Текст книги "Время жестоких чудес"

Яд медузы убивает за сто ударов сердца…

Ты!.. Тварь!..

Гнев оказался сильнее боли. Студенистое тело у него на ладонях вскипело, взорвалось ошметками мгновенно сгорающей плоти.

Было холодно и темно. Он словно через туман видел мутные силуэты, слышал как сквозь вату глухие рокочущие голоса, но там, в изнанке мира, ярко сияло направленное на них внимание, теплые мысли щедро делились силой жизни с двумя готовыми уйти душами.

Люди спешили к ним.

Алек последним усилием отправил себя глубоко в Живу, насилуя, замедлял бешено колотящееся сердце, оглушая нервы, пережимал сосуды, запрещая яду распространяться. Он смутно почувствовал, как его колени ударились о горячие камни, и сообразил запоздало, что туман ему не причудился. Поле битвы с огненной медузой заволокло паром мгновенно испарившейся со всего переката воды.

Тут с камнями повстречался его лоб, и реальный мир надолго перестал интересовать Александра…

Берег Реки

Привет…

Кто?..

Я…

Кто ты?

Здесь нет имен.

Девушка парила в бесконечной синеве, ее прозрачное тело сияло Светом, за исключением левой руки и бедра. Они источали тревожную красную боль.

Ты в порядке?

Она глубже скользнула в Живу, осторожно тронула устремленные в будущее вероятности. Некоторое время рассматривала их, потом вернулась в этот момент.

Ожоги пройдут без последствий. Спасибо тебе.

Где мы?

Здесь нет названий. Просто – изнанка реальности. Берег реки жизни.

Девичий силуэт беззвучно скользил в Живе. Он двинулся следом – к выходу.

И снова была боль.

Мне это уже надоело, подумал он, сворачивая свою боль в тугой клубок и запрятывая в дальний уголок сознания. Пробежался мыслью по своему телу, бесстрастно, словно хеттман, устроивший смотр войским отрядам.

Основные функции не нарушены, отметил холодно. Через неделю смогу держать меч, а сие главное.

Надо же, я и думаю, как вой древности.

Ну и пусть.

Он смотрел в Живу, пока не нашел там ее, их души соприкоснулись в изнанке мира, а в реальности встретились их руки.

Спасибо ты спас

Каждый бы так поступил

Не у каждого бы получилось ты ненормальный как наши древние войи

Совпадение мыслей настолько потрясло его, что он выпал в реальность.

Это – теплое касание пальцев.

Это – запах лекарственных трав и боли. Травный дом?

Алек открыл глаза, проморгался.

Это – потолок. Подвешенные пучки лекарственных трав, косые окна…

Это – стена. Резные доски, полки со склянками. Ну да, точно травный дом.

Это – стоящая у стены кровать.

Это – девушка в бинтах на кровати, бледное, без кровинки, лицо, на котором живут синие глаза.

Синие-синие.

– О, – сказал Алек, – это ты.

– Это я. – Криста улыбнулась криво. Словно ей опять было больно улыбаться. – Жалеешь, что спас меня?

– Чего?! – возмутился Алек.

Криста касалась здоровой рукой его руки над локтем. От плеча до локтя ему было приятно. Предплечье было залито болью. Ладонь горела, словно он размешивал рукой кислоту. Правая была еще хуже, ему казалось, что руки у него больше ног, огромные, горячие, источающие дергающую боль там, куда не достали уколы экстракта покой-травы.

Девушка отпустила его руку, привстала на кровати, наклонилась. Его щека ощутила быстрое тепло.

– Спасибо…

Он хотел тронуть щеку, неловко пошевельнулся и задохнулся от боли. Опять во всем мире не было ничего, кроме боли, а потом ее словно раздернули надвое. Кровавая дымка внутри него постепенно рассеивалась, снаружи послышался всхлип.

– Твоя боль – моя боль, – сказала она, и Алек понял, что это действительно так.

– Не смей… – прохрипел он, пытаясь забрать свою боль обратно. Криста покачала головой, с легкостью избегая его неуклюжих попыток поймать ее в Живе.

Он подумал о касании горячих губ, и боль испуганно спряталась. Боль боится девичьих губ.

– Обычно в это время года медуз не бывает, они плывут позднее. Меня задел десяток-другой нитей, и я тут же пошла ко дну, а ты…

Она содрогнулась, вспомнив свою боль и пытаясь представить его боль.

