Текст книги "Резец небесный (Операция «Испаньола»)"

Глава восьмая
Операция «Испаньола»

(Кольский полуостров, сентябрь 1998 года)

Медицинскую комиссию прошли без проблем. Фёдор Семёнович – единственный и незаменимый военврач на всю часть 461-13"бис" – спросил только:

– Когда последний раз «шило» закладывали?

– Позавчера, Фёдор Семёнович, – ответил Громов, честно глядя военврачу в глаза.

– Побожись! – потребовал тот.

– Так я же еретик, – со смехом напомнил Громов. – Чернокнижник.

– Знаем мы… – буркнул Фёдор Семёнович, расписываясь в карте. – Летите, соколы.

Погодка тоже не подкачала. Направившихся к ангарам офицеров встретило приветливое и совсем ещё неосеннее солнце. Громов заулыбался, щурясь, и Лукашевич отметил, что командир всё-таки нервничает – перед обычными вылетами майор всегда был предельно серьёзен и собран. Впрочем, и сам Лукашевич нервничал.

Натянув высотные компенсирующие костюмы и надев лётные шлемы, под привычный мат техников пилоты влезли в кабины истребителей, заняли готовность номер один. Закончив с положенными перед взлётом процедурами, Громов запустил двигатель, и вывел «МиГ» в начало взлётно-посадочной полосы.

– Берёза! – обратился он по обычному каналу связи к командно-диспетчерскому пункту «ближнего привода». – Двести тридцать первый к взлёту готов.

Времена «волнушек-боровиков» давно миновали, и позывные истребителей снова состояли из трёх цифр.

– Двести тридцать первый, взлёт разрешаю! – отозвался помощник руководителя полётов и после паузы добавил: – Не заиграйтесь там, ребята.

Громов снова усмехнулся и увеличил обороты турбины. «МиГ» разогнался на двухкилометровой полосе и, набрав скорость в 320 километров в час, оторвался от земли. За истребителем Громова место в начале полосы заняла машина Лукашевича. Через минуту истребитель старшего лейтенанта (позывной – «Двести тридцать второй») поднялся в небо, принимая на себя роль «ведомого».

Штурманом наведения сегодня был молодой капитан, недавно появившийся в авиаполку. Появился он не случайно, но об этом в воинской части 461-13"бис" мало кто догадывался.

– Двести тридцать первый, двести тридцать второй, на связи Ладога, – напомнил штурман о себе почти сразу после того, как истребители набрали высоту. – Как слышно меня?

– Слышу вас хорошо, Ладога, – доложил Громов. – Какие будут распоряжения?

– Доложите готовность к работе.

– Готовы, Ладога.

– «Испаньола», – произнёс штурман раздельно. – Повторяю: «Испаньола». Как поняли меня?

– Вас понял, – отвечал Громов. – «Испаньола».

Лукашевич внутренне сжался. Слово «Испаньола» было кодом для начала одноимённой операции. Старший лейтенант вспомнил, как господин советник Маканин, закуривая очередную сигару, сообщил им об этом, а Стуколин сразу переспросил: «Почему „Испаньола“»? – «А вы подумайте», – с непонятным смешком ответил тогда господин советник.[27]27
  «Испаньола» – название шхуны, на которой герои романа Роберта Стивенсона «Остров сокровищ» отправились за кладом капитана Флинта.


[Закрыть]

– Азимут – 180, – затараторил штурман. – Удаление – 450. Расчётное время выхода на цель – тридцать пять минут.

«Ясненько, – подумал Лукашевич. – Значит, пойдём на крейсерской[28]28
  Крейсерская скорость истребителей класса «МиГ-23» составляет 800 км/ч.


[Закрыть]».

Он положил «МиГ» на крыло, разворачивая его по азимуту. Солнце теперь было по левую руку, светило ярко, но поляризованное стекло лётного шлема не давало его лучам ослепить пилота. Делать было совершенно нечего. Громов, истребитель которого рассекал поднебесье в пятистах метрах впереди и в ста метрах выше, в переговоры с «ведомым» вступать не захотел. РЛС «Сапфир» (радиус действия – 85 километров) пока не отметила ни одной цели в пределах досягаемости. А потому старший лейтенант расслабился. Истребитель сам выйдет к точке рандеву, вмешательства пилота на этом участке полёта не требовалось.

