Электронная библиотека » Антон Кротков » » онлайн чтение - страница 18


  • Текст добавлен: 22 ноября 2013, 17:31


Автор книги: Антон Кротков


Жанр: Книги о войне, Современная проза


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Но неожиданно один из преследующих Бориса «Сейбров» исчез в облаке оранжевого пламени, после этого второй «американец» сразу резким переворотом ушёл вниз. А крылом к крылу с Нефёдовым встал «МиГ» Кузакова…

После приземления Борис, заглушив двигатель долго в изнеможении сидел в кабине, приходя в себя. Куртка и перчатки его были мокрыми насквозь. Снова заложило уши. Вокруг самолёта с нетерпеливым тявканьем носился Бифштекс, ожидая, когда же, наконец, обожаемый им хозяин выйдет из своей странной железной будки. Но Нефёдов не слышал из-за звона в ушах его лая, перед его глазами всё ещё мелькали картины недавнего боя.

В кабину заглянул механик и тревожно поинтересовался:

– Товарищ командир, вы ранены?

Борис мотнул головой и расстегнул, наконец, привязные ремни…

Остальные лётчики группы уже произвели посадку. У Бориса буквально гора свалилась с плеч, когда он узнал, что вернулись все. Парни возбуждённо обсуждали перипетии недавнего боя. Каждый сопровождал свой рассказ характерными движениями рук, изображающих маневры самолётов. Впечатления ещё были свежи.

Борис подошёл к Кузакову и благодарно взглянул на друга.

– Ну и тяжёлая у тебя рука, сибиряк! Если бы не ты…

– Обойдёмся без лишних комплиментов, командир, – с усталой теплотой глядя на Нефёдова, предложил Илья. – Такая у нас работа. Посмотри лучше, как наш «Рубль» на одном крыле притопал.

Вокруг машины Константина Рублёва толпилось много народу. Обслуживающий персонал и лётчики из соседних частей удивлённо рассматривали крупные пробоины в борту и правом крыле его «МиГа». Большая рваная дыра размером с футбольный мяч зияла в центроплане истребителя, киль тоже разворочен. Было непонятно, как Костя вообще смог добраться на таком решете до «дома».

Все эти повреждения самолёту Рублёва нанесли обломки того самого «Сейбра», который разрушился в воздухе после меткой очереди Нефёдова. Один из обломков американского самолёта – узел предкрылка даже застрял возле лонжерона «МиГа», и Рублёв привёз его на свой аэродром в качестве военного сувенира.

Немногим меньше досталось истребителю «Сынка». В общей сложности его «МиГ» получил 18 пулевых попаданий в фюзеляж и левое крыло, было выбито несколько лопаток турбины, перебиты шланги гидро– и воздушной системы, повреждены элероны и руль высоты, оказалось заклиненным рулевое управление, и самолет плохо слушался рулей. Вдобавок на истребителе Сироткина был пробит бензобак. Борису рассказали, что при посадке тому пришлось выпускать шасси аварийно, так как из перебитых трубок гидросистемы ушла вся жидкость.

Едва коснувшись колёсами земли, двигатель его «МиГа» встал, отработав последние капли горючего. Машина немного пробежала по посадочной полосе и остановилась, перегородив её. Комендант аэродрома тут же пригнал откуда-то толпу корейских рабочих. За неимением тягача этих людей использовали словно бурлаков. Корейцы опутали самолёт морскими канатами и быстренько оттащили его с полосы, чтобы он не мешал посадке другим.

Сам молодой лётчик не чувствовал себя побитым, а даже наоборот. Выскочив из кабины, Сироткин стал радостно кричать:

– Я завалил! Сегодня я сбил первого «Сейбра»!!!

Потом ещё несколько дней «Сынок» ходил с видом победителя. Он очень гордился, что теперь, как настоящий фронтовой лётчик имеет в активе одержанную победу. Даже вид его покрытого пробоинами истребителя, на фюзеляж которого техники накладывали многочисленные заплатки, вызывал у юноши приливы гордости.

