Текст книги "Тень великого человека. Загадка Старка Манро (сборник)"

Десять дней Каллингворт хранил молчание. Потом от него пришла длиннейшая телеграмма.

«Твое письмо получил. Почему бы не назвать меня лжецом в открытую? Говорю тебе, в прошлом году у меня было тридцать тысяч пациентов. Заработал я в общей сложности больше четырех тысяч фунтов. Я настолько занят работой, что, если бы по моей улице проезжала королева Виктория, у меня не было бы времени подойти к окну, чтобы на нее посмотреть. Я бы мог отдать в твои руки все консультации, всю хирургию и все акушерство. Но решать тебе. За первый год гарантирую триста фунтов».

Это уже больше походило на дело… Особенно последнее предложение. Я пошел с этим к Хортону и спросил его совета. Он считает, что я мало что теряю, зато обрести могу многое. Поэтому я телеграфировал Каллингворту, что принимаю предложение о партнерстве (если, конечно, он предлагает партнерство) и завтра утром выезжаю в Брадфилд с большими надеждами и почти пустым бумажником. Я знаю, как интересен тебе Каллингворт, поскольку любой, кто даже опосредованно попадает под его влияние, не может не увлечься этим человеком. Поэтому можешь не сомневаться, что я пришлю тебе полный и подробный отчет о том, что произойдет, когда мы встретимся. Я с нетерпением жду новой встречи с ним и надеюсь, что у нас не будет повода для ссор.

На этом позволь попрощаться, друг мой. Я чувствую, что стою одной ногой на лестнице, ведущей к богатству. Поздравь меня.

Прошло всего два дня после того, как я отправил тебе последнее письмо, дорогой Берти, а у меня уже снова полно новостей. Я приехал в Брадфилд, встретился с Каллингвортом, и оказалось, что все, что он написал мне, правда. Да! Как бы невероятно это ни звучало, этот поразительный человек действительно сумел организовать огромную собственную практику менее чем за один год. При всех его чудачествах он все-таки удивительная личность. И, похоже, ему не удастся в полной мере раскрыться в нашем обществе, поскольку оно попросту не готово к этому. Законы и традиции нашей цивилизации мешают ему, связывают его по рукам и ногам. Случись ему жить во времена Французской революции, он бы оказался на ее переднем фронте. Или, если бы его назначили императором какого-нибудь из маленьких южноамериканских государств, я не сомневаюсь, что через десять лет он бы или лежал в могиле, или завоевал весь материк. Да, Каллингворт способен на игру, в которой ставки намного выше, чем медицинская практика в провинциальном английском городке. Когда я читал про вашего американского Аарона Бурра{138}138
  …вашего американского Аарона Бурра… – Аарон Бурр (1756–1836) – третий вице-президент США (1801–1805), герой американской революции и войны за независимость; путешественник и авантюрист.


[Закрыть], я представлял его человеком, похожим на К.

С Хортоном я распрощался очень сердечно. Будь он моим братом, и то я бы не мог ожидать от него подобной заботы обо мне. Я даже не думал, что сумел за столь короткое время завоевать такое расположение этого человека. Его очень интересует, как сложится моя дальнейшая судьба, и я обещал написать ему, как у меня будут идти дела. Когда мы прощались, он подарил мне старую черную пенковую трубку, которую сам выкрасил… Более искреннего подарка от курильщика ожидать нельзя. Мне было приятно осознавать, что есть тихая гавань, куда я мог бы вернуться, если бы в Брадфилде меня постигла неудача. И все же, несмотря на то что жизнь в Мертоне приносила мне удовольствие и давала поистине неоценимый опыт работы, я не могу не думать о том, как ужасно долго мне пришлось бы собирать на то, чтобы выкупить там часть практики… Так долго, что бедный отец мой мог бы и не дожить до этого. Та телеграмма от Каллингворта, в которой он, как ты помнишь, пообещал, что я смогу заработать триста фунтов за первый же год, дала мне надежду на гораздо более стремительную карьеру. Я уверен, ты согласишься, что я поступил разумно, поехав к нему.

