Текст книги "Дом семьи Ллойд"

Часть 1

Пролог. Джон Уорлоу везёт ягоды

Джон Уорлоу, страховой агент тридцати трёх лет, возвращался домой по просёлочной дороге. За окнами автомобиля проносились высокие сосны с нефритовыми в свете июльского солнца кронами; солнце этим летом светило ярко почти каждый день, однако тепла так и не приносило. На соседнем пассажирском сидении белел пакет с корзинкой малины из супермаркета.

Для выполнения просьбы беременной жены Джону пришлось ехать в супермаркет, находившийся в получасе езды (как Джон и ожидал, ягод не оказалось в ближайшем к дому магазине, в котором продавались лишь товары первой необходимости). Взглянув на пакет, Джон подумал, что по праву может сказать, возвращается он со щитом, а не на нём, и невесело усмехнулся.

Ведя свой «вольво» по живописной лесной дороге, Джон с тоской думал, что запросто поехал бы и в другой город, вздумай Люси попросить купить ей непременно там упаковку ватных палочек для чистки ушей. Лишь бы продлить затишье, принёсшее долгожданный покой. Или, по крайней мере, его иллюзию.

При последних визитах в больницу, врач с густой иссиня-чёрной бородой, младше самого Джона лет на пять, настаивал, чтобы они с Люси максимально сосредоточились на предстоящем рождении ребёнка, а не страшились лишний раз из-за прерванной первой беременности.

Но Джона, скорее, страшило поведение жены. Выкидыш она перенесла крайне болезненно (ведь он сам чудом сумел найти в себе скрытый резервный запас сил, который он пустил на заботу о жене, в то время как саму Люси поглощало отчаянье). И потребовалось немало времени, чтобы всё хоть как-то нормализовалось.

Задумавшись над тем, что таило в себе слово «нормализовалось», Джон не заметил вынырнувшую из-за поворота машину, от неожиданности он вывернул руль вправо, прижавшись к самой кромке леса, и едва не пустив свой «вольво» в деревья. Руль затрясло, колёса по правому борту съехали с асфальта, подняв облако пыли. Разминувшись со встречным автомобилем, Джон услышал позади недовольный гудок.

Джон нервно улыбнулся, глядя в зеркало заднего вида, сердце барабанной дробью стучало в груди, а когда перевёл глаза на необъятные стволы сосен, обступавших дорогу с двух сторон, чуть ли не сжимая её в тисках, ему живо представилось, как машина сминается точно бумажный стаканчик от столкновения с одним из деревьев, и нога невольно приспустила педаль газа.

Джон заглушил двигатель, с пакетом в руке, шуршащим на ветру, он направился к белому двухэтажному дому. Несмотря на разгар дня, большой, при этом элегантный дом находился в тени из-за окружавших участок высоких сосен, произраставших в здешних лесах. Он помнил, какое ошеломляющее впечатление произвели на него эти сосны, когда они только въезжали в дом. Ему внезапно отчётливо вспомнилась глупая шутка, сказанная им Люси, когда они переступали порог, счастливые, преисполненные надежд. Тогда Джон сказал, что в таком лесу их точно никто не найдёт. Слова относились к ранее высказанной мысли Люси, мол переездом за город они словно сбегают ото всех.

– Дорогая, я дома, – проговорил он, вешая куртку в прихожей.

Ответа не последовало, и встретившая его тишина, почти что осязаемая, вдруг дала причину для беспокойства, заворошившегося где-то в отдалённых углах сознания подхваченными сквозняком клубами пыли в комнате, где давно не проводили уборку.

На первом этаже царил полумрак, и Джон решил, что его жена по-прежнему спит в спальне. С нарастающим волнением он направился в кухню, на ходу вынимая из пакета корзинку с малиной. Джон прошёл в арку, завернул в сторону холодильника, как вдруг подпрыгнул на месте. Призрак! возникло в его голове, а в другое мгновение он был готов рассмеяться.

За каких-то десять минут его пульс подскочил уже дважды. Его жена стояла возле раковины, одетая в длинную белую сорочку, светившуюся в тускло освещённой кухне.