Лукашевич подумал, что вот сейчас где-то, под таким же ярким прозрачным небом, неторопливо идёт по воздушному коридору тяжело гружённый «Геркулес». До сих пор эту машину старший лейтенант видел только на картинках или в виде засветки на многофункциональном индикаторе, но очень хорошо её себе представлял – тупоносая, с четырьмя турбовинтовыми двигателями под сравнительно узкими крыльями, с характерным срезом фюзеляжа в хвостовой части, там, где находится рампа (наклонная погрузочная платформа) – чем-то неуловимо смахивающий на знаменитый «Б-17»,[29]29
  В-17 (FlyingFortress) – «Летающая крепость», основной тяжёлый бомбардировщик союзников во Второй мировой войне, производство фирмы «Боинг».


[Закрыть] но в то же время совершенно на него непохожий.

Мысли Лукашевича изменили направленность. Он вдруг вспомнил о том, как их – курсантов второго года обучения – собрал в лекционном зале подполковник Захаров, особист училища, и довёл до сведения информацию о произошедшем на днях «сбитии» «Боинга-747», принадлежащего южнокорейской авиакомпании KAL. Старший лейтенант вспомнил эту лекцию в таких подробностях, словно она была прочитана вчера: жирное, лоснящееся лицо подполковника, его жесты и слова.

«В ночь с 31 августа на 1 сентября со стороны Тихого океана „Боинг“ вошёл в воздушное пространство над полуостровом Камчатка, – Захаров читал по бумажке, его слова громом звучали в притихшей аудитории, – затем вторично нарушил воздушное пространство СССР над островом Сахалин. При этом самолёт летел без аэронавигационных огней, на запросы не отвечал и в связь с радиодиспетчерской службой не вступал. Поднятые навстречу самолету-нарушителю истребители ПВО пытались оказать помощь в выводе его на ближайший аэродром. Однако самолёт-нарушитель на подаваемые сигналы и предупреждения советских истребителей не реагировал и продолжал полёт в сторону Японского моря. После того как все средства остановить нарушителя без применения оружия были исчерпаны, пилот перехватчика получил приказ сбить нарушителя. В 18 часов 26 минут по Гринвичу „Боинг“ был уничтожен».

Суконные, корявые фразы официального сообщения, оставляющего больше вопросов, чем дающего ответы, взбаламутили курсантскую среду. Ну как же! Событие мирового значения! Завидовали пилоту – отличился! Жаждали узнать подробности «сбития» – опыт боевых действий всегда интересен. Строили гипотезы и распространяли самые невероятные слухи.

Однако подробности стали известны много позже – после серии публикаций в «Известиях». Выяснилось, что пилота, сбившего «Боинг» авиакомпании KAL, звали Геннадий Осипович; что никакой награды он за это не получил; что мигалки и бортовые огни «Боинга» были включены; что предупредительные выстрелы истребителя экипаж «Боинга» видеть не мог; что в результате меткого попадания ракет погибло 260 ни в чём не повинных пассажиров. В общем, подробности не вдохновляли. В дальневосточном небе произошла трагедия, а то, что виновниками этой трагедии стали родные военно-воздушные силы, подливало масла в огонь.

Бывшие курсанты, а ныне – летающие офицеры разошлись в мнениях, как оценивать давнишний инцидент. Стуколин, например, отстаивал версию, согласно которой никаких пассажиров в «Боинге» не было, сам «Боинг» был переделан цэрэушниками в самолёт разведки, и сбили его правильно, нельзя его было упускать. Громов, наоборот, считал, что командованием дальневосточного округа был допущен ряд ошибок и что трагедии можно было избежать. С другой стороны, он признавал, что обстановка в регионе тем летом была сложная, янки выпендривались во всю, маневрировали у границы, лезли без повода на рожон. Поэтому поспешность командования округом в принятии решения по «сбитию» понятна, но оправдана ли?

«А ты не сбил бы?! – кричал Стуколин в пылу полемики. – Ты не сбил бы, если приказали бы?!»

«Сбил бы», – признавал Громов с глубокой печалью.

Лукашевич, как всегда, занимал нейтральную позицию.

