Текст книги "Государство – это ты!"

Глава вторая.
Сенат

Я уже писал об авантюрной попытке моего друга Александра Буркова захватить большинство в Екатеринбургской городской думе от имени «Справедливой России». Разумеется, эта попытка оказалась неудачной. Из 18 одномандатных округов «Справедливая Россия» смогла выиграть только в трех, и даже по партийным спискам немножко проиграла единороссам. Против Буркова объективно были и спад протестных настроений после разочарования в массовых, но абсолютно бесплодных «болотных» митингах в Москве, и традиционно низкая на местных выборах явка, и общая деморализация избирателей и членов избирательных комиссий. Действительно, сложно относиться к выборам, как к чему-то серьезному, если десятилетиями твое участие в них ничего не меняет.

Сегодня, спустя почти 30 лет после первых конкурентных и относительно демократических выборов в Верховный Совет РСФСР, уже пора признать, что избирательная система в России так и не прижилась. Говоря про относительно демократические выборы, я имею в виду и свой личный опыт, ведь в тех выборах мне так и не довелось поучаствовать. Круг выдвигающих кандидатов организаций был ограничен теми, где было более 500 работающих. Я, правда, рискнул попытаться выдвинуться от нашего университета, но был безжалостно «зарезан» этой бандой фанатичных марксистов. Так получилось, что впервые я смог стать депутатом только после расстрела Верховного Совета РСФСР, когда российская бюрократия уже взяла курс на свертывание избирательных практик.

Долгие годы я, как и ряд других публичных политиков, отстаивал права россиян избирать и быть избранным. Но в период правления Путина мы потерпели полное поражение. Тогда я это оценивал как некий антидемократический заговор или даже ползучий государственный переворот. Действительно, команда Ельцина и, в еще большей степени, команда Путина, постепенно ликвидировали разделение властей, как на законодательную, исполнительную и судебную ветви, так и на федеральный, региональный и местный уровни. Выборы Государственной Думы исключительно по партийным спискам полностью подконтрольных Кремлю партий, муниципальный фильтр на губернаторских выборах, отмена прямых выборов глав местного самоуправления – это лишь наиболее яркие эпизоды многолетней целеустремленной кампании Кремля по лишению собственного народа избирательных прав. Но это только одна сторона медали.

Вторая сторона медали – это сторона народа. В отличие от американцев россияне выросли в атмосфере монополии. Начиная с 1917 года, бюрократическая машина большевиков установила уникальную монополию самой себя не только в политике, средствах массовой информации, морали, культуре, образовании, всей социальной сфере, но даже в экономике. Конкуренция выставлялась как не нужная и вредная, весьма затратная вещь, приводящая лишь к пустой трате ценных ресурсов. С садистским удовольствием по телевизору демонстрировали кадры утилизации непроданных автомобилей и других дорогостоящих вещей, проигравших конкуренцию за карман покупателя. Тем более никчемной дорогостоящей глупостью представляется среднему россиянину политическая конкуренция. Разве не возмутительно само существование дармоедов из оппозиции, не выполняющей никаких руководящих функций и только мешающей уважаемым руководителям страны, региона или города!

К сожалению, построенное большевиками общество так и не удалось «перестроить» ни Горбачеву, ни его последователям. Я позволю себе сравнение с неким зданием, которое мы 30 лет перекрашиваем, переставляем в нем мебель, вешаем на окна новые занавески. А в это время старый фундамент продолжает трескаться и грозит нам неминуемым обвалом. Бюрократический чиновничий костяк России, так легко сросшийся и забронзовевший при Путине, уже не просто сковывает движение страны в будущее, но и обещает ей полный паралич и сплошное окостенение.

К счастью, я наблюдаю за этим процессом и не из Кремля, и не из деревни Гадюкино. Если у России есть шанс на будущее, если в России возможно зарождение каких-то новых практик, то, скорее всего, они возникнут именно в таких крупных городах, обладающих достаточным потенциалом, но не претендующих на политическое лидерство в стране.

