Текст книги "Его прощальный поклон. Архив Шерлока Холмса"

Темные враждебные глаза короля преступного мира внезапно вспыхнули, как у настоящего хищника. Вся фигура Холмса выражала напряжение и готовность в любой момент отразить удар; казалось, что от этого он сделался еще выше.

– Не стоит нащупывать револьвер, мой друг, – спокойно произнес он. – Вы очень хорошо знаете, что не осмелитесь пустить его в ход, даже если бы я дал вам время его вытащить. С этими револьверами не оберешься хлопот. От них так много шума, граф. Лучше уж пользоваться духовыми ружьями. А я, кажется, слышу легкую поступь вашего достойного компаньона. Добрый день, мистер Мертон! Скучновато дожидаться на улице, не правда ли?

Премированный боксер, грузный молодой человек с глупым, упрямым и грубо обтесанным лицом неловко остановился в дверях, растерянно озираясь по сторонам. Любезный тон Холмса озадачил его, и хотя Сэм смутно почувствовал в нем враждебность, он не знал, как себя вести. Он повернулся к своему более проницательному товарищу.

– Что тут происходит, граф? Чего ему надо? В чем дело? – Голос его звучал глухо и хрипло.

Граф пожал плечами. Вместо него Сэму ответил Холмс:

– Если говорить кратко, мистер Мертон, ваше дело проиграно.

Боксер продолжал обращаться к своему сообщнику:

– Шутит он, что ли? Так мне сейчас не до шуток.

– Это вполне понятно, – сказал Холмс. – И уверяю вас, что через час-другой вы будете настроены еще менее шутливо. Вот что, граф Сильвиус. Я человек занятой и не могу попусту тратить время. Сейчас я пройду в спальню. Прошу вас не стесняться в мое отсутствие. Без меня вам будет удобнее объяснить своему другу, как обстоит дело. Тем временем я сыграю на скрипке баркаролу из «Сказок Гофмана». Через пять минут я вернусь за окончательным ответом. Надеюсь, вы достаточно ясно уразумели, что вам приходится выбирать одно из двух: или мы заберем вас, или камень.

Холмс удалился, прихватив с собой стоявшую в углу скрипку. Минуту спустя из-за закрытой двери спальни послышались протяжные, жалобные звуки этой самой запоминающейся из мелодий.

– Так в чем дело? – спросил Мертон, когда его приятель повернулся к нему. – Он что, знает про камень?

– Будь он проклят, он знает слишком много, а может быть, и все.

– Черт! – Желтоватое лицо боксера слегка побледнело.

– Нас выдал Айки Сандерс.

– Айки? Ну, погоди, я ему сверну шею, хоть бы меня за это повесили.

– Нам от этого легче не станет. Надо решить, что делать.

– Обожди, – сказал боксер, подозрительно глядя на дверь спальни. – С этой хитрой лисицей надо держать ухо востро. Он не подслушивает?

– Как он может подслушивать, когда он играет?

– Это верно. А нет ли кого за занавеской? Слишком уж много тут занавесок.

Боксер стал осматриваться и вдруг в первый раз заметил у окна манекен; в немом удивлении он уставился на него, не в силах произнести ни слова.

– Это восковая кукла, и больше ничего, – объяснил граф.

– Подделка, да? А здорово, мадам Тюссо небось такое и не снилось. Прямо как живой, и халат и все остальное. Но черт бы побрал эти занавески, граф!

– Шут с ними, с занавесками, мы только зря тратим время, а у нас его не так уж много. Он может арестовать нас из-за этого камня.

– Черта с два!

– Но если мы скажем, где камень, он нас отпустит.

– Еще чего! Отказаться от камня в сто тысяч фунтов?

– Другого выхода нет.

Мертон почесал коротко остриженную голову.

– Послушай, он ведь тут один. Пристукнуть его, и все. Если мы его прикончим, нам нечего будет бояться.

Граф покачал головой.

– У него есть оружие, и он начеку. Если мы его застрелим, нам вряд ли удастся отсюда выбраться. К тому же он наверняка успел сообщить свои сведения полиции. Постой-ка! Что это?

Они услышали слабый звук, который, казалось, доносился со стороны окна. Оба вскочили, но все было тихо. Если не считать странной фигуры в кресле, в комнате, кроме них, никого не было.

