Текст книги "Блистательные годы. Гран-Канария"

Глава 62

Внутри этого безмолвного дома с его гнетущей тишиной открылась дверь, и из комнаты больного вышел Дункан. Он был небрит, а под глазами от усталости залегли глубокие морщины. Почти всю ночь он провел у постели Мердока, где минуту назад его сменила Джин. Ночные бдения, помимо всего прочего, до крайности измотали его.

Он оперся рукой о стену и уронил голову на грудь. Как он гордился тем, что после долгих манипуляций в деревянной конторе ему удалось вправить сломанные кости и сохранить искру жизни в Мердоке! Как ужасно было свидетельствовать наступление этой фатальной и стойкой комы, из которой, казалось, ничто, кроме смерти, не могло вывести раненого.

Пять мучительных, бесконечных недель он безвыездно провел в Линтоне. Где-то в отдалении была его другая жизнь – Эдинбург, работа в Фонде, все его обязанности и возможности, – однако главным для него сейчас было состояние Мердока. Каково же было осознавать, что все возможное и невозможное, сделанное им, чуть ли не напрасно.

В тишине дома раздался приглушенный телефонный звонок. Дункан услышал крадущиеся шаги Ретты, которая пошла ответить. Он вздохнул, с усилием выпрямился и спустился по лестнице.

– Что, Ретта? Вызов?

– Нет, доктор. Это снова из Эдинбурга. Без конца звонят. Но я отвечаю, как вы велели – говорю, что вас нет.

Он кивнул:

– Совершенно верно. Если снова позвонят, скажи им то же самое.

В то утро обход был легким. В нынешних обстоятельствах, поскольку доктор Бейли уволился и вся практика снова перешла к Мердоку, за медицинской помощью обращались только в самых серьезных и неотложных случаях.

Когда Дункан оказал помощь последнему за день пациенту, хозяйка дома проводила доктора до двери. Она посмотрела на него с выражением глубокой озабоченности на простодушном деревенском лице, а затем задала привычный вопрос:

– Как там сегодня доктор Мердок?

Дункан машинально ответил уклончивой фразой:

– Ничего нового.

– Скажите мне, доктор, как вы думаете, ему станет лучше?

Что-то заставило его быть откровенным.

– Сомневаюсь, – сказал он. – Хотя, видит Бог, я делаю все, что в моих силах.

– Мы это знаем, доктор, – уважительно кивнула она. – И поверьте мне, для нас этого достаточно.

Пока он ехал в деревню, эта поддержка со стороны сельчан оставалась с ним, теплая и утешительная – маленький тайный просвет во мгле его отчаяния.

Глава 63

Было уже больше часа дня, когда он вернулся. У дома Мердока стояла большая, закрытая, взятая напрокат машина. Его рот сжался в сердитую линию. Он знал, что это значит, еще до того, как вошел в дом: в маленькой операционной с окнами во двор сидела в нетерпеливом ожидании Анна и курила сигарету.

Он спокойно поздоровался с ней.

– Итак, Анна, я вроде говорил тебе не приезжать. После всех этих телеграмм и телефонных звонков мне казалось, что ты все поняла.

– Но ты не отвечаешь на телеграммы! И игнорируешь телефонные звонки! – Она сердито раздавила сигарету в пепельнице. – Разве можно винить меня за то, что я желаю получить несравненное удовольствие от разговора по душам?

Дункан пожал плечами, затем подошел к маленькой аптечке в углу. Стоя там у крошечного лабораторного стола с треснувшей раковиной, он начал составлять из нескольких ингредиентов, лежавших на полках, простые лекарства, которые этим утром прописал своим пациентам. Казалось, эта картина лишила гостью остатков самообладания.

– Дункан! – воскликнула она. – Ты что, совсем спятил – разливаешь разноцветную водичку в этой жалкой конуре, когда мог бы работать в своей собственной лаборатории?