«Сбить его следовало, – говорил он, – в любом случае. Но не нужно было потом изображать оскорблённую невинность. Сбили и сбили – что тут такого?»

Пока старший лейтенант вспоминал о «Боинге» авиакомпании KAL и о спорах с друзьями, его «МиГ» на крейсерской скорости приближался к точке встречи с транспортом из Норвегии. Конечно же, никто транспорт сбивать не собирался: у господина советника Маканина и пилотов части 461-13"бис" были на него другие виды. Впрочем, даже если бы кто-нибудь из них захотел пощупать «Геркулес» на предмет его аэродинамической устойчивости, сделать это было бы сложно: вместо настоящих ракет на пилонах висели имитаторы, а в кассетах пушки ГШ-23Л – как раз те самые зажигательные снаряды, которых не хватало Геннадию Осиповичу, когда он заходил на беззащитный «Боинг».

– Двести тридцать первый! Двести тридцать второй! – воззвал штурман наведения. – Навожу ППС.[30]30
  ППС – «Передняя полусфера», наведение истребителя по передней полусфере означает наведение на встречном курсе с целью.


[Закрыть] Азимут – 260. Удаление – 120. Высота условной цели – шесть тысяч. Скорость – 500 километров в час.

– Двести тридцать первый понял вас, Ладога.

– Двести тридцать второй понял вас, Ладога.

Лукашевич снова повернул истребитель, следуя за своим ведущим. Теперь он внимательно следил за показаниями многофункционального индикатора. С минуты на минуту «Геркулес» должен был появиться в виде засветки, и вот тогда начнётся самое интересное.

Они вышли на цель через четверть часа. Ещё дважды штурман наведения давал поправки по азимуту и удалению, но его подсказки уже были не нужны. Головки имитаторов захватили «Геркулес», а вскоре и сам транспорт стал виден – огромный, тупоносый, окрашенный в защитные цвета, с эмблемой норвежских ВВС на фюзеляже – стилизованным изображением самолёта в синем круге. Истребители проскочили над «Геркулесом» на высоте шести с половиной тысяч метров, и пристроились в хвост.

– Вступили в визуальный контакт с условной целью, – доложил Громов. – ЗГ горит. Идём в захвате.

– Условная цель – нарушитель государственной границы, – сообщил штурман. – Попытайтесь привлечь его внимание и заставить следовать за собой.

– Вас понял, Ладога. Перехожу на аварийную частоту.[31]31
  «Аварийная частота» – частота 121,5 МГц, общепринятая в мировой практике частота, предназначенная для переговоров пилотов в экстремальных ситуациях.


[Закрыть]

Эту игру они придумали и отработали вместе с советником Маканиным. Прекрасно понимая, что их переговоры слушают все кому не лень, они решили вести себя так, будто действительно проводят учебную атаку. Пилотам же «Геркулеса» должно казаться, что они имеют дело с настоящими боевыми истребителями, готовыми пустить свои пушки и ракеты в ход при первых признаках неповиновения; им должно казаться, что всё происходит всерьёз.

Громов переключился на аварийную частоту и обратился к пилотам транспорта по-английски:

– Борт номер 563, вы нарушили государственную границу Российской Федерации. Приказываю немедленно изменить курс и следовать за нами.

Лукашевич засмеялся, представив, как вытянулись сейчас лица пилотов транспорта. Летели себе, понимаешь, летели и прилетели. С транспорта что-то залопотали в ответ, но Громов не слушал.

– В случае неповиновения, – отрезал он жёстко, – мы будем вынуждены открыть огонь.

Высказавшись, Громов вернулся на частоту связи с базой и сообщил штурману:

– Нарушитель не отвечает.

– Приказываю открыть предупредительный огонь! – распорядился штурман.

– Есть открыть предупредительный огонь. Ведомый, держи хвост.

– Слушаюсь, командир.

Пока Лукашевич продолжал болтаться в хвосте у транспорта, майор задрал нос истребителя и, врубив форсаж,[32]32
  Форсаж – форсированный режим работы двигателя, при котором достигается большая скорость за малый промежуток времени; достигается за счёт изменения геометрии выходного сопла или с помощью изменения характеристик рабочего тела (например, впрыск воды в камеру сгорания).


