Текст книги "Государство в государстве"

Глава четвёртая
Шаг за шагом

В 1970 году Государственный Комитет СССР по телевидению и радиовещанию возглавил Сергей Георгиевич Лапин. Человек жёсткий, несправедливый. Добрым словом его имя вспоминают нечасто. Но я удивлю вас своей оценкой. Конечно, Лапин был человеком своего времени. Пропагандистские, информационные телепрограммы этому времени полностью соответствовали. А вот художественное вещание: музыка, литература, театр, кино, тоже, конечно, в меру регламентированное, следует оценить высоко. И спортивное ТВ при Лапине стало одним из главных видов вещания. Одно из первых решений нового Председателя – создание единого спортивного отдела, объединившего отделы телевидения и радио.

Я предполагал, что уже в 1970 году кто-то в верхних эшелонах власти задумывался над проведением Олимпийских игр в Москве. Надо мной посмеялись: мог ли кто-нибудь за 10 лет до её начала настраиваться на Олимпиаду-80. Известный журналист Станислав Гридасов, много работающий с архивными документами, сказал мне, что существовала идея уже в 1976 году провести Олимпийские Игры в Москве. Я не поверил. Заглянул в википедию и прочитал, что в 1970 году в Амстердаме на заседании МОК Москва и Лос-Анжелес «уступили 76-й год» Монреалю.

Сомневался я вот почему. В 1974 году мы срочно готовили огромное количество материалов: анкеты, планы, фотографии – для отправки в Вену, где МОК должен был назвать столицу Олимпиады-80. Наверняка такой же ажиотаж был четырьмя годами раньше, когда по инициативе Председателя Спорткомитета Сергея Павлова была подана заявка на проведение в Москве Игр 1976 года. Но мы в то время работали на Шаболовке, «на отшибе», и мало что знали о важных событиях, происходивших на Пятницкой в здании Госкомитета.

Так что, вероятно, решение Лапина об объединении было как-то связано с мыслями о московской Олимпиаде. Руководителем отдела Лапин назначил Шамиля Николаевича Мелик-Пашаева, которого хорошо знал раньше. Это знакомство оказалось очень полезным. Много сложных вопросов Мелик-Пашаеву удалось решить, хотя посещение кабинета Председателя было строго ограничено.

И здесь одна пикантная подробность, за которую прошу читателей меня извинить. Приёмная Лапина и отдел спорта находились на Пятницкой рядом на четвёртом этаже. Председатель Комитета пользовался общим туалетом. И Мелик-Пашаев часами прогуливавался возле него, поджидая Лапина, чтобы какие-то вопросы обсудить. И то ли быль, то ли правда, но говорили, что вопрос о направлении Наума Александровича Дымарского в Рейкьявик на матч Фишер – Спасский после долгих отказов был наконец решен положительно как раз во время одной из описанных встреч.

Мелик-Пашаев к новой работе привыкал с трудом, по-прежнему больше был сосредоточен на радио. Все шло по инерции. Исправно выходили в эфир телетрансляции (весь режиссерский состав был полностью сохранен), осваивались комментаторы, до этого работавшие только на радио. Но постепенно ему пришлось всерьёз вникать и в телевизионные дела. В апреле к столетию Владимира Ильича все редакции готовили передачи под названием «Орденом Ленина награжденные». Выступали в них рабочие, учёные, писатели, артисты. Пришла очередь отдела спорта. Мелик-Пашаев очень нервничал и поручил мне готовить эту передачу. Волновался он зря, организовать её было несложно. Я пригласил в студию двух выдающихся людей (был с ними хорошо знаком) Игоря Александровича Нетто и Всеволода Михайловича Боброва, капитанов двух советских команд, побеждавших на Олимпийских играх. И это идеальное сочетание популярных спортсменов, беседа с ними, которую вел диктор Игорь Леонидович Кириллов, собрала зрителей больше, чем аналогичные передачи, подготовленные другими редакциями.

