Текст книги "Несвятые святые женщины"

Царевна Дросида

Святая мученица Дросида была дочерью императора Траяна, жестокого гонителя христианства. В 104 году он издал специальный закон против христиан. Гонения продолжались до конца его правления. Тела убитых часто оставляли непогребенными для устрашения.

Девы-христианки – Аглаида, Аполлинария, Дария, Мамфуса и Таисия – взялись хоронить христиан. Они тайно уносили тела мучеников, помазывали их благовониями, обвивали пеленами и хоронили. Узнав об этом, царевна Дросида, тайная христианка, еще не принявшая Крещения, попросила святых дев взять ее с собой, когда они пойдут совершать погребение.

По совету жениха святой Дросиды, придворного сановника Адриана, возле убитых была выставлена стража, чтобы хватать тех, кто их хоронит.

В первую же ночь святая Дросида и пять дев были схвачены. Узнав среди узниц свою дочь, Траян велел содержать ее отдельно в надежде, что она одумается. Остальные святые девы были приговорены к сожжению в медеплавильной печи. Они мужественно приняли казнь.

Из меди, смешанной с прахом мучениц, сожженных в печи, были выкованы треножники для новой бани Траяна. И пока в бане стояли эти треножники, ни один человек не мог туда войти: каждый, переступавший порог, падал замертво. Когда жрецы поняли, почему так происходит, они дали совет унести треножники. Тогда Адриан предложил императору расплавить треножники и сделать из них пять статуй нагих дев, похожих на казненных мучениц, и для поношения и поругания поставить эти статуи перед входом в императорскую баню. Траян согласился. Когда статуи были поставлены, император увидел во сне пять чистых агниц, пасущихся в раю, и пастуха, который сказал ему:

– О, беззаконнейший и нечестивейший царь. Тех, изображения которых ты задумал выставить для поношения, Добрый и Милосердый Пастырь отнял у тебя и поселил здесь, куда со временем прибудет и чистая агница Дросида, дочь твоя.

Проснувшись, Траян пришел в неистовство и повелел затопить две огромные печи. На печах было вывешено царское повеление:

«Мужи галилеяне, поклоняющиеся Распятому, избавьте себя от великого множества мучений, а нас от трудов – принесите жертвы богам. Если же сделать этого вы не желаете, то пусть каждый из вас добровольно, каким хочет способом, ввергает себя в эту печь».

Многие христиане добровольно шли на мучения. Узнав об этом, святая Дросида решила также принять мученическую смерть за Христа. В своем заключении она вознесла молитвы о том, чтобы Господь помог ей незаметно выйти из темницы. И Бог услышал ее молитву, стражи уснули. Оказавшись на свободе, святая Дросида направилась к печи, но стала размышлять про себя: «Как я пойду к Богу, не имея на себе брачной одежды (то есть не приняв Крещения), ведь я нечиста. Но, Царь царствующих, Господи Иисусе Христе, ради Тебя я оставила мое царственное положение, чтобы Ты удостоил меня быть хоть привратницей в Царствии Твоем. Крести же меня Ты Сам Духом Твоим Святым». Помолившись, святая Дросида помазала себя святым миром и трижды погружаясь в воду, произнесла:

– Крещается раба Божия Дросида во Имя Отца, и Сына, и Святого Духа.

Семь дней скрывалась святая. В это время ее нашли христиане и из ее рассказов узнали обо всем происшедшем. На восьмой день святая мученица Дросида пошла к раскаленной печи и бросилась в огонь.

Незлобивая душа

Домна Карповна была сослана в Сибирь за бродяжничество. По документам она значилась Марьей Слепченко из Полтавской губернии. Но была ли она лишь судима там и затем сослана – неизвестно.

Кто она была в миру?

Так она говорила женам сельских священников:

– Чепчики, маменьки, носите, платьице чистенькое. Лучше уважать будут. Смолоду я сама наряжалась хорошо. Жила я в господском доме, да ушла.

