Текст книги "Тайна системы «А». Ракетный щит Москвы"

Полигонная система «А»

Тем временем строители и специалисты приступили к развертыванию на полигоне основных элементов противоракетной системы «А».

Радиолокационная станция дальнего обнаружения «Дунай-2» разместилась на 14-й и 15-й площадках у берега озера Балхаш, в восьмидесяти километрах от точки падения головных частей баллистических ракет. Ее антенна имела впечатляющие размеры: передающая часть – 150 на 8 метров, приемная часть – 150 на 5 метров.

В августе 1957 года началось строительство технологических зданий. В следующем году завезли аппаратуру и приступили к ее монтажу. Настройка станции шла тяжело, изматывая людей. Для их поощрения главный конструктор «Дуная» Владимир Пантелеймонович Сосульников создал «премиальный фонд» в виде трехлитровой бутыли чистого спирта. Все на полигоне знали о том, что премия хранится в сейфе, но получить ее оказалось непросто. Впрочем, изобретательность молодых инженеров не знала границ, и однажды страждущие решились на уникальный эксперимент. Они обратили внимание на небольшой зазор между дверью и стенкой сейфа. Ночью зашли в кабинет и, точно рассчитав угол падения, опрокинули сейф. Ударившись о его стенку, бутыль разбилась и целебная жидкость вылилась в зазор, под которым заранее была установлена металлическая емкость. Израсходовав «премиальные» по прямому назначению, «изобретатели» успокоились, а главный конструктор еще долго размышлял о том, сколь щедра русская земля на таланты.

Рассказывает Григорий Васильевич Кононенко:

В 1958 году строительство станции В. П. Сосульникова шло полным ходом. Среднего роста, широкоплечий, с крупным волевым и красивым лицом, Владимир Пантелеймонович уже с первой встречи вызывал уважение. Его абсолютная уверенность в своем проекте заражала. Нам, молодым лейтенантам, недавним выпускникам Артиллерийской радиотехнической академии имени Л. А. Говорова, он казался богом.

Для достижения необходимой дальности обнаружения баллистических ракет станция должна была излучать большую мощность. Главный конструктор предусмотрел синхронную работу двух мощных генераторов на одну антенну. Но его инженеры никак не могли реализовать этот режим, выбились из физических сил и жесткого графика работ.

Тогда Сосульников выгнал всех из передающего центра и приказал каждые три часа приносить ему большой чайник крепкого кофе. Двое суток он непрерывно работал, не выходя из помещения, и добился нужного результата. Закончив настройку, он сел за стол и за несколько часов написал подробную методику настройки передатчика. Затем растолковал всё своим разработчикам, убедился, что они поняли, и только после этого ушел спать. Его сила и энергия поразили нас.

Летом 1958 года монтаж и настройка аппаратуры были завершены, а станция «Дунай-2» подготовлена к наблюдениям за баллистическими ракетами «Р-5», имевшими дальность полета 1000 километров. Как и «Р-2», ракета «Р-5» не могла долететь с полигона Капустин Яр, где проходили ее испытания. Поэтому вблизи железнодорожной станции Челкар северо-западнее Аральска была построена временная стартовая позиция СП-5.

Шестого августа станция «Дунай-2» вышла в эфир и впервые обнаружила в полете ракету «Р-5». В ноябре станция смогла обнаружить и сопроводить «Р-5» в автоматическом режиме с измерением координат и формированием целеуказания. Начались испытания с участием представителей Министерства обороны, группой которых руководил главный инженер полигона Михаил Игнатьевич Трофимчук. Станция проработала на полигоне до 1964 года, после чего ее оборудование было заменено аппаратурой модернизированного локатора «Дунай-3УП».

Работы по созданию радиолокаторов точного наведения (РТН-1, РТН-2, РТН-3) велись под руководством Григория Кисунько. Радиолокаторы располагались на полигоне равномерно по окружности на расстоянии 170 километров друг от друга, образуя равнобедренный треугольник. Номера площадок соответствовали номерам радиолокаторов. Для антенны РС-10 радиолокатора РТН-2, установленной на 2-й площадке Балхашского полигона, было изготовлено радиопрозрачное укрытие из жесткого трехслойного материала, накрывавшее всю антенну вместе с опорно-поворотным устройством. Антенна РС-10 на 1-й площадке имела надувное укрытие из прорезиненного капрона; антенна на 3-й площадке была установлена без укрытия.

