Текст книги "Что на роду написано…"

Глава 10

2017 год, Москва

Когда Платов, всегда тонко чувствующий окружающую обстановку, договорился о встрече с Каменским у памятника героям Плевны, он уже примерно понимал, что услышит от чиновника администрации президента. Да уж и куда яснее: прежде безотказный телефон стал дозваниваться до нужных людей реже, поставки подвисали всё больше, а прежние радушные партнёры улыбались как-то натужно. Пазл из этого складывался нехороший, хотя внешне всё оставалось пристойным: кроме вопроса с кредитом, все остальные дела продолжали пусть со скрипом, но двигаться. Хотя именно это ощущение – будто толкаешь несмазанную тяжёлую дверь, когда прежде все двери распахивались перед тобой настежь, – сильно раздражало. Будь Павел чуть сильнее склонен к меланхолии – его бы уже давно этой дверью придавило. Но, по счастью, ему пока вполне хватало воли преодолевать трудности. Только характер, пожалуй, совсем испортился вместе со сном: заснуть получалось не всегда, и это сильно отдавало по утрам в виски, заставляя мучиться от головной боли без всякого похмелья.

Потерять сон было из-за чего. И Виталик со своими закидонами и непонятной агрессией находился далеко не в первом списке проблем, лишавших Платова покоя. О нём Павлу Николаевичу в общем-то некогда было вспоминать, учитывая количество свалившихся трудностей.

Не до дружеских разборок, когда кредитный комитет отодвигается всё дальше и дальше за горизонт. И если в самом начале затяжку можно было объяснить шумихой после убийств чиновников, а также покушения на Платова, то по прошествии месяца эта причина работать перестала. Забыть о проекте не могли, но клинч, в который это дело вошло, никак не хотел устраняться. И когда Павел, приехавший к часовне Шервуда чуть заранее, изучал барельеф с героическим гренадером, его посетило чувство, что ответы Каменского могут ему не понравиться.

А день был совершенно замечательный: в небе, лишённом облаков, белым кругляшом висело раскалённое солнце, прогревавшее кирпичные бока домов. Недавно ожившие велосипедисты пересекали улицы, размечая их неровными мокрыми пунктирами, высаженный по периметру сквера «зелёный экран» радовал глаз, и даже слезшая с памятника краска не смотрелась удручающе.

– Любуешься нашим героическим прошлым? – появившийся Сергей Каменский щурился, но очки в отличие от Павла не надевал. Подумав, Платов снял их тоже: не всегда комфортно, когда не видишь взгляда человека. И почти сразу об этом пожалел: свет показался ему слишком ярким. – Прости, немного опоздал: пришлось задержаться по одному вопросу… Но к делу: я правильно понимаю, тебя интересует судьба кредита?

– Да, вернее, его отсутствие, – шутка вышла невесёлой, и Павел сам поморщился от её звучания. – В прошлый раз речь шла о паре недель, но сейчас идёт уже второй месяц, и мне нужно понимать, на что я могу рассчитывать.

– В данный момент, Паш, пока не время делать резкие движения. Хочешь дружеский совет? Подожди ещё немного.

– Я бы и рад, вопрос – сколько? Строительство идёт, его так просто не остановишь.

– Знаю, Паш, но пойми и ты: обстоятельства изменились, – Каменский сделал паузу, будто отмеряя по миллиграммам ту дозу информации, которую до Павла следовало донести. – Прежде это был вопрос нескольких дней, а сейчас всё усложнилось.

– Что ты имеешь в виду?

– А ты будто не знаешь… Покушение на тебя – дело, конечно, неприятное. Хорошо, что всё обошлось… Но ладно бы только оно. О тебе пишут, Паш. Много пишут. Скажем прямо, это никому не нравится, учитывая, что именно ходит по рукам…

– Но ведь это смешно, – только и смог сказать Павел. – Неужели кто-то читает эту лажу? Это даже не пресса.

– Не пресса, – Каменский сочувствующе кивнул. – Но папки кому надо заносят. Ты извини, Паш, но, если запросишь кредит сейчас, вряд ли решение будет в твою пользу. Прикрой тылы, посмотри, что там и как, а после видно будет…

Попрощались скомканно. Всю дорогу до офиса Павел чувствовал себя уже порядком пожёванным, но всё-таки сама встреча, оставив неприятный осадок, многое прояснила. Получалось следующее: все недомолвки, провисания и отмены последних недель больше не казались происками сверхъестественных сил или проверкой фортуны на прочность. Кто-то явно решил сделать всё возможное, чтобы проект, только на план которого извели пару небольших подлесков, не был запущен. И тут неизбежно вставал вопрос: ради чего?