По дороге в Брадфилд я стал участником небольшого происшествия. Со мной в одном купе ехала троица, на которую я даже не посмотрел, когда занял свое место и взялся за газету. Это были престарелая леди с алым лихорадочным лицом, в золотых очках и шляпке с красным пушистым пером, и двое молодых людей, насколько я понял, ее дочь и сын. Первая – тихая скромная девушка лет двадцати, во всем черном, второй – невысокий коренастый парень на год-два ее старше. Дамы сели рядышком в углу, а молодой человек занял место напротив меня. Примерно час я ехал, не обращая на эту семейку никакого внимания, ну, разве что до моего сознания доходили какие-то обрывки разговора женщин. У младшей из них, которую они называли Винни, был приятный спокойный голос. Старшую женщину она называла матерью, поэтому я понял, что в распределении ролей не ошибся.

Итак, я спокойно читал свою газету, как вдруг почувствовал, что мой сосед напротив ударил меня ногой в голень. Я немного отодвинул ноги, подумав, что это произошло случайно, но в следующую секунду получил новый удар, еще сильнее предыдущего. Я недовольно опустил газету и в тот же миг понял, что происходит. Его нога конвульсивно дергалась, сжатыми кулаками он колотил себя в грудь, а глаза у него закатились так, что радужные оболочки почти скрылись. Я тут же вскочил, расстегнул молодому человеку воротник и жилет и уложил его на сиденье. Одним каблуком он бил в оконное стекло, но я ухитрился поймать его ноги и усесться на них сверху.

– Не бойтесь! – крикнул я. – Это эпилепсия. Скоро пройдет!

Подняв взгляд, я увидел, что девушка вся побледнела и замерла в углу. Но мать очень спокойно достала из сумочки бутылочку.

– С ним такое часто бывает, – сказала она. – Вот бромид{139}139
  …бромид. – Лекарственное средство, содержащее бром и его соединения. В прошлом бромиды широко применялись в медицине как успокоительные средства.


[Закрыть].

– Он уже приходит в себя. Займитесь лучше Винни, – торопливо выкрикнул я, потому что голова у нее затряслась, как будто девушка сама готова была лишиться чувств. Но в следующее мгновение все мы осознали нелепость ситуации, и мать, а за ней и мы с ее дочерью рассмеялись. Тут и молодой человек раскрыл глаза и перестал дергаться. – Прошу прощения, – уже спокойным голосом произнес я, помогая ему подняться, – я не имею чести знать вашу фамилию и так спешил, что говорил, не задумываясь.

Они снова весело засмеялись, и, когда юноша окончательно пришел в себя, мы разговорились. Просто поразительно, как вмешательство каких-либо неожиданных жизненных обстоятельств разрывает паутину принятых правил этикета. Уже через полчаса мы знали друг о друге решительно все, или, по крайней мере, я знал о них все. Мать звали миссис Ла Форс, она была вдова, а молодые люди – действительно ее дети. Они оставили свой дом и находили куда более приятным жить в съемных апартаментах, переезжая с одного водного курорта на другой. Единственным неудобством для них была нервная болезнь сына Фреда. Сейчас они направлялись в Берчспул в надежде, что тамошний бодрящий воздух пойдет ему на пользу. Я порекомендовал им попробовать вегетарианство, потому что знаю, в подобных случаях отказ от мяса иногда дает просто поразительные результаты. Разговор у нас завязался самый душевный, и я думаю, что нам всем было жаль расставаться, когда мы доехали до той станции, где им нужно было делать пересадку. Миссис Ла Форс вручила мне карточку, и я пообещал, что, если буду в Берчспуле, обязательно навещу их.

