Текст книги "Я – это Я. «Я-концепция»: мотивационные, теоретические, компенсаторные, факторные, социальные, профессиональные контексты. Книга 1"

Вот-так реальная жизнь и обстоятельства заставили меня пересмотреть свою мечту и цель. Уже в девятом-десятом классе я начал понимать нереальность моего будущего, связанного с морской службой. Естественно, произошел первый надлом моего сознания, связанной с мечты, а позже появились другие цели, которые доминировали уже на протяжении всей остальной жизни. Из сказанного становится ясным то, что для меня дикая природная стихия – бушующий океан, высочайшие горные пики, бурные реки вызывают восхищение лишь в качестве приложения к человеку – отважному моряку, смелому альпинисту.

Хотелось бы подчеркнуть еще одну особенность моего характера, подмеченного мною еще в детстве – это какой-то недостаток чувства, дефицит эмоций. По Р. Бернсу (1759—1996), самосознание – это не просто представление или понятие личности о самой себе, а социальная установка, отношение личности к себе. В нем выделяют три компонента: во-первых, познавательный (содержит в себе знания себя, самосознание, представления и знания о своих способностях, внешности, социальном статусе, значимости для окружающих, индивидуальных побуждениях, в том числе целях и намерениях); во-вторых, оценочный (ценностное отношение к себе, самоуважение, самокритичность, себялюбие, самоуничижение; в-третьих, поведенческий (последовательность самореализации, стремление сохранять свои базовые качества независимо от ситуации, следовании своей жизненной стратегии, стремлении быть понятым, в завоевании симпатии окружающих, укрепить их положительное отношение к себе.

По В. С. Мерлину (1898—1992), самосознание складывается у человека на протяжении жизни под воздействием многочисленных социальных факторов и включает следующих компонентов: во-первых, сознание отличия себя от остального мира; во-вторых, сознание «Я», как активного начала субъекта деятельности; в-третьих, сознание своих психических свойств, эмоциональные самооценки; в-четвертых, социально-нравственная самооценка, самоуважение, которое формируется на основе накопленного опыта общения и деятельности.

Обращаясь к своим воспоминаниям я бы хотел подчеркнуть важную роль педагогов. Перейдя в школу с русским языком обучения, я испытал множество трудностей, унижений, оскорблений, связанных с незнанием элементарных русских слов. Не раз и не два ставил перед родителями ультиматум, что больше в русскую школу не пойду. Однако, отец был непреклонен, считая, что в будущем все будут говорить на языке А.С.Пушкина и я должен обязательно закончить русскую школу. Вот-так, с отчаянием утопающего, с остервенением начал штудировать русскую речь и письмо. Я глубоко благодарен Людмиле Васильевне – учительнице русского языка и литературы, за ее старание всячески меня ободрить, поддержать, помочь. У меня появилась уверенность в своих силах, что заставляло меня работать над собой, выработалась привычка работать до полуночи или даже вовсе не спать. Кстати, именно тогда еще в детстве во мне укрепилась мысль, что не спать ночью необходимо, если хочешь чего-то достичь. В результате своих потуг я все же освоил русский, полюбил русскую литературу, письмо. Хотя, пробелы в грамматике русского я ощущаю до сих пор и это заметно даже в этом моем произведении.

Если бы любой из нас захотел признаться, какое у него самое заветное желание, то, которое вдохновляет его помыслы и свершения, он сказал бы: «Я хочу, чтобы меня похвалили, одобрили мои поступки, поведения, успехи». В моей памяти мало случаев, когда меня откровенно хвалили. Мне запомнились «Во!» – рука с поднятым большим пальцем нашей школьной учительницы, когда я в классе восьмом подготовил интересную стенгазету и «Во!» моего научного консультанта по докторской диссертации, академика А.Ч.Какеева, когда я доложил свою работу на официальной защите. В остальном похвала и одобрения проходили не так заметно, так как я их не ожидал, считая, что все мои успехи, достижения были практически рядовыми и не было у меня той готовности с которым принимают на веру люди любое иллюзорное одобрение.

