Текст книги "Северные моря в истории средневековой Европы. Эра викингов и эпоха Оттонов. 300–1100 годы"

Возможно, мнение историков, что век Меровингов скорее реакционный и упадочнический, чем прогрессивный, вызвано любопытной природой его политического и организационного развития. Именно она заставила многих остаться слепыми к его успехам. Ведь основные неудачи этого века заключаются именно в политической сфере, которая сделала его с правительственной точки зрения несовершенным и бесформенным, даже хаотичным.

Гильда еще в начале периода отметил эту его характеристику, когда около 550 года видел кельтских принцев в Западной Британии. Их тирания и беспорядки заставили его обрушить на них всю силу своего гнева. Аналогичные условия существовали в Галлии Меровингов. Григорий Турский и Фредегар рисуют впечатляющую картину царствования Меровингов, которые делили свои владения как добычу и с яростью дикарей убивали друг друга. Вестготские правители были не лучше, что иллюстрирует история правления Эгики. Очевидно, к началу VII века испанские короли обнаружили, что невозможно править эффективно, как франкские. Беда уделяет этому аспекту самое пристальное внимание. Читая его труды, наблюдаешь, как гегемония медленно передвигается из Кента в Восточную Англию, Нортумбрию, Мерсию, видишь те же убийства, что в Галлии, нестабильность и политическую бесформенность. За ирландскими легендами тоже стоят силы беспорядков, и святой Колумба в свои ранние дни был и племенным, и религиозным лидером. «Беовульф» проливает свет на политическую ситуацию в Скандинавии, в которой тоже царили убийства и насилие. В Центральной Европе странная карьера Само сопровождается мимолетным цветением и падением. Нигде не было порядка, цели и политической дисциплины и, конечно же, моральных идеалов. Дагоберт со своим премьер-министром, святым Элигием, был целеустремленным политиком, как истинный Каролинг. Но это уникальная фигура. У него не было преемников. Ивар Широкие Объятия, которого, знай мы о нем больше, считали бы Кнудом VII века, также представляется нетипичной фигурой в кровавых анналах датского королевского дома. Таких можно тщетно искать в Англии Альфреда или Этельстана и в Ирландии Бриана Бору. Святых было множество, а управленцев не было вовсе.

Та же модель справедлива для церкви. Григорий Великий, продемонстрировавший целеустремленность и организаторские способности, не имел достойных преемников до Николая II в IX веке. Редкой фигурой является Феодор из Тарса, который мог соперничать с Ланфранком, как умелый церковный администратор. Скорее, типичными представителями той эпохи являются Уилфрид и Колумба, одиночки и странствующие святые. Ирландский монах был лучше приспособлен к своему времени, чем бенедиктинский.

И все же эта эпоха не была упадочнической. Скорее, она была анархичной в административном и политическом плане, хаотичной и независимой. Она обладала энергией и потенциалом роста, но ей не хватало дисциплины. Она была прямой противоположностью предшествовавшему ей римскому миру. Пока правители, церковь и обстоятельства не могли направить свою энергию к определенной цели, ей предстояло оставаться бесформенной и слабой, хотя она не должна была стать таковой, учитывая ее богатые ресурсы. Тем не менее эти ресурсы стали добычей тех, кто использовал их для собственной выгоды.

Глава 4. Каролингское возрождение, 750-840 годы

В 752 году Пипин был помазан папой на царствование как король франков. Он стал первым из своей династии, принявшим августейший титул, хотя дворцовые майордомы из этой австразийской семьи правили Франкским королевством с 689 года. Это символическое событие ознаменовало начало новой эры в Европе, выходящей к северным морям. В общем смысле оно совпало с другими переменами, имевшими место в то же самое время. В Англии Мерсия как раз одержала верх над Нортумбрией. В Скандинавии битва при Бровалле ознаменовала конец морской империи Ивара Широкие Объятия. Даже на Востоке Аббасиды Ирака в этот момент добились поражения Омейядов Дамаска, и в Испании отпрыск Омейядов начал создавать независимый Кордовский эмират.

