Текст книги "Мертвая ученица"

Глава 26

Подойдя к рекреационной зоне, Доусон взглянул на часы. В его школе это место называли просто «игровая площадка». Сама зона была размером с небольшой коттеджный поселок и, очевидно, предназначалась для учеников всех классов.

Сначала он услышал вдалеке звонок, а потом воздух наполнился шумом голосов. Поток детей выливался из школы так, словно кто-то открыл кран. И немедленно стали образовываться отдельные группы: мальчиков, девочек и несколько смешанных, хотя большинство из них формировались все-таки по половому признаку. Группа из восьми ребят направилась в самый центр зоны, на ходу снимая с себя свитера, которые они использовали в качестве разметки футбольных ворот.

«Все-таки некоторые вещи можно назвать универсальными, – подумал Кевин, – независимо от того, в какой школе ты учишься». И игра в футбол на переменах была одной из них.

Он осмотрел толпу в поисках Джеффри, а когда не увидел его, то стал вспоминать свое собственное прошлое. Куда мог пойти толстяк, выгнанный на перемене на свежий воздух и желающий оставаться незамеченным?

Сержант направился к периферии рекреационной зоны. Здесь, в тени вязов, защищавших их от восходящего солнца, прятались несколько скамеек. Большинство было занято группами учеников, сидевших на сиденьях, на деревянных подлокотниках или на спинках скамеек, поставив ноги на их сиденья. Заняты были все скамейки, за исключением одной-единственной.

На ней, расположенной дальше всех от школьного здания и почти незаметной за свисающими ветвями вязов, громко хрупал чипсами из пакета полный подросток.

Как же хорошо Кевин представлял себе этот замкнутый круг! У мальчишки небольшой лишний вес, его начинают дразнить, он чувствует себя несчастным, заедает свою проблему, его дразнят еще больше, он чувствует себя еще более несчастным… Надо просто прекратить есть чипсы и пирожные, могут подумать те, кто смотрит на это со стороны. Вот только если б все было так просто…

– Привет. – Джеффри посмотрел сначала на Доусона, а потом, виновато, на пакет с чипсами у себя в руке.

Полицейский понял его. Ему тоже приходилось стыдиться каждый раз, когда он ел что-то, кроме морковки или яблока. Дети с нормальным весом могли есть все, что хотели, и никто не обращал на это внимания и не осуждал их. А ребенок с лишним весом вечно чувствовал на себе косые взгляды и наблюдал, как другие осуждающе качают головами, будто он совершал какое-то преступление.

– М-м-м… Со вкусом цыпленка. Мои любимые, – сказал сержант.

Джеффри протянул ему пакет, и Кевин взял пару штук.

Мальчик оставил пакет стоять между ними.

– Есть время поговорить? – поинтересовался Доусон.

– Только если быстро. А то я могу понадобиться им в любую минуту. – С этими словами подросток кивнул в сторону игравших в футбол.

Сержант заметил иронию в его глазах и громко рассмеялся.

Пиготт улыбнулся ему в ответ. Было очевидно, что он рад тому, что ему удалось кого-то рассмешить.

– Вчера ты сказал что-то о Королеве Червей. Что ты имел в виду? – Доусон взял еще одну чипсину. Он успел забыть, каким вкусным может быть это лакомство.

– Вообще-то, мне следовало держать язык за зубами, – сказал подросток, оглядываясь вокруг.

– А почему? – Сержант тоже оглянулся, хотя знал, что рядом никого нет.

– Считается, что нам нельзя об этом говорить. – Джеффри понизил голос. – Это секрет.

– Для кого? – уточнил Кевин, чувствуя себя немного нелепо.

– Для директора Торпа. Ему это не нравится. Он это запретил.

Доусон был заинтригован.

– Обещаю, что никому ничего не скажу, – сказал он, придвигаясь поближе.

Казалось, это успокоило Джеффри.

– Ладно. Здесь, в Хиткресте, существует четыре закрытых клуба, попасть в которые можно только по приглашению. Два клуба мальчишек и два – девчонок. Девчонки – черви и бубны, а ребята – пики и трефы.

– Это что, такие братства, вроде тех, что существуют в Америке? – уточнил Кевин.

