Текст книги "Предательница. Как я посадила брата за решетку, чтобы спасти семью"

Смерть I (2013)

Мы с Вимом шли по улице Скелдестраат к улице Фердинад Болстраат. Приблизился какой-то человек и, глядя на нас, засунул руку в небольшую сумку на ремне.

Инстинктивно, без единого слова мы разделились – Вим пошел по одной стороне улицы, я по другой. Лучше не оставаться вместе, когда собираются стрелять. Лучше кого-то одного, чем обоих.

Мы не спускали глаз с сумки, одновременно оценивая и человека, и ситуацию. Киллер или не похож? По внешнему виду и поведению вполне может быть.

С годами у тебя развивается шестое чувство на такие вещи. Ты не боишься тех, кто походит на офисных служащих или студентов, но оцениваешь не только внешность – это еще и направление взгляда, и решительность походки.

Парень вынул руку из сумки. Ничего не произошло. Я снова пошла рядом с Вимом.

– Все путем, – сказал он.

– Лучше перебдеть, чем недобдеть, – кивнула я.

Про его смерть мы говорили раньше, когда у него начались проблемы с сердцем. Тогда решили, что если вдруг он окажется в коме, то решение отключить его от аппаратуры мы примем все вместе – Соня, Сандра и я.

– Разобралась с этим? – спросил он через стекло во время свидания со мной в тюрьме Схевениген. – Все втроем, ладно? Потому что я тебя знаю, Асси, ты-то отключишь меня при первой же возможности. Соня вообще никогда ничего не решает, поэтому главное – Сандра. Она любит меня больше, чем все вы.

Он очень много говорил нам, что не хочет превратиться в овощ, но мы никогда не обсуждали возможность его кончины в результате покушения. К этому шла вся его жизнь, да еще и наши вдобавок, но это никогда не обсуждалось. Когда незадолго до ареста по делу о вымогательстве у Эндстра Вим стал получать угрозы с разных сторон, я решила обсудить с ним это.

– Ты про мои деньги, что ли? Завалить меня хочешь? – спросил он, и взгляд его знакомо потемнел.

Я поняла, что он действительно так считает. И я прекратила этот разговор, потому что не хотела, чтобы брат действительно об этом задумался. В тот день, после ситуации на Скелдестраат, я попробовала еще раз. Хотела знать, что думает о собственной смерти человек, с такой легкостью распоряжающийся жизнями других.

– Ты не боишься смерти? – спросила я.

– Нет, – ответил Вим. – Я там был, когда сердце остановилось. Я почувствовал легкое головокружение, и вдруг оказался идущим по улице по направлению к яркому свету. Все было очень тихо. Спокойно так. Правда. Я был в полном порядке и вдруг услышал, как Соня кричит: «Вим, Вим, возвращайся, Вим, иди сюда!» Она подмигивала мне и звала за собой. Я пошел за ней и остался жить.

– Соня? Да ладно тебе, – удивилась я. А про себя подумала: ну и зараза же моя сестра, вернула его к жизни! Вот спасибо-то.

– Так что нет. Я не боюсь смерти. Когда это происходит, ты в несознанке и действительно ничего не чувствуешь, – продолжил он.

То, что он рассказывал, противоречило заключениям психологов и психиатров, которым он признавался, что боится умереть в тюрьме. Что отпущенные ему врачами краткие годы жизни он хочет провести рядом со своими родными.

Когда я напомнила ему об этом, Вим сказал:

– А это чтобы чалиться покомфортнее было. Для этого вся их писанина очень даже пригодилась.

Значит, перспектива смерти его не пугает.

– Тюряга куда хуже, – добавил он.

Ну что ж, значит, так тому и быть, подумала я. Не смалодушничай, «бей первой и бей исподтишка» – за Фрэнсис, за Ричи, за Кора.

* * *

Я долго смотрела на номер, который дал мне Питер.

Звонок по нему означал, что я подтверждаю все сказанное Питером относительно Сони и меня во время его предварительной встречи в ОУР. Звонок означал, что я готова давать показания. Звонок означал, что в курсе будет как минимум один детектив, который может рассказать об этом моему брату.

Если Вим узнает о звонке от дружественной ему крысы, то для меня все будет кончено. Причем все произойдет неожиданно, потому что это Вим. «Никогда не подавай вида, что тебе что-то известно, Асси». Отдаешь приказ, ведешь себя спокойно, не отдаляешь человека от себя, а если что-то случается, горько плачешь вместе со всеми.