– В этой разноцветной водичке есть ингредиент, о котором ты понятия не имеешь.

– Какой ингредиент? – огрызнулась она.

– Вера, – тихо ответил он.

Она с яростью и презрением уставилась на него:

– Ты сошел с ума! Ставишь под угрозу всю свою карьеру ради того, чтобы продавать мифы наивным сельским пациентам.

– Может быть, – резко перебил он ее. – Но так получилось, что у меня есть еще один пациент, там, наверху.

– Знаю. Видела его. Да, не надо так смотреть! Я взяла на себя смелость провести осмотр в твое отсутствие. И скажу тебе, ты напрасно тратишь время.

Он вздрогнул, как будто она вынесла ему смертный приговор:

– Это, разумеется, твоя точка зрения.

– Это непредвзятая, научная точка зрения. У него отек головного мозга. Этот бедный старик наверху годится только для церковного двора. И вся вера, которую ты можешь в него вложить, этого не изменит.

– Какое ты имеешь право так говорить?

– Право ученого, который является твоим другом. О, я знаю, что ты сделал, – выправил позвоночник, поддерживаешь его жизнь искусственным питанием, наблюдаешь за ним день и ночь. Это похвально. Но это бесполезно, совершенно бесполезно. Лучшее, что ты можешь для него сделать, – это выйти из дома и заказать ему надгробие.

Рука, державшая мерный стакан, чуть дрогнула.

– Ты жестокая женщина, Анна.

– Можем ли мы быть другими в моей и твоей работе? – Ее голос завибрировал. – Послушай меня! И попытайся взглянуть на вещи здраво – хотя бы сейчас. Глупо было упустить прекрасную возможность поужинать с Комиссией. Но твое отсутствие в отделении последние пять недель, перед выборами, и в результате оказаться на задворках – это самоубийство. Мне нет нужды рассказывать, как Овертон воспользовался этим. Я старалась изо всех сил, объяснялась с профессором Ли, просила Комиссию учесть твое эмоциональное состояние, пока не устала этим заниматься. Теперь, – она сделала паузу, – объяснения больше не нужны. Завтра кандидаты проходят собеседование. Это до тебя дошло? Письмо у тебя в комнате. Выборы состоятся завтра днем в три часа. – Она акцентировала каждое слово, как будто наставляла ребенка. – Ты должен… ты должен быть там. Завтра в три часа в Фонде.

Глава 64

Дункан закупорил пузырек с лекарством, наклеил на него этикетку и поставил на полку.

– Конечно, я попытаюсь, – тихо сказал он. – Но я не могу твердо обещать, что буду там, поскольку меня обязательно задержат и завалят делами. А ты знаешь, что я решил довести этот случай до конца, как вел бы сам Мердок, – до самого конца.

Она яростно прикусила губу.

– До конца? Я же тебе сказала, что это бесполезно. От тебя, квалифицированного патологоанатома…

Он резко обернулся:

– Во врачевании есть определенные вещи, которых не найдешь в пробирке для опытов. И одна из них: не бросать своего пациента – пока он жив.

– Ты сентиментальный дурак! – Такой злой он ее еще не видел. – Если уж ты затронул эту тему, то разве ты мне ничего не должен? Ты, с твоей верой, надеждой и милосердием, с твоим представлением о благодарности! Почему бы тебе не заплатить мне за то, что я для тебя сделала?

Он медленно произнес:

– Я скорее верну тебе свою руку, чем брошу Мердока.

Внезапно ее гнев испарился.

– И это все, что ты хочешь мне сказать, Дункан? После всех наших лет вместе?

Он непонимающе уставился на нее.

– Я имею в виду, – запнулась она, – зачем нам вообще ссориться? Это больно!

– Странно слышать такое от тебя.

– Возможно, я странная женщина. Ты не представляешь, насколько странная – я даже сама не знаю. Ты думаешь, что я сильная. Видит Бог, за последние месяцы я стала слабее даже твоей глупой Маргарет.

