Текст книги "Лабиринты общения, или Как научиться ладить с людьми"

Как сделать в ней общение веселым? Начнем с того, что в «серьезной» своей части атмосфера в семье должна быть теплой, справедливой и благородной. А юмор будет хорошим дополнением. Но о веселом общении надо специально думать. Смешное нести в дом как подарок. Где-то услышали действительно остроумный анекдот. Они же в одно ухо влетают, а отсмеялись – из другого вылетают. Ну так запомним все специально, запишем и принесем. То же с иными смешными вещами. Сами сострили… Тоже забывается. А один профессиональный сатирик даже во время концерта, если состоялся удачный экспромт, останавливается и сразу же записывает. Почему бы и нам так не делать? Я знаю одну семью, где все смешное – и анекдоты, и экспромты – записывается, а потом такой сборник дается гостям вместо аперитива. Вот вам и антиалкогольное значение хорошей юмористической атмосферы. К чему пить, если и так весело, только лучше, чище, приятнее…

Сборник «Подари шутку» мы ведем и в «Маленьком принце», он всегда очень радует людей. На вечерах, даже если человек сначала один, он берет этот сборник, вчитывается, начинает смеяться, и к нему тут же подходят: «Что там интересненького?» И вот он уже не один. Иногда в той же семье и в том же «Маленьком принце» устраивается чтение сборника. Но стоит ли забывать выдающихся юмористов и сатириков? Их произведения могут украсить и внутрисемейные посиделки, и званый вечер. Зощенко, Драгунский, Жванецкий, юмористические песни Высоцкого… Кладезь доброго, слегка скептического, но не злодейски-мефистофелевского юмора – романы и новеллы Анатоля Франса, незаслуженно незамечаемого артистами, – в нем юмористическое самовосприятие как бы всего человечества, юмор его философичен: искали рубашку счастливого человека, чтобы излечить ею захворавшего короля; наконец нашли единственного в королевстве счастливого человека, но у него не было рубашки.

И так от абзаца к абзацу. А тонкие, рассчитанные также на печальную улыбку анекдоты Уайльда (вы любите гулять один, как и я, мы так похожи, давайте гулять вместе…)! Все это наряду с классической музыкой обесценено и вытеснено псевдокультурой. А суперсовременная сатира Салтыкова-Щедрина… Все про нас, обсмеешься ведь. И Гоголь… Сталин только декларировал, что нам нужны Гоголи и Салтыковы-Щедрины… Нет, были не нужны. А сейчас нужны. Для здорового смеха в доме и для оздоровления всего нашего общества.

Если смеховая культура зарождается в семье, ее можно пестовать. Кто-то нашел смешное – своя ли острота, рассказанная ли кем-то, выдержка ли… Подхватите, процитируйте, перескажите еще кому-нибудь, вдохновляйте домашних на дальнейшее остроумие. И смех пусть будет естественным, искренним, веселым, заразительным, ненатянутым, ненатужным… Когда смешное будет жить в семье, то легче будут рождаться и экспромты… Кстати, тогда легче будет выстаивать вне семьи под огнем зловредного юмора.

Юмор – хорошее подспорье в деле внутрисемейного разоружения, если он направлен на себя. Вот вы опоздали на свидание с мужем из-за неисправности часов: «Ну не серчай, ты же знаешь, с часами у меня всегда сложные взаимоотношения – то я их подвожу, то они меня подводят…»

Такая смеховая культура в семье дает расцвести чувству юмора и у вашего ребенка. Но уж если вы захотите воспитывать у своего дитяти устойчивость к юмору, направленному на него, и будете его высмеивать, то стимулируйте и его к тому, чтобы он направлял юмор на вас. В духе тех занятий, которые мы проводим в «Маленьком принце». Чтоб по справедливости. А окрик «Как с матерью разговариваешь?!» в ответ на его юмористический укол придется заменить на горделивое «Вся в маму».