– Наверное, – согласился его собеседник после некоторых раздумий, – только они не живут вместе, не тусуются и вообще ничего такого. Все они разного возраста. И в каждом клубе по одиннадцать членов.

– А почему только по одиннадцать? – поинтересовался Доусон.

– У девчонок нет Королей, а у мальчишек – Дам.

Сержант нахмурился, пытаясь понять расклад, и взял еще чипсов.

Джеффри взглянул на пакет и вручил его Кевину, вытерев руки о брюки.

– То есть в этих обществах существует какая-то иерархия? – продолжил задавать вопросы полицейский.

Как же он ненавидит эти эксклюзивные клубы и сообщества! Еще один способ развить у ребенка комплекс неполноценности.

– Ну да. В зависимости от значения карты. Новый член становится Тузом, а потом постепенно поднимается до уровня Короля или Королевы соответствующей масти. Каждой мастью управляет Джокер – это взрослый, который может быть или преподом, или бывшим членом масти.

– А как люди попадают в эти закрытые группы?

– Их выбирают другие члены, как мне кажется, – ответил подросток.

– И со временем ты поднимаешься по иерархической лестнице?

– Ну да, если кто-то уходит… – Джеффри кивнул.

– Уходит из клуба?

– Нет, – замотал головой толстяк, – уходит из школы. Тогда все автоматически поднимаются на одну ступень и освобождают место для нового Туза.

Неожиданно раздался звонок, возвещающий о конце перемены. Пиготт с тоской посмотрел на свою коробку с ланчем, прежде чем спрятать ее в рюкзак.

– И что же, все так чинно-благородно?.. Я имею в виду взаимодействие мастей между собой? – задал свой последний вопрос Кевин, когда Джеффри закинул рюкзак за спину.

– У девчонок все не так плохо, – ответил толстяк. – А вот пики с трефами ненавидят друг друга лютой ненавистью.

Глава 27

Торпа не удивил стук в дверь. Он уже больше получаса ждал Грэма Стила.

– Почему так долго? – резко спросил директор. Полчаса назад он попросил Нэнси позвонить психологу и с тех пор ждал этого олуха.

– С моей тетушкой все в порядке, спасибо за внимание, – ответил Грэм напряженным голосом. – И если вас это интересует, я опоздал, потому что пытался разобраться с просьбами от студентов.

– С просьбами?

– С того момента, как умерла Сэди, мне поступили сорок три просьбы о встрече. Очевидно, что дети встревожены.

– Конечно, конечно, – согласился Брендан, стараясь не показывать того, что мог бы и сам об этом догадаться. Все они встревожены. И во многом потому, что каждый телефонный звонок на его номер за последнее время исходил от родителей, которые угрожали забрать своего ребенка из школы, особенно после этой кошмарной пресс-конференции. – Насколько «проблемной» была Сэди? – спросил он.

– А вы что, плохо ее знали? – ответил вопросом на вопрос Стил.

– Ну конечно! – рявкнул Торп, скорее почувствовав, чем услышав обвинение в голосе коллеги. В школе было слишком много учеников, чтобы он знал их всех лично, но больше всего ему не понравилось то, что всего несколькими словами психолог превратил это чуть ли не в катастрофическую ошибку с его стороны.

– Прошу тебя просто ответить на вопрос. Сэди нуждалась в специализированной помощи? – спросил директор.

Прошло изрядно времени, прежде чем Грэм ответил:

– Мне кажется, что в последнее время Сэди медленно удалялась от всех нас. Но я думаю также, что недостаток общения и проблемы в учебе с ее стороны стали уменьшаться по мере того, как звезда ее сестры, Саффрон, стала…

– А ты можешь просто ответить на вопрос? – прервал его Торп. Сейчас его совершенно не интересовали теории психолога, касающиеся истории душевного состояния девочки. Больше всего его в данный момент волновало, обязаны ли они были соблюдать осторожность.

– Конечно, если вы его зададите. – Лицо Грэма потемнело.

«Неужели ему надо обязательно все объяснять на пальцах?»

– Мы должны были об этом знать? – спросил директор сквозь зубы.

И опять психолог стал тщательно обдумывать свой ответ, а Торп понял, что это одна из причин, по которой разговоры с этим человеком выносят ему мозг. Каждое слово он тщательно обдумывал и обсасывал, прежде чем произнести его вслух.

