Текст книги "Апокалипсис всегда. Психология религии и духовности"

Хиазмы встречаются в текстах чаще всего разрозненно: идет обычный текст, потом хиазм, потом опять хиазм, потом снова обычный текст. Иногда хиазм может приобретать весьма сложную структуру, может растягиваться на целую главу, главное содержание которой заключено в середине, а все остальное – просто обрамление. Иногда главу можно сократить наполовину, если убрать повторы, образующие хиазм.

Восточная поэзия подобна плетению узоров, орнаментов из слов, текстов, смыслов. Библейскую поэзию вы не услышите в рифме, она не рифмованная, она тавтологическая. То, что для нашего уха является чем-то некрасивым (тавтологии мы обычно избегаем), для еврейского звучит прекрасно.

На самом деле хиазм присутствует не только в еврейской поэзии, его можно обнаружить в других явлениях человеческой культуры, но мы не всегда его замечаем.

В Библии есть тексты, которые полностью выстроены по принципу хиазма, как фракталы. Фрактал – это самоподобие, фигура, которая повторяет себя на каждом следующем уровне. Например, есть блок текста, построенный как хиазм с инклюзией, его центральный смысл – «семя Его пребывает в нем». Весь этот хиазм посвящен семени Бога. Дальше может быть другой хиазм, который будет обыгрывать ту же идею про семя Бога. А между этими двумя блоками будет еще один блок, также построенный по принципу хиазма, который будет обыгрывать тему греха. Блок хиазмов про семя Бога, блок хиазмов про грех, потом опять про семя, потом опять про грех. Получаем сложный хиазм – фрактальный, когда хиазм не только внутри блоков, но и в группах блоков, которые связаны зигзагообразной линией по принципу перекрестий. Структура хиазма повторяется не только на уровне слов внутри одного блока, но и на уровне блоков в большом тексте. И таким же образом может быть построен хиазм с инклюзией. Весь текст может быть построен по принципу хиазмов-блоков с одним главным блоком в середине. Соответственно, в этом блоке внутри могут быть дополнительные текстовые совокупности, в которых содержится главный хиазм с ключевым смыслом. Представьте себе эту сложную картину. Когда воспринимаешь ее линейно, увидеть это невозможно, потому что первый блок может совпадать, например, с последним блоком текста. Здесь нужно многомерное восприятие, способное обнимать целостную картину. Таким текстом в Библии, который полностью построен по принципу хиазма с инклюзией, где игра переплетений смыслов идет не просто в словах, а в текстуальных блоках, является Евангелие от Иоанна. Автор корпуса от Иоанна очень любил хиазмы, это видно с первых строк: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было в начале у Бога. Все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть». Здесь все завязано друг на друге. Но увидеть это не так просто, обычно мы не слышим и не понимаем хиазм, а часто и не знаем о его существовании. При этом Евангелие от Иоанна написано на греческом языке и не для евреев, а уже для язычников, и то, что в нем так явно использован принцип еврейской поэзии, подсказывает нам, что автор текста все-таки человек из иудейской культуры, хоть и хорошо говорящий по-гречески. Хотя словарный запас автора корпуса от Иоанна не богат, и в греческие слова он, по сути, упаковал еврейскую поэзию, греки, скорее всего, не замечали ее там.

Итак, с первых строк первой главы мы видим принцип библейского параллелизма:

Ἐν ἀρχῇ ἦν ὁ λόγος,

καὶ ὁ λόγος ἦν πρὸς τὸν Θεόν,

καὶ Θεὸς ἦν ὁ λόγος.

οὗτος ἦν ἐν ἀρχῇ πρὸς τὸν Θεόν. (Ин. 1:1–2).

Вот так это выглядит на греческом. Это достаточно сложная игра в лесенку. И все Евангелие от Иоанна построено по такому принципу, при этом разбито на блоки хиазмов с инклюзией. Есть один глобальный блок хиазмов с инклюзией, другой, третий, четвертый, и, самое главное, есть пятый блок, который, в свою очередь, тоже состоит из пяти блоков, где центральным является блок-инклюзия. Самое важное находится в центральном блоке, который является ключевым для всего текста и разбит еще на несколько блоков, внутри которых есть свой центр-инклюзия – где в результате должно оказаться центральное выражение или тезис, который даст ключ к пониманию всего текста. Но если вы возьмете 21 главу Евангелия от Иоанна и предположите, что центр находится в 11-й, вы ошибетесь. Центральная не она. Смыслы там могут хитро переплетаться, где-то они могут раскрываться чуть более сжато, где-то – чуть более подробно, поэтому нужно искать соответствия не по размеру, а по смыслу. Центральная глава – шестая. И, если анализировать ее отдельно, в ней мы найдем центральную часть – самую главную инклюзию. Кстати, эту особенность Евангелия от Иоанна открыли католики относительно недавно – один семинарист просто начал писать курсовую по теме хиазма и совершенно случайно обнаружил, что хиазм там везде.

