Текст книги "Чёрное золото Российской империи. Том 1"

– А как ты попал в Баку?

– Я пою и приехал сюда на гастроли с малороссийской бродячей труппой. Произошёл конфликт с хозяином, и я ушёл, а труппа вскоре покинула город. Так я остался без средств к существованию, буквально на улице! С большим трудом устроился на работу, и вот тебе на: меня опять вышвырнули на улицу! – с горечью произнёс Фёдор.

– Так ты поёшь?! А ну-ка спой что-нибудь! – предложил я.

– Как, прямо здесь?… – смущённо спросил парень, покраснев.

– Да, прямо здесь.

Он чуть расставил ноги и, на мгновение прикрыв глаза, запел. Я был поражён, услышав его бархатистый, исходящий откуда-то из глубины большого тела бас. Немного подумав, я сказал, что знаю, как ему поступить. Попрощавшись с удивлённо взирающим на меня помощником управляющего, мы вышли на улицу. Для начала я отвёл его в баню, поскольку он был ужасно грязен и от него неприятно пахло. В своей потрёпанной одежде Фёдор походил больше не на певца, а на горького пьяницу или вора. Отмытого, я пригласил его к себе домой, где предложил одежду. Закавыка была в том, что на него ничего не налезало. Пришлось купить кое-какие вещи в магазине. Затем мы зашли в татарскую лавку, где Фёдор с жадностью начал уплетать кебабы с пловом. Пока он ел, я обратил внимание на соседний столик, за которым сидели два молодых человека. Один из них явно был приезжим, лет двадцать пяти, он громко разговаривал на волжском диалекте, непривычно окая. Внешность его тоже была запоминающейся: высокий, сутулый, худощавый, с длинными светлыми волосами, нисходящими на плечи. Во время беседы он время от времени поглаживал свои усы.

– Да ни за что в жизни я не буду там работать! Пусть даже мне будут платить в три раза больше, чем другим! Лучше бурлаком баржу тянуть, чем вкалывать в этом адовом пекле, с этой дьявольской жидкостью!

– Дорогой Алексей, не горячись. Ты хотя бы попробуй, а дальше попривыкнешь, и дело пойдёт. Чай, не глупый, покажешь себя, понравишься хозяину, так он тебе дело почище сыщет.

– Нет, Вася, ты меня не уговаривай, у меня ещё есть голова на плечах, чтобы пойти работать на промыслы. И потом душа моя протестует против этого! Вернусь-ка я лучше к себе домой в Нижний Новгород и попробую устроиться в газету. Чувствую, что смогу писать, тянет меня к этому делу.

– Ну-ну, как знаешь… Хочешь стать писателем? – ухмыльнулся собеседник.

– А вот и стану! – обидевшись, огрызнулся другой. Резко вскочив из-за стола, он вышел.

– Эй, Пешков, Алексей, куда ты?… Подумаешь, обиделся, как красна девица!

Василий нехотя встал, расплатился и вышел за своим странным приятелем, мечтающим стать литератором.

Фёдор к этому времени закончил есть, и я заказал два стакана чёрного чая с лимоном и сахаром. Тогда же и принялся объяснять, как ему следует поступить.

– Тебе надо ехать в Тифлис, здесь ты ничего не добьёшься.

– В Тифлис? – Такое предложение его огорошило, и он, поставив стакан на стол, вопросительно уставился на меня.

– Да, для тебя там больше возможностей. Там есть разные музыкальные заведения, например казённый театр, куда ты можешь попробовать устроиться.

– Это всё замечательно, но у меня нет денег, чтобы добраться до Тифлиса.

– Об этом не беспокойся.

Я снабдил его небольшой суммой на дорогу и посадил на поезд Баку – Тифлис. При расставании Фёдор, не выдержав, прослезился, добавив, что никогда не забудет моей доброты.

– Не думай об этом! Лишь бы талант, данный тебе Всевышним, не пропал в безвестности.