Впрочем, это не помешало Сироткину, когда на общем собрании решался вопрос, на кого писать сбитые вражеские самолёты, без колебаний проголосовать за предложение командира. Идея Бориса зачислять все сбитые лётчиками группы самолёты на Кузакова и Рублёва была поддержана большинством голосов. Такова была старая традиция штрафной эскадрильи, начало которой было положено в Отечественную войну. Существовало негласное правило, которое соблюдали и судьи и осуждённые: за каждый сбитый самолёт с разжалованного в штрафники лётчика снимался один год срока. Если же в итоге побед набиралось солидное количество, то лётчика могли восстановить в правах, вернуть ему звание и награды.

Глава 22

К лету 1952 года американцы и их союзники подтянули в Корею всё что имели – лучших лётчиков, самые совершенные самолёты. Третья часть всей боевой авиации США активно участвовала в войне за тысячи миль от своей территории. Только одних джи-ай, не считая их союзников из многонационального контингента ООН, в Корее находилось полмиллиона штыков. В это время на заседаниях ООН и Конгрессе США много говорилось о необходимости для стран «западной демократии» быстро одержать победу над расползающимся по Азии и Дальнему Востоку большевизмом.

Однако на деле, как говорится, нашла коса на камень. Ведь на стороне местных коммунистов были практически неограниченные людские ресурсы Китая. Обычно китайцы успешно проводили наступление, не считаясь с чудовищными потерями, но затем войскам ООН благодаря своему техническому превосходству удавалось отбросить коммунистов на исходные позиции. Но проходило несколько дней, и всё повторялось вновь. При этом обе стороны несли огромные потери – оправданные и даже почётные для китайских маршалов и коммунистических вождей, но совершенно чудовищные и неприемлемые для ооновцев.

К июлю 1952 года противоборствующие стороны основательно зарылись в землю, создав мощные оборонительные линии в районе 38-й параллели. Периодически здесь вспыхивали так называемые «битвы сторожевых охранений» – ожесточённые локальные схватки за тактически важные высоты вдоль линии фронта. Но крупных наземных операций уже не проводилось.

Накал же воздушной войны только возрос. Столкнувшись с массовым протестом общественности в своих странах из-за больших человеческих потерь, американцы и их союзники решили принудить коммунистов к переговорам с помощью массированных бомбардировок их городов. То есть решить вопрос из стратосферы. По заказу военного министерства США американские учёные-футурологи с бухгалтерской точностью подсчитали на электронно-вычислительных машинах, сколько миллионов фугасных и зажигательных бомб надо сбросить на северокорейские города, сколько тысяч тонн напалма вылить на головы мирного населения, чтобы принудить Мао Цзедуна и Ким Ир Сена сесть за стол переговоров.

Начавшаяся тотальная воздушная война, по сути, являлась хорошо спланированной операцией устрашения. Теперь армады тяжёлых бомбардировщиков атаковали не только промышленные предприятия и объекты, имеющие военно-стратегическую ценность, такие как построенную с помощью СССР на большой пограничной реке Ялудзян мощную Супунскую гидроэлектростанцию, питающую электроэнергией близлежащие провинции Китая и всю Северную Корею. Отныне главными целями для ударов были выбраны крупные северокорейские города и населенные пункты Гисю, Сенгисю, Чесан, Унзан, Анею, Хамхин, Сунчен и другие.

Смущение Нефёдова в отношении бывших союзников по антигитлеровскому фронту быстро прошло, когда он увидел результаты работы их бомбардировщиков. Ему пришлось побывать в разрушенном бомбардировкой Пхеньяне. Город лежал в руинах и очень напоминал Сталинград 1942 года.

