Текст книги "Аналитики. Никомахова этика"

Мы полагаем, что знаем каждую вещь безусловно, а не софистически, привходящим образом, когда полагаем, что знаем причину, в силу которой она есть, что она действительно причина ее и что иначе обстоять не может. Итак, ясно, что знание есть нечто в этом роде, ибо что касается незнающих и знающих, то первые полагают, что так обстоит дело, а знающие и знают, что так обстоит дело. Поэтому невозможно, чтобы с тем, о чем есть безусловное знание, дело обстояло иначе. А есть ли еще и некоторый другой род знания, об этом мы скажем позже. Здесь же скажем, что имеем знание и посредством доказательства. Под доказательством же я разумею научный силлогизм. А под научным я разумею такой силлогизм, посредством которого мы знаем благодаря тому, что мы имеем этот силлогизм. Поэтому если знание таково, как мы установили, то и доказывающее знание необходимо исходит из истинных, первых, неопосредствованных, более известных и предшествующих [посылок], т. е. из причин заключения. Ибо такими будут и начала, свойственные тому, что доказывается. В самом деле, силлогизм может быть и без них, доказательство же не может, так как [без них] не создается наука. Итак, [эти посылки] должны быть истинными, ибо нельзя иметь знание о том, чего нет, как, например, о том, что диагональ соизмерима [со стороной квадрата]. Из первых же недоказуемых посылок [доказательство должно вестись] потому, что иначе не знали бы их, не имея их доказательства. Ибо знать то, для чего имеется доказательство, и не привходящим образом – это и значит иметь доказательство. [Посылки] должны быть и причины [заключения], и более известные, и предшествующие [ему] [его] причины – потому, что мы тогда познаем предмет, когда знаем его причину; предшествующие – потому, что они причины, а ранее известные – не только в том смысле, что понимают, [что они означают], но и в том, что знают, что они суть. «Предшествующее» и «более известное» надо понимать двояко, ибо не одно и то же предшествующее по своей природе и предшествующее для нас, как не одно и то же более известное [по природе] и более известное нам. Под предшествующим и более известным для нас я разумею то, что ближе к чувственному восприятию; под предшествующим и более известным безусловно – более отдаленное от него. Всего же дальше [от него] – наиболее общее, всего ближе [к нему] – единичное, и оба они противолежат друг другу. «Из первых» же означает: из свойственных [предмету] начал, ибо под первым и началом я разумею одно и то же. Начало же доказательства – это неопосредствованная посылка, а неопосредствованная – такая, которой не предшествует никакая другая. Посылка же есть одна из частей высказывания, в котором нечто одно [сказывается] о другом. Диалектическая посылка – такая, которая одинаково берет любой из [членов противоречия]; доказывающая же – которая один [из них] определенно берет за истинный. Высказывание же есть один из [членов] противоречия, а противоречие – такое противопоставление, которое само по себе не имеет ничего промежуточного. Один член противоречия – это утверждение чего-то о чем-то, другой – отрицание чего-то относительно чего-то. Из неопосредствованных силлогистических начал тезисом я называю то, которое нельзя доказать и которое тому, кто будет что-то изучать, необязательно иметь. То [начало], которое необходимо иметь каждому, кто будет что-то изучать, я называю аксиомой; некоторые такие [начала], конечно, имеются, и главным образом их мы обычно так и называем. Тезис, который принимает ту или другую часть противоречия (я имею в виду, например, «нечто есть» или «нечто не есть»), есть предположение, без этого же – определение. Определение есть именно тезис; в самом деле, занимающийся арифметикой выдвигает тезис, что единица по количеству неделима, но это не есть предположение. Ибо не одно и то же сказать, что́ есть единица, и сказать, что единица есть.