Впрочем, все это должно казаться тебе пустой болтовней. Но ты ведь наверняка уже привык к тому, как я пишу, и не удивляешься тому, что я постоянно отхожу от основной темы. Но все, теперь я возвращаюсь к главному и попытаюсь больше не отвлекаться.

Итак, время подошло почти к шести часам, и сумерки уже начали сгущаться, когда поезд подъехал к брадфилдскому вокзалу. Первым, что я увидел, выглянув в окно, был сам Каллингворт, точно такой же, каким я его помнил. В распахнутом пальто он шел по платформе своей непонятной подпрыгивающей походкой, выпятив подбородок (вообще, я еще ни разу не встречал человека, у которого нижняя челюсть выступала бы вперед сильнее, чем у него), и зубы у него поблескивали, как у чистокровного бладхаунда. Завидев меня, он радостно взревел, схватил за руку и хлопнул по плечу.

– Старина! – воскликнул он. – Мы с тобой приберем к рукам этот городишко. Можешь поверить, Манро, скоро кроме нас здесь врачей не останется. Им и сейчас-то заработков хватает только на хлеб с маслом, но, когда мы с тобой начнем работать вместе, им останется сушить сухари. Вот смотри, друг мой. В этом городе живет сто двадцать тысяч человек, и всем им позарез нужна консультация врача. Но из местных врачей никто даже не отличит ревенной пилюли{140}140
  …ревенной пилюли… – Ревень – род многолетних трав семейства гречишных, овощная культура. В медицинской практике препараты из корней и корневищ ревеня применяются как слабительное средство.


[Закрыть] от камня из почки. Пациенты сами толпами валят. Я весь день принимаю деньги, пока у меня руки не начинают болеть.

– Но как же так? – поинтересовался я, когда мы стали пробираться через толпу. – Неужели здесь так мало врачей?

– Мало? – вскричал он. – Черт побери, да тут от них прохода нет. В этом городе из окна не выпадешь, чтобы не пришибить какого-нибудь докторишку. Да только среди них… Впрочем, ты сам все поймешь. В Эйвонмуте, Манро, ты ко мне пришел пешком, но в Брадфилде я такого не допущу! А, что скажешь?

Ко входу на станцию подъехал экипаж, запряженный парой прекрасных вороных лошадей. Одетый с иголочки кучер приветливо поклонился, когда Каллингворт открыл дверцу.

– В какой из домов вас отвезти, сэр? – спросил он. Каллингворт покосился в мою сторону, чтобы увидеть, какое впечатление произвел на меня этот вопрос. Если честно, я про себя решил, что он заранее подговорил кучера спросить это. Он ведь всегда любил пускать пыль в глаза, да только никогда не задумывался над тем, что уловки его неглупый человек видит насквозь.

– М-м-м… – как будто задумавшись, он погладил подбородок. – Что ж, я думаю, обед уже почти готов. Едем в город.

– Боже мой, Каллингворт! – воскликнул я, когда экипаж тронулся. – Сколько у тебя домов? Ты что, весь город скупил?

– Как тебе сказать? – засмеялся он. – Сейчас мы едем в тот дом, в котором я живу. Он вполне подойдет нам, хотя я пока не успел обставить там все комнаты. За городом у меня еще есть небольшая ферма с участком в несколько сотен ярдов. Я люблю там отдыхать. И мы отправили туда няню с ребенком…

– О, дружище, а я и не знал, что ты обзавелся ребенком!

– Да, это было досадное недоразумение, но теперь уж никуда не деться. Ферма снабжает нас маслом и другими продуктами. Потом, в центре города у меня, конечно же, есть дом, в котором я работаю.

– Кабинет и приемная, надо полагать?

Во взгляде, которым он одарил меня, было столько же досады, сколько и удивления.

– Ты так до сих пор ничего и не понял, Манро, – констатировал он. – Никогда не встречал людей с таким куцым воображением. Но ничего, я подожду, пока ты сам все увидишь. Посмотрим, может, хоть тогда ты что-нибудь поймешь. Заранее не хочу тебе ничего говорить.