Джон в облегчении звучно выдохнул и театрально взялся за грудь свободной рукой, второй он по-прежнему держал корзинку с малиной, которую едва не выронил от неожиданности.

– Я подумал, что увидел… – произнёс он и осёкся.

Люси бездвижно стояла у раковины, и теперь Джон заметил, что её глаза и щёки красные и влажные от слёз, хоть лицо и не выражало никаких эмоций. Теперь она и в самом деле напоминает приведение, подумал он, и по телу поползли мурашки. А следующее открытие повергло его в настоящий шок – его жена приподняла руку, в которой сжимала нож, и свет из окна заиграл на холодном лезвии. Самый большой из имевшихся в их доме ножей. В аккуратной крохотной руке его жены этот нож выглядел скорее лезвием гильотины, нежели столовым прибором.

– Люси, – ледяным тоном произнёс он спустя долгое время. – Дорогая, с тобой всё в порядке?

Слова Джона, разлетевшиеся по просторной кухни, заставили Люси легонько дёрнуться, она словно очнулась от дрёмы.

– Ох, Джон, – всхлип задавил слова, она содрогнулась и лицо исказилось в гримасе боли.

У Джона внутри всё сжалось от страха, он чувствовал, будто шёл по ссохшемуся мостику, и вот доски, не выдержав его веса, проломились. Люси выглядела так неестественно с этим огромным ножом в руке, с круглым животом, оттопыривающим ночную сорочку, и посреди тёмной кухни. Всё выглядело неестественным, точно в кошмарном сне.

– Умаляю, прости меня, – прошептала она, её голос срывался из-за плача.

– Нет-нет, что ты такое говоришь, любимая, – взмолился он шёпотом, сделал несколько шагов по направлению к жене, но тут же остановился, когда рука Люси, сжимавшая нож, с угрозой приподнялась, лезвие вновь сверкнуло, поймав дневной свет. – Просто положи нож, – произнёс каждое слово по отдельности Джон.

Люси почти бесшумно, и одновременно оглушающе громко, зарыдала, лицо, в обрамлении прямых светлых волос, выражало невероятной силы скорбь.

Джон не знал, что стряслось с Люси, на него напал панический ступор. Он боялся бежать к ней и пытаться схватить нож, потому как Люси могла причинить себе вред. В голове вихрем пронеслись воспоминания о том, как он просыпался по ночам из-за криков жены во сне. А вдруг Люси сейчас спит? подумал Джон. Расстройство сна могло усугубиться до лунатизма. Но глаза Люси, смотрящие на него сквозь пелену слёз, такие ясные и большие, заставили отбросить наивную мысль. Он знал, всё куда серьёзней.

– Люси, Люси, послушай меня, давай мы сейчас сядем в машину и просто уедем, как ты и хотела, – Джон крадучись двинулся вперёд, в надежде, что Люси в нынешнем состоянии отвлечётся на его голос и не заметит приближения. Их по-прежнему разделяло полкухни, и сейчас эти жалкие десять шагов казались непосильными. Про себя он молился, чтобы всё закончилось.

– Ты не понимаешь, – очень медленно прошептала Люси, помотав головой, лицо выражало такой степени отчаянье, что Джон почувствовал, будто ему дали под дых. Вся ситуация, развернувшаяся перед Джоном в считаные секунды, она буквально высасывала из него силы.

Джон увидел, как блеснула сталь, Люси держала нож остриём вниз, костяшки её кулачка побелели от напряжения, рука дрожала.

– Тогда объясни мне, – мягко запротестовал он, слёзы обожгли глаза. – Мы сейчас сядем на диван в гостиной, и ты мне всё расскажешь.

Люси свободной рукой смахнула слёзы, посмотрела ему в глаза и тяжело вздохнула. От этого взгляда у Джона волосы встали дыбом. А в следующую секунду, когда Люси схватилась за рукоятку второй рукой, занеся нож высоко над головой, словно хотела кувалдой выбить рекорд на ярморочном аттракционе, Джон молниеносным движением бросился на неё. Ноги, как оказалось, онемели, точно от анестезии, показалось, что он рухнет на пол, однако Джон сумел сохранить равновесие.