Она опустила глаза, затем внезапно снова подняла их, наполненные неудержимой тоской.

– Иногда мы насмехаемся над тем, к чему больше всего стремимся. Но приходит время, когда мы уже не можем отрицать очевидное, когда больше не в силах затаптывать огонь. Мы уже давно вместе, Дункан. Мы оба биты жизнью. У нас есть общая цель – мы связаны друг с другом. Дункан, я отчаянно завишу от всего, что с тобой происходит. Я… – ее голос дрогнул, – ты мне очень нравишься. Разве мы не могли бы что-нибудь придумать для нашего будущего? О, какую кашу я заварила! Но ты много значишь для меня. И конечно же, я тоже должна что-то для тебя значить.

Он отвел взгляд и с трудом произнес:

– Я ценю твою дружбу больше, чем все, что у меня осталось.

На мгновение она замерла. Затем встала и завозилась с застежками своего плаща. Ее лицо снова стало спокойным и бесстрастным.

– Что ж, закончим этот разговор. Обещаю больше его не возобновлять. Но завтра ты приедешь. Это решено. У нас еще есть кое-что – письма медсестре Доусон.

Он покачал головой:

– Нет, Анна. Я ими не воспользуюсь.

Казалось, она чуть было снова не взорвалась напоследок.

– Завтра у нас будет достаточно времени. Я встречу тебя в Фонде. В три часа. Не забудешь?

– Нет. Но я, возможно, не приеду.

– Приедешь, – сказала она. – Ты слишком амбициозен, как и я, чтобы упустить шанс, который выпадает раз в жизни. До свидания – до завтра.

Она кивнула со своей прежней твердостью, с тем же гипнотическим блеском в глазах, и вышла из дома.

Глава 65

На следующее утро Дункан проснулся с мучительным чувством тревоги. Его комната была рядом с комнатой Мердока, и по привычке, едва открыв глаза, он прислушался к звукам в соседней комнате. Он слышал, как медсестра из местных сменила дежурившую ночью Джин. Охваченный смутным беспокойством, он вскочил с постели, побрился и быстро оделся. Рано утром ему предстояло отправиться к очень серьезно пострадавшему пациенту в лесничестве Россдху, в тридцати милях отсюда. Но сначала он зашел к Мердоку.

Сестра Гордон, коренастая женщина средних лет в выцветшей синей форме, с простым, деловитым лицом, отмеченным десятью годами медицинской службы в графстве, уже почти закончила утренний уход за больным. Она прошептала:

– Сегодня ему не очень хорошо, доктор. Во всяком случае, я думаю, что он слабеет.

Дункан пощупал пульс Мердока и произвел обычный осмотр. То, что она сказала, было правдой. Он просмотрел медкарту, которую она положила на стол, и записал свои инструкции.

Спустившись, он кое-как позавтракал, а затем поспешил в гараж, завел машину и уехал.

В глубине души он знал, почему так нуждался в каких-то срочных и отвлекающих делах. Это было отчаянное желание убежать – от себя, от Мердока, от кризиса, в котором они оба оказались.

Когда он вернулся, в холле его встретила Джин, опрятная в своем сером платье, со свежим, несмотря на бледность, лицом и темными тенями печали под глазами.

Удивленный, что она не в постели, хотя не спала всю ночь, он при виде ее почувствовал, как больно сжалось его сердце. Теперь он знал без всяких сомнений, что любит ее. Наконец-то это было настоящим, непоколебимым и бесповоротным. Но ее отношения с молодым Эглем не давали ему покоя.

– Почему ты не отдыхаешь?

Ему пришлось взять себя в руки, чтобы встретиться с ней взглядом.

– Я ничуть не устала. – Она изобразила бодрую улыбку. – Возможно, я прилягу, когда сестра Гордон вернется к часу дня. Я думала, мы поедим пораньше.