Однажды радиопрозрачные укрытия РС-10 сыграли не свойственную им роль. Рассказывает старший научный сотрудник Юлий Константинович Цуков:

Как-то вызвал меня начальник 1-го управления полигона полковник Скакальский. Вхожу, докладываю о прибытии. В кабинете сидит незнакомый мне майор.

– Юлий Константинович, это фотография вашей антенны РС-10? – спрашивает Скакальский и показывает фото антенны, опубликованное в каком-то журнале. Остальная часть журнала прикрыта листами белой бумаги.

– Да, это фотография антенны РС-10, – отвечаю я. – Но не моей, то есть не со второй площадки, а, очевидно, антенны с первой площадки.

– Почему? – Оба задают мне вопрос почти одновременно.

– Здесь видны полоски склеек мягкого надувного купола, а у меня над антенной был жесткий купол из стеклопластика с фрагментами совсем другой конфигурации. Купол еще существует, и это легко проверить.

– Хорошо, а не сможете ли вы объяснить, как эта фотография могла попасть в американский журнал «Авиэйшн уик»?

С этими словами листы бумаги убираются, и я убеждаюсь, что фотография действительно помещена в американском журнале.

– Разрешите посмотреть?

– Пожалуйста!

Листаю журнал. В нем опубликованы еще фотографии полигонной станции дальнего обнаружения и других объектов.

– Товарищ полковник! Английского языка я не знаю, могу только высказать предположение о происхождении фотографий.

– Так откуда же, по-вашему, они происходят?

– По-моему, это кадры секретного фильма о нашей системе «А», что снимался по указанию Н. С. Хрущёва. Нам его показывали года два назад. Некоторые кадры тогда были в прессе, я видел кое-что в «Красной звезде» и в «Огоньке». Но вот именно этих кадров не было.

– Вы сможете это доказать? Майор хотел бы в этом убедиться лично.

– Если вы дадите спецхранилищу команду о выдаче фильма для просмотра, я смог бы попытаться убедить товарища майора.

Скакальский позвонил в хранилище. Я получил фильм. Мы с майором сели в отдельной комнате, и киноаппарат застрекотал. Делаю стоп-кадр. Майор сверяет детали фотографии и кинокадра. Совпадают! Снова включаю протяжку. Так мы идентифицировали все фотографии журнала. Они были из этого фильма.

– А вот выяснить, как они попали в американский журнал, – это уже забота вашей фирмы, – сказал я майору из особого отдела. – Насколько я знаю, копии фильма имеются в нескольких организациях.

Майор согласился и поблагодарил за помощь и за просмотр фильма, который он увидел впервые. Я доложил Скакальскому о выполнении задания. Он также поблагодарил меня, но уже за то, что отвел от управления опасные подозрения.

Антенны РС-10 и РС-11 надежно работали на протяжении всего времени испытаний системы «А». Позже антенна РС-10 с 3-й площадки по инициативе Кисунько была передана Физико-техническому институту Туркменской Академии наук и была установлена в радиоастрономической обсерватории института в пригороде Ашхабада.

Радиолокационную станцию визирования противоракеты (РСВПР), которая создавалась для того, чтобы закрывать «слепой» участок ее полета, разместили на «площадке № 6».

Вспоминает Вадим Александрович Теребенников:

Разместили ее на шестой площадке – стартовой позиции. Аппаратуру установили в подземном бункере под восемью метрами бетона. Антенна находилась вблизи пусковых установок противоракет. В зеркале большой антенны размещалась телевизионная трубка, с помощью которой можно было наблюдать полет противоракеты.

Аппаратура станции передачи команд, конструктором которой был сотрудник СКБ-30 Рыжов, также находилась под землей, а зеркало антенны было установлено на антенной колонке. <…>

С помощью малой антенны РСВПР захватывала противоракету спустя несколько секунд после старта и «передавала» ее большой антенне сопровождения.

Рассказывает Александр Константинович Нелопко:

Для проведения испытаний решено было использовать самолет ИЛ-28, оборудованный бортовой радиоаппаратурой противоракеты. БРА предполагалось включать по команде с Земли при пролете самолета над антенной РСВПР, при этом станция должна была захватить самолет. На практике эта методика оказалась непригодной. За несколько облетов была реализована всего пара случайных захватов самолетов. Разработали новую методику.