Он думал, что успел, Джону даже показалось, что ему лишь привиделось, будто бы нож вонзается в живот его жены. Но затем кровь ошпарила руки, вернув к реальности.

Он осел на пол, держа её на руках. Люси, внезапно такая тяжелая, содрогалась, издавая пугающие хрипы, лицо сделалось невероятно бледным, а пухлые губки как будто чёрными на его фоне. Брови лезли на лоб, глаза, вылезавшие из орбит, смотрели вверх.

– Что же ты наделала, – услышал откуда-то издали свои слова Джон, по щекам текли слёзы.

Одной рукой он поддерживал её голову, вторую положил на живот, из которого торчала лишь рукоятка ножа. Люси от боли скребла голыми пятками пол. Его охватила паника, Джон не знал, как подступиться и прижать рану, чтобы не сделать только хуже. Кровь пропитала всю сорочку, теперь прилипшую к телу, она растекалась по кафельному полу стремительно увеличивающейся лужей, сколько же крови, сколько крови… подумал он и взвыл.

В чувства его привела ярость к самому себе за состояние бессилия. Джон вспомнил о телефоне. Словно разговаривая с ребёнком, Джон мысленно произнёс «Нужно позвать на помощь». Как можно аккуратней высвободил ногу из-под жены, извлёк из кармана телефон и дрожащей рукой принялся набирать номер экстренной службы, оставляя на экране ярко-красные подтёки, словно перемазался в клубничном джеме.

Прерывисто дыша, Люси перевела взгляд на Джона, на её белом лице, покрытом испариной, проступал шок.

– П-п-прости… – её губы дрожали, рот открывался и закрывался, будто она задыхалась. – Меня.

– Молчи, Люси, ради бога, молчи! – Джон поднёс к телефон к уху, рука содрогалась от адреналина.

Между прерывистыми вздохами она произнесла каждое слово по отдельности:

– Так… б-было… нужно, – из глаз Люси, теперь почти что неузнаваемых глаз его жены, потекли слёзы.

Что же ты наделала? подумал шокированный Джон, держа телефон у уха, и пока раздавались гудки, его взгляд выцепил корзинку с малиной, валявшуюся рядом в россыпи ягод. Джон, точно загипнотизированный, наблюдал, как ширившаяся лужа крови медленно поглощала одну ягоду за другой, на фоне крови ягоды мгновенно теряли свою яркость, словно угасали.

Новость о переезде

1

Ребекка Ллойд шла в оранжевом свете уличных фонарей по безлюдной улице, её шаги эхом отражались от многоквартирных домов, дыхание превращалось в облачка пара, тающие в безветренной прохладе воздуха. Конец августа выдался холодным, и начинавшие желтеть листья вовсю предвещали скорую осень.

Семья Ллойдов жила в тихом и спокойном районе мегаполиса, на каменных фасадах таились камеры наружного видеонаблюдения, в каждом подъезде сутки напролёт дежурил консьерж, вдобавок поблизости располагался полицейский участок, – по этим и многим другим причинам родители Ребекки не возражали против вечерних прогулок дочери, а сама Ребекка, как почти любая двадцатилетняя девушка, находила в них манящее очарование.

Ребекка не спеша возвращалась от Сьюзен, своей лучшей подруги ещё с младшей школы, с которой теперь вместе училась в одном университете, хоть и на разных факультетах. Новый учебный год стартовал уже на следующей неделе, вот Ребекка и заскочила в гости к Сьюз, как часто это делала будучи ребёнком.

По привычке мать Сьюзен, тихо постучавшись в дверь, принесла поднос с какао и печеньем в комнату уже взрослым девушкам, которые встретили этот жест весёлым смехом; такое постоянство всегда переполняло Ребекку искренней радостью, но в этот день она ощутила что-то ещё, какое-то новое чувство.

Ребекка запрокинула голову, её взгляду предстал полумесяц в полупрозрачной дымке облаков, всего на пару секунд, а затем вновь спрятался за острые многоуровневые крыши.

