Текст книги "Тень великого человека. Загадка Старка Манро (сборник)"

Дорогой Берти, я пишу эти строки на маленьком столике, который теперь стоит у окна в моей спальне. Сейчас все в доме спят, кроме меня, и не слышно обычного городского шума. Но мой мозг как никогда активен, поэтому я и решил, что лучше напишу тебе письмо, чем буду всю ночь ворочаться в кровати без сна. Мне днем часто говорят, что я выгляжу каким-то сонным, но природа уравнивает чаши весов тем, что частенько не дает мне заснуть ночью.

Ты когда-нибудь замечал, как успокаивают звезды? По-моему, это самая умиротворяющая вещь в природе. И я с гордостью могу сказать, что не знаю названия ни одной из них. Если бы они были классифицированы и на каждую был бы повешен ярлычок с названием, ореол романтики и чарующая сила загадки развеялись бы в одну секунду. Но, когда человек возбужден и взволнован, когда он охвачен своими ничтожными суматошными чувствами и бесконечно малыми бедами, нет ничего лучше, чем принять звездную ванну. Они такие большие, такие безмятежные и такие красивые! Глядя на них, я думаю о том, что пространства между планетами полны остатками разрушившихся астероидов, и, следовательно, возможно, даже там существуют такие вещи, как болезнь и смерть. Одного взгляда на ночное небо должно быть достаточно человеку, чтобы понять, насколько он незначителен… Все человечество – это что-то вроде мельчайшего порошка на поверхности одного из самых незначительных маховиков исполинской машины. Но в этом циклопическом механизме существует строжайший порядок, Берти. А там, где есть порядок, должен быть и разум, а там, где есть разум, должно быть и чувство справедливости. Я не сомневаюсь в том, что этот великий лежащий в основе всего Разум существует или что он обладает определенными неотъемлемыми свойствами. Понять это мне помогают звезды. Когда смотришь на них, кажется странным, что церкви здесь у нас все еще пререкаются по таким вопросам, как что больше угодно Всевышнему: чтобы на головы наших младенцев сразу после рождения выливали ложку воды или же нужно ждать несколько лет и погружать их в купель полностью. Это могло бы показаться смешным, если бы не было столь печальным.

Все эти мысли вызваны спором, который произошел у нас с Каллингвортом этим вечером. Он уверен, что человеческая раса ухудшается как умственно, так и нравственно. Он приводит в пример тупоумие, которое в молодом еврейском философе увидело самого Создателя. Я попытался доказать ему, что это не является доказательством вырождения, поскольку тот еврейский философ, по крайней мере, нес некую нравственную идею и поэтому находится на несравненно более высоком уровне, нежели античные мыслители с их материалистическим представлением о божествах. Его личные взгляды на природу Создателя кажутся мне куда более ярким примером вырождения. Он говорит, что, глядя на окружающую его жизнь, не видит ничего, кроме жестокости и безжалостности. «Или Создатель не всемогущ, или он не так уж всемилостив, – говорит он. – Либо Он может прекратить этот повсеместный ужас, но не хочет этого делать, и значит, Он не всемилостив; либо Он этого хочет, но это Ему не под силу, и тогда он не всемогущ». Это сложная дилемма для человека, который ищет ответы в логике и здравом смысле. Конечно, если обращаться к вере, выпутаться можно из любой ситуации. Мне пришлось прикрыться тем же щитом, которым ты, Берти, так много раз спасался от моих нападок. Я сказал, что дилемма эта возникла из-за того, что мы принимаем как данное, что то, что кажется нам злом, является ЗЛОМ. «Попробуй доказать, что это не так», – ответил на это он. – «Мы можем надеяться, что это не так», – сказал я. – «Вот если у тебя вдруг найдут рак преддверия привратника желудка{150}150
  …преддверия привратника желудка… – Преддверие – полость, расположенная у входа в какую-либо полую часть органа. Привратник – суженная часть желудка в месте его перехода в двенадцатиперстную кишку, снабжен круговой мышцей, сокращения которой приводят к закрытию отверстия канала, соединяющего желудок и двенадцатиперстную кишку.


[Закрыть], посмотрим, что ты тогда скажешь», – выкрикнул он и повторял это каждый раз, когда я пытался возобновить спор.