Итак, в шестой главе с центральной инклюзией мы сталкиваемся со знакомым уже нам текстом: «Когда же настал вечер, то ученики Его сошли к морю, и, войдя в лодку, отправились на ту сторону моря, в Капернаум. Становилось темно, а Иисус не приходил к ним. Дул сильный ветер, и море волновалось. Проплыв около двадцати пяти или тридцати стадий, они увидели Иисуса, идущего по морю и приближающегося к лодке, и испугались. Но Он сказал им: это Я; не бойтесь. Они хотели принять Его в лодку; и тотчас лодка пристала к берегу, куда плыли. На другой день народ, стоявший по ту сторону моря, видел, что там, кроме одной лодки, в которую вошли ученики Его, иной не было, и что Иисус не входил в лодку с учениками Своими, а отплыли одни ученики Его» (Ин. 6:16–22).

Если, не вдаваясь в подробности, перейти к самому центру хиазма, то это фраза «Он сказал им: это Я; не бойтесь» (Ин. 6:20). То, что переведено с греческого как «это Я» является отсылкой к книге Исход [53]53
  Исх. 3:14 «Бог сказал Моисею: Я есмь Сущий. И сказал: так скажи сынам Израилевым: Сущий Иегова послал меня к вам».


[Закрыть], где употреблена грамматическая конструкция, которую часто для простоты переводят как «Я есть» или «Я есть сущий», но в более развернутом виде она будет звучать как «Я есть такой, какой Я есть». Если внимательно читать Евангелие от Иоанна, можно заметить, что всякий раз, когда Иисус говорит «это Я», его почему-то всегда хотят побить камнями. Хотя, кажется, что такого в этой фразе? Ортодоксальных иудеев это злит, потому что фактически он говорит о себе так же, как говорит о себе Бог.

Центральное содержание всего Евангелия от Иоанна – утверждение «это Я» в значении «Я и есть Бог». «Я есть такой, какой Я есть» – весьма важная формула, если вдуматься в ее смысл, это значит, что он не такой, каким мы его представляем, накладывая свои проекции. А значит, он может быть каким угодно и кем угодно. Если долго думать над этой фразой, в конце концов неизбежно окажешься перед одним глобальным смыслом. Находясь в Святая Святых древней скинии перед лицом Ковчега Завета [54]54
  Ковчег Завета – переносной ящик, в котором хранились каменные скрижали Завета с 10 заповедями, а согласно Евр. 9:4, также сосуд с манной и жезл Аарона.


[Закрыть], который Богом не является, в котором лежит манна и Скрижали Завета, которые тоже Богом не являются, если все это откинуть и фактически осознать, что в Святая Святых ты находишься перед пустым сундуком и обращаешься к Богу, который такой, какой он есть, то возможным становится даже смысл: «Я могу быть каким угодно, я могу быть даже тобой».

Возвращаясь к тексту Евангелия от Иоанна, а конкретно – к прологу, где Слово, Бог и Начало являются одним и тем же содержанием, мы видим любопытную смысловую мозаику: почему он говорит «не бойтесь»? Потому что «это я». Буквально «вы не должны бояться, потому что я есть такой, какой я есть». Эта фраза может звучать так: «Я это и есть Ты». Здесь можно вспомнить индуистское «тат твам аси», что переводится «ты есть то». Это все о том, что давно сказал Гермес Трисмегист [55]55
  Гермес Трисмегист (Триждывеличайший) – вымышленный автор теософского учения, излагаемого в нескольких книгах и отрывках египетско-греческого происхождения, известных под его именем. Хотя это имя не случайно взято у греческого бога Гермеса (лат. Меркурия, соответствующего египетскому Тоту), проводника душ и покровителя тайных знаний, тем не менее в герметических книгах Г. Трисмегист является не богом, а мудрым мужем, получающим высшее откровение и сообщающим его людям через своих сыновей Тота, Асклепия и Амона.