Она размышляла о том, как сегодня поднос с какао и печеньем заставил её впервые задуматься о близости того возраста, когда детство перестаёт казаться чем-то только-только минувшем, и навсегда переходит в новую классификацию преисполненного печали грифа «когда-то давно». Конечно, она и раньше замечала, как время неумолимо ускоряет свой темп, но сегодня почувствовала с особой, ранящей ясностью.

Она закатила глаза, поражаясь тому, как накручивает себя на ровном месте, легонько потрясла головой с копной рыжих волос, словно пытаясь вытряхнуть печалящие мысли из сознания, как стряхивают с пледа после пикника хлебные крошки, и заставила себя поменять ход мыслей.

Стук каблуков разрезал холодный воздух, окна автомобилей перехватывали стремительно ускользавшее отражение Ребекки Ллойд, словно налившуюся каплю росы, под действием гравитации перекатывающуюся с лепестка на лепесток. Уперев взгляд в чёрный асфальт, Ребекка шла вдоль дома, пропоротого насквозь аркой, глубокой точно тоннель, изнутри её подсвечивали настенные фонари, на другом конце арки кованная решётка с калиткой закрывала проход во внутренний двор с виднеющейся чашей выключенного фонтана, внезапно вырвавшийся оттуда поток холодного ветра затрепетал подол её пальто.

Ребекка замерла на месте с неприятным ощущением, будто что-то не так. Медленно подняв глаза, через дорогу она увидела мигающую в темноте вывеску пиццерии «От Стеф», а это означало, что свой дом она пропустила. Ей нравилось заведение в итальянском оформлении, расположившееся на первом этаже башни по соседству с книжным магазином, после занятий Ребекка частенько заглядывала внутрь, чтобы съесть салат (или заказать пиццу, если не удавалось сдержаться перед соблазном) и выпить имбирного чая. Но сейчас, при отсутствующем свете, окна отражали Ребекку – безликий тонкий силуэт на фоне безлюдной улицы, от этого вида по спине пробежал холодок. Озираясь по сторонам, она не могла понять, каким это образом умудрилась заплутать в собственном районе.

Всё ещё растерянная, она зашагала в обратном направлении, скрестив на груди руки. На этот раз гоня мысли прочь, сосредоточившись на пути. Ребекке захотелось поскорей оказаться дома. Всё вдруг стало напоминать сон, с неприязнью подумала она.

Она шла по тёмной, еле различимой плиточной дорожке, свет далёких фонарей едва доходил до неё. По левую сторону за решётчатом забором располагалась школа, на детской площадке которой поблёскивали цепи качелей, по правую сторону парк. Днём парк представлял собой сочный оазис посреди серого и розового гранита, в прохладу которого так и хотелось окунуться в разгар летнего зноя, но сейчас парк выглядел безжизненным пятном на фоне ломанных крыш с венчающими их пиками антенн, мерно мигающих красными огнями, словно глаза только-только пробудившихся ото сна горгулий. Отчего-то ей не хотелось смотреть в сторону парка, такая закралась вдруг ей в голову мысль. Совершенно странная и одновременно такая ясная. И, как обычно бывает, – даже в самых страшных снах, когда точно знаешь, что за дверью тебя ждёт нечто ужасное, ты всё равно медленно отворяешь её, – Ребекка посмотрела именно туда. Она сжала ладони в кулаки, тело напряглось, Ребекка словно приготовилась сама не зная к чему.

Безмолвные деревья гротескными силуэтами в подсвеченном луной тумане, опускавшимся на землю с наступлением ночи, выглядели как декорации к фильму, которые не успели разобрать и оставили на потом. И вот теперь они выделялись своим видом на фоне городского пейзажа, точно диковинный и давно вышедший из моды костюм на современной вечеринке.

Ребекка с облегчением выдохнула. А ты испугалась, дурочка, сказала себе она, поджав губы с укоризной, скорее, чтобы успокоиться. Но в момент, когда Ребекка отвела взгляд, ей показалось, будто глаза успели выхватить в тенях парка нечто такое, чего там быть не должно.