Признаться, «Во!» – я, вопреки моим убеждениям, почему-то ждал от своих однокурсников – профессоров, работающих в научно-образовательной сфере, так как лишь они, как мне кажется, понимают сущность звания «академик» и чего стоит заполучить это звание. Не скрою, поздравления были, но не было в них искренности. Это было ожидаемым явлением, ибо, речь идет о научном соперничестве, что предполагает всегда крайнюю субъективность признания достижений других ученых. В этой связи, хотелось бы отметить, что так называемый «оппонентный круг» у меня, как практикующегося хирурга, ученого и писателя, был всегда, причем, в нем преобладали, как мне кажется, не совсем искренние и объективные коллеги.

Разумеется, отсутствие одобрения всегда вселяет в человека какую-то печаль. Печаль – главное препятствие нашему покою – невыраженное скольжение, пассивный разрыв с бытием, отрицание, неясное самому себе, а потому неспособное превратиться в утверждение или сомнение. В печали есть что-то от злости, готовой отступить, смягченной и резонирующей, отказывающейся действовать против кого бы ни было, кроме самой себя. В этом плане, надежда на одобрение, готовность их принять, воодушевиться на какие-то благородные дела – это не маловажно. Как мне кажется, особенно, человеку нужно одобрение родителей еще в раннем детском, когда начинается формирование чувств и эмоции. Однако, любому человеку, прежде всего, нужно научится понимать и ценить родителей, совершенно не обижаясь на то, что они в свое время недостаточно высказывали свое одобрение детям. Оказывается, вас никто никогда не будет любить так сильно и понимать так искренне, как они.

Такое по настоящему осознаешь, когда сам становишься родителем. Помнится, когда мне было пятнадцать лет, я думал, что сорок пять лет – это так далеко, что этого никогда не будет или будет, но уже не мне. Помнится и то, как мне исполнилось сорок пять, я переступил черту молодости и внезапно понял, что действительно не будет потому что до сих пор чувствовал себя угловатым и нерешительным пятнадцатилетним парнем. Соответственно, в человеке даже в пору зрелости продолжает жить стереотип о том, что излишне высказывать одобрение и похвалу своим детям и ученикам. Хотя, это вопреки очевидной полезности одобрения.

Как известно, степень развития чувства общности у подростков становится очевидной в школе так же, как и в социальной жизни вообще. Э.Г.Хаббард (1856—1915) писал: «Кто не понимает вашего молчания, едва ли поймет ваши слова». Помнится, наш классный руководитель Вера Ильинична, давая характеристику ученикам своего девятого класса и указывая на меня обронила такую фразу: «Среди всех вас у него сложится непростая судьба. Он, как серый призрак. С людьми он не может, а без них тяжело. Однако, именно он добьется в жизни многого. Вы еще будете гордится им». Вряд кто из одноклассников всерьез воспринял такой необычный прогноз обо мне. Полагаю, что она сказала это, по всей видимости, зная мою глубокую закомплексованность, а потому, наверное, могла предположить, что я в стремлении преодолеть этот комплекс, возможно, добьюсь чего-либо. А ее мнение о том, что жизнь моя видится непростой, видимо, основывалось на том, что моя неуверенность, замкнутость, слабая социальная контактность, позже обязательно проявятся в социальной жизни, браке, работе. В жизни так и сложилось.