Без госкредита на деньги от Барни и Чейз Манхэттен банка рассчитывать не приходилось; всё, что Павел уже мог вложить из своих личных средств, было вложено в проект изначально. Платов понимал, что у него остаются два варианта: попытаться либо найти соинвестора, либо сбыть завод с рук, выйдя в ноль или в небольшой минус.

Первый план был почти утопией: если даже предположить, что у кого-то есть требуемая сумма, нужно ещё его согласие вести дела с Платовым, который, как он сам сейчас понимал, постепенно становился для окружающих почти токсичной фигурой. Вариант же с продажей он отбрасывал сразу. Да, недострой грозил повиснуть на его шее мёртвым грузом, еженедельно выкачивающим тонны денег. Но репутацией, как бы её ни пытались очернить, Павел дорожил больше. Отказаться от обязательств и сдаться под грузом обстоятельств значило своими руками поставить крест на своей надёжности, а Платов всегда доводил начатое до конца. Поэтому всё, что ему оставалось, следуя совету Каменского, – «прикрыть тылы». И именно этим он планировал заняться незамедлительно.

– Вызови мне, пожалуйста, Сабурова, – попросил он Лену, едва перешагнув порог приёмной. – И попроси его подготовить отчёт о последних публикациях, связанных со мной и с компанией.

В кабинете начальника Роман Сабуров появился в таком виде, что Платов сначала его не узнал. Про таких обычно говорят «запаршивел»: всё лицо Ромы заросло неровной сероватой щетиной, пробивавшейся кустиками даже вблизи глаз. Павел неодобрительно покачал головой.

– Вот, Пал Николаич, – сказал Сабуров, выкладывая перед Платовым кипу свежеотпечатанных листов, – как вы и просили. Все статьи о вас я скринить и перепечатывать не стал, отобрал самые типовые. Всё равно почти везде одно и то же, только источники множатся: сейчас их приблизительно четыреста пятьдесят штук, но там и бесконечность не предел… Всякие «криминалы. ру», «фактограф. нет», «досье. ком»…

Платов взял со стола стопку. На первой же странице его поприветствовал красочный заголовок «Сколько стоит отмазать международного преступника?». Павел бегло пробежался по тексту: в своём опусе неизвестный автор, сгущая краски, повествовал о Платове, который не только дружил с криминальными воротилами из списков Интерпола, но и сам не брезговал всякими сомнительными финансовыми аферами.

– Там дальше совсем липовые статьи, скандалы, интриги и всё в том же духе. Риторика немного поменялась, но всё как с теми чиновниками: вы – воплощение зла, легализовавшийся криминальный авторитет, развязывающий войну с государством, а весь ваш бизнес – способ отмыть кровавые деньги… Ну и эту тему дальше мусолят, приводят новые «доказательства» и разоблачают вас, так сказать, по всем фронтам. Это всё, конечно, выгребная яма, но…

– …но в папки пришить можно и кому надо занести – тоже… – закончил мысль Павел. – Это я уже понял. Ты говорил, что вы будете блокировать всю эту хрень. Что-то пошло не так?

– Не то чтобы не так… – Сабуров отвёл глаза, будто его уличили в том, что он вынес колбасу с производства. – Просто их слишком много. Банально ресурсов не хватает весь этот спам нон-стопом удалять. Если немного углубляться в тему, то представьте себе, что все эти помойки, которые публикуют статьи о кровавом бизнесмене из девяностых, привязаны к нескольким сеткам. И там безостановочно накидывают лопатой дерьмо. Тот, кто это заказал, вышел на руководителей таких сеток…

– Ты сказал «сеток»? Сколько их? – уточнил Павел, выловив в потоке рассуждений неизвестно откуда взявшееся множественное число.