И все же, при трезвом взгляде на эти вопросы, я действительно считаю: очень многое из того, что кажется нам наибольшим злом в жизни, при правильном восприятии вовсе таковым не является. Я уже пробовал обрисовать тебе свои взгляды на это на примере пьянства и распущенности. Однако в физическом плане, мне кажется, это еще более очевидно, чем в нравственном. Любое существующее зло физическое высшей точкой имеет смерть. Но, по моим наблюдениям, смерть сама по себе не является болезненным или ужасным процессом. Во многих случаях смертельная болезнь причиняет умирающему человеку не больше боли, чем ногтоеда{151}151
  …ногтоеда… – Болезнь, гнойное воспаление ногтевых структур с переходом на мягкие ткани фаланги.


[Закрыть] или воспаление десны. И часто те виды смерти, которые кажутся самыми страшными для наблюдателя, приносят меньше всего страданий тому, кто умирает. Например, человек попадает под поезд, и его разрывает на части, или человек падает с пятого этажа и превращается в мешок, набитый обломками костей и разбитыми внутренностями. Те, кому пришлось стать свидетелем этого, содрогаются от ужаса и начинают поносить провидение за то, что оно допускает подобное. И в то же время умерший, если бы можно было каким-то образом узнать его мнение, сказал бы, что ничего не помнит о случившемся. Мы, медики, знаем, что боль чаще всего сопровождает разные виды рака и заболевания внутренних органов, но всевозможные лихорадки, апоплексия, заражения крови, легочные заболевания, короче говоря, большинство серьезных болезней не причиняет больным физических страданий.

Я помню, как был поражен, когда первый раз наблюдал прижигание, которое проводили одному пациенту с больным позвоночником. Раскаленное добела железо крепко прижали к его спине без всякой анестезии. От вида этой операции и от тошнотворного запаха горелого мяса я едва не лишился чувств, меня чуть не вывернуло наизнанку. Но, к моему величайшему удивлению, на лице самого пациента не дрогнул ни один мускул. Когда потом я спросил у него об этом, он сказал, что процедура была совершенно безболезненной, и это подтвердил и хирург. «Нервные окончания подвергаются такому разрушению, – объяснил он мне, – что просто не успевают передать болезненные ощущения в мозг». Если это действительно так, как же быть со всеми теми мучениками, жертвами краснокожих и остальными бедолагами, о страданиях и стойкости которых мы наслышаны? Может быть, Божественное провидение не только не жестоко само по себе, но и не дает человеку быть жестоким? Попробуй сотворить какое-либо зверство, оно вмешается и скажет: «Нет, я не позволю, чтобы мое бедное дитя страдало», и тогда происходит омертвение нервов и летаргия, которая делает жертву недосягаемой для мучителя. Дэвид Ливингстон{152}152
  …Дэвид Ливингстон… – Дэвид Ливингстон (1813–1873) – шотландский исследователь Африки, с 1840 г. совершил ряд длительных путешествий по южной и центральной части этого континента, сделал множество географических открытий.


[Закрыть] в лапах льва должен был выглядеть как образцовый пример сил зла в действии, между тем сам он потом вспоминал, что испытывал скорее приятные ощущения, чем какую-то боль. Я совершенно уверен, что если бы новорожденный ребенок и только что умерший человек смогли сравнить свои ощущения, бóльшим страдальцем оказался бы первый. Не зря ведь ребенок, только что появившись на этот свет, первым делом открывает свой беззубый рот и изо всех сил выражает недовольство.

Каллингворт сочинил притчу для нашей замечательной новой еженедельной газеты.

«Как-то маленькие сырные клещи завели спор о том, – написал он, – кто сделал сыр. Некоторые из них сказали, что они слишком мало знают, чтобы найти ответ на этот вопрос. Некоторые заговорили о затвердевании пара или о центробежном притяжении атомов. Кое-кто предположил, что появление сыра каким-то образом связано с тарелкой, но даже умнейшие из них не смогли догадаться о существовании коровы».

Мы оба, Каллингворт и я, считаем, что бесконечное находится вне пределов нашего восприятия. Единственное различие в наших взглядах заключается в том, что в устройстве вселенной он видит зло, а я добро. Все-таки во всем этом заключена великая загадка! Главное для нас – быть честными и уважать друг друга. Над крышей дома напротив я вижу выстроившиеся цепочкой звезды. Они подмигивают мне… хитро подмигивают глупому маленькому человечку с пером в руке и листом бумаги на столе, который силится понять то, что понять ему не дано.

