Текст книги "Как стать контрабандистом. 4. Суд"

Тут взвился прокурор:

– Этого нет в протоколах его допросов! И на суде он ничего такого не говорил!

– А его спрашивали?

Прокурор выразительно посмотрел на судью. Она отрицательно покачала головой, а потом спросила с досадой:

– Ещё вопросы есть?

– Есть, – Тони довольно потёр руки, – Очень много вопросов. Начнём с самого простого. Почему ранее просвеченные грузы не были сразу арестованы?

– Но мы… – тут таможенник явно смутился, – Но у нас… очень старая техника… были только подозрения.

– Вы сами только что утверждали, что при малейшем подозрении таможенники начинают тщательную проверку.

– Тогда… мы об этом не подумали.

– Ну, если не подумали первого числа, то могли подумать четырнадцатого? Тоже нет? Странно. Но оставим это. Расскажите нам, как проходит процедура таможенной очистки?

– Строго по правилам. Мы получаем документы и тщательно проверяем груз… – тут он запнулся, – Иногда… может излишне доверяем экспедиторам… тогда проводим только визуальную проверку… на соответствие груза документам… у нас все честные люди… замечаний ни разу не было…

На Румяного стало жалко смотреть. Он запутался в своих словах, прекрасно понимая, что чем дальше они будут углубляться, тем будет опаснее.

– Достаточно. И так ясно, что все грузы проходили не меньше одной тщательной проверки. Или на въезде, или во время таможенной очистки. Но, давайте оставим это, – великодушно предложил Тони, – На прошлом суде вы показывали какую-то калькуляцию по плотности наполнителя этих панелей в сравнении с плотностью сигарет. А также сделанные на основании этого выводы. Можно нам всем сейчас с ними ознакомиться?

– Я? – он беспомощно оглянулся на прокурора, – Я их с собой не захватил. Но, если надо…

– Это несущественно, – тут же встрял прокурор, – Расчёты будут непосредственно представлены только по требованию суда. Пока это закрытая информация.

– Два месяца назад она была открытая, – Тони широко улыбнулся, – А сейчас она стала закрытой? Для кого?

– Продолжайте задавать вопросы по сути дела, – перебила его судья, – Суд сам решит, какая информация ему может потребоваться для рассмотрения.

– Да, Ваша честь! – отреагировал Тони, – Вам виднее. Тогда вернёмся к фотографиям. Можно нам снова показать снимок контрабандного груза?

Румяный как-то поскучнел, но достал фотографию и снова включил эпидоскоп. Тони подошёл поближе к стене, на которую проецировалось изображение, и стал его разглядывать.

– Так что это за полоски? – он указал на более тёмные вертикальные линии, в двух местах пересекающие каждый блок сэндвич-панелей.

– Это края решёток из толстой фанеры, которые удерживали блоки сигарет при транспортировке, – медленно ответил таможенник, – Структура контрабандных контейнеров.

– Уверены? – участливо спросил Тони.

– Полностью уверен, – только вот в его голосе уверенности уже совсем не было.

– Тогда покажите нам снимок упакованных элементов.

– У меня с собой нет, – совсем хмуро сообщил Румяный.

– А я случайно захватил, – с детской непосредственностью сообщил Тони, – Можно я воспользуюсь этим замечательным аппаратом?

Он ловко оттеснил таможенника и положил свою фотографию.

– Это было приложено к материалам, которые нам так любезно переслал прокурор, – невинно добавил Тони, а потом посерьёзнел, – А не подскажете… господин старший таможенник, из какого материала сделаны эти стяжки? – Тони указал на ленты, фиксирующие груз на поддонах.

– Это такие тонкие полосы. Приходилось их перекусывать специальными инструментами, – машинально ответил таможенник.

– Правильно, – одобрил Тони, – У меня и покрупней фотография есть. Уже из другого источника. Соседняя таможня снабдила.

Он быстро положил сверху новый лист.

– Качество не очень, – пожаловался он, – Но ясно видно, что лента металлическая. Подождите секунду.

