Текст книги "Неуловимый граф"

– Вчера вечером за обедом ты опять села не на то место, – сурово выговаривала дочери леди Чевингтон. – Точно так же ты поступила и накануне. Тебе прекрасно известно, что я собиралась усадить тебя рядом с графом.

– Простите, мама, – ответила Калиста, – но мне очень хотелось сесть рядом с лордом Джорджем Бентинком, и я подумала, что вы не будете иметь ничего против, если я поменяю карточки.

– Я категорически против, – отрезала леди Чевингтон. – У меня было продумано все до мельчайших подробностей, и, как ты прекрасно знаешь, я хотела, чтобы ты побеседовала с графом Хелстоном.

– Вы ведь уже расстались с нелепой мыслью о том, что я могла бы стать женой графа, не правда ли? – спросила Калиста.

– Мысль эта вовсе не нелепа и не абсурдна, и я, без сомнения, собираюсь выдать тебя замуж именно за него, – возразила ее мать.

– В таком случае, могу вам твердо пообещать, что вы будете разочарованы, мама. У меня нет желания выходить замуж за графа, и, как известно, его тоже не интересуют молоденькие девушки вроде меня.

– Со временем молоденькие девушки превращаются в замужних женщин, Калиста; именно это вскоре произойдет и с тобой.

– Сомневаюсь, мама, и уж, во всяком случае, превращением этим я буду обязана не графу Хелстону.

Леди Чевингтон поджала губы.

– Ты будешь держаться с ним очень мило и приветливо, Калиста, и ты обязательно должна танцевать с ним сегодня вечером.

– Мне очень жаль, мама, но мне кажется, у меня не будет сегодня ни желания, ни настроения танцевать с кем бы то ни было.

– Что ты хочешь этим сказать?

– У меня ужасно болит горло. Нос тоже совершенно не дышит, и боюсь, что подхватила простуду.

– Я не верю ни одному твоему слову! – возмутилась леди Чевингтон. – Во всяком случае, лучше тебе прилечь перед обедом. Я хочу, чтобы вечером ты хорошо выглядела.

– Надеюсь, мне не придется огорчить вас, мама, – сдержанно заметила Калиста.

Через два часа, когда леди Чевингтон приветствовала в зале своих гостей, к ней подошел дворецкий.

– В чем дело? – недовольно спросила она.

– Мисс Калиста просила передать вам, миледи, что ей нехорошо, и она чувствует себя такой простуженной, что не в силах спуститься вниз и обедать вместе со всеми сегодня вечером.

С минуту леди Чевингтон стояла молча, не двигаясь, губы ее сжались в узкую полоску. Затем, услышав о прибытии новых гостей, она пошла к ним навстречу с очаровательной улыбкой, радостно восклицая:

– Как это мило с вашей стороны, что вы заглянули ко мне! Я так рада вас видеть!

Глава 4

Граф краем уха услышал разговор дворецкого с леди Чевингтон и улыбнулся, подумав, что Калиста осторожна и предусмотрительна даже сверх меры.

В то же время это означало, что сегодня вечером ему не о чем беспокоиться и он может не опасаться отойти хоть на шаг от других гостей или быть неожиданно застигнутым с ней вдвоем в оранжерее!

А посему он выкинул из головы все свои переживания по этому поводу и спокойно наслаждался беседой с друзьями, желавшими узнать его мнение о каждой из лошадей, принимавших участие в дерби, и о том, как они показали себя на бегах – Теперь тебе надо попытаться заполучить приз «Трипл Кроун», Озри, – заметил лорд Яксли, и законодатель беговой дорожки лорд Джордж Бентинк согласился с ним.

Приз «Трипл Кроун»– Тройная корона означал, что лошадь выигрывала скачки дерби, Сент-Лежер и две тысячи гиней.

– Я уже подумывал о том, чтобы записать Делоса на скачки в Эскоте, – задумчиво сказал граф.

– У вас есть еще две лошади, на которых я спокойно поставил бы крупную сумму, если бы они участвовали в скачках на Золотой кубок , – заметил лорд Джордж. – Делоса я приберег бы для Сент-Лежера.