– Да что я такого сказал? – удивился я.

– Сначала я тебе описал свою практику в письме, потом в телеграмме, и после этого ты по-прежнему думаешь, что я работаю в каких-то жалких двух комнатах! Да мне скоро придется главную площадь города снимать, и то мне не будет хватать места! Ты можешь представить себе огромный дом, полностью забитый людьми, в котором даже в подвале в два слоя сидят пациенты, дожидающиеся приема? Вот так выглядит дом, в котором я работаю. Люди ко мне съезжаются из всего графства. За пятьдесят миль едут, берут с собой еду и жуют хлеб с патокой на пороге, чтобы быть первыми, когда приедет хозяин. Санитарный инспектор подал на меня официальную жалобу за то, что в моих приемных собирается слишком много народу. У меня даже конюшня забита людьми. Лошади пошевелиться не могут, потому что вокруг сидят пациенты. Часть их я отдам тебе, друг мой. Посмотрим, может, хоть тогда до тебя наконец дойдет, что здесь творится.

Можешь себе представить, Берти, как меня это озадачило. Даже если принять во внимание обычную для Каллингворта привычку не сдерживаться в оценке своих достижений, такие разговоры не могли появиться на ровном месте. Про себя я повторял, что нельзя терять бдительности и что для начала нужно все увидеть своими глазами. Через какое-то время экипаж въехал на красивую улицу с богатыми домами и остановился.

– Ну вот, это мое гнездышко, – сказал Каллингворт и показал на угловой дом. Это огромное здание больше походило на большую гостиницу, чем на частный жилой дом. К двери вела широкая лестница, и мне пришлось задрать голову, чтобы рассмотреть пять или шесть этажей и флагшток на крыше. Я потом узнал, что до того, как этот дом занял Каллингворт, здесь располагался один из главных городских клубов, но его руководство решило отказаться от этого помещения из-за слишком большой арендной платы. Дверь открыла аккуратная горничная, и через секунду я уже пожимал руку миссис Каллингворт, которая вышла мне навстречу с радостным выражением лица. По-моему, она уже забыла тот незначительный эпизод в Эйвонмуте, когда мы слегка повздорили с ее мужем.

Внутри дом производил еще более внушительное впечатление, чем снаружи. Каллингворт, помогая мне нести чемодан наверх, сообщил, что в нем больше тридцати комнат. Холл и первая лестница были прекрасно меблированы, пол и ступени устилал роскошный ковер. Но на первой лестничной площадке это великолепие заканчивалось. В моей спальне была только небольшая железная кровать и маленький тазик для умывания, который стоял на упаковочной коробке. Каллингворт взял с каминной полки молоток и стал вбивать гвозди в стену рядом с дверью.

– Сюда будешь вешать одежду, – сказал он. – Поживешь немного в походных условиях, пока мы тут все не обустроим?

– Конечно!

– Понимаешь, – пояснил он, – я не хочу тратить на мебель для спальни сорок фунтов, чтобы потом, когда куплю комплект за сто, выбросить ее в окно. Это же бессмысленно, согласись, Манро. Да что там, я собираюсь обставить этот дом так, как не обставлялся еще ни один дом! Люди будут ехать сюда за сто миль, только чтобы взглянуть на него. Но я должен делать это постепенно, комната за комнатой. Пошли вниз, посмотрим на столовую. Ты, наверное, проголодался в дороге.

И действительно, обстановка в столовой была изумительной. Ничего броского, все подобрано со вкусом. На полу был такой толстый ковер, что мне казалось, будто я ступаю по мху. Миссис Каллингворт уже ждала нас за столом, на котором стояли тарелки с супом, но мой друг потащил меня дальше.

– Подожди, Хетти, – на ходу бросил он жене, – я хочу показать Манро еще кое-что. Видишь эти простые столовые стулья? Сколько, по-твоему, они стоят? А? Как думаешь?