Тони отошёл к столу и быстро вытащил книгу с заложенной страницей.

– Итак… металлическая лента является прочным и надежным упаковочным материалом. Лента изготавливается из высококачественной стали с антикоррозийным покрытием. В качестве защиты от коррозии может быть применено лакирование, оцинкование или воронение… это пропускаем… скрепление концов металлической упаковочной ленты осуществляется металлической скобой или с помощью пломб методом просечки, а также безгильзовым способом, с помощью самозатягивающегося замка… пожалуй, и так достаточно. Укажите мне, где она тут на вашем снимке? Фанеру вы мне наглядно показали, а этот металл, он что, какой-то очень особенный? Совсем прозрачный?

В рядах зрителей послышался неясный шум. Первой отреагировала судья. Оно постучала своим деревянным молотком и властно сказала:

– Всем приглашённым очистить зал суда!

Из задних рядов раздались одновременно радостные и протестующие возгласы.

– Немедленно! – уже резко добавила судья.

Народ гурьбой повалил на выход. Судья некоторое время молча смотрела на захлопнувшуюся дверь, а потом последовательно указала пальцем на трёх виновников возникшего конфуза и рявкнула:

– Разбирайтесь. Быстро!

Тони, Румяный и ссутулившийся прокурор подошли к стене и стали глубокомысленно разглядывать картинку. Сначала было тихо, а потом вспыхнула нешуточная перепалка.

– Воздух тут у вас здесь какой-то особенный. Потому таможня врет, как дышит. Кстати, может, перерывчик замутим? – спросил я у переводчицы, – Они теперь долго не успокоятся. А мне никотина для нервов всё больше и больше требуется.

Однако судья отмела это предложение, заявив, что скоро и так будет обеденный перерыв, а до него нужно обязательно закончить с первым свидетелем.

Переводчица некоторое время прислушивалась, а потом безнадёжно махнула рукой.

– Они теперь уже не уверены, была ли эта стягивающая лента из металла или из похожего на металл пластика, да и вообще фотография упакованного груза стала спорной. А что было на прошлом суде?

– Не знаю, но на основании показаний этого… старшего смотрителя… водителю дали четыре года тюрьмы.

– Но ведь контрабанда всё же была?

– Может и была… я теперь уже ни в чём не уверен. С такими таможенниками надо ухо держать ой как востро. Пока сам лично не увижу, теперь ни за что не поверю. Кстати, а можно сейчас задать вопрос таможне? Пусть он скажет, где сигареты и почему я так до сих пор так и не получил номеров партий? Просил ведь своих следователей неоднократно. Даже сейчас по этим номерам сигаретных партий можно много чего интересного выяснить.

Переводчица, повысив голос, задала вопрос. Ответ был для неё обескураживающим. Она несколько раз переспросила, а потом повернулась ко мне:

– Они говорят, что все сигареты были уничтожены. Почти сразу после их поимки, так как у них не было свободного места на складе. Но, уверяют, что есть акт утилизации.

– Я тащусь… нет, я просто финарею от таких бла-а-родных санитаров границы. Раз – и уже нет в природе никакой ядовитой отравы. Только фиговый листок со штемпселем. А чего тогда машину вместе с водителем сразу не утилизировали? Просто так, за компанию? Всё равно все концы… по акту можно зачистить. Теперь два – посмотрите как дело распузырилось… полоски какие-то невнятные… зато результат просто зашкаливает… миллионные ущербы, правда непонятно чьи… бухгалтерия им моя во всём стала ужасно подозрительна… одни страдания от той… русской мафии. Но водилу всё же на четыре года законопатили, гомолюбы-гомофаги. Теперь меня этой заумью прессуют. – я резко прервался от наступившей в зале тишины.