Так как основанием достоверности и знания вещи следует считать обладание таким силлогизмом, который мы называем доказательством, а этот силлогизм есть такой потому, что таковы те [посылки], из которых он состоит, то первые [посылки] – или все, или некоторые – необходимо не только знать заранее, но и знать больше [заключения], ибо то, благодаря чему нечто присуще, всегда присуще в большей степени, чем оно, как, например, то, из-за чего мы что-то любим, больше любимо, [чем то, что любим]. Так что если мы через первые [посылки] знаем [заключение] и считаем [его] достоверным, то мы знаем их больше и считаем их более достоверными, [чем заключение], ибо через них мы знаем и считаем достоверным также и последующее. То, чего не знают, и то, в отношении чего мы были бы не в лучшем положении, если бы мы его знали, нельзя считать более достоверным, чем то, что знают. Но это и случилось бы, если бы тот, кто считает нечто достоверным через доказательство, не знал бы заранее [начал], ибо необходимо считать более достоверными начала – или все, или некоторые, – чем [выводимое из них] заключение. Тому, кто намерен приобрести знание через доказательство, следует не только больше знать начала и считать их более достоверными, чем доказываемое, но для него ничто другое не должно быть более достоверным и более известным, чем начала, противолежащие тем началам, из которых получится силлогизм с ошибкой, противоположной [доказательству], если только тот, кто безусловно знает, должен быть непоколебимым [в своем убеждении].

Некоторые считают, что нет знания, так как для этого необходимо знать первые [посылки], другие же – что знание возможно, но что для всего есть доказательство. Ни одно из этих мнений не истинно и не необходимо. В самом деле, те, кто предполагает, что вообще нет никакого знания, считают, что [доказательство] вело бы в бесконечность, ибо нельзя последующее знать на основании предшествующего, для которого нет первых [посылок] (в чем они правы, ибо пройти бесконечное невозможно). Если же на чем-то останавливаются и начала существуют, то они неизвестны, так как для них нет доказательства, в чем, по их мнению, только и состоит знание. Если же первые [посылки] знать невозможно, то и вытекающее из них невозможно знать ни в безусловном, ни в собственном смысле, а лишь на основании предположения, что они имеются. Другие согласны, что знание имеется, а именно – что имеется знание только через доказательство. Но ничто, мол, не мешает, чтобы для всего было доказательство, ибо доказательство можно вести по кругу, т. е. одно можно доказать из другого и обратно. Мы же утверждаем, что не всякое знание доказывающее, а знание неопосредствованных [начал] недоказуемо. И очевидно, что это необходимо так, ибо если необходимо знать предшествующие [посылки], т. е. те, из которых исходит доказательство, – останавливаются же когда-нибудь на чем-нибудь неопосредствованном, – то это неопосредствованное необходимо недоказуемо. А потому мы говорим так: есть не только наука, но и некоторое ее начало, благодаря которому нам становятся известными определения. А что по кругу вообще нельзя доказывать – это ясно, так как доказательство следует вести из предшествующего и более известного. Ведь невозможно, чтобы одно и то же для одного и того же было в одно и то же время и предшествующим и последующим, разве только пользуются другим способом [доказательства], основывающимся на различии между предшествующим для нас и предшествующим безусловно, каким именно способом дает знание наведение. Но если это так, то не надлежащим образом было бы определено безусловное знание, а оно [понималось бы] двояко, или другой [способ] доказательства, основывающийся на более известном для нас, не был бы [способом] доказательства в безусловном смысле. Те же, кто признает доказательство по кругу, не только [стоят перед трудностью], о которой только что было сказано, но они и не могут сказать ничего другого, как только то, что это есть, если это есть. Но так можно легко доказать все. А что это так, становится ясным, когда берут три термина, ибо для доказательства по кругу безразлично, берут ли много или немного терминов или даже только два термина. В самом деле, когда при наличии А необходимо есть Б и при наличии Б необходимо есть В, тогда при наличии А необходимо будет и В. Стало быть, если при наличии А необходимо есть Б, а при наличии Б необходимо есть А (это-то и было доказательством по кругу), то А можно ставить на место В. Сказать же, что, если есть Б, есть А, – значит сказать, что есть В, и это потому, что, если есть А, есть В. Но В тождественно с А. Таким образом, оказывается, что тот, кто признает доказательство по кругу, не говорит ничего иного, как то лишь, что если есть А, то А есть. Но так легко доказывается все. Однако даже такое доказательство по кругу невозможно, за исключением тех случаев, когда [термины] следуют друг из друга как то или другое собственное. Было же показано, что если берется только что-нибудь одно, то никогда не бывает необходимым, чтобы было что-нибудь другое (я говорю «что-нибудь одно», когда берется или один термин, или одна посылка), а вывести что-то, если только [вообще] возможно вывести заключение, можно не меньше чем из двух первых посылок. Поэтому если А следует из Б и из В, а Б и В – друг из друга и из А, то в таком случае все требуемое можно доказать одно из другого и обратно по первой фигуре, как это было показано в разделах о силлогизме. Но было также показано, что по другим фигурам силлогизм или вовсе не получается, или получается не о том, что было принято. Но взаимно необратимые [термины] никоим образом не могут быть доказаны по кругу. А поэтому, так как подобного рода [термины] мало встречаются в доказательствах, то очевидно, что неосновательно и несообразно утверждение, будто можно доказывать одно из другого и наоборот, а потому возможно доказательство всего.