Моя слабая социальность заметно усложняла мою жизнь. В отличие от своих сверстников, как мне казалось, я делал в жизни шаг вперед и два назад, так и не отучился от установки вечного сомнения, робости и малодушия. Вот-так, еще в юные годы во мне проявилась моя неприспособленность к жизни. Припоминаю такой случай. Отец упрекнул меня в том, что серьезно не вникаю в хозяйственные дела, что нет у меня настроя и умения вести их. Я это сам понимал, однако, вместо того, чтобы проникнутся отцовскими назиданиями, наоборот, настроил себя на том, что в будущем никогда не буду заниматься подсобным хозяйством, что не будут им заниматься и мои дети. Помнится, набравшись смелости, я категорично заявил отцу, что в будущем никогда и ни при каких обстоятельствах жизни, мне не пригодятся знания, умения и навыки по уходу за домашним скотом. Понимал, что это был мой демарш, но выпалив эти категоричные слова родителям, мне стало почему-то страшно – а что если я не поступлю в институт и возвращусь сюда? Что если ничему я не обучусь и как все мои родичи в аиле стану, вопреки моим мечтаниям, обычным чабаном? Помню, под впечатлением этого демарша и откровения, я тут же взялся за учебники и еще с большим остервенением и отчаянием принялся штудировать знания. Именно этот демарш, как мне кажется, и стал для меня действенным мотивом для дальнейшего самосовершенствования.

Как я уже говорил выше, для меня лично самой большой трагедией была моя природная застенчивость, то есть наследственная, биологически обусловленная черта характера. По моему, это глубоко отрицательная черта человека, в чем не раз убеждался, как человек патологически застенчивый и стеснительный. Застенчивый с детства, всегда смущался в присутствии чужих людей, меня, почему-то везде и всегда беспокоило то, как я буду выглядеть в их глазах, какое впечатление могу произвести на них, а потому постоянно сдерживал себя от любых действий – разговоров, поведения и поступков. То есть что-то во мне внутри всегда мешал, скажем, проявить свой характер, выразить способности, показать знания. Как мне помниться, даже в своем классе я никогда не начинал разговор с одноклассниками первыми и зачастую с трудом его поддерживал, боясь в чем-то проговорится, высказать не то, что нужно, чтобы не болтнуть лишнее, чтобы не напороться на непонимание, недоумение, грубость.

Помню, в школьные годы всегда и достаточно добросовестно готовился к урокам, мог бы правильно ответить, но что-то мешало мне поднять руку, чтобы держать ответ. То было внешняя застенчивость. Замечу, в какой-то степени непринужденно вел себя среди своих сверстников по двору, с которыми я вырос и общался каждодневно. Хотя от них тоже заметно скрывал свои мысли и чувства, маскируя их с помощью хорошо усвоенных навыков общения, чтобы не отпасть от той самой родной дворовой компании. То было уже внутренняя застенчивость. В обеих случаях мне стоило внутренняя борьба, сопровождающейся целым рядом неприятных ощущений – учащенное сердцебиение и дыхание, покраснение лица, ощущения какого-то стыда и вины, каких-то надуманных страхов и тревог. О, сколько стоила мне такая внутренняя борьба. Сколь раз пытался с помощью специальных тренингов перебороть в себя эти чувства – это и правило «десяти вдохов», это и постоянное повторение как молитву, слова «Я не рубль, чтобы кому-то нравиться», это и напущенная грубоватость в словах и поведениях. Но все было тщетно. К черту! Махнул на все рукой и продолжал свою стеснительную жизнь.

Махатма Ганди на одном из своих публичных выступлений сказал: «Человек – это продукт своих собственных мыслей. О чем он думает, тем он и становится». Мало кто знает, как много я настрадался из-за своей стеснительности, робости. Как мне помнится, вечно боялся либо не вовремя сказанного мною слова, либо неадекватного своего поступка, поведения, тем самым боязнь испортить впечатление своих же сверстников в детском возрасте, затем одноклассников в школе, а позже однокурсников, сотрудников и коллег. Что характерно, если в беседе с кем-либо у меня внезапно исчерпывался тема разговора, то это для меня было невыносимо и, чтобы как-то прервать паузу, прямо на ходу, то есть без раздумья, начинал другую тему, а проговаривая, как это часто бывает в экспромт-диалогах, какую-то несуразицу, чувствовал еще больший дискомфорт в общении. Всегда замечал, что в разговоре с более опытными, известными и высокими людьми я почти всегда чувствовал и до сих пор чувствую себя глупее них. О том, что почти всегда я чувствовал себя очень скованно в общении с девушками, женщинами, даже говорить не приходится. Когда три человека рядом, я их воспринимал уже как толпу, проявляя соответствующую реакцию.