Я никак не могла предотвратить возможность того, что Вим узнает о разговорах с Департаментом юстиции. Лучше сразу допустить это и предоставить брату правдоподобную причину таких контактов. Поэтому я заранее сказала ему, что я в хороших отношениях с одним из сотрудников ОУР. Я придумала это алиби вскоре после освобождения Вима и сказала ему, что этого сотрудника можно будет использовать для своих целей.

– Может пригодиться, так ведь? – Я сказала ровно то, что он хотел услышать.

– Конечно, Асси, – ответил он.

Будучи адвокатом по уголовным делам, я вполне могла иметь таких знакомых, и Вим проглотил наживку. Если информация о моих контактах с ОУР утечет, у меня будет алиби: «Ты узнал, что я говорю с ОУР. Но я делаю это в твоих интересах».

Это лучшее, что я могла придумать, чтобы обезопасить себя от коррумпированных детективов, но риск все равно оставался.

Я решила, что завтра договорюсь о встрече.

Встреча (2013)

21 января 2013 года я нервно набрала номер. Мне ответила женский голос:

– Мишель слушает.

– Здравствуйте, ваш номер мне дал Питер Р. Де Вриес. Я хотела бы договориться о встрече.

Она сразу поняла, кто я, и спросила, будет ли мне удобно встретиться завтра.

– Да, я могу, – ответила я.

– Мы перезвоним вам, чтобы уточнить время.

– Пришлите мне эсэмэску, пожалуйста. Я предпочла бы не разговаривать по телефону.

Около полудня мне прислали время и место: шесть часов вечера, отель «Ньюпорт», Амстелвен. Встреча была назначена.

Ближе к вечеру я заехала к Соне, чтобы сказать ей об этом.

– Ты действительно договорилась о встрече?

– Да. Не вижу других вариантов. Встречусь, а там видно будет.

– Мне нужно поехать с тобой?

– Нет, пока не нужно. К тому же это полиция. Лучше, чтобы они пока тебя не видели, тогда они никогда не смогут сказать, что ты в этом участвовала. Кроме того, ты не сможешь отчитаться, где была. Если Вим позвонит, а ты вне доступа, ему опять всякая ерунда в голову полезет. Со мной он к такому привык, но тебя начнет подозревать. Так что я лучше одна.

По пути на встречу с ОУР я поглядывала в зеркала заднего вида, чтобы убедиться в отсутствии слежки. Я взяла другую машину – если Вим увидит у отеля мою, то заинтересуется, что это я там делаю.

Я нервничала. Он часто назначал встречи в отелях, и вполне возможно, что он окажется в этом, и я на него наткнусь. Или он незаметно подкрадется ко мне, как часто бывало. Я никогда не понимала, как ему удается меня выследить, и всегда пугалась до дрожи.

На телефон пришло сообщение: «Привет, пожалуйста, сообщите, когда будете на месте, вас встретят в лобби».

Я подъехала к величественному зданию отеля, недалеко от места, где был убит Кор. Поставила машину на подземную парковку. В лобби отеля надо было подниматься по лестнице. Мне потребовалось собрать все мужество, чтобы начать путь по ней. Сил мне добавило понимание, что мы идем на это ради Кора.

Я вошла в лобби и поразилась. Это было очень сложно организованное пространство с кучей ниш, входов и выходов. Если Вим уже здесь или вдруг появится, я никак не смогу этого заметить. Что за идиотское место! И плохое начало. Если они вот так относятся к моей анонимности, вряд ли из этого получится что-то дельное.

Я присела. Мое беспокойство нарастало с каждой секундой. Оставаться здесь было слишком рискованно, поэтому я встала и направилась к выходу. Ко мне подошла блондинка.

– Астрид?

Я кивнула.

– Я – Мишель. Мы с вами говорили по телефону.

Она точно была из полиции – вид у нее был энергичный, а взгляд открытый. На «крысу» с вида не похожа. Я сразу решила, что пойду с ней. Мы молча проследовали к лифту и зашли в него. Двери закрылись. У меня перехватило дух, и я начала обливаться потом.

Я еду в лифте вместе с представителем Департамента юстиции. Вместе, а не друг против друга – как я привыкла в качестве юриста и члена своей семьи. Мои жизненные обстоятельства не способствовали теплым отношениям с Департаментом юстиции.