Но вскоре возникли по-настоящему серьёзные проблемы. Спортивную страничку в программе «Время» готовил наш отдел. К ее подготовке стали привлекать тех, кто прежде работал на радио. Они отлично разбирались в поступавшей информации, но к телевидению привыкали тяжело. Монтаж видеосюжетов, лаконичость текстов – все это давалось с трудом. А спортивные новости тогда сообщали дикторы. Любили спорт и с пониманием эти тексты читали, даже что-то поправляя, Игорь Кириллов и Евгений Суслов. Для дикторов-женщин это был кошмар. Лишь Нонна Бодрова, тоже в спортивных событиях не очень осведомленная, за счёт высочайшего профессионализма, с трудностями справлялась. Сообщениями о спорте программа «Время» завершалась. А последние слова, как нам известно от Штирлица, запоминаются лучше всего. Даже небольшие ошибки (а были и серьезные) впечатление от вышедшей в эфир передачи портили. Лапин делал замечания Юрию Летунову, руководителю Главной редакции информации, а он очень колко отозвался о Мелик-Пашаеве. В отделе объявили «тревогу» и на оперативно проведённом собрании обговорили до мелочей схему нашей работы в программе «Время». Строго распределили обязанности. И по этой схеме спортивный отдел, а позже редакция работали долгие годы. Стоит обязательно добавить, что наше ежедневное 3-4-х минутное включение в программе «Время» требовало не меньше внимания, чем многочасовые трансляции…

Ещё за два года до объединения Мелик-Пашаев от радио и Эдуард Файзилович Муртазин, курировавший телевизионный отдел, побывали в Цюрихе на семинаре, который ежегодно проводило «Евровидение». Это было просто знакомство. А с 1971 года мы начали напрямую, работать с «Евровидением», хотя по-прежнему организация всех международных трансляций шла через «Интервидение». Здесь объединялись государственные телекомпании всех социалистических стран. Штаб-квартира «Интервидения» находилась в Праге: административное здание и рядом с ним технический центр, куда приходили все линии связи. В техцентре работали специалисты международного класса, способные мгновенно произвести самые сложные коммутации. В административном здании располагались программные координаторы, финансовые и юридические службы, проводились переговоры о покупке прав, оговаривались условия, заключались договоры.

«Интервидение», являлось коллективным членом «Евровидения». Политики касаться не буду, она, несомненно, имела место. Но главная сложность состояла в том, что у СССР и дружественных ему стран не хватало валютных средств, чтобы оплачивать дорогостоящие трансляции. Даже небольшая западноевропейская страна, входившая в «Евровидение» самостоятельно, платила за лицензию больше, чем государство, занимавшее одну шестую часть земной поверхности.

Главное в работе «Интервидения» – информация и спорт. Программа «Время» несколько раз в день принимала так называемый «обмен актуальностями». В этой передаче все телекомпании Европы выдавали для общего пользования различные политические сюжеты. Организация крупных спортивных соревнований была самой сложной. В начале 70-х мы только начали серьёзно разбираться во многих вопросах. Старались. Но без ошибок не обошлись. Самая серьёзная – во время летней Олимпиады 1972 года.

Случилось вот что. Шла трансляция футбольного матча за третье место СССР-ГДР. Все хорошо, Озеров ведёт репортаж. Счёт 2:2. Начинается дополнительное время. Ещё десять минут на экране футбол, но неожиданно «картинка», приходившая из Мюнхена, переключается на финал олимпийского турнира по хоккею на траве. Мы ставим заставку, звоним в Прагу в «Интервидение», требуя восстановить футбольную трансляцию. Нам объясняют, что мы должны были вероятность дополнительного времени предусмотреть и заказать унилатеральный канал, работающий только на Советский Союз. Выхода не было: Озеров репортаж продолжает, на экране – заставка. Телевизор примерно 20 минут работает как радиоприемник. Матч заканчивается. 2:2. Обе команды по существовавшим тогда правилам получают бронзовые медали.

Итак, 20 минут на экране заставка. К ужасу главного отдела выпуска и всех, кто находился в студии. За приём олимпийских трансляций отвечали Отто Куртович Либкнехт, руководитель останкинского отдела «Интервидения», и я. На следующий день, оправившись от пережитого, мы досконально во всем разобрались и обнаружили в телексе, пришедшем из Праги, объяснение. В программе так называемого «международного канала», который мы принимали, было четко указано: трансляция дополнительного времени на этом канале не предусмотрена. Начнётся финальная игра хоккеистов. И Мелик-Пашаев, руководивший нашей бригадой в Мюнхене, должен был в Международном Олимпийском Телецентре сделать специальный заказ на унилатеральный канал, а мы из Москвы этот заказ подтвердить. К счастью, этих тонкостей руководители телевидения не знали. Так что все обошлось, нас даже поблагодарили.