[Закрыть] на своей Изумрудной скрижали: «то, что вверху, подобно тому, что внизу». Мир устроен по принципу фрактала.

Так выглядит эта интересная и запутанная история. Почему так сложно? Потому что, когда это выражено просто – например, фразой «Бог во мне», – получается бессмыслица. Фраза «Бог во мне» сама по себе прекрасна, однако лишь в том случае, если произносится человеком, который действительно ее осознал. И тот, кто действительно ее осознал, не будет ей особо разбрасываться, кричать об этом на каждом углу и делать предметом дешевого самоутверждения. Но слишком часто ее употребляют именно так – без осмысления. Сказать эту фразу может любой подросток. И формально он будет, конечно, прав. Вот только он не понимает, что это значит на самом деле. Здесь очень уместны слова В. Пелевина из его книги «t»: «Человек считает себя Богом, и он прав, потому что Бог в нем есть. Считает себя свиньей – и опять прав, потому что свинья в нем тоже есть. Но человек очень ошибается, когда принимает свою внутреннюю свинью за Бога».

Итак, почему я здесь взял для примера Евангелие от Иоанна? Хотя отрывок из него и не совсем о том же, что описывает Марк, но бессознательное содержание волнующегося моря успокаивает тот, кто есть середина всего, самое главное содержание, центр всего этого моря.

Глава 10
Мк. 5:1–20
Изгнание бесов

Мк. 5:1–20 «И пришли на другой берег моря, в страну Гадаринскую. И когда вышел Он из лодки, тотчас встретил Его вышедший из гробов человек, одержимый нечистым духом, он имел жилище в гробах, и никто не мог его связать даже цепями, потому что многократно был он скован оковами и цепями, но разрывал цепи и разбивал оковы, и никто не в силах был укротить его; всегда, ночью и днем, в горах и гробах, кричал он и бился о камни; увидев же Иисуса издалека, прибежал и поклонился Ему, и, вскричав громким голосом, сказал: что Тебе до меня, Иисус, Сын Бога Всевышнего? заклинаю Тебя Богом, не мучь меня! Ибо Иисус сказал ему: выйди, дух нечистый, из сего человека. И спросил его: как тебе имя? И он сказал в ответ: легион имя мне, потому что нас много. И много просили Его, чтобы не высылал их вон из страны той. Паслось же там при горе большое стадо свиней. И просили Его все бесы, говоря: пошли нас в свиней, чтобы нам войти в них. Иисус тотчас позволил им. И нечистые духи, выйдя, вошли в свиней; и устремилось стадо с крутизны в море, а их было около двух тысяч; и потонули в море. Пасущие же свиней побежали и рассказали в городе и в деревнях. И жители вышли посмотреть, что случилось. Приходят к Иисусу и видят, что бесновавшийся, в котором был легион, сидит и одет, и в здравом уме; и устрашились. Видевшие рассказали им о том, как это произошло с бесноватым, и о свиньях. И начали просить Его, чтобы отошел от пределов их. И когда Он вошел в лодку, бесновавшийся просил Его, чтобы быть с Ним. Но Иисус не дозволил ему, а сказал: иди домой к своим и расскажи им, что сотворил с тобою Господь и как помиловал тебя. И пошел и начал проповедовать в Десятиградии, что сотворил с ним Иисус; и все дивились».

В истории изгнания гадаринского бесноватого любопытно, что в разговоре с бесами присутствует так много любезностей от лица Иисуса. Но самый главный вопрос – зачем нужно посылать бесов в свиней, какой в этом практический смысл? Если у бесов есть страстное желание кому-то навредить, получается, Иисус этому желанию потворствует. Он соглашается с ними, разрешает им это сделать из милости – это как если бы поймали хулигана и разрешили ему еще разок кого-нибудь ударить. Получается, «напоследок» отправить две тысячи голов свиней в море – ничего особенного. Можно объяснять это тем, что свиньи – нечистые животные. Эта логика вроде бы работает, но как тогда быть со словами, что не пища оскверняет человека? Иисус говорил, что человека оскверняет не то, что входит, а то, что выходит. Считает ли Иисус свиней нечистыми животными или нет? Из остального контекста христианской керигмы [56]56
  Керигма (греч.) κήρυγµα – проповедь, объявление, призыв. В Септуагинте этот термин почти не встречается. Близок по смыслу к понятию греч. εὐαγγέλιον – Евангелие. См. сноску 4 на стр. 6. В современной библеистике термином «керигма» также принято обозначать основное богословское послание книг или отдельных текстов Ветхого Завета.


