Текст книги "Состоятельная женщина. Книга 2"

Глава 52

– У вас такой вид, будто вы заметили вора и готовитесь схватить его за руку, – тихо сказал Уинстон, останавливаясь рядом с Полом Макгиллом. Он проследил за направлением взгляда Пола, который с отвращением наблюдал за Артуром Эйнсли.

– Он просто осел, – продолжал Уинстон, – не обращайте на него внимания. Мы с Фрэнком уже давно не замечаем его.

Пол повернулся к Уинстону с выражением гнева и отвращения на лице.

– От него у меня все закипает внутри. Этот невероятный дурак компрометировал Эмму в течение всего обеда, а теперь его поведение становится еще более возмутительным. Мало того, что он неспособен умерить свой пыл к спиртному, так он еще не может не лапать всех присутствующих женщин. Эмма, должно быть, сгорает от стыда за него.

Уинстон только улыбнулся с плохо скрываемым презрением к Артуру.

– Я это сам вижу. Вы могли мне об этом и не говорить. Он – законченный негодяй. Кроме того, я почти уверен, что он делает все это вполне осознанно. А Эмма делает вид, что ничего не замечает. Конечно, это у нее такой способ самозащиты. Вы знаете мою сестру, Пол, от нее не ускользает ни одна мелочь.

Уинстон покачал головой.

– Я с нетерпением жду, когда Фрэнк и Натали, наконец, поженятся на следующей неделе, и кончатся эти бесконечные завтраки и обеды. Тогда нам больше не придется терпеть присутствие Эйнсли.

– Удивительно неприятная личность, не находите? – бросил пробный камень Пол. Уинстон промолчал, и Пол продолжил: – Я знавал многих англичан того же круга, что и Артур, получивших такое же образование, как он, и отличающихся несколько женственными манерами. Но это не обязательно свидетельствует об отсутствии у них мужественности. Но что касается Артура, то я, если бы не знал точно, что это не так, то мог бы поклясться всеми святыми, что он – явный гомосексуалист. Вы согласны со мной, Уинстон?

– Это не раз приходило мне в голову. Я заметил определенные тенденции в поведении Артура за последние месяцы. То, что он женат на Эмме и является отцом двоих близнецов, вовсе не исключает вероятности подобных сексуальных отклонений, хотя я и не могу утверждать это с полной определенностью. Кроме того, он все это время не устает волочиться за женщинами.

Пол нахмурился.

– Может быть, его равным образом влечет к представителям обоих полов? В этом нет ничего невозможного. Вы, наверное, слышали о так называемых бисексуалах?

– Как бы я хотел, богом клянусь, чтобы моя сестра никогда не выходила за него. Мы все старались отговорить ее, но она так упряма. Конечно, она вышла за него только от отчаяния.

– Я об этом слишком хорошо знаю, – пробормотал Пол, глядя в стакан, который держал в руке. – Вы не сказали мне ничего нового.

Уинстон увлек Пола за собой в укромный уголок салона ресторана „Лайонел Стьюарт”, где собрались гости после предсвадебного обеда. Уинстон, которому всегда нравился Пол, за эти десять дней, в течение которых они постоянно общались на различных подобных предсвадебных мероприятиях, обнаружил, что его восхищение этим австралийцем и симпатия к нему только возросли. Они испытывали взаимную тягу друг к другу. Теперь он заговорщицким тоном заявил:

– Фрэнк говорит, что за последний месяц вас с Эммой часто видят вместе. Я просто счастлив это слышать.

Заметив тень смущения на красивом лице Пола, Уинстон усмехнулся.

– Я знаю, что вы смотрите на меня, как на старшего брата – защитника Эммы. Так вот, я хочу, чтобы вы знали: я могу это только приветствовать, особенно, учитывая уже все случившееся в ваших непростых судьбах. Эмме нужен такой мужчина, как вы. Если быть совсем точным, то ей нужны именно вы. Вы – единственный мужчина из тех, кого я знаю, который способен надолго, если не навсегда, удержать ее в руках. Она многих отпугивает от себя, так как большинство мужчин не умеют обращаться с такими независимыми и яркими женщинами, к тому же – весьма своенравными.

Пол принужденно улыбнулся, слегка смущенный, но обрадованный услышанным.