А однажды она прямо сказала одной преданной ей женщине, которую любила и не называла иначе, как мамка:

– Родителей у меня не было, жила я у тетки. Тетка хотела отдать меня замуж силой, а я замуж идти вовсе не хотела. Гуляла в садике и убежала.

Из других слов ее можно заключить, что она стала странствовать по святым местам.

– Ступай в монастырь, – сказал ей один священник, – молиться за нас грешных.

– Я уже много ходила по монастырям, – отвечала она, – да нигде не принимают, везде гонят, да, наконец, сослали в Сибирь.

Родилась Домна Карповна в начале XIX века, и до конца жизни была свежа лицом, бойка, имела правильные черты и приятный взгляд. В молодости она наверняка была очень красива. Когда она не юродствовала, было заметно ее благородное происхождение.

Ее никогда не видели с книгой, но она была грамотная, и не только грамотная. Однажды через село, где она жила, проезжала женщина высшего общества, ее знакомая. Она осталась ночевать и всю ночь проговорила с Домной Карповной на иностранном языке.

Домна Карповна жила, где придется, часто проводила ночь, не взирая ни на какую погоду, на улице. Одевалась очень странно: собирала всякую ветошь, вязала узлы и всю себя обвешивала этими тяжелыми узлами, похожими на вериги. Так и ходила, и студеной зимой и в летнюю жару.

Она юродствовала на людях, но прекрасна и величава была ее тайная молитва.

Встав где-нибудь в сторонке на колени, она погружалась в созерцание, проливала горькие слезы о своем недостоинстве, совершенно отрешалась от себя. Слезы текли по ее лицу непрерывно, и чрезвычайной духовной красотой и силой полон был ее образ.

На людях и в церкви она держала себя странно: переходила с места на место, разговаривала, пела, гасила свечи, переставляла их, некоторые снимала и клала в свои узлы.

За пазухой, в карманах и прорехах рубища у Домны Карповны были рассованы битые стекла, камни, щепки, опилки, кусочки сахара, и все это она раздавала с иносказательным смыслом.

Иногда Домна Карповна, оставляя юродство, говорила разумно и назидательно, в ее слове дышала великая христианская любовь. А потом снова она начинала юродствовать.

Денег она не просила, а когда предлагали, говорила:

– На что мне их?

Очень редко брала у людей, которые ее любили, несколько мелких монет.

Зато она настойчиво выпрашивала хлеб, булки, калачи. А иногда и сама брала.

– У меня слепеньких много, – говорила она, оправдываясь, – голодными, бедные, сидят.

Под слепенькими она подразумевала странников, прохожих, проезжих. Она непременно подойдет к ним, ласково поговорит и даст в дорогу хлеба, булку или калач.

Она очень любила животных, и собаки, которых она кормила, ходили за ней стаями.

Переходя из дома в дом, с утра до ночи она беспрестанно говорила без умолку.

Видя ее рубище, многие дарили ей новое платье, но эти подарки она немедленно раздавала нищим.

Однажды, очень любивший ее архиерей Порфирий, подарил ей новую шубу. С благодарностью набросила она ее на свои плечи, но через два часа шуба была уже на нищем. Архиерей сказал тогда:

– Дурочка учит нас, умников. О, если бы и мы додумались до такой любви к ближнему и до такого терпения ради Христа.

Ходя по улицам, Домнушка громко распевала духовные песни. Часто полиция ловила ее и сажала в тюрьму.

Это было радостным событием для заключенных.

Томские купцы и купчихи, узнав об этом, посылали ей пироги, булки, блины, чай и сахар. Все это она раздавала арестантам и, когда она выходила из-под ареста, ее товарищи по заключению в простоте душевной желали ей поскорей попасть в тюрьму обратно.

Так жила эта незлобивая душа, избравшая себе в жизнь путь младенческой простоты, путь унижений и скорбей. Когда она умерла, множество людей пришло на ее похороны. Было и духовенство, не по приглашению, а по собственному желанию.