…На следующий день Алексей Пешков стоял на борту корабля, который увозил его на север. Дул сильный ветер, яркое солнце освещало унылый город, над которым царствовала беспощадная пыль. Рядом стоял господин, который по выражению лица Алексея догадался о его состоянии.

– Что, уважаемый, не понравилось вам здесь?

– Да что хорошего в этом городе? Ни травы, ни деревьев, ни воды… Для богатых её привозят за сто вёрст в цистернах, а бедняки довольствуются опреснённой морской. А что это за чёрное сооружение странной формы возвышается среди серой груды камней?

– В народе эту башню называют Девичьей. По легенде бакинский хан якобы построил её для своей дочери, которую задумал выдать замуж за нелюбимого человека, вот она и бросилась с неё в море.

– Красивая легенда! Я приехал сюда в поисках работы, но когда увидел всё собственными глазами, был по-настоящему ошеломлён. Настоящий ад – котлы, кипящая смола, жара, люди, похожие на чертей… Наблюдая нефтяной фонтан, я вообразил, что землю тошнит грязью и в ней суетятся маленькие чумазые человечки. Всё, что происходило на моих глазах, было жутким, нереальными и бессмысленным! Пусть я трижды с голоду подохну, но работать сюда не пойду! За пару часов, проведённых среди вышек, меня стал одолевать кашель, я чувствовал себя отравленным. Всё там – земля, предметы, люди и животные – было пропитано тёмным жиром; зеленоватые лужи напоминали о гниении, а песок под ногами не скрипел, а противно чмокал. А поломанное и погнутое железо, куски разбитых труб, торчащие из песка, и раздёрганные проволочные трассы?… Рабочие напоминали полупьяных, агрессивных, бесцельно кричащих друг на друга идиотов, и мне казалось, что я наблюдаю за сумасшедшими!

– Вы, видимо, очень впечатлительный молодой человек и замечаете то, на что многие люди не обращают внимания. Кстати, ваше описание произвело на меня большое впечатление. Мне неоднократно доводилось бывать на промыслах, но такой адской картины я не видел ни разу. Из вас получился бы недурной журналист или публицист. Не пробовали этим заняться?

– Имею опыт, – смущённо произнёс Алексей, – и хочу посвятить себя писательству.

– Похвально, молодой человек.

– А вы видели бараки, в которых живут несчастные рабочие? – Алексей вернулся к прежней теме. – Это низкие, с выбитыми стёклами, наскоро сложенные из рыжеватых и серых неотёсанных камней длинные казармы, прижатые друг к другу. Сколько грязи и отбросов них! Ни деревца, ни травинки, ни кустика поблизости. Жутко смотреть на полуголых детей. Они месят ногами зеленоватую жирную слизь, небольшими группками уныло сидят в тесных дворах или обломками железа и щепками играют на плоских крышах. Как и всё вокруг, они также испачканы нефтью! На их чумазые рожицы без содрогания не взглянешь.

– Да, вы правы, условия жизни рабочих в Баку ужасные. Разве только Нобели и Ротшильды позаботились о них больше других.

– Я ушёл оттуда очумевшим и с одним желанием – спалить эти чёртовы деревянные пирамиды, чтобы пламя охватило всю внутренность Земли и уничтожило эту жирную грязную сковородку, на которой вынуждены жариться тысячи измученных людей!

Наступил октябрь, я приехал в Баку из Германии. Люди стали возвращаться домой, улицы, как и прежде, заполнились толпами прохожих. На Николаевской улице мне встретился господин Гославский, и я поздравил его с должностью главного архитектора города.

Проходя мимо полицейского отделения, через которое лежал мой путь домой, я увидел, что двое городовых буквально тащат туда двух подростков 14–15 лет. Один из полицейских, увидев меня, почтительно поздоровался.

– Что они натворили? – осведомился я.

– Эти шалопаи пытались ограбить лавку на базаре! Но мы успели их схватить.

Один из мальчиков пристально взглянул мне в лицо. Он показался мне знакомым.