– Ты мог бы…

Ты должен был…

Умереть просто от болевого шока.

Алек вздрогнул, когда боль снова запустила когти в тело.

– Я испытываю боль, а боль испытывает меня. Мне приходилось и хуже – вот хотя бы на Испытаниях…

– Я была там, если забыл.

– Сложно забыть – ты едва меня не пристрелила.

– Но ты понял почему?..

– Да. Я понял.

Они молчали, но тишина не была неловкой.

– Кто-нибудь еще трогал мою боль, там? – спросил он.

– Нет. Ты вовремя потерял сознание. Майнус хорошо тебя обучил.

Алек шевельнул забинтованными пальцами, сознание туманилось, но он все же смог заставить шарик тониковой жвачки в миске на столике рядом с кроватью воспарить и отправил себе в рот. Криста дотянулась нераненой рукой.

Они стали друзьями.

Когда на его руках наросла новая кожа взамен срезанной вместе со стрекательными нитями медузы, они часто фехтовали, вместе ходили в разведывательные рейды, участвовали в нескольких боевых. Криста прикрывала его, когда он еще неуверенно держал в руках меч, но вполне успешно стрелял и ловил в узду ветер. Когда Алека охватило временное помешательство после прямого телепатического столкновения со священником противника, Криста вместе с друзьями ночами сидела у его кровати, не позволяя его рассудку навеки соскользнуть во Тьму.

Странная была эта дружба. У Алека никогда не было друга-девушки. Криста многому его научила.

Он даже начал думать, что…

– Нет.

– Что?

Они только что закончили поединок, стояли рядом на площадке. Алек чувствовал кожей близость разгоряченного девичьего тела.

– Я говорю – нет.

– Что – нет?

– Все – нет. – Она помолчала, не глядя на него. – И не думай так… по крайней мере воздерживайся от сих мыслей в моем присутствии. Что ты там думаешь и делаешь с собой наедине, меня не колышет. Но не думай так рядом со мной.

Алек почувствовал, что его уши наливаются малиновым пламенем. Но как?..

– Вот как! – Криста взмахнула деревянным мечом, Алек еле уклонился и позвал в руку свой.

– Ты чего?! – кажется, она снова желала его убить.

– Вот чего! Защищайся!

Мечи столкнулись, разлетелись, она размахнулась широко – слишком широко, и Алек не упустил момента, шинай словно сам собой метнулся вперед в коротком упреждающем. Девушка вскрикнула, меч улетел из руки.

– Извини. – Алек опустил меч, шагнул к ней. – Дай посмотрю…

Девушка сильно оттолкнула его, Алек ударился затылком о столб.

– Ты чего?!

Криста лизнула длинную царапину на руке, выкусила занозу, сплюнула:

– Вот чего. Ты реагируешь. Я нападаю – ты реагируешь не думая, релфес… кефлекс… рекфлес… тьфу ты, привычка движения.

– Рефлекс?

– Во-во, он самый. Мы много времени проводим вместе, мы друзья. И ты реагируешь на близость меня. Реагирует твое тело. Реагирует мышление, ты из радоничей, а там необычна просто дружба между юношей и девушкой. Но то, что ты ко мне испытываешь, носит другое имя. Не обольщайся, я не хочу тебя обманывать. Ты хороший парень, и ты спас мне жизнь, но я не буду с тобой.

Алек покраснел так, что об его уши можно было бы зажигать сигары.

– Извини… – пролепетал он. – Я не хотел тебя обидеть…

– Нет. Это ты извини. Это я тебя обидела. – Криста вздохнула, отвернулась. Алек смотрел на нее и понимал – девушка права, с Кристой это вообще частенько случается. Он чувствовал только животное желание, человеческое смущение, тоску по несбывшемуся, некоторую обиду и на себя, и на нее. Когда любовь, чувствуют не то.

– Прости меня. – Он решился и положил ей руку на плечо. – Друзья?

– Друзья. – Она вздохнула и наклонила голову, потерлась щекой о руку. Юноша подумал, что что-то неправильно, но задумываться не стал. Он только что едва не уничтожил их дружбу – просто мужскими мыслями.