После очередного провала выборов в Екатеринбургскую городскую думу, а избрание придатка администрации из подконтрольных городским чиновникам людей нельзя назвать успехом для любого города, я предложил революционную концепцию городского коллегиального представительного органа – сената. Действительно, мы не умеем избирать. Квалификация избирателя не достаточно велика, чтобы обсуждать с ним такие сложные задачи, как развитие нашего города, а попасть в городскую думу вопреки мощному противодействию городской бюрократической машины практически невозможно. Таким образом, необходим иной механизм кооптации важных для будущего города людей в совершенно новый городской представительный орган, раз уж старый перестал быть и представительным, и попросту дееспособным.

Как можно заметить, эта идея основана на том самом краеугольном камне моей идеологии, который постулирует первичность человека в любой общественной конструкции. И неважно, что мы исследуем: нацию, государство, класс, поселение, коммерческую организацию или политический орган. Все рассуждения, исключающие человека, его психологию, компетентность и стремления, окажутся бесплодны.

Я задумывал городские сенаты как орган формирования общественного мнения, дискуссионную площадку и клуб по интересам для ярких личностей, заинтересованных в будущем своей страны, города и самих себя. Ведь таких людей немало у нас в России, и если они не попадают в думы и общественные палаты, то это беда не их, а тех скучных, бесполезных мест, где их нет.

Каким же должен быть городской сенат? Во-первых, достаточно многочисленным, я считаю, что оптимальный состав от 20 до 50 человек. Во-вторых, в нем должны быть представлены разные точки зрения. Поскольку это совещательный орган, в нем совершенно не обязательно формировать фракции и биться за большинство. В-третьих, медийность: предоставляя возможность высказывания своим членам, сенат должен служить для них неким трамплином для попадания в информационное пространство. В-четвертых, независимость и соответственно самофинансирование. Желательно за счет взносов самих сенаторов.

Осенью 2013 года мы собрали первое заседание Екатеринбургского городского сената. Возможно, мы несколько переборщили с первой повесткой, подняв слишком много вопросов. Во всяком случае, у нас получилась довольно забавная окрошка из проблемы городских пробок, логотипа Екатеринбурга и даже городского хосписа. Постепенно у нас выделилась группа активистов. Кроме всего прочего, в рабочих группах сената удалось обсудить даже такие сложные вопросы, как строительство северного водозабора для города и возможность размещения и застройки искусственных островов на акватории Городского пруда.

Настоящей антизвездой нашего первого заседания стал непременный член всех наших чиновничьих градсоветов архитектор Саша Шарыпов. Он не только вытянул из меня почти двадцать тысяч долларов на подготовку «фундаментальной» программы по борьбе с пробками, настоящим бичом Екатеринбурга, но и полностью провалил вопрос на сенате. Была тут и моя ошибка. Ссылаясь на секретность и «коммерческую тайну» своего ноу-хау, Саша завалил уже предзащиту, и я должен был снять его уже анонсированный доклад с повестки дня, но поверил в «доработку». На сенате Шарыпов поплыл, как двоечник у доски.

Что ж, это стало для меня хорошим уроком, и больше я таких ляпов не допускал. Впрочем, главное все-таки в докладе Шарыпова прозвучало. Администрация города никогда не пыталась составить комплексный план борьбы с пробками в городе. Напротив, мэрия всячески старалась усугубить эту проблему, чтобы выбить средства на мегапроекты типа строительства развязок и реконструкции Макаровского моста!

С кем нам повезло, так это с нашим спикером. Николай Васильевич Кунгуров – профессор, доктор наук, директор Уральского НИИ дерматовенерологии и младший брат моей мамы. Их отец, а мой дедушка – Николай Павлович Топорков – тоже врач и сын священника, умер, когда дяде не исполнилось и года, поэтому его усыновил отчим. Так Николай Николаевич Топорков стал Николаем Васильевичем Кунгуровым.

Дядя Коля – один из самых умных людей, которых я знаю. А еще он обладатель поразительного «мотора». Это самый сильный человек, которого я знаю. Только один раз за все годы я видел, как у него опустились руки. После всероссийского совещания по сифилису, которое он готовил полгода, а власть «не заметила», как не замечает катастрофическую, по цивилизованным меркам 21 века, эпидемию этой давно побежденной болезни. Огорчили же Николая Васильевича его коллеги, трусливо выполняющие распоряжения разношерстного начальства «не выносить сор из избы» и традиционно лакировать в отчетах неприглядную реальность.