После очередного налёта группы «Летающих крепостей» В-29 от северокорейского города оставались дымящиеся барханы из битого кирпича, чередующиеся с огромными воронками от сверхмощных фугасных бомб. Трудно было поверить, что недавно здесь стояли дома, в которых жили люди. От самих же обитателей бывших домов обычно ничего не оставалось, ибо новейшие зажигательные бомбы, которые использовали американцы, заставляли кипеть асфальт и плавиться стекло. Люди же превращались в пепел, который смешиваясь с удушливым дымом, кружил над огненным штормом, проникая даже в кабины высоко летящих самолётов…

Для Бориса и его товарищей по авиагруппе было естественным решением принять самое активное участие в борьбе с этим цивилизованным технократическим варварством. Если первое время Нефёдов не чувствовал морального права требовать от своих подчинённых рисковать собственной жизнью, ибо они всё-таки воевали не за своё отечество, то теперь он такое право получил.

К крайнему неудовольствию майора Бурды «штрафники» регулярно вылетали вместе с соседними полками на перехват вражеских тяжёлых бомбардировщиков. Вылеты эти были связаны с чрезвычайно высоким риском, ибо вооружённые большим количеством крупнокалиберных пулемётов «браунинг» и летящие в плотным строю, «В-29» создавали вокруг себя плотную завесу огня. Когда все расположенные на «летающей крепости» огневые точки начинали работать, дым шёл такой, что могло показаться, будто самолёт горит. Что и говорить, боеприпасов экипажи «бомберов» не жалели.

Более того, воздушный стрелок получал премию, если успевал за вылет расстрелять все выданные ему пулемётные ленты. Ведь это означало, что выпускающая патроны фирма получит от армии новые заказы, сохранятся или даже появятся новые рабочие места, всё будет обстоять «о'кей» с налоговыми поступлениями в казну, и, в конечном итоге, от парня с пулемётом в какой-то степени зависит процветание национальной экономики его страны. Хорошо известно, что из «великой депрессии» тридцатых годов Соединённые Штаты вышли, лишь когда началась Вторая мировая война и была развёрнута широкомасштабная программа технической помощи странам антигитлеровской коалиции…

Помимо воздушных стрелков бомбардировщиков, пилоты американских истребителей прикрытия тоже знали своё дело хорошо. Они выскакивали на тебя в тот самый момент, когда ты полностью сосредотачивался на стремительно увеличивающимся в размерах «В-29» и переставал крутить головой.

Несколько раз самому Нефёдову и его товарищам лишь чудом удавалось избежать гибели… Однажды «МиГ» Бориса угодил под плотный огонь бортовых стрелков «крепости», и пуля попала в кислородный баллон, который взорвался. Ударной волной сорвало передний капот самолёта. Он закрыл собой козырёк кабины, перекрыв лётчику передний обзор. Пришлось немедленно выходить из боя и тянуть домой. Но сложнее всего оказалось посадить машину, не видя полосы. Только большой опыт позволил Борису спасти машину и остаться в живых, хотя, как это полагается в таких ситуациях, руководитель полётов неоднократно предлагал ему катапультироваться…

Однако за свою нужную кровавую работу лётчики вместо наград или простого «спасибо» получали лишь нагоняи. Особист жаловался в Москву. Борису звонил чрезвычайно раздражённый Василий Сталин и в очередной раз требовал не заниматься делами, которые напрямую не связаны с выполнением главной задачи. Командующий грозил, что если «левые» вылеты продолжатся, он отзовёт «Анархиста» в Москву и разберётся с ним по полной программе. Что это означало, Борис, конечно же, понимал.

Ему приходилось обещать шефу, что такого больше не повториться. Но проходило несколько дней, и Нефёдов вновь слышал от оперативного дежурного, что на северокорейский город прёт армада гружённых под завязку «бомбовозов», а поднятые для их перехвата наши «МиГи» теснят «Сейбры» из групп «расчистки воздуха».

Маясь от невозможности находиться там, где ты сейчас нужнее всего, «Анархист» пребывал в крайне раздражённом состоянии. Даже Бифштекс своим собачьим сердцем чувствовал настроение Нефёдова и не крутился как обычно возле него.