Благодатное исцеление
Рассказ приходского священника

В деревенском приходе, где я священствовал, страдала неизлечимой болезнью девушка Анна Яковлева. Ночью ко мне пришел брат больной девушки, прося напутствовать ее Святыми Дарами. Я немедленно отправился к ним в дом и, увидев больную, заметил, что она уже совсем неподвижна, и только тяжелое дыхание служило признаком ее жизни.

Яковлевы хоть и не были откровенными атеистами, но к храму Божьему были равнодушны и христианских обязанностей не исполняли. Поэтому брат больной девицы не рассказал мне заранее о ее болезни, чтобы оставить ее без напутствия, чтобы я не мог поговорить с ней.

Понимая их заблуждение, я внушал Яковлеву и прочим членам его семейства, как пагубно для души умереть без покаяния, говорил, что сами они подвергнутся гневу Божьему, лишив больную возможности покаяться. Видя, что мои увещевания смягчают их сердца, я продолжал свою беседу до тех пор, пока они не уверились в истине моих наставлений и не сознались в своем заблуждении.

Я радовался, что Господь, по своему милосердию, спасает целое семейство и возвращает на путь истины. Но горе было в том, что эта несчастная больная проводила жизнь свою в удалении от Бога, от Церкви и Святых Тайн Христовых и теперь умирает без покаяния.

Я постарался убедить ее брата, чтобы он принял в свой дом святые иконы и выслушал молебственное пение о восстановлении ее здоровья. Он обещался исполнить все, как только рассветет.

Незадолго до рассвета я возвратился домой и, не смыкая глаз, готовился к совершению служения. Вскоре последовало всенощное бдение в честь Смоленской Божией Матери. После службы подходит ко мне брат больной, Яковлев со слезами на глазах. Я подумал, что сестра его уже умерла.

Но, оказалось, он своим плачем и поклонами благодарил меня за советы, и объяснил, что сестре его стало легче и что она уже говорит и просит меня прийти. Я тотчас поспешил к больной с иконами и Святыми Дарами. По окончании молебна больная, осенив себя крестным знамением, со слезами благодарила Царицу Небесную за спасение ее жизни и объяснила, что чувствует себя гораздо лучше. Прошло не больше трех недель после принятия Святых Даров, и больная совершенно выздоровела. Тогда и она, и ее домашние уверились в чудодейственной силе Божьей, для которой нет ничего невозможного.

Принимать странников, питать сирот

Матрона Наумовна родилась в 1769 году в семье заштатного дьячка в городе Ельце. Ее отец с трудом кормил жену и четырех детей. С его смертью семья дошла до крайней нищеты.

Часто они сидели без пищи. Отчаянное положение заставило мать отдать одного сына в приемыши к мужику. Другой сын был от рождения больной, не мог ходить. Непосильное горе и нужда надорвали силы матери. Она заболела и тихо угасла.

Ее старшая дочь была в то время замужем за елецким мещанином, а Матроне было семь лет, и на руках ее был больной 12-летний брат. Надо было кормить его, и сестренка стала содержать брата, прося милостыню и работая. Когда она видела, что крестьянки стирают белье, она бежала помогать им. Некоторые приглашали ее к себе в дом, кормили и давали про запас хлеба. Этим хлебом она и кормила брата.

Так провела сиротка три года, а потом ее немощный брат умер.

Схоронив брата, она продолжала все так же трудиться. Когда матерям не на кого было оставить малых детей – звали Матрону, и она бдела над колыбелью.

Сосед по избе, бездетный крестьянин, сжалился над положением девочки и взял ее к себе в дом вместо дочери. Но вскоре у него родились дети. Матроне было запрещено называть его и его жену отцом и матерью, и она осталась только работницею в немалом хозяйстве. Все лежало на ней – и присматривать за детьми, ходить за скотом и птицами, топить печь, стирать белье. Всюду она поспевала. А летом прибавлялись еще полевые работы.

Даже в свободное время она не сидела без дела. Пряла волну или ткала холст.