– Как тебя зовут? – поинтересовался я.

– Рустам.

– Мы раньше встречались?

– Да, на даче у Агабека Селимханова, четыре года назад.

– Да-да, припоминаю… Это был день рождения его дочки Сары. Видимо, тогда я тебя и заметил. А кем ты приходишься Агабеку?

– Никем.

– Где ты живёшь?

– На Большой Крепостной улице, около бани.

Больше я ничего не успел узнать, их завели в отделение. Мне стало жаль подростка, и я отправился искать его дом. Подойдя к бане, я спросил у игравших мальчишек, где живёт Рустам. Они тут же провели меня к небольшому одноэтажному домику. Я постучал в дверь. Вышла пожилая женщина.

– Вы мать Рустама?

– Да, а вы кто?

– Я сейчас видел, как городовой вёл вашего сына в полицейский участок.

– Как «в полицейский участок»?! Он арестован? За что?… – запричитала бедная женщина. К ней подбежали две девочки и, схватив за её широкую юбку, заплакали в голос.

– Тихо, тихо, дайте мне договорить! Есть ли у вас родственник или близкий человек, который может пойти в полицию и поручиться за него?

– «Родственник»? Нет у меня никого!

– Это плохо, его могут посадить в тюрьму.

– «В тюрьму»?… Нет, нет! Смилуйся, Аллах, над моим сыном!

– Послушайте, я вам советую обратиться за помощью к Агабеку.

– Ох, совсем я разум потеряла! Мне нужно бежать к Биби-ханум, она поможет!

Несчастная мать, продолжая всхлипывать, закуталась в чадру и бросилась к дому Агабека.

…Дверь ей отворил слуга.

– Зулейха?… – удивлённо воскликнул он. – В такой час? Что случилось?

– Ох, Ахмед… беда у меня! Мой Рустам…

– Что с ним?

– Моего Рустама арестовали и хотят посадить в тюрьму!

– О Аллах, сохрани её от этого несчастья! – произнёс Ахмед и побежал сообщить новость хозяйке. Вскоре он вернулся и провёл Зулейху в гостиную, где величественно восседала на горе подушек Биби-ханум.

– Салам алейкум, Зулейха! За что хотят посадить твоего сына?

– Да продлит Аллах твой век, Биби-ханум! Я не знаю… я ничего не знаю…

– Что ещё этот сукин сын натворил?…

Бедная Зулейха только мотала головой и всхлипывала.

– Хорошо, не плачь. Я пошлю в полицию нашего Гасана, он всё уладит.

Через час Гасан с Рустамом стояли перед грозной хозяйкой и заплаканной Зулейхой. Биби-ханум не видела Рустама почти четыре года, за это время он вырос и возмужал.

– Тебя, сынок, не узнать. Красавец! Уже усы начали пробиваться… а ума всё нет? Что ты натворил?… Тебе не жалко свою мать? Посмотри на неё, она же вся извелась! День и ночь работает, чтобы тебе, бездельнику, было что есть. А ты? Что творишь?…

– Биби-ханум, да не даст мне соврать Аллах, последние два года Рустам начал помогать, приносит домой деньги.

– А, так ты образумился, взялся за ум? За что же тебя арестовали?

Рустам молчал, разглядывая ковровый рисунок на полу. Нахмурив брови, Биби-ханум взглянула на Гасана. Этот весьма расторопный молодой человек руководил прислугой в доме и выполнял поручения господ в течение всего дня.

– Можно сказать, что Рустам связался с плохой компанией, которая совершает незаконные поступки, – весьма обтекаемо объяснил он. – За небольшую мзду я вызволил его, но в полиции предупредили, что в следующий раз его настигнет наказание! Эти молодые разбойники грабят лавки на Шемахинке.

Все взоры устремились на подростка. Зулейха громко всхлипнула, а Рустам виновато опустил голову, на этот уставившись на носок своего сапога.