Перемена у франков также совпала с окончательным распадом старой римской сельскохозяйственной и социальной системы в Южной Галлии и Испании – системы, которая продержалась до последних лет VIII века. В хаосе и неразберихе, сопровождавшей маврское вторжение в Испанию и на юг и интервенцию гасконцев и Каролингов, в свою очередь, старая система на этих землях попросту исчезла. Из ее руин в Северо-Западной Испании в муках рождались маленькие христианские княжества, а в долинах Роны и Гаронны и на равнинах Септимании, протянувшихся от Арля до Пиренейских гор, медленно начинался аналогичный период перестройки. Таким был мир, в котором государство Каролингов, основанное или, точнее, объединенное Пипином, начало свое существование.

Разумеется, нельзя рассматривать век Каролингов как совершенно новый по характеру. Такой подход был бы односторонним. Да, он действительно отличался от предшествующего. Но в Северной Европе многое из того, что историки считали каролингским по своей сути, на самом деле началось намного раньше, еще при Меровингах. Как уже говорилось, в VII веке морская торговля, экономическая жизнь и даже культура северных земель начали оформляться в регион, отдельный от Средиземноморья. Определенные черты, по общему мнению являющиеся характерными для Каролингов – серебряные монеты, морская торговля по путям, идущим на север из Англии, Галлии и Фризии на Балтику, а потом по русским рекам в Черное и Каспийское моря, – существовали задолго до Пипина и Карла Великого. То же самое можно сказать и о торговле из низовьев Дуная и Центральной Германии со славянами Центральной Европы. Правда и то, что расчистка новых земель и смена сельскохозяйственных моделей в Голландии, Бельгии, долине Луары, Англии и далекой Норвегии начались задолго до прихода к власти Каролингов. Так же как распространение христианства за прежние границы Рима в Ирландию, Шотландию, Фризию, Германию и Британию. Короче говоря, Северная Европа при поздних Меровингах уже начала становиться каролингской. Сильный монарх, такой как Дагоберт, насколько мы смогли его узнать, опираясь не неадекватные источники того периода, ближе к Карлу Великому, чем к Хлодвигу. А его очень способный министр, святой Элигий, напоминает Алкуина или Шугерия. Также за туманом норвежских традиций мы чувствуем в Иваре Широкие Объятия что-то от Кнуда или Харальда Прекрасноволосого. Эпоха Каролингов была новой, но представляемые ею тенденции уже давно присутствовали на северных морях. При новой франкской династии правителей они попросту достигли своей кульминации.

В одном отношении, однако, ситуация, в которой Пипин начал свое правление, оказалась необычной. К 750 году экономические условия в Северной Европе достигли низшей точки, особенно в Атлантической Галлии и Испании. Рост и экспансия на северных морях, характерные для периода с середины VI века до VIII, остановились во время мусульманского завоевания Испании. После этого начался регресс. В предыдущей главе мы отметили некоторые причины этого регресса, возвестившего о приходе века Каролингов, но представляется целесообразным рассмотреть их полнее. Экономический упадок стал результатом прекращения торговли между Северной Галлией и другими средиземноморскими регионами, главным образом с Востоком. Медленный упадок, начавшийся около 640 года, достиг кульминации в 715 или 720 году, когда и восточные товары, и восточные купцы полностью исчезли с берегов юга, после чего упадок двинулся вглубь территории Франции.

Еще важнее были опустошения и беспорядки вдоль испанского и галльского берегов, ставшие результатом маврского вторжения и реакции на него Каролингов. К 750 году мусульманский поток схлынул, но после него осталась только разруха в экономике и социальной жизни. В VIII веке, в котором было мало сражений, остались христианские княжества Северной Испании – все, что сохранилось от былого римско-вестготского порядка. Ни один прежний городской центр – Брага, Корунья и др. – не подавал признаков жизни. Старая вестготская система епископств, восходившая к римским временам, тоже исчезла. Нам известно, что в этом веке в регионе, давно считавшиеся добывающим центром, не было чеканено ни одной монеты. На самом деле мы вообще мало что знаем об этом регионе, и только, по большей части, на основании мусульманских источников можем сложить более или менее четкую картину его истории.