– Пять фунтов, – наугад сказал я.

– Правильно! – довольно закричал он. – Тридцать фунтов за шесть штук. Ты слышала, Хетти? Манро угадал цену с первого раза. Так, мой друг, пойдем дальше. А эти шторы?

Это были отличные темно-красные занавески из тисненого бархата на двухфутовом позолоченном карнизе. Я решил не гадать, чтобы не лишиться только что заработанной репутации.

– Восемьдесят фунтов! – громовым голосом вскричал он, хлопнув по ним тыльной стороной ладони. – Восемьдесят фунтов, Манро! Как тебе это? В этом доме у меня все будет только лучшее. Да вот, посмотри на горничную! Видел когда-нибудь опрятнее?

Он схватил девушку за руку и потянул ко мне.

– Джимми, не глупи, – мягко произнесла миссис Каллингворт, но ее муж лишь захохотал, да так, что под щетинистыми усами можно было рассмотреть все его зубы. Девушка боязливо отошла поближе к хозяйке и сердито поморщилась.

– Да ладно, Мэри, не обижайся! – весело крикнул он. – Манро, дружище, садись за стол. Мэри, принеси шампанского, выпьем за успех.

Обед прошел в приятной атмосфере. Если рядом с тобой Каллингворт, скучно не бывает никогда. Он из тех людей, которых называют душой компании, в их присутствии ты всегда чувствуешь себя на подъеме. У него такой живой ум, а голова переполнена такими странными идеями, что и твои собственные мысли съезжают с привычной колеи, удивляя тебя самого. Ты получаешь удовольствие от того, какой ты изобретательный и своеобразный, хотя на самом деле ты не более чем воробей, взлетевший за облака на спине орла. Старый Петерсон в Линлитгоу{141}141
  …Линлитгоу… – Городок в Шотландии, недалеко от Эдинбурга.


[Закрыть], если ты помнишь, производил примерно такое же воздействие.

Посреди обеда он вдруг вскочил, куда-то убежал и вернулся с круглым мешочком величиной с гранат.

– Как думаешь, Манро, что это? А?

– Понятия не имею.

– Наша дневная выручка, да, Хетти? – Он развязал шнурок, и на стол со звоном посыпались золотые и серебряные монеты, которые раскатились между тарелками. Одна из них упала со стола и укатилась в дальний угол. Служанка подобрала ее и принесла обратно. – Что там, Мэри? Полсоверена? Оставь себе. Сколько тут всего, Хетти?

– Тридцать один фунт восемь пенсов.

– Слышишь, Манро? И это за один день! – Он запустил руку в карман брюк, достал пригоршню соверенов и взвесил их на ладони. – Смотри! Это тебе не Эйвонмут, да? Что скажешь?

– Там тоже будут рады узнать, что дела у тебя пошли в гору, – заметил я.

Его лицо в одну секунду изменилось, взгляд, как когда-то, сделался бешеным. Трудно себе представить существо более свирепого вида, чем разгневанный Каллингворт. В светло-голубых глазах его появляется совершенно дьявольское выражение, волосы встают дыбом, как капюшон готовящейся к броску кобры. Его и в добром настроении красавцем не назовешь, но в плохом это истинный феномен. При первых признаках надвигающейся бури его жена отослала горничную в другую комнату.

– Что за чушь ты несешь, Манро! – грозно вскричал он. – Ты что, считаешь, что я собираюсь всю жизнь забивать себе голову мыслями о тех долгах?

– Я думал, ты обещал, – сказал я. – Хотя, конечно же, это не мое дело.

– Надеюсь, что не твое! – разбушевался он. – Деловой человек либо побеждает, либо проигрывает. Он должен учитывать риск невозврата долгов. Если бы тогда я мог вернуть деньги, я бы их вернул. Я не смог, поэтому убрался оттуда и начал с нуля новую жизнь. Ни один идиот не станет тратить заработанные в Брадфилде деньги на эйвонмутских торговцев.