Помнится, нам одноклассникам по окончании школы, находясь в преддверие большого жизненного пути, казалось, что все у нас впереди, что весь мир у нас под ногами. Появились новые заботы – поездка в столицу для поступление в медицинский институт. Вот тут-то, оказавшись в городе, где никогда не был и не мечтал, совсем потерялся, а мой комплекс многократно возрос. Город, городской быт, психология городской жизни были для меня новым неизведанным миром, мне он показалось тогда каким-то странным и жестоким – вечная спешка горожан, их прямота и легкость общений, их бескомпромиссность в обращениях, раздражительность и категоричность в делах и разговорах. Уже потом, став сам горожанином стал таким же – суетливым, раздражительным. Наверняка, невозможно говорить о том, что разные черты бывшего сельчанина, ставшего потом горожанином, будут мирно уживаться, не вызывая в людях ощущения собственной противоречивости.

Представьте себе, у человека в голове были исключительно книжные страсти, истории, в которых я постоянно участвовал, были напрочь оторваны от жизни. А тут реальная и бескомпромиссная суетливая жизнь. Естественно, студенческая жизнь в значительной степени помог мне в какой-то мере преодолеть свои чувства неадекватности и неполноценности. Действительно, студенчество с характерной для нее демократичной, вольной и самобытной жизнью, в какой-то мере вылечит любого эгоистичного, ипохондричного, эксцентричного студента, научить его жить в коммуне, и тем самым поможет уменьшить эффект их естественных недостатков.

Так или иначе, моя застенчивость причинила мне много проблем в жизни и работе. Если в школьные годы краснел, терялся перед классом, боялся и избегал ответов у доски, хотя достаточно хорошо знал предмет, то во взрослой жизни именно она усложнила ее, создавала препятствия на работе, трудности во взаимоотношениях с людьми и, наконец, так и не дала мне раскрыться в полной мере. Один из моих давних друзей считает, что у меня не просто застенчивость, а патологическая. Возможно, потому, что у меня всегда явствовали признаки заниженной самооценки, неуверенности в себя, а также постоянной фобии показаться нелепым в глазах окружающих.

В своих назидательных опусах Дейл Карнеги (2008) не устает повторять: «Выражение, которое вы носите на своем лице, куда важнее одежды, которые вы надеваете на себя!». Понятно, недооценка своих способностей, у меня с детстве, когда формировались эмоциональные реакции. То, что родился и рос в патриархальной семье, где был настоящий культ строгости, как мне кажется, это лишь один из факторов развития этой патологии. Мой отец с пятидесятилетним стажем члена компартии воспитывал нас, прививая нам азы «Морального кодекса строителя коммунизма», учил нас жить по своим меркам: быть полезным обществу, всегда быть скромным и честным в жизни. «Самое главное не теряйте свою совесть!», – повторял он. Это уже потом я вычитал в книге великого философа М.Т.Цицерона (106—43 до н.э.): «Самое главное украшение человека – это его чистая совесть» (Цицерон М. Об обязанностях, 44 г. до н.э.).

Как философ понимаю, что в XXI веке самым страшным бедствием и трагедией в нашей цивилизации будет обман, ложь, фейк. Началась такая тенденция у нас в стране в начале девяностых годов. Хорошо, что наш отец не дожил до этого срока. Он, как настоящий коммунист с пятидесятилетним стажем, пропагандируя на своем примере честную жизнь, добросовестный труд во благо Родины, нравственное поведение и поступки строителя коммунизма, никогда бы не принял новую реальность и ее ценности. Его ждало бы жесточайщаее разочарование, обида и злость.

