Текст книги "Иберы. Великие оружейники железного века"

Военное искусство

Иберийские военные строевые порядки и методы ведения войны известны нам лучше, чем их пристрастие к работе. Воинственный характер местного населения объясняется не только их врожденным темпераментом, но и скудностью земли, а главное – неравномерным распределением богатств, которое превращало неимущих в изгоев и бандитов. Иберийские наемники встречаются уже в сражении у Химеры в 450 году до н. э., а в 415 году до н. э. Афины планировали привлечь их в добавление к уже имевшимся. Сиракузы нанимали их в качестве ударных сил, а Дионисий в 369 году до н. э. послал иберский контингент в Спарту. Начиная с 342 года до н. э. иберы вместе с нумидийцами и кельтами составляли часть карфагенских войск. По свидетельству Плутарха, их главным военным достоинством была мобильность. Ливии пишет, что «они хорошо лазили по горам, перепрыгивая с камня на камень со своим легким вооружением». Ни нумидийский всадник, ни мавританский копьеносец не мог сравниться по скорости и силе с ибером.

Рис. 13. Изображение всадника, пехотинцев и музыкантов на ойнохое из Лирии

Местной формой войны с карфагенянами и римлянами была партизанская. Враг ее презирал, но в гористой местности этот метод позволял собирать небольшие отряды, которые быстро разбегались после нанесения удара.

Система была идеальной для совершения набегов на легионы и, кроме всего прочего, весьма подходила иберам, чей племенной уклад не позволял им формировать сильные оборонительные союзы. Это признавал Полибий, а Сципион, возмущенный предательством илергетов, заявляет: «Они не лучше бандитов, которые способны разорять местные поля, сжигать деревни и угонять скот, но которые ничего не стоят в армии или в настоящем сражении. Они лучше сражаются при бегстве, чем в прямом бою».

Это была чистая правда. Сципион, вероятно, вспомнил, что илергеты, вместо удара по врагу, стали угонять скот, а когда римляне вернулись на побережье, воины племен опустошили поля своих союзников. Они превратились в бандитов, подобно людям города Астапа (Эстепа), которые совершали набеги на близлежащие поля, захватывали заблудившихся торговцев, солдат и вооруженных охранников. Партизанская война и стычки с соседями приводили к систематическому грабежу деревень и поджогам урожая.

Время от времени у иберов появлялись вожди, способные создать крепкий, но недолговечный союз против врагов. Так, Индибил и Мандоний собрали почти регулярную армию, в которой воины различных народностей занимали свое определенное место: аусетаны в центре, илергеты справа, а остальные – слева.

Богатые и миролюбивые народности предпочитали, чтобы их обороной занимались наемники. Например, турдестаны в 195 году до н. э. наняли 10 тысяч кельтиберийцев, однако это оказалось бесполезным: лузитаны разграбили Турдетанию в том же году.

Демонстрируя свою храбрость во время схватки, воины издавали боевые кличи, размахивали оружием и подпрыгивали, словно танцуя. Если пехота уступала противнику, кавалеристы спешивались, прятали своих коней и принимали участие в рукопашной. Их хорошо натренированные лошади никогда не уходили с того места, где их оставляли.

Женщины не принимали участия в войне, за исключением последней стадии обороны своей земли или деревни. Рассказы о жестокости, коллективных самоубийствах, сожжениях и резне ужасают.

В бою иберы проявляли хитрость и смекалку. Например, испанские наемники Ганнибала, большей частью иберы, переплыли через Рону, раздевшись донага, а свою одежду и оружие переправили на надутых курдюках, прикрыв их щитами.

Воины и их оружие

О военных сражениях иберов повествуют как многочисленные письменные источники, так и росписи на керамике. Рассказы о воинах Осуны, Вердолая, Арчены, Лирии и Альосы, а также многочисленные находки в захоронениях говорят о том, что иберы считали войну благородным делом. На «Вазе воинов» из Лирии отражено сражение пехотинцев и всадников. На всех короткие туники, чешуйчатые доспехи и шлемы на головах. В руках щиты, дротики и фальчионы – широкие кривые короткие сабли.

Рис. 14. Воин в кирасе с копьем и щитом (часть фриза, известного как «схватка всадников и пехотинцев» из Лирии)

Романизированные воины из Осуны были вооружены овальными щитами, как у лирийцев, или маленькими круглыми, а также фальчионами и широкими тесаками. На так называемом «Камне двух воинов» и на «Фризе воинов» изображена схватка, по всей видимости, между иберами и римлянами, либо романизированными иберами. На керамическом горшке из Осуны изображен всадник, размахивающий саблей.