Её шаг замедлился, затем Ребекка и вовсе остановилась, воздух словно сгущался вокруг неё, препятствуя движению вперёд, ноги налились тяжестью и вязли, как если бы она шла по пропитанному морской водой пляжному песку.

С замиранием сердца она вновь посмотрела на парк – не могла не посмотреть, – хотя в действительности ей хотелось бежать. Всё потому, что в тот самый момент, когда Ребекка отводила глаза, она заметила что-то, или кого-то; Как ей показалось, фигуру мальчика. Но теперь увидела лишь стволы деревьев.

Её каблуки забили по асфальту часто-часто, и в сторону парка она не смотрела. Оказавшись за углом дома, отрезавшего парк, она почувствовала облегчение.

Почему-то Ребекка подумала о брате. Но ведь это не мог быть он, потому что Дэнни дома. Да и разглядеть кого-то на таком расстоянии она тоже не могла, максимум, понять, что это был ребёнок. Если вообще был.

2

Одиннадцатилетний Дэнни уплетал своё любимое блюдо, запечённые до золотистой корочки куриные ножки. Делал он это каждый раз самозабвенно; Ребекка даже как-то подумала, что от поедания куриных ножек его не оторвал бы и слепящий ядерный гриб, растущий за широким окном кухни.

Семья Ллойдов ужинала за большим круглым столом, в центре которого стояла кастрюля с пюре, миска салата с тунцом и заварной чайник, испускавший через стеклянный носик столбик пара. В кухне повисла тишина, нарушаемая лишь редким позвякиванием готовящегося в холодильнике льда.

За окном сгустился вечер и Ребекка, перебирая в пюре вилкой (аппетит так и не пришёл), разглядывала своих родных в отражении стекла с проступающими сквозь него разноцветными квадратиками окон дома напротив. Мать с отцом молча ели, уставившись в свои тарелки. Роберту пару месяцев назад исполнилось сорок семь, волосы с явными признаками седины, что его ничуть не беспокоило, зато глаза не растеряли со временем цвета, они словно светились синим за овалами маленьких очков.

Сара, симпатичная женщина со светлыми волосами, собранными в хвост, выглядела она моложе своих сорока трёх, чему способствовали утренние пробежки.

Роберт и Сара располагались близко друг к другу, но в то же время чувствовалось, что находятся они друг от друга значительно дальше, нежели стулья, на которых сидели.

– Как дела у мамы Сьюзен? – спросила Сара, сделав глоток чая.

– Хорошо, – вскинула плечами Ребекка, она хотела рассказать, как та принесла какао, но слова остались где-то внутри. Ребекке показалось, начни она говорить про какао, следом обязательно расскажет и о вызванных им ассоциациях, связанных с взрослением.

Раньше (совсем недавно, с печалью подумала она) Ребекка поделилась бы этим со своими родителями; и она скучала по тем временам, когда вчетвером они сидели в гостиной, играли в настольные игры или просто смотрели телевизор, в шутку споря, какой канал выбрать, и общались на любые темы.

Но теперь родители, находясь в одной комнате, не могли полноценно разговаривать с ней или с Дэнни. Естественно, они продолжали справляться об их делах, о том, как провели день, о планах и тому подобное, но присутствовало во всём этом некая синтетичность. Словно побуждающим фактором для начала разговора служило лишь само его ожидание. Ребекка подозревала, – не хотела об этом думать, и всё же, – всё потому, что в тот момент, когда родители при своих детях играли в счастливую семью, Роберт и Сара ощущали нарастающее между друг другом напряжение.

Когда тарелки родителей опустели, Ребекка заметила, как они переглянулись, кивнув друг другу. Сейчас что-то будет, отстранённо подумала она, ей так же представилось, как Дэнни склоняется над бланком в кабинете адвоката, где галочка, поставленная его нетвёрдой рукой, решит, с кем из родителей он останется жить. Она внутренне напряглась, не замечая, как под столом сцепила руки на коленях.

– Дети, – торжественно проголосил отец, выдерживая паузу. – Мама вам хочет что-то сказать, – после чего театрально выбежал из кухни. Из-за высокого роста отца движение получилось одновременно неуклюжим и комичным.