Так как невозможно, чтобы с предметом безусловного знания дело обстояло иначе, [чем оно обстоит], то познанное доказывающим знанием необходимо. Доказывающее же знание – то, которое мы имеем благодаря тому, что имеем его доказательство. Следовательно, доказательство есть силлогизм из необходимых [посылок]. Поэтому надо объяснить, из каких и какого рода [посылок] состоят доказательства. Но сначала определим, что́ мы разумеем под «всем», «само по себе» и «общее».

Под «[присущим] всем» я разумею то, что не может к некоторым отнестись, а к некоторым нет и что не может иногда быть, иногда нет, например, если быть живым существом присуще каждому человеку: если правильно сказать, что вот это есть человек, то будет правильно также сказать, что он живое существо. И если теперь одно истинно, то истинно теперь и другое. И точно так же – [если сказать], что в каждой линии есть точка. Это подтверждается тем, что, когда спрашивают, [присуще ли это] всем, мы возражаем, что или это некоторым не присуще или что оно иногда не присуще. «Само по себе» означает быть присущим в сути [вещи], как, например, линия присуща треугольнику и точка – линии (ибо они составляют сущность треугольника и линии и входят в определение, указывающее их суть). «Само по себе» есть также то, в определение чего, указывающее его суть, входит другое, чему оно само присуще, как, например, прямое и кривое присущи линии, нечетное и четное, а также первое и сложное, квадратное и неравностороннее – числу. В определение всех их, указывающее их суть, входят: линия – там, число – здесь. Точно так же и в других случаях то, что таким именно образом присуще каждой [вещи], я называю самим по себе. А то, что присуще ни тем ни другим образом, я называю привходящим, как, например, образованное или белое присуще живому существу. Далее, само по себе присуще то, что не говорится о чем-то другом как о подлежащем; например, идущее есть идущее и белое [есть белое], будучи чем-то другим; сущность же, т. е. то, что означает определенное нечто, есть то, что она есть, не будучи чем-то другим. Таким образом, то, что не говорится о подлежащем, я называю самим по себе; то же, что говорится о подлежащем, – привходящим [или случайным]. Далее, само по себе в другом еще смысле есть то, что благодаря самому себе присуще каждой [вещи]; а то, что присуще не благодаря самому себе, есть привходящее [или случайное], например, если в то время, как кто-нибудь идет, сверкнула молния, то это случайно, ибо молния сверкнула не вследствие хождения, а это, говорим мы, произошло случайно. Если же благодаря самому себе – то само по себе, как, например, если кто-нибудь, получив ранение, умер именно от раны, ибо он умер из-за того, что ему нанесли рану, и не случайно то, что он, получив ранение, умер. Следовательно, то, что по отношению к безусловно познаваемому говорится как о «самом по себе» так, что оно само присуще сказуемому или последнее – ему самому, существует и благодаря самому себе, и необходимо. Ибо не может быть, чтобы оно не было присуще или безусловно, или как одно из противолежащих друг другу [свойств], например, линии присуще прямое или кривое, а числу – нечетное или четное. Ведь противоположность есть или лишенность, или противоречие в пределах одного и того же рода, как, например, в пределах чисел четное есть то, что не есть нечетное, поскольку одно следует из другого. Поэтому если [сказываемое о подлежащем] необходимо утверждать или отрицать, то необходимо также, чтобы [сказываемое] само по себе было присуще [подлежащему].