[Закрыть] следует, что нет. Мы сегодня не делим животных на «чистых» и «нечистых» именно благодаря тому, что христианство нас от этого освободило. Многие спотыкаются на том моменте Евангелия, где Иисус проклинает смоковницу. Но смоковница – одно плодовое дерево, а здесь целое стадо живых существ – две тысячи голов, – он просто так отправляет в море. В чем они провинились, за что с ними так обошлись? За то, что они свиньи? Или это такой своеобразный урок язычникам – «будете свиней разводить, и с вами случится то же самое»? Мотивы здесь непонятны. Если причина в том, что свиньи принадлежат язычникам, то это выглядит как вредительство. Если причина в том, что свинья – нечистое животное, то как же христианство впоследствии пришло к опровержению этого утверждения? Последующая проповедь апостолов говорит о том, что свинину есть можно. Павел постоянно акцентирует внимание на вторичности закона.

Нужно понять, почему Христос вообще стал договариваться с бесами и тем более разрешил им напоследок навредить. Даже если бы Иисус просто выгнал их и исцелил бесноватого, это уже произвело бы на местных жителей сильное впечатление. Значит, здесь все не так просто.

Есть один любопытный момент, на который часто не обращают внимания, потому что читают его, исходя из мифологического сознания. Но его стоит рассмотреть иначе. С точки зрения психологии, случаи, описанные как одержимость, можно объяснить серьезными расстройствами психики. Так, диагноз «ядерная шизофрения» (подразумевается расщепление ядра личности, наличие нескольких очагов сознания, которые сменяют друг друга) вполне подходит под традиционное описание «беснования». Если мы обращаемся к аналитической психологии, сталкиваемся с явлением одержимости каким-нибудь архетипом. Периодически человек действительно может полностью находиться во власти архетипа – например, нередко встречается одержимость архетипом Матери. В нем находятся многие женщины в состоянии беременности, родов, в процессе кормления, особенно это заметно в случае многодетности. Можно сказать, что меняются не только интересы, но и восприятие. В нашей культуре порой культивируется подобная одержимость, женщин часто подталкивают к тому, чтобы они стали матерями. Однако подобное состояние может привести к печальным последствиям, потому что любая одержимость – это лишение человека сознания, за него фактически «думает» архетип, который им овладевает. В частности, архетип Матери иногда бывает настолько силен, что женщина, одержимая им, начинает распространять материнское влияние не только на своих детей, но и на всех окружающих. Архетип Отца в России распространен меньше, но это не значит, что он сам по себе слабее. Он даже выражается в каких-то внешних формах – например, существует проекция архетипа Отца на власть – как светскую, так и религиозную. Что касается светской власти – проекция, безусловно, есть, но хотя бы не используется название. В религиозной власти тот, на кого проецируется этот архетип, практически так и называется: Патриарх – великий отец. На носителей этих проекций это может влиять негативно, и ничем хорошим это обычно не заканчивается. Вот два архетипа, одержимость которыми может быть очень токсичной, но они владеют массами и являются социально одобряемыми.

Кроме таких условно «добродушных» архетипов существуют и весьма опасные. Например, если человеком овладевает архетип Трикстера [57]57
  Трикстер (англ. trickster – обманщик, ловкач) – вообще: архетип в мифологии, фольклоре и религии – «демонически-комический дублер культурного героя, наделенный чертами плута, озорника» – божество, дух, человек или антропоморфное животное, совершающее девиантные действия или во всяком случае не подчиняющееся общим правилам поведения. Как правило, трикстер ставит задачей поменять суть игрового процесса, ситуации, а не действует по злому умыслу. В художественных произведениях трикстеры часто выступают в роли антигероев. Божество-трикстер нарушает установления богов или законы природы, иногда злонамеренно (например, Локи), но при этом, как правило, добиваясь, пусть и ненамеренно, какого-нибудь позитивного эффекта.