Ее меч взметнулся, Алек уклонился, ушел в сторону, и деревяшка бешено закрутилась, с гулом рассекая воздух, окружая девушку светлым мельканием, мгновенными выпадами поражая воображаемых противников. Напоследок Криста махнула широко, снова едва не зацепив Алека, и гигантским прыжком с места вскочила на бревно.

– Игра?

– Игра. – Алек поднялся на бревно, и Криста пошла в атаку.

– Люди говорят, ты мыследей. – Ее меч метнулся в змеином уколе в грудь, Алек легко отбил и контратаковал.

– Наверное… – Нанес удар по среднему горизонту, Криста изящно ушла, словно была на твердой земле, не на скользком бревне, и тут же сменила стиль.

– Наверное, мыследей, или, наверное, говорят? – Она нанесла широкий двойной удар вверх-вниз, с падением меча вдоль тела, для защиты и сохранения равновесия.

– И то, и то. – Он ответил таким же двойным ударом слева-справа, с разрывом и сокращением дистанции. – Кто говорит-то?

– Многие… Твои войи, Гном и Шанка…

В сознание стукнулась ее мысль:

не лыбься их мнение между прочим высоко оценивается

– …Верея, Эдмунд, Старик… – С каждым именем они обменивались короткими ударами по верхнему и среднему горизонту. – …Лина – иногда она о тебе только и говорит…

Алек нарушил полет меча, и девушка сшибла его в грязь.

* * *

После тренировки и купания он долго бродил по городку, едва видя, куда идет. В ушах до сих пор звучали слова Кристы.

Она… говорит… о тебе…

Споткнулся, глядя на дорогу, по которой она прошла минуту назад. Повернулся и пошел мысленным следом.

Привет, сказал он в спину девушки с коромыслом.

Привет но я занята. – Лина повернулась, дождалась, когда он подойдет. Алек подошел, ступая неуверенно, словно недавно научился ходить. Почему мы с ней разговариваем мысленно словно родные или близкие друзья или…

– Я помогу…

Он перевесил коромысло себе на плечи.

– Я был с Кристой, – сказал он как можно более беззаботным тоном. Лина посмотрела удивленно, потом в глазах вдруг мелькнула обида, и Алек успел измерить всю глубину этой обиды, прежде чем девушка от него закрылась. – В смысле, дрался с ней… То есть на игровой…

– Ну и что?

– Она говорит… Ну, говорит…

– Она много говорит. – Лина повела усталыми плечами, и у Алека заныли собственные. Почему так?

– Она говорит, что ты говоришь обо мне…

– И вдобавок много лишнего и вздорного.

– Не обижайся, пожалуйста, – тихо попросил Алек. Он не знал, как это получилось. Непроизвольно. У него много чего получается непроизвольно.

Хорошо это или плохо?

Теперь в ее глазах были удивление и опаска. До Алека вдруг дошло, что они слишком долго смотрят друг другу в глаза. Лина тоже это поняла, отвела взгляд, сказала деланно равнодушно:

– Я и не обижаюсь.

Алек с трудом вспомнил, о чем речь. О Кристе? Она-то здесь при чем? Кто такая вообще эта Криста?

Он пнул попавшийся на дороге камешек. На землю выплеснулась вода.

– Поосторожней! – сердито сказала она.

– Ладно…

Они подошли к дому, где жила бабка Лины. Сухая суетливая старушка забрала у него коромысло, окинула острым взглядом и неодобрительно поджала тонкие синеватые губы.

Узел Судьбы. Выбор Александра Арагана Доража

Как странно. Чаще всего люди ошибаются в отношении себя. И встают на верный путь, совершив ошибку.

Снова заговорил призрак патэ Киоша: Одна из характерных ошибок – давать имена чему-то. Ты даешь имя происходящему в своем воображении и ожидаешь, что действительность будет развиваться в соответствии с этим именем, и упускаешь реальность.

Я дал имя тому, что между мной и Кристой, и имя это было – любовь, но я ошибся. Я дал имя своему чувству к Лине, и имя это было – просто друзья, и ошибся опять.

Две моих ошибки определили всю мою жизнь.

– Хочешь, сходим искупаемся?

– Нет.

Так было изо дня в день.

– Ты пойдешь на посиделки?

– Устала…

Так было много дней.

– Потренируемся вместе?

– Может быть. Позже.