– А если они сами к тебе явятся?

– Тогда и посмотрим. А пока что я плачу наличными всем, кто переступает порог моего дома. Обо мне здесь так хорошо думают, что я мог бы тут настоящий дворец устроить, от водосточных труб до флагштока. Только я хочу обставлять каждую комнату по отдельности, когда буду готов. Здесь, в этой столовой, мебели почти на четыреста фунтов.

В эту секунду в дверь постучали, и вошел мальчик-посыльный.

– Прошу прощения, сэр, вас спрашивает мистер Данкен.

– Передай от меня привет мистеру Данкену и скажи ему, чтобы он катился к черту!

– Джимми! – с укоризной в голосе воскликнула миссис Каллингворт.

– Передай ему, что я обедаю, и, если бы все европейские короли собрались у меня в холле со своими коронами в руках, я бы и то не вышел к ним.

Мальчик исчез за дверью, но тут же появился снова.

– Извините, сэр, но он не хочет уходить.

– Не хочет уходить? То есть как? – Каллингворт удивленно замер с открытым ртом, держа в одной руке вилку, а в другой нож. – Как это понимать? Что ты там лепечешь?

– Это его счет, сэр.

Мальчик испуганно втянул голову в плечи.

Лицо Каллингворта начало медленно наливаться кровью, на лбу проступили вены.

– Ах, его счет! Послушай-ка! – Он достал из кармана часы и положил их на стол. – Сейчас без двух минут восемь. В восемь я выйду, и, если он все еще будет там, я собственноручно вышвырну его на улицу. Он у меня ласточкой через церковь полетит. Передай ему, что у него есть две минуты, чтобы унести отсюда ноги, и одна из них уже почти на исходе.

Мальчишка в ужасе бросился вон из комнаты, через секунду хлопнула входная дверь, и мы услышали дробь торопливых шагов вниз по лестнице. Каллингворт откинулся на спинку стула и громогласно захохотал, у него даже слезы на глазах выступили. Тут и жена его вся задрожала, пытаясь совладать с приступом веселья.

– Он у меня от страха когда-нибудь рехнется, – простонал, еле переводя дыхание, Каллингворт. – Этот Данкен заячья душонка. Стоит мне только посмотреть на него, он становится бледный, как стена. Если я прохожу мимо его лавки, я захожу и начинаю на него смотреть. Ничего не говорю, просто стою и смотрю. Его это просто парализует. Иногда в магазине полно народу и все равно.

– А кто же он такой? – поинтересовался я.

– Он закупает для меня зерно. Я говорил, что тут всем плачу, но он – единственное исключение. Пару раз он надул меня, так что теперь я хочу проучить его. К слову, Хетти, пошли ему завтра двадцать фунтов. Пора уже очередную партию покупать.

Каким же болтуном ты должен меня считать, Берти! Но, когда я берусь за перо, мне все так ясно вспоминается, что я пишу почти машинально. Кроме того, этот человек настолько сложен и многосторонен, что я никогда не смог бы передать тебе его истинную суть, если бы описывал его своими словами. Поэтому я просто пытаюсь передать то, что он говорит и что делает, чтобы ты мог составить собственное представление о нем. Я знаю, что он всегда вызывал у тебя интерес, тем более теперь, когда судьба снова свела нас с ним.

После обеда мы пошли в заднюю комнату, которая представляла собой полную противоположность передней. На полу – линолеум, посередине – простой деревянный стол, вокруг беспорядочно расставлено полдюжины обычных кухонных стульев. В одном конце комнаты – электрическая батарея и большой магнит, в другом – ящик с несколькими пистолетами и целой кучей патронов к ним. Там же, опираясь кончиком ствола на ящик, лежало грачиное ружье. Посмотрев вокруг, я увидел, что все стены комнаты покрыты следами от пуль.

– И что это такое? – спросил я, вращая головой.