[Закрыть] мгновенно нагнал цель. Уровняв скорость, он нажал на гашетку пушки. Первый снаряд вылетел из ствола через микросекунду после этого. Поршень газоотводного двигателя пушки отошёл в предельно заднее положение, приводя в действие затвор второго ствола. Новый выстрел последовал незамедлительно, и операция повторилась. Даже при ярком солнечном свете разрывы зажигательных снарядов производили неизгладимое впечатление. Громов выпустил две очереди, целясь поверх кабины «Геркулеса». Транспорт чуть клюнул носом, но быстро выровнялся. Ага, заметили! Громов обогнал его и снова переключился на аварийную волну:

– Борт номер 563! Это было первое предупреждение. Оно же последнее. Следуйте за мной к аэродрому.

Сказано это было вовремя, потому что до ВПП,[33]33
  ВПП – взлётно-посадочная полоса.


[Закрыть] намеченной для посадки транспорта, оставалось не более пяти минут лёту. И экипаж транспорта послушался! А что им ещё оставалось делать? «Геркулес» изменил курс и, как привязанный, пошёл за истребителем Громова.

Убедившись, что всё в порядке, майор вызвал штурмана:

– Ладога, нарушитель не подчиняется.

– Нарушителя уничтожить! – приказал штурман, продолжая разыгрывать сценарий «плановых учений».

– Пуск ракет произвёл, – доложил Громов, отработав на бортовом компьютере имитацию запуска. – Условная цель уничтожена. Выхожу из атаки…

(Карелия, сентябрь 1998 года)

В то время, когда его друзья имитировали атаку, запугивая и принуждая к посадке экипаж «Геркулеса», Стуколин был на земле, а точнее – в кабине старенького грузовика марки «ЗИЛ», – он сидел рядом с Женей Яровенко и прислушиваясь, не раздастся ли характерный вой, сопровождающий любой самолёт, идущий на малой высоте.

Справа и слева от грузовика, рассыпавшись вдоль недавно отреставрированной взлётно-посадочной полосы, стояло ещё не менее десятка грузовиков. Грузовики привёла целая команда парней в кожаных «косых» куртках под руководством бритоголового мужика свирепого вида. Про себя Стуколин назвал его «Стриженым», не догадываясь, что угодил в яблочко. Павел Стрижельчик, известный в криминальных кругах Питера под кличкой Стриженый, действительно предпочёл самолично проконтролировать, как пройдёт акция по потрошению грузового отсека норвежского транспортного самолёта. Он здраво рассудил, что такое хлопотливое дельце доверить никому другому нельзя.

Любопытно, что Стуколин и Стриженый сразу понравились друг другу. В Стриженом не было почти ничего от образа «нового русского братка», в Стуколине – почти ничего от образа «советского офицера». Стуколин оценил организаторский талант Стриженого: парни в «косухах» ходили по струнке – не армия, конечно, но уже и не табор. Стриженый в свою очередь выразил надежду, что наши доблестные военно-воздушные офицеры не подведут, а доставят транспорт в лучшем виде и в указанное время. Поговорив о том о сём и выяснив, как много у них общего, новые знакомцы разошлись по своим машинам: Стуколин полез в грузовик, а Стриженый вернулся к командному джипу «чероки».

Стуколин не мог долго усидеть на одном месте, он часто выбирался из кабины, прогуливался, посматривая то на часы, то вокруг. Правда, смотреть тут было не на что: пустая полоса, пустая разбитая дорога, осенний лес, да брошенные реставраторами бетонные плиты.

– Рассказал бы, что ли, анекдотец какой, – растормошил Стуколин мирно задремавшего Яровенко.

– Могу, – охотно откликнулся сержант. – Летит, значит, транспорт. Экипаж, как полагается, четверо: командир, второй пилот, штурман, бортинженер. И, значит, при посадке впиливается он в полосу. Экипаж, к счастью, жив. Выбираются, смотрят, как их машина на полосе догорает. Тут, значит, командир вздыхает и говорит. «Простите, меня, ребята. Я виноват. Руки с похмелья тряслись, вот и впилились мы в полосу». За ним вздыхает штурман: «Это вы меня, ребята, простите. Я виноват. С похмелья башка трещит, не разобрался в показаниях, неверную наводку командиру дал, вот и впилились мы в полосу». Третьим, значит, вздыхает бортинженер. «Не, – говорит, – ребята, я виноват. С похмелья глаза слезятся, не разглядел, что там на приборах, неверные данные надиктовал, вот и впилились мы в полосу». А второй пилот, значит, стоит молча и думает: «Блин! А ведь эти суки едва меня не угробили!».

