Текст книги "Сказки для потомков – 3"

МУДРЕЦ

– Не понимаю, зачем мы идём в такую далищу? Ну, что он может, этот немощный старик? Ему уже помирать пора, – причитала молодая женщина.

– Никто не знает кому и когда суждено помирать, – ответил её спутник. – Никто, кроме него… Может, этот старик ещё и нас переживёт.

– Типун тебе на язык! – фыркнула женщина.

– Спасибо! – поблагодарил молодой человек.

Погода была жуткая. Вернее сказать, даже не погода, а непогода. Так как погода, это всё-таки нечто годное, а тут же была сплошная негодность. Дождь обрушился на путников внезапно, дорогу под ногами моментально размыло. Чавкая кроссовками по липкой грязи и пытаясь укрыться под полиэтиленовыми пакетами, двое одиноких странников спешили поскорее добраться до дома, в котором должен был обитать мудрый старец. Ходили слухи, что он может творить чудеса – исцелять болезни души и тела.

Дом старца находился на самом отшибе, вдалеке от деревни. Несколько часов потребовалось путникам, чтобы добраться до него. Сначала они ехали на электричке, потом на автобусе. И вот последние пару километров пришлось идти пешком. Тут-то, как нарочно, и ливанул дождь.

Дверь открылась. На пороге показалась некая особа в траурном одеянии. Один её глаз смотрел прямо, другой – влево и вверх.

– Мудрец не сможет вас принять, у него траур, – сказала косоглазая барышня, – мышонок умер. Он будет его оплакивать ещё два дня.

– А что потом? – спросили посетители.

– Потом, как всегда, – ответила барышня, – мышонок воскреснет.

– Как это? – удивились посетители.

– Приходите через два дня, – посоветовала косоглазая, захлопывая дверь.

– Но… где нам остановиться на эти два дня? – крикнул ей вслед молодой человек.

В этот миг справа от дома вдруг раздался оглушительный гром, будто кто-то ударил в огромный гонг. Путники обернулись на звук и увидели небольшое строение. Над дверью строения красовалась яркая табличка «Гостевой домик».

За два дня непогода не улучшилась ни на грамм. Дождь хлестал с озверевшего неба так яростно, что, казалось, будто он хочет смыть с лица земли всё, что на ней приютилось.

Дверь открыла всё та же косоглазая, но траурного одеяния на ней уже не было.

– Проходите, – пригласила она посетителей в дом. – Сегодня у нас праздник: мышонок ожил. Мудрец по этому случаю находится в прекрасном состоянии, даже волосы из бороды не дерёт.

Мудрец сидел за старым деревянным столом на скамейке и оттачивал маленьким перочинным ножичком огрызок карандаша. Глаза его были затуманены и было сразу понятно, что он незрячий. На его левом плече сидел маленький серый мышонок. Одного взгляда хватало, чтобы понять, что мышонок не настоящий, а плюшевый.

– Он решил заменить умершую мышку на игрушечную? – спросил молодой человек у косоглазой барышни.

– Нет, что вы! – ответила она шёпотом. – Это она и есть.

– Вы хотите сказать, – удивился молодой человек, – когда мы приходили в прошлый раз именно эта плюшевая мышь и умирала?

– Да, – кивнула барышня, глядя одним глазом на гостей, а другим косясь на старца.

– Вы считаете это нормальным? – во взгляде молодого человека высветилось нескрываемое сомнение в умственном здоровье косоглазой.

– Нет, я так не считаю, – успокоила барышня. – Но он, – указала она кивком на старца, – считает.

– Как же он может быть мудрецом и вместе с тем… – молодой человек замялся, пытаясь подобрать нужный эпитет.

– Вы хотите сказать, слабоумным? – поняла без лишних слов косоглазая.

– Нет, что вы, я несколько иное имел в виду, – засмущался молодой человек. – Я имел в виду – странным.

Молодая женщина посмотрела на блаженного старика. В душе она уже пожалела, что согласилась прийти к нему за помощью. Ну чем может ей помочь этот… несчастный?