Дэнни засмеялся, а Сара удостоила привычное всем выступление мужа стандартной в таких случаях фирменной улыбкой с закатом глаз, этакой смеси насмешки с усталостью, но Ребекка в этот раз заметила в лице матери что-то ещё, только не стала предавать значения (а может и не хотела), да и отец почти сразу вернулся.

Он опёрся руками на спинку своего стула.

– Как вы знаете, наш дом в Стортон Лейк вновь пустует, – заговорил Роберт уже без наигранности.

– На этот раз мы с вашим артистичным папой, – Сара улыбнулась мужу, затем посмотрела на детей. – Решили не торопиться с его сдачей и всем пожить какое-то время там.

Молчание.

– Сменить обстановку, – добавила она, легко вскинув плечами. – Тем более осенью там будет необычайно красиво, – она мечтательно улыбнулась.

– Уже на следующей неделе мы переезжаем, а пока, до вторника, – Роберт посмотрел на Ребекку, у которой брови полезли на лоб, на Дэнни, с округлившимися глазами над тарелкой с куриными косточками. – У вас есть время, чтобы привести все свои дела в порядок, – сообщил Ричард с серьёзным лицом.

Дэнни разразился криком на всю кухню: «У-р-р-р-р-а!». Сара, не подавая вида, изучала реакцию дочери, она была счастлива, что её дочь в переходный возраст не превратилась в бунтарку, и выросла в благоразумную молодую девушку, но и передалось Ребекке что-то от неё самой, то, что может как помочь в жизни, так и помешать, – привычка высказывать собственное мнение, даже если оно противоречило авторитетному.

– Дорогая, а ты что скажешь? – спросила Сара, склонив голову набок.

– Ну, что я могу сказать, – не скрывая улыбки Ребекка. – Тем более, если вы уже приняли решение. Но вообще, это даже… занятно, – подобрала слово. Она подумала, что может посветить больше времени чтению книг (в университете она училась на факультете журналистики). Да и смена обстановки ей не повредит.

3

Ребекке снился кошмар. Она вновь стояла у парка, только на этот раз никуда не уходила, хоть и желала оказаться в любом другом месте всем сердцем. Она смотрела на бездвижные деревья, ярко освещённые в первом ряду и со сгустившейся чернотой позади. Ребекка ждала, когда вновь увидит силуэт мальчика, но он не появлялся.

А затем почувствовала, как кто-то приближается. Оттуда, из-за деревьев, ясно поняла она. Ребекка услышала шаги, и не сразу поняла, что уже не спит, и теперь, полулёжа, уперевшись в матрас ладонями, смотрит на дверь своей комнаты.

В предрассветном сумраке вперемешку со светом уличных фонарей, прорывавшемся сквозь шторы, Ребекка увидела, что дверь в её комнату приоткрыта, и в узкой полоске проёма чернеет чей-то силуэт.

Лицо бросило в жар. Глаза в темноте едва могли зацепиться за какой-либо чёткий контур, и ей вроде бы показалось, что фигура сгорбилась, потому как не могла стоять в коридоре в полный рост и не упираться при этом в потолок.

Волна страха накрыла её, точно электрический разряд, пущенный через всё тело, сердце бешено забилось, она застыла над подушкой, не обращая внимания на то, как руки дрожат от напряжения, а мышцы отзываются болью. Ребекка ждала, когда абстрактные образы теней словно пазлы, наконец сложатся в её сознании, и увиденное обернётся чем-то привычным, совершенно безобидным. Но этого не происходило.

В доли секунд в голове вихрем пронеслось: Это папа? Но почему он просто стоит и смотрит? Нет, это не он…

– Кто это? – Она не узнала свой голос, прозвучавший откуда-то издалека, такой испуганный и тихий. – Кто это? – повторила едва ли громче, голос дрожал, во рту пересохло.

Молниеносным движением Ребекка перевернулась на другую сторону кровати, к тумбочке, включила настольную лампу и также быстро повернулась обратно к двери.