Стуколин одобрил анекдот. Юмор заключался в том, что работа второго пилота в ходе полёта действительно сводилась к минимуму. Он был как бы на подхвате – подменить командира на самом простом участке полёта, аварийные ситуации опять же.

– Молодец, Женя, – похвалил старший лейтенант. – Где ты только всех этих анекдотов нахватался?

– Коллекционирую, – признался Яровенко скромно.

Его приняли в компанию посвящённых в самый последний момент. Когда сообразили, что без хорошего водителя в этом деле не обойтись. Подумали, выбирая, и остановились на его кандидатуре. Во-первых, сверхсрочник и детдомовец. Во-вторых, давно проверен на лояльность к своим командирам. В-третьих, вместе с ним как-никак к Маканину ездили. Женя не заставил себя долго уговаривать, безоглядно приняв все правила игры. Наверное, о чём-то подобном он и мечтал втихаря, отправляясь на военную службу.

– О! – Женя встрепенулся. – Кажется, летят, старший!

Стуколин выпрыгнул из кабины и уставился на запад. С запада накатывал ровный мощный гул.

– Готовность номер один! – заорал он. – Всем приготовиться! Летят!

Из машин стали выпрыгивать парни в «косухах», а Стриженый уже забегал вдоль шеренги грузовых автомобилей, отдавая последние распоряжения. И вот глазам непривычной к подобным эффектам, а потому изумлённой публики предстало величественное зрелище. Впереди на предельно малой высоте шёл «МиГ» майора Громова. Он проскочил над полосой на скорости в 700 километров в час, оглушив всех рёвом двигателя. За ним, медленно снижаясь, летел тупоносый и огромный (тридцать метров длина фюзеляжа) транспорт С-130Н, бортовой номер 563, с опознавательными знаками норвежских ВВС. За ним и несколько выше держал линию «МиГ» старшего лейтенанта Лукашевича. Когда скорость транспорта снизилась до того предела, который «МиГ» уже не мог себе позволить из-за опасности сваливания в штопор, Лукашевич поддал газку и умчался вслед за ведущим. Правда, они тут же сделали разворот и вернулись, чтобы проконтролировать, сел ли транспорт и без повреждений ли он сел.

Шасси «Геркулеса» коснулись полосы. Стуколин, наблюдавший за посадкой с земли, отметил высокий профессионализм пилотов: они сели с первого захода и практически без ошибок – прямо хоть фильм делай для балашовцев.[34]34
  Балашовцы – выпускники Высшего военного авиационного училища лётчиков, расположенного у города Балашова (Саратовская область); училище готовит кадры для военно-транспортной авиации.


[Закрыть]

«А может, они сами балашовцы?» – подумал Стуколин, вспомнив, что совсем ещё недавно Россия и микроскопическое государство, армия которого готовится к вторжению, составляли единое целое – одну большую страну.

Убедившись, что транспорт сел без приключений и глушит двигатели, майор с лейтенантом ушли на базу, предоставив разбираться с «Геркулесом» тем, кто дожидался этого с нетерпением на земле.

– Вперёд, братва! – рявкнул Стриженый, обращаясь к своей команде. – На абордаж!

Грузовики сорвались с места, выезжая прямо на взлётно-посадочную полосу и окружая тушу транспорта со всех сторон, как муравьи жирную гусеницу. Стриженый подогнал свой командный джип к тупому носу севшего транспорта, отрезав последнюю возможность для пилотов развернуться на полосе и взлететь. Стуколин, наоборот, решил поставить «ЗИЛ» у хвоста, крикнул Жене, чтобы тот держался этой позиции, выскочил и побежал вдоль туши самолёта к командному джипу. Стриженый уже разминался на бетоне полосы, рядом с ним столпились трое в «косухах». Стуколин поспел вовремя – входной люк транспорта, расположенный на фюзеляже по левому борту, открылся и в образовавшемся проёме возник пилот – по виду типичное «лицо кавказской национальности». Распахнув люк, он замер, с очевидным обалдением разглядывая команду Стриженого.