– Это на улице, – сказал Мертон. – Ну так слушай, шеф, у тебя есть голова на плечах. Надо что-то придумать. Раз нельзя пустить в ход кулаки, тогда твое дело решать, как быть.

– Я еще и не таких обманывал, – отвечал граф. – Камень-то у меня с собой. В потайном кармане. Я бы ни за что не решился оставить его где-нибудь. Сегодня ночью его можно будет переправить в Амстердам, а там до воскресенья его успеют распилить на четыре части. Он ничего не знает о Ван Седдаре.

– Я думал, Ван Седдар поедет на той неделе.

– Он должен был ехать на той неделе, но теперь ему придется отправиться со следующим же пароходом. Кому-нибудь из нас надо проскользнуть с камнем на Лайм-стрит и предупредить его.

– Второе дно еще не готово.

– Ничего не поделаешь. Придется рискнуть и везти прямо так. Нельзя терять ни минуты.

И снова, как охотник, привыкший быть настороже, он замолчал и пристально посмотрел на окно. Да, этот слабый звук, несомненно, донесся с улицы.

– А Холмса ничего не стоит провести. Этот идиот, чтоб ему было неладно, сказал, что он нас не тронет, если получит камень. Ну так мы пообещаем ему камень. Наведем его на ложный след, а пока он догадается, в чем дело, камень будет уже в Голландии, а мы сами – за границей.

– Вот это здорово! – довольно ухмыльнулся Сэм Мертон.

– Ты пойдешь к голландцу и скажешь, чтобы он поторапливался. А я возьму на себя этого простака и постараюсь заговорить ему зубы. Я скажу ему, что камень в Ливерпуле. Черт бы побрал эту музыку, она мне действует на нервы! Пока Холмс выяснит, что в Ливерпуле его нет, камушек будет поделен на четыре части, а мы будем в открытом море. Поди сюда, а то тебя видно через замочную скважину. Вот он, камушек-то.

– Как ты не боишься носить его с собой?

– Это самое надежное. Если уж мы ухитрились стащить его с Уайтхолл, из моей квартиры его всякий унесет.

– Дай-ка поглядеть.

Граф Сильвиус, не обращая внимания на протянутую грязную руку, бросил не слишком одобрительный взгляд на своего сообщника.

– Уж не думаешь ли ты, что я собираюсь тебя охмурить? Так вот, имейте в виду, граф, мне начинают надоедать ваши штучки.

– Ну ладно, ладно, Сэм, не обижайся. Нам нельзя сейчас ссориться. Если хочешь как следует разглядеть эту красоту, подойди сюда, к окну. На, держи поближе к свету.

– Благодарю вас.

В мгновение ока Холмс спрыгнул с кресла, на котором раньше сидел манекен, и схватил бриллиант. В одной руке он зажал камень, а другой держал пистолет и целился в голову графа. В полном замешательстве оба мошенника отступили назад. Прежде чем они успели опомниться, Холмс нажал кнопку электрического звонка.

– Не вздумайте сопротивляться! Джентльмены, умоляю вас, поберегите мебель! Вам должно быть ясно, что ваше положение безнадежно. Полиция ждет внизу.

Граф был так ошеломлен, что злоба и страх отступили в эту минуту на второй план.

– Но, черт возьми, каким образом? – прохрипел он.

– Ваше удивление вполне естественно. Вы не знаете, что за этой занавеской есть вторая дверь, ведущая в спальню. Если не ошибаюсь, вы должны были слышать, как я снимал манекен с кресла. Но мне повезло, и я подслушал ваш милый разговор, который мог бы оказаться куда менее откровенным, знай вы о моем присутствии.

Граф стоял с видом человека, сложившего оружие.

– Ваша взяла, Холмс. По-моему, вы сущий дьявол.

– Очень может быть, – ответил Холмс, вежливо улыбаясь.

Туго соображающий Сэм Мертон не сразу понял, что произошло. И только когда на лестнице раздались тяжелые шаги, к нему наконец вернулся дар речи:

– Не иначе как фараон. Но я вот чего не пойму: ведь эта проклятая скрипка все еще пиликает.

– Вы совершенно правы, – ответил Холмс, – пусть ее играет. Эти современные граммофоны – замечательное изобретение.

В комнату ворвалась полиция, щелкнули наручники, и преступников препроводили в ожидающий их кеб. Уотсон остался, чтобы поздравить Холмса еще с одним новым листком, украсившим его лавровый венок. Их разговор снова был прерван появлением невозмутимого Билли с подносом в руках.