…Мы учились. В начале 1973 года Мелик-Пашаев уехал в Прагу работать в программном отделе «Интервидения». Его сменил Александр Владимирович Иваницкий. И под его руководством спортивный отдел, а с 1974 года редакция начали подготовку к московской Олимпиаде.

Портреты
Евгений Майоров

Евгений Александрович Майоров

В 80-90-х годах прошедшего века спортивных комментаторов не выстраивали по ранжиру. Официальных рейтингов не существовало, а потому всеми почитался Николай Озеров, чья популярность – и не только среди болельщиков – была невероятной. Тем более удивительно, что сдержанный, строгий в оценках Лев Филатов, главный редактор еженедельника «Футбол. Хоккей» лучшим комментатором, среди всех работавших в то время в эфире, назвал Евгения Майорова. Мнение Филатова было очень взвешенным. В редакции долго его обсуждали. Были согласие, возражения, обиды. А начинались перемены в жизни Евгения Майорова весной 1976-го.

В репортаже из Финляндии Озеров пригласил к себе в кабину Майорова Бориса, который в то время тренировал хельсинский «Йокерит». Лапину его работа очень понравилась и он поручил Иваницкому пригласить Бориса на постоянную работу в спортивную редакцию. Иваницкий не знал, что тот за границей и принял задание высокого начальника к исполнению. Я отвечал за телетрансляции, и уже мне надлежало найти Борису Майорову замену.

Как раз закончил играть Игорь Дмитриев, капитан «Крыльев Советов». Много раз брал у него интервью, и ответы его всегда были безупречны и по содержанию и по исполнению. Для работы у микрофона это была прекрасная кандидатура. Но его пригласили тренировать «Ижсталь», и он через пару дней на каком-то матче в Лужниках сказал мне, что уезжает в Ижевск. В тот же вечер за кулисами Дворца спорта я встретил Евгения Майорова и осторожно спросил его, не хочет ли он поработать на телевидении. Осторожность моя была объяснима. С его партнерами по спартаковскому звену я дружил, с Женей же общался редко: журналистов он сторонился.

Так уж сложилось, что в знаменитой спартаковской тройке рядом с братом и Вячеславом Старшиновым Евгений оставался в тени. Хотя большинство громких побед с ними делил. И тот, кто хоккейную историю знает, наверняка, помнит о ДВУХ его заброшенных шайбах. В 62-м в матче с ЦСКА сделала она «Спартак» чемпионом СССР. А в 64-м в игре с Канадой забитый им гол принес нашей команде золотые олимпийские медали. Но вернусь к нашему разговору в Лужниках: через пару дней Майоров позвонил и сказал, что готов себя на телевидении попробовать. А 2 мая, если не ошибаюсь, состоялся его дебют.

Приобщение к новой профессии давалось Евгению нелегко. В обыденной жизни он красноречием не блистал, был стеснителен и зажат в общении. К тому же обладал редким даром самооценки, сильно свои возможности занижая. Довольно скоро в редакции решили, что Майорову надо работать в программе «Время» и вести «Футбольное обозрение». Он уже набрался опыта, провел десятки репортажей, но от лестного предложения отказался. «Почему, Женя?» – поинтересовался я. «Знаешь, я еще не готов», – ответил он.

Как Майоров готовился к новой работе оставалось для меня загадкой. Только после его смерти я узнал, какой надежный, требовательный редактор все годы помогал ему. Вера Лаврентьевна Майорова, жена Евгения, начитанный, грамотный человек, по несколько раз вместе с мужем просматривала записанные на видеомагнитофоне его репортажи, пробы в программе «Время». Критиковала, подсказывала, советовала, и после совместных обсуждений вырабатывалось единое мнение. Русский язык – вот что требовало улучшения. Приведу только один пример. Как-то при прослушивании они обнаружили, что слова «сделал передачу» повторялись излишне часто и назойливо. Тогда был составлен целый список выражений-синонимов: «дал пас», «отдал шайбу партнеру», «точной передачей начал атаку» и т. п. Я этого списка не видел и привел фразы, которые могли в нем быть. Наверняка такие «шпаргалки» помогали начинающему комментатору избавиться от штампов.