– Благодарю, Уинстон. Мне было приятно все это слышать, и я полностью согласен с вами. – Его глаза искрились смехом. – Сделайте одолжение и повторите то же самое даме, о которой идет речь. Я буду признателен за любую поддержку.

– Я уже говорил с ней. И Фрэнк тоже. Но вы знаете Эмму. Ей никто не указ.

Уинстон бросил проницательный взгляд на Пола.

– Может быть, она считает, что вы в любой момент можете упорхнуть к себе в Австралию? В конце концов, именно там сосредоточена значительная часть ваших деловых интересов.

– Вполне возможно. Однако, я уже говорил ей, что собираюсь проводить здесь большую часть своего времени. За последние несколько лет я так отладил управление моими предприятиями, что теперь мне требуется лишь изредка приезжать в Австралию. Один, максимум два раза в год. Эмме также известно, что в прошлом году я значительно расширил свой офис здесь, в Лондоне, чтобы иметь возможность управлять всеми делами отсюда.

Пол покачал головой.

– Я просто не знаю, что ей еще сказать: она ко всему относится скептически. Но я не осуждаю ее за это.

– Может быть, вы слишком тонко намекаете ей на свои намерения, – предположил Уинстон. – Вы же знаете женщин! Порой им требуется все разжевывать.

– Эмма мало похожа на большинство других женщин.

– Это откровение года! – рассмеялся Уинстон. – Дайте ей возможность убедиться в том, что вы приехали сюда навсегда. В конце концов, она осознает это.

Пол кивнул и окинул взглядом просторный, элегантно обставленный салон в поисках Эммы. Он обнаружил ее, беседующей с Натали, Фрэнком и с родителями Натали. Был знойный июньский день, и все присутствующие сильно страдали от жары. Гости выглядели уставшими и слегка разомлевшими, все, кроме несравненной Эммы. Она одна казалась живой и свежей в своем простом платье из желтого шелка. Это платье и яркая шляпка на коротко остриженной, завитой головке придавали ей юный беззаботный вид. Эмма выглядела удивительно женственной, и все остальные женщины бледнели по сравнению с нею. Она выделялась среди них не только своей красотой, но и особой аурой вокруг себя. „Надо быть женщиной до мозга костей, чтобы вести себя с таким достоинством и элегантностью, особенно на фоне штучек Эйнсли!” – подумал Пол. Потом он с удивлением заметил, что Эмма собралась уходить, и торопливо вручил свой стакан Уинстону.

– Подержите это минутку, старина. Мне надо отлучиться ненадолго. Извините меня.

Пол перехватил Эмму в вестибюле.

– Куда это ты так торопишься? – спросил он, властно беря ее за руку и поворачивая к себе лицом. – Сбегаешь? Мне казалось, что я один собираюсь улизнуть, – усмехнулся Пол.

Эмма не смогла удержаться от смеха.

– Я всегда, когда надо, легка на подъем, мистер Макгилл. Мне показалось, что будет проще, если я скроюсь потихоньку. Не хотелось бы разрушать компанию, но, к сожалению, я должна вернуться к себе в универмаг.

„Черта с два надо тебе возвращаться туда. Просто ты хотела отделаться от своего несносного муженька”, – подумал про себя Пол.

– Я отвезу тебя, – быстро проговорил он и, беря инициативу в свои руки, увлек ее к дверям.

Вначале Эмма поддерживала малозначимый разговор, пока Пол вел свой „роллс-ройс” в оживленном субботнем потоке машин на Мэйфэр. Но через несколько минут она смолкла, вспоминая сегодняшний обед. Эмма кипела внутри. Беспардонное поведение Артура возмущало ее, он осрамил не только себя, но и ее тоже. Привыкшая не обращать внимание на его выходки, она сегодня чувствовала себя крайне неудобно во время и после обеда. Она сдерживала себя, пряча досаду на него за невозмутимой внешностью, но нежелание Артура соблюдать приличия глубоко возмущало ее. Она не может больше притворяться, что ничего не видит. Довольно, после свадьбы Фрэнка она больше не станет появляться с ним в обществе. В какой-то степени ее возмущение было вызвано еще и тем, что Пол видел все это, но, как ни странно, его присутствие одновременно успокаивающе действовало на нее.