И чтобы юморотворчество в ребенке расцветало, каждую находку его (а дети талантливее взрослых в полете фантазии, они менее заштампованы) стоит одобрять улыбкой, смехом, цитированием. Когда моя дочка в пятилетнем возрасте сказала: «Ой, папа, послушай, как у меня в ухе звенит», я не стал ее разочаровывать объяснением, что этого я принципиально не могу услышать, что за чушь такая, а сыграл попытку послушать, ой да, что-то в самом деле звенит! Тогда она сама мне сказала, что пошутила. А потом, когда ей уже было девять: «Па, помоги, задачка нахальная попалась, не поддается решению». Я сказал: «Может быть, ты сама собьешь с нее спесь?» Так удалось мобилизовать в данном случае ее силы для решения задачки. Но главное, что у ребенка при таком подходе укрепляется уверенность в собственных юморотворческих силах, его творчество принимается, он продолжает творить.

Хорошо, когда в детях развивается смысловое, а не буффонадное юморотворчество. Но когда ваш малыш произносит первую смешную фразу, прежде чем радоваться ей и смеяться, оцените, не направлена ли она против гуманности, а то через двенадцать лет вы получите из этого чертенка этакого Мефистофеля, для которого высмеять весь мир будет сладостно. Но вы в этом мире будете ближе всех. Вот дитя рассмеялось, когда кто-то поскользнулся и упал. Действительно, неловкость кажется смешной. Но стоп…

Однажды, увидев, как семилетняя дочка рассмеялась над растянувшимся на льду двухлеткой, отец не стал наказывать ее и читать нотации, но сразу сместил акценты: «Забавный, милый малыш, как медвежонок! Ему, наверное, больно, хотя не заплакал, выдержал. Пойдем-ка поможем ему встать». Девочка, в которой эта фраза пробудила уже материнское, поняла свою оплошность. «Правда, папочка, – сказала она после того, как оказала меньшому первую помощь, – ведь он такой маленький, он имеет право быть неуклюжим, а вот я…» Отец отвлек ее, готовую расплакаться, на другие темы…

Критика в широком смысле – обсуждение плюсов и минусов, а в узком – не что иное, как сочетание отрицательных оценок, обвинений, «юмора-на-партнера» и сатиры. И все, что мы говорили по каждому из этих элементов в отдельности, относится к их совокупности.

Критика может быть оправданна и целесообразна в том случае, если человек, с вашей более или менее обоснованной точки зрения, преднамеренно вредит другим людям, обществу. Запишем еще раз, но теперь уже «отдельной строкой», что агрессия в линии «отрицательные оценки – обвинения – „юмор на партнера“ – сатира» нарастает.

Критика недопустима, если человек, объект-субъект критики, сам страдает от своих недостатков, а не другие. Тогда ему надо предлагать помощь, причем так тактично, чтобы он ее принял, не уронив достоинства.

Но даже если без критики не обойтись и мы хотим не просто дезорганизовать сопротивление партнера, а наладить дальнейшее сотрудничество с ним, обвинительное жало в критике должно быть сведено к минимуму. Акцент должен быть смещен с отрицания на конструктивные предложения.

Мы разовьем эти мысли более подробно, когда будем говорить о реагировании на конфликтогены. Сейчас отметим только, что при возникновении желания высказаться в критическом ключе проявим щепетильность, убедимся, что нами в стремлении покритиковать не движет фактическое стремление покрасоваться. Спросим себя, нельзя ли обойтись иными средствами (молчаливым, например, осуждением – и так, в сущности, все ясно…).

Но если я сообщаю другу о его недостатках, относясь к нему как к себе, то имеет смысл применить термин «эмпатическая критика» (помним: эмпатия – это вчувствование в психику другого, друга, с сопереживанием и сочувствием). Без эмпатической критики в жизни не обойтись, но она ограничивается все же отрицательной оценкой с глубоким сопереживанием и не включает обвинения и юмор-сатиру.

Может случиться, что критика потребуется в ответ на серьезные осознанные конфликтогены. Тогда, как сказал Гамлет, «За дело, яд». Но он сказал это, когда Лаэрт произнес слова: «Клинок отравлен».

Влияние на мысли и оценки людей

В нашем общении мы не можем обойтись без попыток воздействовать на мысли и оценки людей. При этом мы зачастую «ниспровергаем» то, что кажется правильным и ценным партнеру. Но опасна (и без ниспровержения чего-то) даже только просто безапелляционность высказываний. Они даже могут не затрагивать жизнеповедение человека – но если затрагивают хотя бы его жизнепонимание, это оказывается не менее взрывоопасным. Ведь если я принял другую точку зрения при категорической ее подаче, то я уступил, признав свою первоначальную точку зрения неправильной и тем самым признав свое поражение. Это нелегко. Вот если бы я сам, без давления увидел свои ошибки, пусть и после изложения им его точки зрения, но без напыщенности! Тогда другое дело.