Помотавшись по аэродрому, Борис залезал в кабину своего истребителя с бортовым номером «100», включал радиостанцию и слушал голоса завязавшегося боя. На подходе к городу на высоте десяти-двенадцати километров поблёскивали на солнце маневрирующие самолёты. С каждой минутой обстановка на ледяной высоте становилась всё более жаркой. Только законченный негодяй в такой ситуации мог делать вид, что у него есть более важные дела, чем спасать женщин и детей от бомб, которые вот-вот посыплются на них с неба.

От души обматерив заботящееся лишь о собственных интересах начальство, Борис бежал договариваться с руководителем полётов, чтобы его группе в виде исключения всё-таки разрешили сегодня поддержать сражающихся ребят, которым с каждой минутой становилось всё тяжелее удерживать несущуюся на город лавину. Однако недавно получивший нагоняй от самого Василия Сталина начальник не хотел отвечать погонами за своё решение и обычно отказывал.

«Будь что будет!» – тогда решал Борис, хватая шлемофон.

Его ребята только и ждали, когда раздражённый командир бросит им сердито на бегу: «А вам особое приглашение требуется? По самолётам!». Они взлетали прямо над полями, на которых, несмотря на войну, с восхода до заката, почти не разгибаясь, трудились местные крестьяне. Борис и его товарищи теперь знали, что они сражаются за этих работяг…

А затем всё повторялось: звонок взбешённого Сталина, угрозы и покаянные обещания виновного.

– Зачем злишь начальство? – удивлялся упрямству Нефёдова особист. – Всё равно за твоё самовольное геройство «хозяин» приказал тебе ни орденочка, ни рубля не давать. А вот голову снять за твои анархистские штучки он запросто может. У шефа характер отцовский. Смотри, когда-нибудь его терпение кончится.

Терпение у Василия Сталина действительно могло закончиться в любой момент. Особенно после истории с Кузаковым, который однажды сумел в пикировании прорваться сквозь истребительный заслон к вражеским бомбардировщикам. Да вот только скорость сближения с несущимися ему навстречу четырехмоторными «амбарами» оказалась столь огромной, что Илья не успел вовремя отвернуть. Как Кузаков потом рассказывал товарищам, крохотные «мухи» вдруг превратились в «динозавров», заполнив собой всё лобовое стекло фонаря его кабины. Он едва успел дёрнуть ручку управления вправо, чтобы не влететь в один такой «сарай». Но всё же лётчику не удалось избежать столкновения. Его «МиГ» буквально лёг «брюхом» на американца и проехался вдоль его фюзеляжа. У советского истребителя вспыхнул двигатель. «Крепость» тоже загорелась. Кузаков катапультировался и благополучно приземлился на рисовом поле. Вокруг догорали обломки сбитых самолётов, валялись катапультные кресла, белели погашенные купола.

Едва освободившись от обвязки парашюта, Илья вступил в схватку с набросившимися на него лётчиками со сбитого им бомбардировщика. Американцы тоже успели покинуть свою машину. Их было двенадцать против одного русского. Но обладающий медвежьей силой сибиряк, словно котят раскидывал облепивших его врагов. Впрочем, неизвестно, чем бы для Кузакова кончилось дело, если бы ему на помощь не подоспели северокорейские пехотинцы. Они наблюдали воздушный бой с земли и считали Кузакова русским камикадзе. «У них были такие глаза, когда они на меня смотрели, – посмеиваясь, рассказывал Кузаков, – что мне пришлось жестами объяснять, что я не сумасшедший и не смертник, и, что если бы я немного не погорячился, то и бомбардировщик срубил к едрене фене, и безлошадным не остался».

Обо всех этих подвигах Бурда сразу докладывал в Москву. Борис прекрасно понимал, что времени на выполнение главной задачи у него остаётся не так уж много.

Но добыть «Сейбр» оказалось очень непросто. Американцы, надо было отдать им должное, воевали умело. Расположенные на авианосцах «Мидуэй» и «Форрестол» мощные станции РЛС очень точно наводили их самолёты. Как правило, очередное рандеву с «Сейбрами» начиналось с того, что нефёдовцы вдруг обнаруживали их у себя на хвосте или пикирующими со стороны солнца.