Итак, [присуще] «всем» и «само по себе» надо определять таким именно образом. Под общим я разумею то, что́ присуще всем [предметам, принадлежащим к данному роду], и само по себе, и поскольку оно есть то, что́ оно есть. Очевидно поэтому, что все, что есть общее, присуще вещам необходимо. «Само по себе» и «поскольку оно есть то, что́ оно есть» означают одно и то же, как, например, точка и прямая сами по себе присущи линии, ибо они присущи, поскольку линия есть линия. Точно так же треугольнику, поскольку он треугольник, присущи [в совокупности] два прямых угла, ибо и сам по себе треугольник [в совокупности] равен двум прямым. Общее же присуще тогда, когда оно может быть доказано относительно любого [из предметов данного рода] и относительно первого [из них]; например, иметь [в совокупности] два прямых угла присуще не всякой фигуре; хотя относительно некоторой фигуры и можно доказать, что она имеет [в совокупности] два прямых угла, однако не относительно любой фигуры; и тот, кто доказывает это, рассматривает не любую фигуру. В самом деле, четырехугольник есть фигура, однако его углы [в совокупности] не равны двум прямым. Любой же равнобедренный треугольник имеет углы, равные [в совокупности] двум прямым, однако не как первое, так как первее это имеет треугольник [вообще]. Стало быть, тому, относительно чего как любого первого можно доказать, что оно имеет [в совокупности] два прямых угла или что-либо другое, – этому первому присуще общее, и доказательство этого само по себе есть [доказательство] общего; доказательство же другого есть доказательство как-то по-иному, не само по себе, и доказательство общего дается не относительно равнобедренного треугольника, а простирается на большее.

