Текст книги "Крик"

Ребята опять запросились вниз, но мы уже чуть подустали.

– Покатайтесь здесь, – говорит им Наталья Сергеевна, с тревогой вглядываясь в сторону склона. Потом говорит мне. – Вот этот парень, – кивнула она на парня с мальчиком. – Точно на тебя запал. Уже около часа возле нашего места вертится. И с этого бока скатится, и с другого. Но от нас не отходит. Точно, он на тебя запал.

– Не может быть.

– Точно тебе говорю, не на меня же он глаз положил. Да и грех такую девку, как ты, не заметить. Вам же с Алькой, ну хоть сейчас на этот, как его… ну подиум, что ли.

Я засмеялась, а сама краем глаза слежу за парнем. Судя по всему, и впрямь я его впечатлила. Как бы он мальчишку не потерял, раззява. Тот в это время тянул его вниз, а он все старался задержаться недалеко от нас. Но было видно по нему – не решится подойти. Глазами ест объект, как верующий икону, но не решится. И это хорошо – не до него сейчас. Тут откуда-то сверху подкатили из-за спин веселящегося народа Алька и Валерий. И Валерий предложил нам поехать в город в кафе «Шоколадница». Полакомиться кофе и мороженым-пирожным. Видно было, что они Алькой по этому вопросу уже договорились. Ребята, конечно, с восторгом приняли это предложение. Смотрю на Наталью Сергеевну – та от умиления чуть не прослезилась.

У Валерия на площадке была припаркована машина. Мы оставили санки Наталье Сергеевне, а сами весело втиснулись в автомашину – черный Ниссан. До города добрались быстро, минут за десять.

В «Шоколаднице» оказалось несколько родительских пар с детишками возраста наших паршивцев. Мы заказали по крем-брюле, пирожные, фанту и кофе, чай, который просили принести по окончанию, чтобы ребятам горлышко согреть. Валерий заказал нам с Алькой шампанского. Сам отказался. Говорит, что за рулем. Оркестр исполнял спокойное танго и Валерий пригласил Альку. Он как-то подчеркнуто ухаживал за ней. Все внимание ей и Леночке. И тут я заметила, что Степка как-то с обидой смотрит, что Валерий не уделяет ему внимания. Неужели возникает какая-то тоска по мужскому вниманию? Конечно, есть дедушка, но, наверное, этого мало. Тут Валерий, очевидно, из вежливости, пригласил и меня на танец. Вблизи он тоже был ничего парень. Волосы мягкие, русые, прическа – вперед на лоб. По виду не был в парикмахерской дольше месяца: волосы за ушами уже колечками, но волосы, хотя и примяты от спортивной шапочки, но чистые – кажется, утром душ принимал. И туалетная вода у него хорошая.

– Вы тоже генеральный директор? – спрашивает.

Я кивнула головой.

– У вас как генеральных директоров подбирают? Какие критерии?

– Это надо учредителей спрашивать.

– Я к тому, что очень вы с Алевтиной заметны. Даже для такой, как ваша НК, два таких генеральных директора – это уже немало. Все-таки НК не Голливуд. Повезло учредителям.

– Да и нам тоже.

Гусарский переулок

В понедельник мы как всегда собрались в офисе на Гусарском. Там за нами наконец-то окончательно закрепили комнату на всех оставшихся на свободе московских генеральных директоров, и Светка нам объявила, что нам следует готовиться в отпуск, который мы проведем на нашей базе на Кипре. Все вместе.

Нет все-таки Алька права. Все важнейшие события мы узнаем через Светку. Точно, она, наверное, стучит.

– Все одновременно и вместе? – удивилась Алька.

– Ну да, все. А что тут такого? – ответила Светка. – Решили порадовать личный состав.

– А с детьми можно? – спросила я.

– Нет. Потому что там будем сочетать приятное с полезным. Нам будут читать лекции. По бизнесу и праву.

– Вообще-то странно, – не унималась Алька.

– А чего тут странного? – говорит Светка.

– А то. Всех генеральных одновременно никогда в отпуск не отправляли. Это арестовать нас всех одновременно могут, а вот в отпуск одновременно – это в ущерб для дела.

– Да хватит уже про аресты! – взвилась Светка. Ну взяли Володьку Макаровского. А в основном-то все спокойно.