– Вот, значит, чем ты занимаешься!.. В бандиты подался! Тоже мне гочу нашёлся, щенок такой! Побойся Аллаха, бросай это дело, возьмись за ум! Я попрошу своего сына, чтобы он нашёл тебе какую-то работу. Понял меня?

Рустам кивнул, продолжая молчать. В этот момент в залу вошли Сара, а за ней фрейлейн Анна.

– Что случилось, бабушка, почему такой шум?

– Ты что не спишь? Уже поздно! Почему ты разрешила ребёнку выйти из комнаты? – повысила своей голос пожилая женщина, как, впрочем, делала это при любой возможности.

– Простите меня, но она просто выскочила наружу, – попыталась оправдаться Анна.

– Сара, душа моя, да буду я жертвой твоей, здесь тебе не место, иди в свою комнату.

– А кто этот мальчик?…

Но когда их глаза встретились, она мгновенно узнала Рустама. Оба они вытянулись за прошедшее время и были чертовски привлекательны. Несколько секунд при полнейшей тишине они, не отрывая взгляда, изучали друг друга. Наконец фрейлейн, обняв Сару за плечи, решительно подтолкнула её к выходу. Сара, очнувшись, нехотя подчинилась.

Это была первая бессонная ночь Сары. Она не понимала, что с ней происходит. Анна, которая лежала рядом, заметив, что девочка ёрзает в постели от беспокойства, обняла её, нежно поглаживая за волосы, и стала напевать колыбельную, как делала это много лет назад. Наконец её подопечная, успокоившись, погрузилась в сон. На следующий день Анна поинтересовалась, что тревожило Сару и мешало ей спать.

– Дорогая моя, поделись со мной, и тебе сразу станет легче!

Сара неожиданно для себя зарделась, и ей показалось, что фрейлейн заметила это. Фыркнув, девочка развернулась и побежала в свою комнату. Здесь она уселась в своё любимое кресло-качалку и стала медленно раскачиваться. Сара в свои десять лет любила одиночество, тишину, любила помечтать о том, что с ней будет, когда она вырастет и встретит принца, который заберёт её далеко-далеко, в сказочную страну. Сейчас она с удивлением спрашивала себя: неужели она влюбилась в этого Рустама?! Неужели это и есть любовь?… Всё так просто и в то же время странно… Она не видела его четыре года и почти забыла о его существовании… Случайная встреча, длившаяся всего две-три минуты, всколыхнула уснувшие чувства, и они вспыхнули с такой силой, что она испугалась. «Это не похоже на тебя, Сара, – думала девочка, – ты такая гордая, ироничная, свысока глядящая на всех, особенно на мальчишек…» Тогда, на даче, она питала к нему некую симпатию, которая со временем трансформировалась в ожидание абстрактного героя, которого она встретит и полюбит. А вчера вновь увидела красивое лицо Рустама, его впалые щёки, прямой, чуть с горбинкой нос, лёгкий пушок пробивающихся усиков, красиво изогнутые брови, мужественный подбородок и глаза – эти зелёные бездны, которые устремились на неё так, словно желали поглотить… Из заурядного мальчугана он превратился в её сознании в кого-то особенного, единственного и неповторимого… Сара не понимала, как это могло случиться: она мечтала о принце на белом коне, а влюбилась в сына поварихи. «Значит, я такая, недостойная жениха-принца, если влюбилась в Рустама. Так это и есть любовь?… Надо посоветоваться с подружкой…»

– Сара, Сара, где ты? Иди обедать, уже время!

Голос фрейлейн прервал её размышления. Так не хотелось выходить из комнаты, садиться за стол и есть эту опостылевшую восточную пищу. Другое дело, когда Анна водит её в общество немецких женщин, где они едят франкфуртскую колбасу из свинины. Там же она впервые попробовала пиво и распевала псалмы, славя христианского бога. Если бы бабушка знала, что они с Анной вытворяют!