– Совсем необязательно быть мудрецом во всём, – снисходительно улыбнулась барышня. – Достаточно быть им в чём-либо великом, а уж в мелочах можно себе позволить оставаться ребёнком. Да, – продолжила косоглазая, перехватив недоуменный взгляд молодой женщины, – внутренне он велик, а внешне скудоумен и похож на малое дитя.

– Как «малое дитя»? – переспросила молодая женщина.

– Так часто бывает, – кивнула косоглазая. – Человек, задачей которого является внутренний рост, снаружи практически не растёт. Некогда ему расти телесно – он растёт душой. Душа же для большинства невидима.

Отложив на время перочинный ножичек, мудрец протянул правую руку к левому плечу и ласково погладил мышонка. Мышонок никак не отреагировал – не съехал, не свалился, а остался так же спокойно сидеть на плече и смотреть мёртвыми пуговками прямо перед собой.

– Пришлось пришить его к сюртуку изнутри, – пояснила барышня. – Когда он скатывался с плеча, мудрец очень переживал, начинал ползать по полу, искать, мычать…

– Мычать?

– Да, – подтвердила барышня. – Говорить он не может: он немой.

– Но вы его прекрасно понимаете? – спросил гость.

– Понимаю, – ответила косоглазая. – Кто хочет понять, тот всегда понимает.

– Вы мудрая женщина, – заключил молодой человек.

– Это он меня сделал такой, – покосилась на мудреца мудрая женщина.

– Но в чём же всё-таки заключается его мудрость? – спросила молодая гостья.

– Он знает слово. Он видит его душой, а потом пишет.

– Слово?.. Какое? – спросил молодой человек. – Какое-нибудь магическое?

– То слово, которое требуется в данное время какому-либо человеку, зверю, или всему окружающему. Попросите его написать и он напишет. Только просите о самом важном, вы же за этим сюда и пришли.

– Мудрец, – произнёс молодой человек, подойдя к старику поближе и повысив голос, – я хочу вас попросить, чтобы…

– Просите мысленно, – прервала просьбу мудрая женщина. – Мудрец глух к звукам, но прекрасно слышит мысли.

– Давай я сама, – сказала молодая женщина.

Сосредоточившись на мыслях, она пристально посмотрела в затуманенные глаза мудреца и попросила о сокровенном.

Слепоглухонемой старец улыбнулся, погладил свою всклоченную бороду, потом мышонка, нащупал на столе кусок пергамента, поднёс к нему правую руку с остро отточенным карандашным огрызком, и старательно вывел одно только слово. Увы, закорючки его почерка разобрать было невозможно. Это были либо какие-то китайские иероглифы, либо ещё какие-то неизвестные посетителям знаки.

– Что он написал? – спросил шёпотом молодой человек у косоглазой.

– Если я и расшифрую, что он написал, – ответила она, – я передам вам это своими словами, а вы поймёте их своими мыслями. Смысл так или иначе будет искажён. Чтобы понять, что там написано, надо прислушаться к своему чистому внутреннему голосу, не пытаясь сравнивать знаки с виденными где-то раннее, иначе можно впасть в заблуждение. Только не путайте чистый голос с навязанными, грязными мыслями.

Выйдя из дома старца, женщина и мужчина удивились полной смене природного гнева на милость. Мгла вдруг рассеялась, небо просветлело, от дождя не осталось и следа.

– Это всё он сделал! – догадался молодой человек.

– Ты тоже об этом подумал? – удивилась женщина. – Но, как же ему это удаётся? Он же слепоглухонемой!

– Мне кажется, чтобы творить добро, достаточно поверить в добро, – задумчиво ответил мужчина. – А он верит. Он по-настоящему верит. Как раз благодаря тому, что не видит и не слышит всего зла, что есть вокруг. А ещё, мне кажется, он всё чувствует, но как-то по-своему. И когда в мире скапливается много зла, его мышонок умирает. А когда он начинает его оплакивать, на землю проливается дождь. Потом оплаканный мышонок оживает, мудрец радуется, дождь затихает, солнце снова освещает землю.

– Не знаю, обладает ли он действительно какой-нибудь волшебной силой, но, думаю, я тоже кое-что поняла, – вдохновенно произнесла женщина. – Если уж он, беззащитный, не имеющий ни зрения, ни голоса, ни слуха, может справиться с такой важной жизненной задачей как написание единственного верного слова, дарящего надежду всем просящим, то и мы должны верить, что можем!