Эмма искоса взглянула на Пола. Интересно, о чем он думает? Его лицо казалось непроницаемым. Приезжая в последнее время в Лондон, она регулярно обедала с ним. Он вывозил ее на приемы, в театры и в оперу. Он был вежлив, галантен, но не более, и держался с нею строго корректно. Она была наполовину уверена, что он возобновит свои ухаживания после нескольких проведенных вместе вечеров, но, к ее некоторому облегчению, этого не произошло. Если быть честной, то ей хотелось встречаться с ним, проводить с ним время, и она не могла отрицать, что он по-прежнему привлекал ее. Но с другой стороны, врожденное чувство самосохранения подсказывало, что ей надо быть с ним осторожной. Ее брак, конечно, нельзя было считать счастливым, но во всем остальном ее жизнь текла как надо. Она не могла рисковать достигнутым с таким трудом внутренним равновесием, а Пол мог легко нарушить его, сохранив за собой власть над ее чувствами. Она решила, что больше никогда в жизни не позволит себе страдать из-за любви. Но тут невиданное чувство подавленности охватило ее. Она взглянула на часы.

– Может быть, ты лучше отвезешь меня домой, Пол, – сказала Эмма. – Уже пять часов и, наверное, поздновато ехать в универмаг.

– Конечно, – ответил Пол, – куда прикажешь, Эмма.

Он заметил охватившую ее задумчивость, и волна нежности к ней захлестнула его. Остановившись у светофора, он обернулся к Эмме, стараясь разгадать ее чувства к нему. Каждый раз, когда они встречались, она была весела и любезна, но держалась особняком, и спустя несколько дней он понял, что она равнодушна к нему. Он старался вести себя так, чтобы преодолеть ее отчужденность, но безуспешно. „А правильную ли тактику я выбрал?” – подумал Пол. Приближаясь к Белгрейв-сквер, он, повинуясь внезапно принятому решению, сделал круг по площади, проехал мимо Уилтон-Мьюс и направил машину обратно к Мэйфэр.

– Куда мы едем? – обеспокоенно спросила Эмма. – Мне казалось, что ты везешь меня домой.

– Совершенно верно, мы едем домой, но только ко мне!

– Но… – прошептала Эмма.

– Никаких но, Эмма, – твердо заявил он не терпящим возражения тоном.

Эмма замерла на своем месте, вцепившись руками в сумочку. Слова протеста, которые она была не в силах произнести пересохшим ртом, застряли у нее в горле. Застигнутая врасплох его неожиданными действиями, она оказалась в затруднительном положении. Она никогда не бывала раньше у него дома, и перспектива оказаться наедине с ним пугала ее. Растерянная улыбка появилась у нее на лице. Она, не боявшаяся никого и ничего на свете, сейчас по-настоящему испугалась Пола Макгилла. Но ведь он всего-навсего мужчина! В конце концов, она взрослая женщина и способна за себя постоять! И разве в ее жизни мало риска?

Хотя решимость была написана на твердо очерченном лице Пола, он явно был взволнован. Эмме о многом поведали его внезапно напрягшиеся плечи, и она невольно вздрогнула всем телом. Она взглянула на его сильные руки, сжимавшие руль так крепко, что побелели костяшки, и, к своему ужасу, почувствовала, как непривычно часто забилось ее сердце.

Пол заехал на автомобильную стоянку на Беркли-сквер. Молча он помог Эмме выйти из машины, крепко взял ее под руку и провел через вестибюль к лифту. Его пальцы впились в ее тело, но Эмма была даже благодарна ему за поддержку. Ей казалось, что ее ноги готовы подогнуться в любую минуту, и она упадет.