Тони отошёл от шёпотом всё препирающегося прокурора с таможенником и удовлетворённо сообщил:

– Для начала и этого достаточно. Как-никак, но пока это только предварительное слушание. У нас в запасе есть много любопытной информации. Пока мы так и не получили всех документов, сопровождающих груз, но нам сами таможенники… не эти, а их соседи… подтвердили, что контрабандный груз весил более чем на 700 кг больше всех предыдущих. Жаль, что прокурор отозвал расчёты плотностей и весов. Было бы совсем хорошо. А вот когда нам разрешат детально ознакомиться со всеми документами… – он закатил глаза и зловеще оскалился, – Хотя и так уже очевидно, что надежды таможни о наличии сигарет в прошлых поставках… не оправдались.

Я вначале не понял, почему он обращается ко мне через переводчицу, а потом дошло. Имеющий уши, да услышит.

– Что вы об этом думаете? – переводчице видно и самой стало интересно.

– За волосья на конюшню… и всенепременно высечь, – мечтательно произнёс я, – Чтоб другим paganus¹³ наглядный урок был.

– Куда, что и кому? – ошарашено переспросила переводчица.

– Всем. На латыни «паганус» чертовски правильно описывает некоторых местных сельских жителей, «высечь» – старинная русская терапия по активизации мозга, а «конюшня» – просто для создания антуража и придания колорита.

– Мне это непонятно.

– Парадокс, но вы как раз и есть та непонятность, которая меня сегодня больше всего удивляет.

Раздался стук судейского молотка.

– Перерыв на обед.

Я повернулся к сыну:

– Хорошая работа. Надо бы отметить. Захвати мне, пожалуйста, с обеда чашку… нет, лучше две больших чашки кофе с сахаром и бутылочку минералки. Слушай, а если я попрошу принести мне здоровую такую корзину попкорна? Как думаешь, судья это оценит?

Мне пришлось долго и активно спорить с Жопцом, но он всё же вывел меня через какой-то чёрных проход в задний дворик и дал пять минут на перекур. Потом отконвоировал меня в камеру и брезгливо всучил бумажный кулёк.

Яблоко, пакетик сладкого напитка, четыре бутерброда. Два с сыром, два с варёной колбасой.

Зуб даю, что судья с прокурором на пару в это время из вредности нагло и жадно хлебают горячий супец и нетерпеливо ждут свои сочащиеся кровью бифштексы с острой подливой.

Я непроизвольно сглотнул. Несправедливо это. Не по-людски.

Вторая часть слушаний началась с привычных препирательств. Только теперь я отнёсся к ним отстранённо и почти благожелательно. На столе у меня стояли два пластиковых стаканчика с кофе и бутылка минеральной воды¹⁴.

– Опять что-то не поделили? – после первой порции кофе просто из вежливости спросил я переводчицу.

– Ваш адвокат пытается заручиться подтверждением, что отсутствие сигарет в ранних поставках должно быть официально признано бесспорным фактом, который необходимо занести в протокол.

– И с чем тогда прокурор останется? С кривой цифирью по бухгалтерии?

– Не знаю, но адвокат таможни настаивает, что пока обвинение рассмотрело далеко не все факты и раскрыты не все преступные замыслы.

– Что-то новенькое. Скоро и за крамольные мысли народ уже будет реальный срок мотать?

Неожиданно наступила зловещая тишина.

– Договорились? – шёпотом уточнил я.

– Нет, – она быстро переводила взгляд по застывшим спорщикам, – Даже не представляю, что сейчас начнётся… Ваш адвокат заявил, что если таможня знала о наличии сигарет в ранних поставках, но не предотвратила, то они сами являются прямыми соучастниками преступления… или даже организаторами.

– Звучит неплохо. Главное, что жизненно.

И тут грянул гром. Заорали так, что уши заложило. Со всех моментально слетел тонкий налёт цивилизованности, и стали доминировать реальные человеческие оскалы.

– Это лучше не переводить, – предупредил я переводчицу, – Меньше знаешь, лучше спишь. Потом шконку от слёз будет не просушить, а так… остатки любви сохраню… к двуногим без перьев. Правильно люди говорят: «С таможней свяжешься – весь измажешься». The truth is out there¹⁵ (Истина там).