Рис. 15. Схватка двух воинов (из Осуны). Фрагмент известковой плиты. Длина 58 см, ширина 58 см, толщина 11 см. Национальный археологический музей Мадрида

Рис. 16. «Фриз воинов» из Осуны. Тонкий известняк. Общая длина 1,30 м, высота высокого блока (из двух частей) 72 см, ширина 15 см. Национальный археологический музей Мадрида

В Эль-Кабесико-дель-Тесоро-де-Вердолай найдена ваза с изображением пехотинца в кесаре из полосок металла или кожи, с поясом и в короткой юбке, оканчивающейся бахромой складок. На другом воине шлем с гребнем. Как правило, кавалеристы и пехотинцы были вооружены дротиками, круглыми щитами и фальчионами. Небольшая бронзовая статуэтка изображает воина, одетого в тунику, из-под которой видны юбка и чешуйчатый панцирь. Он вооружен короткой саблей в ножнах на перевязи и держит небольшой дисковидный щит. На фигурке другого воина поверх туники – накидка, застегнутая на плече круглой фибулой. Видна рукоятка короткой сабли. На вазе из Альосы изображены сцены битвы между двумя племенами, разделенными рекой, а на вазе из Лирии показана сцена битвы на реке.

Шлем. Диодор рассказывает, что у кельтиберов были металлические шлемы с пурпурными плюмажами. Аппиан подтверждает, что лузитаны обычно трясли своими длинными плюмажами, чтобы напугать врагов. И те и другие носили очень похожие шлемы из металла или покрытой металлическими пластинами кожи. Аналогичные головные уборы были и у иберов, судя по находкам в захоронениях и по узорчатым росписям из Лирии. В Ла-Бастиде была найдена фигурка всадника в шлеме с плюмажем, напоминающем аналогичный шлем из Деспеньяперрос. Вероятно, на обоих наложил отпечаток архаический греческий тип, заменивший коническую форму примерно в VII веке до н. э. Среди различных шлемов более позднего периода из иберийских захоронений следует отметить находку в Ойя-де-Санта-Ана, а также конический шлем из Вердолая. Другие шлемы греческо-этрусского типа, найденные в Вильярикосе, Алькарасехосе и Кинтана-Редонде, не имеют застежки для подбородка, которая видна на монете III века до н. э. из Илибериса. У некоторых романизированных воинов из Осуны были шлемы с длинными хвостами или радиальным гребнем. Другие носили перья, лошадиные хвосты или гребни из бронзы или кожи.

Рис. 17. Воин в шлеме с плюмажем и с коротким щитом (фрагмент вазы из Эль-Кабесико-дель-Тесоро, Мурсия)

Щит. Рассказывая о лузитанах, Диодор пишет: «Во время войны они носили небольшие плетеные щиты, защищавшие их тела. В бою воины использовали их так быстро и умело, что отражали удары противника».

Подобные округлые щиты характерны для Лирии и Вердолая. Эти щиты были слегка выпуклыми, их носили наклонно к плечу, держа за кожаные петли. Страбон сообщает, что они изображены как на бронзовых статуэтках турдетанских воинов, так и на каменных статуэтках лузитанов.

Кроме этого типа щитов, существовали и другие – большие, овальной формы, украшенные геометрическими рисунками, с длинной узкой полосой вдоль основной оси и широкой поперечной. Этот тип щита можно видеть на рельефе «Два воина» из Осуны, а также на рисунке «Сражающиеся воины», где они показаны в сравнении с круглым щитом побежденного врага. Похоже, что в I веке до н. э. использовались оба типа щитов. Так, оба они изображены как трофеи на монете 54 года до н. э., выпущенной в часть побед 99 года до н. э. Удивительно, что никаких овальных щитов не было найдено в Месете, и, кроме щитов Ансерюна, нам известен только один большой щит из Кабрера-де-Матаро, а другой из Эчарри-де-Наварра.

Рис. 18. Сцена битвы (фрагмент большого калафа из Аллозы, Теруэль)

Наступательное оружие. Хорошо известны два типа метательного оружия, принятого у всех испанских народностей: дротик и копье.