Пол не отпустил ее и после того, как они вошли в его квартиру. С грохотом захлопнув за собой дверь, он развернул Эмму лицом к себе. Свободной рукой он откинул вуаль, закрывавшую ее лицо, взглянул в глаза, а потом резко притянул к себе. Его губы твердо и требовательно сомкнулись на ее устах. Эмма попыталась оттолкнуть его, но он был слишком силен для нее. Пол еще крепче обнял ее, дрожь пробежала по его рукам, и Эмма услышала его сердце, молотом стучавшее в его необъятной груди. Его губы слегка обмякли, и он нашел ее язык своим. Эмма почувствовала поднимающуюся в себе слабость и, близкая к обмороку, перестала вырываться из его рук. С изумлением она обнаружила, что сама теснее прижимается к нему и, повиснув на нем, страстно отвечает на его поцелуи. Она выпустила из рук сумочку, и та упала на пол. Его руки скользнули по ее спине на ягодицы и так плотно прижали к нему ее податливое тело, что, казалось, они слились друг с другом. Пол осторожно пошевелился, и сквозь тонкий шелк платья она ощутила всю силу охватившего его желания. Ноги Эммы непроизвольно раздвинулись, и знакомая горячая волна подхватила ее. Пол переместил ее голову к себе на плечо и накрыл ладонью ее грудь, с усиливающейся настойчивостью сжимая ее и лаская набухший сосок. Поднимающееся желание охватило Эмму, давно забытое волнение от его прикосновений вновь проснулось в ней. Она была беспомощна в его руках.

На какое-то время жаркие поцелуи Пола внезапно прекратились, и он с высоты своего роста взглянул ей в лицо. Эмма ответила ему долгим немигающим взглядом. Она прочитала дикое желание в его ясных голубых глазах, заметила, как растущее нетерпение искажает черты его лица, ощутила, с каким трудом справляется он с давящим на него физическим и эмоциональным напряжением. Дрожь снова пробежала по ее телу. Ее губы приоткрылись, из горла вырвался сдавленный крик. Он снова приблизил к ней свое лицо с потемневшими, ставшими почти фиолетовыми глазами, и снова принялся целовать ее, с почти первобытной жестокостью терзая ее губы, но у Эммы даже не возникало мысли остановить его. Поощряемый ею, Пол и не думал останавливаться. Желание затопило ее, обнажая ее истинные чувства и унося все ее опасения, действительные и вымышленные. Ее сопротивление рухнуло, подобно песчаному замку под натиском морского прилива, и она страстно льнула к нему. Ее чувственность, столь долго подавляемая, вырвалась, наконец, наружу и полностью овладела ею, подчиняя ее.

Пол слегка отодвинул ее от себя, не размыкая рук, обнимавших ее плечи. Его губы скривила легкая вызывающая усмешка. Он подался вперед, прижимая Эмму спиной к двери.

– Попробуй теперь сказать, что ты не любишь меня, что ты не хочешь меня, – хрипло прошептал он ей в ухо, его тяжелое дыхание щекотало ее шею. Прежде, чем она успела ответить, он сказал глухим, севшим от желания голосом:

– Ты не сможешь отрицать этого, Эмма, потому что мне хорошо известны твои истинные чувства.

Он пристально посмотрел прямо в ее пылающее лицо и уловил в ее глазах такое же нетерпение, что сжигало его самого. Он без слов понял все, что она хотела ответить, тихонько взял ее за руку и повел за собой в спальню.

Послеобеденное солнце ярким светом заливало ее через окна, и Пол на секунду отпустил Эмму, чтобы задернуть шторы. В спальне сразу стало сумрачно и прохладно. Как зачарованная, Эмма осталась стоять посреди комнаты, неотрывно глядя на него. Он повернулся и двинулся к ней мягко и бесшумно, как пантера, показавшись ей немного выше ростом, массивнее и мускулистее, чем прежде. Пол снял с нее шляпку и швырнул ее в кресло, медленно стянул перчатки с ее рук и, расстегнув на ней платье, спустил его с плеч. Платье желтой грудой упало к ногам Эммы. Пол помог ей перешагнуть через него и усадил на краешек кровати, не сводя глаз с ее лица и не переставая нежно улыбаться ей. Он снял с себя пиджак, галстук и рубашку, и Эмма затаила дыхание, ослепленная красотой и размерами его торса.

Пол опустился перед ней на колени. Он снял с нее туфли, поочередно поцеловав каждую ее ступню, зарылся лицом в ее колени. Машинально она запустила пальцы в его густые черные волосы и склонилась к его голове, целуя в макушку. Она погладила пальцами его широкие плечи и загорелую спину, чувствуя, как напрягаются его мускулы под ее прикосновениями.