Детские игры ей были недоступны: и времени на них не было, и выйти было не в чем: лапти да старое платье по праздникам.

– Все, бывало, в трудах. И за хлопотами так намаешься, что сидя и уснешь, – рассказывала она потом.

В этой тесноте и бедноте выросла Матрона.

Подрастая, часто задумывалась она о будущем. Ей становилось жутко, и она молилась пред иконой Богоматери.

Так как Матрона была очень красива, а ее внутренние качества еще ярче возвышали ее красоту, к ней сваталось много молодых людей из Ельца.

Но брак был ей не по сердцу.

В намерении сохранить свою душу чистой от земной любви поддерживала Матрону старица Мелания, жившая в затворе в Знаменском девичьем монастыре.

Однажды Матрона провела целую ночь в беседе с Меланией. Затворница говорила ей о беспредельной любви Божией к падшему роду людскому и о том, как достичь спасения. Матрона плакала, жизнь в миру ее совсем разочаровала. Она открыла затворнице, что хотела бы поступить в монастырь, но та посоветовала ей вместо того идти в Задонск.

Помолившись в Задонске, она возвращалась домой. И, оглянувшись на монастырь, горько заплакала, не понимая, почему город так ее взволновал.

Дома она стала работать по-прежнему.

В 26 лет она сильно заболела, исхудала, и с ней стали случаться внезапные обмороки. В таком состоянии, не желая быть в тягость своим благодетелям, Матрона просила ее отпустить.

Ее не удерживали, и даже не поблагодарили за то, что она пятнадцать лет работала на них. В одном платье вышла от них Матрона и поселилась у своей сестры, тоже бедной женщины. Болезненные припадки повторялись все чаще, иногда она еле одетая бегала по улицам. Три года пробыла она в таком положении, пока, наконец, сестра ее, набожная женщина, не отвезла ее в Задонск на могилу св. Тихона. Там она исцелилась.

Вернувшись в Елец, она опять просила у Мелании совета, поступить ли ей в монастырь. Но та сказала:

– Ступай-ка лучше в Задонск. Там будешь принимать странников, питать сирот.

«Как же это так, – думала Матрона, – когда мне самой там негде приютиться».

На эту тайную мысль ей Мелания возразила:

– Не сомневайся – веруй. Да, тебя никто не знает там. Но придет время, тебя узнают и в Москве и за Москвой. Ты заживешь в каменных палатах. Не сомневайся, молись и веруй!

Матрона тихо плакала при этих словах затворницы.

Желание пойти в Задонск стало овладевать ею. К этому же склоняла ее и пережитая болезнь, от которой она там исцелилась, и совет Мелании, и сон, в котором она видела, что святитель Тихон с другим старцем зовут ее.

Наконец, она собралась. Когда она входила в Задонск безвестною странницею, ей было на вид лет 30. Изнуренность, бледность лица, и ветхое рубище говорили и о болезненности, и о ее нищете. Но она не стала просить милостыни, а постоянно молилась в пещере, где был похоронен святитель Тихон, чтоб он сжалился над нею и позаботился о ней.

Не было у нее убежища, и ей часто приходилось оставаться под открытым небом. Припадки, в гораздо более легком виде, еще повторялись. Ее иногда подбирали на улице в обмороке, и солдаты отвозили ее в тюрьму.

Двое иеромонахов, узнав о положении Матроны, уговорили одну задонскую жительницу приютить ее у себя. И она стала помогать другим.

Возвращаясь из монастыря, она приводила с собою нескольких странников, и кормила их своей пищей, сама же довольствовалась остатками.

Кроме того, она брала к себе больных и кормила их. Это тихое доброе дело встретило некоторое сочувствие: ей стали подавать на ее странноприимство, и все больше и больше узнавал ее народ, так что бедные богомольцы называли ее «матушка кормительница».