Не факт, что то, что здесь написано, является окончательным вариантом. Бывает, что со временем что-то добавляется. Например, какое-нибудь слово, которое и ставит разом все точки.

29.10.2020

ВЫЙТИ ЗАМУЖ ЗА ОРАНГУТАНА

Захотелось одной женщине срочно замуж. А что? Встречаются ещё иногда такие, которым замуж невтерпёж становится. Да и пора ей уже было задуматься о замужестве – как-никак, на пятый десяток счёт пошёл. Раньше-то она карьеру пыталась строить, о семейной жизни ей думать было некогда.

А мужиков вокруг подходящих – днём с огнём не сыщешь. Одни уже лет по сто как женаты и по нескольку любовниц имеют, другие – неженатые, но пьющие и гулящие, третьи, вообще, – ориентируются исключительно на себе подобных.

Подумала она, короче говоря, подумала, помяла голову, как арбуз перед покупкой, и решила вместо мужа завести себе… орангутана.

А что? Велика ли разница, если хорошо подумать? Женщине от мужика ведь одно только и нужно. Что именно? Известно что – чтобы отношения были искренними. А кто, скажите, может сравниться в искренности с орангутаном? Никто! Тем более, если сама, как человек, особой красотой не блещешь, а как обезьяна – вполне даже ничего!

Купила она себе, короче говоря, примата с хорошей родословной. Самого симпатичного и умного выбрала. Денег немало отвалила. Продавец в магазине обезьян так и сказал:

– Можете не сомневаться! Его родичами являются самые высокопоставленные члены обезьяньей стаи. Вожаки, так сказать. По-нашему, по-человечьи, это как элитный класс – главные начальники.

– А как же они согласились с ним расстаться? – поинтересовалась женщина.

– Так он и не спрашивал у них разрешения, – ответил продавец. – Их же всех кокосами завалило.

– Ох, сиротинушка, – покачав головой, жалостливо произнесла женщина.

– Да не-е, – поспешил обрадовать продавец, – вы неправильно поняли. Все выжили. Но пока они из-под кокосов выбирались, этот экземпляр в город убежал. Он же сам их, кстати, и завалил кокосами, чтобы убежать.

– А с какого перепугу? – спросила женщина удивлённо.

– Родичи хотели женить его на одной горилле, – пояснил продавец, – а он не хотел. Хотя она среди горилл и была самая симпатичная, но, сами знаете, сердцу-то не прикажешь. А уж если это сердце орангутана, и подавно. У него же такое ранимое сердце!

– Он милый! – растроганно произнесла женщина. – Очаровательный!

Короче говоря, привела она это очарование домой, причесала, нарядила в домашний халат и тапочки, поставила перед ним блюдо с бананами и прочими плодами, и стала с ним жить.

Ну не совсем, конечно, как с настоящим мужем (он же, всё-таки, примат), но и не как с домашней скотиной. А чтобы было удобнее общаться, назвала его настоящим человеческим именем – Стёпа. И для солидности ещё и отчество к Стёпе присобачила – Иванович. Так и стал он Степаном Ивановичем.

Поначалу, разумеется, Степан Иванович чувствовал себя «не в своей тарелке». Общество незнакомой тётки его совсем не радовало. Наоборот, всякий раз когда она подходила к нему с милой улыбкой (которая, увы, виделась ему не совсем милой) и хотела поцеловать, он заскакивал на люстру и пытался сорвать плафон, чтобы бросить его в это странное, пристающее к нему чудище.

– Степан Иванович, ну какой вы озорник! – грозила женщина орангутану указательным пальцем. – Мы же взрослые люди, в конце концов, а вы ведёте себя как мальчишка!

Степан Иванович закатывал глаза куда-то за люстру и пытался сообразить, что сказала эта ненормальная. Потом, когда она уходила, он спрыгивал на пол, брал в руки очередной банан, чистил его привычным движением волосатой лапы, и заваливался на диван, смотреть телевизор.