Рис. 19. Битва на реке с вазы из Лирии

Дротик был любимым оружием воинов Леванта, именно им был ранен Ганнибал. Ливии описывает его так: «Древко сделано из пихты и круглое, на конце укреплен кусок железа, он квадратный и обвязан бечевой, обмазанной смолой. Железка была три фута длиной, достаточной, чтобы пробить броню и тело. Но даже если она просто застревала в идите, не повредив тело, это наводило ужас на врага, поскольку бросок производился с уже зажженным древком, и траекторию можно было проследить по огню. Воину приходилось отбрасывать свой шит и оставаться не защищенным перед врагом».

На кельтиберском кладбище Аркобрига и турдестанском кладбище Альмединилья найдены предметы, пораженные дротиками с заостренными концами, размеры которых составляют от 6,5 до 14 дюймов. Самые ранние находки сделаны в Ле-Кайла-де-Майяк (Франция) и относятся к VI веку. Их тип схож с самыми древними находками в Агилар-де-Ангита. Находки Альмединильи относятся к более позднему сроку – IV веку до н. э.

Рис. 20. На блоке известняка изображен воин с небольшим кожаным щитом. Размер 65 × 40 × 13 см. Национальный археологический музей Мадрида

Метательное копье изготовлялось полностью из железа, с утолщением в середине стержня. Перекрестная секция имела многоугольную или гексагональную форму, базовая часть заострена, а длинное копьеобразное окончание полое и с зазубринами. В некоторых образцах середина уплощена для лучшего полета. Предполагается, что это оружие изобретено в Лирии. Размер жала копья иногда доходил до 22 дюймов плюс 4 дюйма на крепление. Еще одна разновидность копья – пика – напоминает копье андалузских пастухов с перекрестьем в основании острия, о чем свидетельствуют изображение на монете из Карисия и копье из Гранады. Метательное оружие бесполезно в рукопашном бою, однако на одном из рисунков изображен пехотинец с саблей в одной руке и с копьем в другой.

Иберийский воин должен был иметь два метательных оружия, о чем говорил Ливии, об этом свидетельствуют и изображения из Альосы. Однако воины в рукопашном бою могли сражаться, отбрасывая дротики и копья и выхватывая сабли либо, подобно воинам из Вердолая, защищаясь пиками.

Оружие ближнего боя. Знаменитым иберийским оружием в античные времена была изогнутая сабля, которая, по свидетельству Ливия, «отрубала руки у самого плеча, одним ударом отсекала голову, вспарывала живот и наносила ужасные раны». Ее происхождение нужно искать в греческом аналоге, попавшем на полуостров через этрусские модели, которые имитировались иберийскими наемниками.

Фальчион, иберийская короткая, широкая, кривая сабля, использовался как для нанесения ударов, так и для бросков. Его изготовляли из одного куска железа. У рукоятки лезвие расширялось, формируя опору для руки, и загибалось для ее защиты. В ранних образцах эфес был открытым, позже его стали прикрывать изогнутой пластиной, небольшой цепочкой или полоской кожи. Рукоятка заканчивалась стилизованной головой птицы, лебедя или лошади.

Сабля вкладывалась в кожаные ножны, прикрепленные железными обручами к перевязи. На поврежденной каменной статуе воина из Эльче ножны висят на кожаной перевязи и кольце, закрепленном на ремне. На статуэтке из Арчены сабля с профилем птицы просто висит на ремне.

Из всего разнообразия фальчионов, найденных в иберо-турдестанском регионе, самая впечатляющая родом из Альмединильи. Пластины эфеса (ножны сделаны из кованого железа) декорированы витыми сплетенными полосками со вставленными в них гранулами из слоновой кости и рога. Рукоять заканчивается кошачьей головой и головой птицы. В Вильярикосе фальчионы обнаружены вместе с греческими предметами, датированными концом V века до н. э., однако они дожили до I века до н. э. На кладбище Эль-Сигарралехо (Мурсия) найден вотивный фальчион весьма раннего типа с головой лошади на рукояти.

В дополнение к саблям использовались тесаки и ножи типа «двойной сферический», имевшие широкое треугольное лезвие, некоторые – 15 дюймов длины с прямоугольной защитой руки. Самый древний датируется V веком до н. э. Эти тесаки появились в Бельгии и Бургундии примерно в VII веке до н. э.