Психологи утверждают, что именно чрезмерная строгость в отношении нравственной чистоты, стимулирует появление у ребенка чрезмерно строгой самооценки, что ведет к формированию у него застенчивости, скромности. В голове у застенчивого ребенка сидит, посаженный родителями «цензор», «надсмотрщик», который постоянно оценивает правильно ли он себя ведет или нет, отвечает ли его поступок требованиям совести, а сам ребенок под их влиянием постоянно мониторит ситуацию, стараясь вести себя по совести, а также определить, какое впечатление он оставляет у окружающих. В голове такого ребенка идет постоянный диалог с сами собой и со своим «смотрителем»: что можно делать, а чего нельзя? А что они обо мне подумают? Однако, где бы я не находился, что бы я ни делал по жизни, работе, учебе, я придерживался наказа своего отца – быть совестливым и честным.

Одним из главных своих недостатков я считаю то, что не умею говорить «нет». В этом плане, Дон-Аминадо (1888—1957) подчеркивал: «Для утвердительного ответа достаточно лишь одного слова – «да». Все прочие слова придуманы, чтобы сказать «нет». По мнению автора этого высказывания, люди чаще говоря «нет», нежели «да». У меня же все, наоборот, и это беда таких людей, как я. Что ни говори, застенчивый человек – это все-таки ущербный человек, это я знаю по себя, испытывающий робость не только перед людьми вокруг, но и перед самим собой. Согласно исследованию Пола Пилконса (2004), застенчивость передаётся по наследству, точно так же как и умственные способности или рост человека. Меня это очень удручает. Мне наивно думалось, что мой комплекс, как моя собственная тень уйдет в небытие вместо со мной. Отнюдь. С печалью в душе констатировал, что у всех моих детей те же признаки застенчивости, как и у меня.

Почему развивается комплекс неполноценности? Как известно, подростковая психика очень ранима. На любой казус в жизни, обидное замечание, пренебрежение, оскорбительное прозвище подросток реагирует гораздо болезненнее, чем взрослый человек. Такое было у меня в школьные годы и тому причина, как я уже подчеркивал выше, незнание русского языка. Понятно, что, будучи уже взрослым, ты имеешь возможность проанализировать причину негативного к себе отношения и успокоить себя, что он вызвано, например, завистью, злостью, недоброжелательностью, скверным характером обидчика, тем, что тот склочник или любит сплетни и интриги. Зная такие вещи, ты можешь стать более снисходительным, можешь нормально отреагировать на выпады, оскорбления, интриги со стороны того или иного человека, принять решение, в чем-то утешающее тебя, как это было, впрочем, с моей докторской диссертацией по философии. Однако, в детском или подростковом возрасте, когда ты еще не умеешь анализировать, чем вызвано плохое отношение или оскорбление, не умеешь и правильно вести себя в той или иной ситуации, ты можешь неправильно повести себя – ввязаться в разборку, драку.

Как известно, не выдержав тот или иной эмоциональный поединок подросток может уйти в себя, глубоко затаив обиду, несправедливость. Именно такие ситуации бывали и у меня в детстве и подростковом возрасте. Считая себя чем-то обделенным, неудачливым, глупым и смешным, в те годы я возненавидел самого себя. В силу глубокой застенчивости был очень озабочен тем, что обо мне думают окружающие и с обостренным вниманием следил, какое впечатление произведу на сверстников и взрослых.