– Не было дня, когда бы я не вспоминал тебя, Эмма, не желал бы тебя, не стремился к тебе, не нуждался бы в тебе, любимая. Ни одного дня за все эти годы, – сдавленным голосом вскричал он.

Он сжал руками ее бедра, погружаясь глубоко в них лицом. Наконец, он поднял голову и посмотрел сияющими глазами на Эмму.

– Я никогда не переставал любить тебя, Эмма.

– И я никогда не переставала любить тебя, Пол, – тихо призналась она.

Ее потемневшие, ставшие громадными расширившиеся глаза заволокло слезами.

Пол встал и, опрокинув ее навзничь, прижал спиной к постели. Обхватив ее руками, он накрыл ее своим телом и принялся покрывать поцелуями ее лицо, шею и плечи. Полу показалось, что остатки их одежды сами улетели прочь, и они, обнаженные, оказались в объятиях друг друга. Он почти ослеп от нестерпимого желания и с огромным трудом удержался, чтобы немедленно не овладеть ею, не слиться с нею, но он твердо держал себя в руках, возбуждая ее так, как умел только он один. Он осыпал поцелуями ее тело, лаская самые укромные и чувствительные его уголки до тех пор, пока ее дыхание не стало прерывистым от наслаждения. Ее неприкрытое желание еще сильнее воспламенило его.

А Эмма в это время подумала: „Он – единственное, что у меня есть в этой жизни, единственный мужчина, которого я когда-либо любила и желала по-настоящему. Пусть даже он исчезнет, и я до конца жизни больше не увижу его, это мгновение стоит того. Оно останется со мной навсегда”.

Пол почувствовал, как пальцы Эммы впиваются в его плечи, судороги сотрясали ее напрягшееся тело. Она низким воркующим голосом повторяла его имя, и он с особой ясностью понял, что только с ним она испытывает такой необыкновенный экстаз и удовлетворение. Он поднял голову и скользнул губами по ее гладкому плоскому животу. Достигнув ее грудей, его губы на мгновение задержались и двинулись дальше к ложбинке у основания шеи. Она вздохнула и, извиваясь под ним всем телом, крепко обвила его руками, призывно гладя по спине. Пол подумал, что он сейчас взорвется от распиравшего его желания. Он опирался на руки по обеим сторонам ее тела, изогнулся дугой над ней и заглянул в ее излучающие наслаждение глаза. Самые глубинные чувства были написаны сейчас на ее лице, на этом самом любимом лице, которое постоянно преследовало его в мечтах. Он был потрясен этим чудом, и сердце повернулось у него в груди.

Наконец, все преграды рухнули, и он овладел ею, проникая в самую глубину ее существа до самого сердца, и она откликнулась ему навстречу теплой свежей волной, беззаветно, без остатка отдаваясь ему. И ее кричащая жажда обладания ничем не уступала его.

Их воспоминания стали реальностью, прошлые страдания перетекли в нынешнюю радость, желание растворило в себе обиды. Их тела слились в остром наслаждении. Истосковавшиеся друг по другу, они испытали небывалый подъем, а неистовый финал почти лишил их чувств. Как бы ни прекрасны были минуты любви, пережитые ими в прошлом, на этот раз их соитие было самым ошеломляющим, чем когда-либо прежде, и они были опустошены силой своего соединения.

Потом, когда они лежали в изнеможении, сжимая друг друга в объятиях, не в силах оторваться друг от друга, Пол сказал:

– Я никогда больше не расстанусь с тобой, Эмма, до самой смерти. Я знаю, ты боишься, что я брошу тебя, но напрасно. Я уверен, что мы всегда будем вместе.

– Я не боюсь, Пол, – ответила Эмма, уткнувшись лицом ему в грудь. – Я верю тебе и знаю, что теперь ты не покинешь меня.

Он почувствовал, что она улыбается.

– В чем дело?

– Когда-то, много лет назад, один человек называл меня „неверящей Эммой”. Возможно, я была ею. Помнишь, как ты цитировал мне Абеляра перед отъездом на фронт и убеждал меня верить?

– Да, я помню, любимая.

– Так вот, если бы я сохранила веру, когда ты уехал в Австралию в 19-м, то, может быть, нам не пришлось бы испытать всех этих мук и страданий. Я никогда больше не стану сомневаться в тебе.