– Никаких указаний на мысли о самоубийстве не было, иначе я уже переговорил бы с вами… – сказал наконец Стил.

– Я не это хочу от тебя услышать, – заметил его начальник. Подобное заявление могло только добавить хвороста в костер подозрений детективов.

– Брендан, да она едва говорила со мной! – взорвался психолог, назвав его по имени, что случалось крайне редко. – За три наши встречи она едва сказала «здравствуйте» и «до свиданья». Несмотря на все мои попытки разговорить ее, просто сидела передо мной и грызла ногти; так как же, черт тебя побери, я должен был определить у нее мысли о самоубийстве?

Воздух в комнате потрескивал от напряжения.

Торп понимал, что для Грэма признаться в том, что Сэди была склонна к суициду, значило поставить под сомнение собственный профессионализм. Но детективы никогда не уберутся из школы, если только у них появится хоть малейшее сомнение в том, что девочка сама лишила себя жизни.

– Ты сегодня встречаешься с полицией? – спросил директор.

– Наверное. Пока у меня не было возможности с ними пообщаться. А что?

Торп встретился с собеседником глазами и не отводил взгляда.

– Я хочу, чтобы мы с тобой договорились, – сказал он.

Стил смотрел на него без всякого интереса.

– Я хочу, чтобы ты предоставил детективам все, что им будет необходимо.

– А почему ты считаешь, что я захочу что-то… – Психолог нахмурился.

– Я еще раз повторяю: все, что им будет необходимо, – со значением произнес Торп.

– Ты что, хочешь, чтобы я солгал полиции, чтобы ускорить расследование? – уточнил Грэм.

– Ради всего святого, прекрати тупить, ладно? Боже, ты всегда был… – Директор заставил себя замолчать. Он хотел, чтобы этот деревенщина был сейчас на его стороне, и если он сейчас скажет все, что думает о Грэме – что он о нем всегда думал, – это ему отнюдь не поможет.

– А что это ты остановился? Ты что, думаешь, я не знаю, какими глазами ты смотрел на меня, когда я появился в этой школе? – проницательно заметил психолог.

Торп почувствовал, как у него загорелись щеки. Да, будучи заместителем директора, он не смог убедить самого директора в том, чтобы тот отказал Стилу в вакансии. Занимай Торп свой нынешний пост в те дни, когда Грэм подал документы, он даже не стал бы с ним разговаривать. Психолог был в Хиткресте чужеродным телом. Но сейчас он должен быть на стороне Брендана.

– Не говори глупостей, – сказал директор. – Ты учился, заслужил свою степень…

– Я имею в виду, в первый раз, – пояснил Грэм.

Торп закашлялся.

– А я не помню… – попытался он уклониться, хотя по многим причинам прекрасно помнил тот день, когда Стил впервые появился в школе. В тринадцать лет у него еще не было бороды, но его заросший вид и торчащие в разные стороны рыжие волосы отнюдь не красили новичка.

– Нас ведь тогда пришло двое, насколько я помню, – добавил психолог.

– Я действительно не помню девочку. – Директор покачал головой. – Это было так давно…

– Ее звали Лорейн. – Грэм прищурился. – Мы оба получили стипендию за наши спортивные…

– В наши дни происходит то же самое. – Торп заерзал в кресле. Стила выбрали за его способность летать дальше всех над ямой с песком. Еще не достигнув подросткового возраста, он уже показывал результаты, близкие к чемпионским, но травма правой ноги так и не залечилась, и он закончил спортивную карьеру в почтенном возрасте пятнадцати лет.

– В таком месте трудно быть просто стипендиатом. – Грэм не отводил глаз от Брендана.

– Ну, тебе это, кажется, удалось, – огрызнулся директор. Он все еще не мог смириться с тем, что Грэм стал Пикой вместо него. А ведь прошло уже двадцать пять лет. Отец Грэма работал на конвейере на заводе, выпускавшем «Рейнджроверы» в Лонгбридже. Отец Торпа был известным писателем, а мать – судьей. Именно ему должны были предложить стать Тузом Пик, а не этому шуту.

Но сейчас он наконец был главным.

– Я просто прошу тебя, Грэм, помочь полиции вовремя прийти к естественному выводу, что смерть Сэди была самоубийством. А если еще проще, то я хочу, чтобы ты убрал их из моей школы, – сказал Брендан.