– Лорд Кантлмир, сэр.

– Проводите его сюда, Билли. Это знаменитый пэр, представляющий интересы августейших особ, – сказал Холмс. – Человек верноподданный и в своем роде замечательный, но, если так можно выразиться, несколько старорежимный. Заставим его быть повежливее? Позволим себе небольшую вольность, а? Он, разумеется, еще ничего не знает о случившемся.

Дверь открылась, и на пороге появилась тонкая прямая фигура с продолговатым лицом; черные как смоль бакенбарды в средневикторианском стиле не вязались с покатыми плечами и неуверенной, старческой походкой. Холмс с самым любезным видом подошел к вошедшему и пожал его безответную руку.

– Добрый день, лорд Кантлмир. Сегодня довольно прохладно для летнего времени. Но в комнатах очень тепло. Позвольте, я помогу вам снять пальто.

– Благодарю, я не намерен раздеваться.

– Позвольте, я помогу вам! – настойчиво продолжал Холмс, кладя руку на рукав лорда. – Мой друг, доктор Уотсон, подтвердит, что резкие колебания температуры чрезвычайно вредны.

Его светлость раздраженно отдернул руку.

– Мне вполне удобно, и я не собираюсь задерживаться. Я заглянул сюда только для того, чтобы узнать, как продвигается дело, которое вы сами на себя возложили.

– Трудно… очень трудно.

– Я так и знал, что вы это скажете.

В словах и тоне старого лорда явно чувствовалась насмешка.

– Каждый рано или поздно осознает, что его возможности ограниченны, мистер Холмс. Но по крайней мере, это излечивает нас от самоуверенности – столь свойственного людям порока.

– Признаюсь, сэр, я совершенно сбит с толку.

– Это вполне естественно.

– В особенности меня смущает одно обстоятельство. Не могу ли я рассчитывать на вашу помощь?

– Вы слишком поздно обратились ко мне за советом. Мне казалось, что вы привыкли полагаться на свой ум во всех случаях жизни. Тем не менее я готов вам помочь.

– Видите ли, лорд Кантлмир, мы, конечно, можем составить обвинение против истинных похитителей камня.

– Когда вы их поймаете.

– Разумеется. Но какие меры воздействия нам следует применить по отношению к укрывателю?

– Не преждевременно ли задаваться подобным вопросом?

– Тем не менее все должно быть продумано заранее. На основании каких улик и кого, по-вашему, следует считать виновным?

– Того, у кого будет обнаружен камень.

– И вы сочли бы это достаточным основанием для ареста?

– Разумеется.

Холмс редко смеялся, но, по словам Уотсона, в эту минуту он был более чем когда-либо близок к смеху.

– В таком случае, дорогой сэр, как это ни прискорбно, я буду вынужден требовать вашего ареста.

– Вы слишком много себе позволяете, мистер Холмс, – не на шутку рассердился лорд Кантлмир, и его желтоватые щеки зарделись давно угасшим пламенем. – За пятьдесят лет моей общественной деятельности мне не приходилось слышать ничего подобного. Я деловой человек, на меня возложены серьезные обязанности, и мне некогда выслушивать глупые шутки. Скажу вам откровенно, сэр, я никогда не верил в ваши таланты, и, по-моему, было бы гораздо лучше, если бы дело поручили официальной полиции. Ваше поведение подтверждает, что я был прав. Имею честь пожелать вам спокойной ночи.

Но Холмс преградил пэру дорогу, встав между ним и дверью.

– Постойте, сэр. Оказаться временным обладателем камня Мазарини – еще куда ни шло. Но если вы выйдете отсюда с камнем, это может повлечь за собой более серьезные обвинения.

– Сэр, это становится невыносимым. Дайте мне пройти.

– Сначала опустите руку в правый карман вашего пальто.

– Что это значит, сэр?

– Не спорьте, сэр, а повинуйтесь.

В следующую секунду пораженный пэр, мигая и бормоча что-то невнятное, стоял перед Холмсом, держа в трясущейся руке огромный желтый бриллиант.

– Но как же… как же так, мистер Холмс?

– Ужасно! Ужасно, лорд Кантлмир! – вскричал Холмс. – Мой старый друг доктор Уотсон скажет вам, что я обожаю подобные мистификации. И кроме того, я питаю слабость к драматическим ситуациям. Я положил камень – разумеется, это была большая вольность с моей стороны – к вам в карман в начале нашего разговора.