– Хетти, что это? – повторил он, вынув изо рта трубку и немного склонив голову набок.

– Превосходство в военно-морской силе и господство на море, – отчеканила она, как школьница, вызубрившая урок.

– Вот именно! – закричал он, ткнув в меня янтарным мундштуком трубки. – Превосходство в военно-морской силе и полное господство на море. Вот оно, прямо у тебя перед глазами. Говорю тебе, Манро, я завтра же мог бы отправиться в Швейцарию и сказать им: «Ребята, у вас нет ни выхода к морю, ни морских портов, но дайте мне корабль, повесьте на него ваш флаг, и я сделаю так, что все океаны будут в вашем распоряжении». После того как я бы прошелся по морям, там бы уже не плавало даже спичечного коробка. Или я мог бы передать их какой-нибудь компании с ограниченной ответственностью, а сам возглавил бы ее после того, как ей перечислили бы деньги. Дружище, вся соленая вода на этой планете у меня в руках, вся до последней капли.

Его жена положила ему на плечо руку и посмотрела на него восхищенными глазами. Я повернулся к камину, чтобы выбить остатки табака из трубки, и улыбнулся.

– О, ты можешь улыбаться, – сказал он (просто удивительно, как он замечает все, что ты делаешь), – но твоя улыбка станет еще шире, когда увидишь, какие это принесет дивиденды. Сколько стоит этот магнит?

– Фунт?

– Миллион фунтов! И ни пенни меньше. И страна, которая купит его у меня, будет рада, что он достался им так дешево. Так и быть, я согласен уступить его за такую цену, хоть мог бы запросить в десять раз больше. Просто не хочется торговаться. Через недельку-другую я пойду с ним к министру военно-морских сил, и если он покажется мне достойным уважения человеком, я буду иметь с ним дело. Не каждый день, Манро, к тебе в кабинет приходят люди с Атлантическим океаном в одной руке и Тихим в другой. Ты чего?

Я понимал, что это разозлит его, но не сдержался и громко рассмеялся. Его жена посмотрела на меня осуждающе, он же сначала помрачнел, но потом тоже захохотал и стал ходить по комнате, размахивая руками.

– Ну конечно же, тебе это кажется бредом сумасшедшего, – громко вещал он, – да и я бы так решил, если бы эту штуку изобрел кто-нибудь другой. Но можешь мне поверить, с ней все в порядке. Хетти подтвердит. Правда, Хетти?

– Все работает, как часы, мой дорогой.

– Я сейчас тебе покажу, Манро. Что ж ты за Фома неверующий такой? Делаешь вид, что тебе это интересно, а про себя смеешься! Во-первых, я изобрел способ… сути его я тебе не раскрою… который позволяет в сотни раз увеличить притягивающую силу магнита. Это до тебя дошло?

– Да.

– Отлично. Я полагаю, тебе известно, что современные снаряды либо делаются из стали, либо снабжаются стальным наконечником. Возможно, тебе когда-нибудь доводилось слышать, что магнит притягивает к себе сталь. А теперь позволь мне кое-что тебе показать. – Он склонился над своим аппаратом, и я неожиданно услышал характерное электрическое потрескивание. – Вот это, – продолжил он, направляясь к ящику с оружием в противоположный конец комнаты, – мой пистолет, и в следующем веке его выставят в музее как оружие, которым было провозглашено начало новой эры. Я заряжаю в него патрон «Боксер»{142}142
  …патрон «Боксер»… – Употреблявшийся в Англии во второй половине XIX в. составной патрон с корпусом из металлической ленты (до этого у патронов корпус был картонным), намотанной в два слоя, изобретен в 1864 г. англичанином Эдвардом М. Боксером.


[Закрыть], со специально вставленной стальной пулей. Я целюсь в мазок красного сургуча на стене, который находится в четырех дюймах над магнитом. Я стрелок отменный и никогда не промахиваюсь. Стреляю. А теперь подойди к стене, убедись, что пуля расплющилась о край магнита, и извинись передо мной за ту улыбку.