Тут судья вышла из себя и, непрерывно стуча своим молотком, потребовала тишины.

– Выносится строгое предупреждение адвокату ответчика за его недостойные и оскорбительные высказывания.

– Ещё додумайся его отстранить, перечница судейская. Нашим можно, а вашим нельзя, – задумчиво сообщил я сам себе, продолжая наслаждаться, – Приличным считается только «попкорное молчание»?

Судья попила водички, затеяла совещание со своими кивалами, а потом показала им листок. Те дружно согласились.

– Вызывается следующий свидетель.

Вошёл незнакомый худощавый чернявенький парень.

– Это кто?

– А вы разве не знаете? Это руководитель местной форвардерской компании. Вы же с ним работали.

– А зачем мне его знать? Не я его выбирал, не мне с ним в глазелки глазеть. Как заговорит, сразу определю, того ли подсунули, махинаторы.

После присяги парень неуверенно присел на свидетельское место и стал оглядывать зал. Задержал свой взгляд на мне, но быстро соскользнул. Странное поведение. По телефону его голос всегда звучал очень уверенно.

Судья стала расспрашивать о работе. Долго и подробно.

– А зачем ей это нужно? – поинтересовался я у переводчицы, – Будто своё чадо к нему пытается пристроить. Или нас усыпить.

Она пожала плечами, но продолжала автоматически переводить. Тони также отключился и явно обдумывал что-то своё.

– Вопросы к свидетелю есть? – вывела всех судья из дремотного состояния.

– У обвинения вопросов нет, – сообщил прокурор.

– У защиты есть вопросы, – Тони привстал, но потом плюхнулся на место, – Когда и как вы лично познакомились с обвиняемым?

– Лично я его сейчас вижу в первый раз. Российские перевозчики приезжали ко мне зимой прошлого года. Они осмотрели склад и оборудование. Мы обговорили условия и цены. Они сообщили, что все оплаты будут производиться финской компанией.

– Вам не показалось это необычным или подозрительным? – влез прокурор.

– Нет. Как раз обычная практика. Нам также часто приходится платить за российские компании. У них вечно проблемы с банками. Особенно при многочисленных мелких платежах. Им легче заплатить один раз, но за всё сразу.

Тони неприветливо посмотрел на прокурора. Тот извиняюще приподнял руки. Судья промолчала.

– Грузовые документы по поставкам металлоконструкций были идентичными?

– Кажется, да, – он немного задумался, – Только я не видел документов по последней поставке. Груз до нас не довезли.

– Откуда вы получили информацию о последнем «сигаретном» грузе?

– От российской транспортной компании. Они всегда согласовывают день и примерное время прибытия, чтобы избежать простоев.

– То есть, информация о прибытии груза поступила из России, а не из компании подсудимого?

– Да, – он немного помялся, – Но вечером третьего ноября прошлого года я, сразу после звонка из таможни, попросил своих работников информировать всех возможных причастных, что возникли какие-то проблемы с грузом.

– У меня больше вопросов нет, – сообщил Тони, внимательно разглядывая прокурора.

Судья отпустила свидетеля. Вздохнула, подняла молоток, покрутила в руках, но положила на место. Заглянула в листок и ткнула пальцем в переводчицу.

– Теперь вас… нет, нас вместе… приглашают на свидетельское место.

Я подошёл к столу, остановился и демонстративно дождался переводчицу. Пододвинул ей стул и только после этого сел. Здесь так не принято при местной заоблачной эмансипации, но пусть завистью подавятся.

Судья, по-птичьи склонив голову набок, долго рассматривала меня, а потом неприязненно констатировала:

– Начните с совершеннолетия.

Прозвучало весьма двусмысленно. Прямо как из советского прошлого: «С какого времени вы встали на преступный путь»? Или из американского: «Когда у вас начались первые ночные поллюции»?

Я прокашлялся и начал с институтской скамьи. Просто из чувства протеста. Буквально после пары фраз был поставлен в тупик уточняющим вопросом судьи:

– Вы инженер или дипломированный инженер?