Женщина, у которой Матрона Наумовна жила, стала ей завидовать и притеснять ее. Она иногда просто-напросто не впускала ее в дом, и тогда приходилось укладывать гостей на дворе, под открытым небом. Матрона не обижалась за себя, но горевала, что ей некуда принять странников.

Монастырские старцы решились помочь ей. Купили небольшую хибарку напротив монастырской стены. Только шестеро могло в ней поместиться, и, как только одни выходили, другие входили. Иногда ей самой на ночь не оставалось места в хижине, и она просиживала всю ночь на пороге.

Когда помогавшие ей старцы-иеромонахи умерли, она отправилась на богомолье в Соловки и в Киев, но затем снова вернулась к своему делу. Вскоре оно расширилось.

Один зажиточный задонский купец потерял любимого сына и решил в память его делать добрые дела. Он предоставил Матроне Наумовне нижний этаж своего дома, а ее келью перенес к себе во двор, чтоб она могла там уединяться для молитвы.

Несколько девиц помогали Матроне Наумовне, и хорошее дело продолжалось 19 лет.

Потом Бог помог обзавестись ей и своим домом.

Однажды видела она во сне святителя Тихона, который благословил ее, подал ей пшеничный хлеб и сказал:

– Пора тебе, Матрона, самой быть хозяйкой, – при этом он указал на северную сторону монастыря и прибавил, – вот и место, где ты должна устроить дом для странников и бедных.

Сон повторялся три ночи подряд.

Она пошла на место, указанное во сне, и со слезами думала, как ей приступиться к этому делу. Тут к ней подходит какой-то человек и говорит, что он каменщик и предлагает начать стройку, а деньги – потом. И в тот же день она неожиданно получила от неизвестного 200 рублей ассигнациями.

Множество нужных предметов отпускали Матроне Наумовне даром или в долг. Озаботилась Матрона Наумовна о том, что, возведя стены, не на что крыть крышу. Тогда пришла к ней какая-то казачка, и, уходя, оставила на ее кровати завернутую палочку вершка в три, которую во время разговора держала в руках. Женщины этой не могли разыскать, и на третий день, развернув палочку, Матрона Наумовна увидала, что это был столбик из золотых монет. На эти средства она и покрыла крышу.

Когда в Воронеже открывались мощи святителя Митрофана, приток богомольцев в Задонск стал особенно велик, – и тогда странноприимство Матроны Наумовны стало чрезвычайно ценным.

К ней шли без робости, она строго приказывала послушницам не оставлять никого без приема.

– У Бога всего много, – говорила она. – Он питает нас Своим милосердием. Будьте же и вы милостивы.

Особенно помогла она холерным больным. Всячески облегчая их страдания при жизни, она приглашала иеромонаха к умирающим, покупала гробы и по церковному обряду хоронила странников или безродных; затем заказывала о них сорокоусты по церквям, и жившие при ней девицы читали по покойникам Псалтирь.

Были люди, которые нарочно приходили к ней перед смертью, зная, что за них будут молиться, когда они умрут.

Кроме странноприимства, сколько других добрых дел сделала Матрона Наумовна. Она воспитывала и пристраивала подкидышей, заботилась о сиротах.

Составитель ее жизнеописания, Задонский иеромонах Геронтий рассказывал, что еще мальчиком, по совету Матроны Наумовны, он был помещен в монастырь своей матерью, вскоре умершей. Он вспоминает разговор его матери со старицею, когда он стоял у ее кровати, а она издали крестила его. Она ласкала сироту, давала ему белье и другие нужные вещи, и благодаря ей, он не чувствовал гнетущей нужды и одиночества сиротства.

Однажды оказалось, что за Матроной остался долг за муку: около полутора тысяч. В ужасе она зарыдала и упала на колени, призывая на помощь Богоматерь и святителя Тихона. Утомясь от молитвы, она задремала на полу.

В тонком забытьи, она увидала пред собою трех святителей. Они сказали ей:

– Так как ты кормила мукой нищих и пришельцев, то мы не оставим тебя.