И тут подал голос мой мобильник. Звонила Федоровна.

– Слушай, Вероника Николаевна, зайди ко мне. Тут документ надо подписать. Да. И вы слышали или нет?

– А что такое? – у меня все похолодело.

– Перелезина арестовали. Жена позвонила, что взяли прямо в аэропорту. Стал проходить пограничный контроль, и его задержали.

– Да вы что! У него же фирма не в России, а на Кипре.

– Не успел. Оставалось всего два часа до вылета.

И Светка и Алька, слушая мой разговор, застыли как борзые на утиной охоте. Я где-то такое сравнение вычитала.

– Кого там еще? – выдохнули они одновременно.

– Перелезина.

– У него же фирма зарегистрирована на Кипре? – опять одновременно.

– Два часа до рейса. Прямо в аэропорту, на регистрации.

Я оставила Светку и Альку в расстроенных чувствах, а сама побежала в ЦБК. И всю дорогу думала об этом аресте. У Перелезина фирма на Кипре. Его-то, почему за российские дела? И на кой черт он прилетел? Сидел бы себе на теплом морском берегу. Может я чего не понимаю? Тарабарщина какая-то. В ЦБК находился и Шнырь. Я до того была напугана, что решила первый раз в жизни прочитать документ, который подписывала. Эту самую жалобу. Речь в ней шла о том, что мою фирму освободили от уплаты штрафов и прочих санкций, поскольку мы являемся дочерними предприятиями НК. И Шнырь писал в жалобе, что это самое освобождение является неправильным и незаконным. Мне все это как-то было не совсем понятно. И я спросила у него, чего нам жаловаться, если нас освобождают. Для нас же это благо.

Он, надо сказать, удивился моему вопросу и говорит:

– Это ловушка.

– Какая ловушка, если освобождают? Вот если бы на нас наложили какие-либо санкции, тогда понятно надо жаловаться. Но если освобождают… Тут и гусю понятно, что не следует возникать.

– Вероника Николаевна, вы не понимаете. Они этим хотят объединить дочки и НК.

– Так мы и так едины. Это и ежику понятно.

– Ежику может и понятно, а вот по закону это не так. И моя задача это доказать. Поэтому я и составил эту жалобу. Это же общая стратегия защиты.

– И Чайка это знает?

– А как же. Это все исходит от вашего руководства.

– Ну, думаю, руководству виднее. И я подписала эту жалобу. Хотя я была в последнее время осторожна, но тут подумала, что подписать жалобу, это ведь не деньги переводить.

– Вы как-то недоверчивы сегодня, – произнес с удивлением Шнырь.

– Вы знаете, что Перелезина арестовали?

– Конечно, знаю. Мне коллеги сказали. Его наш адвокат защищает.

– Что-то плохо защищает.

– Да уж, – говорит Федоровна. – Его то за что? У него бизнес на Кипре. С нефтью он не связан.

Мои слова явно уязвили Шныря.

– Конечно, это все незаконно. Адвокат арест обжалует.

– Ну и что толку? – не унималась я. – По Володьке Макаровскому адвокат пишет и пишет. А он все сидит и сидит, – я говорила раздражено, уж очень погано было на душе.

– Вы же знаете, какое у нас беззаконие, – кипел Шнырь. Но мы все равно добьемся освобождения. Примем все меры. Поднимем все связи. Это просто дело времени, – раздражено говорил он, собирая листки жалобы. – Это только дело времени.

Федоровна шлепнула на жалобу печать и Шнырь сунул ее в свой портфельчик, он у него такой как папка, маленький небольшой, вежливо попрощался с нами и удалился.

– Что ты так его? – удивилась Федоровна.

– Не нравится он мне.

Федоровна пожала плечами.

– Ну я тебе так скажу: в наших вопросах он все-таки разбирается.

– Слушай, дай мне это постановление, которое он обжалует.

Она протянула мне постановление налоговой инспекции, и с удивлением смотрит на меня. Потом пожала плечами.

– Знакомься. Когда ознакомишься, вернешь. Мне к делу надо подшить.

2

Отец, узнав о моем отпуске сразу запаниковал.