Но уже на следующий день я увидел другого дядю, вставшего после удара и поднимающего новую тему – онкомаркеры. Пока наше брехливое государство еще не отрапортовало, что победило и рак тоже. Еще дядя – отменный семьянин, и это еще одна наша общая семейная черта. Наш уральский родовед, Эмилия Евгеньевна Чумакова, много лет изучавшая семейную историю местных священнослужителей, в середине 90-х сделала мне прекрасный подарок – большую родословную всех Топорковых из «жеребячьего сословия» за 18-й и 19-й века. И даже такой металлург, как я, без труда нашел в ней моего прадеда, протоиерея Павла Николаевича Топоркова (1879—1963), умершего всего за два года до моего рождения.

Его Высокоблагословение прожил нелегкую жизнь в антирелигиозном государстве. Он начал свой путь в юности православным миссионером в Казахстане, а в лучшие годы сам подвергался нападкам новых сатанинских миссионеров. Его единственный сын – мой дед – трижды исключался из медицинского института и сумел его окончить только благодаря отличным оценкам за десять лет обучения. А еще потому, что мой прадед «потерялся» в самые жестокие годы террора, и нашелся только в 1943 году, когда хоть кого-нибудь искали, чтобы открыть единственную церковь в Екатеринбурге. Ведь закрыли абсолютно все.

Меня всегда поражали репрессированные, обреченно ждавшие ареста у себя на квартире по месту прописки. В те времена, когда расстрелы свирепствовали по плану, который торопились перевыполнить, хватая даже случайных прохожих, лучшим способом спасти свою семью было: не попасться, не признаться и не быть осужденным. Если бы прадеда расстреляли, дед никогда бы не стал врачом и, скорее всего, сгинул бы в лагерях, не дав жизнь ни моей маме, ни дяде Коле.

По адресу улица Чернышевского, бывшая Дубровинская, 6 в городе Екатеринбурге до сих пор сохранилось родовое гнездо наших предков. Сюда тщетно приходили арестовывать моего прадеда чекисты, здесь, в более спокойные послесталинские времена, родился и провел раннее детство мой дядя. Мамочка родилась в эвакуации в Чите.

В сборнике «Город Екатеринбург», изданном в 1889 году городским головой Ильей Симановым, наш дом числится, как домовладение №1203 – деревянный одноэтажный дом с амбаром, погребом и конюшней, принадлежащий моему прапрадеду, Николаю Петровичу Топоркову. В этой же книге он записан псаломщиком приходской Свято-Духовской церкви, что стояла на углу старого Покровского проспекта, ныне улицы Малышева, и Уктусской улицы, ныне улицы 8-го марта. Церковная карьера Николая Петровича не задалась из-за его второго брака, не зря говорят «последняя у попа жена», поэтому он и застрял в псаломщиках. Но именно в этом втором браке родился у него мой прадед.

Кстати, Свято-Духовская церковь (Малый Златоуст) – первый каменный храм в городе. Закладка храма состоялась 28 мая 1755 года. В 1759 году был освящен северный придел церкви – во имя святого Иоанна Златоуста, из-за чего и весь Свято-Духовский храм екатеринбуржцы обычно называли Златоустом. В 1768 году был освящен главный престол в честь Сошествия Святого Духа. А в 1792 году – южный придел в честь Покрова Пресвятой Богородицы, давший название Покровскому проспекту. В 1928 году храм был снесен, со временем на его месте построили Дом бытового комбината «Рубин».

А первым начал служить в Свято-Духовской церкви в 22 года, сразу после окончания Пермской духовной семинарии, мой прапрапрадед Петр Михайлович Топорков. 24 января 1843 года в этой самой церкви он был посвящен в стихарь, а полтора года спустя произведен в дьяконы. Фактически с этих событий и исчисляется стаж проживания нашей семьи в Екатеринбурге, достигший 5 февраля 2018 года, по новому стилю, нескромной цифры 175 лет. Очевидно, при Петре Михайловиче, сыне и внуке зажиточных священников из Арамили, и был приобретен или построен наш родовой дом на Дубровинской, буквально «в двух шагах», метрах в 50 от церкви.