Старый пэр перевел взгляд с камня на улыбающееся лицо Холмса.

– Я, право, в замешательстве, сэр. Но это… это в самом деле камень Мазарини. Мы чрезвычайно обязаны вам, мистер Холмс. Быть может, у вас, как вы это сами заметили, несколько своеобразная манера шутить и вы довольно неудачно выбираете время для шуток. Но я полностью беру назад замечания, которые я позволил себе относительно ваших поразительных способностей сыщика. Но каким образом?

– Дело закончено еще только наполовину. Да и подробности не так уж существенны. Я не сомневаюсь, лорд Кантлмир, что удовольствие, которое вам доставит возможность сообщить о счастливом завершении дела в высших кругах, куда вы направляетесь, будет некоторым искуплением моей неуместной шутки. Билли, проводите его светлость и скажите миссис Хадсон, что я буду рад, если она подаст нам обед на двоих, и как можно скорее.

Вилла «Три конька»[33]33
  © Перевод. Н. Рейн, наследники, 2020


[Закрыть]

Не думаю, что какое-либо из моих приключений с Шерлоком Холмсом начиналось столь неожиданно и драматично, как дело, получившее впоследствии название «Три конька». С Холмсом мы не виделись несколько дней, и я понятия не имел, чем он занимался все это время. Однако, явившись к нему как-то утром, я застал его в приподнятом настроении. Холмс был необычно разговорчив, он усадил меня в старое, потрепанное кресло у камина, а сам устроился напротив с трубкой в зубах. Знай я, что последует дальше… Впрочем, не буду забегать вперед, начну по порядку.

Едва мы приготовились к приятной беседе, как дверь распахнулась, и в комнату вошел огромный негр. Он мог бы показаться комичным, если бы не был так грозен. На нем был костюм в яркую, точнее, кричащую светло-серую клетку, а на шее галстук цвета семги. Широкое лицо и приплюснутый нос блестели от пота, мрачные черные глаза сверкали злобой.

– Кто из вас масса Холмс, джентльмены? – спросил он.

Холмс добродушно улыбнулся и приподнял руку с трубкой.

– А, так это вы! – Наш странный гость обошел стол и стал бочком подкрадываться к моему другу. – Вот что я скажу вам, масса Холмс, не суйтесь в дела других людей. Пусть люди сами решают, что да как. Поняли, масса Холмс?

– Продолжайте, – невозмутимо ответил тот. – Нет, это просто чудесно!

– Ах, чудесно? – взвился дикарь. – Скоро увидите, как чудесно, когда я маленько окорочу вас. Доводилось иметь дело с таким народом, как вы, и выглядели они после этого совсем даже не чудесно, как вы изволили заметить. Вот, взгляните-ка, масса Холмс!

Он сжал руку в огромный узловатый кулак и поднес его к самому носу моего друга. Холмс пристально и с интересом разглядывал этот кулак.

– Вы таким родились? – осведомился он. – Или постепенно стали?

Возможно, на негра произвел впечатление холодный, спокойный тон Холмса, а может, он уловил краем уха шум – это я взял прислоненную к камину кочергу. Как бы там ни было, но пыла у него немного поубавилось.

– Так вот, пришел предупредить вас по-честному, – сказал он. – Есть у меня друг, и он хочет, чтоб вы забыли дорожку в Харроу, ну, вы поняли, о чем это я. Он не потерпит, чтоб вы вмешивались в это дело. Ясно? Вы не законник, я тоже не законник, и, если влезете, я вместе с ним. Не забывайте.

– Я давно хотел встретиться с тобой, – сказал Холмс. – И заметь, даже не приглашаю тебя присесть, потому что мне не нравится, как от тебя пахнет. Ты вроде бы Стив Дикси, боксер-профессионал?

– Да, так меня звать, масса Холмс, нравится вам это или нет, а придется скушать.

– Ну, аппетиты у нас разные, – заметил Холмс, глядя на огромный рот негра. – А что касается убийства молодого Перкинса на выходе из бара «Холборн»… Что? Куда это ты собрался?

Негр отпрянул, и лицо его приобрело свинцово-серый оттенок.

– Нет, так не пойдет, масса Холмс. При чем тут я и этот Перкинс? Я тренировал боксеров на ринге «Бул» в Бирмингеме, когда этот парнишка вляпался в неприятности.