Но Алек был настойчив в своем желании жить. Он надоедал старшим войям, чтобы показали новый полет меча, он не давал покоя мыследеям, требуя все новых упражнений. Он был на каждой тренировке и не пропускал ни одной посиделки.

И всегда был рядом с Линой.

И однажды она пошла с ним.

Сначала на игровую поляну. Лина славно помяла ему бока в рукопашной, потом убедилась, что рядом нет ее многочисленных родичей и взяла шинай. К удивлению Алека, деревяху она держала вовсе не так уж неумело. Похоже, Лина, в обход запрета, все же просила кого-то показать ей пару приемов – или очень внимательно следила за ратящимися на игровой поляне и потом повторяла в одиночку. Но, конечно, соперником Алеку она не была.

Надо как-то уговорить ее мать и дядю, в такое время этот запрет попросту глуп…

– Не моги поддаваться! – сердилась Лина, наскакивая. Алек увертывался, смеялся:

– Ты машешь мечом, как ведьма помелом! И не прикусывай губу, ударят в подбородок, целоваться больно будет!

Лина завизжала возмущенно и сломя голову бросилась на Алека. Он шагнул вбок и повел девушку вкруг себя, как в танце, оба меча полетели в сторону. Алек смягчил ее падение своим телом и стукнулся затылком об утоптанную до крепости камня землю. Притворился, что потерял сознание.

– Эй, Алек! Алек!

Он ощутил на лице теплое дыхание… и в следующий момент из глаз посыпались искры, потому что девушка со всей дури залепила ему пощечину.

– Очухался? – встревоженно спросила Лина.

– У-у-у-ы-ы-ы… – только и мог проныть Алек…

Они стали ходить на посиделки вместе. Танцевали, играли в скорлупки, в бересту – сначала просто «на кукареканье», то есть проигравший должен был выполнить какое-нибудь глупое смешное условие, например, залезть на крышу и кукарекать, приветствуя восход.

Через несколько дней Алек осмелел с условиями и схлопотал вторую затрещину. Или даже четвертую, если считать те, что словил весной.

– Но ты все-таки проиграла! – подначивала Алия.

– Сама с ним целуйся! – Лина смотрела исподлобья. Вдруг поднялась на цыпочки и быстро поцеловала парня в щеку. Вокруг захлопали, заулюлюкали. Лина, красная как цветок ядовитого мирэ, бросилась вон, оставив Алека стоять столбом, держась за обожженную пощечиной и поцелуем щеку.

– Поди догони ее, – подсказал кто-то. Алек выскочил за дверь и в темноте налетел на Лину.

– Ты, кажется, сказал – в губы? – спросила она таким холодным тоном, что юноша застучал зубами, теплая летняя ночь показалась ледяными сумерками Холода. Он стоял, замерев, и слышал только грохот своего сердца. Или, может быть, ее?

– На, целуй. Ну, чего ты?.. – чуть хриплым голосом сказала девушка.

– Лина. – Он все-таки рискнул взять ее за плечи. – Если ты не хочешь… прости, я как с ума сошел… потому что ты мне очень… Ну прости дурака, пожалуйста, а?..

Она очень долго молчала, он чувствовал, как ее тело вздрагивало.

– Холодно… – наконец сказала Лина. И он осторожно обнял ее.

Они бродили, обнявшись, до самого утра.

– Хочешь, сходим искупаемся?

Кажется, я должен был это сказать, подумал Алек.

– Хочу, – ответил он. И ответ был бы другой.

Небольшая, но стремительная Палай несла свои воды к Мете. Люди купались близ старицы, где вода была теплая. Скоро по течению поплывут огненные медузы, гривы, как их здесь называют. Тогда малыши будут купаться только в специальных заводях, отгороженных шестами, под присмотром подростков. А сами подростки, да и некоторые взрослые тоже, выхваляясь удалью (дуростью, сказал бы старый Майнус), будут подплывать близко, нырять под рыжими смертоносными студнями… Понадобится немного боли, чтобы остудить горячие головы.

Хотя, возможно, в этом году купальщики будут осторожнее – благодаря печальному опыту Кристы и Алека.

Юноша потер ожоги, время от времени напоминающие о себе резкой болью, от которой сводило пальцы. Через полгода, сказали целители, боли ослабнут, года через три прекратятся совсем. Шрамы на всю жизнь, разве что специально иссечь бугристые белые полоски.