Не следует, однако, упускать из виду, что часто происходит ошибка и что доказываемое не присуще как первое общее, поскольку [только] кажется, что доказывается общее первое. В такую ошибку мы впадаем тогда, когда, кроме отдельного [вида] или отдельных [видов], нельзя брать ничего высшего, или тогда, когда это возможно, но это высшее не имеет определенного наименования для различных по виду предметов, или когда целое, относительно которого ведется доказательство, оказывается частью, ибо в этом случае доказательство будет относиться к тому, что принадлежит к этой части, и будет о всей [этой части], но оно не будет доказательством того первого общего. Я говорю: доказательство того первого, как такового, когда оно относится именно к первому общему. Поэтому, если бы кто-либо захотел доказать, что прямые линии не пересекаются, он мог бы подумать, что доказательство этого возможно потому, что это свойство имеется у всех прямых линий. Но это не так, поскольку доказывать следует не то, что углы равны при таких-то определенных условиях, а то, что они равны при любых условиях. И если бы не было другого треугольника, кроме равнобедренного, то свойство иметь [в совокупности] два прямых угла казалось бы присущим треугольнику, поскольку он равнобедренный. То же самое и [с положением о том], что члены соотношения переставляемы, будут ли они числа, линии, тела или отрезки времени. Подобно тому как доказательство иногда могло бы вестись в отдельности, точно так же можно дать одно доказательство всего; так как, однако, все они, а именно числа, длины, отрезки времени, тела, таковы, что нет какого-то единого [наименования] для них и они по виду различны между собой, то их брали каждое в отдельности. Теперь же [доказательство] касается того, что есть общее [в них], ибо [данное свойство] присуще не поскольку они линии и числа, а поскольку они обладают тем, что предполагается присущим как общее. Если поэтому кто-либо доказывал бы о каждом [виде] треугольника в отдельности посредством одного или разного рода доказательства, что каждый треугольник имеет [в совокупности] два прямых угла, и если бы это было доказано им в отдельности относительно равностороннего, а также разностороннего и равнобедренного треугольника, то он еще не знал бы, что треугольник имеет углы, равные [в совокупности] двум прямым, разве только софистическим способом; и не знал бы, что [это есть свойство] треугольника вообще, даже если бы не было другого [вида] треугольника помимо [указанных], ибо в таком случае он не знал бы, что треугольник, как таковой, [имеет это свойство], даже не знал бы, что каждый треугольник [имеет это свойство], разве только [он под «каждый» подразумевал бы] «по числу», но не «каждый» – «по видам», даже если не было бы никакого неизвестного ему треугольника. Итак, когда же не имеют общего знания и когда знают безусловно? Ясно именно, что если «быть треугольником» и «быть равносторонним» означало бы одно и то же, в отношении ли каждого [вида] или всех, то имели бы безусловное знание [о нем]. Если же это означает не одно и то же, а различное, а [данное свойство] присуще [равностороннему] треугольнику, поскольку он треугольник, то не имеют еще о нем общего знания. Присуще ли, однако, [это свойство] предмету, поскольку он треугольник или поскольку он равнобедренный? И когда оно в силу этого присуще как первое? И когда доказательство чего-нибудь есть доказательство общего? Ясно, что тогда, когда [данное свойство] по устранении [других] будет присуще первому. Например, равнобедренному медному треугольнику будут присущи два прямых угла, но если устранить то, что он медный и равнобедренный, то ему все же будет присуще то же свойство. Однако, [можно возразить], оно не будет присуще по устранении фигуры или границы; [да], но они не относятся к тем первым, [по устранении которых устраняется это свойство]. В таком случае [по устранении] какого первого? Если [по устранении] треугольника, то благодаря ему [данное свойство] присуще также и другим [треугольникам], и тогда доказательство этого есть доказательство общего.

Итак, если доказывающее знание получается из необходимых начал (ибо знание нельзя получить иначе), а то, что само по себе присуще предметам, присуще необходимым образом (ибо одни [сказуемые] присущи [предметам] в сути, а другим сказуемым сами [предметы] присущи в их сути [таким образом, что] из двух противолежащих друг другу [сказуемых] одно необходимо присуще), то ясно, что доказывающий силлогизм состоит из некоторых таких [посылок], ибо все присуще или необходимо, или привходящим образом; привходящее же не есть необходимое.