Он улыбнулся, прижал ее теснее к себе и поцеловал волосы.

– Мы еще наверстаем упущенное за эти годы, после моего возвращения в Австралию.

Глава 53

Слегка дрожа от холодного декабрьского ветра, Эмма вошла в свой дом на Раундхей. Она выскользнула из собольего манто, которое Пол купил ей прошлой зимой, когда они были вместе в Нью-Йорке, и бросила его в кресло. Она быстро пересекла холл, с приливом внезапной нежности подумав о Поле. Ей следует немедленно позвонить ему и сообщить, что она завтра приезжает в Лондон. Эмма вошла в библиотеку и изумленно застыла на пороге.

– Бог мой, Эдвина! Что ты делаешь дома? Я думала, зимний семестр кончается только на следующей неделе.

– Он и не кончился, – огрызнулась Эдвина, холодно глядя на мать.

Лицо дочери было необычно бледным, и ее волнение невольно передалось Эмме. Подойдя к дивану, Эмма сделала движение, чтобы поцеловать дочь, но Эдвина быстро отвернулась. Поколебавшись немного, Эмма села напротив. При ближайшем рассмотрении дочь выглядела совершенно больной. Или просто серая школьная форма так обесцвечивала ее лицо, что в зимнем послеполуденном свете лицо Эдвины казалось совершенно бескровным.

– В чем дело, дорогая? – озабоченно спросила Эмма. – Что ты делаешь дома? Что тебя так расстроило?

– Нет, ничего. Я приехала, потому что мне нужно было повидаться с тобой, – ответила Эдвина. – Поговорить тобой об этом.

Она достала из кармана конверт и швырнула его матери.

– Интересно, чему вас учат в такой дорогой школе, неужели таким манерам, – мягко заметила Эмма и наклонилась, чтобы поднять бумагу, упавшую к ее ногам.

Эдвина пронзительно выкрикнула:

– Можешь не трудиться заглядывать внутрь. Там мое свидетельство о рождении. Ты отказалась дать мне оригинал, поэтому я вынуждена была написать в Сомерсет-хауз и попросить прислать копию. Ты прекрасно знаешь, что в нем написано. И теперь я понимаю, почему ты прятала его от меня все эти годы.

Конверт дрогнул в руке Эммы, озадаченно смотревшей на него. Душа ее ушла в пятки. Она смотрела на Эдвину, чувствуя тошноту, подступающую к горлу, и так крепко сжала губы, что они побелели. Эмма не могла выговорить ни слова. В свою очередь Эдвина с презрительным выражением лица не отрывала взгляда от матери.

– Что тебя так шокировало, мама? – прошипела она. – Это мне надо быть шокированной. В конце концов, это я – незаконнорожденная.

Эдвина произнесла это слово с такой резкостью, и ее предрешение было столь очевидным, что Эмма вздрогнула, как от удара.

Эдвина подалась вперед, и ее серебристо-серые глаза потемнели от ненависти.

– Как ты могла уверять меня все эти годы, что мой отец – Джо Лаудер, когда на самом деле им был Блэки О'Нил? – язвительно расхохоталась она. – Блэки О'Нил! Твой дражайший друг. Держу пари, что это он. Вьется около тебя, как преданная собачонка, с тех пор, как я себя помню, и во время двух твоих замужеств! – Глаза ее сузились. – Ты мне отвратительна, мама. Я горевала по Джо все эти годы, а ты допускала это. Как жестоко с твоей стороны.

Эмма старалась держать себя в руках, но ее голос дрогнул, когда она произнесла:

– Тебе было бы легче, если бы я об этом сказала? Смягчило бы твое горе или облегчило бы его? Джо был твоим отцом в лучшем смысле этого слова. Он любил тебя ничуть не меньше, чем собственного сына, и ты любила его тоже. Ты бы горевала по нему не меньше, чем если бы знала правду. Зачать ребенка может каждый, Эдвина, но только то, как мужчина ведет себя после рождения ребенка, делает его настоящим отцом. Или нет? Хотя ты не была плотью и кровью Джо, он, несомненно, относился к тебе так, как будто ты была его родной дочерью, и это единственное имеет значение.

– Ты просто оправдываешь себя! Ты – лживая шлюха!