– Эй ты, чмо! – обратился к пилоту Стриженый. – Трап спускай. Ферштейн?

Пилот отпрянул, и в руке у него появился пистолет. Очевидно, он не до конца понимал, в какой ситуации оказался. Заклацали затворы. Стуколин оглянулся и с весёлым удивлением обнаружил, что ребята в «косухах» вооружены до зубов, что они и продемонстрировали, извлекая на свет пистолеты-пулемёты «узи». Стриженый доставать оружие не стал, а сказал с нехорошей усмешкой, обращаясь к пилоту:

– Ну что, чурка, постреляем? Или сразу ствол отдашь?

Стуколин подумал, что, может быть, пилот не понимает русского языка, но тот всё прекрасно понял. Он замер, затравленно глядя на бойцов Стриженого, потом медленно опустил руку с пистолетом.

– Давай, давай, – подбодрил Стриженый. – Пистолет на землю и продолжим переговоры.

Пилот послушался. Он бросил пистолет под ноги Стриженому.

– Теперь спускай трап. Иначе вы отсюда никогда не улетите.

Пилот отодвинулся, и рядом с ним в проёме люка появился ещё один, такой же смуглый и кучерявый.

– Кто вы такие?! – крикливо вопросил новый персонаж. – Что вам надо?

– Второй вопрос мне нравится больше, – сообщил Стриженый, лучезарно улыбаясь. – Поэтому я на него отвечу. Спускайте трап и открывайте трюм. Мы будем вас грабить!

Пилоты в проёме люка онемели. Потом тот, который появился вторым, – видимо, командир экипажа, – заговорил быстро, путаясь в словах и иногда переходя на свой родной язык:

– Вы не иметь права так действовать. Мы подчинены законам других государств. Мы есть офицеры НАТО, самолёт принадлежит Норвегии, является территорией Норвегии. Вы нарушаете международное законодательство, вы будете отвечать за это перед судом…

– Я отвечу-отвечу, не беспокойся, – заверил Стриженый. – Мне не впервой. Но это будет потом, а сейчас… спускай трап!!!

Стриженый дёрнул за рукав куртки одного из бойцов, и тот, подняв ствол «узи» к чистому небу, выпустил длинную очередь. Израильский пистолет-пулемёт стреляет не слишком громко, шумовые и визуальные эффекты на минимуме, но и этой демонстрации силы вполне оказалось достаточно, чтобы командир экипажа норвежского транспорта выкинул белый флаг. Пилоты «Геркулеса» спустили трап – складную металлическую лестницу. Стриженый с достоинством поднялся в кабину транспорта. Вслед за ним полез и Стуколин. Командир экипажа транспорта что-то сказал на своём гортанном наречии и отодвинулся, пропуская их внутрь.

– Значит, так, – Стриженый остановился и легонько ткнул командира кулаком в грудь; в глазах у того полыхнула ненависть. – Значит, так, вы купцы, а мы пираты; у вас – груз, а у нас – интерес к грузу. Если вы хотите улететь отсюда живыми, сдавайте груз.

Тут в голове Стуколина что-то щёлкнуло. Пираты! Конечно же! Старший лейтенант понял наконец, почему Маканин дал операции перехвата название «Испаньола».

(Он вообще-то всегда был немножко тугодум – старший лейтенант Стуколин. Чисто физические реакции у него на высоте, а вот мыслительный процесс подкачал. Из-за этого он едва не провалил тесты при поступлении в Ейское авиационное училище. Будущим курсантам выдали размноженные типографским способом листки, на которых были изображены циферблаты, общим числом в шесть десятков. Большая часть делений на циферблатах отсутствовала, а некоторые циферблаты были повёрнуты на девяносто, сто восемьдесят или другое количество градусов в зависимости от фантазий безымянного художника. Зато везде присутствовали две стрелки: одна – часовая, вторая – минутная. Задачей будущего курсанта было определить, какое время отображено на каждом из циферблатов. На весь тест выделили полчаса: по полминуты на решение одной головоломки из шестидесяти.