Глава 28

Когда они входили в Хиткрест, Ким ощущала письмо Сэди у себя на груди.

– За мной, – сказала она, проходя по парадному залу в коридор, который шел вдоль помещений, чьи окна выходили на фронтон здания.

Стоун остановилась у третьей по счету двери и негромко постучала. По ее разумению, до конца перерыва на ланч оставалось еще минут пятнадцать.

Ким отворила дверь и ничуть не удивилась, увидев Джоанну Уэйд, которая сидела за столом перед полупустым контейнером с домашним салатом и читала книгу.

– Мы решили оставить учительскую? – уточнила детектив.

– Спасибо, мне и здесь хорошо, – улыбнулась в ответ Джоанна.

И опять Ким задумалась, что могло вызвать переход этой женщины в Хиткрест. Что-то в ней совсем не подходило к окружающей ее атмосфере.

– Джоанна, у вас есть что-нибудь, написанное рукой Сэди, чтобы мы могли взглянуть? – спросила инспектор (интересно, когда ей стало проще называть эту женщину по имени?). Она хотела сравнить написанное Сэди с письмом, которое лежало у нее в кармане.

– А вам не достаточно ее писанины? – Учительница нахмурилась.

Ким пожала плечами. Даже Уэйд считала, что личные вещи девочки будут полны ее стихов и рассуждений.

Преподавательница повернулась и открыла раздвижные двери шкафа.

– Командир, – сказал Брайант, – я, пожалуй, пойду поищу кофе.

Стоун благодарно улыбнулась ему. Она не пополняла запасы кофеина в своем организме с того момента, как уехала из участка.

Джоанна вытащила скоросшиватель с арочным зажимом, раскрыла его и стала просматривать его содержимое, а Ким устроилась рядом с ней.

– Несколько дней назад она написала стихотворение, которое до сих пор не дает мне покоя. – Уэйд продолжала по одной переворачивать страницы с разными именами в правом верхнем углу.

– Почему вы оказались здесь? – внезапно спросила Стоун, удивляясь себе самой.

Та Джоанна Уэйд, которую она встречала пару лет назад, была гораздо энергичнее и жизнерадостнее Джоанны нынешней. Теперь в ней чего-то явно не хватало. Как будто ее пару раз пропустили через стиральную машину и она слегка полиняла.

Рука женщины на мгновение замерла, а потом взялась за следующую страницу.

– Это будет стоить вам всего одну игру в дартс, – ответила она.

Этот ответ, одновременно меркантильный и в то же время уводящий беседу в сторону, вызвал у Ким смех.

– Вот как раз то, что она написала на прошлой неделе. – Джоанна вытащила страничку из скоросшивателя и положила ее перед детективом. – Это не то, что я искала, но оно даст вам некоторое представление о таланте Сэди.

В стихотворении, которое занимало всю страницу, стояло лишь по одному слову в каждой строке.

Стоун дважды прочитала его и покачала головой.

– Не понимаю, – честно призналась она.

– Темой была «разобщенность», – пояснила ее собеседница. – А теперь прочтите еще раз.

Ким прочитала.

– Ну хорошо, все эти слова, так или иначе, связаны с разобщенностью, но для этого надо было просто заглянуть в любой словарь синонимов.

Уэйд в отчаянии закатила глаза.

– Постарайтесь отрешиться от самих слов, инспектор. Посмотрите на него как на единое целое.

Детектив взглянула еще раз, не думая о значении слов.

– По одному слову в строке, окруженному пустотой. Другие слова присутствуют, но стоят не очень близко, – сказала она.

– Вот именно, – согласилась с ней учительница. – Сэди смогла раскрыть тему не только словами. Она саму пустую страницу заставила говорить о разобщенности. Совсем не плохо для тринадцатилетней девочки, как вы считаете?

Ким согласно кивнула, и Джоанна нахмурилась.

– Теперь я вспомнила. То стихотворение я отдала психологу. Я заберу его, чтобы вы смогли взглянуть.

Стоун достала из кармана письмо Сэди.

– Что вы об этом думаете? – спросила она. – Зная ее сочинения так, как знаете их вы?

Ким знала, что Сэди не убивала себя. Тогда откуда же взялась эта предсмертная записка?