О внезапности приходилось только мечтать! В девяти случаях из десяти, прежде чем получить возможность атаковать самим, «штрафникам» требовалось выдержать несколько яростных атак противника. Благодаря своим противоперегрузочным костюмам американцы уверенно чувствовали себя на самых крутых виражах и поэтому старались затянуть «Иванов» в бой на горизонтали в расчёте, что кто-нибудь из пилотов «МиГов» не сдюжит катания на «русских горках».

На первых порах Борис пытался исповедовать тактику открытого силового боя. Со своими ребятами он врывался в самую гущу боя, пытаясь по ходу дела найти в американской группе самое слабое звено, чтобы попробовать «отжать» его от остальных. Но ничего путного из этого обычно не выходило. Заокеанские пилоты, с которыми нефёдовцам пришлось иметь дело, все были настоящими профессионалами, умели работать в команде и своих на съедение не отдавали. В прямолинейном бою с ними ловить было нечего.

Тогда Борис придумал тактику, которую назвал «Чикагский экспресс». Суть её была такова: маленькая стая «штрафников» барражировала на предельной высоте поблизости от линии фронта. До поры «охотники» старались не привлекать к себе внимание противника, прячась между облаками или в лучах солнца и не ввязываясь в собачьи свалки с противником. Неплохо зная английский язык, Нефёдов настраивал бортовую радиостанцию на частоты, которые использовал противник, и слушал переговоры американских лётчиков. Защищённых каналов связи у американцев ещё не было. Поэтому можно было спокойно перехватывать ценную информацию, используя её для того, чтобы спланировать атаку. А обладающий феноменальным зрением и особым даром интуитивного предвидения Батур великолепно справлялся с обязанностями главного дозорного и вперёдсмотрящего группы, тем более что с высоты на фоне облаков панорама идущих внизу воздушных сражений просматривалась великолепно. Оставалось только поймать удобный момент для скачка «на подножку уходящего поезда».

Когда у какой-нибудь группы «Сейбров» заканчивалось топливо, и она поворачивала к своим базам или появлялся караван возвращающихся с бомбёжки «крепостей», идущих как обычно в сопровождении истребительного эскорта, нефёдовцы старались незаметно пристроиться противнику в хвост.

Они словно безбилетники, пытались по нахалке запрыгнуть на заднюю подножку трамвая, пока контролёр проверяет билеты у пассажиров. Несколько раз из такой затеи почти выходил прок, но каждый раз какая-нибудь досадная случайность, вроде истории с решившими самостоятельно поохотится Красавчиком и «Сынком», срывала всё дело.

Глава 23

Вечером, когда заканчивалась боевая работа, китайцы из особого подразделения обеспечения везли лётчиков на отдых – каждый раз в новое место. Выло известно, что американские бомбардировщики и диверсанты специально охотятся за советскими офицерами.

Но, несмотря на все сложности, гостеприимные хозяева умели устроить отдых русских лётчиков с большим комфортом. Для этого под временную гостиницу они приспосабливали то великолепный дворец японского губернатора, то реквизированный народной властью особняк какого-нибудь высокопоставленного императорского чиновника, то бывший санаторий японских лётчиков с мраморными ваннами и фруктовыми садами.

Кормили русских пилотов также прекрасно: обязательно на ужин несколько мясных блюд, на выбор различные морепродукты, разные фрукты и овощи, на каждом столе в вазочке несколько сортов швейцарского и французского шоколада. Борису было даже неловко пиршествовать, словно он мандарин какой, зная о том, что тысячи жителей этой страны, особенно в деревнях, пухнут с голоду.

На лицах специально отобранных миловидных официанток в светло-голубых платьях всегда светились приветливые улыбки.