Получив свою пачку листков, Алексей Стуколин застыл в ступоре. В то время, когда его друзья, Громов с Лукашевичем, высунув языки и обливаясь потом, усердно заполняли клеточки теста, проставляя время, он с четверть часа сидел без дела, тупо уставившись на непонятные циферблаты. Заметив его нерасторопность, к Стуколину подошёл пожилой майор, проводивший тест. «Что-то случилось, молодой человек?» – поинтересовался он участливо. Стуколин поднял на майора глаза и посмотрел виновато. «Я не понимаю, – сказал он. – Я не понимаю, что нужно делать». Майор мог бы забрать листки и указать Алексею на дверь: в том году желающих послужить Родине в рядах ВВС было предостаточно, но вместо этого он только вздохнул, присел рядом, отобрал у Стуколина шариковую ручку и показал, тыча в листок: «Вот здесь есть деления „три часа“, „одиннадцать часов“ и „двенадцать часов“. „Двенадцать“ даёт нам направление оси циферблата, „одиннадцать“ и „двенадцать“ вместе – сектор часа, эталон. Часовая стрелка находится у деления „три“. Значит, имеем третий час. Остаётся выяснить, сколько минут до трёх часов осталось. Где находится минутная стрелка?» – «Я понял! – закричал Стуколин радостно. – Часы показывают половину третьего!» – «Правильно, – подтвердил и одобрил майор. – Именно половину третьего». Он аккуратно вписал «2:30» в клеточки теста и вернул ручку Стуколину. Тот с рвением взялся за дело и успел в срок. Впоследствии, уже будучи курсантом Ейского авиационного училища, Алексей познакомился с добросердечным майором поближе. Выяснилось, что зовут его Аркадий Павлович и он имеет степень кандидата технических наук. В училище он преподавал курсантам высшую математику…)

Командир экипажа норвежского «Геркулеса», выслушав требования Стриженого, возмущённо мотнул головой, словно заупрямившийся гнедой жеребец, и тут его взгляд упал на Стуколина, точнее – на стуколинскую форму.

– Вы! – закричал он. – Вы – офицер! Вы должны подчиняться командованию. Вы нарушаете соглашение! Вы пойдёте под трибунал!

– Заткнись, дурак, – велел Стриженый почти беззлобно.

– Нет, почему же, – сказал Стуколин, недобро прищурясь и начиная поглаживать правый кулак. – Пусть говорит.

Но командир экипажа умолк. Сообразил, видно, что спорить здесь и что-то доказывать бесполезно.

– Ну так что? – напомнил о себе Стриженый. – Будем глазки строить или писать?

Не ясно было, понял командир экипажа норвежского транспорта смысл последней фразы или нет, но он отшатнулся, посмотрел на «пиратов» диковатыми глазами и что-то крикнул в люк на своём языке. Уговорили. Загудели сервоприводы, и рампа грузового отсека со скрежетом стала опускаться. Стоило ей только коснуться земли, как к транспорту, дав задний ход, пристроился первый грузовик. Парни в «косухах» принялись споро разгружать норвежца, передавая коробки по выстроившейся цепочке.

– Пойду осмотрюсь, – сказал Стуколин.

Стриженый рассеянно кивнул:

– Осмотрись.

Старший лейтенант спустился по трапу и обошёл транспорт. Его заинтересовало, что же на самом деле везли на «Геркулесе». Резона обманывать пилотов у господина советника Маканина не было никакого, однако принцип «доверяй, но проверяй» его ещё в этой жизни ни разу не подводил. Он подошёл к рампе грузового люка в самый разгар работ. Картонные коробки, деревянные ящики, металлические контейнеры и матерчатые тюки перемещались один за другим из раззявленной туши транспорта в крытые кузова грузовиков. Часть коробок Стуколин к своему удивлению узнал. Они были большие, довольно тяжёлые и обклеенные скотчем. На боках каждой из них красовались надписи:

Einmannpackung

(Combat Ration, Individual)

Typ II

Inhaltsverzeichnis

und Zubereitungsanweisung inliegend

Versorgungsnummer 8970-12-160-0298

NATO APPROVED

Опознав немецкий язык, Стуколин вспомнил, как году так в девяностом – девяносто первом к ним в часть 461-13"бис" привезли два грузовика таких коробок. В них оказались коробки размерами поменьше, содержащие индивидуальные пищевые рационы солдат Бундесвера. Этими коробками, называемыми так же «гуманитарной помощью», немцы расплачивались с Михаилом Сергеевичем Горбачёвым за «освобождение» Восточной Германии. Целых три месяца рядовые и офицеры воинского подразделения 461-13"бис" лопали консервированную свинину с консервированной же картошкой, запивая это дело растворимым кофе, порошковым лимонадом и подтираясь гигиеническими салфетками.