Рустам не прислушался к словам Биби-ханум, не пошёл в контору к Агабеку, а продолжил свою разбойничью жизнь совместно с Тогрулом. Однажды вечером они возвращались домой и услышали впереди чьи-то крики. Подойдя поближе, приятели увидели, как какой-то здоровый детина повалил бедного амбала и пытается забрать у него заработанные за день копейки. Рустам не раздумывая бросился на выручку. Тогрул выкрикнул ему вслед:

– Какое твоё дело, зачем лезешь?

Но Рустам, схватив грабителя левой рукой за шиворот, правой со всей силы стукнул его кулаком по уху. Тот, взревев от боли, отпустил жертву и, оглушённый, опрокинулся навзничь. Рустам помог амбалу встать. Бедняга плача стал благодарить его:

– Да благословит тебя Аллах, мой сынок! Спасибо тебе!

Постепенно Рустам стал понимать, как устроен этот мир, сколько несправедливостей творится вокруг, как выживают более сильные и жестокие, а несчастные и обездоленные покоряются судьбе и отдаются воле Всевышнего. Он даже поклялся самому себе, что, если его ждёт такая же незавидная участь, он наложит на себя руки. Вся его жизнь будет устремлена к тому, чтобы быть сильным и храбрым, по возможности помогать несчастным и бедным. Со временем Рустам отошёл от Тогрула, который оказался обыкновенным бесчувственным бандитом, зарабатывающим себе на жизнь разбоем. Он сколотил свою группу из людей, которые были согласны с его жизненной философией: грабить богатых и помогать нуждающимся. Так в Баку появился свой Робин Гуд.

Нефтяная лихорадка, начавшаяся в Баку в 1870-е годы и способствовавшая появлению большого количества состоятельных людей, естественно, привлекла внимание и разного рода бандитов. Сюда приехало множество грузинских разбойников, называющих себя «кинтос». Их нанимали за деньги, чтобы грабить и убивать богатых бакинцев. В ответ местные богачи стали нанимать местных бандитов для охраны, поскольку от полиции толку мало. И действительно, вскоре бакинские разбойники перебили приезжих, и кинтос исчезли из города. Поняв эффективность вооружённой охраны, богатые мусульмане завели себе персональных телохранителей, которые стали называться гочу. Постепенно, почувствовав свою власть, гочу поделили город на сферы влияния и сейчас держат в страхе целые кварталы. Они даже начали брать дань с хозяев магазинов, лавок и ресторанов. Вскоре богатым гочу самим потребовалась персональная охрана. Таким образом, гочу может называться как бандит и убийца, так и частный телохранитель. У армянских богатеев охрана зовётся «зинвор[51]51
  Этимологически армянское слово «зинвор» означает «вооружённый» и употребляется здесь в значении «воин».


[Закрыть]». Они одеты в чёрные каракулевые шапки, бархатные жилеты с серебряными пуговицами, на поясе висит деревянная кобура с маузером. У гочу кобура кожаная, и они предпочитают револьверы. Зинворы и гочу недолюбливают друг друга, но терпят, пока ладят между собой их хозяева. Полиция почти не контролирует город – людей режут днём и ночью. Существует уголовно-полицейский сговор: банды во главе с гочу находятся в тесной связи с низшими полицейскими чинами – приставами, околоточными, надзирателями и городовыми, в большинстве своём татарами, которые фактически подчиняются полиции. Особенно влиятельным среди них является пристав Мамедбеков. Все судачат, что разбойники в городе не ловятся, потому что полиция пошла на компромисс с их главарями.

1893 год

Город постепенно приходит в себя после страшного холерного года, унёсшего жизни сотен людей. За это время здесь побывало 60 врачей и 168 фельдшеров.

После окончания медицинского факультета Харьковского университета в Баку вернулся второй дипломированный мусульманский врач – Мамед Рза Векилов.

