Российской империи «норманнской теорией».

Так далекий Киев стал «матерью городов русских». А папашей государства Российского стал немчура Рюрик. Кстати, наплыв немецких «варягов» в Россию был столь велик, что даже пришлось временно приостановить прием новых переселенцев до обустройства уже въехавших. В 1765-м в России было основано 12 немецких колоний, в 1766-м – 21, в 1767-м – 67.

Однако после превзошедших все ожидания российских успехов в Русско-турецкой войне 1768—1774 годов у Екатерины появились уже новая мифологема, связанная с Византией и Константинополем, а также внук Константин. С тех пор Константинополь заботил наших императоров больше, чем захолустная Москва, которую вполне можно было сжечь и отдать французам.

Вот уж зловредный городишко этот Константинополь! До чего ж роковую роль он сыграл в истории России! А все от того, что шибко умной немецкой принцесске не рассказали, что третий Рим – это Москва. Вот она и размечталась о завоевании второго Рима – Константинополя, что, в общем, и сгубило династию ее потомков. Ибо собрать коллекцию вторых и третьих Римов в одних руках явно в Божьи планы не входило, это вам, дамочки, не сумочки коллекционировать!

После крушения Западной Римской империи, известной, как Священная Римская империя, Александр Первый и Николай Первый вообще полагали Россию единственным наследником обеих Римских империй, гегемоном Европы и защитником христиан в Турции, и мечтали о Константинополе. Из-за этой мечты Александр в 1817 году развязал Кавказскую войну, продолжавшуюся 47 лет, а Николай рассорился со всей Европой и проиграл Крымскую войну. Кстати, именно при императоре Николае Первом некто Уваров по примеру немецких романтиков изобрел славянскую Народность, ставшую частью его знаменитой триады.

Александр Второй продолжил славянофилить и воевать на Кавказе и Балканах, без боя уступив Западную и Центральную Европу своему дяде кайзеру Вильгельму Первому. Еще он продал Аляску. Потому что бредил Константинополем.

Последний император, Николай Второй, также считал себя государем всех славян и поддерживал панславизм. При этом Российская империя имела три протектората: Хиву, Бухару и нынешнюю Тыву, зоны влияния в Маньчжурии, Монголии и Иране, сателлитов в Европе: Сербию и Черногорию, а также два государства, «нераздельно связанные» с императорским престолом династической унией: Царство Польское и Великое княжество Финляндское. Этого, конечно, Николаю Второму было мало, и из-за Константинополя он развязал Первую мировую войну.

Не буду подробно касаться «империи зла» большевиков, тщетно пытавшихся сплотить СССР марксизмом при Троцком, но вынужденных вернуться к уваровской триаде Православие – Самодержавие – Народность, где православие просто заменили марксизмом. При Сталине получилось: Коммунизм – Вождь – Народность. Панславизм почти случился и получился бы точно, если б не предательство югославского Броз Тито, из-за которого пришлось перебросить все силы на восток и развязать Корейскую войну.

Нынче этот исторический «литмонтаж» аукнулся нам странным «Русским миром», православной КПРФ и культом единственного царя – националиста Николая Второго, чье царствование подарило нам матрешку, балалайку, буденовку и большевиков.

В общем, надо быть полным идиотом, чтобы считать, что «можно проснуться в другой стране». Изменения не пишутся на бумаге, а происходят в умах людей, все остальное иллюзии.

Люди очень консервативны, они обучаются только на примерах своего окружения. К счастью. Иначе бы Пол Поту удалось бы создать идеального человека коммунистического общества, и этот сверхчеловек поубивал бы все человечество мотыгами.

Слава Создателю, не наделившему нас талантами создавать «новых» человеков.

Достаточно того, что мы тех, кто по его и нашему образу и подобию, неплохо тиражируем.

Впрочем, это я сейчас такой умный, в августе 2018 года, а тогда, в июле 2011 года, наслаждаясь незапланированным пляжным бездельем на Раротонге, я думал совсем о других вещах, более приземленных и насущных.

Международный аэропорт Раротонги

Остров Раротонга

Последняя королева Раротонги

Мотель Рино, остров Айтутаки

На «Южном кресте»

На «Южном кресте»

Анатолий Алексеев

Михаил Баков и Андрей Матвеев

Сергей Матюхин

Стасин кокос

Хитрая рожа. Похоже что-то задумал

Парламент островов Кука