Джоанна прочитала письмо, подумала и прочитала его еще раз.

– Сэди вполне могла написать нечто подобное.

– Но…

– Не знаю… В нем есть что-то неправильное. – Преподавательница посмотрела на Стоун. – Но, честно сказать, я не знаю, что именно.

Ким почувствовала то же самое, когда впервые прочитала письмо в доме Винтерсов и перечитала его в машине.

Джоанна продолжала изучать текст, и в этот момент в дверях появился Брайант с двумя стаканчиками кофе в руках.

Уэйд, нахмурившись еще сильнее, закрыла рукой верхнюю часть листа со словами «дорогие мамочка и папочка», которые резали слух Ким.

– А вот теперь прочтите, – предложила она.

Инспектор стала читать вслух:

– «Не могу найти слов, чтобы объяснить вам, что я чувствую. Изо дня в день мои мысли напоминают тропические джунгли, заросшие непроходимой листвой. Время от времени в них поднимается туман, который закрывает солнечный свет. Я пытаюсь его преодолеть. Я пытаюсь добраться до вас, но джунгли встают у меня на пути. Я так стараюсь не обмануть ваши ожидания, но мне приходится идти по осколкам реальности, потому что в то же время я хочу быть самой собой. Хотя я пока и не знаю, что это значит. Я не знаю, сколько еще времени смогу существовать в этом тумане, ожидая, что же из меня в конце концов получится. Все это слишком тяжело. Я не могу больше этого выносить. Я должна положить этому конец».

– Вы поняли, что я имею в виду? – спросила Уэйд.

Ким кивнула в знак того, что поняла.

– Вам придется просветить меня, – заметил Брайант.

– Это совсем не предсмертная записка, – объяснила инспектор своему коллеге. – Убери обращение – и получится крик о помощи, который кто-то попытался выдать за предсмертную записку.

Глава 29

Шон Коффи-Тодд понял, что опять остался последним в раздевалке. Он сложил полотенце и убрал его в пластиковый пакет, прежде чем положить в спортивную сумку. И хотя уже прозвучал звонок к началу следующего урока, школьник не собирался торопиться и запихивать мокрое полотенце к учебникам. Однажды он это уже сделал, а потом его заставили попытаться прочитать собственное эссе о Генрихе VIII, превратившееся в комок мокрой бумаги с растекшимися буквами. Ошибки, сделанные им в слове, которое должно было означать «охотиться», довели его четырнадцатилетних одноклассников до истерики, которая продолжалась до самого конца урока. Мисс Уэйд не погладит его по головке, если он это повторит.

Шон поднял сумку и забросил ее на плечо. От этого усилия он почти потерял равновесие. Парень часто забывал, сколько всего было понапихано в его сумку. Закатив глаза, он повернулся к скамейке и позволил сумке соскользнуть с его плеча на деревяшку.

Расстегнув боковой карман, подросток дотронулся пальцами до «ЭпиПена»[34]34
  Речь идет о шприц-тюбике «ЭпиПен» (EpiPen) с эпинефрином (адреналином) – раствором для экстренных внутримышечных инъекций, в случае если у человека начинается анафилактический шок.


[Закрыть] – Коффи-Тодд всегда проверял его наличие после того, как сумка хоть какое-то время находилась вне зоны его внимания. Четырнадцатилетние мальчики часто бывают невнимательны, но после опасного случая, когда он воспользовался ножом, плохо отмытым от арахисового масла, Шон поклялся себе никогда больше не выходить никуда без «ЭпиПена».

Вновь забрасывая сумку на плечо, он чуть не упал носом вперед от удара, который получил по плечам. Привинченная к полу скамейка никуда не сдвинулась, и он скрючился на ее деревянном сиденье.

От удара у Шона закружилась голова. Он попытался выпрямиться и встать, но в этот момент почувствовал, что за спиной у него кто-то есть. Подросток попытался обернуться, но сзади ему на голову набросили кусок материи, закрывший ему глаза. Он почувствовал, что это какой-то шерстяной шарф.

– Отвалите, ребята! – крикнул юноша, пытаясь повернуть голову.

Никто не ответил.

– Парни? – Коффи-Тодд почувствовал, как в животе у него растет ощущение неуверенности.