Ну что ж, теперь я, пожалуй, вернусь с небес на землю. Прошел уже почти месяц с тех пор, как я писал тебе в последний раз. Я хорошо запомнил дату предыдущего письма, потому что за день до того Каллингворт прострелил мне палец дротиком из духового ружья. Рана загноилась, поэтому я пару недель никому не мог писать, но сейчас уже все прошло. Мне столько всего хочется тебе рассказать, но, когда я начинаю все обдумывать, оказывается, что писать-то особо и не о чем.

Во-первых, о практике. Я уже говорил, что Каллингворт отвел мне кабинет прямо напротив своего, с тем чтобы отправлять больных, нуждающихся в хирургии, ко мне. Первые несколько дней я сидел без работы и слушал, как он кричит и ругается с пациентами или произносит речи с лестницы для ожидающих внизу. Внизу, рядом с дверью напротив таблички с его именем, повесили и мою: «Доктор Старк Манро, хирург». Знал бы ты, как возгордился я, когда впервые ее увидел! На четвертый день ко мне зашел первый пациент. Он даже не догадывался о том, что был первым пациентом, которого я принимал в своей жизни, имея собственный кабинет. Если бы он это знал, он бы, вероятно, не так радовался.

Этому бедолаге, правда, и так особо радоваться было нечему. Это был старый солдат, который остался почти без зубов, но все же умудрялся каким-то образом держать во рту короткую черную глиняную трубку. Не так давно у него на носу появился небольшой нарыв, который стал увеличиваться и покрылся коркой. Я его ощупал, это было плотное, как застывший клей, образование, в котором пациент чувствовал стреляющие боли. Диагноз сомнений не вызывал: эпителиоматозный рак{153}153
  …эпителиоматозный рак… – Т. е. раковая болезнь, вызванная эпителиомой (от гр. epi – на, над, сверх, при, после; thēlē´ – сосок – и – ōma – опухоль) – опухолью на коже.


[Закрыть], причиной которого было раздражение, вызванное горячим табачным дымом. Я отослал его обратно в деревню, из которой он приехал, но через два дня сам съездил к нему на каллингвортовой двуколке и удалил опухоль. За работу я получил лишь соверен. Но это может быть хорошим началом для моей карьеры. Старик держался молодцом, он как раз недавно заезжал ко мне (теперь у него появились пышные закрученные аристократические усы, которые скрывают ноздри), чтобы сообщить, что купил целую коробку «церковных старост»[30]30
  Курительная трубка с длинным мундштуком.


[Закрыть]. Это была моя первая операция, и я, проводя ее, волновался больше, чем пациент, но результат придал мне уверенности в своих силах. Я твердо решил не отказываться ни от чего. Будь что будет, я готов работать. Зачем дожидаться чего-то лучшего? Я знаю, многие ждут своего шанса всю жизнь, но ведь, если двадцать лет просидеть без работы, и нервы крепче не станут, и знания утратят свежесть.

Работы у меня не много (люди ко мне приходят очень бедные и платят крохи), и все же я ею очень дорожу. За первую неделю я заработал, включая гонорар за ту операцию, один фунт семнадцать шиллингов и шесть пенсов. За вторую – ровно два фунта. За третью я разбогател на два фунта пять шиллингов, а эта неделя, как я только что подсчитал, принесла мне два фунта восемнадцать шиллингов, так что я иду в правильном направлении. Конечно же, эти цифры звучат смешно по сравнению с двадцатью фунтами в день, которые имеет Каллингворт, и моя практика кажется тихой маленькой заводью по сравнению с бушующим потоком, который протекает через его кабинет. И все же я вполне доволен и не сомневаюсь, что смогу заработать те триста фунтов в год, которые он мне обещал. Особое удовольствие мне доставляет мысль о том, что, если что-нибудь все-таки случится дома, я смогу оказать помощь родным. Если все и дальше пойдет так же хорошо, я крепко стану на ноги.