– Расскажи это кому-нибудь в магистрате, Стив, – посоветовал Холмс. – Я давно наблюдаю за тобой и Барни Стокдейлом…

– Господи помоги! Но, масса Холмс…

– Все, хватит. Пошел вон! Найду, когда понадобишься.

– Тогда всего хорошего, масса Холмс. Надеюсь, вы не очень обиделись, что я пришел без приглашения?

– Не обижусь, если скажешь, кто тебя прислал.

– Но тут нет никакого секрета, масса Холмс. Тот самый джентльмен, о котором вы только что изволили упомянуть.

– Ну а он здесь при чем?

– Не могу знать, масса Холмс. Просто сказал: «Вот что, Стив, ступай к мистеру Холмсу и скажи, что жизнь его в опасности, если он поедет в Харроу». Святая истинная правда, Богом клянусь!

И, не дожидаясь дальнейших расспросов, наш странный гость ретировался столь же поспешно, как и появился. Холмс с тихим стуком выбил пепел из трубки.

– Рад, что вам не пришлось как следует врезать ему по шерстяной башке, Уотсон. Я заметил ваши маневры с кочергой. Но парень он на самом деле вполне безобидный. Гора мышц, пустая голова, лепечет всякую ерунду, и усмирить его, как вы только что убедились, ничего не стоит. Он состоит в шайке Спенсера Джона, недавно участвовал в одном грязном дельце, которым я непременно займусь, когда будет время. Вот Барни, его ближайший друг и наставник, куда хитрее и изворотливее. Они нападают на людей, запугивают их, ну и так далее. Хотелось бы знать, кто стоял за ними в этом конкретном случае?

– Но зачем им запугивать вас?

– Это связано с Харроу-Уилд. Я решил заняться им, поскольку в нем определенно есть нечто загадочное.

– Что за дело?

– Как раз собирался рассказать вам, но помешало вторжение этого комического персонажа. Я получил записку от миссис Мейберли. Если хотите, можем телеграфировать ей, и поедем вместе.

Он протянул мне лист бумаги, и я прочел:

«Дорогой мистер Шерлок Холмс!

У меня случилось несколько странных происшествий, связанных с этим домом, поэтому я была бы весьма признательна Вам за совет. Найдете меня дома завтра в любое время. От станции Уилд до него можно пройти пешком. Мой покойный муж, Мортимер Мейберли, был одним из первых Ваших клиентов.

Искренне Ваша Мэри Мейберли».

Был указан и адрес: вилла «Три конька», Харроу-Уилд.

– Вот таким образом, – сказал Холмс и поднялся. – Так что, если располагаете временем, Уотсон, едем.

Поездом мы добирались совсем недолго, от станции до дома, как и писала миссис Мейберли, было рукой подать, и вот мы стояли перед виллой, построенной из кирпича и дерева. Вокруг на целый акр простирались необработанные земли. Три небольших выступа над верхними окнами служили слабым оправданием названия виллы. Позади виднелась унылая рощица из молодых сосен; вообще же все это место производило угнетающее впечатление. Но дом, как вскоре выяснилось, был обставлен вполне прилично, а хозяйка его оказалась очень приятной пожилой дамой, весьма воспитанной и даже утонченной.

– Прекрасно помню вашего мужа, мадам, – сказал Шерлок Холмс, – хотя с тех пор, как он воспользовался моими скромными услугами в одном щекотливом деле, прошло уже много лет.

– Возможно, вам более знакомо имя моего сына Дугласа?

Холмс взглянул на даму с неподдельным интересом.

– Так вот оно что! Вы мать Дугласа Мейберли? Сам я с ним едва знаком. Но весь Лондон, разумеется, прекрасно знает этого замечательного во всех отношениях человека. Где он теперь?

– Умер, мистер Холмс, умер! Служил атташе в Риме и скончался от пневмонии в прошлом месяце.

– Мои соболезнования. Как-то не вяжется факт смерти с таким человеком, как он, полным жизненных сил и энергии. Он жил так напряженно, был так поглощен своими занятиями.

– Слишком напряженно, мистер Холмс. Это и погубило его. Вы же помните, каким Дуглас был – веселым, жизнерадостным, остроумным!.. Но видели бы вы, в какое угрюмое, замкнутое существо он затем превратился. Сердце его было разбито. За какой-то месяц мой мальчик преобразился до неузнаваемости. Блестящий, остроумный джентльмен стал усталым и мрачным циником.