– Не справлюсь я, не справлюсь, – вопил он. – Чего хочешь, но только не это. Давай попросим Анну Егоровну, – предложил он. Она же обожает Степку, и всегда с удовольствием берет его к себе. А я буду у нее на подмоге. В садик буду его водить, в магазин бегать. Ну а дома с ним – она.

Анна Егоровна – это моя свекровь. Она относилась ко мне крайне враждебно. Когда мы поженились с Игорем, она этого и не скрывала. Она считала, что ее Игоречку с его образованием и способностями была нужна другая жена. Как же – закончил физтех чуть ли не с красным дипломом. Подавал большие надежды, а тут какая-то парикмахерша. Она считала, что это какой-то рок, что он в меня влюбился. Ну а после того, как он прыгнул с крыши, для нее не было никаких сомнений, что это я довела его до такого состояния. Конечно, я тогда злилась на нее. А сейчас, пройдя через всю эту свистопляску, пожалуй, с ней и соглашусь. Мне было все равно, что он окончил престижный институт, что его считали способным. Меня интересовал лишь он сам. Но тогда я думала, что раз престижный институт, значит, будем материально нормально жить. Вот и все. И тут я сразу же забеременела по неопытности. Сказала ему об этом. Он уперся: будешь рожать и под венец. Так и поженились. Теперь, оглядываясь и имея весь этот сволочной опыт, скажу, что его сгубила порядочность. Другой бы на его месте, сказал бы: «Это твои дела, дорогая. Надо было думать» А он не сказал. Наверное, он действительно меня любил. Мы ведь могли и потом развестись, уже после рождения Степки. А один он точно бы выжил, мама бы прокормила. А он этого не сделал. Мне так его жаль. Правда, жаль. Со мной все ясно. А вот его жаль.

Я позвонила Анне Егоровне, и мы договорились вечером встретиться.

3

Она открыла мне дверь, окинула критическим взглядом и с порога, как всегда язвительно:

– Отлично выглядите, бизнес-леди.

В голосе столько желчи, не поймешь, ненависть это, или презрение, или то и другое вместе.

– Проходите, раздевайтесь, туфельки можете не снимать. Она стала называть меня на «вы» после того, как узнала, что меня назначили генеральным директором.

Я разделась, туфли все-таки сняла и прошла за ней на кухню. У нее небольшая двухкомнатная квартирка со смежными комнатами, еще той, хрущевской постройки. Кухонька тоже небольшая – пять или шесть метров.

– Чай будете или кофе? Наверное, кофе – вы же в офисах привыкли. Но коньяка у меня нет. Вы уж извините за скромность. Доходы не позволяют.

Я ко всему этому уже привыкла, поэтому молчу. После смерти Игоря она со мною не общалась, даже к могилке мы старались пойти в разное время, чтобы не дай бог не встретиться. Но однажды отец гулял со Степкой и встретил ее. Отец рассказывал, что она как увидела Степку, так не хотела с ним расставаться. Ее поразило, что он очень похож на Игоря и по характеру такой же – спокойный какой-то, негромкий. Глаза теплые, внимательные. Обычно мальчики на маму похожи, а вот он на Игоря. После этого она часто стала звонить отцу, не мне, конечно. И просила отца приводить Стёпку к себе. Со мной, при этом, все равно не общалась.

Она так предлагала кофе или чай, что я в другой бы раз отказалась, но сейчас мне было не до обид. И я согласилась на чай. Она быстро вскипятила чайник, поставила чашки, вазочку с печеньем. Пока она все это делала, я сидела молча. А она вдруг почему-то притихла и как-то настороженно поглядывает на меня изредка.

Когда она расставила чашки на столе, я без предисловий сказала:

– Вы ведь по телевизору смотрели, что происходит с нашей компанией. И вот сейчас очередь дошла и до таких мелких сошек как я. Одного из наших генеральных директоров даже арестовали, вы, наверное, слышали. На мой взгляд, я никаких преступлений не совершала. У нас все договора проходят с десятками виз. В том числе с визами юристов. По крайней мере, я не вижу, что я могла нарушить. Но вот этот генеральный такой-же как мы, а ведь арестовали.

Она слушала молча, не перебивая и не задавая вопросов. Такое впечатление, что она действительно внимательно смотрит телевизор. И все знает. Наконец она произнесла:

– У тебя есть какие-то опасения?