Майоров приходил к микрофону ровно за 30 минут до начала трансляции. Просматривал полученные составы команд, внимательно следил за разминкой, что-то отмечал в блокноте. И очень сердился, если в это время заходили к нему в кабину. В зарубежных поездках мы всегда жили с ним в одном номере. И здесь за полчаса до отъезда на стадион он усаживался за стол и тоже усердно готовился: что-то просматривал, подсчитывал, записывал. Я старался ему не мешать.

После того, как телекомпанию «Останкино» ликвидировали, Майоров работал на НТВ-ПЛЮС. Он уже тяжело болел, но к каждому своему репортажу по-прежнему готовился с необыкновенным старанием. Подавал пример молодым своим коллегам, которые, впрочем, его отношение к профессии воспринимали без особого энтузиазма. В 1997 году Евгений Майоров скончался. Было ему всего 59 лет.

На его место пригласили Бориса Майорова. Он после выдающейся своей спортивной карьеры много тренировал, а в советские времена возглавлял Управление хоккея Госкомспорта. Потому у микрофона оставался тренером. Много теоретизировал, подробно разбирал возникавшие на площадке ситуации, от экранной «картинки» излишне отвлекаясь. А для Евгения именно «картинка» была приоритетом. Анализировал происходящее лаконично, от советов в эфире воздерживался, помогал зрителю разобраться в том, что тот видит на экране. Ненавязчивую его манеру Филатов охарактеризовал очень образно: “Мне нравится, что Евгений в своей работе не завязывает бантики».

Еще отмечу полный отказ Евгения Майорова от ложного патриотизма. Он искренне радовался победам, поражения принимал с достоинством. Это был его фирменный стиль.

Глава пятая
Трансляции

Итак, 1974 год. Отдел спорта преобразован в Главную редакцию спортивных программ телевидения и радиовещания. Руководитель редакции Александр Иваницкий утверждает у Лапина штатное расписание: отдел трансляций, отдел информации, служба ответственного секретаря.

В 1976 году появился третий отдел – олимпийский. С текущими делами он связан не был. Вел подготовку к Московской Олимпиаде, собирал комментаторов, режиссёров, корреспондентов, редакторов из всех телевизионных студий страны. Грандиозная работа! Требует она подробного описания, что я чуть позже и сделаю.

Прежде всего о главном: о трансляциях, об организации их и проведении. Начну с того, что в 60-е и начале 70-х годов технический уровень нашего телевидения был – скажем мягко – на очень невысоком уровне. За рубежом на спортивных трансляциях работало не менее 6 камер. Уже существовали АПС (аппараты повтора сюжетов), прекрасная экранная графика. У нас ничего этого не было, однако к «идеалу» мы всегда стремились. Со временем к четырём камерам ПТС добавились две переносные. А повторы наладили кустарно. После забитого гола записывающий видеомагнитофон останавливался, пленка отматывалась на минуту назад, и ассистент режиссёра, находившийся в студии телецентра, включал этот эпизод в прямой репортаж. Инженеры даже на старомодных, очень медленно работающих магнитофонах «Кадр» наловчились делать все быстро.

Но оплошностей хватало. «Повтор» часто перекрывал новый интересный эпизод. Так было и с графикой. Составы команд набирались в студии на машинке, и в это же время режиссёр на ПТС готовил интересный крупный план. Как следует не договорившись, кнопки режиссер и ассистент нажимали одновременно, и на лице тренера или игрока появлялся аккуратно напечатанный текст.

Скромную, но очень почетную профессию – редактор на трансляциях – выделю особо. Он должен был из студии наладить связь с комментатором и режиссером и постоянно её поддерживать. Если была в этом необходимость, поправлять и того, и другого. Кроме составов команд, постоянно набирать разнообразные субтитры. Согласовать с отделом выпуска точное время начала и окончания трансляции, обговорить порядок действий при неожиданном пропадании сигнала, отключиться, если – не дай Бог! – появится на трибуне во время передачи из-за рубежа какой-то неподобающий плакат.

В то время существовало ещё одно «избретение», которым мы очень гордились. Часто одновременно с прямым футбольным репортажем для «Футбольного обозрения» записывались трансляции еще одного – двух матчей. Редактор за ними наблюдал и забитые голы воспроизводил в эфире. С этой работой много лет в Останкино прекрасно справлялись Любовь Черемушина и Александр Козлов.