– Любовная история, полагаю? Женщина?

– Скорее, враг. Однако, мистер Холмс, я пригласила вас не затем, чтобы говорить о моем бедном мальчике.

– Мы с доктором Уотсоном к вашим услугам.

– Последнее время происходят весьма странные вещи. Я живу в этом доме вот уже больше года, довольно уединенно, почти не вижусь с соседями. Три дня назад мне позвонил какой-то мужчина и представился агентом по торговле недвижимостью. Сказал, что мой дом как нельзя более подходит его клиенту и, если я соглашусь расстаться с ним, его клиент не постоит за ценой. Меня это удивило, поскольку в нашей округе на продажу выставлено несколько вполне приличных домов. Однако предложение заинтересовало меня. Поэтому я назвала цену, на пятьсот фунтов превышающую ту, что сама заплатила за этот дом. Агент сразу согласился, но добавил, что клиент желал бы приобрести вместе с домом и мебель, стало быть, я должна назначить цену и за нее. Часть этой мебели я перевезла из моего старого дома, она, как видите, очень хорошая, и я назвала кругленькую сумму. Агент согласился и на нее. Я, знаете ли, всегда мечтала путешествовать, и сделка показалась мне весьма выгодной. Я подумала, что буду теперь сама себе хозяйкой, ибо таких денег хватит на всю оставшуюся жизнь. Вчера этот господин приехал со всеми необходимыми бумагами. К счастью, я показала их мистеру Сатро, моему адвокату, – он живет здесь же, в Харроу. И он сказал мне: «Это очень странный документ. Подписав его, вы не сможете взять из собственного дома ничего, даже одежды и личных вещей». Когда агент явился вновь, уже вечером, я обратила его внимание на этот пункт, сказав, что согласилась продать только мебель.

«Нет, нет, – ответил он. – Все».

«Но как же моя одежда? И драгоценности?»

«Ну что ж, постараемся пойти вам навстречу. Как-нибудь договоримся. Но мы будем проверять каждую вещь, вывозимую из дома. Мой клиент – человек самых широких либеральных взглядов, однако у него есть свои причуды и пожелания. Или все, или сделка не состоится».

«Что ж, тогда считайте, что она не состоялась», – ответила ему я. Но вся эта история показалась мне подозрительной, и вот я подумала, что…

Тут нашу беседу неожиданно прервали.

Холмс приподнял руку, сделав нам знак молчать. Затем быстрым шагом пересек гостиную, распахнул дверь и втащил в комнату высокую сухопарую женщину, придерживая ее за плечо. Она дергалась и упиралась, вид у нее был испуганный и растерянный, как у огромного цыпленка, отбившегося от выводка.

– Отпустите меня! Что это вы делаете, а? – верещала она.

– В чем дело, Сьюзен?

– Я, мэм, пришла узнать, остаются ли джентльмены на ленч, а этот господин вдруг набросился на меня ни с того ни с сего…

– Я слышал, как она торчала за дверью добрых минут пять. Просто не хотел прерывать ваше занимательное повествование, – сказал Холмс. – Странно, что вы проявляете такое любопытство, вам не кажется, Сьюзен?

Сьюзен помрачнела и опустила глаза.

– Да кто вы такой и какое имеете право хватать и держать меня вот так? – огрызнулась она.

– Я хотел бы задать один вопрос в вашем присутствии. Скажите, миссис Мейберли, вы говорили кому-нибудь, что собираетесь писать ко мне и обращаться за советом?

– Нет, мистер Холмс, никому.

– Кто относил на почту письмо?

– Сьюзен.

– Так я и думал. А теперь, Сьюзен, кому вы сообщили, что ваша хозяйка обратилась ко мне за советом?

– Вранье это все! Никому я ничего не говорила!

– А известно ли вам, Сьюзен, что чрезмерно любопытные и лживые люди, как правило, живут недолго? Подло доносить на свою хозяйку! Кому вы рассказали?

– Сьюзен! – воскликнула миссис Мейберли. – Никогда бы не подумала, что ты способна на предательство! Теперь я вспомнила! Видела, как ты переговаривалась с кем-то через изгородь.

– Да, говорила, но о своих делах, – упорствовала служанка.