Охочие до женского пола лётчики, конечно, сразу принялись посредством мимики и жеста флиртовать с хорошенькими официанточками, впрочем, без далеко идущих планов. Как тут объяснишься понравившейся подавальщице в любви, когда ни ты её, ни она тебя толком не понимают. Но вскоре проблема решилась сама собой. Как-то китайский «гид», который каждый вечер встречал вымотанных за день лётчиков у служебного автобуса, сообщил им на ломаном русском: «Если товарища пожелают спать не один, красивый барышень из столовой возражать не будет». В ответ на вопросительные взгляды он продолжал радостно щебетать: «Для советский лётщик это совершенно бесплатный».

Оказалось, для того чтобы провести ночь с местной девушкой, не требуется назначать её свидание и тратить время (которого у лётчиков просто не было) на ухаживания, достаточно незаметно вручить ей специальный билетик, который она через некоторое время возвращала, но с уже указанным на нём номером комнаты и временем рандеву. Советского человека подобный «сервис» мог шокировать. Однако с точки зрения местных никакого грязного сводничества и разврата в происходящем не было. Просто хозяева заботились о том, чтобы воины союзнической армии поскорее восстановили истощённые силы. А на Востоке и в Азии традиционно всегда понимали, что хороший секс способен творить с мужским организмом чудеса, помогая ему легче переносить тяжёлые стрессы.

Оказалось также, что прошедшие тщательный отбор девушки сами счастливы отдаться постояльцам особой гостиницы. За такую важную для государства «работу» им дополнительно доплачивали и поощряли по комсомольской линии.


В гораздо более спартанских условиях приходилось жить представителям технического состава. Пока лётчики отдыхали и наслаждались прелестями местных красоток, механики и инженеры ремонтировали самолёты, готовя их к утренним вылетам. Ночевали они тут же на аэродроме в палатках или в землянках.

Впрочем, даже сержанты и солдаты были вполне довольны службой. Здесь их кормили гораздо лучше, чем на родине, и денежное довольствие им шло повышенное.

Да и атмосфера в особой авиаэскадрилье создалась удивительно тёплая – товарищеская. Призванные на службу отставные лётчики относились к своим механикам без общепринятого офицерского снобизма. В тех же частях, откуда сержанты и рядовые убыли в командировку, порядки царили совсем другие. Нынешняя Советская армия уже мало напоминала ту прежнюю довоенную Рабоче-крестьянскую, где командиры и солдаты вне службы чувствовали себя на равных. Возвращение в 1943 году погон явилось началом реакции. С того времени офицеров и солдат, как в прежней царской армии, снова стала разделять социальная пропасть. Новые «Ваши Благородия» получали от государства сытные пайки, высокие оклады, качественную, красивую форму, даже могли заводить денщиков, совсем как господа поручики и штабс-капитаны. Солдаты же «закрепощались» суровыми уставами, и, помимо выполнения основных служебных обязанностей, должны были обслуживать своих офицеров…

Даже комиссары, которым по долгу службы полагалось рассказывать солдатам о славных временах, когда красноармейские советы выбирали себе командиров, быстро привыкли к тому, что «не барское это дело» напрягать собственные изнеженные руки, если стоит только приказать, и крепкие молодцы в солдатских гимнастёрках и чемоданчики к поезду поднесут, когда ты с семьей на курорт собрался, и покосившийся забор на даче поправят. И платить им за такую работу ничего не надо: «служба есть служба».

Несмотря на свои дворянские корни, Борису претило подобное барство. Он и себе не позволял относиться к солдатам, словно к отданным ему на весь срок службы крепостным, и своих подчинённых наказывал за подобные штучки. Поэтому в эскадрилье царил дух подлинного товарищества. Обычно достаточно было просто попросить механика сделать ту или иную работу, и он готов был всю ночь без всякого приказа возиться в моторе, чтобы только не подвести своего командира.

Точно так же у Нефёдова легко складывались дружеские отношения со многими людьми, независимо от того, какую должность они занимали и какое звание носили. Однажды Борис познакомился с младшим техником-лейтенантом. Тот служил в подразделении синоптиков. Пухлощёкого очкарика призвали в армию с пятого курса университета. Как ценному специалисту ему сразу присвоили офицерское звание и отправили на войну. Но здесь непосредственный начальник студента, человек недалёкий и авторитарный, всячески третировал молодого сотрудника, не давая ему нормально работать и превращая жизнь робкого подчинённого в сущий ад.