И они тоже пристально вглядывались в меня. Для них я находилась где-то между преступным миром и «нормальной» жизнью. Они доверяли мне не больше, чем я им.

И я, и Мишель испытывали неловкость.

– Как хорошо, что вы пришли, – сказала девушка, пытаясь растопить лед.

Я кивнула, но чувствовала себя совсем не хорошо. Войдя в лифт, я испытала единственное желание – как можно скорее выйти отсюда. В нашей семье разговаривать с Департаментом юстиции считалось позорным делом. Это было против всех наших принципов.

Мы не предатели. Так воспитывала нас мама. Во время войны немцы забрали ее отца. А дед по отцовской линии был «чертовым коллаборационистом», как шепотом, чтобы не услыхал отец, говорила нам мама.

В то же время я понимала, что не оказалась бы здесь, если бы Вим не вынудил меня к этому. И я уцепилась за свои мотивы.

– С вами не так просто связаться, да? – женщина старалась завязать разговор. – Мы пытались и по личному номеру, и по рабочему, но безуспешно.

– Наверное. Я не слишком стремлюсь общаться с незнакомыми людьми, – резковато ответила я.

Это было исчерпывающе краткое описание моего образа жизни на протяжении многих лет. С такой семьей, как моя, общение с незнакомцами – непозволительная роскошь. Их цели неизвестны. Это могут быть журналисты в поисках сенсации, полицейские стукачи, желающие втереться в доверие к члену семьи, подельники брата, разыскивающие его, или даже его враги, захотевшие достать его через меня. Я делаю все, чтобы оставаться недоступной для таких людей, поскольку все это мне совершенно не нужно.

– Моя секретарша передает мне все просьбы связаться. Я никогда не встречаюсь с незнакомыми людьми, а моя частная жизнь не выходит за рамки семьи, – добавила я, попытавшись быть более открытой. Я сообразила, что с первого же ее вопроса начинаю уходить от ответов и избегаю контакта.

Но я же здесь не для этого. Я не просто так оказалась в этом лифте, у меня есть цель, убеждала я себя. Так что не облажайся. Ради Кора надо разговаривать.

Лифт остановился на третьем этаже, двери открылись. Мы пошли вместе по коридору, затем блондинка постучалась в один из номеров. Я снова боялась увидеть знакомое лицо. Что, если я буду разговаривать с «крысой», слившей информацию Виму? Это не случайная встреча. Это плановая встреча с полицейскими, ее специально организовали, чтобы поговорить о нем. Что, если сотрудник захочет похвастаться за ужином или в баре, что встречался с «его сестрой»? Что, если эта информация уже распространяется? Меня же убьют, я и спохватиться не успею.

Все эти мысли пронеслись у меня в голове прежде, чем дверь открыли.

Высокая рыжеволосая девушка пригласила меня пройти. Слава богу, она не была мне знакома, а ее акцент свидетельствовал, что она из провинции. Она не из тех, кто мог бы контактировать с Вимом, – слишком заурядна для этого.

Девушка протянула руку.

– Меня зовут Манон. Рада вас видеть.

Но это меня не успокоило. Боже, что я здесь делаю? Я полностью оцепенела, а мысль о том, что я нарушаю приказ Вима никогда не общаться с полицией, лишила меня дара речи. Я почувствовала, что задыхаюсь.

– Выпьете что-нибудь? – спросила Манон.

– Воды, если можно, – ответила я.

От напряжения у меня пересохло во рту, дышала я неглубоко и неровно. Меня захлестнула волна воспоминаний о негативном опыте общения с Департаментом юстиции. И я представила себе реакцию близких на мое решение говорить с полицией.

– Ты думаешь, в Департаменте юстиции поверят, что у нас в семье такие отношения? У них совершенно иной взгляд на вещи. Они считают нас закрытой семьей гангстера. Они могут решить, что тебя Вим подослал, чтобы сыграть с ними в какую-то игру. А если они и захотят поверить, то просто используют тебя. Вспомни, как они подставили Томаса ван дер Бийла. Он дал показания на Вима, а они не предложили ему вообще никакой защиты, и его вскоре убили, когда он пылесосил свой бар. Департамент юстиции не лучше Вима. Зачем тебе это? Для них мы – дерьмо. Предположим, у тебя получилось, и его закрыли. И что дальше? Ты же знаешь, что он в лепешку разобьется, но организует твое убийство, если ты заговоришь. Что, они станут тебя защищать? Вспомни о Томасе – они ничем тебе не помогут. Они отнесутся к тебе так же, как к жене Томаса, Каролине ван дер Бийл. Ее муж Томас рискнул жизнью и был убит за то, что дал показания на Вима. А когда они говорят о ней, окружной прокурор называет ее «эта шлюха из квартала красных фонарей». Каролина записала этот разговор на автоответчик, когда они думали, что ее мобильник выключен. Запись потом по телевизору передавали во всей красе. Ты думаешь, к тебе отнесутся иначе, раз ты адвокат? Ты – просто одна из Холледеров!