Просто поражаюсь, какой скучной жизнью жили мои предки до революции. Крестился, рукоположен, женился, крестил детей, похоронен. Вот и все, что я знаю о большинстве моих предков. Отец Топорков был представителем последнего, девятого, поколения уральской династии священнослужителей Топорковых, состоявших при храмах в Екатеринбурге и в Арамили, а также в Кочневском, Логиновском, Стригановском, Покровском и Пышминском селах.

Основал эту династию Михей Ондронович Топорков – уроженец деревни Топорковой на реке Мугай, упомянутый в Верхотурской дозорной книге Льва Поскочина 1680 года как пономарь Мугайского погоста. Он прожил какие-то совершенно рекордные годы. И в возрасте 80 лет, проживая на покое у сына Козьмы, священника Ирбитской слободы, Михей успел попасть еще и в петровскую перепись 1710 года!

Теперь, когда опубликованы дозорные книги 17-го века, можно установить не только отца Михея Ондрона, но и его деда Богдана Топорка – уральского первопоселенца, пашенного крестьянина, пришедшего на Урал задолго до налоговой службы. Во всяком случае, вот что пишет о Богдане первый налоговик, проводивший на Урале проверку в 1621 году. И хотя суть за века нисколько не изменилась, называется его отчет достаточно старомодно: «По государеву цареву и великого князя Михаила Феодоровича, всеа Руси, наказу Федор Иванович Тароканов да подъячей Ондрей Ермолин, досмотря, писали на Верхотурье во остроге дворы и лавки, и что под теми дворы и лавки земли, в длину и поперег сажен, и кто имяны и какие люди в тех дворех живут, и кто чем промышляет и торгует, и на сколко рублев кто чем торгует…»

Разумеется, не могла эта перепись не коснуться и тех, кто кормил молодые сибирские колонии. Вот что записано о родоначальнике Топорковых: «Да на Мугае ж верх от города шездесят семь верст два двора. А в них живут пашенные крстьяне Ивашко Куткин да Богдашко Топорок. Не промышляют и не торгуют ничем. А пашни паханые у них по пяти чети в поле, а в дву по тому ж. Да перелогу непаханые земли с причистью по десяти чети в поле, а в дву по тому ж у члвка, земля добрая. Да сенных покосов у тое ж пашни и за Мугаем пятьдесят копен. А почали они тое пашню пахать и сено косить со 125 (1616—1617) году по даче воевод Федора Плещеева да Федора Дурова по челобитнои. А оброку с тое пашни и сенных покосов нет. А пришли они на Верхотуре и били челом гсдрю в пашенные крстьяне Ивашко с Вятки, а Богдашко с Вологды во 110-м (1601—1602) году безо лготных лет. А поперед сего по 125-и год пахали они свои пашни по Туре реке и тое пашню с собя здали. А подмогу дано им из гсдрвы казны по три рубли члвку. А пашет на гсдря пашни по чети ржи, по осмине ячмени, по чети овса. А что во 129-м году с тог севу умолочено гсдрва хлеба и то писано в умолотных книгах».

Итого, от Богдашки Топорка, первопоселенца, мои внуки – это уже 16-е поколение нашей семьи, живущее на Урале. С 1601 года! Мы пришли сюда на 19 лет раньше, чем корабль пилигримов «Мэйфлауэр» достиг Плимутского камня!

Вообще, история Урала и Екатеринбурга – отчасти и история моей семьи, поэтому я имею право сделать несколько замечаний. Мы часто забываем, что Россия – исторически очень бедная и соответственно отсталая страна. Крайне слабое развитие городов, а вместе с этим низкий уровень наук и ремесел во многом были связаны с тяжелыми климатическими условиями и низкой урожайностью. Сибирь манила Россию, как бездонный источник пушнины – единственного экспортного товара в условиях огромных расстояний и бездорожья. Говорят, бывали годы, когда сибирские соболя, лисы, бобры и прочее зверье приносили чуть ли не половину доходов царской казне.