И пусть мы только даем какое-то конструктивное предложение, но делаем это чересчур уверенно, возникает как бы контраст между его автором и теми, кто «не додумался». Или мы лишь не признаем (из амбиции) логическчие аргументы партнера – тоже ведь малоприятно. Наша категоричность, безапелляционность особенно раздражают, когда принятая нами точка зрения далека от общеупотребительной.

Высказываясь категорично, мы как бы принуждаем человека: «Думай, как я!»

Далее мы рассмотрим различные формы давления на жизнеповедение: «Делай, как я считаю нужным!», которые по конфликтогенности еще серьезнее. По отношению к ним употребляют слова «назидательность» и «авторитарность». Понятно, что категоричность перетекает в назидательность и авторитарность и переплетается с ними.

Каковы мотивы, обусловливающие в людях тягу к безапелляционности, категоричности? Когда я был в Кабарде, один высокий кабардинский начальник – наверное, «высочее» и не бывает: он был директором мясокомбината в Нальчике – за столом, собранным по случаю приезда туда другого высокого начальника (с которым я туда и приехал), рассказал к месту о пословице, которая издавна в ходу в Кабарде: «Каждая слепая собака считает, что она старше любой другой слепой собаки». Фраза мне настолько понравилась, что я ее, непременно со ссылкой «кабардинская пословица», цитирую на занятиях по этой теме.

При этом (тонкая ирония судьбы!) сам рассказавший об этой пословице был очень уж похож по своему коммуникативному поведению на такую вот слепую собаку. Да и не так ли многие? Ведь все мы знаем мало, но уверены, что это он несет чушь, а я несу истину! Так что и здесь все то же желание почувствовать превосходство, получить уважение и соответственно испытать самоуважение. Конечно же, мы хотим и эффективно повлиять.

Но парадокс в том, что окружающие воспринимают нас иначе, чем мы себя. Наша уверенность для них выглядит как самоуверенность. Подачу нашей мысли другим людям можно сравнить с подачей в игре с мячом. Если ее подают, подбрасывая вверх: «Лови!», то, как и мяч, ее хочется поймать. А если подают резко и прямолинейно, как бывает опять же с мячом: он летит резко прямо на вас, – то мысль, как и мяч, хочется отбить. Даже если мысль верна… Ну а уважают ведь тоже тех, к которым тянутся эмоционально. Поэтому, скорее всего, излишняя убежденность снижает уважение в микрогруппе, а не повышает его, как это может показаться с первого взгляда. С другой стороны, мы будем менее эффективно влиять на людей, поскольку они будут противиться нашей категоричной подаче даже правильных мыслей.

Имеет смысл постоянно себя контролировать: а вдруг я не прав, перепроверю-ка я себя еще раз. Надо выработать в себе искреннюю неуверенность в окончательной правильности своих мыслей и оценок. Надо быть постоянно готовым к тому, что кто-то может оказаться правым, а вы – нет. Зарядиться таким настроением нам поможет обращение к известным заблуждениям, которые были достаточно прочны в мнении большинства (казалось, что Солнце вращается вокруг Земли, а оказалось наоборот), к изменениям во вкусах, моде и так далее.

Что же может быть противовесом категоричности? Активная антикатегоричность.

Должно быть приглашение к обсуждению, к разговору, апелляция к мнению партнера. Не утверждения, а рассуждения! Рассуждения совместно с партнером.

Любое положение следует выдвигать лишь в порядке обсуждения. Уместны такие фразы:

• Мне думается (представляется, кажется).

• А не подумать ли нам над таким вариантом?

• Не ошибаюсь ли я, полагая, что… (можно даже попросить увидеть ошибки).

Вы просите совета у партнера по поводу ваших мыслей, апеллируете к его компетентности. Это приятно человеку. Если, конечно, вы не требуете выполнить существенную консультационную работу. Еще хуже, если вы настойчивы и оказываете психологическое давление. Это было бы уже конфликтогеном по другой линии. Надо постоянно ориентироваться, не расценивает ли партнер ваши просьбы о совете как нахальство.