[Закрыть] в самой деструктивной форме, это будет выглядеть как типичное беснование. В ядерной форме шизофрении можно выделить одержимость тем или иным архетипом. Все «Наполеоны» и «Цезари», например, одержимы архетипом Героя. Можно быть одержимым архетипом Мессии. В Иерусалиме есть целый институт, посвященный исследованию этого феномена, потому что там он часто проявляется. Если у нас преимущественно наполеоны, то в Израиле много иисусов.

Одержимость касается только людей, у животных ее не бывает. Животное может впадать в ярость, гнев, лаять, кусаться, но, как правило, мы не называем это беснованием. Стадо может взбеситься и броситься в лес, но это происходит не на пустом месте, и подобному поведению всегда есть объяснение. Коллективное поведение животных может выглядеть странно, но сегодня уже известно, что у этого поведения есть определенные причины, никто не пытается объяснить это беснованием. То есть одержимость архетипами – проблема только у человека, потому что для человека это связано с подавлением и оккупацией центра сознания.

В Евангелии описывается поведение человека, который ведет себя как животное – его даже не могут сдержать цепями. У него полностью подавлен сознательный центр, он одержим какими-то дикими архетипами. Если посадить на цепь животное – волка, например, – он тоже будет рваться, но никто не скажет, что он беснуется: он будет вести себя так, как в норме ведут себя животные. Странно было бы обвинить крокодила, который хватает человека за ногу, в том, что он бесноватый, – он просто живет в зверином архетипе. Так же и со свиньями: никакое их поведение нельзя истолковать как одержимость бесами.

Зачем же свиньи нужны бесам, зачем Иисус отправляет их туда? Стадо действительно может кинуться в море. Причины могут быть разные – например, какой-то очень яркий пугающий стимул. И если кто-то или что-то погонит стадо в сторону моря, первые ряды просто не успеют остановиться перед пропастью, а вторые пропасти не увидят. Когда первая шеренга понимает, что сейчас упадет, и начинает замедляться, толпа, которая бежит сзади, просто не даст им остановиться. Эта закономерность работает и с людьми.

Если мы смотрим с психической точки зрения одержимости архетипами на свиней, непонятно, как вообще проявляется беснование животных. У всего этого могут быть свои причины. Немотивированное нарушение поведения у животных тоже случается. Например, лисы – существа довольно пугливые и не выходят к жилищу человека просто так, но лисица, больная бешенством, может зайти даже во двор дома. Поэтому можно сказать, что в каком-то смысле она одержима духом болезни, духом бешенства.

В общем, в истории со свиньями возникает множество вопросов: зачем мучить свиней и отправлять их в море, ведь это откровенное вредительство; зачем договариваться с бесами, выяснять их имена и идти им на навстречу; зачем вообще бесам свиньи?

Можно вспомнить, как на заре библеистики в школе немецкого протестантского богослова Рудольфа Карла Бультмана, когда было популярно течение демифологизации Писания, все чудесные случаи рассматривались крайне критично. Да, на основании этих противоречий можно было бы сказать, что данный эпизод сильно видоизменен. Эта история в течении первых двух столетий нашей эры могла меняться и в конце концов превратилась вот в такую. Это вполне возможно, учитывая, что самый древний кодекс Священного Писания датируется III веком (древнее кодекса у нас нет), значит, как минимум 300 лет бесконтрольного видоизменения текста очевидны. Но противоречия в тексте и даже его откровенная нелогичность – не причина сбрасывать его со счетов. Следует рассмотреть его с точки зрения психики, поскольку она здесь первична. Если коллективная психика охотно принимает тот или иной эпизод в Священном Писании или в Священном Предании, нет никакого смысла его выбрасывать. Напротив, к нему надо присмотреться и попытаться понять, что стоит за всеми этими образами.

Один из ярких примеров – это житие Георгия Победоносца. Георгий побеждает крылатое чудовище, извергающее пламя, и пригвождает его к земле копьем. Это очень красиво, но есть проблема: где все эти змеи? Где найти крылатых чудовищ на территории современной Европы? А житие Георгия Победоносца относится хоть и к достаточно отдаленному периоду, но все-таки к реально историческому. Давайте признаемся – это просто образ, и не нужно смотреть на него как на реальную, документальную историю. Это не значит, что ее нужно выкидывать и прекращать писать иконы с этим змеем, нет, но история Георгия, который побеждает дракона, подозрительно похожа на эпизод с Аполлоном, который побеждает Пифона [58]58
  Пифон (др. – греч.) Πύθων – в древнегреческой мифологии змей, охранявший вход в Дельфийское прорицалище. Кстати, интересный момент: здесь в корне слова находится уже известная нам буква θ, которая в русском языке может передаваться и как Т, и как Ф, и тогда Пифон может читаться как Питон (собственно, это и дало название семейству неядовитых змей).