– Возможно, вы и правы, – согласился граф, в то время как другой владелец конюшни спросил несколько кисло:

– Неужели никто не остановит Хелстона, и он за один год заберет себе все эти блестящие безделушки? Если он выпустит своего Делоса, я отказываюсь участвовать в скачках. – Остальные посмеялись над его словами, но он продолжал:

– Можно подумать, ему помогают какие-то высшие силы. Одному Богу известно, как этому Хелстону вечно удается производить самых лучших чистокровных лошадей, намного превосходящих всех наших.

– Думаю, дело тут не только в производстве и родословной лошади, – заметил лорд Джордж Бентинк. – Мне кажется, большую роль здесь играет тренинг. У Хелстона свои собственные методы, которые коренным образом отличаются от общепринятых и тем не менее дают прекрасные результаты.

– Кто же может с этим спорить! – раздраженно воскликнул кто-то.

Обед и на этот раз был чрезвычайно обильным и вкусным – настоящий праздник для эпикурейца и гурмана; когда джентльмены присоединились к дамам в гостиной, граф сразу же направился к карточному столу, не имея никакого желания продолжать затянувшийся флирт с очаровательной женушкой престарелого лорда, которая опять была его соседкой за обеденным столом.

Гости сегодня не расходились допоздна, и дамы тоже остались в зале, так как после обеда начались танцы; было уже за полночь, когда собравшиеся пожелали наконец друг другу спокойной ночи. , – Вечер удался, я так веселилась сегодня, мама, – услышал граф голос герцогини Фрамптон, старшей дочери леди Чевингтон, беседовавшей со своей матерью. – Как жаль, что Калиста простудилась!

– Это совершенно непростительно с ее стороны, – ответила леди Чевингтон отнюдь не тем обворожительным тоном, каким она обращалась к гостям.

– Надеюсь, к завтрашнему дню она поправится настолько, чтобы поехать на бега, – засмеялась герцогиня. – Ты же знаешь, Калиста скорее умрет, чем пропустит скачки.

Леди Чевингтон ничего не ответила. Взяв с собой зажженные свечи в серебряных подсвечниках, гости стали медленно подниматься по лестнице, расходясь по своим спальням.

Граф задержался дольше других, чтобы предупредить дворецкого, что он уезжает завтра днем, сразу же после скачек.

Он решил, что трех ночей, проведенных в имении Чевингтон, вполне достаточно, и был уверен, что Калиста будет рада, когда увидит его удаляющийся экипаж.

У подножия лестницы он заметил леди Чевингтон, которая рассказывала лорду Джорджу Бентинку и лорду Пальмерстону о тех изменениях, которым подвергался дом в течение столетий.

– Это довольно любопытная, можно сказать, даже поразительная, смесь различных архитектурных стилей и периодов, – сказал лорд Пальмерстон.

– Что правда, то правда, – согласилась с ним хозяйка дома.

– И что удивительно, – заметил лорд Джордж, – так это то, что каждая его часть, каждая новая пристройка кажется совершенным творением своего времени. Например, эта, где мы находимся сейчас, замечательный образец периода правления Георга I, а если мы возьмем оранжерею или библиотеку, то увидим, что это чудесное воплощение всего лучшего, что было в стиле королевы Анны.

– Я умышленно сохранила те характерные черты, которые отличали каждый стиль, – объяснила леди Чевингтон, – и, как ни странно, Елизаветинский флигель нравится мне больше других. Я до сих пор еще с болью думаю, как мало осталось в этом доме от того старинного здания, в котором еще сохранялся дух столетий, но этот флигель остался нетронутым, и, по-моему, он в своем роде безупречен!

– Я совершенно согласен с вами, – ответил лорд Джордж.

– В спальни я поставила кровати эпохи Тюдоров, а когда приходится кое-где менять деревянную обшивку стен, я буквально на коленях умоляю хранителя старинных церквей, чтобы он выделил мне панели с таким же рисунком.

– Ваш вкус непогрешим, дорогая моя, он выше всяких похвал! – заговорил лорд Пальмерстон, и в голосе его прозвучали почти ласкающие нотки.