Известно, что если что-то не так, если мальчик не такой, как остальные сверстники, молчун, тихоня, если они его за это еще дразнят, а такое у меня случалось – это и были, возможно, основой для формирования у меня комплексов. В школе вел себя тихо, мирно, никому не мешал, не перечил, робкий, неразговорчивый. Был молчуном, потому, что плохо говорил на русском, а тихоней в силу своей острой неуверенности и малодушия. Плюс к этому в школьном возрасте отставал от своих одноклассников в физическом развитии. Как я себя помню, в школьные годы, я так и ни разу не почувствовал каких-либо ободряющих слов, которые могли бы придать мне хоть какую-нибудь уверенности в себе. Лишь однажды наш учитель истории и обществоведения Николай Ибрагимович, кстати, всеобщий любимец школы, талантливый педагог и просто мудрый человек, давая характеристику каждому выпускнику школы вскользь и коротко сказала обо мне так: «Самый сложный человек в классе – это он. Он честный, а потому у него сложится непростая жизнь, однако, он сделает все, чтобы его не подстегивали и не упрекали. Он много добьется, однако, это не принесет ему удовлетворения и счастья».

До сих пор, его слова для меня загадка. Хотя в глубине души догадывался, что он имел в виду. Остальные мои школьные учителя ни разу и никак не выделяли меня – серого ученика в среде остальных учеников и, в большинстве случаев могли сказать банальные слова обо мне и моей учебе типа «мог бы учится лучше». Один мудрец сказал: «Уязвимость – это, не слабость, а эмоциональный риск, незащищённость, неопределённость. Уязвимость – это мужество быть честным, а потому не бойтесь, чтобы вас поняли до глубины души, со всеми вашими слабостями». Действительно, в жизни всякое случается. Иногда ты на пике, иногда на спаде; иногда ты энергичен, иногда опустошен; иногда ты эгоистичен, иногда ты жертва. Эта синусоида у разных людей – разной амплитуды. В мире много примеров того, что даже великие личности, отдавшие всего самого, уходят из жизни с чувством непонятости, невостребованности и в одиночестве.

О том, что средняя школа имени Ю.А.Гагарина в с. Исфана, которую я закончил в 1970 году так и не вспоминала своего выпускника в моем лице, о чем я понял, когда в 2011 году по поручению Президиума Национальной академии наук и Министерства образования и науки Кыргызской Республики, мы провели анализ педагогических достижений, главным образом, информацию о числе кандидатов, докторов, членов Академий наук, вышедших из среды школ в целом по республике. Дирекция моей школы отрапортовала о том, что четыре выпускника школы стали кандидатами наук, а на стенде «Знаменитые выпускники» школы висели не их портреты, а портреты экс-акимов и чиновников районного масштаба. Уязвлено ли мое самолюбие? Нет, конечно, ибо знаю природу такого отношения, учитывая, что школу поочередно занимали мои же одногодки по школе. Им не хватило мужество все-таки признать тот факт, что не каждая школа может гордится, что среди ее выпускников есть и академик.

Безусловно, формированию у меня комплекса неполноценности способствовали такие черты характера, как робость, нерешительность, застенчивость, неуверенность в себе. Однако, основу комплексов составляет низкая самооценка. Тихий, застенчивый, забитый, я сторонился своих одноклассников, особенно чрезмерно активных, харизматичных, стараясь держаться в стороне, даже когда они затевали наезды и драки с ребятами из других классов и школ. Я не навязывался к ним в друзья, да и они особо не стремились со мною заводить дружбу. А что касается одноклассниц, то я в силу своей застенчивости вообще сторонился их, да и они всегда держались отстранено. Вот-так, я чувствовал себя одиноким и несчастным, завидовал решительным, уверенным в себе ребятам, которые запросто общались между собой вне уроков, с одноклассницами или с девочками с других классов. Я узнавал себя в образе того самого угловатого ученика из кинофильма «Доживем до понедельника», который написал сочинение на тему «Что такое счастье?» в одну краткую фразу: «Счастье – это когда тебя понимают!».

