Текст книги "Псы войны"

«Габэшник» выслушал метрдотеля, подумал, разглядывая смирно стоящих Ивановского и Андрейчика, потом кивнул.

– Пожалуйста, – заулыбался метрдотель, приглашая нежданных посетителей занять два последних стула.

– Приятного аппетита, – сказал вежливый Андрейчик, усаживаясь.

Бизнесмен Ивановский промолчал, буравя биармского «габэшника» мрачным взглядом. По мнению разведчика Виноградова, его вторая ипостась принадлежала к той породе «новых русских», которая хоть и отличается образованностью и довольно высоким интеллектом, всё же привычно презирает окружающих, измеряя статус чего угодно и кого угодно только в денежном эквиваленте. Вот и сейчас бизнесмен Ивановский недоумевал, почему метрдотель, получив деньги, не прогнал бедно одетого клиента, а униженно просил у него разрешения допустить к столику ещё двоих. В очередной раз изучив облик сидящего напротив молодого человека, но снова не сделав соответствующих выводов, Ивановский принялся листать меню, но тут его отвлёк Андрейчик.

– А вот и Брумман, – шепнул он.

Капитан Виноградов взглянул в указанную сторону и сразу узнал Айна Бруммана, которого видел уже на фотоснимках из досье на президента Биармии. Старший сын президента выглядел вполне представительно – как и подобает серьёзному научному работнику с достатком выше среднего: строгий костюм из хорошей ткани, очки в тонкой оправе, короткая стрижка. Образ мужественного интеллектуала слегка портило намечающееся брюшко, но, наверное, это неизбежное следствие сидячей жизни учёного.

Брумман расположился у стены – под рыбацкой сетью и рыцарскими доспехами, живописно развешанными на кирпичной кладке неведомым дизайнером. Стул напротив него пустовал, но столик был накрыт на две персоны, а это означало только одно: кавалер ждёт даму и, скорее всего, этой дамой является неприступная Инга Бьярмуле.

Почувствовав, что за ним наблюдают, Айн Брумман повернул голову, и Андрейчик тут же отсалютовал ему и улыбнулся, показывая, что рядом сидит не случайный наблюдатель, а знакомый и коллега. Брумман вяло кивнул в ответ и снова воззрился на маленькую эстраду в дальней от входа части ресторана.

– Он чего, без охраны? – полюбопытствовал бизнесмен Ивановский.

– Как же… – Андрейчик поморщился. – Вон парочка сидит, видите?

Ивановский посмотрел. Ребята, расположившиеся несколько в стороне, выглядели внушительно, но по тому, какое они выбрали место для «посадки», разведчик Виноградов сразу понял: они из частного агентства, и к ученикам Девятого отдела КГБ, когда-то занимавшегося охраной высокопоставленных чиновников, не имеют отношения.

Биармский «габэшник» явно прислушивался к разговору, и бизнесмен Ивановский, вздохнув, начал листать меню…

* * *

Молодым человеком из местного ГБ, в одиночку занимавшим целый столик в «Гамлете» до прихода бизнесмена Ивановского и доктора Андрейчика, был Марк Айле, который вёл дело об убийстве бывшего депутата Магды Калхайно. И оказался он здесь неслучайно, а по прямой служебной надобности.

В «Гамлет» его привёл письменный отчёт группы «АниР», полученный сегодняшним утром. Результаты были столь поразительны, что Айле счёл своим долгом немедленно доложить о них генералу Керро.

Когда капитан заполнял специальный бланк задания для группы, то столкнулся с определенными трудностями: он не знал, какой критерий для математического поиска выбрать, но в конце концов остановился на «личных контактах». Машина такой критерий слопала, не подавившись, и вскоре выдала список лиц, с которыми Магду Калхайно видели чаще всего на протяжении последних двух лет. Возглавляла список актриса и певица Инга Бьярмуле.

Генерал сразу же принял взволнованного Айле, но вполне резонно заметил:

– Это всего лишь свидетельствует о том, что партия «Женщины России» поддерживала активные контакты с обществом «Йомалатинтис».