Немногим лучше была ситуация во Франции к югу от Луары. Города Бордо, Ажен, Тулуза, Каор и Сент, по сути, прекратили свое существование. К югу от Пуатье исчезли епископства. Система вилл, как основная форма аграрной организации, канула в небытие. Наступила стагнация. Исследование монет, чеканенных Пипином в 752–768 годах, иллюстрирует экономическую ситуацию на юге и показывает, как пострадала эта часть Галлии. Единственные монетные дворы, еще действовавшие к югу от Луары и к западу от Сены в годы правления Пипина, были расположены в Туре, Бриу, Клермоне и Пуатье. В центральной части Франции, к югу от Безансона, Лиона и Труа, деньги не чеканились вообще. В долине нижнего Рейна, в Провансе, Нарбонне и долине Гаронны больше не было ни одного центра экономической жизни, достаточно активного, чтобы чеканить монеты. Не было монетных дворов на всем западном побережье Галлии от Пиренеев до Бретани. В 775 году, в начале правления Карла Великого, в этой части Франции положение немного улучшилось. Монетный клад Эмфи, датированный этим годом, содержит монеты с обширных территорий каролингского запада, однако в нем не было монет с юго-запада и только одна с юга, чеканеная в Арле. Таким образом, в 775 году на западных берегах Галлии нет признаков экономического возрождения, так же как и в христианских районах севера Испании. Галльские и испанские берега, обращенные к Бискайскому заливу, при Меровингах были самым юго-западным коммерческим регионом северных морей. Поэтому их крах являлся экономическим фактом, имевшим большое значение для других регионов. Особенно справедливо это для Ирландии, потому что именно на побережье Испании и Западной Галлии ирландские мореплаватели приобретали вино и другие товары, многие из которых имели средиземноморское происхождение. Там же они продавали свои товары. Поэтому прекращение этой торговли стало для ирландского судоходства ударом, от которого оно так никогда и не оправилось. После 750 года мы ничего не слышим об ирландском судоходстве в Атлантике, и нет никаких свидетельств дальнейших контактов между этим островом и Галлией. Не ощущалось и восточного влияния в ирландском искусстве. Ирландия, судя по всему, вернулась к изолированному положению на краю европейского мира, от которого она на короткое время избавилась при Меровингах.

Дальше на север, вдоль морских путей, на которых ирландцы были пионерами, тот же экономический и морской упадок заметен на землях пиктов и вдоль западного побережья Шотландии. Из Шотландии ирландские монахи все еще путешествовали до Фарерских островов и Исландии на своих легких, но прочных кораклах – возможно, даже до Норвегии, – но мы ничего не слышим о пиктских флотах, которые веком ранее были активны у берегов Шотландии и Оркнейских островов. Очевидно, кельтские морские традиции попросту исчезли. Теперь не кельтские моряки рвались на север. Мореплаватели из Западной Норвегии, рыболовы и фермеры, начали продвигаться на юго-запад к Гебридам, колонизируя эту цепь островов и преодолевая слабое сопротивление кельтов.

В Англии в конце VIII века тоже можно заметить признаки упадка в морской торговле и общем уровне экономической жизни[88]88
  В это время происходило общее широко распространенное обесценивание серебряных sceattas. Также можно отметить постепенное прекращение византийского влияния на Англию.


[Закрыть]. Такой упадок мог последовать за политическими изменениями в этом регионе. При Меровингах политическая власть принадлежала англосаксонским королевствам, которые выходили к морю и черпали в этом свою силу: сначала Кент, потом Восточная Англия и, наконец, Нортумбрия. Теперь политическое лидерство перешло к Мерсии, центр которой располагался далеко от моря – в Мидлендсе. Нортумбрия пришла в упадок не только в политическом плане, но также в культурном и экономическом. Она, конечно, дала миру такого человека, как Алкуин, в своей монастырской школе, но он сделал карьеру в Галлии Каролингов, а не на родине. Вместо серебряных sceattas, там появились медные stykas, практически не имевшие ценности за пределами Йоркшира. Это пример нового экономического местничества в этой части Англии. Те внешние экономические контакты, которые существовали, судя по всему, поддерживались при посредничестве иностранных фризских купцов, обосновавшихся в Йорке в 778 году. Только несколько редких нортумбрийских монет, датированных этим периодом, которые были обнаружены на западном побережье Норвегии, указывают на то, что торговля с севером, о которой писал Беда, все еще существовала на этих берегах. В целом, однако, мир Беды, судя по всему, канул в небытие. В Англии, Ирландии и Галлии начинался новый век.