– Ну вот Макаровский – это кого арестовали – такой же как мы, ну точно такой же. И вдруг арестовали. Мы все в шоке. На этой неделе нас всех собирают на Кипре. Уехать придется, как сказали, недели на две. Вроде как в отпуск. Но как все сложится, я не знаю. Если я там задержусь, не знаю, справится ли отец. Все-таки мужчина. Неделю он сможет, а если вдруг дольше…

И вдруг неожиданно для меня самой у меня полились слезы. Никак я не хотела, чтобы она видела мою слабость, но вышло как-то само собой. Я замолчала. Сижу, смотрю в чашку, на нее глаз не поднимаю.

Наконец она произнесла:

– Пусть Николай Иванович приведет Степку ко мне, – и больше ни слова.

– Я вам вещи соберу. И денег, конечно, оставлю.

Она ни слова.

Я встала из-за стола, и быстро в прихожую. В туалет ужасно хотелось из-за всех этих волнений и переживаний. Но я решила, что потерплю, в крайнем случае, возле метро что-нибудь найду. Быстро надела сапоги, накинула шубейку. И тут она появилась в дверях кухни. Я стала открывать запоры ее двери. Как обычно в них запуталась. Она подошла, открыла дверь. Я на нее все не смотрю, шагнула в коридор, что-то пробормотала по части «до свидания». И тут, вслед, услышала:

– За Степку не беспокойся, – она помедлила и добавила, когда я уже стояла возле лифта. – При всех вариантах, не беспокойся. Слышишь. При всех.

4

Ну, слава богу, со Степой все нормально. Я и предполагала, что так и будет. Свекровь хотя и ненавидела меня, но человек, несомненно, порядочный. И Степку обожает.

Затем я отвезла заявление в академию управления на случай, если придется на Кипре задержаться. Я уже училась на последнем курсе и не хотелось, чтобы отчислили. Посадят или не посадят – еще неизвестно, но диплом надо было получать. В конце концов, он пригодится и после отсидки. Не век же мне сидеть придется.

И с этой академией, опять спасибо Альке. Я после смерти Игоря была в таком состоянии, что моя заторможенность была заметна. И когда мы подружились с Алькой, она, конечно, это видела и говорит:

– Подруга, тебе надо отвлечься от тяжелых воспоминаний. Тебе нужны дополнительные нагрузки. Тебе надо поступить в институт. Привожу доводы, услышав которые у тебя не будет оснований отказаться. Первое – перед тобой яркий пример плодотворной учебы. Это я. Я уже закончила два курса и никакой усталости, потому что никакой по существу нагрузки, кроме, конечно, оплаты за учебу я не чувствую. А диплом установленного образца через два года получу. Мне было все равно, где учиться, а юридический я выбрала потому, что никаких там чертежей, формул, схем. Вот тебе голова – вот тебе учебник. Посещаю ради приличия лекции, где с удовольствием встречаюсь с ребятами из группы, очень интересные ребята. На экзаменах никаких трудностей с учетом внешности, и очарования, и опять-таки платы за обучение. Уже два года прошли почти незаметно. Еще два года – и у меня диплом. И хотя вначале мне было плевать, где учиться, лишь бы не напрягаться, то сейчас мне даже нравится юриспруденция. Совсем нечаянно я ее почти полюбила. Жизнь все равно идет, так пусть она идет хоть с какой-то пользой.

В общем, она меня убедила. Я тоже была согласна на любой вуз, только бы не было математики, формул и схем. Алька, конечно, сказала:

– Давай на юридический, – но мне, почему не захотелось. И я выбрала менеджмент в академии управления. Мне повезло, мне засчитали два года моего колледжа и заниматься мне пришлось всего два года. Алька смеялась: «Подруга, ты меня в образовании обходишь», потому что диплом она должна будет получать на полгода позже меня. Заниматься и вправду оказалось несложно. Главное – вовремя платить за учебу. И вот уже осенью я должна буду получить диплом.

Вечером мы перезвонились с Алькой, и я ей сообщила, что со свекровью все нормально. Помянула и про фразу свекрови – при всех обстоятельствах. Тут Алька даже похвалила свекровь. Мол, трезво смотрит педагог на жизнь. Потом она пожалела, что когда были у матери, не оставила у нее Леночку. Но поскольку еще команды с Кипра не было, то у нас два-три дня было в запасе. С тем мы с ней и отошли ко сну.