– Но почему этого нет в досье Калхайно? Значит, она тщательно скрывала эту связь…

– Вовсе нет. Ты ещё молод, капитан, и можешь не знать, что досье СГБ для фигур уровня Калхайно пополняются от случая к случаю. Оперативники могли просто не придать значения её частым встречам с Бьярмуле. Ну встретились две бабы почесать языком. Ну почесали… Нужны более веские основания для того, чтобы пустить эту певичку в «разработку». Всё-таки ею увлекается сын нашего президента, да и в народе она популярна…

Капитан был вынужден признать, что его непосредственный начальник прав, но о версии своей не забыл и изложил её старшему оперуполномоченному Яру Холодову при встрече.

– Грамотно, – одобрил тот. – Неужто «АниР» такие штуки делает?

– И не только… – загадочно отвечал Айле, придерживавшийся той позиции, что сотрудников МВД нужно интриговать, тогда они становятся уступчивыми.

– Ладно, – сказал Холодов, – теперь моя очередь. Пришли результаты баллистической экспертизы…

– Ну?

– Стреляли практически в упор. Калхайно видела убийцу. Пуля очень интересная оказалась…

– Ну?!

– Короче, в Калхайно стреляли из «ЗИГ-Зауэра», модель «П-239», фирменными патронами. Редчайшая вещь в наших краях – очень компактная и очень дорогая игрушка.

– У Бьярмуле она могла быть?

Старший оперуполномоченный пожал плечами:

– Могла. Но это ещё нужно доказать, как ты понимаешь. А сама она вряд ли сознается…

– «ЗИГ-Зауэр» – это ведь швейцарский пистолет?

– Да.

– Так может запросить по линии Интерпола швейцарских коллег? У них же каждый ствол регистрируется. Пусть они баллистические характеристики проверят и сообщат, кто купил.

– Думаешь, это так просто?

– Думаю, непросто.

– И это сделаем в своё время. Но на готовую улику не рассчитывай – скорее всего, окажется, что пушка уехала на экспорт. А там… ищи ветра в поле…

– Но если версия подтвердится…

– Сам я Ингу брать не поеду, – пообещал Холодов, – дождусь тебя.

Всё-таки где-то в глубине души Марк Айле верил в «чудеса механизации», а в данном случае – в слухи о невероятных возможностях программного пакета «АниР». Имя Инги Бьярмуле прозвучало, и в тот же миг словно молния просверкнула в тумане, указуя путь к истине. Отделаться от ощущения, что догадка верна и звезда биармской эстрады как-то связана с преступлением, было уже очень трудно. А потому капитан, вернувшись к себе в кабинет и ознакомившись с очередным отчётом «наружки» по американским разведчикам, действующим в Биармии, подумал-подумал да и сел писать новый запрос к группе «АниР». На этот раз в графе «Критерии поиска» он указал: «а) Инга Бьярмуле; б) Стрелковые клубы; в) Магазины боеприпасов». Потом ещё подумал и добавил критерий «г»: «Охота и рыбалка». Этот последний критерий вряд ли можно было соотнести с компактным пистолетом швейцарской фирмы «ЗИГ-Зауэр», однако всем известно, что помимо охотничьего оружия в магазинах под вывесками «Охота и рыбалка» продаётся масса разнообразных «фенечек» для текущего обслуживания стволов и затворов. Вряд ли они ведут учёт всех покупателей, но Бьярмуле – фамилия в Белогороде известная, и какой-нибудь особо продвинутый владелец такого магазина вполне мог вывесить на свой сайт рекламу типа: «А ещё у нас бывает Инга Бьярмуле!»

Заполнив бланк, Марк Айле положил его в особый конверт, защищённый от опрозрачивающего спрея типа РК-705, и вызвал внутреннего курьера. Когда курьер ушёл, капитан посидел минут пять, размышляя, потом набрал на телефоне номер секретариата СГБ и попросил выяснить, состоятся ли в ближайшие дни публичные выступления с участием Инги Бьярмуле. Один из секретарей перезвонил ему почти сразу и сообщил, что единственный концерт «певички» перед её отъездом на летние гастроли состоится сегодня в ресторане «Гамлет». Айле потребовал, чтобы ему забронировали место. Секретарь ответил, что это невозможно в принципе. Айле усомнился в невозможности чего-то в принципе для Службы госбезопасности в Биармии. В конце концов дело дошло до генерала Керро, и Марку пришлось призвать в помощь всё своё красноречие, чтобы убедить начальство в необходимости проведения этой небольшой операции. Свободный столик в «Гамлете» всё же отыскался, но Феликс Керро сурово пригрозил: если выяснится, что капитан провернул эту аферу только для того, чтобы сводить свою девушку на редкий концерт, то ему, капитану, не поздоровится. Опять пошли намёки на то, что генерал видит в Айле своего преемника и будет очень разочарован, если тот воспользуется оказанным доверием в личных целях, но эти слова Марк уверенно проигнорировал.

Итак, день должен был закончиться интересно, и Айле, заняв забронированный госбезопасностью столик, приготовился наблюдать. И тут нелёгкая принесла странную парочку: «нового русского», легко определяемого по золотым часам и барсетке, а с ним – эдакого живчика интеллигентной наружности, но с жадным блеском в глазах. Метрдотель склонился к Айле и зашептал, будто бы эти двое заказали столик раньше и даже отплатили его, а потому не согласится ли он на соседей. Метрдотель врал, но Марк не стал устраивать скандала: зачем привлекать к себе лишнее внимание? К тому же, парочка не казалась опасной: ну пришли себе люди, ну сунули на лапу метрдотелю, чтобы попасть на «редкий концерт», – что здесь такого?

Однако с первой же минуты капитан понял, что ошибся в своей оценке. Эти двое пришли не отдыхать, они пришли работать, а объектом их интереса был старший сын президента Айн Брумман, присутствие которого на концерте нетрудно было предсказать, заслышав хотя бы только отголоски слухов, циркулировавших по городу.

Вообще-то самому Марку Айле как человеку было глубоко наплевать на то, с чем собиралась эта парочка подкатить к Брумману, но как капитан СГБ он обязан был взять их на заметку и держать в поле зрения до окончания концерта, прислушиваясь и запоминая. А вдруг речь идёт о коррупции? Или ещё хуже – о политическом заговоре? Чертовски прав генерал Керро – в эти дни ухо нужно держать востро!..

Тут раздались первые жидкие аплодисменты, а ещё через секунду рукоплескал весь зал. Присутствующие в зале мужчины (даже лохматые эстеты) встали. С тяжким вздохом поднялся из-за столика и Айле. Он бросил первый испытующий взгляд на эстраду и увидел невысокую и хрупкую брюнетку, затянутую в джинсовый костюм, – Инга оказалась совсем не такой, какой её можно себе представить, посмотрев видеозаписи концертов или псевдоисторический фильм «Стрелы Йомалы», – результат умелой работы режиссёра с оператором. Чёлка спадала низко на лоб Инги, почти закрывая глаза, да и сама она смотрела в сторону, не поприветствовав публику даже хотя бы тенью улыбки, а потому капитан не смог уловить, в каком она сегодня настроении. Но определённо – не в самом радужном.

Бьярмуле забралась на высокий стул, стоящий посередине эстрады, а конферансье принёс ей гитару с чёрным грифом и подстроил стойку микрофона.

– Добрый вечер, – сказала Инга высоким ломающимся голосом. – Я рада видеть вас всех сегодня в этом зале и надеюсь, мои песни не помешают вам пить эти прекрасные вина и отведать эти прекрасные закуски. Чем-то удивить вас я вряд ли смогу, но постараюсь сделать всё, чтобы вам не было скучно.

«Её определённо что-то беспокоит, – подумал Марк Айле. – Впрочем, это может и не иметь отношения к убийству Калхайно. Или может, но опосредованное. Например, Бьярмуле напугана этим убийством и подозревает, что на очереди она сама, – чем не версия?..»

В зале притушили свет, и смолкли последние шепотки. Инга Бьярмуле тронула струны гитары:

 
Между нами три реки,
Два моста.
Не увидишь и руки —
Темнота.
Только старые деревья
Скрипят
Да вороны чинят гнёзда —
Не спят.
Только слышен запах тины
С реки,
Да вздыхают под мостом
Быки.
Семь дорог и три реки,
Два моста.
В ночь открыты все пути —
Темнота[4]4
  Стихи Елены Первушиной.


[Закрыть] …
 

Песня закончилась внезапно, без обычного проигрыша. Только что звучала музыка, и вдруг резко – обрыв и тишина. Зааплодировал сидящий рядом «новый русский», но другие посетители посмотрели на него неодобрительно, и он перестал хлопать в ладоши, хотя вряд ли стушевался.

Инга Бьярмуле чуть изменила позу, провела пальцами по грифу и вновь заиграла, технично перебирая струны:

 
Давно проржавели в траве удила —
Свидетели схваток и скачек,
И всё же стрелой остаётся стрела,
А плач погребальный – плачем.
Поплачем, оплачем и погребём,
Кто холм отыскать сумеет,
Но нож в спине остаётся ножом,
Даже когда истлеет.
А ангелы звёзды сжигают дотла,
Чтоб место расчистить новым,
И всё же стрелой остаётся стрела,
Победа останется словом…[5]5
  Стихи Елены Первушиной.


[Закрыть]
 

Гитара плакала в руках Инги, да и сама певица, казалось, не поёт, а оплакивает кого-то – близкого человека, потерянного недавно, ушедшего внезапно, без предупреждения, вот он жил и вот его нет, а мир каким был, таким и остался, и само существование этого человека было ничем иным, как слабым дуновением, оставшимся незамеченным за рёвом бури.

«Господи! – потрясённо подумал Айле. – Да это же форменная депрессия! Тут не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться: в жизни Инги Бьярмуле что-то произошло. Знать бы, что именно…»

Но певица не давала повода для умозаключений – её песни будили сердце, а не разум, и вскоре даже такому упёртому капитану СГБ, каким считал себя Марк Айле, стало не до дедукции с индукцией.

Инга подряд исполнила два старых хита: «Тает лёд голубой» и «Августовскую колыбельную», а затем сразила публику новой и очень проникновенной песней, начинавшейся словами: «Кратковременный дождь… Ветер северо-западный…»

На этом выступление Бьярмуле кончилось, и она под оглушительный гром аплодисментов покинула эстраду. Её место тут же занял бородатый мрачный субъект, похожий на спустившегося с гор ваххабита, и, важно раскланявшись под поощрительный говор, с фальшивым надрывом затянул хриплым прокуренным голосом:

 
Нас на воле не ждут,
Нас на воле не помнят,
Нам на волю закрыты пути.
Мы умрём здесь и тут.
Видно, вольному воля —
Где придётся в могилу сойти.
 
 
И священник нам скажет:
«Вы грешили, ребята,
И за это гореть вам в аду!»
Мы ответим ему:
«Волноваться не надо!
Этот ад видим мы наяву».
 
 
И начальник нам скажет:
«Вы сидите за дело,
Вы забыли закон,
А закон – не дурак».
Мы ответим ему:
«Твой закон? Надоело!
Но не скажешь и ты, почему».
 
 
Мы привыкли к тому,
Что имён не имеем,
Что «колючка» и псы —
Наш последний удел.
Мы надеемся только,
Что когда-то прозреет
Тот, кто вольную жизнь
Превратил в беспредел…
 

Контраст между «ваххабитом», специализирующимся на псевдокриминальном шансоне, и утончённо-грустной Бьярмуле был столь разителен, что Марк Айле едва сдержал нервный смех. Но тут же заставил себя переключиться на соседей по столику, которые снова обсуждали Айна Бруммана…

* * *

Бизнесмену Ивановскому выступление биармской звезды тоже пришлось по вкусу. Однако всяческие телодвижения, с помощью которых он выражал свой восторг, совсем не помешали разведчику Виноградову вести украдкой наблюдение за старшим сыном президента.

Тот, кстати, сильных эмоций не выказывал – лишь один раз, на строфе: «Пар идёт от земли, как забыть мы могли, что весну нам не встретить вдвоём», черты лица его чуть исказились, над переносицей пролегла морщинка, но потом всё пришло в норму.

По поводу второго прибора на столе Бруммана капитан Виноградов не ошибся. Сойдя с эстрады, Инга под приветственные возгласы поклонников отправилась прямо к свободному стулу, стоящему напротив сына президента. По дороге ей вручили четыре букета, но она сразу отдала цветы официанту, чтобы он поискал для них подходящий сосуд.

– Видите? – зашептал на ухо Андрейчик. – Она весь вечер будет с Брумманом. Но это, как я говорил, ничего не значит. У них сплошь платонические отношения…

– Что ж, – сказал Ивановский, – есть повод для знакомства.

Щелчком пальцев он подозвал официанта, спросил небрежно:

– Какой в вашей забегаловке самый дорогой напиток?

Официант доложил:

– Арманьяк тридцатилетней выдержки.

– Перешлите бутылку от нашего столика госпоже Бьярмуле и господину Брумману.

– Будет исполнено.

Через минуту бутылка была принесена. Сын президента удивился, посмотрел на Ивановского, посмотрел на Андрейчика, удивился ещё больше и сделал приглашающий жест.

– Это господин Ивановский из Петербурга, – представил Андрейчик, когда они подошли к столику Бруммана. – Он владелец сети магазинов и заинтересован в приобретении продукции «Спирали».

– Очень приятно, – сказал Айн Брумман. – У вас, получается, чисто коммерческие интересы?..

– Да, чисто коммерческие…

– Но вы, наверное, не знаете… Мой отец занимает довольно высокий пост в республиканской администрации. И я не могу принимать подарки – мало ли что подумают люди…

– Зато я могу принимать, – сварливо обронила Бьярмуле. – Садитесь, коль пришли.

Официант воспринял последнюю фразу как руководство к действию, приволок тяжёлые стулья, начал пересервировывать столик. Ивановский и Андрейчик сели. Инга, глядя на них из-под спадающей чёлки, поболтала в бокале арманьяк, потом предложила:

– Давайте выпьем, что ли?

– С удовольствием, – откликнулся бизнесмен Ивановский, а разведчик Виноградов вдруг сообразил: чёрт побери, да она же пьяна, пьяна в стельку!

Бьярмуле опрокинула в себя содержимое бокала и по-студенчески занюхала рукавом. Видно было, что ей совершенно безразлично, какой напиток ей наливают – благородный арманьяк или «палёную» водку, – мысли и переживания её были далеки и от этого зала, и от этого города, и от всего этого мира.

Брумман повернулся к Инге, и на лбу его снова обозначила себя морщинка.

– Я тебя умоляю, Инга! – просительно воззвал он.

– Не хочется скандала? – уточнила певица. – Не будет скандала. Зачем нам скандал? Поеду я домой, да?

– Да, – с видимым облегчением кивнул Брумман. – Артём тебя отвезёт.

– Не надо мне одолжений, – отрезала Бьярмуле. – И Артёма твоего мне не надо. И вообще морды мне ваши биармские надоели, ясно? Вот ты, – она ткнула пальцем в Ивановского, – ты ведь из Питера, так?

– Из Питера.

– Никого ты здесь не знаешь, и тебя никто не знает, так?

– Так.

– Вот и отвези меня домой.

– Кхм-м… – Ивановский многозначительно посмотрел на Бруммана.

– Окажите любезность даме, – разрешил тот устало.

Разведчику Виноградову очень не хотелось уходить от захватившего наживку «клиента», однако бизнесмен Ивановский должен был оставаться бизнесменом Ивановским – в любом другом случае вся игра теряла смысл.

– Прошу вас, – сказал он, вставая из-за стола.

* * *

Марк Айле, напряжённо следивший за развитием ситуации, выскочил из «Гамлета» с полуминутной задержкой. Увидев, что «новый русский» усаживает Ингу Бьярмуле в свой джип, капитан СГБ, не имевший служебной машины, попытался поймать такси. К счастью, это у него легко получилось, он сунул водителю под нос своё служебное удостоверение и распорядился следовать во-он за тем «чероки». Водитель бодро рванул с места, но тут же влетел в бампер «БМВ», выворачивающего с платной стоянки. После того, как автомобили замерли, вмявшись друг в друга, из «БМВ» вылез Артём – охранник Бруммана – и Марк понял, что предстоит долгий и утомительный разговор…

* * *

– …Остановите здесь, – попросила Инга.

Ивановский вдавил педаль тормоза, и джип остановился на улице, состоящей из отдельных домов, прячущихся за высокими заборами.

Разведчик Виноградов знал, что это Подгорная – целый район для местной элиты, город в городе, живущий по своим собственным законам, но диктующий свою политику всей республике. Однако питерский бизнесмен Ивановский, лишь недавно прибывший в Белогород, знать этого был не обязан, а потому спросил:

– Где мы?

– Это Подгорная, – сообщила Бьярмуле лениво.

Она извлекла из сумочки мундштук, вставила в него сигарету без фильтра, прикурила.

– А это мой дом, – она указала на небольшой кирпичный замок в готическом стиле с башенками и стрельчатыми окнами. – Но на чай с кофе не приглашу, не надейтесь…

– Я и не рассчитывал…

– Конечно, – кивнула Инга. – Продолжайте в том же духе.

Она уже не казалась такой пьяной, однако разведчик Виноградов подозревал, что это видимость, она пьяна, но умеет держаться, как то и подобает настоящей актрисе.

– Подгорная улица… – повторила Бьярмуле. – Знаете, э-э-э…

– Дмитрий, – подсказал бизнесмен Ивановский.

– Знаете, Дмитрий, на Подгорной живут двести семей… Всего лишь двести семей. Но каждый человек, живущий здесь, считает себя центром этой вселенной, а потому думает, будто бы может не считаться с другими… Здесь идеи имеют все возможности для осуществления… но, Боже, что это за идеи…

Ни Ивановский, ни Виноградов ничего не поняли. Но оба чувствовали томление от того, что время потрачено зря, – пьяная певичка сорвала продуманную операцию, сутки в итоге прочь, да ещё писать отчёт для Звягина, в котором придётся многословно оправдываться и просить разрешение на новый заход к Брумману.

– Сколько лет вы знаете Айна Бруммана? – внезапно спросила Бьярмуле.

Ивановский удивился.

– Вы не поняли, – сказал он, – я только что познакомился с Брумманом…

– В самом деле?.. И что же вы хотите от него получить?

«Опасный вопрос», – подумал разведчик Виноградов.

– Ничего, – легко соврал бизнесмен Ивановский. – Если вы об арманьяке, то он предназначался не Брумману, а вам…

– Ложь, – подытожила Инга со скукой в голосе. – Снова ложь… Я, конечно, актриса, но не глухая и прекрасно слышала, как вас представлял этот…

– Доктор Андрейчик.

– Возможно… Спасибо, что подвезли, – поблагодарила она сухо, открыла дверцу и выбралась наружу.

Постояла у машины, затем, пошатываясь, направилась по неширокому тротуару к своему дому-замку за высоким забором. Движимый скорее наитием, чем какой-то оформившейся идеей, Виноградов вылез из джипа и нагнал её.

– Я прошу прощения, – сказал он. – Я действительно солгал вам. Я ищу контактов с Брумманом, потому что мне нужна вакцина Трофимова.

Бьярмуле вздрогнула и отшатнулась. Подняла голову, и Виноградов-Ивановский впервые по-настоящему увидел её глаза – в них были страх и смертная тоска.

– И вы тоже… – пробормотала она и вдруг выкрикнула: – За что?! Что мы вам сделали?! За что вы нас убиваете?!

Виноградов-Ивановский растерялся. Рой беспорядочных мыслей, так и не сложившихся в ослепительный узор догадки, пронёсся у него в голове.

– О чём вы? – беспомощно пролепетал он. – Я вас не понимаю, Инга!

– Идиот! – она ударила его кулачком в грудь, но тут же отступила, не позволив истерике возобладать над разумом. – Никто ничего не хочет понимать, – произнесла Бьярмуле звенящим от ненависти голосом. – Но всякий готов убивать. Зачем вам это? Все деньги с собой не заберёшь!..

Виноградов встряхнул головой, шагнул к певице, схватил её за плечи, быстро спросил:

– Инга, что такое вакцина Трофимова?

Бьярмуле отвела глаза, снова пряча взгляд, но ответила:

– Это смерть.

После чего высвободилась и, не попрощавшись, ушла к дому…

* * *

Ответ, который получил Марк Айле, от группы «АниР» разочаровывал. Казалось, Инга совершенно не интересуется оружием и охотой с рыбалкой – никаких свидетельств обратного хитроумная программа не обнаружила. Чтобы как-то утешить заказчика, один из сотрудников группы в пояснительной записке обратил его внимание на странную, если не сказать больше, аномалию: за последние пару месяцев в Белогороде появилось три десятка новых магазинов «Охота-рыбалка», хотя согласно статистическим данным пяти старых магазинов вполне хватало, чтобы обслужить всех жителей столицы Биармии.

«А вот это уже совсем не моё дело» – подумал Айле, который и так чувствовал себя перегруженным операцией по наблюдению за американскими гостями и расследованием убийства Магды Калхайно, однако при «разборе полётов» у генерала Керро, когда над головой молодого капитана начали сгущаться тучи, Марк вспомнил об аномалии и сразу выложил эту карту на стол. Керро удивился. Взял из папки Айле записку от группы «АниР», прочитал своими глазами.

– Что это означает? – спросил генерал.

– По-моему, в Белогороде создаётся база для деятельности вооружённого подполья, – ответил Айле, не моргнув глазом.

Керро прошёлся по кабинету и вид при этом имел мрачнее тучи, но вдруг остановился и повеселел:

– Вооружённое подполье?

– Так точно.

– Очень интересная версия.

Айле не стал комментировать последнее высказывание, полагая, что скромность украшает человека.

– Значит, он решился… – пробормотал Керро, разговаривая как бы сам с собой, потом взглянул на Марка: – Вот что, капитан, твоя версия интересна, но требует самой тщательной проверки. Я вижу, ты готов включиться и в эту работу, но не следует себя перегружать. Всё-таки сейчас мирное время, а не война, и нет необходимости не спать ночами, изводить себя, напрягать последние силы…

Пришла очередь удивляться Марку Айле. Что случилось с генералом? В кои-то веки он пошёл на поводу у «ленивого» подчинённого и признал, что тот «перегружен»? Неужели сведения о торговой аномалии в столице Биармии действительно имеют хоть какое-то значение?.. Надо будет поразмыслить на досуге…

– Продолжай заниматься делом Калхайно, – распорядился Керро. – И не забывай про наших американских друзей…

Так Айле и собирался поступить. Однако любопытство взяло своё, и он послал в группу «АниР» ещё один связанный запрос: на какое частное или юридическое лицо оформлялись документы по регистрации магазинов «Охота-рыбалка» в Биармии. На этот раз ответ не заставил себя ждать. Уже через полчаса Марк Айле знал, что всего в регистрации участвовало девять человек, одним из которых был «частный предприниматель» Дмитрий Ивановский.

– Ивановский… Ивановский… – забормотал капитан, вспоминая.

И вспомнил. Господин Ивановский – это тот самый субъект, который подсел к нему в «Гамлете», потом поставил арманьяк Брумману и увёз Ингу Бьярмуле. Значит, он из «Охоты-рыбалки»? Тогда чего он хотел от сына президента?..

Айле подумал, что неплохо было в профилактических целях установить за Ивановским наружное наблюдение, прощупать его источники доходов и связи. Вдруг он работает на федералов, и все эти смутные интриги вокруг Айна Бруммана являются частью секретной операции, которую придумали в мрачных кабинетах Московского Кремля. Как там говорил Керро? «Нам придётся преодолеть сопротивление со стороны российских спецслужб, которые пойдут на любые провокации?» Неужели момент настал?..

Однако, придя к такому выводу, молодой офицер Службы госбезопасности Биармии понял, что не хочет разбираться во всём этом хитросплетении интриг и тайн – ситуация из таких, когда отмыться не дадут ни в случае провала, ни в случае успеха. Тут лучше постоять в стороне и посмотреть, чья возьмёт, а потом или присоединиться к победителям, или изобразить незнание того обстоятельства, что кто-то победил.

Марк Айле и сам не заметил, как стал расчётливым и циничным политиком. Но и сказать ему об этом было некому…

5.

Анатолий Хутчиш попался на ерунде.

У него элементарно кончилась наличка, и он забежал в первое попавшееся отделение Сбербанка, что снять пару тысяч со счёта одной из своих кредитных карточек. Он подошёл к окошку контролёра, сказал: «Здрасьте!» и замер, потому что узнал женщину, сидящую за стеклом. Нужно было немедленно уходить, и Хутчиш сразу развернулся и двинул к двери, но тут же услышал вслед: «А ну стой! Держите его! Он вор!».

Крик этот Анатолию тоже был хорошо знаком, поскольку его обладательница являлась той самой жадноватой дамой бальзаковского возраста, которой он «впарил» поддельную долларовую купюру за пятьсот рублей.

Навстречу Хутчишу кинулся охранник банка – дармоед в униформе. Анатолий даже не задержался, чтобы объяснить свою позицию, – он молниеносно ударил охранника в солнечное сплетение, и тот, всхлипнув, повалился в сторону, освобождая проход.

Хутчиш был уже в шаге от свободы, но тут дверь, к которой он стремился, вдруг открылась внутрь и с силой долбанула его по наклонённой вперёд голове. На какое-то время он вырубился, а когда очнулся, то обнаружил, что лежит на полу, запястья скованы наручниками, а над ним возвышаются три горы, и одна из этих гор говорит громогласным голосом:

– …Учитесь, молодёжь, пока я жив! Вот, помню, при взятии Кабула…

«На своего напоролся, – подумал Хутчиш удручённо. – Невезуха…»

Потом два милиционера подняли его под локти и потащили к жёлтому «козлу». Закинули в тесное отделение для транспортировки заключённых, захлопнули дверь, повезли.

Так Анатолий оказался в местном отделении милиции, но пробыл там недолго. Потому что компьютер отделения, пискнув, выдал исчерпывающую справку об арестованном кадре, которого не первый год безуспешно разыскивают МВД и ФСБ.

Усатый лейтенант, начальствовавший в отделении, подумал и позвонил в Управление госбезопасности, откуда сразу же примчалась целая группа архаровцев.

Так Анатолий оказался во внутренней тюрьме местного Управления госбезопасности, где провёл целую неделю. На контакт с сотрудниками он не шёл, на вопросы не отвечал – подтвердил только, что является тем самым, за кого его принимают, то есть Анатолием Васильевичем Кучинским, мошенником питерского разлива, известным в узких кругах под погонялом Штык.

Офицер СГБ Биармии, работавший с Хутчишем, обнаружив, что перед ним заурядный гастролёр, чем-то насоливший федералам, довольно быстро утратил к нему интерес. Помурыжив Штыка для порядка, он в конце концов послал телетайпом сообщение об аресте гастролёра и получил ответ, что скоро прибудет спецконвой.

Коллеги из Питера заставили себя подождать, и Хутчиш провёл во внутренней тюрьме ещё неделю. Он прекрасно понимал, что сорвал все сроки выхода на связь и в батальоне уже обеспокоены его отсутствием, но никаких активных телодвижений не предпринимал, выжидая момент.

Такой момент представился в купе самого обычного поезда, куда двое спецконвоиров доставили Хутчиша для дальнейшего его препровождения в Питер, на Литейный-четыре. Конвоиры явно не догадывались, с кем имеют дело, и вели образ жизни, несовместимый с должностными инструкциями. Приковав Штыка наручниками к кронштейну верхней полки, они решили расслабиться, то есть купили бутылку водки и за пару тостов высосали её. Помаявшись полчаса и видя, что их подопечный сидит смирно и вообще, кажется, уснул, приткнувшись в углу с закрытыми глазами, порылись в карманах и купили ещё одну бутылку. Эта вторая бутылка обошлась им в «служебное несоответствие». Но сначала их наказал сам Хутчиш.

Когда эти двое чокнулись стаканами, чтобы опрокинуть в себя очередную порцию «огненной воды», Анатолий распрямился, подобно пружине, и ударил ближайшего к нему конвоира в висок – тот моментально выключился, уронив свой стакан. До второго из конвоиров Хутчиш не дотягивался, а потому запустил в него полупустой бутылкой. В отличие от противников Анатолий был трезв и не промахнулся. Правда, бутылки не хватило, чтобы отправить конвоира в беспамятство – с безумным видом он полез в кобуру, однако Хутчиш успел раньше – выворачивая скованную руку, он дотянулся до кобуры первого конвоира и в тот момент, когда противник наконец извлёк своё оружие, ствол табельного ПМ смотрел ему в лоб.