Эмма молча смотрела на свою восемнадцатилетнюю дочь, сидящую перед ней, и не знала, что сделать, что сказать, чтобы успокоить ее, чтобы облегчить ее страдания!

– И как прикажешь мне себя называть, дорогая мамочка, могу ли я спросить. У меня ведь нет фамилии, не так ли? Может быть, меня зовут О'Нил или, может быть, Харт? – Эдвина с трудом перевела дух, в глазах ее блеснул металл. – Ты – лживое аморальное животное!

Эмма вздрогнула как от пощечины, но проигнорировав оскорбление, она сохранила выдержку.

– Твоя фамилия Лаудер, Эдвина. Джо удочерил тебя и дал свое имя.

– Спасибо, это все, что я хотела знать. – Эдвина поднялась и протянула руку. – Я забираю свое свидетельство о рождении, так как мне стоило больших хлопот достать его. – Она грубо выхватила его из рук Эммы.

– Я ухожу.

Эмма тоже встала. Она попыталась взять Эдвину за руку, но та гневно отдернула ее.

– Не дотрагивайся до меня, – истерично воскликнула Эдвина и ринулась прочь из библиотеки.

– Эдвина, сядь, пожалуйста, – тихо сказала Эмма. – Ты уже достаточно взрослая, чтобы обсудить все это со мной спокойно и разумно.

В ее голосе появились умоляющие нотки.

– Пожалуйста, дорогая. Я понимаю, что ты ужасно огорчена и обижена, но позволь мне объясниться. Пожалуйста, дай мне возможность сказать тебе…

– Ничего из того, что ты можешь сказать, не интересует меня. Я ухожу, – прервала ее Эдвина.

– Куда ты идешь? – взволнованно спросила Эмма и шагала вперед, умоляюще протягивая руки к дочери. – Пожалуйста, Эдвина, не уходи. Давай поговорим. Я хочу все объяснить тебе, и ты, может быть, простишь меня за то, что я скрывала от тебя правду. Я это делала с самыми лучшими намерениями, я хотела защитить тебя, заботилась только о твоем благополучии, моя дорогая. Я люблю тебя.

Эдвина злобно взглянула на мать, и голос ее задрожал от ненависти.

– Я уже сказала, что меня не интересуют твои объяснения, – она надменно вздернула голову. – Я покидаю этот дом, и ноги моей в нем больше не будет.

– Но, дорогая, ты не можешь уйти. Куда ты пойдешь?

Эмму душили слезы.

– Я собираюсь провести Рождество у кузины Фреды в Райпоне, а после праздников я намерена поехать в Швейцарию заканчивать учебу. Это единственное, о чем я просила тебя раньше, и то, в чем ты мне отказала. Пожалуйста, теперь отдай необходимые распоряжения. – Эдвина презрительно улыбнулась. – Ты достаточно богата, чтобы сделать это хотя бы сейчас. Полагаю, что ты будешь платить за мое обучение, мама, и не прекратишь выдавать мне мое содержание.

– Как ты могла об этом даже подумать! – воскликнула Эмма. – Я тебе никогда ни в чем не отказывала и не собираюсь этого делать теперь. Пожалуйста, останься.

Глаза Эммы наполнились слезами, и она неуверенным голосом сказала:

– Не уходи так, давай все обсудим.

– Я уже сказала тебе все, что собиралась. – И Эдвина решительно направилась к двери. Крепко ухватившись за ручку двери, она обернулась и посмотрела на Эмму, ее нежное лицо перекосилось.

– Я ненавижу тебя, мама. До конца дней своих я не желаю тебя видеть.

Дверь захлопнулась за Эдвиной. С растерянным лицом Эмма молча посмотрела вслед дочери и опустилась в ближайшее кресло. Она закрыла лицо руками, и слезы тихо покатились по ее щекам. Долгие годы она с ужасом ждала этого дня, пыталась всеми силами избежать этого безобразного столкновения. Но теперь, когда это случилось, Эмма чувствовала свою беспомощность по отношению к Эдвине, оказавшейся столь непреклонной. Она всегда знала, что ее дочь бурно отреагирует на это, и допускала, что утратит привязанность Эдвины, какой бы малой она не была, когда правда выйдет наружу. Эдвина никогда не питала к ней глубоких чувств, она любила только Джо и Фреду. Вся нежность и обожание, которые изливала Эмма на свою старшую дочь, падали на бесплодную землю. Эдвина всегда отталкивала ее, даже когда была еще совсем маленькой девочкой.