– Да, в нашем случае удалось выявить пять. Все украинские. Как по учебнику работают: левые сайты, паблики, соцсети, боты. Это ведь прибыльный бизнес: сначала у одного берут деньги за то, чтобы негатив разместить, а потом у того, против которого размещали, выбивают ещё большие деньги за то, чтобы это всё убрать. Причём иногда даже заказчик не нужен: вот сидят пиарщики и думают, как бы купонов состричь, а потом стряпают серию статей на какого-нибудь бизнесмена, который на слуху, чтобы он сам пришёл просить о блокировке. Не наш случай, правда.

Всегда, когда от Ромы требовалось говорить дольше пяти минут, с ним происходила метаморфоза: пускаясь в длинные пояснения, он как будто сначала сам себя подгонял, отчего периодически начинал злиться и разъяснять каждую мелочь. Зачастую так общаются с детьми-школьниками, за которых проще сделать математику, чем толково разъяснить её, – по той простой причине, что папа ещё помнит, как извлечь дискриминант, но не особо помнит, что это такое. Сабуров, увлекаясь, автоматически уходил во всевозможные тонкости «кухни», щедро пересыпая их экранами, хостами, проводниками и серверами прокси, чем ещё больше путал слушателя. Вот и сейчас, затеяв краткий курс по принципам очернения репутации, Рома явно пропускал логические операции, казавшиеся ему несущественными.

– Почему ты так уверен, что нас заказали? И почему исполнители именно с Украины? – скорее для проформы спросил Павел, спуская Сабурова на землю. Сам он, конечно, в случайности не слишком верил, но под таким углом ситуация определённо играла новыми красками, и Платов пытался понять, какими именно.

– Почерк типичный, – развёл руками Сабуров. – В первую волну ещё пытались изображать журналистику: вроде как подумайте сами, кому выгодно стрелять в чиновников, – а теперь вас просто притягивают за уши ко всем перестрелкам 90-х. Что касается Украины… Именно там локализованы почти все эти компроматные сетки. Исторически сложилось, что украинские пиарщики мощнее наших. Они на таких вещах собаку съели: скандалы, интриги, расследования… Любой каприз, как говорится… Ну и второе – дотянуться нам до них посложнее будет.

Платов задумался. Киев, который он помнил, всегда славился практически неисчерпаемым запасом творческих сил. То ли мягкий климат делал людей острыми на ум и язык, то ли внесли свою лепту вековые межнациональные браки, порождавшие южную бойкость креатива, в которой «малороссам» равных не было. Присущее этому народу желание показать себя и свои таланты с завидным упорством толкало их на сцену и на трибуну. Под рампами они успешно осваивались благодаря юмору – простому и хорошо понятному всем, от чопорного Питера до сибирской глубинки. Недаром многие успешные кавээнщики, ставшие популярными в 90-е, на поверку оказываются уроженцами левого и правого берегов Днепра.

В политике же украинцы, привыкшие иметь дело с евреями и турками, часто берут от первых деловую смекалку, а от вторых – некоторую преувеличенную театральность, порой доходящую до обидных обвинений в популизме. На поверку это всё тёмная сторона той же украинской демонстративности, делающая невыносимым прозябание на задворках истории. И Павел допускал, что рано или поздно даже страной поставят управлять человека-артиста – а что, в истории уже бывали прецеденты. Рональд Рейган или вот Джимми Моралес недавно… Как говорится, если кухарка может управлять государством, то чем актёр хуже? Лишь бы не цирковой – клоунады за последние годы уже наелись…

Так или иначе, слова Сабурова о креативном потенциале украинских пиарщиков Платова не удивили. Сетки, серверы, все эти сайты – глубоко вникать в это Павел не хотел, да и нужды особой не было. Всё, что его интересовало, – как заткнуть наконец болтунов из Незалежной.

– Скажи мне, я ведь правильно понимаю: решить это по закону мы не сможем? – поинтересовался Платов, уже предчувствуя положительный ответ.

– Да, – без обиняков кивнул Сабуров. – Тут ведь какая штука: «прописка» всех этих сайтов под наше законодательство не подпадает. Да и «зеркала» везде – ну, это когда все данные с одной страницы в случае блокировки уходят на другую, – пояснил он, заметив, как бровь Павла ползёт вверх. – Проще говоря, это гидра: рубишь одну голову – сразу вырастают две. Да и чтобы все эти сайты блокирнуть, нужно сразу исков триста подать и все выиграть, а потом ещё дождаться исполнения решения суда… А на кого подавать в суд? Выходных данных всякие «компроматы. нет» не публикуют… В общем, всё это долго, муторно, дорого, да и будет как с Барброй Стрейзанд. Она так хотела фото своего дома убрать, а в итоге добилась того, что только об этом и писали. «Эффектом Стрейзанд» теперь это и называется.