На последних иберийских монетах можно видеть серповидное оружие с лезвием более коротким, чем у серпа. Оно было найдено в Пуч-Кастельяре (Барселона) и датируется периодом между IV и III веком до н. э. Менее точно подтверждено существование дву– и трезубых пик, хотя Ливии упоминает об их использовании при осаде бастетанского города Орингиса для сбрасывания лестниц атакующих. Вместе с тем несколько пик такого типа были найдены в Осуне.

Смертоносным оружием была праща, и балеарские воины, наемники Ганнибала, славились своим умением использовать его. Метательные снаряды из камня, свинца и железа найдены в Ульястрете, Ампурьясе, Осуне и других местах. Иногда пращи использовали для передачи письменных сообщений.

Помимо оружия следует упомянуть о штандартах и эмблемах. Ливии рассказывает, что в 200 году до н. э. римляне захватили 78 военных штандартов свессетанов и седетанов. Вероятно, у каждого племени был и свой собственный боевой клич. Существование иберийских знамен или эмблем было подтверждено вскоре после римского нашествия. На иберийской монете изображен всадник со штандартом, на котором вверху нарисован кабан.

Нам ничего не известно о военных колесницах. Единственным обнаруженным тягловым средством были повозки, запряженные быками. На рельефе из Эль-Сигарралехо изображена легкая колесница, но вполне вероятно, это была похоронная повозка.

Лошадь и всадник

Иберы были искусными наездниками, которые охотились на диких лошадей в лесах. Испанская лошадь очень походила на африканскую, которая скачет вытянув шею. Ее аллюр описывают как «неправильный». Большое количество лошадей на полуострове объяснялось многочисленностью всадников в войсках и большой данью, собираемой римлянами.

В захоронениях Андалузии и Испанского Леванта находят большое количество изображений лошадей, в частности находка в Эль-Сигарралехо посвящена богине-лошади.

Наездники скакали без седел. Они пользовались накидкой из кожи, шерсти или растительного материала, которая иногда покрывала и шею лошади, предохраняя ее от потертостей поводом и сбруей. Всаднику приходилось держать повод в одной руке, а оружие – в другой. Однако в некоторых случаях защита шеи лошади становилась средством управления, и воин мог держать оружие в обеих руках. Стремян не было, но шпоры пользовались большой популярностью. Об этом можно судить по лирийским рисункам, а также по самим шпорам, найденным в ряде археологических раскопов. Лошадью управляли с помощью недоуздка, уздечки и поводьев. Среди находок есть множество удил, которые скорее похожи на трензеля, воздействующие на кожу животного при нажатии. Так называемая узда представляет собой простые «крылышки», предотвращающие сползание удил в сторону.

Рис. 21. Лошадь с «парасолью» на голове (фрагмент вазы из Лирии)

Крылышки в форме буквы «S» состояли из колец, полумесяцев или прямых планок с окончаниями.

Есть много догадок по поводу того, как сидели иберы на своих лошадях. Несомненно, они ездили верхом, и все же, судя по изображениям, найденным в Арчене и Лирии, некоторые наездники, вероятно, сидели боком. Однако это можно объяснить и неспособностью художника отобразить реальную перспективу.

Иберы не скупились на украшение своих лошадей. Элементы, соединяющие поводья и удила, украшались орнаментом, клыками или другими изображениями, вышитыми или нарисованными на материале либо выгравированными на коже или металле. Нагрудные пластины украшались бахромой из веревок с позвякивающими кусочками металла на концах. На макушке головы лошади помещали парасоль, небольшой зонтик, украшенный полихромными волокнами. Их можно видеть в украшениях лошадей из Лирии и на двуликом рельефе коня в Эль-Сигарралехо.

Рис. 22. Наездник с фальчионом в окружении иберийских надписей (на вазе из Лирии)

Пластическое искусство Лирии и других мест создает впечатление, что иберы были энергичным и колоритным народом, имевшим вкус к жизни. Они демонстрировали браваду в битвах, к которым питали большую слабость, и использовали каждую возможность выказать свой темперамент.

Речь и письменность

Местный доримский алфавит, несмотря на последние достижения лингвистики, все еще не поддается расшифровке.

До римского нашествия в Иберии говорили на различных языках. Их следы прослеживаются в местных диалектах и названиях мест даже после единообразия, введенного латинским языком. Тезис о том, что нынешние баски произошли от иберов, имеет древние корни. Поэтому предпринимались попытки интерпретировать иберийский язык в свете тех общих элементов, которые он предположительно имеет с современным языком басков. Изъятие из баскского языка кельтских и латинских заимствований было большим шагом вперед в баскско-иберийских исследованиях.