– Как бы мне хотелось, чтобы весь дом был выдержан в стиле эпохи Тюдоров! – воскликнула леди Чевингтон, поднимаясь по лестнице. – У меня есть картина, где он изображен именно таким, каким был в тысяча пятьсот шестидесятом году; он назывался тогда «Привал королевы», поскольку королева Елизавета останавливалась здесь проездом. Я обязательно должна показать вам это полотно.

– Я с удовольствием посмотрел бы его, – ответил лорд Джордж. – Должен сказать, что вам повезло, это большое счастье – обладать старинной живописью.

– У меня есть еще несколько жанровых картин, где дом изображен на заднем плане, – заметила леди Чевингтон, – но эта – единственная, где он занимает все полотно и является центром композиции.

На верхней площадке лестницы она остановилась и обернулась к графу:

– Картина, о которой мы сейчас говорили, висит на стене в вашей спальне, милорд. Вы ведь не будете против, если мы зайдем к вам на минутку, и я покажу ее лорду Пальмерстону и лорду Джорджу?

– Конечно, пожалуйста, – вежливо ответил граф.

Они прошли по коридору, и граф открыл дверь своей спальни.

Все четверо несли свечи, которые оказались совершенно лишними здесь, так как в комнате по обеим сторонам широкой кровати горели два больших канделябра, и еще один, с шестью зажженными свечами, стоял на столике у камина, так что картина была прекрасно освещена.

Они прошли в комнату, и граф, подняв глаза к картине, висевшей над каминной полкой, подумал, что леди Чевингтон совершенно права, говоря, что это чрезвычайно интересное и необычное полотно.

Громадный дом из красного кирпича, окруженный темной зеленью садов и парков, казался сверкающим драгоценным камнем, вставленным в прекрасную оправу. Граф сделал еще шаг к камину, чтобы получше рассмотреть картину, и тут услышал за своей спиной удивленные и испуганные восклицания. Он обернулся.

Леди Чевингтон и мужчины, сопровождавшие ее, смотрели не на чудесную картину над камином, нет, они смотрели на громадную широкую кровать в стиле Тюдоров.

Не веря своим глазам, граф увидел, что посреди этой огромной кровати лежит Калиста! Ее светлые локоны рассыпались по подушке, и она тихо, сонно дышала. Она спала!

Мгновение никто не двигался. Затем голосом, звеневшим от возмущения и негодования, леди Чевингтон произнесла:

– Что я вижу, милорд?!

Граф стоял, молча глядя на нее, парализованный, не находя слов для ответа. Лорд Джордж и лорд Пальмерстон тактично стали потихоньку отступать к двери.

Граф заметил на губах лорда Пальмерстона тонкую улыбку мужской солидарности, а может быть, и симпатии.

Сам он пережил уже столько любовных приключений, что не мог не проникнуться братскими чувствами к другому такому же грешнику.

Леди Чевингтон подошла к постели и, нагнувшись, приподняла дочь за плечи.

Она изо всех сил трясла ее, и тут граф понял, что Калисту, должно быть, опоили снотворным.

Она медленно открыла глаза; казалось, веки ее стали слишком тяжелыми, и ей трудно их поднять; она смотрела на мать туманным, непонимающим взглядом, не в силах осознать, где она и что происходит.

– Вставай, Калиста! , Леди Чевингтон резко дернула свою дочь за плечи, усадив ее на постели.

Калиста с трудом, с очевидным усилием отвела глаза от лица матери и посмотрела в ту сторону, где, молча глядя на нее, стоял граф.

– Где… я? Что… случилось? – спросила она невнятно, как сквозь сон, произнося слова.

– Как будто бы ты не знаешь! – воскликнула леди Чевингтон. – Я возмущена до глубины души, мне стыдно за тебя, Калиста, но сейчас не время и не место обсуждать твое поведение!

Говоря это, она повернулась, чтобы взять платье, брошенное на спинку стула около кровати, и граф обратил внимание на то, что ей не пришлось искать его, очевидно, она знала, где оно лежит.