Когда Степан Иванович выходил на балкон, подышать свежим городским воздухом, под балконом тут же собиралась толпа любопытствующих. Взрослые просто стояли, махали бровями и хлопали глазами, а дети тыкали в сторону балкона пальцами, корчили рожицы и смеялись. Степану Ивановичу, честно сказать, это не нравилось, поэтому он, не особо задумываясь о культуре поведения, начинал корчить в ответ детям рожицы и кидаться бананами.

Примерно через год, благодаря жизни в квартире, орангутан преобразился в настоящего мужчину, правда, совсем непьющего, некурящего и даже не бабника. Поход в барбершоп сделал из него брутального красавца, телевизор научил жизни в современном обществе, женщина приобщила к домашней кухне.

Теперь, если какая-нибудь любопытная соседка заглядывала к женщине, она видела совсем не орангутана, а обычного мужика сидящего на диване перед теликом с бутылочкой пива, стреляющего глазами в футболистов, и кричащего на какого-нибудь нерадивого игрока:

– Да кто ж так пинает?! Мазила!

Вот, короче говоря, и вся история. История, которая лишний раз доказывает, что любящая женщина из любого примата может сделать нормального среднестатистического джентльмена.

02.11.2020

«ГЕНЕРАЛ»

(из цикла «Рассказы про Мишку»)

Была в детстве Мишки ещё и такая история.

Было ему тогда года три, или, может быть, четыре, и жил он с мамой у бабушки и дедушки в доме барачного типа. По утрам мама отводила Мишку в детсад, а сама спешила на работу. Работала она тогда остановок за десять от дома, в буфете одного общежития.

Да, в советских общежитиях в те годы (речь идёт о конце семидесятых) были не только вахтёры, коменданты, воспитатели (ну, те что обязаны проводить воспитательную работу с коллективом) и прочие «передовики производства», но и красные уголки, и прачечные, и буфеты. Вот в одном из таких буфетов и трудилась мама Мишки. Столовая, обслуживающая буфет, находилась через двор, поэтому буфетчица (работница буфета) таскала всё, что заканчивалось, в буфет сама, в коробках, или возила на тележке. Это были пирожные, лимонад, соки, пиво, всякая выпечка и прочее и прочее. Иногда товар подвозил и столовский автобус.

Целый день Мишка в детском саду постигал жизнь. Разучивал песенки, учился танцевать, вышивать, лепить из глины, рисовать, считать, общаться со сверстниками, скрывать от воспитательниц (сдавая им свёрнутый в рулет матрас), что описался, и давиться манной кашей. Однажды зимой мальчишки и девчонки играли во время прогулки в «кучу-малу». Мишка упал на снег, ребята давай на него прыгать. Очнулся Мишка только в группе, вокруг него стояли удивлённые дети.

– Живой! Живой! – закричали они, когда Мишка открыл глаза.

– А я думал ты помер, – засмеялся один из мальчишек.

«Да, смешно, – подумал тогда Мишка. – Но как-то странно. Только что мы играли, а теперь я тут, на раскладушке».

Где были в этот момент воспитательницы Мишка не обратил тогда внимания. Да и потом не задумывался об этом.

А однажды мама пришла и сказала:

– Теперь мы будем жить не у бабушки с дедушкой, а в другом доме.

– В каком «другом»? – спросил Мишка.

– Я нашла тебе папу, – сказала мама. – Ты же хотел, чтобы у тебя был папа? Вот я тебе его и нашла. У него мы и будем жить.

Сказать, что Мишка обрадовался, что у него теперь будет папа, это ничего не сказать. Да Мишка от маминого известия просто воспарил, как птица.

– Ой, мама! Как здорово! – воскликнул мальчик. – Значит, я теперь не буду безотцовщина! (это, услышанное где-то слово мальчику очень не нравилось, ущемляло его, делало каким-то неполноценным).

Нового Мишкиного папу звали дядя Саша. Правда, чаще его почему-то называли «Саша-генерал». Почему именно «генерал» Мишка никак не мог понять, но ему нравилось, что его папку называют таким сильным словом.

«Может быть, он военный, вон он какой большой и сильный! И так здорово меня подбрасывает к потолку! И я лечу, как самолёт! – думал Мишка. – Вот когда я вырасту большим, я тоже стану таким сильным! А, может быть, и генералом!»