И через день, как всегда неожиданно грянуло, но не с той стороны, откуда ожидаешь. Известие пришло не с Кипра, а из нашего родного ЦБК. Позвонила Федоровна и еле слышно пробубнила, почти прошипела, наверное, боялась, что услышат:

– Пришли за документами.

– Шнырь что ли? – тоже почему-то шепотом прошипела я. Все еще надеясь, что это не они.

– Какой Шнырь, – шипела Федоровна. Охрана позвонила, что следователи идут. И вдруг слышу в трубке мужской голос:

– Елена Федоровна?

– Так точно, – бодро отвечает Федоровна. – Она самая.

– Следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры Российской Федерации Новиков Павел Иванович. Пожалуйста, ознакомьтесь с постановлением о выемке.

– Чего там знакомиться. Я помню, вы уже приходили по фирме Макаровского.

– Верно, приходил. Но вы все-таки ознакомьтесь.

Слышу какой-то шелест, скрипнул стул, задвигались ящики стола.

–А где Макаровский? – прикидывается тупой и наивной Федоровна. Долго что-то на работу не выходит.

– Изучает материалы своей фирмы, которые мы у вас тогда изъяли.

– А что изучать-то? Это же документы его фирмы.

– Мы тоже ему говорим: «Чего изучать – ваши же документы», а он…

И тут в трубке прерывистые гудки.

Я вся покрылась холодным потом. Потом тут же позвонила Альке. И сообщила про гостей в ЦБК.

– И что делать? – спрашиваю. – Сушить сухари или бежать на Кипр?

– А я откуда знаю? Слушай, позвони-ка ты своему Шнырю. Ты же ему деньги перевела и немалые. Пусть выручает.

И то верно. Я позвонила. Шнырь что-то мямлил, мямлил:

– Вы не волнуйтесь, вы не волнуйтесь. Они вправе изъять документы. Это, к сожалению предусмотрено УПК. Тут ничего не поделаешь. Но мы будем требовать…

Я поняла, что этот балаболка ничем не поможет. «Вы не волнуйтесь, вы не волнуйтесь». И я прервала разговор.

И тут позвонила Светка. и тоном приказа:

– Руководство все знает. Без паники. Сегодня в 12.50, рейс 303. Летим на Кипр. Альке я уже позвонила. Билеты нам привезут в аэропорт. Паспорт заграничный не забудь. Все. До встречи.

– Не успеем, надо же собраться.

– Надо успеть. Следующий рейс только завтра. Сказали – не терять ни минуты. Задерживаться нельзя ни на час. Поняла?

Надо сказать все, что связано с билетами в НК было налажено великолепно. Наши все данные были занесены в компьютер, и данные наших близких родственников. У них налажено было со всеми кассами. И любой билет на любой рейс. В любую страну. И тут же звонок от Альки:

– Светка звонила?

– Звонила. Так не успеем же.

–Успевай. Все-таки Кипр лучше, чем Матросская Тишина. Погреемся чуть-чуть перед тем, как в холодные края… Торопись, подруга. Надо успеть. Перед отсидкой хоть в море окунемся.

Голос у нее по-моему даже веселый. Вот Алька! Я тоже загорелась ее бодростью.

Степка был в садике. Отец, пока я кричала по телефону, все это слышал. И ходил в спортивном костюме по квартире, не сводя с меня глаз. Я достала чемодан и сумку. И стала пихать в них все, что наметила взять с собой. Вроде все собрала. Отец все время рядом и только молча смотрит – сумрачный и сосредоточенный. Я заметила, что когда возникает опасность, он становится спокойным и собранным. Так было тогда с Игорем. Он у меня надежный мужик. Жаль мама умерла до того как я стала прилично зарабатывать. Все-таки хорошо, когда ни в чем не нуждаешься. Пожила бы нормально на эти зеленые от олигарха.

– Ты за Степку не волнуйся. У меня еще есть здоровье. Да и Анна Егоровна – человек надежный. Она все-таки женщина порядочная, и Степку любит. Ты не волнуйся.