Некоторое время я непонимающе смотрел на переводчицу, а потом очень осторожно сообщил:

– У меня есть дипломы об окончании двух российских университетов. Этого достаточно, чтобы считаться дипломированным?

Лицо судьи выразило странную смесь недоверия и разочарования, что мне стало за себя стыдно. Что-то из серии … такая сволочь, а ещё в очках и при шляпе.

Она резко что-то зачеркнула в своём блокноте и отрывисто бросила:

– Продолжайте.

Некоторое время я медленно распинался о том, как был приглашён на работу в Финляндию. В каких фирмах и кем работал впоследствии, прежде чем дошёл до такой наглости, что стал тихо и спокойно ковыряться самостоятельно.

– Когда вы стали заниматься контрабандным бизнесом?

Я долго смотрел на судью, а потом очень раздельно, упорно вдавливая в себя нарастающую злость, стал отвечать, делая большие паузы:

– Н-и-к-о-г-д-а не занимался контрабандным бизнесом. Особенно таким. Слишком невыгодно в долгосрочной перспективе, – я с трудом отогнал от себя, так и лезущую на язык пошлость «…тільки свинота жадібна до грошей», и решил не особо углубляться, – А уж тем более… влезать в криминал… да ещё под своим настоящим именем. Такой примитивизм мог родиться только в недрах таможни. Ими обнаружен контрабандный груз, и мне совершенно непонятно какого… зачем он направлялся на мой домашний адрес… точнее, по адресу почтового ящика компании. Это бессмысленно. До сих пор я так толком и не видел никаких документов по этой поставке. Во время допросов мне показали только странные отдельные куски. Полностью солидарен со своим адвокатом, что действия таможенных офицеров… выглядят весьма сомнительными. Неоднократно подавались требования о замене их на более… незаинтересованных. Для раскрытия преступления такого размаха совсем не надо иметь семи пядей во лбу. Просто надо честно делать свою работу.

Всё это время я сдерживал себя, чтобы не сорваться. Иначе так понесёт, что простой дракой не кончится.

– У вас есть претензии к следователям?

– Огромный список. Его огласить полностью?

– Нет. Расскажите о деятельности своей компании. С момента основания.

Нудный пересказ занял минут сорок. Судья делала пометки в своём блокноте, но больше не вмешивалась. Складывалось полное впечатление, что все взяли передышку от шумных баталий и теперь готовятся к каким-то своим внутренним разборкам.

– Достаточно, – судья стала сосредоточенной, – Теперь мы перейдём к конкретным вопросам.

– Давно пора, – облегчённо отреагировал я, но так, чтобы переводчица не вздумала донести эти мысль до окружающих. Может хоть сейчас какая-то конкретика пойдёт.

– Каким количеством перевозок занималась ваша компания?

– За какой период?

– Ну, скажем за год.

– Не меньше 150, если считать короткие транзиты.

– Сколько у вас было клиентов в прошлом году?

– 14. По действующим контрактам.

– Чем ещё занимались?

– Консультирование ряда проектов.

– С какими финскими компаниями?

Я назвал несколько самых крупных, что вызвало её легкое замешательство. Она быстро просмотрела какой-то листок и язвительно спросила:

– Но вы ещё и картинами успевали поторговать?

«… а по ночам вышиваю гладью партийные лозунги… », – но это я успел затормозить и только весьма примирительно сообщил, – Это исключительно для души. Только работы одного, самого известного у вас скандинавского портретиста, что родом из Грузии, хоть он и русский. У нас с ним очень дружеские отношения. Вот и помогал, чем мог. Сами знаете, какие страсти бушуют… среди этих творческих личностей. – «Ещё тот завистливый гадюшник» – но это уже про себя,

– Вернёмся к вашей деятельности. Расскажите обо всех поставках грузов со строительными элементами.