Кстати сказать, мне пришлось отказаться от предложения, о котором несколько месяцев назад я мог только мечтать. Ты, наверное, знаешь (может быть, я тебе об этом говорил), что, сдав выпускные экзамены, я сразу же подал заявки на место хирурга в несколько крупных пароходных компаний. Я и не надеялся получить от них ответ, поскольку обычно нужно ждать несколько лет, прежде чем очередь дойдет до тебя. Так вот, через неделю после того, как я приступил к работе здесь, я получил телеграмму из Ливерпуля: «Вы приняты на пароход „Деция“ хирургом. Будьте завтра не позже восьми вечера». Телеграмма была от «Стаунтон энд Меривейл», известной южноамериканской компании, а «Деция» – это прекрасное пассажирское судно водоизмещением в шесть тысяч тонн, курсирующее от Баии{154}154
  …от Баии… – Баия-Бланка – город-порт в Аргентине.


[Закрыть] и Буэнос-Айреса до Рио и Вальпараисо{155}155
  …Вальпараисо. – Город в Чили.


[Закрыть]. Четверть часа я провел в мучительных раздумьях. Не помню, чтобы когда-нибудь в своей жизни я так мучительно колебался с принятием решения. Каллингворт и слышать не хотел о том, чтобы я уезжал, и его мнение оказалось решающим.

«Друг мой, – говорил он, – ты поссоришься там со старпомом, и он тебя ганшпугом{156}156
  …гандшпугом… – Гандшпуг – деревянный или металлический рычаг для подъема и передвижения тяжестей на корабле. Голл. handspaak от hand – рука – и spaak – рычаг.


[Закрыть] уложит! Тебя привяжут к снастям за большие пальцы рук! Тебя будут поить гнилой водой и кормить заплесневелым печеньем! Я читал роман о службе в торговом флоте, так что знаю, как это бывает».

Когда я посмеялся над его представлением о современном мореплавании, он попробовал зайти с другой стороны.

«Если примешь их предложение, ты окажешься еще большим дураком, чем я думал, – сказал он. – Ну поразмысли сам, что это тебе даст? Все, что ты заработаешь, тебе придется потратить на синий китель. Тебе кажется, что ты попадешь в Вальпараисо, а на самом деле ты окажешься в приюте для нищих. Чем тебе здесь плохо? Тут уже все готово, бери да зарабатывай! Второй такой возможности у тебя не будет».

Мои сомнения окончились тем, что я позволил ему послать от моего имени телеграмму о том, что я не могу приехать. Странное чувство, когда ты доходишь до того места, где дорога твоей жизни раздваивается и тебе приходится делать выбор, куда свернуть, не видя перед собой указательного столба. Все же, мне кажется, я сделал правильный выбор. Судовой лекарь всегда будет всего лишь судовым лекарем, здесь же мои возможности ничем не ограничены.

Сам Каллингворт теперь ходит довольный собой, как никогда. Ты в последнем письме спрашивал, как ему удалось за такое короткое время привлечь к себе столько людей. Это как раз тот вопрос, ответ на который я нашел с большим трудом. Он рассказывал мне, что первый месяц здесь у него вообще не было ни одного пациента, и это его так огорчало, что он уже готов был бежать из этого города ночью, чтобы не платить за квартиру, которую тогда снимал. Но, наконец, к нему обратилось несколько человек… И он провел такое удивительное лечение… точнее сказать, настолько поразил их своим поведением, что после этого по городу о нем поползли слухи. В местных газетах появилось несколько восторженных статей о его методах лечения, хотя после того, что мне довелось видеть в Эйвонмуте, я не поручусь, что он сам же их не сочинил. Каллингворт как-то показал мне календарь, который разошелся здесь большим тиражом. Записи там были расположены в таком порядке:

15 августа: Принятие билля о второй реформе парламентского представительства, 1867.{157}157
  Принятие билля о второй реформе парламентского представительства, 1867. – Этот избирательный закон, принятый после «хлопкового голода» 1863–1864 гг., экономического кризиса 1866 г. и многотысячных митингов в крупнейших городах страны, снизил имущественный ценз и расширил число избирателей с 1 млн. до 2,5 млн. человек за счет мелкой буржуазии и рабочих.