– Помоги…

Алек отвлекся от созерцания собственных пальцев, Лина стояла к нему спиной, потянула завязки рубахи.

Молодой вой скрипнул зубами. Эти обычаи Фременов… Еретики, истинно Еретики! От мысли о том, что все мужчины рядом видят то же, что и он, мутился рассудок.

Лина забрела неглубоко, обернулась. Алек едва не обратился в бегство.

– Ну, чего ты?.. – вчерашними ночными словами, вчерашним голосом спросила она. Алек разделся медленно и в пене брызг вбежал в воду.

Они плавали наперегонки, потом долго лежали на мелководье. Вокруг резвились малыши. Взрослые и подростки купались на стремнине. Летнее солнце жгло.

– Убивать… страшно?

– Очень…

Из-за какой-то глупой юношеской фанаберии он чуть было не ляпнул, что убивать очень легко, но в вероятностях будущего возникла Гранджи-Фалат, максимальная вероятность максимально негативного развития ситуации. Он лишился дара речи, разглядывая лежащий перед ним путь, и забыл, что хотел сказать. Великая Ошибка распалась, исчезнув из веера вероятностей.

Что это было? Неужели одно слово, сказанное или несказанное, может так изменить жизнь?

– Я рада…

– Что? – Он пошарил в пустоте и вернул себя в настоящее.

– Рада… что тебе страшно убивать.

Опять странное, мгновенное в реальности и вечное в Живе ощущение. Опять они слишком долго смотрят друг другу в глаза.

– Потому что иначе я бы не смогла…

Не договорив, Лина вдруг вскочила, разбросав радужные вееры брызг, прыгнула в глубину. Белое тело ушло в темную воду. Она была удивительно похожа на свой рисунок в Живе, светлая, невесомо скользящая в ореоле отблесков на дне.

Не смогла бы – что?

Криста сказала…

Он мотнул головой, выбрасывая из нее посторонние мысли. Какая разница, что сказала Криста?

Она сказала…

Алек почувствовал, что стоит перед выбором, который определит всю его дальнейшую жизнь. Но эта мысль мелькнула и пропала, как видение ангела в солнечном потоке.

Желание…

Решение…

Действие…

Они шли назад в деревню молча. Стрекотали кузнечики, в сыром доле из-под ног прыгали изумрудные жабки, солнечные лучи косо падали через дырчатую сень листвы.

– Красиво здесь…

– Да. Красивая…

Они молчали. Слова были ненужными и пустыми. И Алек взял Лину за руку и увлек в лес, а может быть, это она подала руку и последовала за ним. И там, в лесу, им встретилась поляна, похожая на сказочное видение. Первый поцелуй был неумелым, неуверенным, за ним последовал второй, одежда повисла на ветвях. Еще влажные волосы хлынули на траву, спутались, темно-русые и седые. И были слова, те самые, бессмысленные и ненужные, и были действия, и чудеса происходили сами собой.

Жизнь шла своим чередом.

Они никому не говорили о том, что случилось. Они не разговаривали о будущем. Им было просто хорошо вместе.

Все происходило случайно. Иногда Лина приходила к нему на сеновал. Иногда Алек вел ее в дебри леса или на зеленые луга. Они изучили все укромные местечки городка, где можно было укрыться. Они проводили вместе дни, ночами гуляли под луной и молчали. Говорить им было не обязательно.

Однажды Алек застал Лину в полете. Это была их первая серьезная ссора. На целый день.

Этот день был солнечным и дождливым. Небо то плакало, то улыбалось солнышком. Наконец Гному и Шанке это надоело, они вышли за околицу, взялись за руки… Хлынул теплый ливень, в небе вспыхнули радуги.

Алек стоял на башне, его глаза безостановочно и бездумно обшаривали зеленые просторы. Он чувствовал, что Лина рядом, стоит за его спиной.

Девушка подошла, взяла его за руку.

– Извини… Я не знаю, что на меня нашло… Так рисковать…

Он высвободил руку только для того, чтобы развернуть ее лицом к себе и поцеловать.

– Это ты прости меня. Я дурак. Ты, конечно, летай когда хочешь. Только… будь осторожна.

– Ты тоже.

Дети прыгали по лужам, весело кричали.