Даже за Северным морем, во Фризии, около 750 года наблюдались определенный упадок и местничество, аналогично йоркширскому. Здесь тоже появились медные монеты, скопированные со sceattas, имевшие только местное хождение. Еще севернее, в Скандинавии, политические перемены, имевшие место около 750 года, также могли отражать эту экономическую дезорганизацию. Как уже говорилось, они состояли в разрушении великой империи данов и шведов Ивара Широкие Объятия после сражения при Бровалле. Многие шведские историки считают, что сражение велось между шведами Уппландии и гаутами Готланда за господство над Швецией, в которой взяли верх шведы, благодаря своей победе при Бровалле. Между тем, поскольку силы в этой битве, согласно традиции, включали данов и фризов, возможно, она являлась чем-то большим – сражением между той частью владений Ивара, которая была обращена к Северному морю, и той, которая была связана с Русью, Курляндией и Восточной Балтикой. Тогда шведская победа могла отражать следующий факт: к 750 году ослабление контактов с Западом через побережье Фризии и возрастание важности торговли с Русью несли в себе элемент раскола скандинавского балтийского мира на два. Одна часть – Уппландия и теперь ставший почти независимым Готланд – была обращена на восток. Отдельное Датское королевство было обращено на запад к Фризии, Норвегии и своей атлантической судьбе[89]89
  Вслед за расколом после Броваллы короли Вестфольда в Норвегии сбросили датское иго. Это произошло около 770 г.


[Закрыть].

По-видимому, был только один регион Северной Европы, обращенный к Атлантике, на который мало повлияли описанные нами экономические неурядицы. Речь идет о части империи Каролингов, расположенной между Рейном, Сеной и верховьями Роны. Этот регион можно назвать сердцем государства. Во времена Пипина здесь все еще оставались достаточно важные экономические центры, даже имеющие монетные дворы. Это Дорестад, Страсбург, Трир, Квентовик, Амьен, Камбре, Мец, Верден, Париж, Шартр, Труа, Леон и Безансон. Три из них, Дорестад, Амьен и Квентовик, были портами на Английском канале и Северном море. Остальные – это видно при их нанесении на карты – образовывали несколько групп городов, которые вели на юго-запад к Италии через ряд альпийских перевалов. Это горные перевалы – clusae – Большой Сен-Бернар и Монженевр, которые сообщались с верховьями Рейна, а также Малый СенБернар и Септимер, по которым можно было добраться до Италии через Лион и долины Верхнего Рейна, Верхней Луары или Нижней Сены. От этих перевалов река По ведет прямо к Венеции, которая уже в середине VIII века стала главным перевалочным пунктом для торговли Византии с латинским Западом. Таким образом, в самом расположении уцелевших экономических центров во владениях Каролингов можно видеть сдвиг, имевший место в торговых путях, сдвиг, начавшийся в середине VII века, но только теперь завершенный. Вместо самой популярной при Меровингах торговой оси, доходившей до Северной Галлии и Рейнской области через путь по долине Роны, проходивший из Марселя в направлении север – юг, теперь господствующей стала торговая ось северо-восток – юго-запад, с центром в Венеции. Эта перемена, как указал Веркаутерен, отмечает одно из главных различий между периодами Меровингов и Каролингов в этой части Европы. Именно по clusae в Альпах торговля проникала в Италию и на Средиземноморье. Путешественники тоже.