Я направился к магниту, и все, естественно, оказалось так, как он и говорил.

– А знаешь что? – вскричал он. – Я готов поставить этот магнит Хетти на шляпку, а ты шесть раз выстрелишь ей прямо в лицо. Такая проверка тебя удовлетворит? Ты же не против, Хетти? Ну, что скажешь?

Я не сомневаюсь, что она была бы не против, но я поспешил отказаться от участия в подобном эксперименте.

– Ты, конечно, понимаешь, что здесь все представлено в уменьшенном виде. Мой корабль будущего будет иметь на носу и на корме магнит настолько же больший, насколько большой снаряд больше этой крошечной пули. Или можно будет установить мой аппарат на специальном плоту. Когда такой корабль выплывет в море, что, по-твоему, Манро, будет дальше? Что? Каждый выстрел, произведенный по нему, будет попадать в магнит. Внизу там будет специальный резервуар, куда снаряды попадают после того, как размыкается электрическая цепь. После каждого боя их будут продавать с аукциона как металлолом, а вырученные деньги делить между судовой командой. Но ты только подумай, что это значит! Любой корабль, снабженный моим аппаратом, становится совершенно неуязвимым для снарядов. К тому же это устройство очень дешево в изготовлении. Можно отказаться от брони, для защиты больше вообще ничего не нужно! В будущем боевой корабль будет стоить семь-десять фунтов. Вот ты опять улыбаешься, но дай мне магнит и брикстонский траулер{143}143
  …брикстонский… – Брикстон – район Лондона на южном берегу Темзы, в XIX в. – богатый пригород на пути в Брайтон. …траулер… – Морское рыболовное судно для ловли рыбы тралом (см. т. 4 наст. изд., комментарий на с. 390) и ее первичной обработки. Англ. trawler от ср. – голл. traghelen – тащить.


[Закрыть] с семифунтовой пушкой, и я готов потягаться с лучшим боевым кораблем.

– Здесь наверняка должен быть какой-то подвох, – сказал я. – Если у тебя такой сильный магнит, твои же выстрелы будут возвращаться к тебе.

– Ничего подобного! Существует огромная разница между снарядом, летящим от тебя с определенной начальной скоростью, и снарядом, летящим на тебя, которому требуется лишь небольшое воздействие, чтобы он отклонился от траектории и попал в магнит. К тому же, разомкнув электрическую цепь, я могу снять воздействие магнитного поля, когда буду сам стрелять. Сделав залп, я вновь включаю магнит и опять становлюсь неуязвимым.

– А всякие гвозди, шурупы?

– Корпуса боевых кораблей будущего будут скрепляться деревом.

В общем, весь вечер мы разговаривали только об этом чудесном изобретении. Скорее всего, все это полная бессмыслица… По крайней мере, мне так кажется. Но тем не менее этот пример показывает, насколько разноплановая натура у этого человека. Он даже не вспомнил о своем поразительном успехе в этом городе (о чем мне, естественно, больше всего хотелось услышать) и ни словом не обмолвился о нашем партнерстве. Все его мысли заняты военными кораблями будущего. Скорее всего, через неделю он уже забудет об этом и начнет думать о том, как объединить евреев со всего света и поселить их на Мадагаскаре. И все же, судя по тому, что я вижу, и по тому, что он говорит, нет никакого сомнения в том, что он каким-то невероятным образом добился действительно значительного успеха, и завтра я дам тебе знать о том, что мне удастся выяснить. Чем бы все это ни закончилось, я рад, что приехал сюда, поскольку дело обещает быть серьезным. Пусть это будет конец не письма, а абзаца. Конец письма ты получишь завтра, в крайнем случае, в четверг. Всего доброго, и привет Лоуренсу, если ты с ним видишься. Как там дела у твоего друга по Йелю?