Казалось, всё функционирует нормально. Но однажды, при одном из пусков, противоракета ушла «за забор». На РСВПР в самом начале ее полета пропал сигнал, и захвата не произошло. Вместе с заказчиком всё проверили. На РСВПР отклонений не обнаружили, решили, что неисправна бортовая радиоаппаратура. Но на втором пуске всё повторилось. Меня, как технического руководителя работ от НИИ-20, пригласил Г. В. Кисунько и сказал:

– Как патриот своего предприятия, ты можешь не сказать мне о причинах аварийного пуска. Но ответь, устранены ли эти причины и есть ли надежда на успех в очередном пуске?

Не кривя душой, я ответил, что всё в порядке. Однако и третий пуск оказался неудачным. Начался аврал. Надо было спасать положение. Как правило, после аварийных испытаний, кроме «очевидных версий» (в данном случае – неисправность бортовой радиоаппаратуры), каждый разработчик отрабатывает свои версии, проверяя свою аппаратуру. Проведя все мыслимые проверки на РСВПР, мы обнаружили неисправность волноводного переключателя.

Доработали переключатель, уточнили методику проверки РСВПР по реальному сигналу, и всё пошло нормально. Эти несколько «черных дней» были, пожалуй, единственными в истории РСВПР. Всё остальное время наша станция в напряженном режиме обеспечивала испытания системы «А».

Наиболее важным стало решение о включении в состав системы «А» быстродействующей цифровой электронной вычислительной машины М-40. Без такой машины было в принципе невозможно дать высокоточный прогноз движения баллистической ракеты на основе интегрирования достаточно сложных уравнений и реализовать не менее сложный алгоритм управления противоракетой при наведении на цель.

Рассказывает Борис Арташесович Бабаян:

В сентябре 1958 года мы впервые приехали на Балхаш. <…>

М-40 уже была установлена на 40-й площадке полигона и занимала один из залов главного командно-вычислительного центра. Второй зал, предназначенный для машины М-50, был еще пуст. Мы начали настройку М-40. Машина была очень ненадежной. Каждое утро мы сталкивались с одной и той же проблемой: приходим в зал, включаем ЭВМ, а она «молчит». Ищем причины, меняем 20–30 блоков, и только после этого М-40 входит в работу.

Идут испытания. Слышим сообщение о том, что баллистическая ракета уже пущена. Начинается самый ответственный период. И вдруг… взрывается одна из мощных ламп ЭВМ. В запасе – всего несколько минут, в течение которых Кривошеев чудом успевает починить машину. Включаемся вовремя. «Дунай-2» захватывает цель. Очередной эксперимент заканчивается удачно. Выводим информацию на печать, облегченно вздыхаем, и в ту же секунду… машина ломается вновь.

Испытания продолжаются. Подготовка проходит нормально. Баллистическая ракета пущена, цель захвачена, но машина, зациклившись, в самый ответственный момент начинает выдавать неправильную информацию. Узнав в чем дело, Г. В. Кисунько в сердцах ругает нас и удаляется в свой домик. Мы – как в воду опущенные.

Новые испытания. Опять подготовка проходит гладко, но как только начинается захват цели станцией «Дунай-2», машина дает сбой. На этот раз подвергаем ситуацию более серьезному анализу и приходим к выводу – причина не в нас.

В результате разбора ситуации выяснилось следующее. Входя в работу, станция «Дунай-2» подавала сигнал на включение нашей ЭВМ. При проведении стрельб требовалось также использовать так называемый страховочный тумблер. Включая его, оператор подавал дополнительную команду ЭВМ на случай, если основная не прошла. На тренировках этот тумблер не включался, ЭВМ работала только от основного сигнала, и всё шло гладко. Во время стрельб оператор включал тумблер, и ЭВМ получала сразу два сигнала – основной и страховочный. После этого она путалась и сбивалась. Причина оказалась банальной: резервный тумблер ввели, а программу оставили без изменений.

Идут испытания в режиме боевой работы по условной цели (БРУЦ). В этом режиме реальных пусков баллистических ракет не происходит, а противоракета наводится на условную точку в пространстве. Во время наведения в зал вбегает один из наших ребят и не своим голосом кричит:

– Что вы делаете? Ракета прямо на город нацелена! Никто не обращает внимания. К ужасу паникера, подается команда «Пуск», и противоракета уходит в чистое небо. Закончив, разъясняем, что такое режим БРУЦ, и все вместе, усталые и довольные, идем отмечать успешное окончание работы.