В «сырой избе» невозможно было долго находиться, плесень покрывала стены, густой запах буквально залеплял лицо. Алек несколько раз сглотнул, с отвращением отвел мокрые занавески, которые поддерживали должную сырость. Воздух, казалось, можно было пить, но вряд ли такая отрава утолила бы жажду.

– Лина! – Голос, приглушенный тряпками, прозвучал негромко и как-то жалко. Два окошка в потолке, затянутые пузырем, давали мало света. Алек стоял, ожидая, пока глаза привыкнут к полутьме.

– Лина!

Плантация плесени была самой большой в Полесье. «Сырая изба» была почти такого же размера, как дом для посиделок. Плесень разных цветов гроздьями свисала со стен. Алек не разбирался в ней и не хотел разбираться, выращивание плесени было традиционно женским делом.

– Лина!

– Ай?

– Пойдем отсюда, отравишься!

– Сейчас.

Девушка подошла, вытирая о фартук руки, подставила губы для поцелуя. Она пахла травяной горечью.

– Пошли, поможешь мне.

Алек замотал головой:

– Ни за что, – и взял ведерко с резаной зеленью.

Они намазали новые доски яичным желтком, потом разбросали на них листья. Лина специальным ножичком сострогала кусочек сиреневой плесени и посадила на подготовленную «грядку».

– Это лекарственная или серная?

– Это кислотная. А серная – вон та, с желтизной. – Лина указала на серые комки, покрытые желтыми точками. – Завтра можно уже собирать.

– Значит, еще пороху будет…

– Ага. – Лина помрачнела, попыталась улыбнуться. – Как тебе те новые громобои?

– Отлично. Они тяжелее, чем деревянные, но надежнее и точнее. И их, сама понимаешь, не надо выбрасывать после первого же выстрела. Странно, что никто раньше не додумался делать громобои не из дерева, а из металла. Впрочем, Влад говорит, на редкость трудоемкий процесс…

– А… – Лина опустила голову, отвернулась.

– Что?

– Ты… как настоящий вой. Когда ты говоришь об оружии, у тебя глаза вспыхивают…

– Тебе так кажется из-за того, что здесь темно. Давай-ка выйдем на свежий воздух.

Они сидели на крыльце и болтали ни о чем. Потом Алек спохватился.

– Эста ра харай, тренировка! Вики нас без соли съест!

Они взялись за руки и побежали.

После изматывающих занятий у них была только одна мечта – поскорее добраться до своих закутков на сеновале и выспаться как следует. Как-то само собой получилось, что добрались они до одного и того же закутка, и выспаться им не удалось.

А завтра до них добралась война.

– Белокамье, – уверенно сказала Криста. Она забралась на самую высокую башню городьбы и прислушивалась к Живе.

Лина была спокойна, но Алек знал, что это лишь внешнее спокойствие. У них были одни и те же мысли на двоих.

В Белокамье остались учитель Майнус и скольки-то-юродный брат Лины Гераж, названый брат Алека Ромэн, большинство боеспособного населения Мечты и других уже несуществующих деревень. Детей и подростков отправили в Полесье, городок был дальше от контролируемого имперским войском пространства и защищен лучше. Была еще одна причина, но ее никто не произносил вслух.

В случае разгрома из Полесья было бы легче отступить.

– Чего мы ждем? – спросила Алия, нервно бросая руку на рукоять меча. Ее аура пылала алым.

– Успокойся, – тихо сказал Алек.

– Это ты мне говоришь – успокойся?!

– Ты ведь уже взрослая и нияз.

– Подумай, какой пример ты подаешь своим, – добавила Лина голосом, удивительно похожим на голос ее матери.

Алия замолчала, удивленная тем, как они читают мысли друг друга. Вдруг ехидно заулыбалась:

– Ну да, взрослая. Правда, не такая взрослая, как некоторые, – довольно громко сказала она. Стоящие на стенах оглядывались, Алек почувствовал, как его щеки запылали. Лина тоже покраснела, взяла его за руку и попыталась изобразить равнодушие.

Игнорируя шепотки и взгляды, они рука об руку спустились вниз. Встревоженные люди ходили по улицам, вполголоса разговаривали.

Двое влезли на чужой сеновал.

– Алек, я не могу пренебрегать своим талантом.

– Пожалуйста, будь осторожна…

Лина кивнула с отрешенным видом, словно мысленно уже была там.

– И возвращайся побыстрее.

Люблю тебя…

Тогда я вернусь. Обязательно вернусь.