А в 60-х ещё на Шаболовке редактором на трансляциях трудился Аллан Чумак. Да-да, тот самый Аллан Чумак, чьи уникальные способности стали известны всей стране Он был неплохим велогонщиком, завершив спортивную карьеру, пришел работать на телевидение. Был он человек весёлый и общительный, и ничего особенного мы за ним не замечали. А позже, когда он перешёл в учебную редакцию, сослуживцы обратили внимание на то, что Аллан часами сидит с телефонной трубкой и что-то в нее нашептывает. Так, видимо, начинался новый, славный этап его жизни. Несколько лет появлялся он на экране, заряжал воду, лекарства, косметику, помогал зрителям укреплять здоровье…

Удивительно, но немногочисленные трансляции из Москвы за рубежом воспринимались прекрасно. Технические слабости нельзя было не заметить, но режиссерской, операторской работе люди, понимавшие в этом толк, давали высокую оценку. Кто-то из них даже вспомнил самые первые наши репортажи, не представляя каких усилий требовала их организация.

Об одной я уже написал. Финальный матч чемпионата мира по хоккею 1957 года СССР – Швеция на открытом воздухе в присутствии 50000 зрителей.

А в 1962 году прошла и вовсе уникальная трансляция. Два дня на Большой Спортивной Арене Лужников лучшие конькобежцы мира разыгрывали звание абсолютного чемпиона. Каждый день трансляция продолжалась три часа. 80 тысяч зрителей. 15-градусный мороз никого не пугает. Борьба идет ожесточенная. И в конце награда за долготерпение: с лавровым венком победителя круг почета совершает Виктор Косичкин. А в Европе миллионы зрителей, сидящих в тепле у своих экранов, с удивлением за этим наблюдают.

Но самое удивительное, что и хоккейный чемпионат, и конькобежный показывали все той же четырехкамерной ПТС. И что это были за камеры! Тяжелые, неповоротливые, с маломощными объективами, которые операторы героически отогревали.

Аппаратов замедленного повтора не существовало. И повторение проводилось тем же доморощенным способом, как и во время футбольных трансляций. Отсутствовала и экранная графика. Честно говоря, не помню, как показывали результаты конькобежцев. По-моему, включали камеру, направленную на табло стадиона, где результаты появлялись.

Конечно, зарубежных зрителей подкупала экзотика: снег, мороз и заполненные до отказа трибуны. Какое бы удовольствие получили они, если бы существовала возможность показать работавших в эти дни телеоператоров. В валенках, старинных овчинных тулупах, заимствованных в костюмерных «Мосфильма», они напоминали крестьян, которые с вилами в 1812 г. преследовали отступавшие войска Наполеона. Головные уборы и вовсе не поддавались описанию. Не знаю, как выдерживали мороз руки: ведь в дворницких рукавицах управлять камерой невозможно. Помню только, что за каждой камерой, сменяя друг друга, работали два-три оператора, которые через каждые пятнадцать минут бегали к батареям отогревать руки.

К сожалению, у меня нет возможности восстановить имена тех, кто стоял в те дни у камер, а вот режиссеров, сидевших в ПТС, назову: Николай Николаевич Аристов и Павел Александрович Исаков – первые режиссеры советского спортивного телевидения.

Я уже писал: в одно время спортивных передач было многовато. Критиковали нас в прессе, критиковали коллеги из других телевизионных редакций, чье эфирное время мы забирали. Даже зрители, пресытившиеся хоккеем и фигурным катанием, начали присылать недовольные письма.

Сейчас я думаю, что критика эта относилась не только к количеству передач, но и к их однообразию. Представьте, вместо хоккейного матча «Ижсталь» – «Спартак», который однажды поставили в программу по просьбе высшего партийного руководства, появились бы на экране автогонки «Формулы 1» или матч теннисистов на Уимблдоне или соревнования горнолыжников. Не сомневаюсь, наши критики отложили бы в сторону авторучки и бросились к экрану. Ведь эти трансляции предлагало нам «Евровидение». А ещё финалы футбольных Кубков, велосипедный «Тур де Франс», немодные тогда гонки биатлонистов и даже игры НХЛ и НБА. Но об этом запрещалось вспоминать. Лицензии стоили дорого, зритель о таких трансляциях и не мечтал, высоких руководителей, признававших только футбол и хоккей, все прочее мало интересовало. Так что простому болельщику, привычному к телевизионному спортивному рациону, вполне хватало таких трансляций, как матчи ЦСКА – «Спартак» в хоккее, «Спартак» – «Динамо» (Киев) в футболе и других.