Как всегда, Новый год встретили в Зимнем клубе Общественного собрания. Мужчины-служащие были одеты в мундиры и фраки, остальные нарядились в чёрные сюртуки или национальные костюмы. Дамы были одеты в дорогие и изящные декольтированные парижские платья. Смуглокожие и белокожие красавицы дополняли друг друга. Вход был платным. Собранные деньги по традиции пойдут на помощь нуждающимся. Гостей встречали губернатор Владимир Петрович Рогге (р. 1843) и его супруга Елена Ивановна. После праздника полиция подобрала на улицах и развезла по домам более 300 пьяных.

По инициативе протоирея православной церкви Юницкого был устроен Иордан и Крестный ход на площади Колюбакина (Парапет).

Высшее общество города погрязло в азартных играх. Бакинцы проводят бессонные ночи за зелёным сукном, изводя здоровье и содержимое кошельков. Даже большинство гласных, которые должны заседать в Городской думе, отрываются от виста, только если у них имеются личный интерес или выгода. Городской голова Деспот-Зенович даже пытается отлавливать прогуливающих заседателей в садах и клубах и штрафовать, но ничего не помогает.

Спрос на немок-бонн и домашних учителей не падает. Правда, работа гувернантки полна страхов и неожиданностей, особенно когда гуляешь с детьми в Мариинском сквере, где пристают пьяные, бездомные или ловеласы. Каждый вечер в Михайловском саду играет оркестр. Летние драки в Баку – дело обыденное. В городе вполне легально существуют дома терпимости, их держат армяне. Некоторые немки работают в этих домах. Интересный факт: шведов в городе тоже считают немцами, для местных они все – лютеране-единоверцы.

Управа установила нумерацию домов, каждый домовладелец обязан иметь дворника и содержать улицу перед домом в порядке. Однако многие отнеслись к этому достаточно формально: прикрепив табличку с номером, установили звонок для вызова дворника, который так и не был нанят.

Прошли новые выборы в Городскую думу на 1894–1898 годы. С поднятием имущественного ценза до 1500 руб. ухудшилось положение мусульман – вместо 50 % их стало всего 30 %. В новую думу выбрали 62 гласных, из них 31 армянин, 12 русских и других национальностей из христиан и 19 мусульман. После 16 лет службы в качестве главы города Деспот-Зенович по причине пошатнувшегося здоровья решил уйти на покой. Началась борьба за эту вакансию между армянином Х. Антоновым и одним из директоров фирмы «Каспийское товарищество» К. А. Ирецким. При поддержке мусульман новым головой стал Ирецкий.

Окончив Петербургский технологический институт, в Баку приехал один из первых мусульманских инженеров-технологов Фатулла Асад-оглы Рустамбеков (р. 1867, Сальяны) и приступил к работе на нефтепромыслах купца первой гильдии Мусы Нагиева. Другой безграмотный, но удачливый и обладающий природными умом, энергией и волей крестьянин Шамси Асадуллаев, став миллионером благодаря нефтяному фонтану, создал нефтяную фирму в свои 53 года. Ещё в 1871 году Шамси женился на Мейранса-ханум, от которой у него родились два сына и три дочери.

Театр Тагиева подожгли религиозные фанатики, но Зейналабдин не тот человек, которого можно запугать. Он восстановил и даже значительно расширил новое здание. Мусульмане, приходящие на спектакли, так и сидят в своих папахах; мусульманским женщинам в театр ходить не подобает. В «храме Мельпомены», как его здесь называют, хор Николаевского собора дал духовный концерт. В Баку развлечений не много, поэтому на всех концертах гастролирующих музыкантов и певцов здесь непременные аншлаги. Правда, бо_́льшая часть публики не знает элементарных правил приличия: вместо того чтобы, затаив дыхание, слушать волшебные звуки, доносящиеся со сцены, вечно опаздывающие «светские» дамы начинают поиски своих кресел, шурша юбками (ведь главной целью выхода является желание покрасоваться нарядами); в последних рядах слышатся вздохи и стоны от избытка пропущенной горькой. Некоторые господа в неурочный час отправляются в буфет приложиться к рюмочке, скрепя на весь зал сапогами. Мне запомнился один случай. Богатые жители селения Балаханы явились в Тагиевский театр, где шёл спектакль. В середине представления один из них взобрался на сцену и, вытащив пистолет, прокричал: «Как, ала! Не отдаёшь дочь свою? Ты же слово дал! Смотри, а-а… все кишки выпущу!» Вот такая публика.