– Ну, тут уже переживать поздно: все, кто хотел, уже о «доне Платове» прочитали… – усмехнулся Павел. – Но я тебя понял: шумихи будет много. Не вариант. Есть ещё предложения?

Рома пожевал губами, будто не решаясь озвучить то, что само вертелось на языке: ему явно было неудобно.

– В принципе, есть… Как я уже сказал, мы можем попробовать выйти на владельцев сеток и перекупить их, скажем так. Все имеющиеся материалы назад мы уже не засунем, конечно, но что-то подчистят, некоторые уберут, а потом накачают инфополе какими-нибудь позитивными новостями о вас. Там по желанию можно придумать сценарий. Я примерно подсчитал даже, сколько это могло бы стоить. Так, чисто для себя…

– Говори уже прямо. Сколько?

– Примерно триста – четыреста тысяч, – Рома запустил пятерню в волосы, пытаясь скрыть неловкость. – Не рублей и не гривен, конечно…

– Да я уж понял. А не многовато будет?

– Может, ещё и маловато. Но тут ведь как: никто не даст гарантий, что не появятся новые «помойки» или…

– …или эти ушлые ребятки не будут просить на пропитание каждый божий день, угрожая воротить всё взад, – закончил Павел.

– Всё так. Ну и не факт, что мы их вообще сможем перекупить: учитывая, как ребята работают, думаю, им могли заплатить за то, чтобы мы не смогли всё перебить деньгами.

– Итак, судиться бессмысленно, подкупать тоже… – проговорил Павел, беседуя больше с собой, чем с Сабуровым. – Что же нам тогда остаётся?

Он уже думал над этим вопросом раньше. Кто бы ни стоял за всей этой историей, пока он делал всё достаточно грамотно, раз за разом нанося удары по репутации Платова. Пока удары были хотя и чувствительными, но не фатальными, однако ждать, чтобы «доброжелатель» набрался сил для более мощной атаки, Павел не собирался. Сейчас, когда два варианта решения проблемы отпали, сам собой нарисовался третий…

– Пал Николаич, а у вас же есть связи на Украине? – внезапно спросил Сабуров, будто вспомнив что-то важное. – Вы же сами из Киева. Может, мы людей оттуда подключим? Этим умникам хвост бы как-нибудь прищемить… Может, кто-то из местных ментов или других каких силовиков? – Сабуров то засовывал, то высовывал руки из карманов жестом курильщика, не решающегося курить при своём руководителе.

А Платов между тем понимал: хвост прищемить можно. Только вот подключать нужно совершенно других людей.

– Скажи, Ром, а можно найти этих украинских умельцев? Или хотя бы их как-то локализовать, а то фраза «они на Украине» – это слишком уж масштабная задача.

– Ну… Теоретически можно, но это займёт некоторое время. Я бы советовал всё-таки рассмотреть вариант с денежным решением. Временно, чтобы хотя бы темп накапливания негатива сбить…

– Нет, – отрезал Павел. – Только этого нам не хватало. Перебьются. С террористами, Рома, не договариваются. Себе же потом боком выйдет.

Сабуров скривился, всем своим видом показывая, что воля, конечно, ваша, но лучше бы поступить по-другому. Вслух, однако, он только пообещал предоставить новую информацию, как только она появится, и, распрощавшись, ушёл к себе, уже раздавая какие-то указания по телефону.

Итак, расклад постепенно прояснялся. Платов откинулся на стуле, достал сигареты.

Будь он точно уверен, что всё это заказуха конкурентов – возможно, следовало бы поступить по закону. Судиться наверняка пришлось бы долго, но вряд ли после такого кто-либо в ближайшие годы решился бы на него наезжать в информационном пространстве. А уж после столь яркого «обнародования» его связей с криминалом… Интересно, если, по мнению авторов, Павел Платов может купить всех и получить любой тендер, зачем ему вообще строить в Калининграде какой-то там завод? Несерьёзно как-то.