Приподняв Калисту, она стянула ее с кровати и набросила ей платье на плечи.

– А сейчас ты пойдешь со мною! Поддерживая дочь за плечи, она повела ее к двери.

Граф стоял, точно застыв, глядя на них в оцепенении; когда Калисту проводили мимо него, глаза девушки встретились с его взглядом, и он увидел в них глубокое, темное отчаяние.

– А с вами, милорд, я поговорю завтра утром, – обратилась леди Чевингтон к графу уже с порога; они вышли, и граф остался один.

Мгновение он еще стоял, глядя на закрывшуюся за ними дверь, затем, плотно сжав губы, опустился в кресло.

Он должен был признаться теперь самому себе, что Калиста была права, полностью и абсолютно права, а он был глупцом, что не послушался ее, не поверил ей сразу.

Почему, спрашивал он себя теперь, он не мог допустить, что она не зря так волнуется и предупреждает его? Почему он сразу не отказался от приглашения погостить в имении Чевингтон, как она просила его?

Невероятно, как мог он недооценить изобретательность и решительность этой женщины, особенно после того, как узнал о тех ловушках, которые она расставила герцогу и маркизу, женив их на своих старших дочерях.

Он понимал, что теперь пути к отступлению нет, и он должен жениться на Калисте, если не хочет запятнать своей чести.

Граф был совершенно уверен, что невозможно будет убедить ни лорда Пальмерстона, ни лорда Джорджа в том, что Калиста появилась у него в спальне без его ведома и без ее согласия.

Все знают о его отношениях с прекрасным полом, и его репутация, без сомнения, будет свидетельствовать против него, если он попытается оправдаться и доказать свою невиновность.

Выход из создавшегося положения был только один, а именно – жениться на Калисте.

Победа леди Чевингтон означала не только то, что она заимела богатого и высокопоставленного зятя, но и выиграла к тому же пари на тысячу гиней и, что еще важнее, – ей удалось поймать, наконец, Неуловимого графа, показать всем, что он у нее под каблуком!

Никто, конечно же, в ярости думал граф, ни на секунду не поверит, что весь этот хитроумный план был тщательно разработан задолго до того, как он приехал в имение Чевингтон.

Красота и очарование леди Чевингтон, ее умение заводить друзей, ее прекрасные приемы, на которых ни одному гостю никогда не приходилось скучать, всевозможная роскошь и развлечения, которые она им предоставляла, комфорт, которым окружала их, снискали ей всеобщее расположение и популярность в обществе.

Конечно, как говорил лорд Яксли, людям было известно, что она несколько тщеславна и честолюбива, но никому даже в голову не могло прийти, до какой степени может дойти это честолюбие, какими способами она пользуется, чтобы обеспечить своим дочерям то положение в свете, которое, с ее точки зрения, необходимо для их счастья и благополучия.

– Проклятье! – воскликнул про себя граф. – Должен же быть какой-то другой выход?!

Но он знал, что все безнадежно, и ему ничего больше не остается, как принять неизбежное и назвать Калисту своей женой.

Ну что ж, могло бы быть и хуже, подумал он.

Даже в этот момент, кипя от ярости, в бешенстве, что его загнали в ловушку, граф немного успокаивался, вспоминая, что, по крайней мере, она умна, к тому же она любит лошадей, да и вообще у нее прелестное личико.

В то же время, думая о том, как она сказала ему на берегу озера, что хотела бы выйти замуж только за любимого человека и будет искать эту любовь, пока не найдет, граф чувствовал, что это всегда было и его глубоким затаенным желанием.

Но если бы он даже и не нашел той любви, которую искал, то, по крайней мере, он предпочел бы выбрать себе невесту самостоятельно, без помощи леди Чевингтон.

Он поднялся и стал ходить взад и вперед по комнате.

Он метался, как зверь в клетке, чувствуя, как стены комнаты словно сдвигаются, почти не оставляя ему свободного пространства, потолок нависает все ниже над его головой, окна и двери запираются на тяжелые замки и засовы, превращая его в узника, которому уже никогда не вырваться на свободу!