Это действительно было так. После похищения Хайнекена фамилия Холледер автоматически напоминала всем о Виме, и, что еще хуже, люди думали, что я такая же, как он.

Департамент юстиции включил меня, наряду с остальными членами семьи, в состав его подельников и преступных элементов. Я была фигуранткой всех расследований, которые велись в отношении Вима и Кора. Они прослушивали мой телефон, устраивали обыски у меня дома и конфисковывали мои вещи.

И все же я понимала, что у меня нет другого выхода, кроме как говорить с ними. Решение, обычное для преступного мира, то есть физическое устранение, не рассматривалось: Соня не считала это достаточным наказанием за преступления Вима и была против того, чтобы он так легко отделался.

– Пусть он тоже страдает, как мы все эти годы, – говорила она.

Было невыносимо думать, что ему все сойдет с рук после того, когда он примет печальный вид и воскликнет: «Почему меня обвиняют всегда и во всем? Любое заказное убийство всегда вешают на меня!»

– Он в этом хорош, – говорила Соня. – Умеет разжалобить. Знаешь, о чем нужно жалеть? О том, что последние секунды жизни Кора прошли на холодной мостовой. Можно и моих детей пожалеть, у которых отца отняли. Виму не должно просто так сойти, что он изображал, как ему жалко Кора. Пусть все узнают, каков он на самом деле. Я хочу наконец сказать правду.

Соня хотела, чтобы все увидели его истинную сущность, узнали, что он сделал. Годами он наводил тень на плетень своим лицемерием. И все только ради собственного удовольствия. И смерть в духе Крестного отца была бы ему на руку.

Соня не желала, чтобы он умер легендарной личностью. Я соглашалась с ней, но считала, что смерть на холодных камнях мостовой будет гуманнее по отношению к Виму. Мне было неприятно думать о Виме за решеткой до конца его дней. Кроме того, первый вариант означал, что нам больше не придется опасаться за свою жизнью.

– Он всегда говорил, что покончит с собой, если получит пожизненное, – сказала Соня. – Вот пусть и займется тем, что обещал, зная, что мы отомстили за Кора.

Все было просто. Чтобы бороться с Вимом так, как хотела Соня, нам был нужен Департамент юстиции. Нужно отринуть эмоции и смотреть на вещи чисто практически.

– Рада вас видеть, – повторила Манон, прервав ход моих мыслей: – Нам говорили, что речь идет об угрозе жизни, так ли это?

– Да, так. – Я взяла себя в руки. – Но я здесь не поэтому. Проблема не в угрозах, а в их причине.

Я внутренне посмеивалась. Эти люди действительно не имели никакого представления о нашей жизни. Мы находимся в ситуации угрозы жизни так давно, что не представляем, что может быть как-то иначе. И не собираемся рыдать по этому поводу.

– В причине? – сказала Мишель.

– Да. Речь идет о моем брате.

– Вашем брате? Котором именно, у вас же их двое, верно?

– Я говорю о Виме. Вы же знаете, кто это, верно? – сказала я.

Разумеется, они знали, и мы наконец перешли к теме, ради которой все здесь собрались. Я готовилась исправлять искаженные представления о жизни нашей семьи.

– Если бы мой брат не причинял столько горя, проблемы бы не было. Но он не собирается останавливаться. И наше желание справедливого возмездия является вполне естественным.

– Вам, наверное, это далось очень нелегко, – сказала Мишель. Но на ее лице читалось, что она думает на самом деле: ты всегда прикрывала братца, а теперь, когда он тебя достает, ты пришла сюда жаловаться?