А между тем, Борис сразу понял, что перед ним очень талантливый учёный. За три месяца, что лейтенант находился в зоне боевых действий, он изучил местные воздушные течения, суточные, недельные и месячные изменения розы ветров особенно в горных районах, где летать было особенно опасно из-за свирепствующих там диких ветров, чьи внезапные порывы, скорость которых могла превышать 100 км/ч, погубили не один десяток лётчиков. Значительная часть потерянных враждующими сторонами самолётов относилась как раз к небоевым потерям.

Муссонные дожди, однообразная холмистая местность с почти полным отсутствием надёжных ориентиров, чёрные песчаные бури, от которых не было спасу, – чрезвычайно осложняли работу всех подразделений. Например, когда поднимается ветер, всё вокруг заволакивало черная пыль. Мгла стояла такая, что не было видно, что делается в двух шагах от тебя. Только свет мощных прожекторов и фар пробивал её. Если ты сразу не надевал марлевую повязку и защитные очки, то пыль в считанные минуты забивала твои глаза, ноздри рот. В кожу и волосы въедалось столько пыли, что даже после душа на подушке оставался серый налёт.

Но эти же дикие ветра могли сослужить крылатым охотникам добрую службу, если бы только удалось как-то «приручить» их. Борис давно вынашивал идею дальних рейдов в глубокий вражеский тыл. Там, где их не ждут, перехватчикам с гораздо большей долей вероятности могла улыбнуться удача, чем в прифронтовой полосе, где большинство лётчиков ожидают нападения. Но всё упиралось в ограниченный запас керосина, который мог взять истребитель. Своих дополнительных топливных баков в Китае у наших лётчиков не было. Те же, которые по их заказу изготовляли в своих мастерских местные ремесленники, были жуткого качества. Клепали их из жести, используемой для производства консервных банок. Текли они страшно. Взлетаешь с таким баком, а за тобой керосиновый след тянется.

С большим трудом Борис добыл два великолепных алюминиевых бака, которые сбросили американские истребители. Через «Одессу», который фантастически быстро обрастал нужными связями на каждом новом месте, Нефёдов выяснил, где находится мастерская самого добросовестного мастера нужного ему профиля. Этому человеку был сделан заказ – подогнать баки под параметры «МиГа». Борис из собственного кармана оплатил эту работу.

Одновременно с помощью талантливого синоптика «Анархист» составил маршрут полёта, так, чтобы местные воздушные течения подхватили машины и отнесли их к месту охоты, а после её окончания помогли вернуться обратно, если повезёт вместе с пленённым «Сейбром». Для большей экономии топлива весь путь они должны были проделать на максимальной высоте, где воздух более разряжен.


В первый такой рейд Борис решил отправиться вместе с Батуром Тюгюмджиевым. Но назначенный день начался с череды плохих предзнаменований. Явно предчувствуя чью-то гибель обычно беззаботный весельчак Бифштекс тоскливо выл всю ночь. А утром по дороге в столовую пёс всё время пытался схватить Батура за штанину, словно желая оттащить его с гибельного пути. Потом к Нефёдову подошёл Кузаков и сообщил, что накануне вечером калмык раздал товарищам все свои вещи. Так мог поступить лишь человек, считающий себя смертником.

Да и погода как будто не благоприятствовала охоте. Горизонт заволокло свинцовыми тучами, которые озарялись частыми всполохами то ли артиллерийской канонады, то ли собирающейся грозы. Но и отменить полёт было нельзя, ибо по расчётам синоптика именно сегодня направление ветров максимально соответствовало задуманному Нефёдовым делу. В другой раз такой случай мог представиться не скоро. Всё, что «Анархист» мог сделать в сложившейся ситуации, это заменить Батура кем-то другим.