Но, увы, восхищение быстро сменилось на недоразумение, потом на непонимание, а там и на нежелание становиться таким «генералом». Всё началось ещё зимой, когда пьяный «генерал» возмущался из-за того, что такой большой мальчик как Мишка всё ещё сидит на горшке.

– Пусть идёт в уборную на улицу! – кричал разъярённый «генерал». – Я не обязан в своём доме нюхать эту вонь!

– Ну… он же маленький! – заступалась за Мишку мама. – А там такой мороз!

– Тогда вынеси горшок вместе с ним в прихожую! Пусть там воняет! – психовал папаша.

Он подошёл к входной двери и раскрыл её нараспашку. Ветер подул на ребёнка, чуть ли не сдувая его с горшка.

Мишке было стыдно и неловко. С одной стороны, конечно, он уже большой, ростом почти до маминого пупка, но с другой стороны, дырка в уборной ещё больше, и если поскользнёшься и провалишься, то это верная смерть!

У Мишки в тот вечер случилась истерика. Он плакал взахлёб так, что никто не мог его успокоить, даже Хрюша со Степашкой из «Спокойной ночи, малыши!» были бессильны. Конечно, когда «генерал» протрезвел, он слёзно извинялся перед «сыном», и Мишка его простил, но осадок остался.

А примерно через полгода, ближе к лету, дядя Саша, также напившись, выкинул новую штуку. Пошёл в сарай и подвесил себя на верёвке за шею.

Благо хоть сарай был невысокий, а верёвка длинная. Получалось, что он висит полусидя. Мамы тогда дома не было, а Мишка был. Найдя «генерала» в таком странном положении, Мишка крайне перепугался. С одной стороны, если подумать, туда бы этому придурочному и дорога, но с другой стороны – гуманные чувства и всё такое.

«Генерал» хрипел, закатывал глаза и пускал слюни, руки его безвольно висели. У Мишки в кармане тогда был уже собственный карманный ножичек. Раскрыв его, Мишка начал резать верёвку. Это было трудно, но верёвка под весом была хорошо натянута и он справился. Пьяное тело плюхнулось, ударилось башкой о дрова, откашлялось, выругалось, а потом стало благодарить Мишку за его геройство.

– Только мамке не рассказывай, – просило потом благодарное чучело.

И Мишка считал себя героем, спасшим жизнь, пусть и такого гадкого, но всё-таки человека.

Только, спустя много лет, размышляя о детстве, Мишка начал задумываться, а может, этот негодяй только прикидывался, а не вешался на самом деле? Мало ли, что было в башке у такого идиота?..

Но основная часть истории, ради которой и затевался этот рассказ, произошла чуть позже того случая с повешением. Она-то и послужила главной причиной расставания Мишки и его мамы с «генералом».

В тот приятный летний день в окна весело заглядывало солнце. Мишка, его мама и её подруга доделали ремонт и приготовились праздновать. Саша-генерал с минуты на минуту должен был вернуться с работы. Свеженькие, беленькие в цветочек, обои радовали глаз. Над столом парили пельмени, только что выловленные из кастрюли, стояла бутылка красного-полусухого, компот, банка с томатом, бокалы.

– Сейчас придёт Саша, сядем за стол, – говорила мама. – Вот он обрадуется, что мы весь зал успели новыми обоями обклеить! Теперь выходные не надо тратить на это.

Мишка был доволен проделанной работой не меньше, чем мама и её подруга. А как же! Он ведь тоже принимал участие, помогал как мог: и кисточку в клей макал, и обои поддерживал, и даже мазал сам в некоторых местах и полотенцем приглаживал.

И вот, в самый, так сказать, торжественный момент… входная дверь с грохотом распахнулась и на пороге образовался в стельку пьяный «генерал»!

– А-а-а! – заревел он пьяным голосом, глядя на накрытый по-праздничному стол посреди комнаты. – Гуляете тут без меня, пока я там вкалываю!

– Ох, – выдохнула мама Мишки. – Опять…

Всё произошло буквально за несколько секунд. Влетев в комнату, «генерал» одним движением руки, наотмашь, снёс со стола всё, что на нём было! Вилки, тарелки, лимонад, красное-сухое… всё разом разлетелось!