И она была не права. Вим был проблемой всегда, сколько я себя помню. Но мы справлялись с этим, решали свои дела сами, как могли, и не нуждались в том, чтобы за нас это делал Департамент юстиции. Наоборот, его вмешательство могло бы лишь усугубить наше положение. Мне ничего не было нужно от них, напротив, я пришла, чтобы кое-что дать им. Единственное, что от них требовалось – выполнить свою работу по проведению расследования. Но пока я повременю и оставлю то, что собираюсь им отдать, при себе.

– Мы уже привыкли к этому, но настало время его остановить. Вим представляет собой постоянную угрозу обществу.

Прежде чем продолжить, я подняла вопрос об их ответственности передо мной.

– Разговаривая с вами, я беру на себя огромный риск. Вы, наверное, понимаете, что мой брат может узнать об этом только от вас. Если информация об этом разговоре хоть как-то просочится, долго я не проживу. Мой брат отлично знает, что мне известно о нем, и ликвидирует меня, не задумавшись ни на секунду.

Я заметила, что они не слишком серьезно восприняли эти слова. Я же его сестра, так ведь? А их представления о преступном мире, судя по всему, были основаны только на том, что они видели в фильмах о мафии, вроде «Крестного отца». В них главный мафиози не испытывает любви или сострадания ни к кому, за исключением членов собственной семьи.

Но наша жизнь – не кино про Крестного отца, не романтизированный портрет преступного мира. Это суровая реальность, в которой один человек делает невыносимой жизнь всех остальных. Ход их мыслей представлялся мне очень опасным. Они воспринимали сказанное несколько легкомысленно и не выглядели в моих глазах достаточно бдительными для того, чтобы сохранить наш разговор в тайне. Если им это непонятно, я не буду продолжать. Разговор будет окончен.

– Нет, мы полностью это понимаем. Вам действительно не стоит ни о чем беспокоиться. Об этой встрече не знает никто, кроме окружного прокурора Бетти Винд, и никто никогда и не узнает. Мы отлично понимаем вашу озабоченность, – поспешили заверить они.

– Я очень на это надеюсь, потому что рискую жизнью. Все очень сильно отличается от того, что вы себе представляете. Для нас, равно как для всех остальных, попасть к нему в немилость означает стать его врагом. А вы знаете, что случается с его врагами. Вим не сделает исключения для членов семьи. Напротив, он ждет от нас безусловной преданности – именно как от членов семьи. Но эта лояльность строится не на любви, а на страхе смерти. Это односторонняя лояльность, не взаимная: Вим предаст нас, как только сочтет нужным.

Я объяснила, что люди всегда считали нас большой дружной семьей с Вимом во главе, думали, что мы разделяем одни принципы и ценности, однако на самом деле все совершенно иначе.

Обе женщины были удивлены. Они представляли нашу «дружную» семью не такой. Но они хотели двигаться дальше и спросили, готова ли я давать свидетельские показания о преступлениях брата. Но я прежде всего хотела понять, с кем имею дело.

Я собиралась просветить их в части наших семейных отношений, но не рассказывать ничего существенного о преступной деятельности. Если произойдет утечка информации, из нее будет следовать, что я считаю Вима психопатом, который третирует своих близких. Я всегда смогу сказать, что это вранье, что нас просто хотят стравить между собой. Но если я дам информацию о заказных убийствах, он сразу поймет, что она исходит именно от меня, поскольку помнит, что мы с ним обсуждали вещи не для посторонних ушей.

– Но может быть, тогда вы хотя бы намекнете на темы, которые собираетесь затронуть?

– Могу сказать только, что речь пойдет об очень серьезных вещах.

– Может быть, на следующей встрече?

– Может быть. Сначала мне нужно поговорить с сестрой. Если она откажется давать показания, то и я тоже не буду.

Мы разошлись. Они обещали поговорить со своим руководством и сказали, что будут рады встретиться снова.

После встречи я почувствовала облегчение. Наконец-то я смогла озвучить вслух, что мы – не приложения к Виму и способны мыслить и поступать самостоятельно. Но это чувство исчезло практически сразу же после того, как я вышла из гостиничного номера. Я вновь оказалась в реальном мире – в своей реальности, которой правил Вим. Меня накрыл страх только что сделанного. Ведь я нарушила железный порядок. Мне стало дурно. Я побежала вниз по лестнице в туалет, где меня стошнило. Мимолетное чувство облегчения продержалось какую-то секунду.

Больше я никогда этого не сделаю.

Больше никогда не настучу.