Из-за новой торговой ориентации Каролинги, в отличие от предшествовавших им Меровингов, были заинтересованы в Италии. Она помогает объяснить, к примеру, почему Пипин желал вторгнуться в королевства ломбардов и даже стал союзником папы в этом предприятии и почему в 774 году Карл Великий присоединил Северную Италию к своей империи. Правители Каролингов имели особый интерес в этом регионе, потому что Италия была источником почти всей коммерции, которая соединяла их владения со средиземноморским миром. Один монетный клад иллюстрирует новую торговую ориентацию. Это клад в Эмфи, о котором мы уже упоминали. Он датируется 775 годом – тем периодом, который мы рассматриваем. Этот клад, найденный в Центральной Франции, содержит монеты из Руана, Квентовика и Дорестада, а также из Женевы, Лиона, Безансона и Труа. Но он содержит только одну монету, серебряную монету из Арля, из долины Нижней Роны. Очевидно, к 775 году торговля свободно шла от Канала и Северного моря в Италию, но ее практически не существовало в южном направлении через Рону. В те годы можно отметить аналогичный сдвиг в маршрутах путешественников между Англией и Римом. В VII и начале VIII века паломники и другие путешественники достигали Рима через долину Роны и Марсель. После 758 года люди направлялись в Утрехт, Дорестад или Кёльн и вниз по Рейну, чтобы добраться до Италии.

Такая ориентация франкской торговли объясняет, почему в 779 году Карл Великий говорил о пяти портах между Рейном и Сеной – Дорестад, Маастрихт, Квентовик, Амьен и Руан – как самых важных для его империи. Эти порты, соединенные с Италией и средиземноморским миром коммерции через упомянутые выше торговые пути, естественно, имели больше возможностей поддерживать свое экономическое существование, чем те, что расположены менее удачно.

Благодаря такой ориентации при Каролингах возросла важность фризийцев. Именно они, в VIII веке ставшие важными торговцами и посредниками на Северном море между Англией, континентом, Скандинавией и Рейнской областью, при Каролингах превратились в главных мореплавателей и морских торговцев на северных морях. Их географическое положение являлось идеальным для этих целей. Как уже говорилось, они в самом начале VIII века продвигались вниз по Маасу и Рейну, где в 716 году в Кёльне появился герцог Радбод со своим флотом. После того как Карл Мартелл в 734 году покорил Фризию, их политической независимости пришел конец, но не способности к экспансии, которая обрела экономическую форму. В конце века фризийцы спустились по Рейну и создали торговую колонию в Вормсе, и, судя по сходству между монетами Дорестада и Маастрихта, проникли и на юг в долину Мааса. В 753 году они были уже в Париже, в качестве купцов на ярмарке Сен-Дени, что раньше считалось прерогативой англосаксонских торговцев. Как уже отмечалось, в 778 году у них также была торговая колония в Йорке. Наконец, в 799 году их контакты с Римом и Италией упрочились достаточно для создания там schola паломников-торговцев, аналогично англосаксонской schola, существовавшей там с 727 года. Таким образом, к 800 году они уверенно продвигались к положению главных посредников между Европой Каролингов и атлантическими регионами за пределами империи – Англией, Северной Германией, Скандинавией. Они превзошли своих главных конкурентов, англосаксов, став главными посредниками на северных морях.

Необходимо отметить, что в эпоху Каролингов, как и в другие периоды, экономические условия не оставались статичными. Торговая ось в направлении северо-восток – юго-запад, соединившая сердце империи Каролингов с Италией, осталась главным фактором жизни на северных морях. Район между Сеной и Рейном продолжал быть самым продвинутым экономическим регионом Северной Европы на протяжении следующих десятилетий, а фризийцы – важными на северных морях международными торговцами. Эти факты являются фундаментальными для понимания рассматриваемого периода. Но это вовсе не означает, что экономические условия и морская коммерция вдоль других берегов не могли избежать спада середины VIII века. Постепенно, когда мир, установленный могущественным Карлом Великим, продолжался уже несколько десятилетий, мы замечаем пробуждение торговли и мореплавания вдоль берегов и регионов, казавшихся мертвыми в 750 году. После того как Людовик Благочестивый в 814 году стал императором, это пробуждение достигло статуса торгового возрождения на северных морях и территориях, которые они омывают. Это возрождение мы рассмотрим далее.