Довольно часто приезжал на полигон академик Сергей Алексеевич Лебедев, которого современники считали настоящим гением. Именно ему, первому в мире, еще в 1947 году удалось создать программируемый компьютер – МЭСМ (Малая электронная счетная машина). В 1950 году машина была сдана в эксплуатацию, на ней были просчитаны многочисленные задачи в области термоядерных процессов, ракетной техники и космических полетов, решение которых, в силу необычайной сложности расчетов, многие считали до этого невозможным.

В 1951 году Лебедев возглавил лабораторию № 1 Института точной механики и вычислительной техники АН СССР. Вскоре под его руководством была создана БЭСМ – (Большая электронная счетная машина). Защита ее эскизного проекта прошла в острой конкурентной борьбе с разработчиками ЭВМ «Стрела». В результате обе разработки пошли в дело, и через четыре года БЭСМ и «Стрела» были переданы специально созданному Вычислительному центру АН СССР. Интересно, что распорядок круглосуточной работы этих ЭВМ утверждал лично председатель Совета министров СССР. После выпуска семи экземпляров производство машин «Стрела» было прекращено из-за низкой производительности и очень больших размеров, а вот выпуск машин Лебедева под названием БЭСМ-2 продолжался.

Еще в период окончания работ над боевой машиной М-4 °Cергей Лебедев приступил к ее модернизации. Новая машина М-50, способная работать с плавающей запятой, была введена в состав системы «А» в 1959 году. По мнению специалистов, суммарная вычислительная мощность всех машин, обслуживавших систему «А», превзошла мощность самого «компьютеризированного» ракетно-космического проекта того времени – американской лунной программы «Сатурн – Аполлон».

Серьезного внимания заслуживала и система передачи данных (СПД), которая должна была связать элементы противоракетной обороны в единое целое, обеспечивая намного более быстрый обмен информацией, чем традиционные средства связи.

Вспоминает Фрол Петрович Липсман:

Вопрос со связью решился довольно просто – мы ее сделали на базе радиостанции Р-400. Система передачи данных – это была уже совершенно новая система.

Почему была выбрана именно радиорелейная, а не проводная связь? Дело в том, что выкопать тысячу километров траншей в каменистой пустыне Бетпак-Дала, проложить в них провода и сделать всё это за отведенный короткий промежуток времени было невозможно. Мы сорвали бы все сроки, установленные правительством. Радиорелейная система подходила наиболее всего.

Сразу после переезда к нам в Уланский переулок из Генерального штаба прислали карты будущего полигона. Мы сдвинули несколько столов, разложили на них эти карты и приступили к работе. Дециметровые волны распространяются в зоне прямой видимости: при высоте мачты 30 метров расстояние между мачтами из-за кривизны земли и рельефа местности будет примерно 30 километров. Сделали первые прикидки и в том же, 1956 году, выехали на рекогносцировку. На месте убедились в правильности расчетов – необходимо построить 17 объектов передачи данных и связи. <…>

Наконец проект был завершен, и началось строительство объектов на полигоне. Каждая из семнадцати наших станций имела техническое помещение, мачту высотой от 50 до 80 метров, дизельную подстанцию и казарму для солдат. На мачте устанавливались рупорно-параболические антенны. Возле центральной вычислительной машины располагался большой зал с аппаратурой СПД и связи. <…>

Приступили к передачам сигналов по СПД. Работали много. Однажды пришлось дежурить у аппаратуры без перерыва около 63 часов. Объявили так называемый кисуньковский Х-план. По плану включили всю аппаратуру системы «А», и каждый ответственный за свою систему должен был доложить о готовности прохождения проверок. Но шли задержки у одного, второго, третьего, четвертого… Их, разумеется, разрешали. Кто-то чинился, а все остальные ждали. Так я и провел за аппаратурой около трех суток. К слову – наша система передачи данных ни разу не задержала работу и не стала причиной срыва.

Уникальный комплекс вычислительных машин, снабженный новейшей и не имеющей аналогов системой передачи данных, требовал соответствующего программного обеспечения, которое тоже надо было разработать с нуля и подкорректировать с учетом полигонных реалий. Боевая программа состояла из десятка сложных подпрограмм, выполняющих конкретные задачи по управлению элементами системы «А»: например, такими, как целеуказание радарам точного наведения, расчет времени и точки встречи противоракеты с целью, вывод противоракеты в точку встречи и тому подобные. Помимо основной программы, хватало и программ функционального контроля системы. Понятно, что непосредственное использование программного обеспечения на полигоне требовало и особой подготовки от специалистов.