Действительно, для меня, страдающего от недопонимания окружающих, такое определение счастья – это почти аксиома. Признаться, в классе я всегда был середнячком и это при том, что предметы знал довольно хорошо, так как задания старался выполнить добросовестно. Для меня оценка «уд» была вполне «прожиточным уровнем». Я нисколько не стесняюсь в этом признаваться. Краснеть у доски для меня было невыносимо, а потому, если не знал предмет, то честно в этом признавался. А с другой стороны, если даже и знал, то, как правило, отвечал сбивчиво, невпопад, вечно смущаясь и озираясь по сторонам. Мне все время казалось, что надо мною смеются и чтобы ненароком не увидеть усмешки одноклассников отводил взгляд на потолок. Зная эту мою привычку учителя, да и одноклассники иногда насмешливо переспрашивали: «ну, что там на потолке еще написано?». Кстати, такая привычка не смотреть в зал, когда читаешь лекцию или доклад, а куда-то в левый угол конца зала, у меня сохранился и по сей день. В этом отношении, всегда завидовал лекторам, которые умеют быть артистично-привлекательным, умеют импровизировать на ходу. Однажды прослушал красноречивую и притягательную лекцию выдающегося физика-ядершика – академика А.М.Фридмана, который живо и артистично рассказывает о предмете, шагая взад и вперед по залу. Между тем, это от высокой уверенности, широкого кругозора и настоящей ученности.

Честно сказать, мне бывает комфортно, когда на меня не обращают никогого внимание. «Лишь бы меня не трогали» – превратился у меня в некое жизненное желание и правило. В действительности так и сложилось, меня в школе не трогали, никуда не привлекали, не заставляли, не просили, а потому я продолжал жить своей отстраненной, серой жизнью. Хотя учителя не раз говорили мне, что я мог бы проявить способности к учебе, но безынициативный, равнодушный. Так оно и было. Во всем этом винил себя, свою патологическую застенчивость, нерешительность. Вот-так у меня год от года создавался фон для формирования низкой самооценки и комплексов. К сожалению, не все родители, не все учителя в школе понимают, как подросток не уверен в себе и как ему нужна их поддержка. Слава богу, мои родители и школьные учителя хотя бы не ругали и не читали нотаций, хотя упреки высказывали. Один из мудрых людей рассуждал так: «Чтобы меньше бунтовать против событий, которые нам не нравиться или не совпадают с нашими желаниями, следует всегда помнить, что и вокруг нашей шеи завязана веревка, протянутая от жизненных обстоятельств. Надо научится видеть такую необходимость и сразу же ей покоряться, а не тратить впустую силы на сопротивление».

Из психологии известно, что родным братом комплекса неполноценности является комплекс вины. Человек, обидевший кого-либо, неосознанно старается оправдать свой проступок, реальный или вымышленный, приписывая тому различные качества. И. Кант (1724—1804) высказал такую истину: «Дайте человеку все, чего он желает, и в ту же минуту он почувствует, что это все не есть все» (Кант И. Критика читого разума, 1781). В этом плане, есть повод усомнится и мне в моей предвзятости, скажем, к отцу. Нужно сказать, что отец мой, будучи жестким и убежденным коммунистом, перенесшим тяжелую сиротскую долю, трудное детство, ранее взросление, был достаточно строг к нам, к нашей матери. Однажды, когда мне было тринадцать или четырнадцать лет мне пришлось нагрубить ему, приняв сторону матери. Не ожидая такого отпора с моей стороны, он надолго и всерьез обиделся на меня. Полагаю, что с той неприятной для нас поры, вплоть до кончины отца наши с ним отношения стали менее душевными и даже сухими, отстраненными.