Но освоение Сибири тормозилось не столько сопротивлением немногочисленных кочевых и таежных княжеств, сколько отсутствием продовольствия для гарнизонов, фискалов, купцов и транспортников. Попытки снабжать Сибирь продовольствием из соседних северных русских уездов оказались неэффективны. Во-первых, там не было столько излишков, во-вторых, постоянно возникали проблемы с транспортировкой, а в-третьих, в Смутное время власть просто не могла добиться исполнения своих приказов. Поэтому русская колонизация ближней Сибири, которую мы сейчас называем Уралом, продолжалась только за счет беглых крестьян, распахивающих здешнюю целину. Но не будем переоценивать ни тогдашнюю агрокультуру, ни уральский климат: выращивались овес и рожь.

Уже к концу 17 века рост производства продовольствия позволил запустить первые уральские металлургические заводы. Хотя этот процесс начался задолго до Петра, бурный рост количества и качества заводов пришелся именно на его правление. Это случилось как из-за ведущихся им войн, требующих много оружия и металла, так и благодаря привлечению императором огромного числа иностранных инженеров.

Екатеринбург начинался с обычных деревенек на речке Уктуске с незатейливыми названиями Верхний и Нижний Уктус. Под этими именами они и попали в перепись Льва Поскочина 1680 года. Затем по команде Петра на Урале как грибы начинают расти казенные металлургические заводы, большинство из которых оказывается очень неудачными. В 1702 году близ Нижнего Уктуса был основан Уктусский казенный железоделательный завод. В 1704 году в 10 верстах от него возводится Шувакишский железоделательный завод. В 1709 году башкиры ограбили и сожгли село Верхний Уктус. К счастью, жители успели бежать под защиту укреплений Уктусского завода, построенного и как завод, и как крепость.

В 1722 году указом Петра I на Урал командирован горный инженер Вильгельм де Геннин. 12 марта 1723 года началось строительство нового завода-крепости на Исети. К стройке было приписано пять ближайших крестьянских слобод, а также прикомандированы солдаты Тобольского полка. Геннин выписал часть необходимых инженеров из Олонецких заводов и еще часть – из Демидовских.

Екатеринбургская крепость была выстроена в марте-августе 1723 года по обоим берегам реки Исети, заводская плотина находилась в центре крепостного пространства. Крепость представляла собой четырехугольник с шестью бастионами и четырьмя полубастионами с ориентировкой по сторонам света. Укрепления крепости состояли из деревянного палисада из бревен, земляного вала высотой в сажень (213 сантиметров), рва с водой, глубиной в полтора метра и шириной в две сажени, а также рогаток по всему периметру, в том числе, зимой и на льду.

Крепость имела пять ворот. В западной стене – Красные выходили на Московскую дорогу. В северной стене – Пороховые, или Зелейные, в восточной стене – Исетские. В юго-западном угловом бастионе – Уктусские выходили на дорогу на Уктусский завод. В юго-западном полубастионе на правом берегу реки – Мясницкие, ведущие в посад на месте будущей Купецкой слободы. Эти крепостные ворота, вместе с уходящими от них дорогами, задали направление роста городской застройки Екатеринбурга и начало некоторым улицам.

1 августа 1723 года из Уктусского завода в новозачатые Исетские заводы был переведен Сибирский обер-бергамт. Чуть позже Петр присвоил новой крепости название Екатеринбург. 24 ноября 1723 года вступил в строй казенный железоделательный завод, который по размеру и технической оснащенности превосходил все металлургические предприятия не только страны, но и мира.

18 октября 1725 года на территории крепости был запущен Екатеринбургский монетный двор, ставший главным производителем медной монеты в Российской империи. Вплоть до 1876 года на нем производилось 80% медных денег страны. В 1734 году в Екатеринбурге учреждена полиция (третья после петербургской и московской). В 1738 году основана шлифовальная мастерская, ставшая в 1765-м Екатеринбургской гранильной фабрикой. В 1748 году была заложена первая золотая шахта, руду из которой возили на Уктусский завод.