Он стал пленником женщины, оказавшейся гораздо умнее его, женщины, которая провела его, хитростью заманив в ловушку, из которой ему уже никогда не вырваться! Никогда!

Когда граф проснулся на следующее утро, первым его желанием было вскочить и немедленно, пока никто еще не проснулся, бежать из этого дома обратно в Лондон. Однако он тут же сказал себе, что так мог бы поступить только трус.

Он прекрасно понимал, что если он страдает, то и Калиста должна страдать не меньше; он не мог забыть того отчаяния, которое увидел в ее глазах, когда мать уводила ее ночью из его спальни.

Надо будет обсудить ситуацию с ней, подумал граф. Возможно, она найдет тот выход, которого я пока что не вижу.

Он знал, что Калиста не покорится воле матери так просто, она будет наотрез отказываться от этого брака, но ведь она еще несовершеннолетняя!

Даже если бы ей уже исполнился двадцать один год, родители все равно имели полное право распоряжаться судьбой своих детей, и девушки должны были выходить замуж за того, кого выберут им в мужья их мать и отец; даже и речи быть не могло, чтобы возражать или спорить по этому поводу.

Граф раздумывал, не рассказать ли лорду Якали обо всем, что произошло, но потом решил, что чем меньше людей будет знать о случившемся, тем лучше для Калисты.

Если бы только в обществе стало известно, что девушку нашли спящей в его постели, на голову ее немедленно обрушился бы поток порицаний и осуждений всех добродетельных великосветских дам.

Нашлось бы также немало девушек помоложе и покрасивее, для которых было бы несказанным наслаждением опозорить и выставить на посмешище соперницу, которой удалось сделать то, чего они так и не смогли достигнуть, – поймать Неуловимого графа в брачные сети.

Граф был абсолютно уверен, что леди Чевингтон уже позаботилась о соблюдении тайны, взяв с лорда Джорджа Бентинка и лорда Пальмерстона слово, что они не будут разглашать того, что видели; так или иначе, оба они были джентльменами и прекрасно понимали, что в таких делах следует держать язык за зубами, особенно когда речь идет о чести молодой девушки.

– Боже милостивый! – взмолился граф. – Только бы все это не достигло ушей королевы!

Затем он подумал, что если уж ее величеству ничего не известно о любовных похождениях своего министра иностранных дел, то еще менее вероятно, что до нее дойдут слухи о Калисте.

Друзья называли лорда Пальмерстона – Купидон, но, как бы настойчиво и неумолимо он ни преследовал прекрасных женщин, он всегда оставался настоящим джентльменом, и граф знал, что ему можно доверять – он не скажет ничего, что могло бы повредить репутации Калисты.

В отличие от Пальмерстона, лорд Джордж был немного пуританином, и он-то, без сомнения, до глубины души был потрясен и шокирован, увидев незамужнюю даму в постели графа.

Каковы бы ни были его взгляды на интрижки графа, когда дело касалось других дам, постарше и поопытнее Калисты, тут он был поражен тем, что граф, в объятия которого пылко бросилась бы чуть ли не любая понравившаяся ему женщина, пал так низко, что выбрал молоденькую и невинную девушку.

Красивое лицо графа было замкнуто, и глаза его смотрели недоверчиво и настороженно, когда он спустился к завтраку.

В имении Чевингтон было принято, что джентльмены спускались завтракать в общую залу, в то время как почти всем дамам завтрак приносили в спальню.

Граф встал рано, так что в столовой, кроме лорда Яксли, было еще только двое мужчин – один известный государственный деятель и выдающийся законодатель беговой дорожки. Все они уже сидели за столом, просматривая колонки спортивных новостей; газеты лежали перед ними на специальных подставках так, чтобы удобно было читать.

– Все газеты только и говорят, что о Делосе, причем в самых восторженных выражениях, – заметил лорд Яксли, увидев графа, входящего в залу. – Они восхищаются им, называют его вторым Эклипсом; думаю, это должно тебе понравиться.

Не отвечая, граф прошелся вдоль ряда аппетитных, дымящихся блюд и закусок, стоявших на столике у стены. Несколько лакеев ожидали, пока он сделает выбор, чтобы тут же броситься выполнять приказания.