Следовательно, надлежит или сказать так, [как только что было указано], или принять за исходное то положение, что [само] доказательство есть нечто необходимое и что если что-то доказано, то невозможно, чтобы дело обстояло иначе. Стало быть, силлогизм должен состоять из необходимых [посылок]. В самом деле, хотя из истинных [посылок] можно вывести заключение и не доказывая, но из необходимых [посылок] нельзя вывести заключение, не доказывая, ибо необходимость – это уже [отличительное] свойство доказательства. Подтверждением того, что доказательство исходит из необходимых [посылок], служит и то, что против тех, кто полагает, что они что-то доказывают, мы возражаем, что [заключение] не необходимо, полагаем ли мы [при этом], что дело вообще может обстоять иначе, или по крайней мере ради спора. Отсюда ясно также, что простодушны те, кто полагает, что они надлежащим образом принимают начала, если посылка правдоподобна и истинна, как это полагают софисты, утверждая, что знать – значит обладать знанием. Ибо не правдоподобное есть для нас начало, а первое, принадлежащее к тому роду, о котором ведется доказательство; и не все истинное есть то, что свойственно [предмету, о котором речь]. А что силлогизм должен состоять из необходимых [посылок] – это очевидно также из следующего. Если тот, кто, несмотря на то что доказательство возможно, не разумеет, почему [предмет] есть, то он не имеет [безусловного] знания. Допустим, что А необходимо присуще В, а Б, как средний термин, через который велось доказательство, не необходимо присуще [А и В]; в таком случае он не знает, почему [А присуще В]. Ибо это не [доказывается] через средний термин [Б], так как [Б] может и не быть, а между тем заключение необходимо. Далее, если кто-либо теперь не знает о данной вещи, хотя у него есть [какой-то] довод и он остается невредимым, в то время как вещь сохранилась, а память у него хорошая, то он и раньше не знал о ней. Но средний термин мог бы пропасть, если он не необходим. Так что, хотя [у этого человека] будет [какой-то] довод и он останется целым и невредимым, равно как и вещь сохранилась, то он все же не будет иметь знания. Следовательно, он не имел его и раньше. Если же средний термин [как причина] и не пропадал, но может пропасть, то вытекающее из него было бы [лишь] возможным и допустимым. Но при таких условиях знание невозможно.

Таким образом, если заключение необходимо, ничто не мешает, чтобы средний термин, через который велось доказательство, не был необходимым, ибо необходимое можно выводить и из не необходимого, так же как истинное – из неистинного. Но если средний термин необходим, то необходимо и заключение, так же как из истинных [посылок] всегда вытекает истинное. В самом деле, пусть А необходимо сказывается о Б и Б – о В; тогда А необходимо присуще также и В. Но если заключение не необходимо, то и средний термин не может быть необходимым. Действительно, пусть А не необходимо присуще В, но необходимо присуще Б и пусть Б необходимо присуще В. Тогда и А будет необходимо присуще В, но так не было предположено. Следовательно, так как то, что знают на основании доказательства, должно быть присуще необходимо, то ясно, что доказательство должно быть дано также через необходимый средний термин. Иначе нельзя знать ни то, почему [что-нибудь есть], ни то, что оно необходимо есть, а или будут полагать, что знают, [в действительности] не зная и принимая за необходимое то, что не необходимо, или даже не будут полагать, что знают, все равно, идет ли речь о знании того, что нечто есть, через средние термины, или о знании того, почему оно есть, через неопосредствованные [положения].

О привходящем, о том, что есть не само по себе, согласно тому, как было определено то, что есть само по себе, нет доказывающего знания, так как заключение о нем нельзя доказать с необходимостью, поскольку привходящее (в том смысле, в каком я говорю о привходящем) может и не быть присущим. Но можно было, пожалуй, выразить недоумение, зачем вообще нужно спрашивать об этом, раз заключение не необходимо, ибо не имеет никакого значения, если кто-либо, поставив вопрос о первом попавшемся, затем выводит заключение. Однако ставить вопросы следует не так, чтобы заключение было необходимым через [посылки, данные в виде] вопросов, а так, чтобы его необходимо признали, если признают эти [посылки], и притом как нечто истинное, если эти [посылки] истинны.

Так как во всяком роде необходимо присуще то, что́ присуще само по себе, и поскольку оно есть [то, что оно есть], то очевидно, что научные доказательства бывают о том, что́ присуще само по себе, и исходят из него. Ибо привходящее не есть необходимое. Так что не необходимо [при умозаключении из привходящего] знать, почему присуще то, о чем выводится заключение (даже если бы оно всегда было, но не само по себе), каковы силлогизмы из знаков. Ибо о том, что есть само по себе, будут [в таком случае] знать не [как о существующем] само по себе и не будут знать, почему [оно есть]. Знать же, почему нечто есть, – значит знать через причину. Вот почему средний термин должен быть сам по себе присущ третьему, а первый – среднему.