Аппетита у него не было. Когда он наконец справился с курятиной, Джин предложила ему гроздь винограда.

– Попробуй, – попросила она. – Сэр Джон Эгль прислал это из своих собственных теплиц.

Он покачал головой. Больше, чем когда-либо, фамилия Эгль вызвала у него волну неприятия. Он с иронией подумал, что цветы и фрукты, которые посылал сэр Джон, совершенно бесполезны для лежащего без сознания Мердока.

– Очень вкусный виноград. – Джин выглядела разочарованной, оттого что он не захотел попробовать. – Мы многим обязаны сэру Джону.

– Не смею возразить, – с горечью признал он и добавил: – Но я не хочу быть у него в долгу.

– Мне жаль. У него добрые намерения. – Она поколебалась, затем заставила себя продолжить: – Он сказал мне, что позаботится о медицинской помощи отцу, если тебе придется уехать.

Он уставился на нее, ошеломленный тем, что она, вероятно, знала о его тайных терзаниях.

– Ты же не можешь оставаться здесь вечно. Мы очень благодарны за все, что ты сделал. – Ее улыбка едва напомнила ту ее обычную, яркую. – А сейчас, похоже, от тебя уже мало что зависит.

Для него все стало ясно как божий день – причина ее нервозности, ее вымученное бодрствование. Вчера с ней поговорила Анна, и Джин открывала для него ворота, ворота свободы.

Едва эта мысль вспыхнула у него в мозгу, как раздался стук в дверь и в комнату с кепкой в руке вошел Хэмиш.

– У меня тут ваш чемодан, доктор Стирлинг. Положить его в машину?

– Оставь его пока в холле, Хэмиш.

Дункана потрясло сознание того, что в ближайшие несколько секунд он должен принять решение, которое определит все его будущее.

Глава 66

Хэмиш вышел, а Дункан пристально посмотрел на Джин. Хотя он прекрасно понимал, что она бескорыстна, он испытывал темное желание причинить ей боль.

– Очень мило с твоей стороны спланировать прощальный банкет с помощью Эглей.

– Я хотела, чтобы ты успел добраться до Эдинбурга к трем. – Голос ее дрожал.

Он не мог остановиться:

– Очень предусмотрительно, учитывая, что я не особо отличился в случае с твоим отцом. Я потерпел неудачу. И ты знаешь, что я потерпел неудачу.

Она прошептала:

– Но я уже говорила тебе, что…

– Что ты хочешь избавиться от меня, – резко перебил он ее. – Что ж, смею предположить, что ты права. Я тебя не виню.

Он не понимал, что заставило его причинить ей боль. Он никогда не любил ее так сильно, как в этот момент. После нескольких недель дежурств у постели отца, после ночей и дней, полных надежд и страхов, в ней было что-то странно детское. Но он продолжал, несмотря ни на что:

– Я не останусь там, где меня не хотят видеть. – Он встал из-за стола. – Еще пять минут, и я уеду.

Выйдя в коридор, он обнаружил свой чемодан, на котором лежали пальто и шляпа. Через стекло входной двери он увидел машину снаружи – за рулем его ждал Хэмиш. Они запросто окажутся в Эдинбурге к половине третьего.

Он словно со стороны видел, как возвращается в великий город. Он видел свое драматическое прибытие в Фонд, прием, оказанный ему друзьями, замешательство Овертона. Он не мог позволить Овертону победить. Анна была права. Он тут же решил, что едет. Но что-то заставило его подняться наверх, чтобы в последний раз взглянуть на Мердока.

В комнате больного было тихо и сумрачно. Мердок по-прежнему, как все последние пять недель, лежал на спине, без сознания, беспомощный – по сути, живой труп.

Если бы только он мог преодолеть этот ступор, вывести своего пациента из транса, все было бы хорошо. Он этого не сделал. В комнате было так тихо, что он слышал тиканье своих часов, приближающих время назначенной встречи. Ему было сказано явиться в Эдинбург. Умирающий никогда не будет скучать по нему.