[Закрыть]

16 августа: Рождение Юлия Цезаря{158}158
  …Юлия Цезаря. – Гай Юлий Цезарь (102 или 100—44 до н. э.) – римский полководец и диктатор (в 49, 48–46, 45 и с 44 г. – пожизненно), фактически монарх.


[Закрыть].

17 августа: Выдающееся исцеление водянки доктором Каллингвортом в Брадфилде, 1881.

18 августа: Сражение при Гравлот – Сен-Прива, 1870.{159}159
  18 августа: Сражение при Гравлот – Сен-Прива, 1870. – Между местечками Гравлот и Сен-Прива (на севере Франции, в Лотарингии) в ходе Франко-прусской войны прусские войска нанесли сокрушительное поражение французам.


[Закрыть]

Подано сие так, словно это одно из самых выдающихся событий второй половины века. Я спросил у него, как его имя туда попало, но в ответ услышал лишь, что талия у той пациентки была пятьдесят шесть дюймов и что он прописал ей elaterium[31]31
  Настойка из бешеного огурца, используемая как слабительное (лат.).


[Закрыть].

Это приводит меня к очередному вопросу. Ты интересуешься, действительно ли он такой уж выдающийся врач, и если да, то какой системой пользуется. Без колебаний могу сказать, что он действительно гениальный врач, я даже готов назвать его Наполеоном медицины. Он придерживается мнения, что в фармакопее дозировки почти всех лекарств занижены до такой степени, что они практически не оказывают никакого воздействия на болезнь.

Люди, занимающиеся медициной, по его мнению, слишком боятся отравить больных своими лекарствами. Сам же он, наоборот, считает, что искусство врачевания заключается в умеренном отравлении, и когда случай серьезный, то и дозировка соответственно увеличивается. Если при эпилепсии я бы порекомендовал принимать больному тридцать гранов{160}160
  …гранов… – См. т. 5 наст. изд., примечание на с. 186.


[Закрыть] бромида или хлорала{161}161
  …хлорала… – Хлорал – бесцветная маслянистая жидкость характерного запаха, применявшаяся в медицине как снотворное средство.


[Закрыть] по три раза в день, то он пропишет две драхмы{162}162
  …драхмы… – Драхма (от гр. drachmē´ – горсть) – единица массы в системе английских мер, составляет 1/18 унции, равна 1,772 грамма; как единица вышедшего из употребления аптекарского веса аптекарская драхма составляла 1/8 унции и – в системе английских мер – равнялась 3, 888 грамма.


[Закрыть] по четыре раза. Несомненно, тебе подобный способ лечения покажется похожим на игру со смертью, да я и сам боюсь, как бы карьера моего друга не закончилась рядом коронерских расследований, но пока что ни одного публичного скандала не разразилось, зато случаев исцеления умирающих насчитывается множество. Каллингворт, кажется, вовсе не знает, что такое страх. Один раз я наблюдал, как он вливал в больного дизентерией опиум такими дозами, что у меня волосы на голове зашевелились. И все же то ли его знания, то ли простое везение всегда спасают его.

Кроме того, бывают такие случаи, когда пациентов, как мне кажется, излечивает единственно его личный магнетизм. Он сам настолько крепок, громкоголос и общителен, что слабый и нервный пациент от одного общения с ним наполняется жизненными силами. Он настолько уверен, что может их исцелить, что и они перестают сомневаться в этом. А тебе ведь, бесспорно, известно, как при нервных заболеваниях мысли могут влиять на физическое состояние. Если бы подобно тому, как это делали в средневековых церквях, он оставлял у себя костыли и палки излеченных, он мог бы обвешать ими все стены своего кабинета так, что свободного места не осталось бы. Когда к нему приходит какой-нибудь впечатлительный пациент, он чаще всего прибегает к своему излюбленному способу лечения – называет точное время, когда произойдет исцеление. «Дорогая моя, – говорит он какой-нибудь девочке, раскачивая ее за плечи и приблизив свой нос к ее на три дюйма, – завтра без четверти десять ты почувствуешь, что тебе стало лучше, а в двадцать минут одиннадцатого ты будешь совершенно здорова. Так что смотри на часы, не пропусти время». И можно быть уверенным, что на следующий день к нему явится ее мать, утирающая слезы счастья, и на счет Каллингворта запишется еще одно чудо. Все это смахивает на врачебное шарлатанство, но больным это явно идет на пользу.