Пельмени оказались на полу, вперемешку со стеклом от разбившихся бокалов. Лимонад «Буратино» закатился в угол. Также куда-то под стол укатилась и бутылка вина. Всё это было уже откупорено и поэтому, естественно, разлилось по всему полу. Но самым страшным «ударом судьбы» стала банка томатной пасты. Именно на неё и пришёлся основной удар. Подлетев довольно высоко, она врезалась в стену с новыми обоями и всё, что в ней было, оказалось на белом фоне с нежными цветочками.

Эту картину Мишка запомнил на всю жизнь. Такое бы, пожалуй, не приснилось в страшном сне и самому безумному художнику-авангардисту. Большие, жирные, красные пятна, будто кровь на белоснежной стене, изуродовали всю красоту, что ещё минуту назад так радовала глаз.

Все слова сразу встряли в горле, словно кость, все мысли кинулись врассыпную… мир рухнул!.. провалился в какую-то глубочайшую, безысходную клоаку. Всё, жизни нет!..

Но «спектакль» только начинался! «Генерал» буянил. Женщины кричали, пытаясь его остановить. Грозя физической расправой, он выбежал ненадолго в чулан и обратно вбежал уже с топором. Это было страшно. Очень страшно. Глаза безумца не видели в этот момент перед собой ничего, он явно воспринимал беспомощных людей за каких-то врагов, с которыми во что бы то ни стало требовалось расправиться. Что там было в его пьяной голове – никто не знает. Да и было ли, хоть что-то людское?.. Одно точно ясно, человек этот во время опьянения зверел.

Топор был занесён над его головой, как и над головами женщин. Ребёнок, забившись в угол, кричал и плакал. Хватило бы одного случайного удара, чтобы случилось непоправимое несчастье. В эту минуту на крики и шум в дом вбежал младший брат разбуянившегося. Жил он неподалёку, частенько заглядывал в гости. Подбежав сзади, он схватился за топорище и стал пытаться выдернуть топор у озверевшего.

– Сашка! Сашка!.. – кричал младший брат. – Дурак!.. Ты что делаешь?!.. Сашка!..

Развернувшись к брату, «генерал» умудрился выдернуть топор и замахнулся уже на него. Нет, он не узнавал даже своего родного брата! Брат выбежал в прихожую, «генерал» – за ним. Дело пахло братоубийством. Мишка, как заворожённый смотрел заплаканными глазами как один брат пытается осилить другого. В руках у младшего вдруг оказалась ножовка, которая висела в прихожей на гвозде. Как два здоровых быка они упёрлись друг в друга.

– Бегите, я его задержу, – крикнул младший брат, отбиваясь ножовкой от топора и одновременно перегораживая своим телом вход в комнату.

– Бежим, скорее! – трясясь от страха, мать схватила сына за руку.

Вместе с подругой они быстро открыли окно, выпрыгнули сквозь него в огород, пробежали через заросли кустов, а там через заборы, через заборы… и ушли.

Несколько остановок прошли пешком (в чём были – в домашних тапочках и домашней одежде). Подруга ушла к себе домой. Мишка с мамой ночевали в ту ночь, ютясь будто мышки, в маленьком «чулане», у мамы на работе – в буфете общежития. Ходили на цыпочках, чтобы никто не слышал и не видел.

Эту ночь Мишка тоже запомнил надолго. Он лежал на жёсткой полке, между коробок, места было так мало, что приходилось поджимать ноги. Но зато пирожные, типа «Корзинка», и лимонад из бутылки-чебурашки неплохо компенсировали все пережитые за день ужасы. И здесь было почти совсем не страшно, всё-таки советское общежитие. Уж сюда-то не ворвётся какой-то сумасшедший дядька с топором.

Прощения у Мишки и у его мамы «генералу» больше не удалось выпросить. Пока Мишка был в садике, его мама собрала вещи и они снова переехали к бабушке с дедушкой. А дом Саши-генерала (которого так прозвали, оказывается, всего-то за походку) через несколько лет попал под снос, и сам он куда-то переехал.

03.10.2020