Однажды несколько приятелей засунули его в душ полностью одетым. Тогда Шон вымок до костей в свой собственный день рождения. В этом не было ничего плохого или злого. Ребята просто веселились. Он слышал их радостные вопли у себя за спиной, когда они толкали его в сторону душа. Пока его вели по плиточному полу кабинки, все гоготали и толкали друг друга локтями.

Но сейчас вокруг стояла тишина.

– В-в ч-чем дело? – спросил Шон, стараясь сохранять спокойствие, пока его ставили на ноги, потянув за блейзер.

Ответа не последовало.

– Кто вы?..

Слова подростка постепенно затихли, когда его стали вращать вокруг собственной оси. Вновь и вновь, и еще, в полном молчании, пока ему не стало казаться, что его вот-вот стошнит. И опять он задумался, не было ли это какой-то шуткой? Может, его друзья пытаются вызвать у него рвоту? Но в комнате стояла абсолютная тишина, за исключением скрипа его собственных резиновых подошв.

Его охватил страх, когда он почувствовал, что голова у него окончательно закружилась. Кто это и для чего это делает?

– Прошу вас, остановитесь, – умоляюще попросил Шон, чувствуя, как к горлу у него подступает тошнота, заглушившая страх.

И тут его неожиданно опустили на пол.

– Что… Почему…

Два пальца зажали ему нос, и Коффи-Тодду пришлось открыть рот. И хотя он знал, что его тело неподвижно лежит на полу, его голова, казалось, продолжала двигаться, как будто находилась в замедленно двигающемся барабане стиральной машины.

Что-то коснулось его языка. Он немедленно распрямил и вытянул его, чувствую легкую солоноватость. Во рту у него оказалось еще несколько чужеродных объектов. Выделяющаяся слюна пыталась выполнить свою работу и заставить Шона разжевать их.

«Но что именно???»

Неожиданно он понял, что наполняет его рот, касается языка, десен, прячется у него за зубами.

Орешки. Соленый арахис.

Шон почувствовал жар во всем теле, и его охватил ужас.

Он попытался выплюнуть арахис, но две руки, одна из которых давила на его макушку, а вторая на подбородок, заставили его закрыть рот.

– Прошу вас… – попытался сказать парень. Он должен объяснить им, что может случиться, если он немедленно не выплюнет эти орешки.

Руки у него были свободны, и он протянул их в сторону спортивной сумки. Если только он сможет достать свой «ЭпиПен»… И вдруг Шон услышал, как сумку отодвинули от него подальше.

Пока он старался вырваться из рук своего захватчика, в рот ему попало еще несколько орехов.

Он чувствовал, как они заполнили весь его рот. Слюна накатывала на них, как приливная волна, и пыталась пропихнуть их в горло. Его зубы перешли на автопилот и стали автоматически жевать орехи, чтобы он не поперхнулся. Мелкие кусочки орехов уже смывались в его горло и достигли его внутренностей.

Шону много раз рассказывали о том, что высвобождающиеся химические вещества могут привести его организм в состояние шока. Он представил себе, как высвободившиеся гистамины добираются до него.

Лицо его мгновенно раздулось. Шон чувствовал, как с каждой секундой наливается и растягивается кожа век и губ.

Паника охватила его. Ему необходим его «ЭпиПен». Без него он умрет.

Подросток почувствовал, как сужается его горло и ему становится труднее дышать. Дыхание клокотало у него в груди всякий раз, когда он пытался глотнуть побольше воздуха, но кто-то неведомый перегородил его дыхательное горло кирпичной стеной. Он больше не мог глотать, и из угла его рта вытекала тонкая ниточка слюны.

Шон согнулся вперед, когда приступ боли ножом прорезал его живот. Тошнота стояла прямо у горла, и он взмолился, чтобы его не вырвало. Шарф, который закрывал ему глаза, сполз и теперь прикрывал его рот, но видеть он все-таки ничего не мог из-за того, что его глаза были полны слез.

Он больше ни в чем не сомневался.

Он знал, что сейчас умрет.

Борясь за последний глоток воздуха, Шон увидел какую-то тень в дверном проеме. Там кто-то был. Кто-то услышал его и пришел на помощь.

Он протянул руку к этим людям, но они исчезли.

Рука упала на пол, и Шон испустил дух.