И все же больше всего в Каллингворте меня раздражает то, как он презирает нашу профессию. Я с его взглядами не могу примириться и его заставить принять мои тоже не могу, поэтому между нами могут возникнуть разногласия, которые рано или поздно перерастут в непреодолимую пропасть. Филантропической стороны своей профессии мой друг не признает вовсе. Он не скрывает, что занимается медициной исключительно ради денег. То, что он помогает при этом другим людям, для него имеет лишь второстепенное значение.

«А чего ради мы должны творить только добро, Манро? – кричит он мне. – Можешь ответить? Мясник тоже бы считался благодетелем человечества, если бы швырял из окна бесплатную мясную вырезку. Ан нет, он продает ее по шиллингу за фунт. А возьми не мясника, а доктора, который занимается санитарией, того, который прочищает сточные канавы и борется с распространением инфекций. Ты и его назовешь благодетелем? А вот я считаю его предателем! Да-да, предателем и изменником! Ты когда-нибудь слышал, чтобы конгресс адвокатов решил упростить законы или отменить судебные процессы? Для чего существуют Медицинская ассоциация, Генеральный совет и остальные подобные организации? Скажи-ка мне, парень, а? Чтобы отстаивать интересы представителей профессии. Ты предполагаешь, что, оздоровив нацию, они этого добьются? Да нам, практикующим врачам, уже пора забастовку устраивать. Если бы я распоряжался половиной тех денег, которые имеет ассоциация, я бы часть их пустил на то, чтобы позабивать сточные канавы, а остальную часть потратил бы на распространение микробов и заражение питьевой воды».

Разумеется, я сказал ему, что подобный взгляд на эти вопросы бесчеловечен, но не стал (памятуя предупреждения его жены) принимать его слова на веру. Сначала он всегда говорит искренне и серьезно, но потом у него разыгрывается воображение, он начинает думать о том, как было бы смешно довести ту или иную ситуацию до абсурда, это его захватывает, и заканчивает он такими идеями, которые никогда бы не пришли ему в голову просто так. И все же факт остается фактом, мы с ним придерживаемся очень разных взглядов на медицину, и я боюсь, что добром это не кончится.

Как думаешь, чем мы занимаемся в последнее время? Представь себе, строим конюшню. Каллингворт возжелал, чтобы и на работе у него была конюшня, хотя, мне кажется, она нужна ему не столько для лошадей, сколько для пациентов. Конечно же, он решил, что мы можем сами ее построить. Чем мы и занялись – он, я, миссис Каллингворт и конюх с женой. Мы вырыли котлован под фундамент, на телеге привезли кирпичей, изготовили строительный раствор, и, похоже, у нас совсем неплохо получается. Кладка не такая ровная, как хотелось бы, и, если бы я был лошадью, я бы поостерегся чесать бока о стены, но в целом, когда все будет закончено, постройка наша вполне сможет защитить от ветра и дождя. Каллингворт подумывает о том, чтобы построить новый дом и для нас самих, но, поскольку в нашем распоряжении уже и так три больших здания, срочной надобности в этом нет.