[Закрыть]. Эта история возникла даже не в христианстве и существует во многих мифах и легендах буквально в таком же виде, но в христианстве она трансформировалось в историю Георгия Победоносца. Ни в коем случае нельзя выкидывать этот миф, он говорит с нами о чем-то, люди этот миф любят, читают его и проникаются им по той причине, что он отражает что-то в их психике. И если для психики эта история достоверна, значит, она достоверна, потому что она что-то выражает.

Другое любопытное житие – мученика Христофора Псеглавого (человек с головой собаки из племени кинокефалов, т. е. собакоголовых людей). Есть даже иконы мученика Христофора с головой собаки. Но где сейчас останки этого племени? Их нет, не обнаружено. Сам этот эпизод архетипичен: он говорит про смешение животного и человеческого, дикого и культурного.

Также не выдерживает никакой критики история с остановкой солнца в Ветхом Завете, когда солнце встало на небе и не шевелилось во время битвы при Гаваоне (Нав. 10:13). Не выдерживает потому, что если Солнце действительно встало, то оно могло встать при одном условии – остановилась Земля. Если мы вдруг когда-нибудь столкнемся с таким явлением, то благодаря силе инерции сушу просто накроет огромное цунами, от которого никто не сможет спастись. Ни Земля, ни Солнце не могут остановиться без последствий. Поэтому рассматривать тот самый библейский эпизод как реальное событие действительно невозможно. А вот как миф, рассказывающий о всесилии Бога, – без сомнения.

Так и историю с изгнанием бесов и гибелью стада свиней в море не обязательно рассматривать документально. Море – это символ бездны, глубокого подсознания. Неспроста, как мы уже говорили, стоит рассматривать этот отрывок в комплексе с предыдущим, который повествует о том, как Иисус усмирил море. Наличие глубокой воды свидетельствует о проявлении каких-то очень глубоких подсознательных стремлений и сценариев. Бесы, согласно Евангелию от Луки (Лк. 8:26–39), не хотят в бездну (в море), а здесь они просят, чтобы Иисус не высылал их из этой страны. Он посылает их в свиней, а свиньи уже отправляются в море. Это противоречит Луке, или, наоборот, как раз в версии Луки видно мастерство рассказчика, который пытается показать, что Иисус делает не так, как хотят бесы.

На примере этого эпизода можно сказать, что Иисус с бесами «на короткой ноге». Он с ними свободно разговаривает, и возникает ощущение, что он им подыгрывает. Человек, находящийся в состоянии одержимости, ведет себя по-звериному, проявляет свою животную натуру, и прибегает к Иисусу не человек, а, по сути, эти бесы, которые в нем сидят. Намеренно подчеркивается, что там не один бес, их легион. Легион – организационная единица воинского соединения у язычников, в римской армии. «Сын Бога Всевышнего» – это обращение одержимого к Иисусу. Всевышний – тоже не про евреев, а больше про язычников. Используется титул, которым оперируют язычники в обращении к своим богам, к Зевсу, например. То есть здесь очень много говорится про языческое сознание, менталитет, психику. Нужно вспомнить, что особенностью языческой мифологии была некоторая раздробленность богов. Например, Зевс – отец богов, но, если внимательно читать древнегреческую мифологию, возникает много вопросов к всемогуществу Зевса. Ему постоянно все перечат, несмотря на то, что он вроде бы верховный бог. И несмотря на то, что он – отец богов, он не особо может властвовать в подземном мире, где царствует Аид, и в водном мире, где царствует Посейдон. Здесь божественная фигура еще не интегрирована в единую целостность, она проявляется в раздробленности. А с точки зрения психологии, собирание божественной фигуры в единую целостность – огромный шаг вперед, потому что с этого момента речь идет про совокупное, а не раздробленное восприятие. Мы можем увидеть фигуру Бога в человеке, слияние Бога и человека в единую целостность.