Здесь такие тонкости. Если вы просите совета у человека, который объективно ниже статусом и пристраивается снизу, – это чаще всего синтонно. Если учитель советуется с учеником, то это синтон. Синтонно обращаться за советом к человеку, равному вам по статусу. Но вот если вы просите совета у человека выше статусом, который расценивает это как нахальство, то это будет конфликтогенно. Речь идет о консультировании по вопросам именно ваших дел. В отличие от демократического стиля решения совместных дел.

Когда мы на занятиях обсуждаем вопрос о сомнениях в правоте при изложении своих мыслей, часто возражают: «Но так же нельзя будет и мысль свою донести…»

Поэтому надо четко развести понятия «определенность» и «уверенность». Высказываться, конечно, надо определенно, четко, как и мыслить, но без излишней уверенности в своей правоте, без самоуверенности. (Разумеется, людям, у которых неуверенность на грани патологии, надо, наоборот, развивать в себе смелость в изложении мыслей, но и они должны это делать без вызывающей самоуверенности.)

Не следует бояться своей неуверенности. Ведь очень симпатично выглядит человек, который неуверенно высказывает дельные мысли. Отсутствие чванства при этом усилит симпатии со стороны окружающих. А оригинальность мысли, идеи не окажется незамеченной.

Бытует впечатление, что убежденность повышает уважение в микрогруппе. Но часто излишняя убежденность снижает уважение. Человека воспринимают как лишенного самокритики, неоткрытого для других точек зрения, застывшего. Поэтому повремените с оборотом «убежден». Лучше: «Мне кажется так, но давайте обсудим». Насилие над мыслью неприятно вообще, но еще неприятнее, когда направлено «на меня»… Последует сопротивление – а может быть, человек и не так далек от ваших убеждений. Ошибиться не страшно, каждый имеет право на ошибку, как простодушно и тонко заметил Карнеги. А если ты не ошибся, если ты несешь людям истину, то уважение растет.

Можно сказать так: в противовес конфликтогену категоричности будем культивировать синтон неуверенности.

Не забудем, впрочем, что все это верно при первичном синтонном общении и синтонности в общении со стороны партнера. Но если партнер дает конфликтоген за конфликтогеном, имеет смысл продемонстрировать и уверенность.

Еще одна проблема. Партнер не дает конфликтогенов, но высказывает мысли, которые я не могу разделить. Я ведь могу быть не всегда согласен с партнером. Могут быть и противоречия… То есть как быть с возражениями? Аналогично тому, как мы советовали при расхождении в оценках.

Прежде всего надо найти основания для точки зрения партнера и подчеркнуть, что вы их видите. Но есть основания и для сомнений в их правильности.

Точку зрения партнера не следует отвергать огульно, а сказать, что она пока неблизка вам, но именно «пока», именно «вам» и именно «неблизка», а не «вообще», «навсегда», «неверна».

Уместны такие фразы:

• Я склоняюсь больше к иной точке зрения (обескураженно как бы). Ну я ведь имею на это право…

• По той информации, которой я располагаю, на мой взгляд, скорее можно думать… (так-то и так-то).

Можно попытаться привести и аргументы, но – используя метод Сократа. Как известно, Сократ называл себя повивальной бабкой мысли. Мы задаем вопрос и знаем, как на него ответит партнер. Его утверждение-ответ – первая посылка. Задаем второй вопрос. И ответ на него будет второй посылкой. А потом – вывод. Но мы спрашиваем об этом выводе самого человека. Он сам делает этот вывод.

Секретом Сократа я пользуюсь, например, при доказательстве того, что мужчины менее стрессоустойчивы. С точки зрения обыденного сознания это парадокс. И его требуется доказать. Я спрашиваю сначала, сколько в среднем живут мужчины и сколько – женщины. Это людям известно, и они отвечают сами правильно, что женщины живут существенно дольше. Лет на десять. Почему? Ответ: мужчины пьют. Почему? Потому что морально они все и каждый в отдельности хуже, чем женщины? Нет, так ставить вопрос никто не может. Почему же тогда? Молчание. Спрашиваю, сколько мальчиков рождается на 100 девочек. Это знают. И говорят правильно, что 106–110 на 100. Спрашиваю, а сколько зарождается? Этого не знают. Сообщаю цифру со ссылкой на научную литературу: 160–170 мальчиков на 100 девочек. Спрашиваю, какой вывод? Отвечают то, что я хотел получить: следовательно, внутриутробные вредности на мальчиков действуют сильнее. Но, спрашиваю, они избирательно на мальчиков действуют или мальчики менее устойчивы к ним? Отвечают, что второе. Так что же о стрессоустойчивости мужчин? Они генетически менее стрессоустойчивы – делается вывод самими слушателями.