Я вздохнул и ещё час подробно рассказывал о летних поставках. Никто не перебивал, но все старательно записывали. Просто не суд, а увлекательная лекция об очередном, но так и не раскрученном проекте. В конце я решил подвести краткий итог.

– Все летние грузы являлись пилотными. Основной задачей было определение сегмента рынка для них, граничной стоимости и поиск надёжных и долгосрочных европейских партнёров. Но не срослось. А вот неожиданное появление нового груза через три месяца после закрытия проекта… это действительно странно. Ещё более странно, что мою компанию никто из России о нём вообще не информировал. И, если бы не обнаруженный контрабандный груз… прошу отметить, другой… совершенно другой таможней… то я, возможно, никогда бы об этом грузе вообще ничего не узнал. Вот это меня больше всего настораживает.

– Но у вас были разрывы между зимними и летними поставками?

– Конечно. Поиск нового производителя и передача технологии. Меня об этом как раз постоянно информировали. Первые три поставки шли из Латвии. Сделка, как я слышал, имела отрицательный финансовый результат. Доходы даже не покрыли слишком высокую себестоимость.

– Но в документах вы подделали страну, где они производились?

– Да. Country of origin. И только для самой первой поставки. По просьбе клиента Латвия была изменена на Финляндию. Это вполне обычная практика на начальном этапе. Конкуренция диктует свои правила. Ваша честь, исключительно для вашего сведения, страна происхождения важна только тех товаров, с которых взимаются антидемпинговые или компенсационные пошлины. Здесь такого и близко не было.

– Но всё равно это подделка!

– Тогда можете спокойно обвинить в этом практически все финские компании, – огрызнулся я, – Made in Finland ставится даже на те товары, к которым Финляндия вообще не имеет никакого отношения. Made in EU вообще прикрытие для чёрт знает чего. Большая часть знаменитой финской бумаги делается не в Финляндии. Могу прямо сейчас перечислить ряд крупнейших экспортёров, который совершенно открыто занимаются такой практикой.

– Суду не нужны такие сведения. В поставках из Латвии были сигареты?

– Ваша честь, может, я отстал от жизни, но Латвия вроде пока всё ещё числится в Евросоюзе? Зачем тогда весь этот огород городить в едином таможенном пространстве?

– Чтобы избежать табачных налогов и пошлин.

– Есть масса других, более простых способов. А тут… мои следователи, как я понимаю, снова не нашли времени связаться с производителем в Латвии? За прошедшие полгода им его опять не хватило? А это, между прочим, довольно крупное производство и те заказы отгружались прямо с их склада. Может, вам стоит попросить латвийскую полицию произвести там облаву? И, главное, получить их ожидаемый ответ.

Судья перевела взгляд на прокурора, но тот неопределённо пожал плечами.

– Только мои, так явно предвзятые следователи, могли выдвинуть такое абсурдное предположение, совершенно не заботясь о проверке. И точно так же обстоят дела по всем остальным обвинениям.

Кадаврик очнулся и издал протестующий вопль. Судья кивнула и наклонилась к микрофону.

– Я согласна с обвинением. Маршрут движения зимних грузов выглядит совершенно абсурдным. Из Латвии до Эстонии, потом паромом до Финляндии, а из Финляндии паромом до Нидерландов. Значительно дешевле было просто довезти грузовиком по суше… да и ближе.

– Дешевле? 90% мировой торговли идёт по морю. Извините, но у кого-нибудь из здесь присутствующих есть практический опыт организации хоть каких-нибудь грузовых перевозок?

– Дискуссия тут неуместна. Суд обоснованно считает, что такой маршрут явно задуман с преступными целями.

Тони приподнял руку и стал как-то уж очень лениво цедить слова:

– Мы предлагали вызвать свидетелем специалиста по логистике. Вы это отклонили, письменно согласившись, что утверждение прокурора весьма спорно, что всегда трактуется в пользу обвиняемого. Возникла ли теперь необходимость в приглашении такого эксперта?

– Нет, – судья пошла розоватыми пятнами, – Пока идёт только предварительное обсуждение.