Выбрав наконец блюдо по своему вкусу, граф уселся за длинный, накрытый белоснежной скатертью стол, и дворецкий, почтительно наклонившись к нему, тихо спросил, какой напиток он предпочитает – чай, кофе или пиво.

Граф заказал кофе, заметив, что остальные выбрали пиво, за исключением одного из владельцев скаковых лошадей, который уже с утра пил брэнди.

– Как ты полагаешь, чем кончится первый заезд? – спросил лорд Яксли.

Он всегда бывал не в меру разговорчив за завтраком, и это часто вызывало раздражение других мужчин.

– Думаю, первой придет лошадь лорда Дерби, – ответил граф, впервые открыв рот с тех пор, как вошел в столовую.

– Я так и знал, что ты это скажешь, – заметил лорд Яксли. – А вот некоторые газеты утверждают, что лучше ставить на Поучера.

– Я видел его на скачках в Донкастере, – вмешался в их разговор владелец скаковой лошади. – Мне лично кажется, что он не слишком вынослив, хотя на коротких дистанциях ему, может, и удастся выйти победителем.

Лорд Яксли как раз собирался поговорить о достоинствах других лошадей, участвующих в скачках, как в столовую вошли новые гости; среди них были лорд Джордж и лорд Пальмерстон.

Оба они сердечно поздоровались с графом; это горячее, искреннее приветствие должно было означать, что они уже начисто забыли о том злосчастном эпизоде, свидетелями которого невольно явились прошлой ночью.

Лорд Яксли вовлек лорда Джорджа в бесконечную дискуссию о том, справедливо или нет обвинили вчера одного из участников последнего заезда, что он якобы пытался оттеснить соперников с беговой дорожки и вывести их из состязания; их затянувшийся спор был на руку графу – по крайней мере, он мог сосредоточиться и попытаться прочитать лежавшую перед ним газету. Граф в молчании закончил свой завтрак.

Выпив вторую чашку кофе, он собирался уже подняться из-за стола, когда к нему подошел дворецкий.

– Простите, милорд, но ее светлость хотела бы поговорить с вами. Она просит вас ненадолго подняться в ее будуар.

– Через минуту я буду к ее услугам, – ответил граф.

Дворецкий распахнул перед ним дверь и проводил вверх по лестнице, а затем и по коридору в ту часть дома, где располагались личные апартаменты леди Чевингтон.

По дороге граф размышлял, не следует ли прямо обвинить ее в том, что все происшедшее прошлой ночью было подстроено ею умышленно? Потом он подумал, что это бессмысленно и у него все равно ничего не вышло бы, кроме некрасивой сцены.

Ему было ясно, что леди Чевингтон отречется от всего и заявит, что понятия не имела о намерениях своей дочери.

Она может доказать это тем, что ожидала ее к обеду и была уверена, что Калиста спустится к гостям и примет участие в танцах.

Только в самую последнюю минуту дочь сообщила ей, что чувствует себя плохо и не сможет спуститься, но ей в это время нужно было занимать многочисленных гостей, и она никак не могла бы подняться к Калисте до тех пор, пока бал не закончился и общество не начало расходиться.

Нет, подумал граф, ничего не остается, как только принять все происшедшее с милой улыбкой и дождаться того момента, когда можно будет обсудить все это с Калистой.

Дворецкий распахнул перед ним дверь и ввел его в будуар леди Чевингтон.

Комната была такая, какой и ожидал увидеть ее граф, – благоухающая цветочными ароматами, изысканно, со вкусом обставленная, вся выдержанная в нежно-голубых тонах, служивших прекрасным фоном для светлых золотистых волос и бело-розового цвета лица ее светлости. . По стенам были развешаны великолепные картины кисти французских художников, а одного взгляда, брошенного графом на безделушки, стоявшие на столиках, было достаточно, чтобы понять, что леди Чевингтон собрала здесь такие сокровища, о которых мог только мечтать какой-нибудь знаток искусства и коллекционер.