Кстати, о лошадях: на днях у нас приключилась одна история. Каллингворт вбил себе в голову, что ему нужна первоклассная верховая лошадь, и, поскольку ни одна из тех лошадей, которые у него уже есть, его не удовлетворила, он нанял торговца лошадьми, чтобы тот подыскал хорошего скакуна. Этот человек сказал, что знает одного офицера в местном гарнизоне, который как раз продает свою лошадь. Он не стал скрывать того, что офицер этот хочет избавиться от лошади по той причине, что считает ее опасной, однако добавил, что капитан Лукас отдал за нее сто пятьдесят фунтов, но готов уступить за семьдесят. Это привело Каллингворта в восторг, он тут же распорядился оседлать животное и привести к нему. Это было изумительно красивое создание: угольно-черное, с великолепной шеей и плечами, только неприятный взгляд и немного наклоненные уши выдавали его норовистый характер. Торговец сказал, что наш двор слишком мал для того, чтобы испытать лошадь, но Каллингворт, не слушая его, взобрался в седло и ударом костяной рукоятки хлыста между ушей лошади дал понять, что покупает ее. Не знаю, хватит ли у меня слов описать то, что происходило следующие десять минут. Лошадь полностью оправдала свою репутацию, эта бестия перепробовала все: срывалась с места вперед, потом пятилась, шла боком, поднималась на передние ноги и вставала на дыбы, гнула спину, прыгала, взбрыкивала и лягалась, но Каллингворт, хоть и не был хорошим наездником, вцепился в нее, как клещ. Сидел он то на загривке, то на крупе, но только не в седле. Почти сразу он потерял оба стремени, ноги его подогнулись, а каблуки глубоко вонзились между ребер животного. Руками он хватался за все, что появлялось у него перед глазами: за гриву, за седло, за уши, и все же хлыста не выпустил, и каждый раз, когда лошадь начинала успокаиваться, снова бил ее между ушей. Я думаю, что таким образом он хотел сломить ее дух, но задача эта оказалась ему не под силу. В конце концов животное собрало все четыре ноги вместе, нагнуло голову, выгнуло спину, как зевающая кошка, и три раза высоко подпрыгнуло. Во время первого прыжка колени Каллингворта взлетели над седлом, во время второго он еще кое-как удержался лодыжками, а во время третьего полетел вперед, как камень, выпущенный из пращи, и, лишь благодаря счастливому случаю разминувшись с каменным выступом вверху стены, ударился головой о железный столб, к которому крепилась сетка, после чего с глухим звуком шлепнулся на землю. Однако тут же вскочил и, не обращая внимания на кровь, заструившуюся по лицу, бросился в недостроенную конюшню, схватил топор и с ревом ринулся на лошадь. Я схватил его за полу плаща и неимоверным усилием смог ненадолго задержать. Этого времени хватило побледневшему как мел торговцу, чтобы вместе с лошадью убежать с нашего двора на улицу. Каллингворт вырвался из моих рук и, изрыгая какие-то неразборчивые проклятия, с залитым кровью лицом, размахивая над головой топором, помчался в погоню. Более демонического вида существа в своей жизни я еще не видел. К счастью, барышник сразу же взял хороший старт, так что Каллингворта удалось уговорить вернуться и умыться. Мы перевязали ему голову и выяснили, что рана оказалась неглубокой. Больше пострадал не он сам, а его самомнение. Я почти уверен, что он готов был не пожалеть семидесяти фунтов за то, чтобы дать волю своему безумному гневу и расквитаться с непокорным животным.

Мне кажется, тебя должно удивлять то, что я так много внимания уделяю этому человеку и почти ничего не рассказываю о ком-нибудь еще. Дело в том, что я больше никого и не знаю, мой круг общения ограничивается моими пациентами, Каллингвортом и его женой. Они ни к кому не ходят в гости, и никто не приходит к ним. То, что я живу с ними, сделало и меня изгоем в среде местных врачей, хотя сам я не делаю ничего, что могло бы показаться им предосудительным. Зато недавно я встретил на улице – кого бы ты думал? Макфарлейнов, которых ты должен помнить по Линлитгоу. Когда-то по глупости своей я сделал Мэйми Макфарлейн предложение, но она, проявив достаточно здравого смысла, ответила мне отказом. Если честно, я даже не могу себе представить, как бы я сейчас жил, если бы она тогда приняла мое предложение. Было это три года назад, а сейчас я связан по рукам и ногам и не готов к семейной жизни даже больше, чем тогда. Впрочем, нет никакого смысла мечтать о том, что никогда не будет твоим, и я не хочу никому жаловаться, но все-таки жизнь – ужасно унылая и безотрадная штука для человека, когда рядом с ним нет родной души. Что заставляет меня сейчас сидеть, смотреть на звезды и писать тебе это письмо, если не желание почувствовать понимание и близость по духу? И ты даешь мне это ощущение в той мере, в которой это доступно между друзьями… И все же моя душа наделена такими гранями, которые не доступны пониманию ни жены, ни друга, ни кого-либо другого. Если хочешь идти своей собственной дорогой, будь готов к тому, что ты будешь идти по ней один.