* * *

Я села в машину и направилась к Соне, чтобы рассказать ей о разговоре. Сестра ждала меня у дверей.

– Боже, ты только взгляни на себя! Ты бледная как полотно! Что случилось? Все прошло настолько плохо? Там были «крысы»?

– Нет, ничего ужасного, все в порядке. Меня просто тошнит. Чувствую себя неважно. Пройдет.

– Это потому что ты заговорила.

– Да. Это оказалось очень трудно.

– Думаешь, это были «крысы»?

– Вряд ли. Хотя, конечно, кто их знает. Но я не сказала им ничего важного, ничего из того, что позволило бы Виму сделать вывод, что сдаю его я.

– Это хорошо. А что же ты им рассказала? – спросила Соня.

– Что мы не желаем больше страдать из-за него. О том, каков он сам. И что мы не одна большая дружная семья.

– Как они отреагировали?

– Такое впечатление, что очень удивились.

– И теперь?

– Теперь я до смерти боюсь, что он прознает, – вздохнула я.

– Я не в этом смысле. Что дальше?

– Они хотят встретиться еще раз. Понятно, что они надеются узнать от меня что-то, что смогут использовать. Но я в этом деле, только если и ты тоже. Если нет, то нет смысла.

– Я понимаю. Я очень хочу, Ас. Но дети…

– Они же и так в опасности. Ладно, я сейчас ничего не соображаю, мне нужно немного прийти в себя.

– Заходи, приляжешь у меня.

– Нет, поеду домой, вдруг он объявится. Если меня не окажется дома, начнет меня разыскивать. Лучше уж я буду на месте.

– Ладно. Люблю тебя.

– И я тебя, сестренка.

Я села в машину, доехала до дома и легла в постель.

* * *

Ночью в дверь позвонили. Это был Вим. Значит, мне нужно было спускаться вниз, к нему, потому что дома мы не разговаривали. О нет, только не это, подумала я. Он здесь, потому что уже знает? Ну конечно! Я была в полной уверенности, что ему все известно.

– Поторапливайся! – рыкнул он.

Опять ему не терпится. Всю жизнь так.

– Я мигом, – крикнула я.

Я чувствовала себя застигнутой врасплох, неуверенной, боялась, что он узнал. А если пока не узнал, то я боялась, что выдам себя своим поведением. Но знала, что обязана вести себя как ни в чем не бывало, чтобы не возбудить его подозрений. Не время для слабости.

Перед выходом я взглянула на себя в зеркало, проверяя, можно ли определить по выражению лица, что я наделала. Нужно контролировать себя, иначе Вим точно поймет, что что-то происходит, и станет доискиваться причин моего странного поведения. Он знал меня наизусть. Ладно, последний штрих, морда кирпичом и вперед!

– Привет, братишка! – сказала я самым естественным тоном.

Мы направились в сторону улицы Дойрлостраат. Решив, что мы отошли на безопасное расстояние, Вим заговорил.

– Есть новости? – спросил он.

Новости? С этого начинались практически все наши беседы: он всегда интересовался информацией о себе или о других, которой можно воспользоваться. Его сила – в информации о подельниках, Департаменте юстиции и жертвах. Он обязан знать все – в первую очередь о своих врагах.

Я привыкла к этому вопросу, Вим задавал его всегда. Но в этот раз он прозвучал для меня несколько иначе. Он будто спрашивал – а не хочешь ли ты признаться мне, что говорила с легавыми?

В следующую секунду я почувствовала, как кровь в моих жилах застыла. У меня закружилась голова, мне показалось, что я падаю в обморок. Я заставляла себя думать: это истерика, истерика от осознания содеянного. Но он ни о чем не знает. Он не может знать. Давай, Ас, соберись.

– Да нет, новостей нет, – ответила я как можно спокойнее. – У тебя все тихо?

– Ну. Но все жестко, как обычно, ты же знаешь.

Он рассказал, что провел весь вечер с бывшим врагом, а это значит, что он снова в доверии и опасаться этого врага уже не нужно.

Судя по всему, Вим по-прежнему доверял мне. Слава богу, он ничего не знал. Раз он делится со мной подробностями своей жизни, значит, относится ко мне хорошо. Мы немного поговорили о его ситуации и распрощались – ему нужно было куда-то еще.

По возвращении домой меня захлестнуло чувство вины. Я предавала собственного брата. Брата, который верит мне и ничего не знает. Не представляет, что вместе со мной движется к своему краху. В зеркале я увидела слезы на своем лице.