В данном конкретном случае задействовать механизмы государства было решительно невозможно. Нынешние события наводили на мысли скорее о вендетте, а не о грязной конкуренции, ведь вся риторика «левых» сайтов была направлена против него лично. Раз так, политес разводить бессмысленно и бесполезно – нужны эффективные и, что особенно важно, максимально быстрые методы.

Информация Сабурова об Украине выглядела перспективно. Во-первых, это было хоть что-то: пока платовский «доброжелатель» никак себя не выдал, что-либо предпринимать было затруднительно. Теперь же есть наводка. Во-вторых, само по себе место располагало к тому, чтобы поднять прежние связи – и дружеские, и деловые. Многие, кого Павел знал по Киеву и Украине, всё ещё пребывали в добром здравии и не утратили авторитета, а кое-кто даже его заметно нарастил.

Силовики, которых предлагал Роман, были, конечно, не в счёт: больно уж муторно, и эффективность сомнительная. Да и для себя Павел уже решил, что если все так настаивают, что нынешняя ситуация корнями уходит в платовское прошлое, то и разбираться с ней следует «по старинке».

В общем, раз СМИ-помойки прочно связывают Павла Николаевича Платова с криминалом, не будем их разочаровывать.

План дальнейших действий более-менее выстроился. Чем скорее Сабуров поймёт, где хоть примерно находятся «центры управления» сетками, распространяющими негатив, тем быстрее можно будет, фигурально выражаясь, заслать туда… людей, умеющих решать проблемы нестандартными методами. Главное – дать им внятную зацепку.

К слову, о зацепках: не мешало позвонить Кашину. Со следователем Павел Николаевич не общался около двух недель, и сейчас его занимал вопрос: сдвинулось ли что-то в расследовании убийств чиновников и покушении на него?

Платов взял со стола телефон и, полистав ленту контактов, нажал на вызов.

Ответил Аркадий Кашин почти сразу, но разговор не получился: сплошные полутона и недосказанности. Хотя и нельзя сказать, что беседа была бессодержательной: то, что следователь считал важным донести Платову, он донёс.

Встретиться лично полковник возможности не имел: по его словам, последние два дня он находился в командировке в Петербурге, куда его отправили «на неопределённый срок».

– Понимаете, Павел Николаич, – официальный тон Кашина звучал непривычно. – В данный момент дело, о котором мы говорили раньше, находится в неактивной фазе. Следствие не располагает новыми фактами, а проверка уже имеющихся сопряжена с… некоторыми трудностями и препятствиями. Да и вообще, как вы, наверное, знаете, такие дела не двигаются быстро…

«Намёк понятен, – отстранённо подумал Павел. – Всё застопорилось».

– Кроме того, – продолжал Кашин, будто надиктовывая рапорт, – помимо этого дела, мне за последнее время поручили ещё несколько, что, как вы видите, связано с разъездами. Потому прошу вас не удивляться, если я не всегда буду доступен. Или если наше общение будет не таким плотным, как предполагалось ранее…

«А по-русски это так: меня заваливают работой, чтобы это дело я не трогал, – перевёл для себя Павел. – Закрыть его просто так не могут, но и расследовать желанием не горят, поэтому пытаются слить по-тихому. Расследование вроде как идёт, а куда и с какой скоростью – никого не волнует».

– …поэтому, – заключил Кашин, – я сообщу вам, как только будут какие-то новые вводные. А пока рекомендую вам…

– …немного подождать и прикрыть тылы? – сыронизировал Павел, припоминая последние заветы Каменского.

– Почти. Я вижу, что вокруг вашего имени сейчас стало ещё больше шумихи. Это, конечно, не в сфере моей компетенции… Но рекомендую не выступать ни с какими опровержениями и официальными заявлениями.

– Я похож на идиота? – искренне изумился Павел.

– Не похожи. Но многие на вашем месте и не такое предпринимают… Знаете, потоки негатива – это серьёзное испытание, выносить такое непросто. Особенно когда начинают таскать по ведомствам всякие распечатки…

«Опа! И о папках следователь тоже знает. От дела его вроде как отодвинули, но легко отказываться от него полковник явно не собирается и хватку не ослабляет».

– Надеюсь, вы и дальше будете сохранять благоразумие, и нам будет… проще стоять на страже закона, – последние слова Кашин, как показалось Платову, произнёс с некоторым саркастическим оттенком.

– Спасибо на добром слове, Аркадий Игоревич…