Рис. 23. Распределение иберийских, кельтских, тартесских и финикийских надписей (по Товару)

Товар считает, что чистый алфавит, основа иберийских алфавитов, был интродуцирован в трех точно известных местах и в три периода. Один представлен надписями (с использованием силлабической системы), найденными на юго-западе. Другой, на юго-востоке, представлен ионическим алфавитом на свинцовых пластинах из Алькоя и Сигарралехо, а также надписями из Аликанте. Этот алфавит был заменен южным и иберийским. Третья группа состоит из встречающихся на монетах II века до н. э. надписей на прибрежном финикийском алфавите древнего происхождения.

Не следует забывать, что иберийский алфавит использовался в более поздний период. Кельты полуострова пользовались им потому, что его слоговая азбука подходила для произношения конкретных кельтских звуков.

Алфавит юго-запада

Надписи на каменных стелах Алгарви и Западной Андалузии могут помочь в понимании тартесской цивилизации. Хотя эти двадцать надписей (исполненных на так называемом тартесском алфавите) были опубликованы в XIX веке, они до сих пор малоизвестны. Маргинальные надписи сделаны буквами спиралевидной формы в нерегулярной расстановке. Их археологическая основа неизвестна, однако они были повторно использованы в захоронениях VI века до н. э.

Попытки расшифровать эти надписи начал еще Шультен, который предположил их взаимосвязь с текстом Камины в Лемносе на атлантическом греческом алфавите, но на негреческом языке, известном как «тирсенский». Попытка Шультена дала основание предположить тирсенское происхождение тартессийцев.

Профессор Гомес Морено считает эти надписи продуктом смешанной силлабической системы с алфавитными знаками, аналогичными иберийским, которые от них и произошли. Однако странно, что надписи Алгарви столь единообразны, а иберийские так различны и лишены последовательности. Это позволяет предположить слишком короткий период местного развития данной системы. Главная проблема – определить, является ли этот язык местным или был привнесен колонистами. Похоже, что два фактора свидетельствуют в пользу последней точки зрения. Во-первых, этот язык почти полностью алфавитный (кроме некоторых незначительных силлабических исключений) и, таким образом, резко контрастирует с исконным силлабизмом полуострова. Алфавитная система изменила бы древнюю слоговую азбуку и повлияла бы на создание или адаптацию иберийской письменности. Во-вторых, тартесский язык не сочетается ни с языком Южной Иберии, ни с языком Испанского Леванта.

Рис. 24. Сравнительная таблица знаков в надписях из Алгарви и юго-запада (по Товару)

Рис. 25. Тартесская надпись

Иберийский алфавит

Луч света на иберийскую цивилизацию проливают местные надписи в регионе между Андалузией и Ансерюном. Известно уже более 500 таких надписей, выполненных на бронзе, свинце, керамике, а также на монетах. Все они говорят о том, что иберы юга и испанско-левантийского и каталонского региона разговаривали на различных диалектах одного языка.

Самый древний текст был найден в 1922 году в Ла-Серрета-де-Алькой. Надпись на иберийском языке выполнена на свинце и состоит из 336 букв древнего ионического алфавита. То же можно сказать и о других текстах из Эль-Сигарралехо и Альбуфереты, и еще двух из Алькоя.

Надпись на свинце на алфавите Южной Иберии, похожем на алфавит Верхней Андалузии, была найдена в Ла-Бастида-де-Мохенте. Еще одна пришла из Лирии, другие нарисованы на горшках. Последние изображены на алфавите Испанского Леванта. Изучение этих известных надписей позволило профессору Гомесу Морено определить иберийский алфавит, выделив 5 гласных и 6 длительных согласных и разгадав значение силлабических знаков. Единственный пробел – интерпретация некоторых редко используемых букв.

Отмечено различие между имеющими много общего системами Южной Иберии и Испанского Леванта – Каталонии, особенно в отношении знаков. Разительное отличие между ними заключается в том, что южные надписи сделаны слева направо, а надписи испанско-левантийского и каталонского региона – в обратном направлении.

Те части иберийского алфавита, которые демонстрируют базовое архаичное силлабическое написание букв, связаны с греко-киприотской слоговой азбукой (по Гомесу Морено). То же можно сказать и о тартесском алфавите. Однако, по мнению Товара, формы этих обоих местных алфавитов тесно связаны с греческими и финикийскими буквами. Тезис о создании иберийского алфавита, «адаптированного в соответствии с оригинальной эволюцией и систематическим мышлением», на этой основе кажется вполне возможным. Южное написание выглядит старше, а испанско-левантинско-каталонское написание, похоже, произошло от него.