И вдруг встрепенулся:

– Ты же ничего не кушала! Ты хоть что-нибудь перекуси. Я сейчас, – и он побежал на кухню.

– Не до этого, па. В самолете накормят. Ну, давай на дорожку присядем.

Посидели и встали. Я, конечно, слезу пустила. И он тоже слезу пустил.

– Ну, удачи, дочка, удачи тебе. За Степку не беспокойся.

5

В аэропорту мы с Алькой встретились, будто сто лет не виделись. Она возбужденная и почти радостная. Наконец появилась Светка, и мы пошли через контроль. И тут слегка струхнули, вдруг нас не выпустят. Может следствие уже приняло меры. У нас так с Перелезиным было. Тоже уже были билеты на Кипр, но на контроле вежливо заявили: «Пройдемте». И вместо Кипра – в Матросскую Тишину. Правда говорили, что ему уже была повестка официальная, и он только после этого решил на Кипр. Сумки проехали контроль. Я пошла первая. Никаких замечаний. Девушка посмотрела на документы, на меня. Шлепнула штамп. И, я вижу, меня уже догоняет Алька со своими баулами. Прохожу через эти чертовы ворота. Думаю, если сейчас скажут: «Стой», не остановлюсь. Я где-то слышала, что если пограничников прошла, то я уже на нейтральной территории. Я притормозила и меня догнала Алька.

– Главное пограничников прошли, – говорю я.

– Чушь все это. Могут еще из самолета вытащить в наручниках.

– Алька, не разочаровывай меня. А то я до туалета не добегу.

Тут нас догнала Светка. Тяжело дышит, сумки у нее тяжелые. Будто на ПМЖ собралась.

– Вы куда так разбежались? Вас и не догонишь.

– Куда, куда, в туалет, мочи нет.

– Со страху что ли? Так уже пограничников прошли. Нас теперь не имеют право пальцем тронуть. Мы на нейтральной полосе. Или как там ее называют.

– Пальцем может, и не тронут – не унималась Алька. А вот браслеты наденут. Вот когда самолет наберет высоту, вот тогда…

– А самолет могут повернуть? – задыхалась под тяжестью баулов Светка.

– Ну, ты начала. Еще скажешь, самолет из-за трех ночных менеджеров повернут назад.

Алька как зыркнет на меня. Я язык прикусила. Вот так всегда у меня. Увлекусь и осторожность теряю. Болтаю, что на языке вертится. Добежали до места посадки. А мне правда в туалет хочется – мочи нет. Я говорю им, чтобы посмотрели за вещами, а я сбегаю.

Они как набросятся на меня.

– С ума сошла, дура. О чем раньше думала?

– О чем думала, о чем думала. О Матросской Тишине думала.

Знаешь, что с тобой такое бывает, надо памперсы одевать, – ворчала Светка. – А теперь, вдруг посадку закончат? Терпи и все тут. Зубы сцепи и терпи.

– Да при чем тут зубы? Меня же не тошнит, а в туалет. Я впереди вас пойду, – и я по коридору вырвалась вперед. – А вы смотрите, капает за мной или нет. Потому что я уже ничего не чувствую от напряжения.

Они ржут истерически, а мне не до смеха. Надо же, как прихватило. У трапа самолета очередь. И тут Алька ринулась вперед мимо очереди, ведя меня за руку. И к пассажирам:

– Извините, разрешите, даме плохо.

Стюардесса увидели странное движение и, услышав в чем дело, пропустила нас вперед. Я наверху объяснила в чем дело. И пилот, мы с ним наверху столкнулись, со смехом провел меня по салону, приговаривая:

– Во время стоянки не положено, но в виде исключения, учитывая внешние данные…

Глаза горят как у кота в темной комнате. Все-таки внешность великая сила и дает кое-какие преимущества.

6

Наконец суета, связанная с посадкой, закончилась, самолет стал выруливать на взлетную полосу, взревел, оторвался от полосы и тут мы вздохнули. Я все это время ждала, что вдруг войдут люди в форме и произнесут сокровенное: «Такие-то, на выход». Обычно я боюсь летать на самолете, при взлете и посадке колени дрожат, а тут никакого страха и одна мечта, лишь бы не вошли и не объявили. Мы притихли, пристегнулись. Но вот набрали высоту. И тут Алька повернулась к нам и говорит:

– Ну что, менеджеры полуночные, так и будем сидеть с постными рожами?