В этом году, к большому разочарованию мусульманского населения, власти запретили и закрыли зорхану[52]52
  Зорхана (азерб. «дом силы») – вид традиционной городской спортивной арены, распространённой в Азербайджане, Иране и до недавнего времени в Ираке.


[Закрыть], где пехлеваны-богатыри состязались в борьбе под сопровождение народной музыки. Это были грандиозные зрелища, которые каждую ночь собирали до 300 зрителей. Запрет объяснили опасениями массовых народных выступлений.

Трагические новости. Скончался император Александр III в возрасте 49 лет. На престол взошёл его сын, Николай II.

Совершенно нелепейший случай унёс жизнь Карла Нобеля. Обходя один из цехов своего механического завода в Петербурге, он зачем-то отворил топку, и вырвавшееся наружу пламя настолько сильно обожгло его лицо, что это оказалось не совместимым с жизнью. Ему было всего 32 года!

Преемником скончавшегося С. Багирова стал Погос Гукасов.

Холера унесла жизнь известного композитора Петра Ильича Чайковского.

40-летнему Маркусу Сэмюэлю-младшему, хозяину торговой марки «Шелл», поставили страшный диагноз – рак. Врачи прогнозируют не более шести месяцев жизни.

Из-за большого притока люда в Баку подённая плата за 12 рабочих часов снизилась до 40–50 коп., которые раньше получали персы (русским чернорабочим платили 60 коп.). Город наводнили притоны, чайханы и духаны. Везде шастают воры, мошенники и разбойники, наглость их с каждым днём только растёт. Грабят всех, тащат всё подряд. Участились ограбления и убийства фаэтонщиков, что-то постоянно пропадает в купальнях. Магазинов и лавок в городе масса, зато квартир не хватает, поэтому стоимость аренды жилья без удобств заоблачная – почти половина жалования обывателя средней руки. Паразитирует маклерство, особенно при керосиновых сделках, покупке и продаже квартир. Самый знаменитый маклер в городе – С. И. Джакели. Базары завалены дешёвыми фруктами – арбузы, дыни, виноград, сливы, яблоки. Армия амбалов, переносящих товары, только увеличивается. Поскольку я плачу щедрее местных (5 коп. вместо 3 коп.), они постоянно следуют за мной в надежде заработать. Поразительно, с какой страдальческой покорностью вьючного животного один амбал нагибает свою спину, поверх которой положен маленький мягкий мешок, напоминающий седло, а другой нагромождает на неё одну тяжесть за другой! Обременённый тяжкой ношей, амбал отправляется в путь, иногда на довольно далёкие расстояния. Амбалы считают такой ужасный образ жизни чем-то в порядке вещей. Я даже видел, как один из них нёс на спине пианино! Такая выносливость объясняется тем, что они уже приспособились находить на спине точку опоры для груза любой тяжести. Эта выносливость тем более поражает, что по своему внешнему виду они совсем не похожи на русских рослых широкоплечих и здоровенных рабочих; напротив, их телосложение довольно невзрачно и тщедушно. Всё их питание заключается в чуреке и винограде. При ничтожном заработке (6 коп. в день) они умудряются скопить деньги в течение нескольких лет и возвратиться обратно в Персию. Если терпят здесь столь тяжёлый труд, видимо, на родине им ещё хуже. Кварталы, где живут амбалы, – это сколоченные из старых досок и ржавого железа лачуги, тёмные, сырые подвалы, в которых ютятся семь-восемь человек. Существование их подчинено лишь одной мысли – подзаработать и вернуться домой к семьям.