И все же он не уезжал. Он не мог отвести глаз от погруженного в тень лица Мердока. Должно же быть что-то, что еще можно было бы сделать для старика.

Только теперешнее состояние Дункана могло подсказать ему столь отчаянную операцию, которая вдруг пришла ему на ум. Он знал, насколько она опасна. Даже от одной мысли о ней его пробрала дрожь. Но это был единственный пришедший ему в голову выход. Если ничего не предпринять, тогда смерть.

Он продумывал детали операции, напряженно ожидая возвращения местной медсестры. Она вошла бесшумно, ровно в час.

Снимая плащ, она внимательно посмотрела на лицо Мердока, затем тихо сказала Дункану:

– Мисс Джин просила напомнить, что вам пора уезжать. Иначе вы можете опоздать.

Он натянуто ответил:

– Да, смею допустить, что могу опоздать. Сестра Гордон, не могли бы вы включить спиртовку? И пожалуйста, простерилизуйте мои инструменты.

Взглянув на него и снова на Мердока, она пошла выполнять его поручение.

Вернувшись наконец, она сказала:

– Все готово, доктор Стирлинг.

Вместе они осторожно перевернули Мердока. Теперь он лежал на боку, спиной к ним, полутруп, когда-то бывший человеком. Сначала спиртом, а затем пикриновой кислотой Дункан тщательно протер область шеи сзади. На фоне болезненно-белой кожи Мердока обработанное пятно казалось зеленовато-желтым.

Глава 67

Пальцы Дункана медленно скользили у основания черепа. Он почувствовал соединение поврежденных позвонков; оно было твердым и полным. Сбоку он выбрал нужную точку. Не убирая указательного пальца, он повернулся и взял троакар – иглу в форме трубки с внутренним стилетом, этим сверкающим кинжалом, который должен был пронзить жизненно важные ткани продолговатого мозга. Дункан точно знал: всего одна ошибка, малейшая ошибка в расстоянии или направлении – и конец будет ужасным. Знала это и сестра Гордон.

Растянув кожу пациента большим и указательным пальцами, Дункан воткнул троакар в неподатливую плоть. В течение целой долгой минуты он двигал невидимым концом инструмента вперед и назад, ища точку введения. И везде он встречал сопротивление. Неужели он никогда не найдет лазейку?

В отчаянии он закрыл глаза, дабы усилить тактильную чувствительность. Попробовал еще раз. И еще. А затем вскрикнул от облегчения. На этот раз препятствий не было – игла быстро погружалась. Он нашел отверстие. Мягко он ввел иглу в канал.

Осторожно, аккуратно он пошел в глубину. Его лицо было похоже на маску. То, что он делал, не было работой хирурга или демонстрацией хрестоматийной техники. Он использовал дар, данный ему Богом. Он пошел вперед. Внезапно он почувствовал щелчок, когда троакар пронзил оболочку мозга. Он достиг своей цели.

Это был момент истины, который должен был доказать, прав он, Дункан, или нет, должен ли Мердок жить или умереть. Быстрым движением он вынул стилет из полой иглы.

Мгновенно, с невероятной силой, через трубку хлынул поток спинномозговой жидкости.

Но хотя Дункан считал, что действовал правильно, он не смел надеяться. Жидкость поступала все активнее – давление внутри было явно большим. И вдруг Мердок испустил долгий, слабый вздох, первый звук, который он издал с тех пор, как впал в кому пять долгих недель назад.

Сестра Гордон чуть не выпустила трубку.

– Доктор Стирлинг, – выдохнула она. – Вы слышали?

Дункан не ответил. Его губы были сухими и жесткими от напряжения. Он пристально смотрел на иглу. Жидкость закапала медленно, потом еще медленнее и наконец перестала вытекать.