Мы с удивлением и вопросительно. уставились на нее. Я даже удивилась, сама на меня цыкала, а сейчас вот брякнула. Но видно было, что Светка ничего не поняла.

– А что? – говорю я.

– А то, что у них с собой было, – и Алька достает из сумочки плоскую бутылку коньяка, грамм на 500, три стаканчика и три шоколадки «Аленка». Ведь именно три. Вот Алька. Я все это время дрожала от страха и не знала что с собой брать. А она и это предусмотрела.

– Так во время набора высоты не разрешается, –запищала Светка.

– Это для тех, кто ждет милости от природы. А для настоящих энтузиастов набор высоты не имеет никакого значения. Но кто держится за правила, не заставляем. А кто хорошо пристегнут, и у кого нервы на пределе тех к столу. Алька разлила в стаканчики. И на глаз было видно, что это где-то за пятьдесят граммов.

– Я столько не осилю, – запищала Светка.

– В наших обстоятельствах первый шаг – он самый трудный, но необходимый. Первый глоток – он самый главный.

– Ну я тогда в два глотка.

– Поехали, подруги.

И мы тихо чокнулись и бодро опрокинули. И на удивление как-то легко прошло. Даже Светке не понадобился второй глоток. Прошли считанные мгновения, тело наполнилось теплотой и самочувствие стало улучшаться, и страхи начали потихоньку испаряться. Вот Алька! Как она здорово про основной глоток. Главное вовремя.

– Ну а теперь, подруги, – вновь начала она. – По второй. Как говорится в той народной пословице «Чтобы не была загублена первая»

– Ну, это много, – вновь заверещала Светка.

А я, правда, уже немного захмелела. И говорю:

– Я не завтракала. Боюсь, быстро сойду с дистанции.

– У них и это было предусмотрено, – говорит Алька, доставая пакет с бутербродами.

Мы опрокинули и по второй. А когда набрали высоту, мы уже хряпнули по третьей. Страх ушел и стало удивительно тепло и хорошо. Мы летим к теплому морю. Отдыхать и веселиться. И по крайней мере две недели за нами не придут с наручниками А потом, будь что будет. Но это потом.

Смотрим, идет тот самый пилот, который меня от позора спасал. Около нас приостановился. Глаза по-прежнему как у кота в темной комнате.

– У вас все хорошо? – спрашивает.

– Спасибо вам за нашу подругу, – улыбается Алька. – Спасли от позора. Ваш благородный поступок мы не забудем. Мы очень боимся взлета, – и Алька показала стаканчики. – Если хотите присоединиться…

– С такими удивительными женщинами – сочту за честь. Но на службе…

– Пожалуй, мы бы пошли с вами в разведку, – продолжала Алька. – Как вам это подразделение? – она кивнула на нас.

Альку тоже слегка развезло и говорит она громко, на нас уже обращает внимание ближайшее окружении и особенно, конечно, мужской электорат.

– А с нами, с нами! – завопила компания, сидевшая в двух рядах от нас.

– У вас еще недостаточная физическая подготовка, – говорит Светка. – Вы вряд ли вынесете невесомость…

– Это мы-то не вынесем!

У компании глаза загорелись, как у этого пилота. Но совершенно очевидно, что у них с собой не было, потому что у них не было Альки.

– Да это мы сейчас, – донеслось с их стороны.

Алька говорит пилоту:

– Пусть девочки быстро катят свои тележки, мы сейчас создадим такую обстановку, что они выполнят месячную норму продажи.

– Я сейчас. Только вот…

– Не сейчас, а немедленно. Верь нам на слово, это наш профиль в бизнесе. Давай, авиация! Мы с тобой потом наболтаемся.

Авиатор удалился. Я откинулась в кресле и неожиданно отключилась. Будто провалилась. Очнулась, когда по салону стали развозить обед.

– Ну у тебя подруга и сон, как у младенца, – сказала Алька.

– Так ведь суеты сколько было.

Я повернулась к Светке. Та еще продолжала спать, по-моему, даже похрапывала немного.

– А ты спала? – говорю Альке.