Неожиданно Эмма подумала, что, может быть, ей лучше пойти и рассказать Эдвине, кто ее настоящий отец, но это вряд ли бы облегчило страдания дочери и пережитое ею чудовищное унижение. Она по-прежнему останется незаконнорожденной, поэтому лучше на время оставить все как есть. Болезненные воспоминания и давно забытые образы плясали в ее голове. Эмма вспомнила о том, как боролась за существование, о жертвах, принесенных ею, о страхах и унижениях и обо всем, что ей пришлось пережить ради Эдвины. Неужели все было напрасно? Конечно, нет! Кроме того, она не знала, что ей делать дальше. Ведь все, что могла, она уже сделала.

Эмма вытерла слезы, ее природный оптимизм возобладал. Может быть, через несколько недель, когда Эдвина успокоится, появится шанс к примирению. Эта мысль обрадовала ее, и она поспешила наверх. Она должна уговорить Эдвину встретиться с ней после Рождества, если надо, то и умолить ее, и может быть, им как-нибудь удастся понять друг друга. Но, к огорчению Эммы, она нигде не смогла найти свою дочь. Эмма стояла посреди комнаты Эдвины, глядя в открытый шкаф, где пустые вешалки объяснили ей все. Она подошла к окну и посмотрела вниз, на улицу. „Роллс” исчез. Очевидно, Эдвина попросила шофера отвезти ее на вокзал. Эмма прижалась головой к раме и с пугающей ясностью поняла, что примирение невозможно: дочь потеряна для нее навсегда. С бледным и взволнованным лицом она неуверенными шагами направилась к себе в спальню. Нужно поговорить с Блэки! Она потянулась к телефону, но рука ее упала: Блэки до следующей недели должен был быть в Ирландии. Эмма устало опустилась в кресло, чувство утраты переполняло ее. Сердце ее щемило при мысли об Эдвине, испытавшей такие душевные муки, и Эмма всем сердцем хотела помочь ей. Наконец, Эмма с трудом заставила себя встать и прошла в ванную. Она сполоснула холодной водой пылающее лицо, опухшие глаза и заново накрасилась. Потом, почти успокоившись, позвонила в офис Артуру.

– Собираешься ли ты сегодня вечером обедать дома?

Артур был захвачен врасплох.

– Нет, а зачем? – спросил он с обычной безапелляционностью.

– Я должна повидаться с тобой, Артур. Это совершенно необходимо, поскольку завтра я уезжаю в Лондон. Я не отниму у тебя много времени. Самое большое – полчаса.

– Ладно, – неохотно согласился он, скорее из любопытства, нежели из желания доставить ей удовольствие. – Я буду дома примерно через двадцать минут.

– Спасибо, Артур.

Эмма повесила трубку и спустилась вниз ждать мужа. Когда немногим позже Артур вошел в библиотеку, он вопросительно взглянул на нее.

– Кто помял твои перышки, ты чертовски плохо выглядишь?

Он налил себе выпить и уселся напротив Эммы перед камином, с большим интересом глядя на нее.

– Что случилось?

– Артур, мне надо сказать тебе нечто важное.

– Давай, дорогая, я – весь внимание.

– У меня будет ребенок, – спокойно сказала Эмма.

Артур впервые в жизни не донес бокал до рта. Он нерешительно оставил питье и непонимающе уставился на нее. Потом он откинул голову и расхохотался.

– О Боже! Вот это да! Маленькая мисс Недотрога завела наконец любовника. Должно быть, это большой смельчак, если он захотел иметь дело с тобой, – воскликнул он. – И кто же этот счастливчик?

– Я не собираюсь обсуждать с тобой эту тему, Артур. Просто хочу, чтобы ты знал, что я на пятом месяце. Я собираюсь родить ребенка, а ты признаешь его своим.

– Неужели ты думаешь, что я собираюсь дать свое имя какому-то ублюдку? Какая самонадеянность! Я немедленно разведусь с тобой, Эмма.