– От судьбы не спрячешься, Батя, – совершенно спокойным голосом ответил Тюгюмджиев, когда Нефёдов предложил ему переждать неблагоприятный день на земле. – Тот, кому суждено утонуть, и в луже захлебнётся. Единственная возможность что-то изменить – идти навстречу своим страхам.

И всё же Борис попытался всё переиграть, велев Кузакову готовиться к вылету вместо Батура. А дальше началась настоящая чертовщина. Сперва Кузаков не смог запустить двигатель своего «МиГа». Затем та же история повторилась ещё с двумя машинами, которые техники эскадрильи считали совершенно исправными.

Другого возможного претендента на место своего ведомого – Константина Рублёва, Нефёдов ещё утром отправил в медсанчасть лечить внезапно разболевшийся зуб.

Докуривая папиросу «Одесса» в сторонке ждал своей очереди испытать судьбу. Но по его лицу Борис видел, что на него слишком сильно повлиял и ночной собачий вой, и прощальная раздача Батуром своих вещей. В таком взвинченном состоянии «Краса и гордость Одессы-мамы» годился лишь на то, чтобы рвануть тельняшку на груди и с матерком сигануть с гранатами под танк. Нефёдову же требовался хладнокровный расчётливый напарник. Вот и выходило, что как не крути, а кроме калмыка брать было некого.

Видя сомнения командира, Батур снова подошёл к нему.

– Бери меня, Батя, и ни о чём не думай. У нас говорят: бесстрашный и ловкий воин, если повезёт, даже вороного коня смерти объездит.

Борис невольно залюбовался старым фронтовым товарищем: малорослый, но очень быстрый и точный в движениях, увёртлив, словно мангуст и чрезвычайно вынослив. Такому удальцу и впрямь под силу было увернуться от любой опасности и выдержать сколь угодно долгую схватку. Много раз Борису приходилось наблюдать, как ловко Батур выпутывается из казалось бы совершенно безнадёжных положений. Он привык считать этого сына степей почти неуязвимым. «Ладно, – сказал себе Нефёдов, – просто будем сегодня осторожнее, чем обычно».

Помогая Борису застёгивать замки парашюта, его механик Витя «Барахольщиков» по заведённому меж ними обычаю травил очередной анекдот. Этот ритуал у них сложился с первых дней знакомства. Фокус заключался в том, чтобы очередная комичная история была незнакома лётчику. Это считалось добрым знаком. Витя знал невообразимое количество анекдотов, поэтому до сих пор ему всегда удавалось рассмешить Бориса чем-то новеньким. И надо же такому случиться, что именно сегодня анекдот оказался «с бородой».

Борис полез в кабину в прескверном настроении. Внутренний голос подсказывал ему, что надо всё-таки отложить полёт. И он бы обязательно так и поступил, если бы не очередной разговор с Василием Сталиным, который состоялся чуть более десяти часов назад. После обычных упрёков в медлительности и требований, как можно скорее выполнить задачу, Василий вдруг поинтересовался:

– А что, этот твой Рублёв за вредительство в лагере срок тянул или за саботаж?

Борис истолковал намёк «принца» так, что тот окончательно потерял терпение и намерен в ближайшие дни или часы срубить первую голову, чтобы оставшиеся лётчики поторопились выполнить его волю. Поняв это, Нефёдов испытал ярость и отчаяние – словно пехотных штрафников, его людей гнали в гибельную атаку под пулемётами заградотряда. Как человек, реально смотрящий на вещи, Борис не мог не понимать, что нет никакой гарантии, что нужный самолёт удастся добыть завтра или через три дня. Когда именно это случится, зависело от очень многих факторов и в первую очередь от стечения благоприятных обстоятельств. Если же им не повезёт, за всех ответит сперва «Рубль», потом кто-то ещё, и так до тех пор, пока взбешённый Василий не предложит Нефёдову пустить себе пулю в висок… Но эти же испытываемые им отчаяние и ярость увлекали Бориса на самые решительные поступки.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации