Текст книги "Псы войны"

Он вернулся в родной Бангор и целый месяц предавался безделью, проедая и пропивая остатки денежного довольствия, переведённого на его личный счёт ещё до злосчастной экспедиции. Он мог бы подыскать себе работу: бывших лётчиков ВМФ охотно брали себе в штат аэроклубы и автомагазины – но предпочитал проводить дни в барах, причём в тех из них, где алкогольные напитки подавались с раннего утра до позднего вечера. Раньше он не позволял себе лишнего, а теперь увлёкся, проводя целые дни в пьяном угаре и пытаясь в бутылке утопить память о том, что он сделал. Возможно, Андерсон вскоре попробовал бы чего-нибудь подейственнее, чем виски, – героин или ЛСД, а потом окончательно покатился бы по наклонной до самого дна, однако в июле в одном из баров его нашёл сотрудник Управления тайных операций Оперативного Директората ЦРУ.

2.

С подачи человека, назвавшегося Джоном Чавезом, жизнь Сэма Андерсона вновь сильно переменилась.

Едва заслышав, что ему вернут звание лейтенанта и позволят сесть в кабину боевого истребителя, Андерсон согласился на все условия, которые продиктовал Чавез, составляя контракт. Условия эти были стандартными: обязуюсь безоговорочно выполнять приказы сотрудников ЦРУ, обязуюсь соблюдать тайну, готов в случае нарушения режима секретности понести заслуженное наказание и тэдэ, и тэпэ. Только один пункт сильно удивил Андерсона: подписывая контракт, он обязался не иметь претензий ни к ЦРУ, ни к США в случае, если он окажется в плену на чужой территории и от него по политическим соображениям будут вынуждены отказаться.

«Ты не подумай, – проникновенно говорил Чавез, – обычно мы своих парней не бросаем. Сделаем всё – и возможное, и невозможное – чтобы из плена вытащить. Однако всякое в жизни случается…»

Агент ЦРУ мог и не пускаться в объяснения – Андерсон сразу же кивнул и подмахнул бумагу.

На сборы ушёл остаток дня, и вечером, даже не попрощавшись толком с родителями, Сэм отправился в бангорский аэропорт. Там его ждал Чавез с билетами. Они прошли на самолёт и уселись в мягкие кресла бизнес-класса, и только после этого сотрудник Управления тайных операций рассказал, чем придётся заниматься Андерсону в ближайшие годы. Оказывается, для совершения этих самых «тайных операций» периодически требуется авиация и, соответственно, опытные пилоты. Если речь идёт о классических операциях с забросом агентуры на вражескую территорию, то обычно удаётся договориться с Пентагоном. Однако не все операции вписываются в классический канон – порой приходится импровизировать на ходу и тут без собственной авиации и собственных лётчиков не обойтись. Андерсону предстояло стать одним из таких «тайных лётчиков», подчинённых исключительно разведке и умеющих делать куда больше всяких хитрых штук, чем это требуется от обычного пилота. Сэм мог бы гордиться тем, что выбор ЦРУ пал на него, однако поделиться своим успехом всё равно было не с кем, да и контракт не позволял.

Чавез сообщил лейтенанту, что, скорее всего, Сэму придётся работать на «европейском» или даже «российском» направлениях. Потому молодой пилот должен в совершенстве изучить тактику и самолёты противника, чтобы при необходимости имитировать русского пилота. Для этого он и направляется в Школу по изучению вооружённых сил Российской Федерации, которая физически находится на территории авиабазы Боллинг, что в округе Колумбия.

Узнав о назначении, Андерсон встрепенулся. Эта школа существовала со времён Холодной войны и когда-то называлась Школой по изучению вооружённых сил Советского Союза и стран Варшавского Договора. Туда направлялись лётчики-добровольцы, прошедшие отбор и получившие назначение в 57-ое авиакрыло, а точнее – в 64-ю или в 65-ю учебно-тренировочную эскадрилью. Эскадрильи базировались на полигоне авиабазы Неллис и были известны в войсках под названием «Агрессор». Пилоты-«агрессоры» летали на одноместных истребителях F-5Е «Тайгер-2» и, по хитроумному замыслу командования, изображали на учениях «вероятного противника». Для пущего правдоподобия на фюзеляжи «агрессоров» наносились советские обозначения и советская же маскировочная раскраска. Напрашивались и красные звёзды на крыльях и киле, однако до подобного наглости у тех, кто придумал концепцию «агрессоров», не хватило – вместо красных звёзд была нарисована эмблема 57-го авиакрыла – мишень, пробиваемая зарядом картечи. В состав «Агрессора» отбирали только лучших из лучших. Каждый кандидат должен был иметь самостоятельный налёт не менее пятисот часов, опыт ведущего группы и квалификацию лётчика-инструктора. Следовательно, при обычных обстоятельствах лейтенанту Андерсону совершенно не светило влиться в стройные ряды элитных учебных эскадрилий, поскольку молод и неопытен. Таким образом, благодаря ЦРУ, Сэм сделал значительное продвижение по службе, перескочив сразу через несколько ступенек. Вот и выходило, что и экспедиция в Антарктиду, и расстрел русского «хеликса» всё-таки были тем самым Шансом, который даётся человеку один раз в жизни, а главное – Сэм сумел распознать свой Шанс и воспользоваться им, а значит, сделал всё правильно, и винить себя в чём-либо не стоит… Нет, не стоит…

Кстати, проходя обучение в Школе на авиабазе Боллинг, лейтенант Андерсон выяснил пикантную подробность. Оказывается, чуть ли не в тот же самый год, когда формировалась 64-я эскадрилья, в Советском Союзе появились свои собственные «агрессоры» – элитные авиационные части, сформированные из ветеранов локальных войн, на собственной шкуре изучивших особенности «американской тактики».

Со времён Холодной войны изменилось многое, но эскадрильи «Агрессор» продолжали существовать, поскольку большинство стран «третьего мира», выказывающих враждебность по отношению к Соединённым Штатам Америки, до сих пор отдают предпочтение советскому оружию, в том числе и советским самолётам, а американские ВВС испытывают потребность в хороших инструкторах и командирах, знающих, какие фокусы им может приготовить противник. Что касается учебных боёв, то всё чаще на стороне «агрессоров» выступали немецкие пилоты из 1-й эскадрильи 73-го авиакрыла Люфтваффе – после объединения Германии этому подразделению достались «МиГи-29», принадлежавшие ВВС ГДР и недавно модернизированные под стандарты НАТО. Как раз в июле, когда лейтенант Андерсон ещё осваивался на новом месте, немцы на «МиГах» прилетели на авиабазу Неллис и два дня в ходе традиционных учений «Рэд флэг» упражнялись, виртуально сбивая американские «иглы» и «файтинг фолконы».

Андерсон ездил в Неваду со своей учебной группой наблюдать за боями и с подачи куратора Джона Чавеза познакомился с коллегами из Германии. Тогда же определилась и «специализация» молодого лейтенанта – он должен был стать знатоком «МиГа-29», более известного в странах НАТО под обозначением «Fulcrum-А».

На изучение этой машины и на овладение советско-российской тактикой воздушного боя у Андерсона ушло два с половиной года. Такой срок может показаться неоправданно большим только человеку, совершенно незнакомому с современной авиацией. На самом деле бездельничать Сэму не пришлось. Он не только одолел полный курс переподготовки по программе «Агрессор» и принял участие в десятках учебных боёв, но и несколько раз слетал в Германию, укрепляя дружбу с немецкими пилотами и многоцелевыми истребителями «МиГ-29». Помимо изучения советской тактики, Андерсон приобщился к русской культуре и языку. Разумеется, сразу же нахватался от инструкторов идиоматических выражений и к концу курса мог без малейшей запинки произнести что-нибудь вроде «Мат-твойу-за-нагу!»

Время шло. Товарищи Андерсона по учебной группе давно получили постоянные должности и собственные самолёты в составе 64-й и 65-й эскадрилий, азартно играли в воздушные баталии, набираясь опыта и прикидывая перспективы карьерного роста после того, как обязательная трёхлетняя служба в роли «агрессоров» подойдёт к концу и надо будет возвращаться в родные авиакрылья и эскадрильи. Только Сэм ничего про себя не прикидывал, потому что не знал и даже приблизительно представить не мог, каким будет его личное будущее и какие задания нового «нанимателя» ему придётся выполнять.

Единственное, о чём просил Андерсона агент Чавез при каждой из редких встреч, – это не заводить серьёзных отношений с женщинами, то есть не рассчитывать в ближайшее время на «тихое семейное счастье». Сэм возмутился было, ведь подобный пункт не оговаривался отдельной строкой в подписанном контракте, однако Чавез посмотрел на него проникновенным взглядом и сказал: «Ты что, Сэм, хочешь, чтобы твоя молодая вдова получила письмо президента и пенсию? Так вот, письма и пенсии не будет. Если где-то на территории Штатов или в другой стране найдут твой хладный труп, то будет авторитетно установлено, что ты безработный бродяга, наркоман и погиб в результате несчастного случая. Ни одно американское правительственное учреждение не признает тебя своим, а все файлы, заработанные у „агрессоров“, будут стёрты. И не говори мне, что это несправедливо. Это справедливо!»

Вопрос таким образом был исчерпан, и Сэм к нему больше не возвращался. Ведь он помнил, что, согласно другим, «оговорённым», пунктам контракта ему предстояло работать на ЦРУ десять лет, после чего он имел право выйти на пенсию и получить огромную необлагаемую налогом премию, которой хватит не только на то, чтобы приобрести собственный дом с зелёной лужайкой и хорошую машину коллекционной модели, но и безбедно жить несколько лет. Вот тогда-то и следовало подумать о возможности женитьбы и о семье.

Впрочем, женского общества Андерсон и ныне не чурался, проводя увольнительные в компании легкодоступных красоток из соседнего городка и периодически затаскивая их в постель, что, наверное, сильно удивило бы Командующего авиацией Атлантического флота, который на основании первого впечатления посчитал молодого лейтенанта «геем». Однако секс есть секс, а семья есть семья, и Сэм всем своим временным подружкам сразу же давал это понять. Некоторые обижались, некоторые продолжали надеяться на чудо, некоторым было всё равно – в общем, скучать в увольнительных не приходилось.

Так или иначе, но 2003 год лейтенант Андерсон встретил на авиабазе Неллис в компании таких же холостяков как и он сам. На Рождество их порадовали повышением чина, и Сэм наконец-то стал лейтенантом-комэндером. Подходил к концу и обязательный срок службы в эскадрильях «агрессоров», а значит, скоро следует ждать нового назначения.

Андерсон, несмотря на молодость, умел ждать, но в преддверии серьёзной работы и он забеспокоился, предаваясь самому глупому занятию на свете – пытаясь представить себе, каким будет это задание. Если его специальностью стал многоцелевой истребитель «МиГ-29» (кстати, очень даже неплохой самолёт), значит, следовало обратить внимание на те страны, в которых эта машина принята на вооружение военно-воздушных сил. К счастью, таких стран было немного – «МиГ-29» был и оставался довольно дорогой «игрушкой». Помимо России и Германии истребитель «Фалькрэм» числился на вооружении Алжира, Бангладеша, Болгарии, Венгрии, Индии, Ирана, Йемена, Северной Кореи, Малайзии, Перу, Польши, Румынии, Сирии, Словакии, Эритреи и Эфиопии. Две последние страны из этого списка недавно сцепились в войне за спорные территории, и в школе «агрессоров» изучали сведения, поступавшие с фронтов. «МиГ-29», к сожалению, не слишком хорошо показал себя в этой войне, однако при анализе следовало учитывать подавляющее превосходство Эфиопии в живой силе и технике. Кроме того, против эритрейских «фалькрэмов» выступали зловещие «флэнкеры», то бишь истребители «Су-27», а эти последние, как показывает элементарное сравнение лётно-технических характеристик, заметно превосходят первых.

Итак, любая из вышеперечисленных восемнадцати стран (или семнадцати, если учитывать, что «МиГи» Эритреи выбиты почти полностью) могла теоретически оказаться местом назначения Андерсона. Маловероятно, что целью будет Германия или одно из бывших государств Варшавского Договора, которые прикладывали невероятные усилия, чтобы поскорее вступить в НАТО, а потому готовы были по первому требованию порезать весь свой авиационный парк, доставшийся в наследство от советской эпохи. Скорее всего, целью будет либо одна из стран «третьего мира», либо сама Россия. Только там могли по-настоящему пригодиться умение имитировать тактику воздушного боя по-русски и доскональное знание «МиГа-29».

Специфика ведомства, на которое после подписания контракта работал Андерсон, заставляла задуматься о том, что предстоящее задание почти наверняка будет связано с провокацией. Новоиспечённый лейтенант-комэндер давно понял, что по-другому и быть не может. Вот если бы на авиабазе Неллис его обучали пилотированию «Ил-76Т», проходящий в американских справочниках под обозначением «Candid», – тогда да, тогда можно было бы предположить, что пилоту ЦРУ придётся возить отряды «коммандос» или продовольствие для голодающих посёлков Или оружие для «повстанцев». Но раз тебе доверили изучать именно истребитель, значит, предстоит нечто особенное. Возможно, придётся изображать из себя русского инструктора в одной из «горячих» точек. Или, наоборот, заменить местного пилота в кабине «фалькрэма», а потом Госдеп всё свалит на русских и предъявит им ноту протеста. В любом случае с делом будут связаны русские, и как-то раз, сидя в местном баре за стаканчиком томатного сока, Сэм задумался о своём отношении к этой нации.

В системе обучения по программе «Агрессор» был один вроде бы малозначительный недостаток. Военные психологи полагали, что будущие «агрессоры» только в том случае смогут имитировать действия потенциального противника, если станут им, то есть научатся думать как противник, чувствовать как противник, любить то, что любит противник. В результате складывалась парадоксальная ситуация: с одной стороны «агрессоры» должны были оставаться настоящими американцами, преданными своей стране и своей присяге, с другой – им следовало стать русскими, то есть воспринимать Соединённые Штаты Америки в лучшем случае равнодушно, а в худшем – нетерпимо. Типичное «расщепление личности». А поскольку пилоты 64-й и 65-й эскадрилий получали весьма высокую зарплату (гораздо более высокую, чем их сослуживцы в обычных авиачастях), они старались переплюнуть самих себя, и порой дело доходило до курьёзов. Например, общим местом в эскадрильях «Агрессор» было коллекционирование атрибутики советских (а позднее – российских) военно-воздушных сил. Вполне взрослые и здравомыслящие люди, офицеры, тратили колоссальные суммы, чтобы украсить свою квартиру русскими плакатами и флагами, чтобы развесить по стенам муляжи советского оружия и добавить в толстый альбом очередную открытку, выпущенную к текущей годовщине советских ВВС. А где коллекционеры – там и обмены, там и спекуляция, там и свары по смешным поводам: вроде того, настоящий у кэптена имярек орден Ленина или фальшивка, выпущенная мастерской на Брайтон-бич.

Но и это ещё не всё! По ходу обучения и участия в «Рэд флэг» пилоты и в самом деле становились агрессорами, стремясь победить во что бы то ни стало. И часто побеждали, посрамляя выходцев из самых элитных эскадрилий, летавших на куда более совершенных самолётах. Андерсону рассказывали, как однажды майор из 64-й эскадрильи настолько вжился в роль русского пилота, что уже будучи «подбитым» пошёл на таран, в результате чего ВВС США потеряли два почти новых истребителя – оба лётчика, к счастью, успели в последний момент катапультироваться. Получалось, что в своём желании быть лучшими из лучших пилоты эскадрилий «Агрессор» создавали невольно образ могучей и непобедимой России, с которой лучше поддерживать добрососедские отношения – иначе могут надавать по шее.

Не избежал этого «заразного заболевания» и Сэм. Если сразу после экспедиции в Антарктику он относился к русским с плохо скрываемой ненавистью, то в процессе «обработки» научился восхищаться сначала русской техникой, затем – русской тактикой, ещё позднее – русской военной историей, потом – культурой, а в финале – даже кухней. На днях он решился попробовать настоящий борщ в исполнении одного из старших инструкторов 64-й эскадрильи, славившегося знанием русской национальной кухни, и с удивлением для себя обнаружил, что это довольно вкусно. Оказалось, что правильный борщ вовсе и не должен быть приторно-кислым, как утверждают безграмотные советологи, а, наоборот, варится из свежайших и предварительно обжаренных овощей в светлом бульоне на птичьем мясе.

Прикупил Андерсон и плакаты. Один из своих любимых – рекламный плакат-календарь русской пилотажной группы «Стрижи» – он повесил на стену в раздевалке для офицерского состава авиабазы Неллис, и помечал на нём победы в учебных боях. Скоро плакат истрепался и пришлось разыскивать новый – командование запрещало совершать такого рода покупки через Интернет непосредственно у российских фирм-производителей и пришлось обращаться к спекулянтам. Совершая эту невыгодную для себя сделку, молодой лейтенант-комэндер и не подозревал, что таким путём в ещё большей степени приобщается к советско-российской ментальности, взращённой на дефиците товаров широкого потребления…

И вот теперь, когда служба на авиабазе Неллис подходила к концу, Андерсон понял, что пора определиться. Вопрос, который совершенно не волновал ещё год назад, стал вдруг необычайно важным сегодня. Всё-таки за время обучения Сэм повзрослел, научился не завидовать другим и не принимать скоропалительных решений, а служба в эскадрильях «Агрессор» и посиделки с немецкими пилотами заставляли на многое взглянуть по-другому: и на самого себя, и на свою страну и на то, что эта страна делает с миром. Нет, он не стал предателем и не разуверился в ценностях демократии по-американски, но он, незаметно для самого себя, стал выносить суждения по поводу происходящих событий, стал давать оценки действиям американского правительства, и далеко не всегда эти оценки были положительными. Потрясение, испытанное лейтенантом-комэндером после битвы в небе Антарктики, приобрело новую форму, выразившись ещё и в том, что Сэм пытался просчитывать последствия тех или иных действий. Серьёзным испытанием для его духа в этом смысле стала новая война в Ираке. В атмосфере всеобщего энтузиазма трудно было остаться отстранённым наблюдателем, но Андерсон знал, что никогда не окажется на этом театре военных действий, и оценивал кампанию в долгосрочной перспективе. Его выводы были неутешительны, но это тема для отдельного разговора. А теперь Сэм точно так же размышлял о России и о той роли в судьбе далекой заснеженной страны, которую ему приготовили шефы из ЦРУ. Судя по всему, роль эта была неприглядной.

В войсках давно ходили слухи о существовании некоей сверхсекретной программы «Форс-мажор», которую начали писать в 92-ом году (то есть сразу после развала Советского Союза) и которая в отличие от директив SIOP (Единого объединенного оперативного плана) предусматривала вполне конкретные действия, направленные на то, чтобы во вполне конкретные сроки уничтожить государственность Российской Федерации, разделить эту страну на несколько частей и лишить возможностей к дальнейшему развитию.[2]2
  Более подробно об этом читайте роман Антона Первушина «Небо Атлантиды» (Операция «Форс-мажор»)


[Закрыть] Мнения по поводу этой программы были самые разные, но никто не мог похвастаться тем, что знает подробности. Возможно, «Форс-мажор» был своеобразной «страшилкой» для младшего офицерского состава – чтобы он, младший офицерский состав, не расслаблялся и готовил себя к трудностям и лишениям затяжной войны в Сибири. Однако если подобная программа существовала в действительности, она должна была включать и какие-то операции на так называемый «Час Икс». Сэм Андерсон, изучавший в последнее время историю Второй мировой войны, подозревал, что упомянутые операции должны быть тайными и проводить их будут, скорее всего, спецподразделения ЦРУ. К одному из которых он сегодня имел честь принадлежать.

Так что же это будет? Для чего его готовят? Может быть, ему придётся сесть за штурвал «фалькрэма» где-нибудь в Турции, взлететь, пересечь границу в зоне ответственности украинской ПВО (там, кстати, полно дыр, появившихся после демонтажа целого ожерелья радиолокационных станций) и атаковать, например, русскую военно-морскую базу или даже атомную электростанцию. Русские решат, что это сделали украинцы. Украинцы решат, что это сделали русские дабы опорочить украинцев. В любом случае война между славянскими государствами неизбежна, и блоку НАТО придется вмешаться, чтобы урегулировать этот конфликт, который может из локального перерасти в глобальный.

В других эскадрильях, прилетавших громить «агрессоров» на учениях «Рэд флэг», царили весьма воинственные настроения: мол, русских с учётом колоссального снижения военного потенциала России завоевать проще простого. Однако Андерсон без малого три года играл за другую сторону и уже воспринимал подобные заявления как личное оскорбление. Не раз и не два «агрессорам» удавалось надрать задницу противнику, во много раз превосходящему их по численности и технической оснащенности, а что могут натворить русские, если им придётся драться за свою землю и за своё небо, было страшно представить. Таким образом, Сэм больше не хотел, чтобы его родная страна имела с Российской Федерацией какие-то другие отношения, кроме дружественных. И уж тем более не хотел служить запалом к пороховой бочке, которая, возможно, взорвёт весь мир.

Однако отозвать назад договор и порвать его на глазах спецагента ЦРУ Чавеза он тоже не мог: в Америке так дела не делаются, да и наказание за нарушение условий контракта сурово. Лейтенант-командэр чувствовал себя зашедшим в тупик тёмного лабиринта, из которого заведомо нет выхода. Возникла даже безумная идея устроить «самострел»: вряд ли разведывательному управлению понадобится искалеченный пилот – но тогда он лишался лётных прав, а вместе с правами – и всякого уважения со стороны общества, в котором жил. Хорошей работы будет не найти…

Выход, как ни странно, подсказали сами русские. Сэм Андерсон взял в библиотеке базы очередную книгу, посвящённую Второй мировой войне. Называлась книга «Майор Вихрь» и написал её советский писатель Юл Семёнофф. Оказалось, что это приключенческий роман, основанный на реальных исторических событиях. Прочитав его, Сэм, в частности, узнал, что во время войны русские использовали довольно своеобразные методы внедрения разведчиков в стан противника: разведчики сдавались, изображали желание работать на нацистов и даже подтверждали это своё намерение мнимыми операциями с заранее спланированным результатом. Гениально! У него, Сэма Андерсона, всегда будет время на принятие окончательного решения – и если хотя бы на мгновение покажется, что его действия нанесут серьёзный вред сложившемуся геополитическому статус-кво, он прекратит операцию под любым удобным предлогом. Например, отстреляется раньше времени или имитирует неисправность двигателя – Сэму и в голову не пришло, что кто-то из агентов ЦРУ, опекающих его, может иметь опыт кадрового военного лётчика, а значит, заподозрить лейтенанта-комэндера в измене. Впрочем, Андерсон не воспринимал свою затею как предательство – в конце концов мы живём в таком непостоянном мире, что приходится полагаться только на себя и только на своё понимание того, что такое хорошо и что такое плохо, а там уж пусть потомки разбираются и расставляют оценки. Прочитай Андерсон ещё больше русской литературы о Второй мировой войне, он знал бы, что именно такими словами во все времена уговаривали свою взбудораженную совесть предатели родины…

Итого, к моменту окончания службы в 64-й эскадрилье «Агрессор» лейтенант-комэндер Сэм Андерсон был морально готов к любым испытаниям, к самым неожиданным поворотам судьбы, чувствуя себя уверенным мужчиной, способным сделать выбор, а не распускать нюни, как любил это делать когда-то маленький закомплексованный мальчик из пригорода Бангора. А потому, отбросив все страхи и сомнения, с лёгким сердцем он пришёл на новую встречу с куратором из ЦРУ, которая состоялась на уик-энд в середине мая 2003 года в кабинете заместителя начальника базы Неллис.

Поприветствовав опекаемого, спецагент Чавез сообщил:

– Командование даёт вам лестную характеристику. Значит, я не ошибся и деньги на ваше обучение потрачены не зря. Как быстро вы сможете собрать свои вещи?

– Минут пятнадцать-двадцать.

– О’кей! Нас ждёт захватывающая работа, друг мой. Мы отправляемся в Биармию.

Сэм Андерсон несколько секунд молчал, а потом спросил озадаченно:

– Где это?..

3.

Марк Айле хоть и был сотрудником правоохранительных органов, но к виду мёртвых тел привыкнуть не успел, не притерпелся. Потому, прибыв на место преступления, в дом номер восемнадцать по Подгорной улице, заходить в комнату, где работали оперативники из «убойного отдела» Белогородского управления МВД, не стал, а только заглянул, поздоровался и сразу прошёл на просторную кухню, уставленную всяческой бытовой техникой германского и японского производства. На кухне курил знакомый по прежним временам судебно-медицинский эксперт Эдик Гольдман.

– Какими судьбами? – сразу же поинтересовался эксперт. – Госбезопасность забирает дело?

– Пока неясно, – ответил Айле.

Он тоже закурил, жадно затянулся, отгоняя малопривлекательную картинку, виденную мельком, но сразу запечатлевшуюся в памяти, – пышное женское тело в домашнем кимоно, распростёртое на паркете в неестественной для живого человека позе, и чёрная лужа, натёкшая из аккуратной раны на груди.

Капитан СГБ действительно не знал, какие планы возникли у генерала Керро в связи с делом об убийстве Магды Калхайно – бывшего депутата республиканской Думы и бывшей руководительницы регионального отделения партии «Женщины России». Генерал просто вызывал Марка к себе и давал поручение. Сегодня, например, он сказал: «Езжай на Подгорную. Там убийство в доме депутата. Повертись. Заметишь что-нибудь интересное – сразу звони». И это было всё. А что конкретно подразумевалось под эпитетом «интересное», генерал не счёл нужным объяснить. Вот и думай, что хочешь, вот и гадай…

– Мне, конечно, без разницы, – сообщил Гольдман доверительно, – но ребятам это было бы в утешение. У них и без того «висяков» хватает…

– Ты считаешь дело «висяком»? – удивился Марк. – У тебя есть основания?

– А ты сам подумай, – предложил эксперт, стряхивая пепел в переполненную пепельницу. – Была эта Калхайно дурой. И дурой продажной. Пока депутатствовала, успела заляпаться по самые уши. Так что, «бытовуха» наверняка отпадает. Зато вырисовывается убийство по старым связям. Её явно «заказали», и мог это сделать кто угодно – из бывших соратников или из бывших противников. «Заказывают» обычно профессионалам, а те следов не оставляют. Типичный «висяк».

– Ну ты, Гольдман, прямо Шерлок Холмс, – сказал Айле. – И все эти выводы ты сделал, сидя на трупе? Или она тебе сама сказала?

Шутка была с бородой, но эксперт ухмыльнулся.

– А следов, между прочим, нет, – сказал он. – И орудия преступления тоже нет.

– Это ни о чём ещё не говорит. Сейчас любой дилетант знает, что работать надо в перчатках и в кепке, а оружие уносить с собой – спасибо криминальным сериалам.

К беседующим на кухне присоединился старший оперуполномоченный Яр Холодов. Он прошёл с мрачным видом к холодильнику, открыл его и некоторое время стоял, глядя внутрь.

– Вот блин, – произнёс он страдальчески. – И пива у неё нет.

– Отдыхали вчера? – поинтересовался Айле.

– Угу, – старший оперуполномоченный кивнул.

Он вытащил из холодильника бутылку «Боржоми», скептически осмотрел её, отвернул пробку. Марк не смог удержаться:

– Улики уничтожаем?

– Пошёл ты… – беззлобно отозвался Холодов.

Он сделал большой глоток, и морщины на его лбу разгладились.

– Что-нибудь необычное в деле есть? – Марк решил взять быка за рога, возвращаться в комнату с мёртвым телом ему не хотелось.

Холодов подошёл к курильщикам и заглянул капитану Айле в глаза. Марк увидел, что взгляд у старшего оперуполномоченного внимателен до пронзительности и не слишком дружелюбен.

– Забираешь дело? – спросил Холодов у капитана.

Айле пожал плечами.

– Вот когда заберёшь, тогда и поговорим.

Холодов наконец отвернулся и надолго присосался к бутылке.

– Да ладно тебе, – сказал Гольдман добродушно. – Не видишь разве: человеку начальство приказало…

– Предлагаю баш на баш, – быстро вставил Айле. – Честный обмен между ведомствами.

Старший оперуполномоченный опорожнил ёмкость, поставил её на подоконник и посмотрел на Айле уже с интересом.

– Баш на баш? – переспросил он. – И что ты можешь предложить?

Вообще-то капитан мог ничего не предлагать – он мог приказывать и требовать. А опера из убойного обязаны были брать под козырёк и выкладывать карты. Однако Айле не первый год жил на белом свете и успел сносить пару ментовских сапог, а потому прекрасно знал, что субординация субординацией, инструкции инструкциями, указы указами, а если опер не захочет делиться информацией (по любой из возможных и невозможных причин), то делиться не будет. А если вспомнить, на какой зарплате нынче сидят высококлассные сыскари, то следовало не давить на них, а пылинки сдувать, ноги мыть и воду пить, потому как – альтруисты, бессребреники и вообще питающиеся святым духом борцы за идею, на которых нам всем следовало бы равняться, да вот всё как-то недосуг, делищи заедают, дети по лавкам икры просят, жена евроремонта требует и чтоб был не хуже, чем у прокурора города… Проще говоря, с Холодовым нужно было дружить, добиваться его расположения и всячески потакать капризам.

Айле подумал, что он реально может предложить Холодову и его бригаде, и ответил на вопрос старшего оперуполномоченного так:

– Прокачаю любую вашу версию через наших аналитиков. Оформлю как консультацию.

Холодов и Гольдман переглянулись, потом старший оперуполномоченный хмыкнул:

– И что нам это даст? – поинтересовался он. – У меня вон у самого в бригаде каждый первый – типа аналитик. Работать вот только никто не хочет…

Айле помолчал многообещающе, а потом выдал:

– Пакет «АниР-2000»…

– Это пять, – быстро сказал Холодов. – Согласен.

Гольдман с пониманием кивнул, закрепляя сделку.

О программном пакете «АниР-2000» (то бишь «Анализ и решения» двухтысячного года издания) в МВД и СГБ республики ходили легенды. Рассказывали, будто бы с его помощью можно раскрыть любое, самое запутанное, преступление, заложив в компьютер описание места этого преступления и сопутствующих обстоятельств из разряда: какая была погода в день преступления, сколько было продано билетов на дневной сеанс в местный кинотеатр, когда началось очередное заседание местной думы и так далее и тому подобное. Ещё рассказывали, будто бы с этим пакетом можно немыслимо обогатиться, используя его в качестве своеобразного оракула, способного предсказывать итоги футбольных встреч, скачек и даже колебания курса ценных бумаг и валют на бирже. А под конец рассказа обычно добавляли таинственным шёпотом, что сам пакет «АниР-2000» является лишь упрощённой версией более мощной и универсальной программы «Сплав», которой пользуется правительство для прогнозирования и «разруливания» как внутриполитических, так и внешнеполитических кризисов. В результате всех этих разговоров-слухов-пересудов многие из сотрудников правоохранительных органов Биармии мечтали о том, чтобы приобщиться к заветному пакету и проверить его в работе. Однако допуск в комнатушку на четвёртом этаже мрачного здания СГБ имели всего лишь одиннадцать человек и только четверо из них знали, как обращаться с системой, куда и какую информацию вводить. Разумеется, имена и биографические данные этих четверых были глубоко засекречены и подобраться к ним не было никакой возможности.