– А может, вы говорили с человеком по имени Барни Стокдейл? – спросил Холмс.

– Ну, раз знаете, так зачем спрашивать?

– Я не был уверен, зато теперь знаю точно. Что ж, Сьюзен, обещаю выдать тебе десять фунтов, если скажешь, кто стоит за этим Барни.

– Человек, который за каждую вашу десятку выложит целую тысячу, вот так!

– Так, значит, он богач?.. Ага, вы улыбнулись, стало быть, не богач, а богачка. Какая-то очень состоятельная женщина. Что ж, раз уж мы так далеко зашли, может, назовете имя и получите свою десятку?

– Прежде увижу вас в аду!

– Сьюзен, как ты смеешь? Что за выражения?

– Я ухожу от вас. Хватит, сыта по горло! За вещами пришлю завтра. – И служанка бросилась к двери.

– Прощай, Сьюзен! Мерзкая получилась история… – заметил Шерлок Холмс. – А теперь, – продолжил он, когда захлопнулась дверь за раскрасневшейся от злости служанкой, – скажу вам следующее. Эта шайка настроена решительно. И времени они даром не теряют. Ваше письмо ко мне было отправлено вечером, о том свидетельствует отметка на штемпеле. Однако Сьюзен успела перемолвиться словечком с Барни. А тот, в свою очередь, отправился к своему нанимателю и получил инструкции. Полагаю, план этот составила женщина; помните, на губах Сьюзен промелькнула улыбка, когда она решила, что я ошибся. И вот на помощь призвали чернокожего Стива, и на следующее же утро, в одиннадцать, я уже получил предупреждение. Так что действуют они очень быстро.

– Но чего именно они хотят?

– Да, это главный вопрос. Кто проживал в этом доме до вас?

– Фергюсон, удалившийся на покой капитан дальнего плавания.

– Было в этом человеке что-либо необычное?

– Нет, ничего такого о нем не слышала.

– Может, он спрятал здесь что-то ценное? Нет, разумеется, в наши дни люди предпочитают размещать свои сокровища в банках. Но всегда находятся чудаки. Без них мир был бы просто невыносимо скучен. Сначала я подумал, что он действительно закопал здесь клад. Но зачем в таком случае им понадобилась ваша мебель и все прочие предметы обстановки? У вас, случайно, не завалялся здесь Рафаэль или первое издание Шекспира?

– Сомневаюсь. Самая ценная вещь в доме – чайный сервиз «Краун дерби»[34]34
  «Краун дерби» – фарфор, производившийся в XVIII веке в Дерби, его марка – корона над буквой D.


[Закрыть].

– Ну, из-за сервиза они вряд ли стали бы затевать это дело. Кроме того, почему бы им открыто не заявить, чего именно они хотят? Если им приглянулся ваш сервиз, почему бы просто не предложить за него хорошую цену? Нет, вероятно, их интересует вещь, о существовании которой в доме вы не подозреваете. И которую ни за что бы не отдали по доброй воле ни за какие деньги.

– Я тоже так думаю, – заметил я.

– Вот видите, доктор Уотсон согласен со мной.

– Да, мистер Холмс. Но что же это может быть?

– Надеюсь, мы догадаемся путем логических умозаключений. Вы прожили в этом доме чуть больше года, верно?

– Почти два.

– Тем лучше. И на протяжении этого довольно долгого времени от вас никто ничего не требовал. А потом вдруг, три или четыре дня назад, поступило это странное предложение. Какой отсюда вывод?

– Это может означать только одно, – подхватил я. – Загадочный предмет, что бы это ни было, попал в дом относительно недавно.

– Не могу не согласиться с доктором Уотсоном, – сказал Холмс. – А теперь, миссис Мейберли, вспомните, какие новые предметы появились в вашем доме совсем недавно?

– Да никаких. В этом году я ничего нового не покупала.

– Вот оно что. Очень любопытно! Что ж, полагаю, нам следует сделать паузу и посмотреть, как будут развиваться события дальше. Скажите, а этот ваш адвокат – человек надежный?

– Мистер Сатро весьма надежный и опытный адвокат.

– А другая служанка у вас есть? Или всем заправляла Сьюзен, только что хлопнувшая дверью?

– Есть еще одна, молоденькая девушка.

– Попробуйте уговорить мистера Сатро провести в вашем доме ночь или две. Вам, возможно, понадобится защита.

– От кого?