В 1725 году чуть выше Екатеринбурга была построена плотина Верх-Исетского казенного цесаревны Анны железоделательного завода. В последующие годы он служил вспомогательным для Екатеринбургского завода – переделывал из чугуна железо на своих молотовых фабриках и, в случае необходимости, спускал для Екатеринбурга воду из более крупного Верх-Исетского пруда. В этом же году был основан Верхне-Уктусский железоделательный казенный завод цесаревны Елизаветы. В результате на карте города не только были увековечены имена обеих выживших дочерей Екатерины и Петра, Екатеринбург оказался еще и обладателем уникального каскада прудов – рукотворных озер, ставших главным украшением города. К началу XX века эти заводы вместе со своими поселениями срослись с Екатеринбургом.

Во время Крестьянской войны 1773—1775 годов на Урале Екатеринбург стал основным центром антипугачевской борьбы. Из-за несовершенства административного устройства Среднего Урала, все еще входившего в огромный и неуправляемый Верхотурский уезд Сибирской губернии, не удалось получить помощь ни из Верхотурья, ни из Тобольска. Пугачевцы безнаказанно захватывали деревни и заводы. В этих тяжелых обстоятельствах руководство обороной края легло на начальника Горной канцелярии полковника В. Ф. Бибикова. Его офицеры, инженеры и администраторы, не имевшие военной подготовки, к декабрю 1773 года сосредоточили в Екатеринбурге 1200 ополченцев с Тагильских, Невьянских и других окрестных заводов.

Но разгромили мятежников все-таки кадровые войска, пробившиеся на Урал из соседнего Кунгура. Это стало причиной административной реформы Екатерины Великой, даровавшей в 1781 году Екатеринбургу статус города и образовавшей обширный Екатеринбургский уезд в составе уже Пермской губернии. Спустя два года состоялось торжественное открытие проложенной через молодой город главной дороги Российской империи – Сибирского тракта. Екатеринбург стал городом-ключом к бескрайней и богатой Сибири, «окном в Азию», подобно тому, как Санкт-Петербург был российским «окном в Европу».

В 20 веке политический центр Урала перемещается из Перми в Екатеринбург. В 1920 году в Екатеринбурге организован первый университет – Уральский университет в составе политехнического, педагогического, медицинского и других институтов. В 1923 году Екатеринбург стал административным центром огромной Уральской области. Город превратился в мощный индустриальный центр страны. Реконструируются старые и строятся новые крупные заводы, в том числе машиностроительные и металлообрабатывающие заводы-гиганты: в 1933 году завершено строительство будущего флагмана отечественного машиностроения – Уралмашзавода, введены в эксплуатацию заводы «Дормаш» (будущий «Уралкомпрессор») (1933), «Уралэлектромашина» (1935), Уральский турбомоторный (1939), Уральский завод тяжелого химического машиностроения (1940). За это время население города выросло более чем в три раза.

Страшные потери понесли горожане во время Второй мировой войны. 21 397 человек были убиты в сражениях, 4 778 – умерли от полученных ранений в госпиталях, 15 491 – пропали без вести, 106 – были замучены в фашистских концлагерях. В городе располагался штаб Уральского военного округа, на базе которого было сформировано более 500 различных воинских частей и соединений, в том числе 22-я армия и легендарный Уральский добровольческий танковый корпус. Город стал крупнейшим эвакопунктом, сюда было эвакуировано более полусотни крупных и средних предприятий из западных регионов России и Украины. Некоторые из них сливались с однопрофильными, другие становились основоположниками новых отраслей свердловской промышленности. Это способствовало быстрому росту населения. За годы войны оно возросло с 423 тысяч до 621 тыс. человек.

23 января 1967 года в городе родился миллионный житель. В настоящее время Екатеринбург является крупнейшим центром притяжения не только Свердловской области, но и близлежащих регионов. По ряду социально-экономических показателей: розничный товарооборот, оборот общественного питания, объем платных услуг, объем инвестиций, размер номерного фонда гостиниц, величина автопарка, уровень развития интернета Екатеринбург занимает третье место в стране, уступая лишь Москве и Санкт-Петербургу. Одновременно с развитием торговой и деловой сферы город утратил статус крупного промышленного центра.

Теперь это прекрасный современный город с замечательным образованным, трудолюбивым и очень активным населением. Я бы даже назвал екатеринбуржцев пассионариями. Новые поколения уже прославили город МЖК, стройотрядами, уральским роком и Екатеринбургским сенатом. И прославят еще, я уверен.