А организовывала международные передачи специальная группа редакторов. В 80-е, 90-е годы они были на связи с «Интервидением», «Евровидением», иногда напрямую с владельцами прав на трансляцию. Готовили все необходимые для заключения договора документы, а после его заключения контролировали его выполнение (своевременная оплата, технические вопросы и наконец появление трансляции в эфире). В «Останкино» с этой работой успешно справлялась одна Наталья Соловьева, а позже на НТВ-ПЛЮС к ней присоединились и стали суперпрофессионалами Светлана Краснокутская, Максим Сицкий и Варвара Игнатова.

В 90-х годах все изменилось. Телевидение платило теперь не только зарубежным, но и своим командам за то, чтобы показать их матчи со стадиона «Динамо» или из Лужников. Крутых руководителей российских клубов, возникших буквально из ничего, абсолютно не интересовало (в отличие от зарубежных президентов), увидят ли игру собственные болельщики. Деньги и только деньги решали все! Сомнительные личности, называвшие себя представителями зарубежных команд, чуть ли не ежедневно появлялись в останкинских кабинетах, но первые же минуты разговора с ними не оставляли сомнения, что перед тобой мошенник средней руки.

К счастью, тогда же появились и первые серьезные посредники. Общение с ними много дало. Нашим учителем в переговорах был Евгений Гаврилович Оксюкевич, опытнейший работник Главного управления внешних сношений Гостелерадио. Помню «историческую» беседу с Андрашем Шалаи (в прошлом известным фигуристом, а затем представителем серьезной посреднической фирмы), направленным в Москву «прощупать» российский телевизионный рынок. Оксюкевич собирался купить у Шалаи права на трансляции Уимблдонского турнира. Наши возможности Шалаи представлял весьма смутно и потому предложил цену – 100 тысяч долларов. Оксюкевич, не задумываясь, ответил: «Семь тысяч!» И столь же стремительно Шалаи сказал: «Согласен». Так на наших каналах, тогда практически бесплатно, впервые появился Большой теннис. Я хорошо помню эту историю, потому что это был первый договор, оформленный по всем правилам: заполненные бланки, подписи ответственных лиц, печати. Постепенно, уже без помощи Оксюкевича, мы научились достойно вести переговоры, торговаться, находить компромиссы и сами продавать свой «товар».

А вот на украинском телевидении переход на новые условия покупки трансляций шёл медленно. И эта неторопливость весной 1992 г. привела к грандиозному скандалу.

В Лозанне в Олимпийском музее проходило совещание телевизионных спортивных экспертов, представлявших все европейские государства. По парадной лестнице не спеша, с чувством собственного достоинства поднимались участники. А перед входом в зал рафинированный интеллигент Фернандо Прадо, руководитель испанской компании TVE, воинственно поблескивая очками, с кулаками наскакивал на нашего старого друга Виктора Фисюна, представителя Украины.

Как оказалось, накануне вечером в Киеве состоялся матч между «Динамо» и «Барселоной», и Фисюн (верный испытанным советским схемам) договорился с Прадо о бесплатном обмене трансляциями. Динамовские же руководители, которые в коммерческих делах слыли специалистами, никого не поставив в известность, продали права на трансляцию мелкой частной компании. Матч начался, «картинка» из Киева пришла в Испанию, но появилась не на TVE с миллионной аудиторией, а на малодоступном канале, к тому же платном.

Фисюн об этом ничего не знал и прибыл на совещание в превосходном расположении духа. Во время разноязычной перепалки, не без труда прерванной, все искренне сочувствовали испанцу. Два следующих дня, пока мы находились в Лозанне, на Фисюна было страшно смотреть. Он мог обсуждать только одну тему – как теперь вести себя с хитроумными динамовскими коммерсантами. И я щедро делился с ним накопленным опытом: правильным решением старых проблем в новые «рыночные времена”.