Возрождение экономической жизни, начавшееся в последние годы правления Карла Великого, отчетливо видно в Галлии, к западу от Сены и к югу от Луары. Сначала мы видим возобновление торговли в долине Роны, когда в старых городских центрах снова начали чеканить монеты. К 781 году Арль, Авиньон, Марсель, Юзес, Безье и Нарбонна имели монетные дворы. К 814 году к ним присоединился Вьен. В Новой Испанской марке за Пиренеями Барселона стала центром, из которого распространялись монеты. После 814 года все монетные дворы действовали, а с ними и Эмпорион, расположенный возле Пиренеев, между франкской территорией Каролингов и Испанией. Целая серия монетных дворов была восстановлена на юге, от верховьев Рейна до границ мавританской Испании, что якобы подтвердило наличие коммерческой связи между Северной Галлией и этой частью Средиземноморья, связи, едва ли просуществовавшей столетие.

Есть и другие признаки возрождения экономической и морской важности этого побережья – от Марселя до Барселоны – в те годы. В самом начале IX века мавританские торговцы стали привозить специи, шелка и другие восточные продукты в Арль. Вскоре после 840 года Ибн Хордадбех в далеком Багдаде рассказал нам о странствующих еврейских купцах-раданитах, которые отплыли из Галлии и добрались до Египта через испанские мавританские порты. Часть их грузов составляли франкские мечи. На Запад они вернулись с шелками и специями. Представляется, что именно благодаря этой торговле у Людовика появился драгоценный испанский шелк, который он подарил Фонтенельскому аббатству. Возможно, через этот торговый путь герцог Вильгельм Тулузский получил парчу и шелка, которые он поместил на алтарь аббатства в Желоне, прежде чем стал простым монахом. Не исключено, что торговля этого региона лежала в основе решения Каролингов, принятого около 800 года, о строительстве флота для защиты этих берегов. Флот, которым командовал граф Ампурии, вскоре стал достаточно мощным и позволил Каролингам разгромить эскадру мавров в 813 году и сделать Балеарские острова протекторатом империи[90]90
  Каролингский флот действовал примерно до 830 г.; в 825 г. была отправлена экспедиция на Корсику.


[Закрыть].

Не может быть сомнений в том, что во времена Людовика торговля из этого региона юга попадала на Канал между Руаном и Дорестадом. На это указывают два монетных клада. Один, датируемый первыми годами правления Людовика, был обнаружен в регионе Шер Центральной Франции. В нем было 2 монеты из Ампурии, 3 – из Барселоны, 14 – из Нарбонны, 11 – из Арля и 19 – из Лиона. Они проиллюстрировали торговый путь из Центральной Галлии до границы с мусульманской Испанией. Там также есть монеты, которые предполагают существование путей, тянувшихся до Канала, Рейна и Северного моря: 4 серебряные монеты из Мо, 24 из Парижа, 5 – из Реймса, 18 – из Камбре, 7 – из Квентовика, 21 – из Санса, 12 – из Руана, 12 – из Вердена, 3 – из Страсбурга, 2 – из Майнца, 3 – из Кёльна и 14 – из Дорестада. Дабы этот клад не считался исключением, упомянем еще один, датированный чуть более поздним периодом, который был найден в Бельвесе, что недалеко от Юзеса, в долине Нижней Роны, и он иллюстрирует существование тех же торговых путей, что и клад из региона Шер. В дополнение к местным монетам, клад из Бельвесе содержит 10 монет из Нарбонны и 9 из Барселоны. Торговый путь на север – на Канал и Рейн, иллюстрируется 8 серебряными пенни из Вены, 7 из Буржа, 4 из Санса, 13 из Парижа, 3 из Руана, 4 из Реймса, 1 из Трира и 3 из Дорестада. Таким образом, в этих монетных кладах мы видим свидетельства существования в начале IX века перевозок с севера почти до Испании. Этот маршрут, если верить нашим источникам, использовался в первую очередь торговцами, которые везли рабов на юг из Вердена, чтобы продавать их на мавританских невольничьих рынках.