«Ну и сочетание, – подумал Стуколин, разглядывая знакомые надписи. – Транспорт из Норвегии, жратва из Германии, пилоты с Кавказа, а пираты – русские! Блин, жизнь, как на Невском проспекте».

Разгрузка транспорта заняла час. Стуколин последним в очереди к рампе стоять не захотел, а велел Жене Яровенко подогнать грузовик и, не сильно церемонясь, растолкал парней в «косухах».

– Так! – объявил он. – Эти, эти, эти и вон те ящики грузим ко мне. И пошевеливайтесь!

Парни заворчали, но ослушаться не посмели: авторитет Стриженого среди них был беспредельно высок. Натовскую амуницию: полевые комбинезоны, палатки, вещмешки и прочее барахло – Стуколин ворошить не стал, а выбрал четыре десятка больших коробок с провиантом от Бундесвера так, чтобы забить кузов почти до упора, к этому добавил три коробки с мылом и зубной пастой. Потом подумал и взял пару упаковок принадлежностей для полевой кухни.

Женя Яровенко тоже не остался в стороне. Глаза у него при виде такого количества дармового шмотья алчно заблестели. Он читал английские и немецкие надписи на упаковках и что-то там про себя соображал. Губы у него при этом шевелились. Потом он вдруг кинулся к одному из тюков, перетаскиваемых парнями Стриженого, и, вытащив штык-нож, болтавшийся в ножнах на поясе, вспорол грубую ткань.

– Ты чё делаешь? – возмутился один из парней. – Типа крутой, да?

Женя его не слушал. Он что-то тащил из тюка, вцепившись обеими руками.

– Спокойно, спокойно, – призвал к порядку Стуколин. – Здесь все свои. Делаем общее дело – зачем нам ссориться?

– А чё он? – не успокоился сразу парень. – Чё он ваще?

Стуколин подошёл ближе:

– Женя, ты чего?

Урча, как кот, дорвавшийся до свежей говядинки, Яровенко вытянул на свет отличную пилотскую куртку – из чистой натуральной кожи и отороченную мехом.

– Это мне, – заявил он с детской непосредственностью. – Мечта, а не куртка.

Стуколина так рассмешила эта чистая в своей искренности радость от бесплатного приобретения обновки, что он громко расхохотался. Возмущавшийся поведением Жени парень стоял над похудевшим тюком и ошалело переводил взгляд с лучащегося счастьем Яровенко на хохочущего старшего лейтенанта. Потом плюнул, покрутил пальцем у выбритого виска и сказал:

– Чокнутые, во!

Когда разгрузка закончилась, грузовики Стриженого освободили полосу. Теперь транспорт мог развернуться и взлететь. Пилоты «Геркулеса» не заставили себя упрашивать. Едва Стриженый отогнал свой командирский «джип» за пределы полосы, все четыре винта норвежца стали раскручиваться. Воздух снова наполнился рёвом двигателей, и «Геркулес» под улюлюканье и оскорбительные жесты высыпавшей смотреть его взлёт команды Стриженого поднялся в воздух.

Дело было проведено чисто, и Стуколин вздохнул с облегчением. Он был готов к возможным сбоям в намеченной программе перехвата и теперь радовался, что ни одного сбоя таки не произошло. А Женя так просто был счастлив, примеряя кожаную натовскую куртку.

Перед тем, как попрощаться, Стриженый протянул Стуколину пухлый конверт.

– Это ваша доля, – пояснил он. – Не беспокойся, там зелёные.

Стуколин закашлялся. Он не думал, что к грузовику всяческого добра приложатся ещё и деньги.

– Спасибо, – поблагодарил он, принимая конверт. – Хотя я… и другие… в общем… не ради денег… – он смешался.

– Мы – не государство, – проникновенно сказал Стриженый. – У нас принцип такой: сделал дело – получи гонорар…