Не надо преувеличивать. Ученик, студент доверяют преподавателю, охотно берут от него информацию, хотят понять устоявшиеся в науке положения – здесь можно и категорично говорить, что 2 × 2 = 4. Но едва лишь студент по отношению к профессору обнаруживает пусть только вероятность несогласия – перейти в режим обсуждения с применением активной антикатегоричности.

Влияние на поведение людей

Итак, мы говорили о влиянии на жизнепонимание. Но влиять можно и на жизнеповедение. Отметим, что принятие совместного решения – более сложное дело, чем поиск абстрактной истины. Когда говорят о влиянии на подчиненных, то обычно употребляют слова «руководство» и «управление». Здесь имеются в виду жесткие, формализованные рамки социальной иерархии.

В связи с особой производственной важностью вопросов управления их изучают, выделяют стили руководства, выясняют их роль в производительности труда и так далее. Мы же, так получается, будем здесь рассматривать вопрос шире. Во-первых, влияние мужа на жену и жены на мужа руководством или управлением без образной натяжки все-таки не назовешь. Во-вторых, люди влияют друг на друга на работе в равной степени и при «горизонтальных» отношениях. Кроме того, ведь я могу быть подчиненным, но тоже влиять на руководителя. То есть при руководстве «сверху вниз» – это совместная деятельность – происходит влияние и «снизу вверх», причем в циклическом или даже спиралеобразном взаимодействии, где, впрочем, значимее роль руководителя.

В вопросах о влиянии важно учесть, что человек так уж устроен, что чаще всего хочет решать сам за себя, если считает, что может это делать. Более того, часто он уверен, что может решать не только за себя, но и за другого: «Ведь я более компетентен, пусть он меня слушается для его же пользы. Я ведь обладаю истиной, поэтому святое дело – заставить».

Реализация властных побуждений доставляет удовлетворение, даже если я ничего для себя не получаю, кроме самой власти. Но есть и другой вариант, когда человек хочет решать за другого в ущерб ему, в нарушение справедливости. Открыто или прикрыто.

Чаще всего, желая решать за себя и за других, человек не хочет, чтобы решали за него.

Он сопротивляется влиянию. Иногда, поняв, что сам не может решить те или иные вопросы, он сопротивляется своему сопротивлению и все-таки приемлет влияние. Системности ради надо сказать и о другой потребности – о информации со стороны компетентных людей. Человек нуждается и в эффективных советах для решения своих проблем.

Наблюдая ребенка, мы постоянно видим стремление расширить сферу самостоятельности. Обратите внимание, как ребенок старается вырваться из несвободы, в которой его держат взрослые или даже его собственная беспомощность. Я видел годовалого малыша, который, стоя в кроватке на колесиках, отталкивался ручкой от стенки, чтобы отодвинуть кроватку и заглянуть в недоступный иначе дверной проем. Ребенок бежит от родителей, не видя опасности, прямо под машину, желая хоть на миг обрести свободу движения. Маленькие дети борются за свободу в мире предметов. Подростки – за свободу в мире отношений. И с другой стороны, я видел, как четырехлетка назидательно, как и ее мама, учила свою «неумелую» трехлетнюю сестру правильно набирать лопаткой песок.

Имеет смысл понять, что в любом случае попытка влиять на жизнеповедение человека предполагает в какой-то степени позицию выше. Если попытка влиять увенчалась успехом, то один испытывает чувство превосходства, а другой так или иначе вынужден констатировать, что он уступил позиции, приняв чужую точку зрения. В какой-то мере подчинился. Но это можно усугубить или свести на нет. Увы, мы часто пережимаем и порождаем коммуникативный конфликт.