Ее рука в его ладони расслабилась. Лина закрыла глаза.

– Отвернись, – тихо попросила она. В следующее мгновение ее тело пронзила мгновенная судорога… как при любви… она застонала… тоже очень похоже… Аура потеряла определенность, лицо расслабилось, с полураскрытых губ сверкнула тонкая блесткая нитка. Алек вытер ей губы, уложил поудобнее. Через какое-то время не увидел – почувствовал, как рядом с ним пробуждается что-то. Он закрыл глаза и увидел ее, сияющую мягким светом. Линета-светлая поцеловала его и вышла через дощатую стенку.

Алек устроился на крыше поудобнее, обнял ее тело, прижал к себе. Девушка летала недолго.

Начинался ветер. Холодный и порывистый, нервно мятущийся ветер, полоскавший белые хоругви с черным символом.

– Ишь ты, святой Знак взяли на знамя. – Риван Оштин, могучий седобородый муж, перегнулся через стену и сплюнул вниз.

– Надо бы и нам чего-нибудь придумать, а то как-то несолидно, – задумчиво пробормотал Эдмунд.

Вчерашний теплый ливень сыграл им на руку, дороги превратились в грязевые реки.

Войско, топча всходы, развернулось на поле в боевые порядки. Оштин скрипел зубами.

Майнус почувствовал присутствие кого-то могучего. Жива дрожала, искажая внутреннее видение. Слепец тронул за плечо стоящего рядом Геража:

– Опиши мне его.

Юноша промедлил.

– Он сильный. Даже смотреть больно.

– Это я и сам видю, – нетерпеливо сказал Майнус, усмехнулся своим словам. – Скажи, как он одет, как двигается. Хотя… Просто смотри на него внимательно и открой мне свои мысли.

Они были чем-то похожи, и прогляд установился быстро. Матис не почувствовал в этом взгляде страха. Сила, недоброе ожидание, скрытая угроза…

Ему стало не по себе. Стратиг никогда не боялся боя, но теперь ему было что терять.

– Жаль, Александра здесь нет, – пробормотал Майнус, разрывая контакт. Клайден, седогривый рослый мыследей, посмотрел вопросительно:

– Алек? Мальчишка, который…

– Тссс! Не произноси вслух. Я пока не уверен.

Бой!

Одновременно взлетели сотни стрел – и имперцы, и воличи начали одновременно. На стоптанную рожь, на струганые бревна брызнула кровь.

Майнус почувствовал смерть, летящую в него, проворно укрылся за толстыми стенами. Раздался глухой удар, слепец поднял руку и ощупал наконечник бельта, прошившего доски заграждения насквозь как раз в том месте, где мгновением раньше была его грудь.

– Давай! – проревел Оштин. Гераж дернул рычаг, огромный лук на подставке подпрыгнул, похожая на копье стрела сделала настоящую просеку в рядах наступающих. Расчет завертел ворот натяга, в желоб легла вторая стрела. Плечи лучны вновь распрямились, стрела взлетела, ударилась в затвердевший вдруг до крепости камня воздух и разлетелась в щепки. Клайден стянул Узор в одну точку, создавая огонь в приемнике грохота. Станина для пуска ракет подпрыгнула, ракета со свистом унеслась вперед и разорвалась над головами атакующих, разбросав пламя.

Войско шло в атаку разобщенными отрядами, так легче было избегать летящей со стен смерти. Имперцы тащили лестницы с крюками на концах, топоры, тараны, железные якоря…

* * *

Ну и стена, курица может перепрыгнуть. Всего четыре человеческих роста…

Молодой сампо бежал в первых рядах. В двадцати шагах от стены он споткнулся и по колено провалился во что-то черное, небрежно замаскированное травой и грязью. Выкарабкался из канавы, тут же угодил в другую, поглубже. Почувствовал взгляд смерти со стены, поднял голову и увидел седого здоровяка, целящего в него из лука. Обмотанный паклей наконечник стрелы чадил, сыпались искры. Мгновение – и стрела сорвалась с тетивы, оставляя за собой ленту черного дыма, тут же порванную в клочки ветром. Сампо простер себя во Свете, пригнулся, готовясь подставить мысленный щит… но стрела упала ему под ноги, по оперение уйдя в эту черную жижу…

Пахнуло морозом. Сампо вдохнул полной грудью кусачий воздух зимнего утра, улыбнулся девушке с синими глазами.