Если все это собрать, получается некоторая притча о том, как одно сознание меняется на другое. Как языческое сознание с его раздробленностью, с его откровенно животными и звериными нравами меняется на противоположное. В контексте этой притчи все называется своим именем – это животная история, и свиньи здесь выступают как животный символ, а вся языческая история – как животное действие, которое в контексте новой парадигмы сознания отправляется туда, где ему место, – в глубокое бессознательное (в море). Весь этот легион бесконечной языческой раздробленности отправляется в бездну, потому что возникает нечто новое – образ собирательности и единства. При этом животное не искореняется полностью, а устанавливается некая иерархия. Возвращаясь к предыдущему эпизоду, где Иисус усмиряет море, мы воспринимаем это его действие как символ власти над бессознательным. Не бессознательное имеет власть над человеком, как в случае с одержимым, а он имеет власть над бессознательным. Теперь оно подчинено сознанию, не стихийно, а осознанно, его можно усмирить, как море, его можно наказать, как бесов в свиньях. Так меняется парадигма.

Теперь, если понимаешь всю структуру целостности, разбушевавшихся бесов, вырвавшихся из глубокого бессознательного и овладевших человеком, можешь точно усмирить его так же, как бушующее море. Обе эти истории, стоящие рядом, прекрасно дополняют друг друга и одинаково толкуются в контексте аналитической психологии: это все про овладение собственным бессознательным и его подчинение. Из моря наконец-то выловлена та самая единственная рыбка, которая соединяет нас с божественным, и возникает символ единства, целостности – и этому подчинено все, включая бесов. И этот центр может управлять бесами, отправляя их в свиней, как будто говоря: «Вам место в животной природе, вы что здесь разбушевались? Почему этот человек стал как животное? Человек – это человек, а животное – это животное, так что марш обратно в бессознательное!»

В таком ключе вся притча воспринимается несколько иначе. Все вопросы и противоречия снимаются. Почему Христос разговаривает с бесами? Потому что бесы – твое собственное бессознательное, ты не можешь с ним не разговаривать. Почему Иисус с ними договаривается? Потому что бессознательное никуда не денешь, ты все равно с ним живешь, это такая же часть твоей психики, как и сознательная. Почему он отправляет их в море? Потому что это символ бессознательного, не нужно рассматривать море буквально, как и гибель свиней не обязательно рассматривать буквально. Вся эта история очень хорошо отражает главную мысль – способность владеть своим бессознательным, не быть им порабощенным, как в прошлой парадигме, в которой бессознательное могло безраздельно владеть человеком. Здесь происходит соединение человека с Богом, а значит, и власть человека над собственным бессознательным.

Конечно, языческое раздробленное сознание не исчезает. С точки зрения психологии, любое сознание, которое не обрело целостности, неизбежно будет языческим. Даже если вы носите крестик и исповедуете Христа, но сознание ваше раздроблено, не собрано в единое целое, – это сознание языческое. Любое языческое сознание всегда пугается того, что несет ему целостность, поэтому, когда в этом библейском сюжете из города приходят другие люди, смотрят на Христа и говорят: «Что же здесь произошло, давай ты уйдешь отсюда, ты нам не нравишься», – это и есть регрессивная позиция, которая возникает всегда, когда человек сталкивается с необходимостью принять свою целостность. Так часто происходит, когда человек не желает принимать новую парадигму и новую реальность. Зачем она ему? Она же нарушает всю его прошлую жизнь, буквально говоря: «Ты до этого жил не целостно, ты до этого вообще толком не жил, давай ты начнешь жить сейчас». Тогда человек в ответ говорит: «Нет, я так не могу, а как же моя прошлая жизнь? Я что, буду считать ее неполноценной? Нет, я лучше буду дальше жить по-прежнему. Уходи отсюда, будем считать, что мы тебя не видели». Это регрессивная позиция, откат в инфантильное поведение, в страх, в нежелание меняться. Когда «вскрыли» твою животную сущность и говорят о том, что ты одержим архетипом (пусть, например, тех же Матери или Отца), не так просто это принять. Человек, сталкиваясь с тем, что он чем-то ограничен, вынужден признать эту ограниченность, прежде чем сможет ее преодолеть. А признавать не всегда приятно. По этой причине люди часто выбирают регресс, который представляет собой языческое сознание – и даже большие кресты на храмах не могут этого изменить.