Теперь, в мягком свете лампы, Ребекка видела закрытую дверь, она с облегчением рухнула на кровать, опустив голову на всё ещё тёплую подушку, закрыла глаза и глубоко вздохнула. Затем посмотрела на часы, покоившиеся рядом с ноутбуком на её столе, зелёные цифры показывали 4:49.

В сознании промелькнули мысли о Максе, её бывшем парне, с кем они расстались друзьями, всплыли остатки забывшегося сна (какие-то деревья), почему-то вспомнилась укоряющая улыбка матери, с которой та посмотрела на отца, и Ребекка Ллойд уснула, на этот раз без снов.

Ллойды приезжают в дом

1

Всю дорогу (растянувшуюся на полтора часа из-за ужасной пробки на шоссе, образовавшейся в результате нелепой аварии пассажирского автобуса и грузовика, из-за чего всё движение транспорта практически встало) Ребекка слушала музыку через наушники на своём телефоне, параллельно переписываясь с Сьюз. С тенью лёгкого раздражения она кидала молчаливые взгляды на Дэнни, в моменты наивысшей его активности, коих более чем хватало – мальчик попеременно (и безустанно) возился с игрушками, набившими его зелёный рюкзачок с яркой нашивкой, изображавшей Росомаху из «Людей-Икс»; этот же рюкзак разделял заднее сидение вместительного «Лексуса» на обособленные зоны между Ребеккой и Дэнни.

Ребекка любила своего младшего брата, но будучи человеком спокойным, плохо переносила чужую гиперреактивность, пусть даже детскую. Особенно детскую. Поэтому она старалась смотреть либо на экран своего телефона, либо в окно.

Дэнни убрал в карман рюкзака портативную игровую приставку, после чего извлёк из большого отделения измятый выпуск комикса про Спайдер-Мена и принялся пролистывать, болтая ногами в воздухе. Заметив на себе серьёзный взгляд Ребекки, он тут же помахал ей, у Ребекки вырвался смешок, отчего Дэнни тоже заулыбался. Она знала, как брату не терпелось оказаться в доме, и вот он всячески старается себя отвлечь, поняла она, чтобы время в пути прошло быстрей. Очень умно.

Ребекка видела, как родители переговариваются друг с другом, но не слыша их слов из-за «Forest» группы Кьюр в наушниках; Сара поворачивалась в сторону Роберта, шевелила губами, тот периодически кивал.

Шоссе осталось позади, за окном проносились деревья, многие уже с медового оттенка листвой. Полностью позабывшаяся для Ребекки петляющая дорога то погружалась лес, то выныривала на открытые пространства, где пролегала между полей с сочной зелёной травой и зияющими пустотами вырубленных деревьев.

Наконец они свернули на указателе. Дэнни прильнул носом к окну, когда машина, спустя несколько плавных изгибов дороги, через крытый деревянный мост пересекала широкую реку, нёсшую свои воды в размеренном темпе.

– Ого, – заворожённо произнёс Дэнни, глядя на реку. Роберт озвучил название реки, заметив интерес сына, но внимание того всецело поглотил вид, Дэнни и не постарался запомнить.

– Эта река и питает озеро Стортон, – добавил Роберт тоном профессора, как говорила в шутку Сара, когда генри объяснял что-либо детям.

– Круто, – ответил Дэнни, перегнувшись через заднее сидение, разглядывая крытый мост с обветрившейся бурой краской на досках.

По обе стороны в отдалении друг от друга встречались первые дома, многие из них явно пустовали, в виду подходящего к концу сезона; Лишь дом семьи Ллойдов и ещё несколько подходили для комфортного проживания в них с наступлением холодов. Так, по крайней мере, всё выглядело на первый взгляд.

Глядя на пустующие дома за невысоким частоколом, Ребекка почувствовала лёгкую грусть, робко коснувшуюся её, точно первые снежинки в конце осени, опускающиеся на зелёную траву, с единственно целью – мгновенно растаять.

Она выключила музыку и обмотала проводом наушников свой телефон.

– … в конце концов они могли предупредить заранее, – услышала часть фразы матери.