– Ты прекрасна, – сказал сампо.

– Мне это многие говорят, – сказала незнакомка. – Ты устал. Пойдем.

Она взяла его под руку. Ладонь синеглазой была благословенно-прохладна. Сампо взглянул вниз, сквозь черный дым увидел внизу корчащееся в огне тело. Отвернулся.

– Знаешь, я ни о чем не жалею.

– Я знаю. – Она заглянула ему в глаза. – Но ты устал. Тебе надо отдохнуть.

– Отдохнуть… – Сампо понял, что действительно очень устал.

Девушка потянула его за собой.

– Идем, я провожу тебя, здесь недалеко…

Стратиг Матис видел, как со стен взмывали стрелы, чертя за собой черные дуги. Он понял, что это означает, но ничего не успел предпринять. Взвилось бешеное пламя, целая огненная река между нападающими и оборонниками. В замаскированном рву горело земляное масло, кора и смола огонь-дерева. Мыследеи Еретиков накинули узду на ветер и погнали жар и чад в сторону жреческого войска.

Сгорая в пламени, задыхаясь в невыносимом дыму, войско шло на приступ. Грохоты пускали ракеты, пороки метали бомбы и камни. Живу пробороздили огромные линии смерти, воличи торопливо разбегались с мест, где они заканчивались. Иногда снаряды и бомбы взрывались в воздухе, натыкаясь на сильные мысли. Мыследеи из последних сил воздвигали барьеры. На соседнем участке стены потерял сознание Эдмунд. Верея пока держалась, хотя из носа у нее шла кровь, а лицо было покрыто тонкой сеточкой лопнувших сосудов. Майнус провел по лицу рукой, вытер окровавленные пальцы о хламиду.

Да, сюда бы Алека. Зря оставил парня в Полесье. Хотя… там есть кому за ним приглядеть.

– А ну, давай назад! – рявкнул Майнус, пристукнув посохом. – Домой, девка, выпорю!

Искра света разрезала небо, Лина вздрогнула и очнулась. Бессмысленные, словно у новорожденного, глаза блуждали, все мышцы тела дергало судорогами. Девушка, стуча зубами, что-то пробормотала.

– Что?

Ее аура наполнялась красками, к лицу возвращался Свет.

– Я была… не слишком… противной?

Она смотрела так наивно и тревожно. Алек не нашелся что сказать, просто обнял.

– Мне ты никогда не будешь казаться противной.

Алек перенес Лину на руках в дом для посиделок. Люди уже толпились там, ее эффектное возвращение многие видели.

– Штурмуют?

Лина кивнула, ее голова мотнулась, как у куклы на веревочках.

– И отбиваются успешно?

Лина кивнула снова. Говорила она еще невнятно.

Кто-то сбегал к винокурне и принес кувшин кориса. Линета донесла кружку до рта, расплескав половину, едва не откусила край, хлебнула, вытаращила глаза и закашлялась, хлебнула еще.

– Нет, мне ничего… я в порядке, правда, в порядке… просто впервые увидела, как люди убивают и умирают, как страшно это в Живе…

Она отвернулась, некрасиво кривя губы, тщась спрятать от остальных слезы. И стала рассказывать, ее рука нашла руку Алека, словно ожидая поддержки и защиты.

– Кажется, они отбиваются как надо.

– Рисковала, девочка, – проворчал Джо, так похоже изображая голос Майнуса, что все вздрогнули и оглянулись. И засмеялись.

В дом ворвалась Вики, помчавшаяся к ривану с новыми известиями.

– Что от Проди? – спросил Алек, осторожно высвобождая руку. На коже остались следы ногтей.

– Ничего! – Воительница пнула табурет. – Ни-че-го! Приказ такой – сидеть на заднице и ждать!

– Значит, будем сидеть и ждать. – Алек шевельнул пальцами, табурет вернулся на место.

Вики вылетела вон, ахнув дверью так, что та чуть не слетела с петель.

Когда Лина метнулась прочь, она на мгновение стала видимой для всех умеющих видеть – словно осколок солнца взлетел вверх, к своему источнику. Пастыри подняли головы, их подчиненные замешкались, тоже высматривая на небе то, что привлекло внимание командиров. Все войско замерло – всего на мгновение.