– Пока не знаю. Непонятно. Если не удастся выяснить, за чем именно они охотятся, попытаемся подойти к этому делу с другого конца. Скажите, этот агент по торговле недвижимостью оставил какой-нибудь адрес?

– Обычную карточку. Там указано имя и род занятий: Хейнс-Джонсон, аукционер и оценщик.

– Едва ли мы найдем этого Хейнс-Джонсона в справочнике. Честные бизнесмены не скрывают своего места работы и адреса. Что ж, дайте мне знать сразу же, как только появятся какие-то новости. Я берусь за ваше дело и доведу его до конца, можете на меня положиться.

Мы проходили через холл к двери, и от внимательных глаз Холмса не укрылись стоящие в углу сундуки и коробки. К ним были прикреплены бирки.

– «Милан», «Люцерн». Вот эти из Италии.

– Это вещи моего бедного Дугласа.

– Так вы до сих пор не распаковали их? Давно эти вещи прислали?

– Неделю назад.

– Ну, вот вам, пожалуйста, и недостающее звено. Откуда нам знать, не хранится ли в них нечто ценное?

– Вряд ли, мистер Холмс. Мой бедный мальчик жил только на зарплату и небольшую ежегодную ренту. Что тут может быть ценного?

Холмс погрузился в раздумья.

– Знаете, миссис Мейберли, – сказал он, помолчав, – не стоит больше откладывать. Распорядитесь, чтобы эти вещи перенесли к вам наверх, в спальню. Просмотрите их самым внимательным образом, и чем скорее вы это сделаете, тем лучше. Я приеду завтра, и вы мне расскажете, что там нашли.

Вилла «Три конька» находилась под самым пристальным наблюдением, ибо едва мы с Холмсом обошли высокую живую изгородь в конце лужайки, как увидели притаившегося в тени кустарника негра-боксера. Мы появились неожиданно в этом уединенном месте и явно застали его врасплох. Шерлок Холмс выразительно похлопал по карману пальто.

– Никак ищете свою пушку, масса Холмс?

– Нет, флакон с одеколоном, Стив.

– Смешной вы человек, ей-богу, настоящий шутник, масса Холмс!

– Тебе будет не до шуток, Стив, если я возьмусь за тебя всерьез. Я ведь уже предупреждал тебя, не далее как сегодня утром.

– Вот что я вам скажу, масса Холмс. Я тут долго сидел и все думал, думал, ну и, короче, решил: мне вовсе ни к чему все эти разговоры о том, что стряслось с массой Перкинсом. Что, если я помогу вам, масса Холмс? Прямо сейчас, а?

– Хорошо. Тогда скажи-ка мне, кто стоит за всем этим?

– Господи, я ведь уже говорил! Не знаю. Мне отдает приказы мой босс Барни, вот и все.

– Тогда заруби себе на носу, Стив. Леди, хозяйка этого дома, находится под моей защитой. И все, что находится в ее доме, тоже. Помни!

– Как скажете, масса Холмс. Запомню.

– Я здорово его припугнул, Уотсон, – заметил Холмс, когда мы двинулись дальше. – Думаю, он выдал бы своего настоящего босса, если бы знал, кто он. Повезло, что мне удалось кое-что разузнать о шайке Спенсера Джона, в которую входит наш темнокожий друг Стив. А теперь, Уотсон, у меня есть еще одно дело, и я должен повидаться с Лэнгдейлом Пайком, причем безотлагательно. Когда вернусь, возможно, ситуация немного прояснится.

В тот день я Холмса больше не видел, зато хорошо представлял, где и как он провел его. Ибо Лэнгдейл Пайк был для моего друга своего рода живой энциклопедией всевозможных скандалов и происшествий. То был довольно странный и скользкий тип, проводивший большую часть времени в клубе на Сент-Джеймс-стрит. Он узнавал и передавал все сплетни, циркулировавшие по городу. Поговаривали, будто он зарабатывает четырехзначную сумму, еженедельно пописывая статейки в бульварные газеты, пользующиеся популярностью у людей с самыми низменными вкусами. Когда в грязных и темных глубинах лондонской жизни заваривалась какая-то каша, происходило нечто необычное или странное, Пайк отмечал это с автоматической точностью прибора, установленного на поверхности. Втайне от всех Холмс порой помогал Лэнгдейлу, подкидывая какие-нибудь горячие новости, а тот, в свою очередь, помогал ему.