Рис. 26. Кусок свинца с надписью из Лa-Серрета-де-Алькой (две стороны). Длина 171 мм, ширина 62 мм, толщина 1 мм

Иберийская фонетика сейчас уже точно определена благодаря вышеназванным надписям на свинцовых табличках VI века до н. э. на ионическом алфавите. Они доказывают, что иберийский совершенно не связан с другими индоевропейскими языками, включая кельтский.

Южный алфавит совпадает с надписями на различных монетах (Обулько, Кастуло и т. д.), на свинцовых табличках (Гадес и Мохенте), на ценных вазах из Абенхибре и Ла-Гранхуэлы и двух статуях из Эль-Серро-де-лос-Сантос и Салобраля (Альбасете). Надписей такого типа не найдено в регионе нижнего Гвадалквивира. Их отсутствие там можно объяснить мощным влиянием алфавитов колонистов, которые отодвинули местные алфавиты в верховья реки.

Рис. 27. Знаки алфавита Южной Иберии (по Товару)

Характер предметов, на которых встречаются южноиберийские надписи, дает основание датировать их периодом не ранее IV века до н. э. Алфавит Испанского Леванта также относится к более позднему периоду, поскольку сделанные с его помощью надписи обнаружены на керамике IV–II веков до н. э.

В однородном регионе Испанский Левант – Каталония – Лангедок обнаружены надписи, важное значение которых еще не было достаточно отмечено. Одна группа состоит из надписей на монументах и стелах, в которых чувствуется влияние элегантной греческой и римской эпиграфики и которые связаны с надписями на монументах захоронений в Сагунте. К другой относятся каталонские стелы (Бадалона, Фрага), возможно также похоронного содержания, чьи украшения контрастируют с кельтиберскими из Месеты. Третью группу составляют надписи на стелах иберианизированных народов в регионе Нижнего Арагона, уже воспринявших влияние латинских стел.

Кроме надписей, выгравированных на камне, имеются надписи, украшающие (или, возможно, поясняющие) сцены, изображенные на керамических изделиях. В регионе Лирия – Альоса (Теруэль) они нарисованы, а в Ансерюне – нацарапаны. Последние указывают имя гончара, емкость и содержание горшка, различные другие детали. Из этих мест также произошло несколько свинцовых пластин с надписями иберийскими буквами. Разнообразие надписей доказывает широкое использование письменности, и не только узким кругом культурной элиты.

Алфавит Испанского Леванта – Лангедока может преподнести еще много хронологических сюрпризов. Многочисленные рисунки Ансерюна, интересные (но редкие) предметы из Ульястрета, надписи на небольших местных сосудах из Буррьяча, Ареньс-де-Мар и других поселений доказывают, что тип алфавита, позже использовавшийся на монетах, оформился уже в IV веке до н. э. Это весьма важный факт, так как иберийская форма монет (за исключением имитации ампурьянской драхмы) существовала не ранее начала II века до н. э.

Рис. 28. Знаки алфавита Иберийского Леванта (согласно Товару)

Эволюция иберийского алфавита с IV века до н. э. и далее начинает прослеживаться путем сопоставления иберийских имен на латыни с теми, что написаны на импортных товарах (таких, как кампанианские). Открытие согласных-дубликатов (например, n), появление m в надписях III и II веков до н. э. и, помимо всего прочего, опознание истинных названий конкретных районов (указывающих племенные группы определенного значения) свидетельствуют о той пользе, которую можно извлечь из изучения иберийского языка еще до его расшифровки. Некоторые вариации в написании букв и недостаток последовательности в их написании считается результатом влияния других надписей. Они придали иберийскому письму особенный, архаичный характер, контрастирующий с посторонним влиянием – греческим на севере и финикийским на юге полуострова.

В римский период латинские тексты и надгробные надписи свидетельствуют об использовании иберийских слов и их включении в названия народностей и мест. Большое значение имеет «бронза Асколи», с более чем 40 иберийскими именами из конкретного региона. Эти имена состоят из персонального имени, сопровождаемого именем отца в форме, отличающейся от римской и несклоняемой.

Существование алфавитной формы, которую за некоторыми исключениями можно считать униформистской, убедительно свидетельствует о культурном единообразии иберийских народов полуострова.