Он быстро вынул иглу, замазал прокол коллодием и снова перевернул Мердока на спину. Подождал, пока медсестра подложит две подушки под голову пациента, затем поднес пузырек с нашатырным спиртом к носу больного.

Стимулятор не подействовал.

Дункан боролся отчаянно. Наклонившись, он крепко надавил обоими большими пальцами на брови Мердока – в том месте, где проходят надглазничные нервы, – этот метод он часто использовал, чтобы привести своих пациентов в чувство после глубокого наркоза. В течение минуты – ничего. Затем, когда он усилил давление, произошло невероятное. Мердок медленно открыл глаза.

Глава 68

Это было похоже на возвращение к жизни мертвого. Прижав руку ко рту, сестра Гордон издала сдавленный крик. Хотя он и прозвучал глухо, старик, казалось, его услышал.

– Что случилось? – едва шевеля губами, прошептал он.

Дункан низко наклонился – от огромного возбуждения у него звенело в ушах.

– Ничего, – успокоил он. – Не обращайте внимания.

Мердок с трудом сфокусировал взгляд на Дункане.

– Ты все еще здесь, – пробормотал он, и от этой старой, знакомой иронии Дункан чуть не издал победный клич.

– Пожалуйста, доктор Мердок, – взмолилась сестра Гордон. – Вам не следует слишком много говорить, вам нужно отдохнуть.

– Думаю, я достаточно отдохнул, – пробормотал старик. – Поднимите жалюзи и дайте мне увидеть свет.

Дункан бросился к окну и дернул за шнур. Медсестра, явно пребывая вне себя, стояла, однако, на своем. Она предложила Мердоку чашку молока.

– Что это за гадость? Я бы не отказался от крепкого бульона.

– Да-да, точно. Пойду выясню.

Дункан воспользовался предлогом, чтобы покинуть комнату. Он не мог вынести своего сокрушительного ликования. Мердок, его дорогой старый друг, невероятным образом восстал из могилы.

Выйдя на лестничную площадку, он сделал усилие, чтобы взять себя в руки, прежде чем поспешить вниз.

– Джин! – позвал он. – Твоему отцу лучше! Джин! Джин!

Он подумал, что она, возможно, в саду, и выбежал через парадную дверь, без верхней одежды и шляпы, в рубашке с засученными рукавами.

Джин не было, но чуть дальше по улице стояла обычная послеполуденная кучка деревенских жителей. Там был провост, а также управляющий Мюррей, школьный учитель, фермер Блэр, Хэмиш и дюжина других важных людей общины. Они глядели, как приближается Дункан.

– Мердок! – сказал провост надломленным голосом. – Наконец-то он скончался.

– Нет, провост, нет! – воскликнул Дункан. – У него наступил перелом. Он выдюжит!

Все молча уставились на него.

– Вы… вы действительно это имеете в виду, доктор? – спросил наконец провост.

– Действительно! – Голос Дункана дрогнул. – Он вышел из комы. Он говорил со мной – минуту назад. Он попросил крепкого бульона.

Поднялся крик. Шагнув навстречу, провост Дугал сжал руку Дункана в своей, и все его чувства выразились в этом крепком пожатии. Затем он резко обернулся:

– Роберт, беги с новостями. Давай-ка, Хэмиш, звони в колокола. Беги, парень, беги! Что касается нас… – его влажно заблестевшие глаза обвели группу, – пусть каждый воздаст хвалу.

Гимн благодарности звучал в ушах Дункана, когда он мчался обратно. Только он вбежал в дом, как затрезвонили колокола, разнося радостную весть по всему Страту.

– Джин! – позвал он, пересекая холл. – Джин! Джин!

Она вышла из комнаты отца, закрыла дверь, ее бледное исхудавшее лицо преобразилось. Он поспешил к ней по лестнице, но, прежде чем оказался рядом, она упала в обморок.