По иконам она признала святителей Митрофана Воронежского, Димитрия Ростовского и Тихона Задонского. Через день к ней вошел в комнату казачий офицер и сказал ей:

– Вы принимаете странников? Помолитесь за меня! – и, сунув ей что-то под скатерть, вышел.

Это оказалась пачка денег в 1500 рублей.

Она и своими трудами старалась помогать другим. Сидя у себя в келье, она готовила корпию для больных, кроила и шила рубашки. Раздавала полотенца, платки, шерстяные чулки, рукавицы, обувь, одежду.

Молитва ее никогда не прекращалась.

Несмотря на то что ее окружало всеобщее уважение, она оставалась как бы все той же смиренной девочкой, которая содержала больного брата стиркой белья в речке.

Многие стремились увидать Матрону Наумовну и поговорить с нею.

Один богатый молодой человек удивлялся, как его мать, образованная женщина, всегда посещает старицу, бывая в Задонске. Из любопытства он пошел к ней и остался под таким впечатлением от беседы, что продолжал знакомство с нею и благотворил ее делу.

В 1836 г. в праздник Сошествия Святого Духа Матрона Наумовна в последний раз была в церкви.

По окончании службы простонародье, дворяне, приезжие окружили ее, больную, слабую, в дальнем углу церкви. Сочувственные слова, благодарные взгляды вызывали слезы на ее изнуренном лице. Послушницы на руках вынесли ее из церкви. Но и на дому еще можно было увидеть ее и получить от нее совет.

Ежегодно 9 ноября праздновался день ее рождения. К ней приносили чудотворную Владимирскую икону Богоматери. Собирался народ.

Старица молилась пред иконой. В глазах ее стояли слезы, но лицо было радостно. Когда странники, проходя мимо окна, кланялись ей, она их не видела, вся погруженная в молитву.

1 апреля, в день Святой Марии Египетской, 1844 году она приняла тайный постриг с именем Марии.

Снисходительная к другим, она была строга к себе. Духовность и опытность развили в ней прозорливость. Часто ее осторожное слово неожиданно сбывалось.

Одна из жительниц Задонска должна была покинуть на несколько лет город. Жизнь ее в чужих местах, с братом, который терпел большое горе, была очень тяжела. Известия эти очень печалили старицу, и она сама и сестры, жившие при ней, молились о страдающей женщине. Схоронив брата, она вернулась в Задонск, и, узнав, как много думала о ней Матрона Наумовна, она горячо ее благодарила.

– А ты думала, – отвечала старица, – что я забыла твоего брата. Нет, я помню его. И не за то лишь, что он помогал моему приюту. Многие давали мне больше золота, чем он, но не так радушно, как он. Я помню его веселый взгляд, слезы умиления в глазах, все его сочувственные слова помню – и не забуду.

– Молитесь за него, – сказала женщина.

– Я и мои все молятся о нем. Ты же не скорби, что в жизни он много пострадал. Ведь всякий человек грешен. Нужно очищение, чтоб сошла с души скверна беззаконий. Господь вовремя посетил его. Видишь ли, как Господь любит тебя. Ведь горе в жизни – это гостинцы, посылаемые нам из рая.

Незадолго до смерти, Матрона Наумовна отдала свой дом Задонскому монастырю.

На северной стороне города у нее был еще один дом и участок земли. Она хранила его для своих сотрудниц и для продолжения начатого ею дела. Завещанием она поручала своему духовнику устроить там общину с небольшою церковью в честь иконы Богоматери, называемой Скорбящей.

Осенью 1851 г. старица совсем ослабела и затворилась от посетителей.

Выбрав начальницу вместо себя, она со слезами умоляла сестер повиноваться ей.

Затем она стала готовиться к смерти. Тут ее посетили архиерей и настоятель монастыря и некоторые почитатели.

Хотя она еще сидела на постели, но дыхание было тяжело, глаза мутны, посиневшие губы шепотом произносили молитвы. Взглянув на иконы, она с любовью протянула руку к пришедшим.