Хозяйка этого будуара в утреннем платье из тонкого полупрозрачного муслина, обшитого кружевами, мягкими складками обтекавшего ее стройную фигуру, сидела у своего секретера.

Заслышав шаги графа, она встала. Она молча ждала, пока дворецкий выйдет и прикроет за собой дверь, потом сказала:

– Я попросила вас прийти ко мне, милорд, поскольку случилось кое-что весьма неприятное и непредвиденное.

Граф удивленно, выжидательно приподнял брови.

– Калиста сбежала!

Это было совсем не то, что граф ожидал услышать, и он стоял, ошеломленный, не веря своим ушам.

– Сбежала? – с недоумением повторил он. – Куда?

– Не имею ни малейшего понятия, – ответила леди Чевингтон. – Мне известно только, что она оседлала своего Кентавра и выехала из дома рано утром на рассвете.

– А не могла она поехать к каким-нибудь своим друзьям?

– Маловероятно. Впрочем, я уже послала грума в одно имение по соседству, где живет единственная подруга, с которой Калиста поддерживает близкое знакомство, но я почти уверена, что там никого нет сейчас. По-моему, их семья недавно уехала. Так или иначе, не думаю, чтобы Калиста обратилась к ним за помощью.

– Вы считаете, что ей нужна чья-то помощь? – спросил граф, переходя в наступление.

– Я подумала, не говорила ли она с вами о чем-нибудь, что могло бы натолкнуть нас на мысль, где она могла укрыться?

– Так вы признаете, что она хотела найти укрытие? – произнес граф обвинительным тоном.

– Я ничего не признаю – резко возразила леди Чевингтон. – Представляю, как должно быть стыдно девочке после того, что произошло прошлой ночью! Естественно, она хотела куда-нибудь скрыться, быть подальше от посторонних глаз! Но она не могла уйти надолго. Как бы там ни было, пока что, я думаю, ни вам, ни мне лучше никому не сообщать об этом.

– Мне не о чем говорить, и я не собираюсь никому ни о чем сообщать, – ответил граф. – Не могли бы мы с вами побеседовать откровенно, начистоту?

– Не вижу в этом никакой необходимости, – возразила леди Чевингтон, глядя прямо ему в глаза. – Разумеется, ваша свадьба с Калистой состоится, только о помолвке будет объявлено несколько позже. Мы не можем этого сделать, пока она не найдется.

– Я уверен, что и она понимала это, когда решила уйти из дома, – саркастически заметил граф.

Леди Чевингтон прошла через комнату и остановилась у камина.

– Не думайте, что мне доставляет радость такая ситуация, – произнесла она. – Куда могла уехать Калиста? И как – если только она не захочет вернуться домой – собирается она заботиться о себе и о своей лошади?

– Полагаю, она захватила с собой некоторую сумму денег?

Леди» Чевингтон пожала плечами.

– Не знаю, что и думать об этом. Мисс Эйнсворт, гувернантка моей младшей дочери, уверяет, что у нее могло быть с собой всего лишь несколько фунтов, не больше.

– Несколько фунтов? – воскликнул граф. – Но это просто смешно! , – Я думаю, это внушает надежду, – заметила леди Чевингтон. – Когда Калиста поймет, что на эти деньги прожить невозможно, она вернется домой. Это ведь очевидно, не так ли?

– Мне кажется, вы не совсем понимаете ситуацию, – резко возразил граф. – Вы представляете себе хоть немного, как опасно для девушки, такой юной и привлекательной, как Калиста, путешествовать одной, без какого-либо покровительства и без денег?

В голосе графа звучал еле сдерживаемый гнев, и леди Чевингтон не могла его не заметить.

– Я так же волнуюсь, как, по реей видимости, и вы, милорд, – ответила она. – С другой стороны, что я могу сейчас сделать? Конечно, можно сообщить в полицию, если вы считаете, что это наилучший выход. Однако мне кажется, что в интересах самой же Калисты постараться по возможности избежать скандала. – Она остановилась, потом добавила. – Вы, наверное, и сами понимаете, – свет никогда не поверит, что она сбежала одна.