Тот самый неизжитой комплекс моей вины перед отцом побудило во мне вечную тоску и уныние. Будучи уже сам отцом четверых детей, вместо того, чтобы как-то сгладить ту самую мою вину перед отцом, став заботливым, ласковым, душевным человеком для них, я в семейной жизни так и остался сухим и отстраненным от них человеком, как, впрочем, мой отец. Это уже моя личная трагедия. Если рассмотреть этот факт под психологическим «микроскопом», то можно отыскать множество обстоятельств, которые как будто бы мешали мне перестроить себя и свое отношение к детям. По мнению психологов, возраст – главный и универсальный источник неполноценности. Детский, подростковый и старческий возрасты наиболее уязвимые. Если у детей мало нравственности, жалости, долга и много борьбы, эгоизма, напряженности, то у подростка – его первый опыт социализации, борьба за престиж и лидерство, тогда как у стариков – боль разочарования, бессилия, груз обид и вины.

Понятно, что чувство неполноценности может возникать в связи с отношениями богатства и бедности, воли и безволия, власти и безвластия, высокой и низкой квалификации. Оказывается, существует и родовой общечеловеческий источник чувства неполноценности. В своих книгах «Сущность теней» (2022), «Тегерек: Мифы. Тайны. Тени» (I – IV тома, 2022), «Тегерек» (2014), я попытался отразить результаты моих исследований идентичности своего небольшого рода-племени «Кара-кулы». Этот маленький кыргызский род приветливых, простых и добрых, но, почему-то скрытных и замкнутых в себе, людей. Они до сих пор остаются «темными» не только в силу своей ограниченности в географическом и ландшафтном смысле, но и что более важно, ограниченности в сфере знаний, познания мира. «У них не было ни темных страстей, желаний и чувств, а потому им нечего было сумблимировать, вот почему на протяжении веков они отличались подавлением чувств и устремлений, а также предательским успокоением, граничащим безразличием и нирваной в душе», – сказал бы Л. Гумилев (1912—1992) в отношении моего рода-племени.

В моем философском романе-аллегории «Тегерек» (2013), словами Ашим-бава и Айсулуу-эне говорится: «Мы слишком замкнуты в своем пространстве, у нас нет тяги к общению, приобретению знаний, приобщения к культуре окружающих нас племен и народов. Мы уже давно запустили зло в себе – это темнота, отсутствие желание познавать мир, приобщиться к знаниям. Между тем, лишь знания выведут нас в открытый мир. Это единственный путь искоренить зло в себе – нашу безграмотность, равнодушие, неверие в свои силы и возможности. Познание – вот, что выведет нас из тупика». В книге «Миф о Тегерек» (2022) мною показано, что одним из универсальных мотивов родоплеменных мифов является общий сбор участников системы, который на поведенческом уровне является предпосылкой осуществления ритуалов одобрения, согласования, благословления. Устами Суванкул-ава говорится о том, что отдельные личности кара-кулов всегда несли и впредь будут нести определенную нагрузку в нашей родовой истории, что именно они способствовали и будут способствовать изменению поведения, поступков, устремлений сородичей. Высказывая эту мысль я имел в виду и себя, ведь я являюсь носителем нашей родоплеменной идентичности.

Возможно, я своеобразный фронтир своего рода и племени. А что если это прописано в моих генах? Так или иначе, вэтой книге рассуждаю о том, что имело место изначальная, родоплеменная неполноценность. Психологи утверждают, что человек, рассматриваемый с точки зрения природы, есть изначально неполноценное существо. Вся человеческая культура: техника, язык, социальная организация, мораль, наука, религия – выросла в результате стремления преодолеть биологическую неполноценность. Оказывается, дело в «генерализированном чувстве» неполноценности, которое вызывает приток сил и служит импульсом к действию. Так-вот, прошли годы, десятилетия и в нашем роду начали появляться свои механики, техники, врачи, учителя, о котором некогда мечтали мои сородичи, мои родители. В настоящее время, наш род «кара-кулы» может похвалится тем, что вывела в мир одного академика (Ашимов И. А.) и двух профессоров (Ашимов Жамалбек, Ашимов Жаныбек). Чем не утешение для моего рода-племени и для меня лично?