– Немного. Пришлось охранять ваш сон и покой. Вон те хлопцы уже не раз подходили с желанием сотрудничество в сфере отдыха и развлечений.

Хлопцы действительно выглядели очень и очень возбужденными, шумно базарили, жестикулируя активно и энергично.

Принесли обед и мы принялись его поглощать. Не в Праге, конечно, но, в общем, съедобно. Хотя явно уступает бутербродам Альки. Пообедали, и Алька со Светкой пошли покурить. А я прикрыла глаза и опять решила подремать. И только закрыла глаза, как чувствую, рядом со мной плюхнулся на кресло парень из той компании.

– Меня Валерой зовут, – радостно представился он. И начал нести какую-то околесицу про каких-то знакомых на Кипре, к которым они летят. Что у этих знакомых свой дом, и если у нас есть желание, мы бы вместе могли бы хорошо отдохнуть.

– Не пожалеете, – блаженно улыбался он. Его приятелей в креслах не было. И я догадалась, что они, наверное, увязались с Алькой и Светкой. Этот парень на вид был ничего, но у меня не было никакого желания с ним говорить, да и вообще было не до него. К тому же не люблю, когда парни слабы на спиртное. А этот уже сильно был на взводе. И тут вижу, подходит Алька со Светкой, за ними волокутся два других гуся, возбужденные и радостные. Алька попросила гуся, что занимал ее место, перейти к себе в кресло. Гусь привстал, Светку пропустил, а потом опять плюхнулся.

– Мы поменяемся местами, – радостно ржал он.

– Давай на свое место, – повторила Алька, и я вижу по ней, что она начинает злиться.

– Давайте, давайте, – говорю и я. Этот гусь уже начал меня сильно раздражать.

– Никуда не уйду, – блаженно улыбался парень.

– Ну что, мне меры принимать? – жестко сказала Алька.

– Значит пилоту можно. А простому пассажиру нельзя. Очень даже несправедливо, я бы даже сказал какая-то дискриминация.

– Брысь на свое место, – уже зло бросила Алька.

– Это ты меня брысь, – взревел парень. Он поднялся и навис над Алькой, схватил ее за предплечье. Но тут послышался легкий треск, вроде шумок, и парень как подкошенный свалился в проход лицом вниз, как раз к своему креслу. Алька спокойно и невозмутимо села на свое место, откинулась и прикрыла глаза. По этому легкому зуммеру я догадалась, что Алька применила шокер. Но у парня был расстегнут пиджак, они стояли вплотную, так что никто ничего не заметил, даже я не заметила, просто услышала зуммер. Эти шокеры подарил нам Дятел для самозащиты. У меня тоже такой есть. Вдруг вечером кто-нибудь в подъезде и прочее, прочее… Дятел заявил со смешком, что сделано оборонкой. Сказал, что таких эффективных шокеров не имеет даже ФСБ и возможно ЦРУ. «Оборонка работает, когда ей платят», – говорил он с гордостью или издевкой – не поймешь. Его всегда трудно было понять в этом плане. Шокер был сделан под флакон из-под жидкости для волос. И действительно был неприметен. А еще он так был сделан, что его даже при контроле на входе аппаратура не чувствовала.

Алька спокойно прикрыла глаза и вроде бы задремала. Приятели этого парня похахатывая смотрели на своего дружка. А тот лежал, как бревно, и не делал даже попыток подняться. Парни подошли в нему, стали поднимать, а он лишь вяло мотал головой.

– Что это с ним? – недоумевали они, глядя на нас.

Алька делала вид, что спит, будто ее эти события нисколько не волнуют. Я тоже прикрыла глаза, но потихоньку слежу на ними. Бог знает, какие у них будут намерения.

Парни усадили приятеля в кресло. Посматривали на нас, но действий никаких не предпринимали. Потом они вызвали стюардессу. Та осмотрела парня, недоуменно пожимая плечами, что-то им объясняла. Потом подошла к нам.

– Что с ним? – спросила она у меня.

– Перепил, очевидно.

– У вас с ним был конфликт?

– Никакого конфликта. Не хотел уходить с наших кресел. А потом встал, хотел идти, но упал. Вдруг бряк и лежит. Пьяный в стельку. Наверное, не уходил, потому что идти уже не мог.