Надо же! Оказывается, уже скоро утро, а у меня сна ни в одном глазу. Сейчас прохладно, и я завернулся в шерстяное одеяло. Я где-то слышал, что в это время совершается больше всего самоубийств. Наверное, это так, потому что и на меня нашла тоска и грусть. Лучше я настрою себя на более жизнерадостный лад, приведу отрывок из последней статьи Каллингворта. Должен сказать, что он еще не охладел к идее издавать собственную газету. Мозг его то и дело извергает разнообразные язвительные фельетоны, нескладные стихи, очерки на всякие житейские темы, пародии и статейки. Все это он приносит мне, и мой стол уже завален его рукописями. Вот его последняя статья, он принес ее мне вечером, уже после того, как разделся ко сну. Это его своеобразный ответ на брошенное мною замечание о том, как трудно будет нашим далеким потомкам понять назначение некоторых вещей, которые нашей цивилизации кажутся самыми обыденными, и вывод о том, что мы должны быть очень осторожны в своей оценке жизни древних римлян и египтян.

«Во время третьего ежегодного собрания Археологического общества Новой Гвинеи был зачитан доклад о последних раскопках на месте предположительного расположения Лондона, в котором также содержались некоторые размышления относительно предназначения полых цилиндров, имевших широкое хождение среди древних лондонцев. Несколько экземпляров этих металлических цилиндров или трубок было выставлено в зале собрания и передано в аудиторию для рассмотрения. Выступающий предварил свой доклад словами о том, что, поскольку нас от тех дней, когда Лондон был процветающим городом, отделяет неимоверно большой временной промежуток, необходимо быть предельно осторожными в выводах относительно привычек и обычаев его древних обитателей. Недавние исследования с большой долей вероятности установили, что время падения Лондона приходится на эпоху, последовавшую за возведением египетских пирамид. Не так давно рядом с руслом некогда протекавшей в тех местах реки Темза были обнаружены остатки крупной постройки. Дошедшие до наших дней записи не оставляют сомнения в том, что именно в этом здании когда-то заседал законодательный совет древних британцев, или англиканцев, как их иногда называли. Далее докладчик обратил внимание слушателей на то, что под руслом Темзы были прорыты туннели. Это было сделано во времена короля Брунеля, который, по мнению некоторых историков, сменил на престоле Альфреда Великого. Выступающий заметил, что открытые пространства в Лондоне, очевидно, представляли собой весьма опасные места, поскольку во время раскопок Риджентс-парка{163}163
  …Риджентс-парка… – Риджентс-парк – крупный парк в северной части Лондона.


[Закрыть] были найдены кости львов, тигров и других вымерших представителей отряда хищников. Упомянув вкратце о загадочных устройствах, известных под названием „почтовые ящики“, которые археологи находят на территории всего городища и которые имеют либо культовое предназначение, либо указывают на места захоронения англиканских вождей, докладчик перешел к вопросу о цилиндрических трубках. Представители патагонской{164}164
  …патагонской… – Патагония – природная область на юго-востоке Южной Америки, в Аргентине.


[Закрыть] школы считают, что эти предметы являются остатками существовавшей в те далекие времена всемирной системы громоотводов. Однако он (докладчик) не согласился с данной теорией. В результате многомесячных исследований ему удалось сделать важное открытие. Как выяснилось, все эти трубы неизменно приводят к большим железным резервуарам, которые связаны с печами. Таким образом, любой, кому известно пристрастие древних британцев к использованию табака, может догадаться о предназначении этих систем. Очевидно, большие массы этого растения сжигались в центральных камерах, и ароматические и наркотические испарения устремлялись в дома жителей города с тем, чтобы они имели возможность вдыхать их, когда у них возникнет в этом потребность или желание. Проиллюстрировав выступление серией диаграмм, докладчик закончил свою речь сообщением о том, что, хоть истинная наука весьма осторожна в выводах, сейчас уже можно с уверенностью утверждать, что старый Лондон являлся таким освещенным местом, любое действие обитателей которого становилось известно властям, от утреннего принятия ванны до обычного глотка пива и посинения на ночь».

В конце концов, я не могу утверждать, что это объяснение лондонской системы газовых труб более абсурдно, чем некоторые наши догадки относительно предназначения египетских пирамид или жизни в Вавилоне.

На этом я закончу свое письмо, которое получилось ужасно глупым и непоследовательным, но жизнь в последнее время стала более спокойной и менее интересной. Надеюсь, в следующем послании мне удастся рассказать о чем-нибудь более интересном.