Вспоминает Александр Федорович Кулаков:

Для укомплектования моего отдела испытания и анализа ОБП [общая боевая программа] нужны были квалифицированные программисты. Но ЭВМ в ту пору в стране были единицы, а программистов – несколько десятков. На высшем уровне было принято решение командировать на полигон пять лучших программистов страны для оказания нам помощи. Один из них приехал и месяца два пробыл с нами, но помощи оказать не смог, так как ни особенностей программирования на ЭВМ М-40, ни структуры и задач системы не знал. Для освоения всего требовалось время, а у него – семья в Москве.

Стало очевидным, что программистов надо готовить на полигоне самим. <…>

Руководство полигона нашу заботу разделяло и безоговорочно поддерживало. В штат 1-го управления в конце 1960 года был введен Отдел анализа боевых программ, штат которого насчитывал около 50 сотрудников. Мне как начальнику этого отдела было дано право подбора сотрудников в других воинских частях полигона и из числа поступавшего пополнения. Желающих было много. Особенно с удаленных площадок, где жизнь и служба были гораздо тяжелее нашей на берегу Балхаша. Но отобранных сотрудников надо научить исполнять новые обязанности. Решению этой задачи препятствовала сложнейшая проблема – отсутствие учебных пособий и какой-либо программной документации. Алгоритмы и тексты программ знали только их разработчики. Но, во-первых, они не всегда находились на полигоне, а, во-вторых, даже будучи там, не всегда охотно делились своими знаниями, ссылаясь на занятость. Надо было срочно решать эту проблему.

При этом нельзя было не учесть, что программирование на ЭВМ в ту пору было намного сложнее, чем сейчас, из-за отсутствия каких-либо средств автоматизации. На ЭВМ М-40 эта сложность возрастала многократно из-за жесточайшего дефицита памяти, представления чисел с фиксированной запятой, многочисленных источников информации, работы в реальном масштабе времени и тому подобного.

Пришлось работать по 12–14 часов в сутки без выходных. За три месяца было разработано более десятка описаний, рабочих инструкций и методик по программированию, выполнению работ на управляющей ЭВМ. В том числе: «Основы программирования на ЭВМ М-40», «Структура системы „А“», «Обмен информации в системе „А“», «Масштабирование чисел в ЭВМ М-40», «Функциональный контроль системы „А“» и другие. Особенно трудоемкой была работа по общему описанию боевой программы и составлению ее блок-схемы. Схему эту я вычертил на большом засекреченном листе миллиметровки с условными обозначениями всех программных модулей, процедур, констант, условных и безусловных переходов, их адресов в оперативной памяти. Составлял ее на основе декодирования текста программы в машинных кодах. При этом впервые использовал графический способ обозначения элементов программы и связи между ними. В технической литературе сведения о таком способе появились только года через три. <…>

Наличие письменных руководств и инструкций позволяло установить определенный порядок подбора и подготовки сотрудников отдела. Каждому претенденту заранее объявляли наши требования к первичным знаниям, давали методические руководства для подготовки и устанавливали срок от одного до двух месяцев, в зависимости от предстоящей работы. Около десяти процентов претендентов, ознакомившись с требованиями, отказывались от своих намерений. Остальные обычно брались за дело с большим энтузиазмом и старанием.

По окончании срока подготовки проводилась проверка знаний в форме собеседования. Результаты первой проверки меня редко удовлетворяли, и срок подготовки приходилось продлевать. <…>

Но и из тех, кто прошел собеседование, настоящими профессионалами, способными участвовать в анализе результатов боевых работ и самостоятельно разрабатывать программы, стали не более пятидесяти процентов. Это не значит, что остальные сотрудники отдела ничего не делали. ЭВМ работала круглосуточно, обыденной работы хватало, и каждый сотрудник выполнял какую-либо работу, постепенно совершенствуя знания и навыки, которые пригодились им в дальнейшем. <…>

Вряд ли я ошибусь, предположив, что другого такого коллектива программистов в стране в то время не было.

Так, шаг за шагом, создавалась полигонная система «А» – самое совершенное научно-техническое средство обороны на планете, способное работать в автоматическом режиме. Система быстро научилась обнаруживать баллистические ракеты и боеголовки, наблюдать за ними и выдавать команду на запуск противоракет. Оставалось вроде бы немного – обучить ее наведению противоракеты на цель. Однако, как и предсказывали теоретики, именно задача поражения цели оказалась самой сложной из всех.