– Дешёвые стройматериалы бессмысленно доставлять на длинные расстояния, – встрял уязвлённый прокурор, – Совершенно бессмысленно.

– Да? – теперь меня уже просто распирало сказать ему какую-нибудь гадость, – Сообщите это строителям, которые китайской плиткой отделывает ваши дома, используют азиатские инструменты и итальянский цемент. С таким же умным видом.

– Доставка ваших строительных конструкций стоит дороже самих конструкций.

– Конечно, если считать с растаможкой. Но всяко дешевле предлагаемых на местных рынках. Тот же китайский кирпич совершает почти кругосветное путешествие, но вполне рентабелен для потребителя. Да что там далеко ходить. Есть две одинаковые цифры. 70% от всей территории Финляндии покрыто лесами, при этом 70% экспорта древесины из России идёт непосредственно в Финляндию. Стоит только чуть-чуть поднять российские экспортные тарифы и вся целлюлозно-бумажная промышленность страны станет нерентабельной. Это для вас не бессмысленно? Не своё рубить, что под носом, а неизвестно откуда тащить?

Судья стукнула молотком. Прокурор моментально закрыл рот, так и не ответив на мой выпад.

– Прения прекратить! Обвиняемому отвечать только на задаваемые вопросы. Я лично считаю, что маршруты выглядят крайне подозрительно, и совершенно ясно, что вообще нет никакой реальной целесообразности возить дешёвые строительные материалы на такие большие расстояния. Эта тема закрыта.

Наступила тишина. Полная ахинея. Может, чтобы переубедить судью, мне надо было покорно со всем соглашаться? Тогда из женского чувства противоречия она призадумается? И перестанет перед своими кивалами изображать, что она тут и швец, и жнец, и на дуде игрец? Специалистка глобального профиля, мля. Великий знаток логистики и строительного рынка. Безапелляционность суждений похлеще, чем у некоторых россиянских эх-спёртов.

Неожиданно вновь громко засопел Кадаврик. Он насобирал пачку листов, обклеенных разноцветными stickers, и решительно встал.

– Есть много вопросов по бухгалтерии. Очень серьёзных вопросов, – он помахал бумагами в сторону судьи, – Тут прослеживается явная связь с преступной деятельностью обвиняемого.

– Удивите меня, – уже не особо сдерживаясь, буркнул я.

Всё это стало откровенно надоедать. Башка и так уже кипит как чайник, язык вообще как рашпиль, а тут сейчас опять пойдёт веер пальцев в небо.

Прокурор ещё раз потряс бумагами и шарахнул ими об свой стол. Торжественно достал какие-то склеенные листы и развернул их как гармошку. Издалека показал сначала судье, потом моему адвокату. Сделал пару шагов из-за стола и повернулся ко мне.

– Что это? – в голосе было столько трагизма, что я даже на секунду его пожалел.

На склеенных листах миллиметровки скакала жирная ломаная линия.

– Ваша кардиограмма? – сделал я первую попытку угадать.

– Нет.

– Моя кардиограмма?

– Нет. Это ваши преступления!

– А почему они так прыгают? – я действительно не понимал, чем он там так активно трясёт.

– Это поступления денег на ваш счёт и ваши оплаты. Видите? Зубцы – это поступления денег, а эти глубокие впадины – это ваши платежи.

– Ну и что? Вы считаете, что я должен был просто присваивать себе клиентские деньги? Недолго бы наслаждался.

– Вы делаете признание?

– В чём? – тут надо поосторожнее, а то, как потом пойдёт писать эта губерния, что все их косяки сразу точно моими станут.

– Вы буквально сразу отправляли неизвестным лицам очень большие средства.

– Господин прокурор! Неизвестным лицам я могу подать милостыню. А все получатели платежей хорошо известны. И это совершенно нормальные юридические лица.

– Но вы им платили практически сразу.