– Было лишь начало июля, а о возврате денег они и не заговорили… пускай так, – констатировал отец и вскинул плечами, глядя поверх рулевого колеса.

– Ребекка вернулась, – рапортовал Дэнни. Закрыл комикс, перечитанный им несколько раз, убрал в рюкзак и закрыл молнию.

Отец посмотрел на неё в зеркало заднего вида, подмигнул. Его голову венчала оранжевая охотничья кепка, которую он надевал каждый раз, выбираясь за город с тех времён, когда у Ребекки менялись молочные зубы. Охотником он не был, наоборот, наставлял детей любить и уважать природу, а вот кепка ему нравилась, хоть Ребекке она и казалась дурацкой, в хорошем смысле слова.

– Почти на месте, – Сара повернулась к детям и улыбнулась, задержав на них полный любви взгляд. Их машина проезжала наспех покинутый дом Колвинов, съехавших в разгар летнего сезона ещё в прошлом году.

– А мы покидаем фризби? – с надеждой спросил Дэнни.

– Может быть вечером, – спустя пазу отозвалась тихим голосом Сара, что прозвучало скорее, как «поверь, дорогой, я бы и сама хотела, но не получится при всём желании». – Только сначала разберём все вещи, и я приготовлю нам ужин.

Дэнни к своим одиннадцати прекрасно понимал, что означал такой ответ и немного погрустнел. Увидев это, Ребекке захотелось подбодрить брата:

– Я с тобой покидаю, – сказала она шёпотом и подмигнула.

– Правда? – глаза Дэнни просияли.

– Правда, мелкий – ответила она и легонько ударила его миниатюрное плечико. Дэнни в очередной раз подметил для себя, как ему повезло со старшей сестрой, хоть прозвище «мелкий» ему и претило.

В багажнике теснились коробки со всем необходимым: что-то из верхней одежды, нижнее бельё, предметы личной гигиены, три больших пакета продуктов, а также бутылка дорогущего красного вина, купленная Робертом без ведома жены неделю назад в специализированном магазине к сегодняшней ночи, обещавшей пустить новый виток их супружеской жизни. По крайней мере он надеялся, что секс в первую ночь в загородном доме будет не таким безжизненным, как в последний год. Завтра рано утром Роберт один съездит за остальными вещами, составленными в коридоре квартиры.

2

В тот самый момент, когда Дэнни спрашивал про фризби, Сара увидела старика на крыльце обветшалого дома. С седыми патлами волос, он стоял перед ступенями в распахнутом полосатом халате из-под которого виднелись семейные трусы. Он и не силился прикрыться, когда проезжала машина. Его вид вызвал озадаченность у Сары, которую Ребекка восприняла в ответе на счёт фризби за привычное родительское пренебрежение пустяковыми затеями своих детей. В другое мгновение одноэтажный домик старика скрылся за деревьями, Сара пожалела, что вообще посмотрела в этот момент в окно, потому как настроение пошло на спад. Лёгкое предвкушение переезда, с которым она проснулась рано утром, затем трансформировавшееся чуть ли не в эйфорию во время короткой пробежки, вдруг уступило место беспокойству.

Она продолжала смотреть в окно, муж в этот момент говорил о том, как здорово бы было отметить новоселье, если можно так выразиться, и пригласить их общих друзей; за двадцать лет совместной жизни она уяснила, Роберт, будучи человеком не терпящем длительного пребывания в обществе, при любом удобном случае стремится закатить вечеринку, будь то утверждённый проект, или же день рождение любимого режиссёра (Вуди Аллена). Словно он отринул от себя привычное общение, а взамен воздвигнул собственный культ вечеринок. Почему нет, если собирать пустые бутылки и оттирать от капель мочи пол в туалете – роль Сары.

Смешанный лес сменился сосновым бором. Сара смотрела на мелькавшие ветви, в чьих переплетении вяз золотистый солнечный свет, и подумала о лице старика в халате, в нём читалось безумие.

Роберт надавил на тормоз, включил сигнал поворота, хоть машин и не виднелись на прямой дороге, пролегавшей среди леса ни спереди, ни сзади, и свернул налево.