Но эти клады дают нам не только информацию о возродившейся южной торговле на север. В них содержится еще одна интересная группа монет, в том числе из Италии. Примерно половина клада из региона Шер состоит из итальянских серебряных монет из трех монетных дворов – и только из трех. Это 47 монет из Милана, 16 из Павии и 195 из Венеции. В Бельвесе найдено 17 серебряных монет из Милана и 34 из Павии. Тем самым иллюстрируется другой важный торговый путь, достигающий Центральной Франции и даже юга через перевалы Приморских Альп, Монженевр и Малый Сен-Бернар. И здесь мы не можем не отметить еще один очень важный аспект: ни в одном из упомянутых кладов не обнаружилось ни одной монеты со средиземноморского побережья между Марселем и Тибром, ни одной монеты из Византийской Италии или Сицилии. Чтобы это не могло считаться случайностью, другой небольшой монетный клад в районе Луни, датированный этим периодом, доказывает обратное. В нем большое количество серебряных монет с разных итальянских монетных дворов, причем четыре из них расположены за Альпами. Они из Тура, Санса, Майнца и Дорестада[91]91
  Этот клад в Сарцане очень важен. Он доказывает, что Виа Франсигена, а не Лигурийская прибрежная дорога использовалась в этой части Италии и что по этой дороге товары попадали в Луни (не Геную) из Северной Европы за Альпами и из долины По. Следует отметить, что в этот период южные проходы через Приморские Альпы, соединявшие Францию и Италию, не использовались. Clusae располагались севернее.


[Закрыть]. Такие монеты могли попасть в Луни через Альпы, поскольку здесь вообще нет ни одной монеты с юга. Таким образом, мы устанавливаем следующее: торговые потоки достигали Северной и Центральной Галлии через альпийские горные перевалы, ведущие к Венеции и Луни. Другой торговый путь доходил до Испании через долину Роны и Нарбонну. Но не существовало никакой торговли между портами юга и итальянскими побережьями и регионами, расположенными дальше к востоку. Таким образом, торговые потоки между этими портами Южной Франции и Востоком, столь важные при Меровингах, и существовавшие даже в 737 году, когда был захоронен клад в Симье, прекратили свое существование. Только средиземноморская торговля с Испанией еще соединяла это побережье с Востоком.

Однако возрождение экономической жизни в Галлии распространилось за долину Роны и Нарбонну к долинам Гаронны и Луары и к побережью Западной Франции. И снова на это указывают нумизматические свидетельства. Как уже говорилось, во времена Пипина в Западной Галлии было только четыре центра, где продолжали чеканить монеты: Тур на Луаре, Клермон в центре, Пуатье и Бриу в Пуату. Деятельность двух последних, несомненно, стимулировалась расположенными рядом серебряными рудниками Мелле. Позднее, уже при Карле Великом, мы находим старые порты и civitates этого атлантического региона в значительной степени возрожденными. Авранш и Ренн в Бретани, Бурж, Орлеан и Нант на Луаре, Лимож, Сен-Максен, Мелле, Ангулем и Сент в Аквитании, а также Ажен и Тулуза на Гаронне имели монетные дворы. К ним во время правления Людовика Благочестивого добавились монетные дворы Бордо и Дакса.

Возрождение этих монетных дворов указывает на возобновление перевозок по рекам в Атлантику в этот период. Орлеан, Бурж, Тур и Нант иллюстрируют торговлю по Луаре. Торговля Сен-Максена из Пуатье достигала океана через Севр и Ньортез. Ангулем и Сент показывают, что экономическая жизнь возродилась и на Шаранте. Тулуза, Ажен и Бордо представляют торговлю по Гаронне. Дакс, что возле испанской границы, и Авранш на Канале завершают общую картину.