– Ненавижу тебя! – крикнула я отражению. – Ты такая же дрянь, как он!

Больше никогда не стану встречаться с ОУР, потому что не знаю, что хуже: ненавидеть его за то, что он сделал, или ненавидеть себя за то, что сдаю его Департаменту юстиции.

Я почувствовала, как вздуваются вены на висках. Как это часто бывало, когда тело не могло больше справляться с разумом, у меня началась страшная мигрень, положившая конец мыслям.

До утра.

Утром все началось сначала.

* * *

Звонок в дверь. Снова Вим.

– Асси, поиграть выйдешь? – крикнул он.

О боже, теперь он старается шутить в своей манере, что происходит? Он никогда не шутит. Он все знает. Наверняка знает.

– Тсс! – прошипела я. – Подумай о соседях. Семь утра!

У меня не было времени нормально одеться, поэтому я нацепила то, в чем была накануне, и спустилась вниз. Не хотелось заставлять его ждать, и было интересно, что это он так веселится.

Вчерашняя встреча была кошмарной идеей. Я очень жалела об этом. Теперь мне придется жить в постоянном страхе, что Вим узнает. Почему, ради всего святого, я решила, что им нужно знать, каков он на самом деле? Что мне с этого? Можно подумать, эти люди нам помогут. Устроила им спектакль, слегка развлекла их нашими горестями.

Мне было ужасно стыдно за то, что я сделала.

– Тебе нужно заехать к Соне, – сказал он.

– Хорошо, – кивнула я.

– Скажешь ей приехать к одиннадцати утра в торговый центр Гелдерландплейн. Она мне там понадобится ненадолго.

– Ладно, все сделаю, – сказала я. И подумала: слава богу, я ему все еще нужна, он ничего не знает.

– Сейчас мне нужно отъехать из города. Займись этим. Ей обязательно нужно там быть. И не звони.

– О’кей, без проблем.

Я села в машину и поехала к Соне. Вошла сама и позвала ее кличкой, которую ей дал Кор из-за занятий кикбоксингом:

– Боксер, ты где?

– Еще не вставала, – ответила она.

Я пошла к ней.

– Тебе надо кое-что сделать для него.

– Нет, – ответила она. – Я для него больше ничего не делаю. Ничего путного из этого не выходит. Я рада, что от всего этого избавилась.

– Сама ему скажешь об этом, Боксер? Потому что я не стану. Давай, звони ему.

Я кинула свой мобильник ей на кровать. Было 7.30, у меня только что был приступ адской мигрени, а Боксер решила повыпендриваться, хотя она прекрасно знала, что не может ему отказать.

Если она не приедет в Гелдерландплейн к 11, начнется ад кромешный. Она нарушит правила, и Вим заподозрит неладное. А поскольку я сказала ему, что все сделаю, его гнев затронет и меня, что в данный момент совершенно ни к чему.

– Боксер, я только вчера разговаривала с легавыми, и сейчас совсем не время строить из себя крутую. Давай не будем отклоняться от обычного порядка. Мы уже и так наделали дел, с меня хватит. Поэтому поступай, пожалуйста, как обычно.

Соня заметила, что я на грани.

– Ладно, поеду. Расскажи про вчерашнее, как прошло?

– Ну страху натерпелась. Он появлялся у меня дважды. Я боюсь, что он узнал.

– Да ну, дурочка, откуда?

– Он ведь непредсказуем. Это были две молодые смазливые женщины, может, он с ними в баре познакомился. Не знаю, просто в голову пришло. Я в ужасе. У меня вчера сразу мигрень началась.

Соня попыталась успокоить меня.

– Он не может знать, по крайней мере, пока. Потому что для этого ему бы пришлось сначала переспать с одной из них.

– И это вполне возможно, почему нет? Он же трахает все, что движется.

– Нет, он пока ничего не знает, – повторила Соня.

– Это ты так считаешь. А встречу назначали накануне, и вдруг эти девицы забили ее в свои рабочие календари на всеобщее обозрение? Клянусь, ты не представляешь, как я об этом жалею. Что я наделала? Он же меня убьет!

– Расслабься, Ас. Ничего не происходит. Он по-прежнему дает тебе поручения, так что не волнуйся.

– А я волнуюсь! Если он узнает, я покойница. Больше я этим не занимаюсь. Не буду с ними больше разговаривать.