– Она убежала от меня, – горько сказал граф, – и от того будущего, которое вы столь искусно и хитроумно ей уготовили!

– Не вижу смысла обсуждать сейчас что-либо, кроме того неприятного положения, в которое попала Калиста, – возразила леди Чевингтон, словно не замечая высказывания графа, которое он не в силах был дольше сдерживать. – Мы можем только надеяться, что, после того как она отъедет на несколько миль от дома, в ней проснется здравый смысл и она поймет, что надо вернуться. Я очень надеюсь, что сегодня вечером, когда мы приедем с бегов, она уже будет дома.

– Сразу после скачек я уезжаю в Лондон, – холодно сообщил граф. – Мой слуга заедет за мной, как только будет уложен багаж.

– Ну что ж, если таково ваше желание… – согласилась леди Чевингтон. – Завтра я все равно буду в Лондоне, надеюсь, вместе с Калистой, так что мы сможем встретиться и обсудить, когда лучше всего поместить в «Бюллетене» объявление о вашей помолвке – Я буду дома весь день.

Граф поклонился и вышел, прежде чем леди Чевингтон успела еще что-нибудь сказать.

Уже в коридоре граф подумал, что ее большие голубые глаза победно сияли, когда он произнес последнюю фразу, и ощутил непреодолимое желание высказать ей все, что он думает о ее поведении.

Однако он был очень сдержанным человеком и хорошо понимал, что, если даже он взорвется, потеряв над собой власть, вряд ли это чем-нибудь поможет ему.

Главное – нужно увидеть Калисту и поговорить с ней, но пока это невозможно, ему ничего другого не остается, как только вернуться в Лондон.

Граф провел воистину мучительный день на ипподроме, тщетно пытаясь отвлечься от своих невеселых мыслей и следить за бегами; в конце концов, он уехал, не дождавшись последнего заезда.

– Не понимаю, что с тобой творится, Озри, – то и дело повторял лорд Яксли. – Я еще никогда не видел тебя в таком мрачном настроении. Можно подумать, что ты проиграл дерби, когда на самом деле все обстоит как раз наоборот!

Однако граф не стал ничего ему объяснять. Вместо этого он сел в свой экипаж и помчался в Лондон, добравшись до него даже быстрее, чем обычно. Граф молчал всю дорогу. Он чувствовал, что ему необходимо снова оказаться в своем доме, ощутить его комфорт и надежность его стен Он то и дело мысленно проклинал тот день, «» когда впервые переступил порог великолепного особняка леди Чевингтон.

Теперь страдает не он один, но и Калиста тоже; хотя графу было ясно, что если бы леди Чевингтон не остановила свой выбор на нем, она нашла бы другую жертву, и кто бы он ни был, вряд ли он был бы более подходящим мужем для ее дочери.

Но он лично, по крайней мере, был бы тут тогда ни при чем.

Высадив лорда Яксли, который все еще безуспешно пытался выяснить, что же беспокоит его друга, у его дома, граф подъехал к своему особняку; мистер Гротхэм уже ждал его с целой кучей пришедших за это время приглашений, ни одно из которых графу не хотелось принимать.

У него была слабая надежда, – хотя умом он и понимал, что это маловероятно, – что Калиста как-нибудь даст ему о себе знать. Однако среди множества писем, лежавших на его письменном столе, не было ни одного, написанного знакомым почерком, – тем, которым было написано когда-то приглашение встретиться на мосту через Серпентин.

«Куда она могла поехать?»– мучительно размышлял он. Эта мысль не давала ему покоя весь день. Он никогда раньше не задумывался о том, что может сделать девушка, если она убежит из дома.

Конечно, было немало молодых женщин, которые, восстав против власти родителей, бежали ночью через окно своей спальни, но в таких случаях всегда был тот, кто держал лесенку, по которой они спускались, и у кого была уже приготовлена упряжка лошадей, сменявшихся на каждой почтовой станции, которые в мгновение ока могли домчать их до деревушки Гретна Грин1010
  Гретна Грин – деревушка в Шотландии, на границе с Англией, где можно было оформить брак без документов и формальностей.


[Закрыть].