Два важнейших монетных клада, найденные в регионе Шер и Бельвесе, обеспечивают нас дополнительной информацией, касающейся торговли этих регионов. В Бельвесе некоторые монеты – одна из Нанта и семь из Буржа – предполагают грузопотоки, достигающие из долины Луары низовьев Рейна. Другой торговый путь к низовьям Гаронны иллюстрируется 11 монетами из Мелле, 4 из Тулузы и 5 из Бордо. Клад из региона Шер, пожалуй, еще важнее. Он содержит 20 серебряных пенни из Тура, 15 из Бордо, 5 из Дакса и 2 из Тулузы. Таким образом, обозначены грузопотоки с запада и юго-запада, достигающие Центральной и Южной Галлии по суше и по рекам.

К этим нумизматическим свидетельствам мы должны добавить информацию из источников, которые также показывают коммерческую активность на реках Западной Галлии, особенно на Луаре, в самом начале IX века. В 834 году, например, хартия Пипина I Аквитанского дала аббатству Святого Мартина из Тура право иметь два судна на реках Аквитании без уплаты пошлин. В этой хартии упоминаются Луара, Шер и Вьен. К 847 году мы обнаруживаем, что такое же право – свободно плавать по рекам в этом регионе – было дано аббатству Святого Флорентия. Другой документ Людовика Благочестивого в 834 году давал монахам Сен-Месмера освобождение от дани на их portus на реке Tensu. Торговля региона помогает объяснить ссылки на иудейскую колонию в Бордо в 810 и 848 годах и современные рассказы, в которых говорится о Нанте и Пуатье как важных в те годы городских центрах.

Помимо речной торговли, мы располагаем сведениями о возобновлении морской торговли вдоль побережья Западной Галлии во время правления Людовика Благочестивого. Возрождение перевозок по морю отчасти объясняет, почему испанское христианское королевство Леон в начале IX века имело такие тесные политические связи с монархами из Каролингов и почему монеты и архитектура Галисии и франкской Галлии в те годы были настолько похожи. Но определенно лучшим доказательством возрождения морской торговли вдоль этих берегов является тот факт, что Людовик Благочестивый мог строить корабли и организовывать военно-морские подразделения в устьях Гаронны и Луары, чтобы защитить побережье от набегов северных викингов. Уже тогда, в начале IX века, берега Западной Галлии и Северной Испании, опять связанные торговлей с Центральной Галлией и Средиземноморьем, вернули часть былого процветания, утраченного в катастрофические годы начала VIII века.

Восстановление торговли и морских перевозок, подтвержденное на побережье Аквитании, в первые годы IX столетия было еще более выраженным вдоль франкского побережья Канала и дальше на север в Нидерландах. Здесь мы уже отметили новое появление Авранша как города, обладающего монетным двором, а значит, и некоторой важностью. В регионе между Сеной и Рейном, однако, есть признаки еще более выраженной экономической активности. Здесь, в самом сердце государства Каролингов, активизировались ожившие порты Меровингов и новые торговые центры вдоль рек, ведущих к Каналу и Северному морю. По пути к Каншу от Квентовика теперь было еще два городских центра, Аррас и Монтрей-сюр-Мер. На Шельде была основана целая серия портов: Камюре, Валансьен, Конде, Турне и Гент. К возрождавшимся торговым центрам Меровингов – Динан, Намюр, Юи и Маастрихт – добавился Льеж – новое детище Каролингов. Экономическая жизнь возрождалась на Рейне – в Страсбурге, Вормсе, Майнце, Бонне и Кёльне, а ближе к устью – в Дорестаде и Утрехте. Городские конгломерации, существовавшие при Меровингах в этой части Европы, таким образом, были превзойдены при Людовике Благочестивом. Есть и разница. При Меровингах экономический центр Франкского государства находился в Центральной Галлии. Аквитания была почти так же важна. Оба региона были связаны со Средиземноморьем по Роне. В эпоху Каролингов, несмотря на существование городских центров в долинах Роны, Луары и Гаронны – старом сердце Меровингов, – центр экономической жизни Франкской империи сместился на север и восток к Шельде, Маасу, Рейну и Северному морю. Этот регион, связанный скорее с Италией, чем с французским югом, остался экономическим центром Северной Европы на много веков вперед.