– А что, считаете, обязан был специально помариновать? Контракты готовятся несколько месяцев. После их подписания также проходит масса времени, пока в России оформят свои чумурудные паспорта сделок, а банки соблаговолят сделать по ним перечисления. Да, и не забывайте, что в России очень дорогие деньги.

– Вы увиливаете. Это чистейшее отмывание преступных доходов!

Кадаврик торжественно возложил перед судьёй свою простыню, гордо вернулся за свой стол и откровенно вылупился на меня как размороженный судак.

– А, может, и мне это художество поближе покажете? – мой голос предательски завибрировал.

Но этот вопрос все дружно проигнорировали. Ещё чуть-чуть и я, как намедни судья, сорвусь на бабий визг. При этом в голове зародился пока только один, но уже не лишённый смысла кусок фразы: «… точно родом из уродов».

Судья, склонив голову, молча водила пальцем по начертанной линии и что-то сосредоточенно раздумывала. Потом поманила прокурора и стала с ним тихо переговариваться. Я перевёл взгляд на Тони, но тот быстро писал, просто неприлично оттопырив ухо в сторону моего шепчущего сына. Опять я один тут не при делах.

Прокурор вдруг засучил ножками, как только что родившийся жеребёнок, и, смешно подвзбрыкивая, быстро посеменил к своему столу. Стал рывками просматривать бумаги, небрежно отбрасывая ненужные, набирая на сгиб левой руки увесистую стопку.

– Меня это нервирует, – пожаловался я переводчице, – Этот междусобойчик с подскоками точно не к добру.

– Ничем не могу помочь, – меланхолично ответила она, – Я их отсюда не слышу.

– Мне одного вида хватает.

– Не знаю. А эти документы… их же, наверное, ваш следователь для прокурора подготовил?

– Есть там один такой. Мусор грязи не боится.

– Извините?

– Нервы пошаливают… не обращайте внимания. Конечно их следователь подготовил. Он здесь в предбаннике с утра томится.

– А разве вы не знаете, что там?

– Нет. Тут нужна очень богатая фантазия.

Судья прямо-таки барским движением руки отпустила прокурора на место и громко стукнула молотком.

– Вы можете объяснить, почему в этой таблице не указаны ни получатели денег, ни цели таких огромных платежей?

– Не могу, – я уже стал слегка переливаться желчью, – Это должно быть адресовано к составителю этого зубастого графика. Я его вообще никогда в глаза не видел, а мне никто и никаких вопросов по нему не задавал.

Судья медленно повернулась к прокурору. Тот вздёрнул головой, сорвался с места, нежно вытянул из-под носа у судьи свою бесценную «гармошку», остановился в метре от нашего стола и развернул перед моим лицом.

– А можно это положить на стол? Ни лапать, ни лопать не стану, – спохватился я поздно, но переводчица меня вообще не стала переводить.

Прокурор и без её помощи отрицательно покачал головой. Я, слегка прищурившись, стал всматриваться в график. По вертикали выставлена шкала в евро от ста тысяч до двух миллионов, по горизонтали период за последние три года. Вычерчено от руки и с определённой любовью, хотя никакого практического смысла я в этом творении так и не уловил.

– А где платёжки банка, на основании которых так старательно нарисованы эти выпуклости и впуклости?

Прокурор снисходительно усмехнулся и вернулся к своему столу. Пальцем разрыл стопку, выхватил несколько листков и, продемонстрировав сначала судье, а потом Тони, весьма небрежно кинул передо мной на стол.

– Я не это просил, – тут и беглого взгляда достаточно, чтобы всё понять, – Мне совершенно не нужны сводные банковские распечатки движения средств.

Кадаврик картинно задрал свои белёсые бровки, всем видом показывая, что просто наповал сражён безмерной наглостью преступника, давно и бесповоротно загнанного в угол такими очевидными и неоспоримыми фактами.

– Account transactions (сводные банковские выписки о перечислении денежных средств), – очень медленно, уже сдерживаясь из последних сил, попросил я, – Это просто сводки по счёту, а тут нужны копии Currency payments (платёжные поручения). Они есть по каждому платежу.